Текст книги "Земля"

Глава 11

Юный день не пасмурный и не яркий. Пасутся в небе высокие облака. Рина отправляется проведать яблони, пока они не совсем ещё отцвели. Никакой особой нужды в этом нет – ей только хочется побыть рядом с деревьями, которые дедушка Ибрагим когда-то привёз и посадил на этой земле. Может быть, как раз в тот год, когда Рина родилась.

Ййр позволил сходить и одной, если хочется. Яблони на виду станционной горки, а страфили и дикая островная живность предпочитают держаться на уважительном расстоянии.

Мысли здесь текут прозрачно и невесомо, будто само сладкое дыхание молодых яблонь, мешающееся с запахом здешних цветущих трав и лёгкого дровяного дыма.

Так странно.

И сам Страфилев край, и станция, и эти деревья – память о дедушке Ибрагиме, но, окружённая этой памятью, Рина совсем не слышит в себе горя или скорби. Возможно, это оттого, что всё-таки прошло уже изрядное время. Или оттого, что Страфилев край живёт, и на станции что ни утро растопляют широкую плиту, а на исходе каждой весны зацветают яблони…

Жаль, Сэм не пошёл, хотя она приглашала прогуляться.

За последние пару дней он, конечно, ничем Рину не обидел, но держаться стал чуть отстранённее. При этом изредка она замечала взгляд Сэма – почти такой же у него бывал когда-то в школе, когда Сэму нужна была помощь с домашним заданием. Только тогда Рине легко было догадаться: просить списать гордый Сэм не привык.

Теперь же… нет, конечно, было бы замечательно себе вообразить, что странный, и растерянный, и чуточку хмурый взгляд означает что-нибудь новое и романтическое. Но Рине всегда хватало отваги дружить с Сэмом без шансов на его ответную сердечную склонность. Глупо было бы продолжать надеяться.

Вздохнув, Рина осторожно обнимает ближайшую яблоню, прижимается щекой к ещё прохладной коре.

Удивительное всё же здесь место. Даже невесёлые мысли совсем не болят, не заставляют в стотысячный раз разбирать себя на части в поисках изъяна. А ещё при Сэме Рина никогда не стала бы вот так ни с того ни с сего обниматься с деревом; может, не так уж и жаль, что он не пошёл с ней гулять.

В ветвях вздыхает ветерок, осыпает Ринины волосы предпоследними нежными лепестками. Если прикрыть глаза – шелест превращается в голос вчерашних волн, озорных, подсвеченных солнцем. Волн, с которыми, оказывается, можно станцевать. По крайней мере, у Ййра получается…

Наверное, пора возвращаться.

Рина, всё ещё занятая своими мыслями, успевает не спеша отойти от добрых яблонь шагов на пятнадцать, когда за её спиной раздаётся дробный перестук развешанных по ветвям жестянок и сразу вслед – скрип дерева.

Рина оборачивается медленно. Так будет правильно, вопреки бросившемуся вскачь сердцу.

В широкой развилке ствола самой крупной яблони складывает крылья страфиль, возникшая будто из ниоткуда.

* * *

Рина уверена, что эту страфиль ей ещё не доводилось видеть близко.

Тёмного, почти чёрного окраса с переходом в бурую рыжину на самых кончиках перьев, и лицо то ли загорелое дочерна, то ли от природы такое. Страфиль совершенно не похожа на одну из холостых юниц, пожаловавших испытать храбрость перед объективом Сэмова фотоаппарата. Грозная и статная, она бесстрастно смотрит на Рину сверху вниз, и глаза у неё лиловы, в густой тени длинных ресниц.

Рине даже не страшно, пусть дыхание стиснуло в груди словно сильным морозом, а ладони смокли, и их студит яблоневый ветер. Может быть, она уже по другую сторону страха. А может, Рина нерушимо верит, что Ййр не отпустил бы её сюда одну, если бы это было по-настоящему опасно.

Четвёртое утро подряд Рина вместе с Ййром кричит страфилям на рассвете: «Сегодня я вас не убиваю»…

Какое-то время Рина и страфиль смотрят друг на друга, не шевелясь.

Крылатое созданье чуть склоняет набок голову, отчего вид у него делается озадаченный. Проводит языком по тонким губам и выговаривает – негромко, с явным старанием:

– Ййир-р.

Случайная ли это похожесть звуков или тёмная страфиль действительно назвала имя подсобщика? Рина не знает. Ей кажется, что в сухом голосе звучит вопрос или просьба, и она медленно, словно во сне, показывает рукой на станционную горку.

– Йир дома. Там, – глупо это или нет, но человеческие слова выскакивают сами собой.

Страфиль единожды мигает, глядя Рине в глаза, затем, напружинив сильные ноги, отталкивается от охнувшего древесного ствола и летит к станции, почти задев волосы Рины маховым жёстким пером.

Спотыкаясь, не вполне понимая, что делает, Рина снова подходит к потревоженной яблоньке. Дотянувшись, гладит пальцами развилку. Там сохраняются лишь слабые отметины от страфильих когтей, но кора не ранена. Гостья с лиловым взором обошлась с деревом аккуратно и постаралась не повредить.

Ох, Сэм бы семь лет жизни отдал за такой кадр – крылатое существо, изящная голова чуть набок, в ещё цветущих ветвях, пролетающий бело-розовый лепесток, и тонкая тень от ветки поперёк лица. Под мимолётным сожалением о том, что Сэм упустил, Рина едва переводит дух от невероятно трудной, тревожной радости: это чудо досталось только ей, ей одной.

* * *

Что случилось?

Почему страфили так сильно понадобился Ййр?

Рина старается идти так быстро, как может, на бег не переходя – сейчас у неё нет полной веры собственным, всё ещё щекотно подрагивающим ногам.

Вся компания оказывается на веранде.

Подсобщик кивает Рине. Кажется, орк не слишком удивлён визитом крылатой, но лицо у него такое неподвижное, что это настораживает.

Сэм, как и следовало ожидать, ошарашен. И неизменно верен своему высокому призванию – в руках у него фотоаппарат, скорей всего, подхваченный второпях: дорогой кожаный ремешок-разгрузка не перекинут, как обычно, за шею, болтается свободно. И на долю Сэма сегодня тоже досталась зрелище, вряд ли когда-либо прежде попадавшее на плёнку.

Ййр до прихода Рины успел оказать страфили гостеприимство. Она сидит на широком перильце, запястными сгибами крыльев держа перед собой круглую миску с белым питьём. Видно, орк наскоро развёл в воде пару ложек молочной муки. Когтистые пальцы – по паре на каждом крыле – не слишком уверенно поддерживают миску под дно; видно, гостье не в привычку иметь дело с посудой. На мгновение вид у неё делается пугающе человеческий. Потом страфиль вытягивает шею и пьёт, не через край и не лакая, а будто целует угощение. Протягивает опустевшую миску Ййру, жмурясь, облизывается, вытирает рот о плечо. Переняв посудину, орк обращает к гостье фразу-распев. Та выпрямляет поджатые ноги, поворачивается и ныряет с высокой веранды, расправляя тёмные крылья. В полминуты долетев от горки до леса, устраивается на ближней кривой сосне. Страфиль хорошо видно.

– Что-то случилось? Ей нужна твоя помощь? – Рина взглядывает орку в лицо, бесстрастное и какое-то пустое.

– Нет. Ей не нужна, – отвечает Ийр, не взглянув. И уходит с веранды в дом.

* * *

В кухне Ийр опускает пустую миску в раковину под умывальником, надевает футболку, почти сразу снимает её и натаскивает другую, может быть, чуть поновей. Кидает в сумку фляжку. Садится на свой диван. Вынимает самый обычный старый ножик из неприметного поясного чехла, несколько секунд сумрачно глядит на лезвие, дотрагивается пальцами до светлого острия. Убирает ножик обратно. Тщательно заворачивает ноги своими нелепыми обмотками…

Рина слушает Сэма вполуха. Прямо сейчас ей почему-то до странного безразлично, чего уникального он там наснимал – то есть Рина не сомневается, что получилось нечто потрясающее, но что-то в поведении Ййра не даёт ей покоя. Рина решается подойти к нему. Поколебавшись, прикасается к орчьему плечу.

– Страфиль сказала важное? Ты куда-то собираешься…

Ййр отвечает тихо и неразборчиво, может и вовсе не на людском языке.

– Прости, я не понимаю.

– Грёбаный старикан, – повторяет Ййр сквозь зубы. – Ничего без меня не может сделать. Даже это.

Глаза у него блестят.

– Можешь объяснить по-человечески? – Сэм сейчас явно не в восторге от происходящего и, кажется, тоже начинает тревожиться.

Ййр дёргает ухом. Откидывается на спинку дивана, посматривает на людят. Мордочки у обоих-двух смешные, взволнованные. Ййр говорит с сухим смешком:

– Старикан Ю перестал летать. Из крылатых он тут самый дряхлый. Под тридцак… Кажись, помирать собрался. Повидаться хочет. Вот, Эри до меня прислал. Она из его отродьев.

Неясная мысль шевелится у Рины над умом, не даёт себя рассмотреть, а Сэм опять спрашивает, будто с первого раза не понял:

– Старый страфиль хочет с тобой повидаться? Перед смертью? Вы что – друзья?

Ййр смеётся, будто Сэм на редкость удачно пошутил.

– Если вы, люди, норовите скинуть друзей с обрыва… или нагадить на голову, то да, можно и так назвать. – Ййр поднимается на ноги. – Ждите, к вечеру обернусь.

– Можно с тобой? То есть если ты не против… – Рина чертовски редко говорит что-нибудь, наперёд не подумав, но теперь именно такой случай. Уже после сказанных слов её захлёстывает стыд – глупо, ведь откажет. И испуг – а вдруг не откажет.

– Можно, – говорит Ййр. – Да не нужно. – Легонько сжимает рукой маленькое плечо Ибрагимовой внучки. – Я быстро пойду. Частью – без никакой тропки. Оно тебе надо – в оба конца с орчарой шпарить? Возьми лучше Кнабера, погуляйтесь до Мины и Мэгз.

Господи, как хорошо, что Ййр ответил именно так, избавив разом и от стыда, и от испуга. Но Рина так и не успевает решить, что ответить, потому что Сэм вдруг сердится, как будто Ййр сказал или сделал что-то обидное.

– Во-первых, давно пора бы уже понять, что Рине Стаховой ты не указ. Рина разговаривает с тобой вежливо, потому что она отлично воспитана, но, в общем, не заблуждайся. Во-вторых, никуда она одна с тобой не потащится. В-третьих, мы просто обязаны там быть, если это наш последний шанс увидеть старейшего страфиля…

Бледноглазый подсобщик кивает, переведя взгляд на Сэма, и отвечает мягко:

– А. Да ты не бойся, Кнабер. Я не заблуждаюсь. Остров знаю. Эри проведёт, где без тропки, но я и сам найду. Говорю – к вечеру обернусь, значит, так и будет. И обувку вашу я не первый день вижу. Ришкина хорошо разношенная, по её шагу обмялась. А твои башмаки – ещё новьё дубовое. С нами побежишь, собьёшь ведь ноги до мяса, жалко… Араз тебе этого старого пня с перьями нащёлкать надо очень, давай я твой аппарат возьму. Он же у тебя на механике. Не на колдунстве. С людской печкой я наловчившись, ну и тут разберусь. Или Ришке отдай, если пойдёт. Она умная.

Голос странно ласковый и усталый.

На секунду Рине чудится, что Сэм вот-вот сглупит: ударит Ийра или скажет что-то труднопоправимое… но Сэм только крепко сжимает губы, вешает фотоаппарат себе на шею и идёт на веранду – обуваться.

Что ж, теперь выбора у Рины нет.

Раз Сэм хочет пойти.

Глава 12

Ради этого пути Рина успела собрать в заплечник маленькую бутылку воды, спички, банку тушёнки с кольцом на крышке, такую, чтобы легко было открыть, прихватила случайно обнаруженную на кухонной полке упаковку овсяного печенья. Ийр собирался вернуться к вечеру, но теперь, с ней и Сэмом, всё же вряд ли получится идти так быстро, как он хотел; к закату станет прохладнее, поэтому в Ринин рюкзак второпях сунут сверху свитер и – на всякий случай – запасная пара носков. Ийр давно принадлежит этому острову, ему привычно ходить здесь налегке, а Рине ещё непривычно.

Сердитый Сэм, конечно, имеет право не думать о мелочах. Но в здешнем лесу, помимо страфилей, живут куда менее красивые существа, вроде клещей и прочих неприятных насекомых. Рина выносит ему из дома рубашку с длинным рукавом и яркую красную бандану.

Идут долго.

Сперва высоким берегом – сквозь деревья по левую руку хорошо виден залив. Разговоры почти не клеятся. Ийр отзывается односложно, без охоты, да и Сэм ничуть не помогает, и вскоре Рина перестаёт пытаться. Страфиль, которую Ийр именует Эри, равнодушно поджидает их на каком-нибудь дереве, после чего молча перелетает далеко вперёд, обычно скрываясь из виду.

Тонкая паутинка между ветвей.

Бледные колокольцы мелких лесных цветов у сосновых корней, жёлтая сурепка на прогалине.

Голоса дневных птах, смолкающие вблизи Эри.

Оранжевая шапочка Ййра впереди.

Путь под ногами уже не слишком напоминает нахоженную тропку, когда Сэм замечает, что из них троих рюкзак имеется только у Рины.

– Не тяжело? Давай я понесу.

Заплечная ноша совсем и не тяжёлая, даже успокаивающе уютная, но это так мило, что Сэм предложил. Ему нравится быть сильным.

– Спасибо, – говорит Рина. Отпускает лямки на пядь длиннее, чтобы Сэму было удобнее.

На этот раз Эри пропускает их вперёд. Под когтистой лапой через ясеневую ветвь переброшен убитый кролик, и лицо Эри сейчас не выглядит равнодушным: страфиль довольна и очаровательно улыбается, посматривая на идущих. У Рины нет желания оборачиваться и наблюдать, как их провожатая будет кушать. Сэм, ухватившийся было за фотокамеру, тоже быстро теряет интерес.

* * *

Людята идут не так уж плохо. Пусть Ийру от этого не слишком удобно, да и шаг свой приходится всё же сдерживать – чем скорей остров с его крылатыми обитателями попривыкнет к Ришке и Кнаберу, тем безопасней.

Умная Ришка собрала в дорогу торбу; небось ерунды не положила. Шажок у неё, слышно, опрятный, хотя верней всего девчура приспособлена к городскому гулянию. Торбочку с некоторых пор перенял бугайчик. Тот шагает свирепо и не жалуется. То есть оба-двои они не жалуются, но у Кнабера это обалдеть как громко получается.

– Земля честно тебя несёт, человек, – бросает Ййр через плечо. – Чего ж ты её так лупишь. Острову хоть бы хны, а сам назавтра и ног не поволочёшь. Пожалелся бы. Шёл бы мягче.

Бугайчик в ответ что-то фыркает, а девчура деловым голосом спрашивает, далеко ли ещё осталось.

– Да не, так-то маленько, – отвечает орк. – Только идти потруднее теперь будет.

Море скрывается из виду, и под ногами уже не высмотреть хотя бы плохонькой тропы.

* * *

Когда кажется, что сумрачному пути уже не будет конца, Ййр останавливается у черешчатого дуба. Даже среди этого старого леса неохватное тёмное древо кажется стоящим наособицу, будто крепость. Молодой поросли, должно быть, не хватает света, чтобы вырасти под огромной кроной. Земля же у самых корней упрятана ворохом дряхлой, побуревшей листвы – хм, не только дубовой – и сухой травой, выпачканной и пованивающей аммиаком.

Эри, благополучно покончившая с кроликом, поджидает на одном из нижних сучьев, подальше от ствола. Орк оглядывается по сторонам, приподняв надбровья.

– Ю! – зовёт подсобщик, вскинув голову.

Откуда-то из непроглядной кроны долетает скрипучий ответ.

Сердце Рины больно сжимается.

«Старикан Ю перестал летать». «Ничего без меня не может сделать. Даже это». Наверное, Рина с самого начала знает, что здесь должно произойти, знает и понимает, но от этого понимания не легче. Ни черта не легче.

– Нам что, придётся лезть? – тихо спрашивает Сэм.

– Не, вам не придётся.

Ййр снимает подвязанную к поясу куртку из грубой фальшивой кожи, вроде кирзы. Не продевая в рукава, обматывает себе плечи и загривок, привычно, словно сто раз уже приходилось так делать. И снова переговаривается о чём-то с невидимым Ю.

* * *

– Я ждал, что сегодня тут на всякой ветке будет сидеть по твоему отродышу, Ю.

– Всех прогнал. Не нужно.

– Эри здесь.

– Эри прогоню.

– Они тебя любят, старый ты засранец.

– Дурачьё… с весны таскали мне мяса… у самих чада растут, а таскали мне. Я давно должен был умереть.

– Так не ел бы.

– Я тоже дурачьё!

– Тут пара людят со мной. Пришли поклониться великому Восходящему Ветру на излёте его гордых дней.

– Пошли они в жопу. Я не звал.

– Тут светописец, Ю. Глумной чутка, но среди людей из лучших.

– Я выгляжу как чумная падаль.

– И знаешь кто ещё? Кость-от-кости нашего Ибрагима. Не хочешь посмотреть вблизи? Могу отослать людят обратно, если Эри проводит.

* * *

После певучего, скрежещущего диалога тёмная страфиль скучающе добавляет звучную ноту, а из высоких ветвей раздаётся надтреснутый смех.

Ийр разувается, снимает обмотки. Перешагивает изгаженную травяную рухлядь у корней, покрепче натягивает шапочку – и взбирается по стволу наверх, не хуже куницы.

Рина, осторожно подойдя ближе, едва может рассмотреть там, наверху, нечто вроде непомерного плетёного короба из плотно подогнанных веток и травяных жгутов. Сооружение больше похоже на хижину чем на гнездо.

Не по многому времени Ййр лезет обратно вниз, на этот раз куда медленнее. На его плечах, крепко вцепившись в фальшивую курточную кожу и опасно раскачиваясь, сидит сам старикан Ю – облезлый, страшный, оперение его кажется тусклым и грязноватым.

Эри заливается мелодичным хохотком, переступает по своей ветви ещё чуть дальше от ствола. Даже Сэм издаёт какой-то сдавленный смешок. Потому что зрелище выходит жуткое, но и забавное тоже. Особенно при том, что орк и старый крылатый, судя по сварливому тону, продолжают переругиваться.

* * *

– Потише, ты, обоих свалишь.

– Аххаха, напугал, Земля.

– И чего тебе было самому не сигануть отсюда с верхотуры башкой вниз? Глядишь, свернул бы шею, никому бы не маяться. Так и так об землю убиться, какая тебе разница…

– Глупо. Глупо. Никто так не делает.

– А то я посмотрю все подряд орчар кличут, когда дышать надоело?!

– Не тебя ли давно называют – Чистая Смерть?

– Заткни уже верещальник, Ю.

– Только спрошу: из кого сделана эта дурацкая хватайка у тебя на спине?

– Из кого бы ни сделана, сам не пойму, но этот зверь долго чесоткой хворал перед смертью.

– Оно и видно.

* * *

Наконец они благополучно спускаются.

Чуть отойдя от дуба, Ййр присаживается на корточки; одряхлевший страфиль разжимает когти и не столько спрыгивает, сколько валится на пышный почти сухой мох, тяжело переводя дыхание. Ййр не спешит подняться в рост – только разворачивается к Ю лицом. Рине кажется невежливым стоять и смотреть на старика с высоты своего, пусть даже небольшого, роста. К тому же было бы славно дать отдых ногам. Поэтому она тоже садится – на расстоянии вытянутой руки. Дёргает за штанину Сэма, и тот, вздрогнув, опускается рядом.

Лицо страфиля древнее и худое, иссохшая кожа кажется чешуйчатой, но опаловые глаза горят неукротимо, будто у молодого. Пристально оглядев Рину, скользнув взглядом по Сэму, Ю поудобнее подбирает под себя ноги и принимается охорашивать облезлые перья. Он что-то мурлычет негромко, покосившись на Ййра, и у Рины ёкает сердце, потому что в этих звуках она почти точно узнаёт дедушкино имя.

– Говорит, узнаёт Ибрагимовы косточки, даром что ты нос не дорастила как следует, – переводит Ййр. – А тебе, Кнабер, пеняет, но больше в шутку. Лет двадцать назад Ю уже щёлкали. Говорит, машинка у тебя глупая и какая-то не такая, не как тогда была. Велит снаряжать твою пыхалку, а я пока эту чуму хоть на лапы подыму.

Почему-то у Рины под горлом встаёт комок.

От Ю пахнет дряхлостью и аммиаком.

Ю слегка пошатывается, впившись когтями в мох, как будто сама лесная земля норовит его скинуть, но голова его вскинута гордо. Сэму ради наиболее впечатляющего ракурса приходится едва ли не ползать на животе, а старый страфиль расправляет широкие крылья. Уже бессильные нести его по воздуху, крылья всё ещё прекрасны, как и опаловые, живые очи Ю.

Нужно что-то сказать, но какие человеческие слова могут быть здесь уместны? Рине не хватает духу убедить себя, что она ошиблась, что старый Ю вовсе не собрался прямо теперь умереть.

Но тут Ю смотрит на орка долгим взглядом, и тот, вздохнув, спокойно произносит фразу, очень похожую на обычное рассветное приветствие – сегодня я тебя не убиваю – и такую болезненно неполную.

Осторожно дыша, чтобы не всхлипнуть, Рина выговаривает, обращаясь к Ю:

– Мой дедушка Ибрагим помнил ваш… твоё имя, Ю. Дедушка верил, что оно означает «Ветер».

Ййр улыбается, пересказывает старику её слова, и тот, подтянув крылья к телу, ласково посмеивается. И вдруг, вытянув шею, целует в лоб замершую Рину – чёрными, сухими губами.

– Восходящий ветер, – говорит Ййр. – Я тогда сам почти не разбирал. Ибрагиму сказал, да с промашкой.

Ишь ты, девчуру-то аж трясёт. Светописцу Кнаберу то ли до фонаря, что старикан Ю, которого он только что нащёлкал, наладился помирать, то ли попросту человек не смекнул о происходящем.

* * *

– Отличный день ты выбрал, Ю.

Старикан поглядывает гордо.

– Прям здесь или на дому?

Ю задумывается.

– А то давай на ближнюю кручу отнесу. Из того студёного ключа напьёшься…

– Отнеси. Но живьём не бросай. Не люблю живьём падать. Люди твои с нами потащатся?

– Нет, зачем. Я скажу, пусть тут подождут.

– Чего им ждать? Холостёжи всегда ждать поперёк нутра. Эри их проведёт до твоей тропки, дальше сами не заблудятся.

* * *

Рина переставляет усталые ноги.

Неуютно шагать сквозь лес, не видя впереди привычной оранжевой шапочки. А перед глазами так и стоит Ю. И слетевшая на землю Эри, протяжно и жалобно что-то ему мяукающая. И как старый страфиль тоже целует Эри в лоб, а она кладёт красивую голову ему на плечо.

И как Ййр поднимает страфиля на руки, охапкой, чтобы отнести его туда… туда, где всё кончится – а на древнем лице великого Восходящего Ветра при этом такое счастливое выражение, точь-в-точь как у ребёнка, которому пообещали ярмарку с аттракционами и целую гору сластей.

Ййр велел дожидаться его на тропе, откуда хорошо виден залив.

Сэм вроде не возражал, но теперь начал злиться.

Он как будто не очень понимает, куда и зачем отправились Ййр со старым Ю, а Рина просто не может ему сказать. Сказать было бы правильно, но ей это не под силу.

И хотя ноги у Сэма наверняка гудят вдвое сильнее, чем у неё, а может, даже и сбились уже в кровь из-за слишком новых его ботинок, останавливаться и ждать Ййра он не хочет. Сэм хочет поскорее вернуться на станцию, и это понятно. Рина точно не сумеет напрямую его переубедить, только ещё хуже обидит. А что, если попробовать иначе?

Проглотив так и не выплаканные слёзы, Рина устало улыбается.

– Сэм, давай немножко отдохнём, когда выйдем на тропку. Пожалуйста. Давай перекусим. Я взяла овсяное печенье и свиную тушёнку, и у нас ещё почти целая бутылка воды.

Взгляд Сэма немного смягчается. Рина не сомневается – он уступит, и тогда она постарается грызть эти печенья так долго, покуда их не нагонит Ййр. И всё-таки Сэм находит нужным немного поворчать:

– Свиная тушёнка?! Рина, ну о чём ты думала! Её же невозможно есть, если не разогреть.

– А я и спички взяла, – отвечает Рина. – Разогреем на костерке, ты же умеешь…

Должно быть, мысль о разогретой тушёнке, пусть даже свиной, вполне убеждает Сэма.

– Ты всё-таки умница, – признаёт он. – Я всегда это говорил.

Меж древесных стволов уже можно различить живое сияние моря.

Эри ожидает их на том самом ясене, где обедала кроликом по пути сюда. Она снова кажется бесстрастной, и только в лиловом взоре чудится Рине задумчивость и печаль.

– Эри, спасибо, – говорит Рина.

Тёмная страфиль недолго всматривается ей в глаза, и потом безмолвно улетает прочь вдоль высокого берега.