Текст книги "Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики"

Глава 9
Четыре и один

Район р. Удай.

23 сентября 1943 года

– Товарищ командир! Воздух!

Танки шли по дороге, пересекавшей голое поле, шальной пули бояться было нечего, и Репнин высунулся из люка.

С юго-запада приближались самолеты – маленькие черные крестики. Их было немного, штук девять. Летели они клином и как-то уж подозрительно целеустремленно.

В принципе, немцы – парни серьезные и отнюдь не дураки. Кто-то задумчиво почесал в затылке, сложил дважды два…

Потерю девяти «Тигров» под Ахтыркой, нападение девяти «Тигров» на аэродром и гарнизон… Да скорее всего кто-то из фрицев просто связался со штабом и сообщил о роте «Т-VI», бесчинствующей в тылу.

– Воздух – это плохо… – задумчиво произнес Геша, опускаясь в люк. – Я – Первый! Увеличиваем дистанцию и постоянно меняем скорость! Нельзя позволить фрицам бомбить прицельно!

– Может, это не по нам? – предположил Лехман.

– Может. Сейчас проверим.

Приближались «лапотники». Вот они стали валиться на крыло и понеслись вниз, закручивая карусель и поднимая вой.

Противная сирена взводила нервы, зато сомнений не оставалось – это по их душу.

Танк сотрясся от первых взрывов, осколки прошеберстели по броне. Иваныч затормозил, и вскоре впереди ухнула бомба, вырывая воронку, вскидывая тонны земли. Мимо.

– Командир! Танк Сегаля накрыло!

– А, ч-черт…

Репнин глянул в перископ. Накрыло…

Тяжелая фугаска угодила между моторным отсеком и башней, разворотив бронелист толщиной в дюйм. Вся корма танка пылала, а башню своротило набок. Выжить там никто не мог, а тут и боекомплект рванул, окончательно сбрасывая башню.

– Суки!

Похолодев, Геша увидел в оптике, как вздыбилась земля рядом с гусеницей «Тигра», катившегося впереди. Взрывом тяжелую машину опрокинуло набок. Похоже было, что экипаж не сразу очухался, но быстро поспешил наружу. Вылез один, потом еще двое вытащили из люка четвертого. И в этот момент их накрыла вторая бомба, разрушившая веру в то, что дважды в одну воронку боеприпас не попадает. Попала, сволочь!

Танкистов растерло в пыль.

– Это Рощина танк! – крикнул Федотов.

– Вижу!

А бомбы рвались и рвались, танк подбрасывало, как на волнах. Сразу две фугаски поразили танк Юнаева, молодого еще капитана, успевшего поседеть, любителя забористого анекдота и хорошего вина.

Все. Одна бомба ударила куда-то в люк мехвода, а другая пробила крышу башни – все те же несчастные двадцать шесть миллиметров. Сразу два огненно-чадных вихря закружились, поднимаясь из погона, как из жерла.

Целую минуту Репнин прождал, но не дождался – и подвывание, и рев «лапотников», выходивших из пике, и разрывы бомб – все стихло.

– Улетели!

– Машины исправны? Продолжаем движение!

Наверное, надо было остановиться, хотя бы отдать дань памяти погибшим товарищам, вот только не в том они были положении, чтобы позволять себе чувства, пусть даже скорбь.

Срочно требовалось скрыться, затаиться. Солнце уже садилось, но бомбардировщики успели бы сделать второй вылет.

– Вижу «раму»!

– Ах, ты… Чтоб тебя…

Самолет-разведчик медленно кружил в небе.

– Ванька! Передай всем, чтобы съезжались к роще! Вон к той, впереди!

– Есть!

– Иваныч, жми!

– Жму, командир…

Репнин нисколько не надеялся на дубраву, мысль была другая. Когда «Тигры» подтянулись, тискаясь между дубов, он стал следить за «рамой». Та реяла прямо над ними, как гриф-стервятник, нарезая круги, а потом самолет заложил вираж и потянул на аэродром. Еле дождавшись, пока «рама» скроется за горизонтом, Репнин скомандовал:

– Двигаем дальше на полной скорости! Дороги избегайте, чтобы не пылить. Едем по обочине, там трава. Живо!

И танки, газуя моторами, стали выбираться из рощи, выехали на дорогу и залязгали, загремели по травянистой обочине.

Репнин очень надеялся, что ему удалось обмануть самолет-разведчик. Вот только где ж им теперь укрыться?

Неожиданно в стороне от дороги показались дощатые сараи и навесы, обширный двор за повалившимся забором, ржавые остовы тракторов. Это была колхозная МТС.

– За мной!

«Тигры» потянулись во двор.

– Каландадзе и Полянский! Оба под навес, башни развернуть, чтобы пушки не высовывались! Лехман! Заезжаешь в амбар и прикрываешь ворота! Тимофеев, ты со мной – заезжаем в гаражи!

Танки, взрыкивая, попрятались.

– Проверьте, чтобы теней не было!

– Сделаем, командир!

– Глушим моторы!

Шепча нехорошие слова, Репнин выбрался из люка. Ступая непослушными ногами, прошелся по броне и спрыгнул на землю.

Пощелкивала остывавшая сталь, что-то продолжало зудеть в остановленном двигателе, но все эти звуки лишь подчеркивали наступившую тишину. А потом в молчание вплелся далекий, такой знакомый гул.

– Товарищ командир!

– Слышу, Тимофеев.

– Летят… – растерянно добавил лопоухий лейтенант.

– Вижу.

Въезд в гараж прикрывала всего одна створка ворот, другая валялась во дворе. Репнин выглянул в широкую щель между досок. Приближалась шестерка «Юнкерсов». Над дубовой рощей бомберы начали зловещее кружение, после чего один за другим стали срываться в пике и бомбить ни в чем не повинные деревья.

Геша криво усмехнулся – сработала его идея.

Взрывы следовали один за другим, бедные дубы валились, ломались, бомбы их корчевали нещадно, заволакивая все облаком пыли и дыма. И вот опорожнились, наконец, «лапотники», улетели в сторону садившегося солнца.

Немного погодя все штрафники собрались в гараже.

– Вкусим от гитлеровских щедрот, – проговорил Репнин, – и двинем, когда стемнеет. Иваныч!

– Несу!

Все притащили свои пайки, и Геша благодарно вспомнил Гольденштейна – тот не только боеприпасами немецкими снабдил танки, но и провизией. Был даже бачок с краником, полный французского коньяка! И сыр французский имелся, и сухая колбаса. Вот только сухари были отечественные, зато целых пять мешков.

– Помянем наших, – сказал Репнин, когда командиры танков разлили коньячок.

Горячительный напиток был хорош, Репнин даже захмелел малость. В будущем он сыр не жаловал, но сейчас лопал с жадностью и в охотку. Закусывал.

– Значит, так, товарищи, – сказал Геша, отламывая кусочек от плитки бельгийского шоколада. – Нас, судя по всему, вычислили.

– Уже и разбомбили! – хмыкнул Лехман. Покраснев, он поспешно добавил: – Я имею в виду, по роще отбомбились, а не тогда…

– Да понятно, – отмахнулся Репнин. – Что ты оправдываешься? Нам просто повезло, а то могли бы и сами сгореть. Война! Короче. Бензина у нас еще порядочно, две трети баков. Да, Иваныч?

– Где-то так, – кивнул мехвод.

– Поэтому сделаем вот что… Я сначала хотел ночью двинуть, да куда? Переночуем здесь, а с утра подождем. Уж больно тут место хорошее, самое то под засаду. Нашим рано пока проходить, а вот для немецкого драпа – самое время.

– Ну, да, – согласился Каландадзе. – И шоссе одно. По полям фрицы точно не двинут!

– Вот именно. Ждем, короче. И спим. А пока… Наливай!

* * *

Подъем Репнин скомандовал в пять. Умывшись из ржавой бочки с дождевой водой, он освежился.

Знаете ли вы украинскую ночь? Да знаем, насмотрелись уже…

Синева предутренняя таяла, разбавляясь серым призрачным светом с востока. Неразличимые ночью деревья начали проявляться в сумерках, выделяясь четкими черными силуэтами.

Незаметно для глаза горизонт очертился розовой каймой, зоревые лучи высветили небосклон. Начинался новый день.

Было очень тихо, но вскоре Геша почувствовал беспокойство и лишь чуть позже осознал, что некий посторонний звук портит благостную картину.

– Леня, готовимся.

– Всегда готовы, тащ командир!

– По машинам!

«Тигры», скрытые под навесами, за дощатыми стенками, были расположены вдоль шоссе. От МТС до проезжей части было каких-то пятьдесят метров. Стреляй не хочу.

Шоссе уходило к востоку на почти незаметный подъем, и вот заклубилась пыль, показались серые коробочки танков.

Шла большая группа, выступая тремя колоннами. Впереди тарахтели «Пантеры», числом пять или шесть, и столько же «четверок». За танками прятались штабные машины – легковые «Хорьхи» и «Опели», тентованные «Бюссинги» и даже один трофейный автобус «ЗИС-16». Замыкали группу пехотинцы, набитые в грузовики и бронетранспортеры.

– Я – Первый! Сначала выбиваем «Пантеры»! Только пусть подъедут поближе, чтобы в бочину им всадить. Полянский, ты с краю, будешь пехоту охаживать.

– Есть!

Колонна приближалась – немцы спешили. Видать, какой-нибудь штаб эвакуировался в более спокойное место, где нет этих приставучих азиатов, мешающим «культурной германской нации» нести свет прогресса варварским ордам.

– Иваныч, заведешь, когда фрицы к дальним воротам приблизятся.

– Понял…

Множественный лязг и гул доносился через броню смутной помехой. Вперед, заслоняя коробчатые «четверки», вырвалась парочка «Т-V». «Пантера» – зверь серьезный…

Танк здорово смахивал на «Т-43», а первые модели и вовсе напоминали «тридцатьчетверку» – и башней, смещенной вперед, и общим силуэтом. Интересно, что и пушка на «Пантерах» стояла почти того же калибра, что и на «Т-34». Правда, орудие было куда мощней Ф-34 и дальнобойней – «Пантера» могла пробить лобовую броню «Тигра» с километровой дистанции. Опасная бестия…

Мотор завелся, но Бедный не стал газовать, чтобы не выдать танк.

– Бронебойный!

– Есть бронебойный! – Мжавадзе, сидевший справа, лицом к корме, ловко зарядил пушку. – Готово!

– Приготовиться всем! Залпом! Огонь!

Танковые орудия ударили вразнобой, но их грохот сложился в потрясающий гром, а воздушная волна, разошедшаяся от стволов, сдула хлипкую кровлю из досок и толя.

Тем «Пантерам», что вырвались вперед, ужасно не повезло – выстрелы в упор уничтожили танки на счет «раз». Одному взрывом вынесло все люки, а другому и вовсе сорвав башню.

Третьей по счету «Пантере» расколотили ведущее колесо и выбили три катка, однако немецкие танкисты сдаваться не стали – развернули башню и выдали хлесткий выстрел. Как потом выяснилось, снаряд чиркнул по броне «Тигра» Каландадзе, продырявил стену сарая и унесся, так и не взорвавшись. Болванка, должно быть.

Парочка бронебойных, выпущенная «Тиграми» из засады, упокоила строптивую «Пантеру». Еще два «Т-V» оставались в строю, вот только их экипажи не горели желанием умирать за фюрера и Великую Германию – мигом покинув танки, «панцерзольдатен» задали стрекача.

– По брошенным «Пантерам» не бить!

– Есть!

«Четверки» попытались оказать сопротивление и даже оставили следы попаданий на башне танка Тимофеева, но команда «Тигров» оказалась сыгранней – уделала «Т-IV».

Полянский в это время расправлялся с пехотой, укладывая фугасы, как в тире. Половина грузовиков уже пылала, некоторые из них лишились кабин или были переломаны. Досталось и штабным.

– Я – Первый! Выезжаем! И давим!

– Командир! Там автозаправщик!

– Его не трогать! Беречь!

Четыре «Тигра» выбрались к шоссе, не замечая заборов и ворот, выкашивая суетившихся немцев из пулеметов. Первым на дороге попался автобус «ЗИС» – жалко было свой давить, да ведь трофейный… «Тигр» с ходу врезался в автобус, круша и ломая. Танк колыхнулся, переезжая поверженную машину, и со скрежетом развернулся. Под гусеницы попался роскошный черный «Хорьх».

Широкие гусеницы безжалостно подмяли лакированный капот, раздавили кабину, хрустя стеклом, а длинная пушка уже просаживала стволом кабину «Бюссинга».

– Фугасным!

– Есть! Готово!

Выстрел раздул тент на грузовике, разорвал – тысячи листов измаранной бумаги закружились в дыму, а снаряд попал в соседний «Бюссинг», снося тому кабину.

Немцев было много, иные из них уже тянули руки вверх, неслышно вопя: «Рус зольдат гут! Гитлер капут!», вот только штрафникам некуда было девать пленных. И скорострельные пулеметы грелись, умножая на ноль всю тевтонскую рать.

Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Огромное пространство, размером со стадион, было завалено горящими машинами и обломками, трупами, бумагами, наворованным добром.

Задул ветерок, относя дым и пыль в сторону, и открыл для Репнина вид побоища. Открыв люк, Геша выглянул наружу.

Напротив замер танк Лехмана – Леня скалился, отдавая честь.

Подбежал прихрамывающий Саня Тимофеев.

– Гады, гусеницу мне разбили! – пожаловался он. – И башню заклинило!

Консилиум из мехводов показал, что тимофеевскому «Тигру» требуется срочная операция, то бишь ремонт, осилить который в полевых условиях было нереально.

– Вот что, – решил Репнин, – занимай любую из «Пантер», а на «Тигре тогда задействуем мину.

– Жалко даже… – пробормотал Сашка.

– Что ж делать… Давай, в темпе!

– Есть в темпе!

Противотанковые мины, переданные умельцами Гольденштейна, были снабжены обычными часовыми механизмами. Открываешь крышку, заводишь на три минуты, покидаешь танк и ждешь, когда бабахнет.

Сначала, конечно, «приговоренный» танк разгрузили – забрали с него все снаряды и патроны, слили бензин. Иваныч даже ухитрился пару запчастей умыкнуть. А потом поставили на взвод.

Оттикали три минуты, и «Тигр» содрогнулся, выбрасывая два пламенных гейзера – из моторного отделения и из боевого, подковообразная башня поднялась на столбе пламени, заплясала и рухнула обратно, люками вниз.

Надо сказать, за уничтожением «Тигра» следил только его экипаж во главе с Тимофеевым, да и то недолго – надо было «в темпе» осваивать «Пантеру». Обчистив ее соседку по части боеприпасов и топлива, тимофеевцы объехали место битвы кругом, приноравливаясь к новой технике.

А остальные с увлечением собирали трофеи. Мехводы первым делом «напоили» своих зверей – перекачали бензин из «наливняка» в баки «Тигров». Лехман с Каландадзе рылись в ящиках с документами, которые не сгорели, обыскивали расстрелянных офицеров.

– Не тащите все подряд! – прикрикнул Репнин. – Слышишь, Рудак? Вот, точно – в душе каждого хохла живет хомяк! Берите лекарства, оружие, патроны, провизию.

– Консервы! – плотоядно сказал Полянский, выволакивая ящик из раскуроченного автобуса. – Мясные! А это чего? Таблетки какие-то…

Геша подошел, повертел склянку и хмыкнул.

– А это, друг Илья, первитин! Немецкая «дурь», причем разрешенная. Глотнешь такую, и все тебе нипочем. В этих таблетках – смесь юкодала, кокаина и первитина. Снимает усталость, поднимает настроение, прибавляет сил. «Эликсир мужества»! Видал в хронике, как фрицы шагают по захваченной деревне – веселые, бодренькие, энергичные? Им бы усираться от страха, а они примут первитинчику – и все путем! Понял теперь, в чем заключается храбрость гитлеровцев? Вот в этой вот банке!

– Теперь я их еще меньше уважаю.

– Ну и правильно. Ты, вот что, прихвати упаковочку. Может пригодится.

Полчаса ушло на то, чтобы затарить консервы, печенье, сыр, настоящий кофе и табак – пайки-то офицерские. И вино присутствовало, и даже копчености, а главное – хлеб. Свежий ржаной «пумперникель», как бы не утренней выпечки.

– Собираемся, – сказал Репнин, – а трапезничать вечером будем. По машинам!

Четыре «Тигра» и «Пантера» выбрались на шоссе и покатили в направлении Прилук.

Из воспоминаний лейтенанта Г. Фукалова:

«…Вот мы приходили на исходный рубеж. Когда сигнал прозвучит – это или ракета или команда по рации «555», проходим вперед, а пехота уже за нами идет. Но в первых боях получалось, что пехота залегла под сильным обстрелом, а мы, считай, оторвались. Нас выбивают, а пехота сзади отстала. Тогда стали делать так – пехоту поднимали. Помню, в одном бою вижу в перископ – командир бежит с пистолетом «Ура!», а много азиатов, и за ним никто не поднимается…

Тогда наш взвод повернул обратно, пошли по траншеям, вот тут пехота поднялась и пошла. Расшевелили их… Вот такой случай тоже был. В общем, 12 июля пошли в наступление, а уже 17-го мой танк сожгли – как это обычно случается, в наступлении.

Первое попадание было по башне – сразу все лампочки в машине погасли. Следующее попадание – у меня зеркальные перископы полопались. А главное, такое ощущение, что тебя в бочку посадили и молотом по ней лупят… Потом еще удар, и, видимо, снаряд попал в маленький лючок механика, потому что прошел в машину, но над боевой укладкой. У нас же все под ногами, в кассетах. И попал в машинное отделение, машина сразу загорелась. Я механика хватаю за комбинезон и чувствую, что он обмяк. Значит все, готов…»

Глава 10
Feuer und tod!

[5]5
  Огонь и смерть! (нем.)


[Закрыть]

Окрестности шоссе на Прилуки.

27 сентября 1943 года

Ближе к обеду аж две «рамы» повисли в небе. Различить с высоты танковый взвод не сложно, и Репнин, от греха подальше, юркнул в лесной массив, удачно попавшийся по дороге.

Развесистые осокори переплетали ветви над узкой колеей – сверху не разглядишь, – но тревога не покидала Гешу.

Уж больно плотно за них взялись. Видать, уничтожение штаба сочли великим злом. А может, кто известный погиб у МТС и в Берлине решили обязательно покарать русских варваров?

Неожиданно плотная поросль деревьев поредела и разошлась, открывая большую поляну, вздыбленную ямами и валами земли, уже поросшими травой. Видать, тут кого-то усиленно бомбили в 41-м. Вон и «тридцатьчетверка» без башни ржавеет…

Иваныч погнал вперед, торопясь побыстрее одолеть открытое пространство, и тут Репнина пронзило чувство опасности – словно ледяной иглой кольнули, да так, что волосы на загривке дыбом.

– Разворачивай! Влево!

Мехвод ударил по тормозам и развернул танк. Вовремя – снаряд, едва не угодивший в борт, пролетел мимо.

– Это засада! – крикнул Борзых.

– Фугасными! Живо!

– Есть! – завопил Мжавадзе. – Готово!

Федотов тут же выстрелил, не дожидаясь команды. Осколочно-фугасный ударил между двух бугров, явно насыпанных недавно – сырая земля еще не просохла, и вверх подскочило дуло противотанкового орудия.

Еще пара танков, сориентировавшись, выдала дуплетом – дуб, перебитый у комля, рухнул на артиллеристов.

– Огонь! Огонь! Иваныч, задний ход и разворот!

– Есть!

«Тигр» послушно отполз, сминая подлесок, и развернулся. Успели!

Снаряд куда большего калибра, чем первый, усвистал в лес. И тут же, давя молодую поросль, на поляну выполз «Фердинанд».

Самоходка зарывалась в рыхлую почву, быстро развернуться точно не могла, но, видимо, немцы были уверены в непробиваемости лобовой брони. Лобовой – да. Ну, так есть же еще и бортовая…

– Второй! Бей этого «слона»!

Лехман тут же выстрелил, но снаряд, выпущенный под очень острым углом, ушел рикошетом. Репнину повезло больше – со второго выстрела он поразил борт «Фердинанда», и вся эта груда металла встала колом.

Репнин быстро оглядел поляну. Машина Полянского была подбита, танкисты покидали «Тигр» через верхние люки и через маленький эвакуационный, сбоку башни. Танк Каландадзе горел…

– Суки! Там еще один!

Второй «Фердинанд» лишь высунулся из зарослей и тут же выстрелил, попадая по танку Репнина.

«Тигр» сотрясся. Судя по звукам, снаряд развалил и катки, и гусеницу. Геша встряхнулся – все плыло перед ним, как после нокдауна.

– Живо из танка! Иваныч и ты, Ванька! Жорка, бронебойный!

– Башню заклинило!

– Знаю! Клади! И уматывай! Санька, сейчас эта сука выползет!

– Понял! Как раз под дулом!

«Сука» и впрямь выползла на поляну, разворачиваясь, загребая гусеницами дерн. Пушка выстрелила, поражая танк Лехмана, пробивая мотор насквозь. Вспыхнуло пламя.

– Огонь!

Выстрел из подбитого, покосившегося танка стал для фрицев неожиданным, но удивиться как следует они просто не успели – борт самоходки проползал в каких-то метрах от дула танкового орудия. Выстрел – и снаряд пробуравил броню, как саморез – дощечку. Рвануло знатно, и тут же самого «Тигра» тряхнуло.

– В моторное влепили! Горим!

– Ходу отсюда! «Шмайссер» захвати!

– А ты, командир?

– Часики заведу…

Кряхтя, Геша пролез к деревянному ящику противотанковой мины и завел механизм на четыре минуты.

– Командир!

– Иду!

Покидая танк через верхний люк, Репнин первым делом окунулся в жирный черный дым, а в следующую секунду его руку обожгла пуля.

Матерясь на все лады, Геша скатился на броню, а с нее на землю, изрытую гусеницами.

– Сюда, командир! – разнесся крик Борзых. – Мы здесь!

Послышалась очередь из автомата, потом еще одна. Смешались крики на русском и немецком. Рукопашная…

Репнин отполз в кусты и поднялся на колени, зажимая рану. Вроде ничего серьезного… Болезненно, но не смертельно. Но болезненно-то как…

– Командир! Ранили?! Щас мы…

Иваныч с Федотовым упали на колени рядом с Гешей. Наводчик отрезал рукав, оголяя руку, а мехвод порылся в прихваченной медицинской сумке, обильно окропил рану чистым шнапсом, затампонировал и перевязал.

– Что наши? – спросил Репнин, кривясь.

– Ленька живой, оцарапало только и оглушило малость. Заряжающий его вытащил, а сам погиб – артиллеристы долбаные подстрелили.

– Так Ленька один остался?

– Выходит, что так…

Стрельба неожиданно затихла, и прорезался звук танкового мотора. Залязгали гусеницы, и вот, пригибаясь, подбежал Тимофеев.

– Живые? Фу-у… А я две «ахт-ахт» уделал!

– А ты на ходу, что ли?

– Что ли!

Через пару минут вокруг Репнина собрались все, кто выжил, – небритые, усталые, закопченные. У кого голова наспех перевязана, у кого рука.

– Лехман, докладывай.

Леонид вздохнул.

– Моих никого не осталось. Каландадзе в порядке. С ним башнер Голощуков остался и Потапенко, мехвод. Полянский…

В это самое мгновение прогрохотал взрыв мины, сорвавший башню с репнинского «Тигра», и Лехман вобрал голову в плечи.

– Илья, ты где? – воззвал он.

– Тута я. Со мной трое.

На ствол поваленного дерева присели заряжающий Шулик, стрелок-радист Гурьев и механик-водитель Козырев.

– Со мной четверо, – доложил Тимофеев. – «Пантера» на ходу.

– Попались мы, как последние… – сказал Репнин, морщась. – Кто-то шибко умный у немцев просчитал нас. Понял, что «лаптежники» только зелень попортили, когда мы штаб разгромили.

– Да откуда ж знать могли, что мы именно в этот лесок шмыгнем?

– А куда тут еще шмыгать?

– Наверное, за нами и с земли следили, – решил Каландадзе. – Увидал, что мы появились, и сразу летунов вызвал.

– Может, и так, – кивнул Геша. – А мы сразу прятаться. Хотя… А ну-ка, дай карту. Ага… Смотрите! Дорога как раз вокруг этого леска заворачивает. Видите? Так что немцы ничем не рисковали. Если бы мы не сунулись в лес, а покатили по дороге, они бы нас там достали.

– Вообще-то, да, – согласился Лехман. – Тут метров сто до шоссе, а нам в обход километра два. Пока бы мы допёхали, они бы живо позиции сменили – и привет.

– Что с артиллеристами?

– Положили всех. Три «ахт-ахт», две поменьше калибром. Два грузовика… Сгорели оба. Главное, мы «слонов» этих бл…х уделали!

– Ладно, черт с ними со всеми. Грузимся на «Пантеру», будем прорываться к своим. Володька, у тебя вроде не горит?

– У меня тоже, – сказал Лехман.

– Снимаем пулеметы, забираем автоматы, воду, пайки и мотаем отсюда, пока за нами не пожаловали.

* * *

Места на «Пантере» было не слишком много, но кое-как уместились – за башней, на башне и перед нею. Гранат набрался целый ящик, патронов к четырем пулеметам тоже хватало – в каждом танке хранились приклад и сошки от MG-34, собрать их труда не составило. Вдобавок у каждого из танкистов был при себе «шмайссер», а то и два, плюс запасные магазины.

Тимофеев тронулся потихоньку, чтобы не растрясти раненых, и покатил по лесной дороге. «Рамы» уже не вились вверху, и «Пантера» взяла курс на восток.

«Т-V» не отличался «ожирением», как «Тигр». Танк был тяжеловат, но в меру, так что не вяз вне дорог, а довольно-таки проворно ехал. Зрелище «Пантера» представляла забавное – полвзвода немецких танкистов на броне! Правда, смотреть было особо некому – мирные жители попрятались, а партизаны на открытой местности не водились, оттягиваясь к северу, к Чернигову поближе – там леса гуще.

Точно указать, где проходила линия фронта, Репнин не мог – наступление Красной Армии продолжалось, но это не означало триумфального шествия советской власти. На иных участках прорыв тормозился, кое-где немцы и вовсе в контратаку переходили. В общем, общий вектор движения был един – на запад, но вариаций хватало.

Частенько фронт напоминал слоеный пирог – части РККА соседствовали с соединениями вермахта, образовывались этакие мини-котлы, в которых окружались и истреблялись роты, а иногда немцы выходили в тыл советским войскам, обрекая себя на уничтожение.

Можно сказать, что прифронтовая полоса становилась зоной хаоса, что было штрафникам на руку – неразбериха помогла бы им затеряться.

– Как самочувствие, командир? – спросил Филатов.

– Вашими молитвами, – пробурчал Репнин. – Да фигня, царапина.

Другим было куда хуже, но на войне как на войне.

Тимофеев объезжал стороной села, опасаясь наткнуться на немцев, но однажды не уберегся – несколько грузовиков под прикрытием «Ганомагов» показалось из очередной деревеньки. Направлялись они по своим делам, но заметив одинокую «Пантеру», дружно повернули за нею. Тимофеев наддал…

Оторваться он не смог бы, стрелять – тоже. На орудии стоял дульный тормоз, и первый же выстрел травмировал бы «пассажиров».

Погоня не затянулась – заехав на узкую и длинную прогалину между двух скудных рощ, танк остановился. В люк высунулся Серега Тимофеев и смущенно сказал:

– Товарищ командир… все. Бензин на нуле, а мне еще башней ворочать…

– Слезай, приехали, – прокряхтел Геша. – Серый, ты разворачивайся к лесу задом, к немцам передом… Ну, и дай им жизни! А мы тебя поддержим.

С помощью Борзых Репнин спустился на землю. Штрафники быстро рассеялись, занимая оборону за буграми, в промоинах. Провизию, лекарства, боеприпасы и прочее барахло тащили с собой.

Как только из-за деревьев выехал «Ганомаг», сработала танковая пушка. Хлесткий удар – и снаряд подорвал броневик.

Со вторым выстрелом Тимофеев оплошал – навел орудие через лес. За деревьями мелькал силуэт «Т-II», но не получилось – снаряд угодил в дуб, ломая ствол. Однако второй осколочно-фугасный поразил цель, впаявшись в борт легкому танку.

По инерции выскочила пара грузовиков. Первый «Опель» попал под раздачу, а вот второй умудрился проскочить. Пехотинцы посыпались через борта, разбегаясь и стреляя сдуру. Пара осколочных утихомирила их пыл, и тогда немцы изменили тактику – рассеявшись, стали наступать лесом, шмыгая от дерева к дереву.

«Пантера» выстрелила раз, развернулась… И мотор заглох.

В наступившей тишине тотчас же прорезались резкие немецкие команды, дробное стаккато очередей автоматных и пулеметных.

«Т-V» молчал, а потом из люков полезли танкисты. По ним открыли огонь гитлеровцы.

– Ленька! – закричал Геша. – Володька! Прикрываем!

– Есть! – долетело в ответ.

Пара MG-34 притушила немецкий пыл, позволив экипажу «Пантеры» добраться до своих. Мехвод и наводчик были ранены, но легко.

– Заминировал? – спросил Репнин командира танка.

– Ага! – ответил тот.

– Отходим!

По глубокой промоине штрафники выбрались на небольшую высоту – не шибко крутой холм, на котором сквозь дерн прорывались огромные валуны.

– Залечь! Не подпускать фрицев на флангах! Патроны беречь!

Группа немцев воспользовалась «Пантерой» как прикрытием, устроилась, прячась за броней.

– Что там у тебя? – осведомился Репнин. – Мина?

– Чего? – не понял Тимофеев. – А-а! Да какая мина… Фугас использовали, обвязали гранатами, а три чеки – одной веревочкой. И за люк. Гранаты немецкие, рванут на счет «шесть»…

– Понятно.

Несколько фашистов решили, что они умнее всех, и полезли в «Пантеру». Похоже, решили воспользоваться танковым орудием.

– Придурки, – буркнул Тимофеев. – У нас снаряды вышли.

– Лишь бы фугас не «вышел», – сказал Репнин.

По всей видимости, кто-то из немцев, забравшихся в танк, разглядел фугас с «обвязкой». Послышался глухой крик, и немец, с искаженным от ужаса лицом, высунулся в верхний люк.

Лишь только Полянский приготовился снять его из автомата, как рвануло взрывное устройство. Верхнюю половину туловища фрица вынесло вверх, как ядро из пушки.

Взрыв был силен, но на то, чтобы подбросить башню в воздух, его не хватило – башня шевельнулась, выпуская огонь из-под себя, и, перетянутая орудием, свалилась на землю, придавливая тех, кто прятался за корпусом.

– Илья! – подозвал Репнин. – Ленька! Берите по пять человек, забирайте все гранаты. Атакуйте немцев справа и слева, из рощ! А мы их тут приветим.

– Есть!

– Давайте…

Две группы штрафников скрылись в редком лесу, и вскоре затарахтели «шмайссеры».

Несколько немцев, пригибаясь, бросились через лужайку, но пулеметчики не дремали – срезали шустриков.

– Володя, – сказал Репнин, – видишь сломанное дерево?

– Где горелая береза? – уточнил Каландадзе.

– Во-во! Дай-ка очередью левее этого «огарка»!

Каландадзе дал. Пара немцев выпала из подлеска, суясь касками в землю. Готовы.

В этот момент захлопали гранаты. Застрочил немецкий пулемет и заткнулся. И тишина…

Немного погодя «группа прорыва» вернулась. Кто шел, а кого и несли.

Лехман доложил, что враг уничтожен. Двое танкистов погибли.

Репнин стянул пилотку, и все последовали его примеру.

– Похороним наших и в путь, – сказал Геша глухо. – Володя, а ты пока бери своих, соберешь оружие и документы.

– Есть!

Полчаса спустя колонна штрафников зашагала в сторону фронта.

Из воспоминаний старшины Я. Коваленко:

«…Осмотрелись. Тихо, никакого движения. Но когда я начал выезжать из густого кустарника и пересекать дорогу, вдруг заметил быстро движущийся средний немецкий танк с черными крестами на башне. Ничего не оставалось, как выждать и при приближении «Т-II» – таранить его, что я и сделал, ударив в заднее ведущее колесо. Немецкая машина сразу легла набок и загорелась. Свою машину я выровнял вдоль дороги, и в это время с левой стороны выскочил еще один танк на расстоянии метров двадцати от нас. Он открыл по нашей машине огонь из крупнокалиберного пулемета и успел выполнить один выстрел из своей пушки, но не дремал и наш лейтенант Матвеев, который по танкофону дал команду «стоп». В тот же момент сработала наша пушка. Попадание было прямое, столб огня взлетел вверх.

Я не мог видеть, что происходило с остальными нашими машинами и какие силы были у немцев. Продолжая движение по дороге, я вдруг ощутил сильный удар в заднюю часть танка и резкий толчок его вперед. Понял, что в машину попал снаряд, но двигатель продолжал работать и она по-прежнему ехала. И только спустя некоторое время, когда мы оказались в безопасности в укрытом месте, осмотрев машину, я увидел здоровую вмятину в заднем броневом листе.

Как же мы благодарили создателей этой великолепной по своим боевым качествам техники и тех людей, руками которых она была построена. Низкий вам поклон до сих пор!»