Текст книги "Закон меча"

– Олег?

Скрипнув дверью, вышел Тормейсо. Он был серьезен.

– Думал уже, куда подашься? – спросил его Олег.

Тормейсо кивнул.

– В Гардарики! – объявил он свое решение. – Иной путь у меня нет, криве-кривейте не прощать мне смерти свой слуги и поругания храма… У великий из великих, судья судей, длинные руки…

– Правильно, – кивнул Олег. – Только будь осторожен – в Гардах война.

Тормейсо нахмурился и тут же сказал упрямо:

– Все равно!

– Олег! – позвал товарища Пончик. – Ты где?

– Где-то здесь! – отозвался Сухов. – Ты собрался?

– Ага!

– Явкут и Кирбайдо проводить вас, – сказал Тормейсо. – Они знать место…

– И ты не мешкай, – посоветовал Олег. – Хватай Гвиллу и беги! Дадут боги, еще свидимся в Гардах!

До Вислы доскакали быстро, поменяв лошадей у знакомых Явкута. Река разливалась широко, куда там Олкоге. Низменные берега были безлесны, одна трава кругом, да кусты.

Олег вывел коня на берег Эстмере, Свежего залива, как называли вислинское устье, и остановился. О, боги! Он добрался до Виндланда! Вон он, берег земель вендских, за рекою тянется!

– Последний рывок, да? – пробормотал Пончик.

– Последний… – выдохнул Олег.

– Ой, смотри! Там корабль!

Олег пригляделся. Невдалеке, где море встречалось с рекою, стояла рыбацкая деревушка, а у пристани покачивалась лодья.

– Поскакали! – крикнул Явкут и пришпорил коня.

Кирбайдо, Олег и Пончик бросились следом за ним.

Вблизи оказалось, что о причал трется не лодья, а купеческий кнорр – более развалистый, чем снекка или скедия, и попузатее боевых лодий. Веслами на кнорре гребли только с носа и кормы, средняя часть была отдана грузу.

Олег спрыгнул с коня и подошел к качавшемуся борту. На него оглянулись рабы, прикованные к веслам. Одетые в Драное и грязное, гребцы сидели на скамьях, сутуля спины, и чесали мозоли на лодыжках, натертые кандалами. Ни викинги, ни варяги не позволяли трэлям грести на своих лодьях, но купцы – иное дело.

– Где хозяин? – резко спросил Олег.

С тюков поднялся меланхоличный малый, жующий кусок сала. Утерев жирные губы, он спокойно ответил:

– Ну я.

– По-русски понимаешь?

– Не разучился еще… – пожал плечами купец.

– Нам нужно в Старигард! Мне и ему! – Олег показал на Пончика. – Мы заплатим золотом!

– Да я и так иду туда, залезайте, всегда рад пассажирам! Люди называют меня Удо, сыном Онева, меня все знают.

Олег передал поводья коня Явкуту и перебрался через борт. Следом перелез Пончик.

– Доброго пути! – крикнул Кирбайдо, вскидывая руку.

– И вам! – ответил Олег.

– А скоро отплываем? – поинтересовался Пончев.

– Вона, – показал купец шматом сала на грязную харчевню, из дверей которой выходило с десяток изрядно набравшихся мужиков. Следом вышли еще трое. – Как погрузятся, так и тронемся…

Пьяный экипаж, осилив сходни, тут же пристроился отсыпаться. Худой парень в обносках, поглядывая на пьяных с неприязнью, быстренько отвязал причальные канаты и запрыгнул обратно на палубу. Ветер дул с моря, поэтому Удо, сын Онева надавал пинков рабам, побуждая тех к действию. Гребцы, вжимая головы в плечи, ухватились за рукоятки весел.

Покачиваясь на мелкой волне, кнорр выполз в Эстмере, и на скрип уключин наложились пронзительные крики чаек. «Последний рывок…» – вспомнил Олег и широко, от души улыбнулся.

Глава 16

1

Едва слышно плескала Вытегра, качая развалистую багилу с высоко поднятой кормой. Река смутно проглядывала в серых предрассветных потемках, застланная туманом, а лес по обоим берегам стоял недвижим. Тишина была такая, что упади лист на воду – и эхо загуляет, замечется шуршащими отголосками.

Матрос-халасси, шлепая по палубе босыми ногами, прошел на квадратную корму, где спал Абу-Зайд Халид ас-Самарканди, и осторожно потряс его за плечо.

– Молитва лучше сна! – сказал он, не решаясь говорить в полный голос. – Молитва лучше сна! Нахуза, э-эй…

Халид со стоном пробудился и развернул свое одеяло, с укором глядя на мучителя.

– Встаю, Саид, встаю, – вздохнул он. – Вели бхандари,[64]64
  Бхандари – кок.


[Закрыть] чтобы готовил кахву[65]65
  Кахва – кофе.


[Закрыть] и хлеб!

– Все исполню, нахуза! – поклонился Саид и ушел будить бхандари.

Сонная команда сбредалась, шаркая остроносыми кавушами,[66]66
  Кавуши – шлепанцы, тапки без задников.


[Закрыть] стелила на палубу молитвенные коврики и опускалась на колени – наступал священный час вознесения утренней молитвы. На соседнем заве с громким названием «Ханаш аль-бахр»[67]67
  «Морской змей».


[Закрыть] пробудились ото сна чуть раньше, и в тихое небо над Вытегрой взошло моление:

– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи!..

Халид омыл лицо чистой холодной водой северной реки и согнулся в глубоком поклоне.

– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи! Аллаху акбар!

Низкие поклоны без помощи рук служили неплохой утренней зарядкой и согревали тело, пока мистический жар накалял дух. Бхандари Юсуф тоже умудрялся сотворить молитву, не выпуская из рук бронзовую ступку, в которой толок зерна «мокко». Тонкий аромат кахвы подавлялся сильным запахом пекущихся лепешек, и Халид, жадно втягивая носом волнующие духмяности, понял, что изрядно проголодался. Тандиль[68]68
  Тандиль – главный над матросами.


[Закрыть] первым свернул свой коврик и повел матросов за собой. Для халасси всегда есть дело – откачивать воду из трюмов, плести канаты, латать паруса.

Просветленный, Халид прошел на корму и устроился на ширазском ковре, сложенном вчетверо. Бхандари три раза вскипятил кахву, добавил в напиток несколько зерен кардамона. Налил в чашечку нахузы. Халид отпил, зажмурил глаза, сделал глоток и только теперь проснулся.

– Налей еще, Юсуф, – попросил он толстого бхандари.

Юсуф с готовностью налил. Съев половину лепешки и запив ее кахвой, Халид ожил. Начинался новый день.

– Холодно у них тут по утрам! – поежился сарханг[69]69
  Сарханг – «заведующий причаливанием», старпом.


[Закрыть] Хасан.

– Разве это холод? – усмехнулся Халид. – Однажды мне пришлось тут зазимовать, вот тогда я узнал, что есть холод! Вода в реках замерзла и стала твердой и прозрачной, как стекло, все вокруг покрыл снег…

– Снег? – недопонял Хасан.

– Снег – это замерзший дождь. Каждая дождинка, когда мороз, превращается в снежинку, в маленькую такую льдинку, похожую на шестиугольную звездочку, которой хватит места на острие ножа. И этих снежинок наваливает по колено, они лежат, как песчинки в барханах, а когда поднимается сильный ветер, их кружит и метет, как в пыльную бурю. Снег мягче песка, русские дети лепят из него шарики и кидают друг в друга. Или ваяют больших идолов, зовомых снеговиками… Я гостил тогда у Ас-Хальди, тутошнего амира.[70]70
  Амир – эмир, князь. Амир ал умаро – князь князей.


[Закрыть] О, Аллах, как же я мерз тогда! Мое лицо твердело на холоде, изо рта шел пар и оседал на бороде инеем… Иней, он похож на плесень, но тоже из замерзшей воды…

Сарханг заслушался. Халид надел запашной бухарский халат из синей парчи, а поверх натянул белый полотняный яктак без подклада и рукавов. Приблизился тандиль, поклонился и доложил о готовности к отплытию. Вот уже почти две недели он докладывает, что корабль готов. У Халида испортилось настроение. Он отошел к резным перилам, ограждавшим квадратную корму, облокотился, сгорбил спину. Задумался.

Шестой год подряд поднимается он по водам и волокам Великого Волжского пути, и непонятно ведь, что зовет его в эту долгую и опасную дорогу! Нажива? Кто спорит, можно озолотиться на русских мехах. Здесь шкурку горностая покупаешь за пару дирхемов, а в Индии продаешь за двести пятьдесят полновесных динаров. Но разве он был беден? Где его только не носило… Он водил корабли в Синийю,[71]71
  В Гуанчжоу.


[Закрыть] за шелком и фарфором, на Яве закупал сандал и камфору, на Цейлоне – топазы, сапфиры, изумруды, панцири черепах, мускус и корицу, на Сокотре – ладан и алоэ. Он побывал во всех портах Савахиля, от Момбасы до Занзибара, набивая трюмы шкурами леопардов, слоновой костью и выносливыми черными рабами-зинджами. И разве дом его в Багдаде не был полной чашей? Но стоило один раз побывать в северных лесах, испробовать ледяной воды родников, бьющих здесь чуть ли не под каждым деревом, и нахуза прямо влюбился в эти края, где ночи светлы, а лето походит на южную зиму.

– Я бы не смог прожить здесь целый год! – признался Хасан. – Русы – народ грубый, угрюмый и злобный, а вокруг все такое одинаковое. Столько деревьев и воды!

– Ты неправ, – улыбнулся Халид. – Да, русы суровы и холодны, они – отражение края, в котором живут. Их прямота и честность кажутся тебе грубостью… Мы, пропеченные южным солнцем, улыбаемся чаще, но что в наших улыбках? Лесть, коварство, хитрость, притворство… А русы простодушны, наивны даже, они открыты и дружелюбны и очень гостеприимны. Наверное, это потому, что мало их на просторах севера, вот и тянутся люди друг к другу. А уж если ты стал их товарищем, тогда они готовы поделиться с тобой всем, что имеют, поскольку щедры от природы. Они будут сражаться за тебя и никогда не бросят в беде одного, потому что нет для них более страшного позора, чем трусость. Но не дай тебе Аллах предать их дружбу и нарушить священные законы побратимства. Тогда пощады не жди! Русы могут быть чрезвычайно жестоки и беспощадны, они бойцы по рождению, и никто на свете не сравнится с ними по силе, бесстрашию и умению воевать.

– И все-таки свеи одолели русов! – ввернул Хасан. – И мы одиннадцатый день стоим на этой реке, не решаясь нос высунуть в озеро Онего.

– Двенадцатый день… – вздохнул Халид. – А насчет победы свеев ты заблуждаешься. Сколько их пришло, помнишь? Шесть тысяч. А осталось меньше четырех! И это притом, что воинов в дружине русского амира ал умаро Халеба было пять сотен всего. Русы просто отступили, а когда они перейдут в наступление, воды Мутной реки окрасятся кровью, и это будет свейская кровь.

Солнце взошло над лесом, его горячие лучи сдернули покрывало с Вытегры, возвращая водам блеск и сверкание. В крепости на берегу задымили костры, на стенах сменилась стража. Хасан оглядел длинную полосу причалов. Вся пристань была занята – десятки судов стояли к ней вплотную, уткнувшись кто носом, кто кормой. Кое-где среди арабских судов затесались крутобокие булгарские кумвары и хазарские струги. Купцы из Ширвана и Хорезма, Абескуна и Бухары, Итиля и Дербента толпились на пристани, шушукаясь или громко причитая, призывая в свидетели Аллаха и Яхве, Ахура-Мазду и Будду. Терпение кончалось у всех торгашей.

– Почтенный Халид! – сказал, подойдя к борту багилы, седобородый Асад. – Алла биль хир![72]72
  Буквально: «Пусть Аллах сделает ваше сидение приятным». Присказка.


[Закрыть]

– Алла биль хир! – отозвался Халид, привставая. – Поднимайся на борт, почтенный, угощу знатной кахвой. Мой Юсуф варит настоящую «бинт аль-Йаман».

– С удовольствием отведаю! – расплылся в улыбке Асад и поднялся на борт багилы. Бхандари тут же поднес ему чашечку ароматного напитка.

– М-м-м… – закатил глаза Асад, и бхандари засветился от гордости.

Допив кахву и перевернув чашку, Асад сказал вкрадчиво:

– Как думает почтенный Халид, не пора ли нашему обществу трогаться и плыть?

– Куда? – кратко осведомился Халид.

– К Торгу.

– Торг сожжен! – жестко сказал Халид. – И столицу Русии заняли свеи.

– Именно, – сменил тон Асад. – Свеи. О них и речь. В руках свейского амира скопилось великое множество мехов. Мы можем их купить и благополучно вернуться.

– Меха ворованные… – спокойно заметил Халид.

– Это военная добыча!

– Я смотрю, – усмехнулся Халид, – вы уже все решили. Кто с тобой?

– Махбуб ал-Абди, потом хазарин этот, как его… Тогар сын Янура, Черный Абдалла, Аббас-урганджи… Да почти все. Пойдем, Халид! Ты лучше всех нас знаешь этих северян, а ждать более невмоготу. Каждый лишний день простоя – это дирхемы и дирхемы убытков.

Халид задумчиво цедил кахву. Допил и решительно сказал:

– Шайтан с вами – снимаемся!

Варяги, засевшие в крепости, арабов не задерживали. Ищут купцы приключений на свои задницы? Ищущие, да обрящут!

А Халид радовался. Всему – и тому, что кончилось их томительное сидение, и остатку пути, и грядущим угрозам. А в том, что они плывут навстречу опасностям, нахуза не сомневался. Беда была в том, что купцы, решившиеся плыть Великим Волжским путем, с самого начала готовились к худшему, они всегда были настороже и давали отпор всяким любителям заимствовать чужое добро. Хазары, закупорившие своими землями дельту Итиля, требовали десятину со стоимости товаров. Поднимешься повыше – там поджидают челны с разбойниками-буртасами. Еще выше – булгары наседают. И попробуй только дай слабинку – тут же обчистят! Поэтому те, кто ходил к русам в третий-четвертый раз, были людьми тертыми, отборными купцами-воинами. Но! Сколько их в караване и сколько свеев? Вот и думай…

Онежское озеро встретило караван пустынными просторами вод и голыми берегами – ни парус не мелькнет, ни дымком не потянет. И река Сувяр поразила Халида – никто не выходил из лесов, не предлагал меха на продажу. Обычно местные карелы толпами подступали к берегу, предлагая шкурки одна другой краше, и путешествие по короткой реке затягивалось дня на два. А теперь… Будто вымерли охотники! Или ушли…

На озере Нево багилы и завы закачало на мелкой, но крутой волне.

– И тут никого! – озабоченно сказал Хасан, сменяя рулевого – суккан гира.

Халид кивнул, зорко осматривая берег. Показались башни Алаборга, но у пристани города не качалось ни единой лодьи. Даже утлые рыбацкие каюки, и те не лежали на берегу вверх дном, напоминая нильских крокодилов. Выморочный город?..

Ближе к вечеру арабские корабли приблизились к устью Олкоги, к тем бурливым местам, где стремительное течение реки мешало несомую муть с чистыми водами Нево. Как худая затычка для толстогорлого кувшина, посреди Олкоги зеленел островок, заросший травой и дикой смородиной. Березки и елочки тоже покрывали его берега, но не поражали величиной.

– На весла! – разнеслась команда. – На весла!

Северный ветер по-прежнему поддувал в треугольные паруса на косых реях, но уж больно разгонялась стремнина – корабли еле тащились вверх по Олкоге. Гребцы живо прибавили ходу всему каравану.

Когда Халиду открылось пепелище, оставшееся после сожженной Альдейги, солнце уже село. Леса по берегам наполнились сумраком, протянулись длинные тени.

– А крепость цела! – сказал с удивлением Хасан.

– Я вижу… – кивнул Халид.

Надо же, все спалили. Только по серым навалам золы и угадаешь, где стояли дома и как протягивались улицы.

– Деревянные дома! – сказал Хасан с пренебрежением.

– В них тепло зимой, – заметил Халид. – А у нас жара, поэтому мы лепим свои дома из глины…

– Глина не горит! – весомо изрек Хасан.

– Но ее размывает дождь! – парировал Халид.

– Сколько шатров… – пробормотал сарханг, меняя тему.

Нахуза сумрачно кивнул. Свеи были ему безразличны, но именно они пожгли дома русов – его друзей и партнеров. Действует ли тут формула «Враг моего друга – мой враг»? Может, и действует, но следовать ей… Как? В караване ровно тридцать кораблей, а у свеев… Кстати, а где свейские лодьи?

– Что-то я их кораблей не вижу! – удивился Хасан.

– Тем лучше, – проворчал Халид, – будет куда пристать!

Свою багилу он первой ввел в устье Ала-дьоги и причалил близ крепости. Свеи толпой сбежали к пристани, гогоча и махая руками. На лицах их читалось оживление, и у Халида малость отлегло от сердца. Плотная толпа, занявшая все место от стен крепости до реки, раздалась, образуя коридор, и к берегу сошел воин в богатых одеждах. Видимо, это и был свейский амир.

Халасси по знаку тандиля уложили сходни, и Халид сошел на берег, чувствуя себя очень важной персоной, чуть ли не послом.

– Не самого ли великого амира свеев я имею удовольствие лицезреть? – сказал он, кланяясь и прикладывая руку к сердцу.

Прыщавый и перевозбужденный свей с красным, облупленным носом, нашептал амиру перевод, и тот кивнул милостиво – угадал, дескать.

– Ас-саляму алейкум! – поздоровался Халид.

– Ва-алейкум ас-салям! – старательно выговорил прыщавый толмач. – Ахлан ва сахлан, йа хавага! Мабрук! Мабрук![73]73
  Добро пожаловать, господин! Благословляю! Благословляю!


[Закрыть]

Амир осклабился и повел рукой, приглашая купцов следовать в крепость.

– Эйрик конунг, сын Энунда, – важно проговорил прыщавый, – зовет всех вас разделить с ним трапезу и поговорить о приятных и важных вещах!

Халид поклонился, мимолетно касаясь рукояти скимитара,[74]74
  Скимитар – кривой меч, несколько расширяющийся к концу.


[Закрыть] скрытого халатом. Купцы гуськом двинулись за ним – величественный Асад, юркий Тогар с лицом деревенского хитрована, бывалый Аббас Рахман, хромой, но прыткий Умар, медлительный Али Хагам, порывистый Зариф, скользкий Шакур, молчаливый и основательный Сабир.

Купцов провели в крепость, и сразу за воротами глаза их загорелись алчным блеском – вдоль всей стены были устроены прочные навесы, под которыми висели меха. Целые вороха мехов. Настоящий меховой завал. Амир свеев уловил настрой купеческого сословия и хищно улыбнулся. По его приказу прибежали трэли, они тащили столы, уставленные яствами, и расставили их прямо под крайним навесом, так, что пышные меха висели над головами сидящих как обещание дохода, как приманка.

– Свинины на столах нет, – успокоил арабов толмач, – только птица лесная!

Халид усмехнулся. Вдали от родных мест он не был особо верен канонам ислама. Бывало, что и кабаном угощался… Заветы заветами, но и смысла здравого тоже надо держаться.

Изрядно отпив выдержанного русского меду, купец как следует закусил. И больше к еде не притронулся. Амир свеев посматривал на него, прищуриваясь.

– Мы не знаем здешних обычаев, – солгал Халид, – и можем ошибаться в намерениях, но желание у нас одно. Хотим скупить эти меха и отчалить!

Выслушав переводчика, Эйрик кивнул.

– Это также и желание амира! – сказал прыщавый. – Мы готовы уступить отборнейшие меха – сами видите, какие! – за низкую плату, но с одним условием…

Халид насторожился и спросил:

– Это с каким же?

Прыщавый, наклонясь к Эйрику, дослушал негромкий говорок и заявил:

– Уступите на время ваши суда! Мы перевезем раненых к себе домой и вернем вам их! И вы сможете плыть домой богачами!

– Не могу поверить, – Халид подпустил в голос слащавости, – что у такого великого воителя, как амир, наберется столько раненых. Места на наших судах хватит для тысячи человек. Ужели столько воинов мучимы ранами?

Лицо Эйрика отвердело, а голос порезчал.

– Не хотите по-хорошему, – надменно перевел прыщавый, – будем по-плохому. Конунг забирает ваши суда вместе с товаром!

Купцы вскочили, потрясая кулаками и яростно крича:

– Шайтан! Нассаб! Йесхатак![75]75
  Дьявол! Мошенник! Будь оно все проклято!


[Закрыть]

Эйрик конунг даже не вздрогнул. Выцедив мед, он щелкнул пальцами. Викинги, до этого топтавшиеся на ступенях, ведущих в терем, сбежали вниз, оголяя мечи. Эйрик отдал приказ, и купцов, пихая и пиная, погнали из крепости вон. Халид бежал, подталкиваемый в спину, и соображал, что предпринять. Когда арабов вытолкали на пристань, они стали свидетелями разбоя. Викинги хозяйничали на палубах, сгоняя на берег команды. Самых отчаянных халасси мордовали и скидывали в воду.

Уловив взгляд Хасана, брошенный на него с кормы багилы, Халид кивнул. Сарханг ощерился и закричал протяжно:

– Аллах акба-ар!

И это прозвучало как сигнал. Арабы, до того бестолково метавшиеся по палубам, взревели. В руках их появились скимитары и персидские караджуры. На палубе багилы Халида закипел бой. Двоих викингов зарезали сразу, еще трое быстро опомнились и дали сдачи. На доски палубы рухнул, обливаясь кровью, бхандари Юсуф. Тандиль Маслама не уберегся и тоже упал, хватаясь руками за перерубленное горло.

Матросы Асада, набранные из воинственных бедуинов, наседали на хускарлов, раскраивая тем панцири вместе с кожей.

– Уходим! – закричал Халид, инстинктивно находя единственно возможное решение. – В лес пробиваемся! В лес…

Его крик услышали все, но прислушался не каждый. Мустафа и Асад не смогли оставить свои корабли и свой груз, они бились отчаянно, но скоро, очень скоро крыло ангела смерти Азраила осенило обоих. А халасси не последовали за хозяевами – пестрой толпой попрыгали в реку и поплыли к левому берегу Аладьоги.

Свеи свистели и орали арабам вслед, воспринимая их бегство как бесплатное зрелище. Стрелки пускали по убегавшим купцам стрелы, но не с целью убить – свеи просто развлекались.

Мокрый и злой, Халин выбрался на берег, весь перемазавшись в глине. Не сдержался и погрозил другому берегу окровавленным скимитаром:

– Мы еще вернемся!

Сотни свеев, наблюдавших за спектаклем, как с рядов амфитеатра, издали восторженный рев, переходящий во взрывы гомерического смеха.

– Уходим! – рявкнул Халид.

Хасан, раненный в ногу, быстро захромал на север. Человек триста купцов, их помощников, охранников-гулямов, мореходов – перепуганных, разъяренных, потерянных, отчаянно взывавших к Аллаху – бегом добрались до лесополосы за северной околицей Альдейги.

– За мной! – крикнул Хасан, уводя соплеменников на запад, мимо курганов.

Арабы, никогда не бывавшие в лесу, если не считать таковым рощи финиковых пальм, вломились в заросли, держа на запад.

Начало темнеть, когда они вышли на край огромного болота.

– Стой! – закричал Халид. – Это зыбучая земля. Если провалишься – засосет. Попробуем обойти!

– Что ты раскомандовался?! – крикнул Шакур.

Халид выхватил меч и уткнул его в грудь Шакуру.

– Командовать вами буду я, – мягко проговорил он, – потому что я единственный из вас, кто жил здесь и знает, как тут выживают. Если ты не согласен, то ступай, куда хочешь. Хоть в болото…

Шакур вспыхнул, но, оглядев хмурые лица купцов, угомонился.

– Веди уж, – буркнул он. – Йесхатак!

Халид бросил скимитар в ножны, повернулся, чтобы идти, и тут заросли можжевельника перед лицом его раздвинулись, и на тропу вышел светловолосый розовощекий гигант.

– Ас-Хольди! – вырвалось у Халида. – Это ты?!

– Узнал! – гулко захохотал Аскольд сэконунг. – Что, влипли, торговые гости?

– Амир свеев отобрал наши корабли, – признался Халид со стыдом.

– Понятно… – протянул сэконунг. – Его-то лодьи мы пожгли. Вот он и вертится, как уж на сковородке. А что ж вы в нору к волку полезли? Что, решили по дешевке краденое скупить?..

Халид готов был на месте от позора сгореть.

– Ладно, гости дорогие, – проворчал Аскольд. – Пошли! Поздно уже…

Молчаливые варяги, вышедшие из леса, вложили в ножны мечи, словно повторяя движение Халида, и сделали приглашающий жест, пропуская гостей вперед.

Шли долго, но вот что интересно – чем дальше в дебри заходил Халид, тем больше народу встречал по дороге. Словно все те, кто покинул берега Онего и Сувяр, сбрелись сюда. Купцы, ведомые варягами, выходили на полянки, где горели костерки, кругом которых сидели вооруженные люди. Иногда их тропу пересекала другая, и смутно видимые воины со щитами и при топорах пропускали их мимо. Из лесу доносились глухие голоса, а где-то очень далеко, на грани слышимого, звенел молот кузнеца.

– А ты прав, – негромко сказал Хасан, – здесь готовится наступление…

Халид молча кивнул, потом подумал, что сарханг может и не заметить его кивка в темноте, и сказал вслух:

– Да, что-то они тут затевают…

Неожиданно лес кончился, и арабы вышли на обширный луг, сплошь заставленный шатрами и шалашами. Горели десятки костров, бросая блики на сотни доспехов и лезвий. Гул голосов поднимался к первым звездам, создавая впечатление огромной массы народу, грозной силы, обороть которую никому не дано.

Аскольд устроил купцов у свободных шалашей и землянок, а Халида, Хасана и Сабира повел с собой, представляться Улебу конунгу.

Амир ал умаро выглядел усталым, но довольным. Он сидел на бревне у костра и глядел на арабов поверх огня.

– Ас-салям, о халиф русов! – начал Халид, подлащиваясь к конунгу. – Да сопутствуют тебе удача и счастье! Наши головы покрыты позором, позволь нам встать под твою руку и смыть его кровью!

Улеб конунг кивнул, принимая предложение, и сказал:

– Готовы, значит, драться со свеями?

– Аля хашни! – выпалил Халид, опомнился и сказал то же, но по-русски: – Готов для тебя на все!

– Поведешь тогда своих… Врежем свеям!

– Когда? – жадно спросил Халид.

– Через два дня. Ударим на рассвете. Не хотят свеи по правде жить, тогда пусть боятся правды! А закон мы с собой носим, – усмехнулся конунг. – В ножнах!

2

Вымотанный за долгий и трудный день, Халид проспал до утра и очень удивился, обнаружив над собою сплетение веток, а не потолок крошечной каютки. Память быстро вернула его в явь, да и вид из шалаша открывался достаточный – обширный луг в окружении сосен весь был заставлен временным жильем. Кожаные шатры гридней стояли ровными рядами, шалаши и землянки гражданских – вразброс. На зеленой траве выделялись черные пятна кострищ, сотни копий были сложены в пирамиды, щиты лежали навалом. А люди постоянно двигались, не в силах усидеть – бродили, собирались в компании и толковали о своем, сходились и расходились. Народу собралось – тыщи! И вся эта громадная толпа галдела на все лады. Командиры отдавали приказы, подчиненные бежали их исполнять. Детей, чтобы не путались под ногами, собрали вместе, под присмотром замужних женщин, знавших, как обращаться с ребятней. Непоседы сидели смирно, видать, прониклись серьезностью момента.

Халид выбрался из шалаша, нацепил скимитар поверх халата и пошел искать своих.

Обойдя почти половину луга, он увидел девушку, выходящую из леса, и будто споткнулся. Что заставило Халида замереть, а сердце его забиться учащенно? Девушка была хорошенькая, но мало ли хорошеньких кругом? Что-то еще было в ней, невыразимое, но до боли приятное, западающее в душу… Большие серые глаза, в которых угадывался ум и блестела печаль? Мягкая походка, легкая улыбка? Что?..

– Здравствуй! – выпалил Халид.

– Здравствуй, – ответила девушка. В руках она несла целую охапку лечебных трав и прятала лицо в листьях.

– Не сочти меня невежей… – начал Халид. – Скажи, как имя твое?

– Меня зовут Дана, – улыбнулась девушка. – Так и будем стоять? Пошли, мне нужно отнести эти травы нашей лекарке…

Халид так закивал головой, что с нее едва не свалилась чалма.

– А тебя как зовут? – спросила Дана.

Халид, проклиная свое тупоумие, представился:

– Абу-Зайд Халид ибн ал-Йазид ас-Самарканди!

Дана округлила глаза:

– Такое длинное имя?!

– Нет, совсем не длинное! Имя мое – Халид, а все остальное – приставки. «Абу-Зайд» – это кунья по имени сына, а Йазидом звали моего отца…

– Получается, – оживилась Дана, – что ибн ал-Йазид по-нашему будет «сын Йазида»?

– Точно.

– А там еще было что-то ас… Ас с чем-то…

– Ас-Самарканди! Это нисба, и значит она, что я родом из города Самарканда.

– А далеко это?

– Очень! – признался Халид. – Правда, я покинул Самарканд, когда мне еще не исполнилось двенадцати зим, и больше не бывал там.

– И где ты тогда живешь?

– В городе Багдаде, столице Халифата! Вы называете Халифат Сёркландом…

– А-а… – протянула Дана, нюхая травы. – А Багдад… он большой?

– Очень большой! Там живет миллион человек!

– Миллион? – повторила Дана. – А это много?

– Сколько живет в Альдейгьюборге?

– Десять тысяч! – гордо ответила Дана.

– А в Багдаде – в сто раз больше.

– В сто раз?! – впечатлилась Дана. – Ничего себе…

Дана вошла под широкий навес, где хлопотали лекари, и передала им собранные травы.

– Ты сказал, что у тебя есть сын, – напомнила Дана, – а жен у тебя сколько?

– Две, – сказал Халид, – Лейла и Фейруза.

– Красивые имена!

– Да… Лейла – значит ночь, а Фейруза – это бирюза по-вашему. Видела бирюзу? Каменья такие, голубые, а есть сине-зеленые.

– Ты их любишь? – прямо спросила Дана, и Халид не почувствовал подвоха в вопросе девушки.

– Люблю, наверное… – промямлил он. – Лейлу в жены мне выбрал отец, и я не видел лица невесты до самой свадьбы… Фейрузу я встретил сам, а сейчас хочу ввести в дом третью жену…

– А ее как зовут?

– Дана.

Девушка-ведунья весело рассмеялась и кокетливо погрозила пальчиком.

– Ишь ты его! – сказала она насмешливо. – Разгон какой взял!

Лицо ее приняло задумчивое выражение.

– Меня еще никто замуж не звал, – призналась Дана. – Приятно… Но время-то какое! – вздохнула она тяжко. – Скоро уж битва, и кому из нас доведется выжить, а кому не повезет?.. Ты же не будешь прятаться и беречься? Ну вот… И нам с Чарой придется побегать, раненых выносить…

Халид торопливо покивал, понимаю, мол.

– Дана, – сказал он с волнением, – сам не знаю, как это получилось. Не верил, что так бывает, но вот же – случилось. И не с кем-то, со мной… Проснулся я, и ведать не ведал, что есть на свете девушка по имени Дана. И вот узнал… И хочу быть с нею! Я все равно разыщу тебя, когда свеев прогоним. Я прилипчивый! А выживу или нет, на все воля Аллаха.

– Аллах – это твой бог? – полюбопытничала Дана.

– Это и твой бог, – улыбнулся Халид. – Аллах – всемогущий и всеведущий, и нет бога, кроме Аллаха.

– А Перун? – нахмурилась Дана. – А Велес? А Хорс?

– Может, то, что ты разделяешь на Перуна, Велеса и прочих, всего лишь разные ипостаси единого бога?

Дана задумалась.

– Может, и так, – признала она неохотно. – Давай не будем про богов, а то обидятся еще, а послезавтра бой.

– Давай, – улыбнулся Халид. – Скажи, а потом, после войны, кому мне нести калым за невесту?

– Калым?

– Так говорим мы. Вы говорите – мунд или вено.

– А не к кому! – грустно сказала Дана. – Отца с матерью я не помню, с дедом жила. А деда убили свеи…

– Я отомщу им за твоего деда!

– А я уже отомстила ихнему конунгу! – усмехнулась Дана и махнула рукой, словно отгоняя неприятности и мерзости жизни. – Пойдем погуляем?

– Пошли! – обрадовался Халид.

И они пошли. Медленно пошагали кругом луговины, держась за руки, поглядывая искоса друг на друга, и было им хорошо.

3

Дана, переодевшись в рваную рубаху, нацепив поверху поневу, изгвазданную донельзя, укутав пышные волосы платком с прожогами от искр, осторожно вышла на окраину Альдейги. Впрочем, что околица, что центр – пожар все уравнял. Был город, стала пустошь.

Дана взошла на холмик, где раньше стояла изба дядьки Урхо, и осмотрелась. Свеи крепили оборону – по размашистой дуге копали ямы и рвы, насыпали валы, таскали на верх тех валов сучковатые стволы елей или плели по два тына за раз, засыпая промежутки землею. Эта внешняя укрепленная линия защищала подходы к линии внутренней, обводившей то место, где раньше был торг. А в середке стояла айдельгьюборгская крепость. «Готовятся свеи!» – подумала Дана и пошла потихоньку, сутулясь и шаркая ногами в старых лаптях, изо всех сил изображая побирушку. В холщовой суме, перекинутой через плечо, девушка несла тяжелый горшок с наглухо запечатанной крышкой.

Хускарлы, голые по пояс, лоснящиеся от пота, только на миг отрывались от порученного им дела, взглядывали на нищенку, похохатывая и перебрасываясь шуточками, и снова вгрызались в землю лопатами, ломами, кирками. Дана брела вдоль линии укреплений, высматривая слабые места, а чтобы отвадить от себя похотливых самцов, хромала и пускала слюну с выпяченной губы – ни один хускарл не польстился на такую «красотку».

Острый, внимательный взгляд Даны отмечал все – настроение воинов (подавленное), разногласия между ледунгом и викингом (нешуточные). И вдруг она увидела своих. Дана пригляделась. Нет, ошибки быть не могло – ухватившись за ручки колоды-трамбовки, уминали глину карелы. И среди них… Райво!