Текст книги "Копье Судьбы"

ОДИННАДЦАТАЯ ЗАПОВЕДЬ

Стукает кормуха.

«Скворцов, с вещами на выход!»

Ты спросонья спрыгиваешь со второго яруса нар. Конвойный нянчиться не будет, мигом придаст ускорение дубиналом. Но почему хата пуста? Что это было вчера ночью? Превращение односидов в мертвецов, преображение вора в первосвященника…

Гониво? Бред? Галлюцинации?

Некогда размышлять, руки – в кормуху, наручники сжимают запястья.

Новиков пришпоривает ключами в поясницу: «Шнель, шнель!».

Лампы горят через одну, длинные пролеты погружены в полумрак.

На фоне дальнего окна вырисовывается силуэт встречной пары.

«Стоять, лицом к стене!»

Выводные отходят, тихо переговариваясь.

В потолке мигает испорченная неоновая трубка.

Рывком за локоть тебя разворачивают…

Финт!

Узкие губы едва шевелятся.

– Молчи и слушай! У нас пять минут. Скажи, было такое, чтоб ты заявлял ментам, вообще любому официальному лицу, что это копье – твое?

Бьет в глаза трубка с задроченным дросселем.

… так мигала лампа в купе поезда «Симферополь – Москва»…

Долетает грохот далекой решетки…

…эхом отзывается соударение вагонных буферов, золотые ножны бьют в лоб…

…Тьма…

…Тьма…

…Тьма…

…провал в Клепсидру Времен, где пересыпается из колбы Прошлого в колбу Будущего золотой песок Вечности, – песчинкой летишь ты в эпоху Исхода, – хлопком огромного парашюта распахивается выгоревший купол аравийского неба, по ушам хлещут посвисты песчаной бури, крики верблюдов, блеяние овец, гул шатров на ветру, хлопанье ковров на заборе Скинии Завета.

Рев толпы… схватка с Зимри… его отступление… твой проход по стану.

Вот шатер военачальника. Вот вход.

Полутьма напоена стонами страсти и мускусом пота.

Оседлав нагую, по-лягушачьи раскинувшую ноги женщину, Зимри исполняет бешеный тверкинг, будто хочет вколотить ее бедрами в ложе.

Глазами Финееса ты видишь косматую мощь вождя поколения, спину с потертостями от наплечий, нечесаные дреды, елозящие по разверстому в крике ужаса лицу колдуньи, вскинувшей встречь убийце ладони с нарисованными на них магическими очами.

«КХАПЬЁ – МАЁ-Ё-ЁООО!!!»

Отполированный до блеска, ни разу не пивший крови наконечник пронзает спину мужчины, пробивает его сердце, впивается в женскую грудь, и через ее сердце пригвождает любовников к ложу.

Трясись, древко молодого орешника! Бейтесь в корчах, блудница с предателем!

Губы в алой киновари вышептывают предсмертные слова.

«Будь ты про-о-оклят…»

Тебе, Сережа, тебе под лопатку забит осиновый кол, это ты не можешь вздохнуть, в твоих глазах меркнет мерцающий свет…

«Открой глаза, Сереженька, открой глазки».

Даша склоняется в купе поезда, хлопает тебя по щекам. На пол сползает пронзенный в живот таможенник. О чем он спросил тогда, молодой и строгий украинский офицер, о чем-то смешном, по-детски наивном.

«Чья это пися?»

Нет.

«Чий цэ спыс?»

«Открой глаза, Сереженька, открой глазки».

Даша склоняется, хлопает тебя по щекам. На пол сползает убитый таможенник.

– Вспомнил! – распахиваешь ты глаза в ЭТУ реальность, где нет гудящего под ветром шатра, нет убиенных любовников, а есть тюрьма и Вор с серебряным от испарины лицом. – В поезде, на досмотре! Таможенник спросил, чье это копье, и вдруг я слышу, как отвечаю, уже не я, не я, кто-то другой, шаманским горловым пением… – из копчика по позвоночнику впрыскивается инъекция экстатического безумия, ты вытягиваешься, выгибаясь головой к лопаткам, и вопишь в иерихонскую трубу тюремного коридорища, – «КХАПЬЕ – МАЁ-Ё-Ё-О-О! – !-!»

О! – о-о-о! – о-о-о!… – гулко катится эхо под мрачными сводами.

Безумные вопли нередко оглашают застенки СИЗО, немало страдальцев, не выдержав тягот заключения, сходят тут с ума. Финт захлопывает тебе рот и держит так, пока ты булькотишь в татуированные пальцы.

– Он же… через вас… дайте сказззз… приходил… вчера, на разборке… Финеес… он отключ… вам память…

Втиснутый затылком в стену, избываешь ты микроприступ эпилепсии.

– В глаза мне! – шепчет вор. – Ты Сергей, я Финт… Все хорошо… все нормально… дыши, дыши! – и вдруг крепко, по-братски генерал преступного мира обнимает зашуганного первохода. – Эх, укатала тебя следственная! Ну, ничего, держись, первые полгода самые тяжелые. Что было дальше? Крикнул ты и что? Что потом случилось?

Ты рассказываешь про неожиданную смерть таможенника.

Финт переспрашивает несколько раз.

– Ты заявил государеву слуге, что копье, мол, твое, и тут же убил его этим копьем?

– Я не убивал! Так получилось.

Законник встряхивает тебя за плечи.

– Эй, парень, ты хоть знаешь, КТО ты теперь такой?

– Да кто я… – кажешь ты руки в «браслетах», – зек я поганый.

– Дурак! Ты первый в истории РУССКИЙ Владыка Копья Судьбы! Слушай меня внимательно. Тебя автозак дожидается, повезут к прокурору, да не к простому, а к генеральному. Запомни, никому копья не отдавай, не продавай и не дари. Понял меня?

– Копье и так у них, это же вещдок…

– Они не могут по беспределу забрать у тебя копье. Это будет не по их понятиям. Так что они будут тебя уламывать, уговаривать, запугивать…

– Кто, мусора?

– Транскорпы. «Мировое Правительство», «Череп и кости», элита Запада, не суть.

Они не могут отнять у тебя копье, поэтому попытаются подкупить, сломать, запугать, словом, ссучить… Жаль, времени нет потолковать с тобой по душам. Короче, слушай! В 17 веке на Русь напали те же кровяные отморозки, что под погонял ом конкистадоров завоевали Америку, Индию, Китай и Африку. Они поработили тогда всю планету, и такое положение остается до сих пор, мы до сих пор в рабстве у этой безжалостной силы. Это они вырезали цивилизации индейцев обеих Америк, вывозили из Африки рабов, грабили Индию и Китай. С Россией поступили вовсе по-скотски: забили свободный народ в крепость, русскую знать вырезали, вместо нее прислали своих бургомистров, древние летописи переписали, православие испохабили Никонианской реформой, уничтожили Русь, и сохранилась она только здесь, в тюрьмах да лагерях.

О Финте ходят легенды. Вор старой закалки, однажды он «поставил крест» на зоне и в одиночку палкой перебил тридцать пять сук. Всех блатных колонии объявил нечистью, их били везде, на этапах, зонах и пересылках. Вместе с уголовниками пострадало много молодых первоходочников, примкнувших к блатоте по недомыслию. Потом крест сняли, но всем, кто тогда строил из себя авторитетов, дорога в порядочные арестанты была закрыта навсегда.

– Что, – усмехается Вор, заметив твой рыщущий по коридору взгляд, – Русь ищешь?

Ворами называли бунтовщиков. В острогах и на каторгах зародилась каста воров в законе, форма самоорганизации русского народа в условиях вражеской оккупации. Воровские понятия – это Русская Правда, древний Закон наших предков. Слышал про завещание Петра, предписывающее цесаревичам жениться только на немках? Русской крови в царях не осталось. Романовская знать состояла сплошь из иностранцев. Они и разговаривали-то на своих птичьих языках – французском, английском да немецком. Русского «быдлячьего» языка знать не желали, народ презирали, торговали им, как скотом, жен продавали отдельно от мужей, детей отдельно от родителей, давали матерям борзых щенков для вскармливания, а детишки их в это время пухли от голода. Разве со своим народом так обращаются? Нет, так ведут себя с завоеванным быдлом. Вот откуда лютость Гражданской войны. В 17-ом году восставший народ вырезАл не русскую аристократию, а оккупационные иностранные силы. И никакая то была не классовая борьба, а национально-освободительная война. Мы, воры в законе, – тайная внутренняя Русь. Сколько власть ни пыталась нас ссучить или извести, да только хер им всем в поганое фуфло! Если хоть один вор останется, от него снова пойдет прежняя Русь.

Цокают подковки – возвращаются надзиратели.

«Наклони голову!»

Законник возлагает на тебя руки.

В тюремной штольне раздаются удивительные слова, произнесенные несмотря на стрессогенность ситуации удивительно спокойным голосом.

– Черный археолог, брат. Впервые самый могущественный артефакт истории попал в русские руки. Слушай древнее пророчество. Когда Запад насильно крестил Русь, когда языческих идолов сбрасывали в Днепр, волхвы предсказали народу страшные беды за отступничество от веры предков. Беды должны закончиться на тех же берегах Днепра, где вырубались священные рощи и попирались святыни. Враги готовятся окончательно расчленить и уничтожить святую Русь. Тебе предстоит нанести им поражение.

Ты силишься высвободить голову, но Вор сжимает твой череп так, что начинают ныть костяные своды.

– Молчи и слушай! – шелестит шепот в извилинах ушной улитки. – Я, вор в законе Финт, посвящаю тебя в воровское братство и даю одиннадцатую заповедь: «Не ссучься!» Поклянись даже под страхом смерти не нарушить священную заповедь, которую я только что открыл тебе.

«Клянусь!» – выдыхаешь ты, не понимая до конца ни смысла клятвы, ни страшных последствий клятвопреступления.

«Продолжать движение!»

В поясницу вонзается ключ надзира, но ты не чувствуешь боли, тело охвачено анестезией самозабвения.

Прогнав подземными коридорами, узника выводят во внутренний двор Корпуса следственных действий, где уже ожидает автозак и прохаживается, поглядывая на часы, следователь Фоминых.

ВОЛОДАРЬ КАБЛУЧКИ

Автозак проезжает по мосту Патона над Днепром.

Ползет буксир с «усами», лодки с рыбалками качаются на волнах. В зеленоватой воде отражается мост Патона с едущим по нему потоком автомобилей.

До чего же хорошо! свежо! привольно!

И как же грустно наблюдать за мирной жизнью через решетку автозака!

Фургон въезжает во внутренний двор монументального здания с колоннами из тесаных гранитных блоков.

Задвигаются автоматические ворота.

На отдельном лифте, охраняемом элитным подразделением МВД Украины «Грифон», заключенного поднимают на третий этаж в просторную приемную.

Возле стойки низкорослый мужчина в дорогом костюме с лицом бритой макаки о чем-то препирается с секретаршей, которая не пропускает его в кабинет. «Примат» пытается льстить, но упорство тупой телки сильно его раздражает. Долетают обрывки фраз «срочно нужно, красавица, ты знаешь, кто я?!» «Генеральный занят. Перед вами есть еще посетители».

– Кто-о? – с презрением тянет человек-макака.

– Вот, – показывает секретарша на конвой и подследственного.

– Галечка, кралечка, это рвань тюремная, а у меня срочное дело.

Глядя сквозь просителя, Галя снимает трубку белого телефона с золотым тризубом на вертушке.

– Проходите. Вас чекають. (Вас ждут), – говорит она.

Отворяются дубовые двери. Бликует золотом табличка с изображением щита с Тризубом и двух перекрещенных мечей.

«Генеральний прокурор України

державний радник юстиції України

Решетняк Михайло Іванович»

Ледником дышит мощный сплит-кондиционер.

Здесь – вершина следственного мира.

Шамбала юстиции.

Восьмитысячник власти.

Вершины надзора, торосы следствия, снеговые лавины правосудия.

Конвой, следователь, заключенный коченеют.

«Дозвольте, Михалваныч?» – дарвалдаем дребезжит голос следователя Фоминых. Это в СИЗО ты царь и бог, а здесь – вошь и тля.

Боулинговой дорожкой бежит вглубь кабинета крытый зеленым сукном стол для заседаний Коллегии Генпрокуратуры и выбивает страйк о дубовую тумбу, за которой в окружении символов державы – тризуба и жовто-блакытного прапора – восседает могутный «дядько» в синем, как море, мундире с шестью золотыми звездами на погонах.

– Зніміть з нього наручники.

Фоминых – на цырлах – к шэфу, «заключенный опасен, склонен к нападению на адм…»

Слова застывают на облизываемых волнением губах, бо шэф распоряжается не только снять наручники, но и «усим залышыты примищення» (всем оставить помещение).

Наручники снимают, конвой выходит.

Ты растираешь запястья и… не веришь своим глазами.

Генеральный прокурор Украины идет к тебе с протянутой рукой.

В раскрытой ладони искрится изумрудами повернутый черепом внутрь перстень.

Крепкое рукопожатие. Снаружи на пальце генерального виден лишь тонкий серебряный ободок кольца.

– Витаю, – добродушно гудит Михаил Иванович. – Вы одын з Трынадцяты, якщо я нэ помыляюсь? С лопатой работаете?

«О чем он? Какая лопата? Намекает на раскопки? Или на удар по голове Димы Капранова? Тринадцать это кто? Соседи по камере? Откуда у него перстень СС? Зачем он трогает мизинцем мою ладонь изнутри?»

Вдруг воздух за плечом сгущается, ты чуешь насморочное дыхание Кости Менялы.

– Все ясно с перстеньком, Геннадьевич… – щекочет ухо слабый шепот. – Рядовые СС носили кольца без камней, офицеры с рубинами, генералы с изумрудами, ну а руководство высшего посвящения имело перстни с бриллиантовыми глазами и личной подписью рейхс-фюрера Гиммлера на внутренней поверхности ободка. Перед нами генерал масонского Ордена, и он, смею предположить, ждет от вас ответного масонского рукопожатия.

Ты обводишь глазами окрест и обомлеваешь – тебя окружает призрачная хата «5-4-7»: на нарах курят полуголые односиды, кто колени поджав, кто ноги скрестив, и дымки от их сигарет кренятся набок под ветром кондиционера. «Херовата ваша хата – сквозь нее проходит дым», как говорил Качан. Где он, кстати?

Стоило подумать, и тут же сквозь синеву прокурорского мундира просачивается улыбка со сколотым зубом: «Кочумай, Серега!»

Качан! Бестелесный, ползучий, как туман над рекой.

– Че язык проглотил? Включай мозг, Серый, да побыстрее! Не видишь, начальник серчает!

– Сыграем в крестики-нолики, Серожа? – высовывается с верхотуры нар Юрий Соломонович и тающим пальцем ставит крестик на решке.

«Что это? Гон, бред, галлюцинации?»

Очнувшись от шока, ты ощущаешь, как Меняла толкает тебя локтем, – словно холодок спазмирующий проходит по средостению.

– Не смотрите на нас, Геннадьевич, смотрите на прокурора, попалимся!

И верно, генеральный подозрительно узит усеянные папилломами веки.

«Він ніби не в собі, – размышляет Михаил Иванович, а ты слышишь его мысли, они а резонируют в твоем черепе, – блимає, витріщається, очима обертає, руками водыть. Пришелепкуватый (чокнутый)? Може, зарано я наказав зняты с нього наручники?»

– Костя, что надо делать?

– Пожмите ему руку по-масонски.

– Но я не умею!

– Попалимся! Говорите мысленно, не то он примет вас за шизанутого и отправит обратно в СИЗО!

– Серожа, – подплывает к другому уху Иловайский, – а ну, быстро говорите мине: «А вы, похоже, с камнем работаете».

Повторяя секретную фразу масонов, ты невольно картавишь (как это делает суфлирующий Юрий Соломонович)

– Лопата и камень – масонские символы, – торопливо толкует еврей. – Сделайте руку «дощечкой». Мизинец отведите от безымянного вниз градусов на 25 и влево внутрь еще на 30 градусов. Если руку вам протянул масон, то ваша кисть легко состыкуется с его ладонью.

Ты стараешься выполнить инструкции, но без тренировки у тебя мало что получается.

«Та вин мабуть пьяный. То столбение, ніби побачив щось жахливе, то картавит, неначе жид, то посміхається, як блаженний… Ни, цэ звичайний чорний копач, випадково нарывший в горах каблучку Влады».

Судьба зека почти решена. Генпрокурор набирает в грудь воздуха, чтобы вызвать конвой, как вдруг что-то происходит. От растерянного парня исходит порабощающий импульс такой силы, что Михаила Ивановича пробивает испарина. Через браму, тело-врата, в кабинет ступает тот, при чьем появлении в музее Хофбурга Гитлер едва не сварился в собственном поту.

– Вы разве не видели, КОГО задержали ваши люди?! – спрашивает Дух так тихо грозно, что Михаилу Ивановичу кажется, будто в голове его погромыхивает гром. – Что. Вы. Были. Обязаны. Сделать. Увидев перстень Власти с бриллиантовыми глазами?!

Учителя с Тонкого плана крайне редко и лишь в критических ситуациях идут на контакт с людьми, их явления воспринимаются как инсайт, экстаз, озарение. Тебя стремительно возносит в горы, у ног твоих громоздятся облака, а в лицо дуют ледяные ветры. Где-то далеко внизу маленький человечек проходит пугающие земные уроки, но здесь, в блеске молний и ледников, в мире Глобальных эгрегоров ты переполняешься восторгом и ликованием всемогущества.

«Приветствую ва-а-а-ас! – волнами шаманского горлового пения обдаешь ты вершины гор. – Я Владыка и Великий Потрясатель Копья Судьбы-ы-ы-ы-ы…»

«Приветствуем….» – выдыхают эгрегоры, и со склонов гор сходят снеговые лавины.

Видение исчезает.

Ты обрушиваешься в кабинет.

Финеес вихрем возносится в эмпиреи, отряхая от стоп своих земную оболочку, дабы вибрации высшего присутствия не испепелили фибры незакаленной души.

– Принесите МОЕ кольцо!

Генпрокурор пытается сопротивляться волевому напору, но чувствует как бы удушье, мундир словно стал тесен в воротнике – Качан взялся за лацканы прокурорского кителя и свел их удушающим приемом.

– Ты че должен был сделать, хряк недорезанный, когда увидел перстень СС с бри-ликами?! Нехер теперь рыло свое косоротить, жиробас!

Призрачное колено врезается генпрокурору в пах (судорога пронзает половые органы), затрещина электростатической волной ерошит пышную шевелюру (приступ мигрени сковывает затылок), пендаль попадает точно в копчик (поясницу простреливает).

Хата взрывается криками и свистом.

– Гаси мента на глушняк, Кочерыга!

– По яйкам, по яйкам ему наверни!

Качан делает то, о чем обычный заключенный может только мечтать. Отп…здить прокурора, да не простого, а генерального, это ли не зековское счастье?

Ох, и лупит Качан, ох, и буцкает! Энергетические оплеухи полощут покрытое крапивницей толстое лицо, незримые маваши и лоу-кики поражают нервные узлы, ребра и суставы.

– Ну, хватит, хватит вже, Качанчик, – Юрий Соломонович оттесняет разошедшегося буяна, – бо так ви сделаете с него котлету по-киевски. – Подняв Качану руку, еврей провозглашает. – Генеральского прокуратора Украины победил донецкий пацан Андрей Кача-а-а-нов!

Зрители свистят и рукоплещут. Чемпион раскланивается.

Меняла тащит найденную в секретере бутылку «Чиваса».

«Буш-сын приходит к Бушу-папе с баттлом виски и спрашивает: “Папа, буш?”»

Под общий хохот разливается вискарь (люблю «Чиво рыгал» крякает Качан), пацаны чокаются и делают по паре жгучих глотков.

Ты пьешь вместе с побратимами, в голове шумит, душа наполняется бандитским безудержем, воровским нахрапом, еврейской мудростью и барыжной хитростью.

Юрий Соломонович закладывает большие пальцы подмышки и под смех зала исполняет еврейский народный танец «семь-сорок».

 
На Привозе Беня жил,
Беня мать свою любил,
Если есть у Бени мать,
Значит, есть куда послать.
Ой, лимончики вы мои лимончики,
Вы растете у Сони на балкончике.
 

Гуляй, рванина! «Баттл Чиваса» пускается по кругу (спустя неделю Михаил Иванович обнаружит пустую, но закупоренную бутылку, из которой невесть каким чудом «испарился» дорогой алкоголь). Кабинет превращается в украинский шинок, полный пьяных Козаков, дыма и музыки. Пиликает кобза, шипит шансон, исполняемый в прокурорское ухо фантомом еврея-корчмаря:

«Ой, лимонЧКи, вы мои лимонЧКи, вы растете у Сони на балконЧКе…»

Суффикс «ЧК» револьверным барабаном щелкает по барабанным перепонкам.

Падают предметы, сдвигаются шторы, ходуном ходят стулья.

Полтергейст! Землетрясение!

Ужас проступает на сановном лице, из носа вытекает струйка крови. Давление скакнуло! Срочно таблетку! Но ноги не шевелятся, Михаил Иванович истуканом стоит в центре кабинета.

«Соломон, даю крайнюю плоть на отсечение, попадет наш генпрокурор в дурку!» – вангует Рубленый.

«И там из уважения к украинской державе на него наденут смирительную рубашку-вышиванку», – подхватывает Юрий Соломонович.

Качан лезет к еврею обниматься.

– Да ты жидай, Соломон! У тебя не язык, а жидайский, сцуко, меч! Кстати, расскажи Серому анекдот за генпрокурора!

Жиган и «жидай» кружатся в вальсе, – седой нимб вокруг соломоновой лысины подкрашивается синькой прокурорского мундира.

– Ви меня вже напоили, Качанчик. Серожа, таки слушайте анекдот, шутка юмора не моя, но в тему. «Ученые открыли ген коррупции. Называется ген-прокурор!»

Громовой хохот выбивает пыль из портьер. Призматические тела преломляются в подвесках хрустальной люстры.

Кухарь шмонает прокурорские карманы. Михалванычу выносит и без того контуженный мозг, когда из брюк его начинают сами собой расползаться личные вещи. Флешка с секретной информацией, порскнув по дуге, зависает возле компьютера, кто-то невидимый ловит ее слету и втыкает в usb-разъем. Кнопка «вкл» утапливается, монитор подсвечивает призрачный силуэт долговязого субъекта, стучащего одним пальцем по клавиатуре.

Пачка «Мальборо» распечатывается, сигареты «расстреливаются» и раскуриваются от самостоятельно щелкнувшей зажигалки. Проступают дымные флюорограммы ротовых полостей, гортаней и дышащих легких…

«Мабуть, мэни цэ сныться… рятуйте…»

Сил у «радника юстиции» хватает только на крепкий зажмур.

– Михаил Иванович, что с вами? Откройте глаза и ответьте на вопрос. Что. Вы. Обязаны были. Сделать. Когда увидели кольцо Власти?

Решетняк приоткрывает левый глаз.

Кабинет пуст, привидения исчезли. Фу-у-у, примерещится же такое!

Но Скворцов снова подпускает жути, разражаясь натуральным собачьим лаем (в разборку врывается Шалава, дотоле носившаяся по кругу в попытках куснуть чужого за ляжку):

– Какого хера! Я должен был!! По вашей вопиющей халатности!!! – и уже тише, (схватив овчарку за шкирку). – Провести несколько месяцев в следственном изоляторе вашего коррумпированного государства? Я ведь все про вас знаю, (суфлирует Меняла, считывающий содержимое флешки), вы собираетесь передать компромат на Президента Украины, включая его секретные счета в оффшорах, олигарху Каламбурскому. Ая-яй-яй, нехорошо кусать кормящую руку. Так вы ответите на мой вопрос, или так и будете стоять памятником собственной глупости?

Посвященные высокого ранга знают, что перстень власти с бриллиантовыми глазами защищен особыми заклятиями магов Аненербе и не может попасть в случайные руки. Поэтому «державний радник юстицп», втянув брюхо и став по стойке «смирно», как делал это последний раз лет, наверное, тридцать тому, когда был пойман на воровстве продуктов старшим прапорщиком Полищуком в каптерке отдела «Тиса» Чопского погранотряда Закарпатья, рапортует.

– Безоговорочно выполнять любые распоряжения носителя перстня! – и тут же всплескивает руками. – Но о вас же никто не предупреждал!

– Обо мне! Не! Предупреждают! (лает Шалава) Я сам прихожу, когда считаю это нужным!

– Но вы не ответили на особое рукопожатие! Что я должен был подумать?

– Нет, ви мине только посмотрите на этого поца. Вроде вже большой мальчик, а все еще играет в масонские игры. Принесите мой перстень, немедленно!

И Генпрокурор подчиняется. Как зачарованный, бредет он к столу, на котором разложены вещдоки «скворцовского дела» – копье, лопатка, рюкзак и сафьянововая коробочка с перстнем СС «Мертвая голова».

Раритет доставляется правообладателю.

Скворцов надевает перстень на безымянный палец правой руки.

Решетняк зачарованно следит за игрой бриллиантовых граней.

– Вперше бачу таку каб…каб… каблучку… – бормочет он, проникаясь осознанием того потрясающего факта, что в его кабинете находится один из Тринадцати Повелителей Мира, «якого більше місяця катували в українській в'язниці».

– Какую еще каблучку?

– Каблучка цэ перстень по-украински. Простите ради бога. Фотографии были черно-белыми, не разглядел, шо в очах диаманты… Виноват, готов, как говорится, понести и искупить…

– Понесла девка, да не искупила! – боковым справа Качан по локоть вгоняет призрачную руку в синеву мундира, – на, сука, получай!

Сердечный спазм!

Хватая ртом воздух, Михалваныч «плывет» по-собачьи по спинкам стульев к столу.

«В ящиках ліків немає, куди вони поділися, адже тільки що були тут…»

«Верни ему валидол, Кухарик, как бы не окочурился боров».

Упаковка выпадает в трясущиеся руки прямо из воздуха.

«Пацаны, а давайте сфоткаемся на память!»

Сами собой распахиваются дверцы секретера, оттуда выплывает фотоаппарат «Кэнон» с телескопическим объективом. Крышечка соскакивает. Скворцов, подойдя, приобнимает генерального за плечи.

Двенадцать призрачных силуэтов выстраиваются полукругом.

Вспышка фиксирует смычку миров.

Так была сделана фотография «Гененеральный прокурор Украины с призраками», вошедшая по версии журнала «Глобо» в десятку самых загадочных снимков 21 века. Обнародована она была после захвата здания Генпрокуратуры активистами Евромайдана 23 февраля 2014, когда был похищен фотоаппарат, а снимки из него выложены в Интернет.

Итак, что же мы видим на фото? За массивной фигурой генпрокурора, стоящего в обнимку с фигурантом резонансного криминального дела, брезжат силуэты как бы двенадцати человек. Пользователи интернета узнавали в них то погибшего в пожаре егеря крымского заповедника, то владельца магазина «Антиквариат» из Симферополя, убитого при ограблении, то ополченцев ДНР, павших в боях за Донецкий аэропорт. Одесситы в лысом толстячке опознали легендарного конферансье Одесской филармонии «дядю Юру» Иловайского, ко времени снимка уже месяц как похороненного. Ветераны АТО узнали в парубке с оселедцем и вислыми «вусами» бойца батальона «Айдар» с позывным «Мытник», сложившего голову во время прорыва из Дебальцевского котла.

Как объединились на фотографии прокурор и преступник, каратели и ополченцы? Это загадка, за которой, быть может, скрывается истинный хаос мироздания, невидимый рациональному уму.

«Кэнон» уплывает в секретер, дверцы закрываются.

Вдруг.

Кресло.

Стоящее у окна спинкой к залу.

Поворачивается.

Закинув ногу на ногу, в нем сидит иностранный джентльмен в песочном костюме и светлой сорочке. Глаза застеклены полоской очков, римский нос высокомерно вздернут, рот сжат. В переплете пальцев, охвативших колено, посверкивает бриллиантовыми глазами серебряный череп «Мертвая голова».