Текст книги "Воин и маг"

ГЛАВА 4

По широкой мощеной улице, носящей странное для столицы название Серединка, ехали, весело переговариваясь и строя планы, четверо молодых дворян. Весна скоро на исходе, впереди целое лето, и со всем этим богатством надо было что-то делать.

– А что? Если поспешим, то успеем… – предположил Valle и оглянулся на садящееся за Императорский Сад солнце. Тут лицо его изменилось, и он сделал знак остальным. И было отчего – на некотором удалении за ними чинно и тихо ехал десяток кирасир с имперским штандартом. Сытые, ухоженные кони; отполированные доспехи и оружие, строгий взгляд у старшего – десятника.

– Ага! – строго сказал молодой маг, поворотив своего нервно подрагивающего, боящегося седока коня и подъехав ближе к сопровождающим. – Так – следят за его высочеством. Внаглую, в открытую и среди бела дня.

Он вытянул в направлении всадников руку, и в ладони его замерцало что-то серое, зыбкое и текучее. И очень неприятное.

– Думаю, в Тайную Палату их тащить не стоит: неровен час, разбегутся, – бросил он в сторону своих спутников, которые тоже вернулись чуть назад. – Тут, на месте, и порешим.

– Никак нельзя, ваши светлости, – чуть струхнул командир всадников. – Положено ведь, чтобы принц при эскорте и с почетом ездили.

Юный дон Кейрос разочарованно уронил в ножны свою рапиру – подраться случая не привелось. Принц же кивнул, задумчиво разглядывая новоявленный почетный эскорт.

– Ну чего привязались? Знаете ведь, что мои спутники куда лучше и сильнее вас как охрана. Ступайте себе…

– Ваше высочество! – Старший упрямо мотнул головой. – Император, батюшка-то ваш, ежели узнает – головы поснимает.

– Ну-у, если по званию положено… – насмешливо протянула донья Эстрелла, с бесенятами в глазах глянув на принца, – тогда пусть себе едут. Все равно отстанут сразу же за городом.

– Это точно, – хохотнул Ян, несильно ткнув кулаком в плечо Valle.

– Так не можно ж, ваше высочество! Пощадите! – гнул свое десятник. – Как же престиж-то уроните… без эскорта и люди не поймут.

Принц вздохнул:

– Ну ладно, служивые. Не отставать далее десяти шагов, если что – кричите.

И, поворотив коней, кавалькада вновь устремилась вперед. На окраине прихватили с собой служанку-хоббитянку, которая на пони с кобылкой на поводу последовала за ними, что-то ворча себе под нос. Valle невольно прислушался.

– … куда ж в гости, а у баронессы молодой ни одного платья приличного, всё только походное…

– Не бурчи, малышка, – успокоил он ее. – Барон и матушка очень любят гостей, тем более, когда они мои друзья. А если заранее предупреждать, да согласовывать церемонии, да караван с барахлом всяким…

На точеном личике доньи Эстреллы тотчас нарисовалась плохо скрываемая скука и полное согласие со словами баронета. Дон Карлос пожал плечами.

– Ну и все, едем в замок, – решительно пресек любые сомнения Valle. – К тому же барон обещал к моему приезду кабанью да медвежью охоту устроить.

– Это дело! – оживился дон Карлос и в нетерпении чуть пришпорил своего коня. – А то у нас все больше олени да косули. Ну, еще кошки дикие, птиц много…

Служанка быстро утешилась, весело перебрасываясь шуточками с плечистыми, сильными мужчинами, коих только и набирали в имперские кирасиры. Мало-помалу проехали высоченные городские ворота в обрамлении двух сторожевых башен, и перед путниками раскинулся в свете вечернего солнца широкий Западный тракт.

– Пи-инь! Пи-инь! – задумчиво произнесла сизо-коричневая пташка, провожая закатное солнце. Почистила клювик о веточку, на которой сидела, и снова тоненьким, заливистым голоском сказала: – Пи-инь!

Затем прислушалась, насторожилась и юркнула под прикрытие густых ветвей.

Из леса, где отроду не бывало никакой дороги, вдруг с молодецкой, не совсем подобающей дворянам песней вынеслась кавалькада всадников. Передняя группа из четырех человек весело распевала, а едущие чуть сзади подхватывали густыми голосами луженых солдатских глоток:

 
А зря купец не запер жонку,
Ведь молода она была.
Уехал в дальнюю сторонку,
Она же гостя позвала.
 

Через узкую полосу свободного пространства у опушки всадники выехали на петляющую лесную дорогу и за поворотом увидели город.

– Вот и дом, – произнес один из них, в черном плаще, жадно и весело всматриваясь вперед. – Ага, отец таки починил наконец башню с закатной стороны…

– Брателла! – раздался во дворе замка визг, переполошивший коней, едва отряд въехал в ворота замка, где слуга уже зажигал факелы. С крыльца слетело златокудрое существо в коротковатом платьице и, болтая в воздухе загорелыми дочерна босыми ногами, тут же повисло на шее Valle, едва успевшего спрыгнуть на плиты двора.

– Ага! Сеструха-дерни-себя-за-ухо! – Он ласково тормошил ее, бросив извиняющийся взгляд на спутников. Те, чуть не падая со смеху, все же кое-как слезли наземь, с любопытством разглядывая обстановку.

Наконец брат отцепил от себя сестру и, поставив ее на землю, представил всех друг другу.

– Надо же, принц Ян! – От удивления девчонка округлила глаза. Затем глянула на свои ноги, ужаснулась и, оробев, унеслась прочь. Valle проводил ее нежной улыбкой и повернулся к свои спутникам.

В это время Карлос, засмотревшись, споткнулся о поилку для лошадей, полную воды, и едва в нее не упал. И было от чего. Из кухни во двор вышла на шум повариха Нгава. Барон когда-то выкупил ее из рабства, и она вполне прижилась здесь, только в сильные морозы уж слишком жалась к кухонной печи. Так вот – по обычаю своего народа Нгава носила одежды в обтяжку, и даже чуть меньше. Ее весьма пышные и, надо признать, недурные формы в такой упаковке и в комплекте с черной улыбающейся мордашкой производили на любого неподготовленного просто убойное действие.

Донья Эстрелла хохотала, повиснув на руке шатающегося от смеха принца. Valle тоже усмехнулся, глядя на сконфуженное, чуть покрасневшее лицо молодого баронета. А тот безуспешно пытался придать себе невозмутимый вид, отчего наблюдавшие за этой сценой еще больше покатывались со смеху.

– Не переживайте, дон Карлос. – Valle сочувственно похлопал его по плечу. – Не вы первый, не вы последний – бывало и хуже.

– Сын мой! – раздался мягкий голос с высоты крыльца. Стройная, еще довольно красивая женщина с властным взглядом стояла в дверях и запросто, с легкой улыбкой, рассматривала приехавших. Ее простое, без затей, домашнее платье в желто-синюю полоску с рюшами просто-таки умилило донью Эстреллу.

– Приехал уже! А мы через седьмицу только ждали. Ну, молодец!

– Привет, мам. – Сын нежно обнял ее, чмокнул в щеку. Затем отстранился, обратившись к друзьям: – Это моя матушка, баронесса Амалия, урожденная и’Вальдес. Мама, позволь представить тебе моих спутников.

Однако женщина перехватила инициативу, слегка присев в реверансе перед принцем.

– А вы очень похожи на родителей, принц Ян, – заметила она. – Давненько я не имела чести приветствовать вас. Жаль, что леди Герда сейчас не может увидеть и обнять… Тогда я сделаю это за нее.

И со свободной грацией обняла грустно улыбнувшегося принца.

– Здравствуйте, молодые и, я уверена, достойные представители рода Кейросов, – обратилась баронесса к донье Эстрелле и приоткрывшему от удивления рот Карлосу.

– А, так вы и есть та самая виконтесса Амалия, давняя и закадычная приятельница маменьки? Точно! – вспомнила Эстрелла, радостно сверкая своими чудными глазами. – Это же вы на том портрете, после бала в новом замке! Вместе с мамой, папой и… да, еще одним бароном!

– Совершенно верно. Отцом этого вот проказника. – Баронесса Амалия бросила на сына любящий взгляд. Затем запросто потрепала по голове засмущавшегося дона Карлоса. – Или вы забыли, что графство Вальдес граничит с баронством Кейрос? – Затем спохватилась: – Впрочем, что я заболталась? Сейчас мы все организуем.

– Баронесса, – негромко обратился к ней принц, – а можно по-простому, без пышностей? В вашей любезности и гостеприимстве никто не сомневается, а дома мне все эти церемонии ужасно надоели.

– Как будет угодно вашему высочеству. – Баронесса снова собиралась присесть в реверансе, но принц остановил ее:

– Лучше – принц Ян, и прошу… по-домашнему, как простых дворян, допустим, соседей…

– Как моих друзей, – улыбаясь, подчеркнул Valle, не сводя с матери любящего взгляда.

Баронесса только всплеснула руками:

– Тогда – милости прошу в гости, в наш замок Огненной Песни.

Степенный бородатый гном с полированной, отражающей блики факелов секирой за поясом оказался капитаном гарнизона замка. Баронесса поручила ему позаботиться об эскорте, тот величаво отсалютовал. Десятник гвардейцев уважительно глянул на его неимоверной ширины плечи и поинтересовался:

– А пиво доброе тут водится?

Гном осклабился и, привстав на цыпочки, хлопнул ручищей по плечу гвардейца:

– Разных сортов, но непременно высшего качества и – холодное! – Голос его оказался под стать своему хозяину – солидный и зычный. – Какое там у вас в столицах предпочитают?

И так вот мило беседуя, компания мужчин пошла в казармы.

– Мир этому дому, – привычно пробормотал Valle, зайдя в главное здание замка. Мать ревниво покосилась на его меч и черный плащ, которые он беззаботно сбросил на руки слуг, и донья Эстрелла с удивлением заметила грусть, мелькнувшую в ее глазах.

– Мир… – столь же привычно сказали остальные, скидывая верхнюю одежду.

Хозяйка улыбнулась и еще более похорошела, оглядывая их:

– Я сейчас распоряжусь на кухне, чтоб нагрели воды, вам нужно помыться с дороги.

– Это было бы очень кстати, – признательно улыбнулась донья Эстрелла. Ее брат чуть поморщился, но покорно пожал плечами.

– Только придется немного подождать, – сказала баронесса со строго отмеренной ноткой извинения в голосе. – Мы и впрямь не ждали гостей.

Принц и Valle переглянулись, затем одновременно кивнули друг другу. Видимо, они подумали об одном и том же, потому что Valle заявил:

– Мам, распорядись, чтоб тащили холодную, побыстрее и побольше. А уж нагреть-то ее нам теперь запросто. Да, а где отец?

Баронесса отдала какие-то указания, которые привели к небывалой доселе активности среди явившихся на зов полусонных слуг, затем вернулась в разговор.

– В Ольховатке сегодня должны были водяную мельницу пускать. Так что барон… – она чуть подчеркнула последнее слово, бросив на сына взгляд, – барон там, руководит и присутствует.

– Ваша светлость! – Здоровяк-гном подошел совсем неслышно, несмотря на размеры и обилие всякого железа на себе. – Я взял на себя смелость послать гонца с известием к его светлости в Ольховатку.

– Я и не сомневалась, Трент, в твоей смекалке, – вежливо улыбнулась баронесса. – Прекрасно!

– Значит утром барон будет в замке, – кивнул Valle. И вдвоем с принцем они пошли осваивать новую волшебную профессию.

После несколько запоздавшего ужина в замке наступило затишье. Уставших с дороги и чуть осоловевших от сытости гостей отвели спать; слуги и горничные, закончив со своими обязанностями, убрались восвояси.

– Valle, – негромко обратилась к сыну баронесса, – я распорядилась отвести разные покои для принца и его невесты…

И посмотрела этак утверждающе, но чуть вопросительно, как умела только она.

Тот хмыкнул:

– Да хоть в разных концах замка. Даже если бы Ян не был волшебником, это им все равно ничуть не помешает.

Затем, заметив чуть нахмурившиеся брови матери, добавил:

– Внешние приличия соблюдены, а остальное нас не касается. Разве я не прав, мам?

Та, нехотя кивнув, вынуждена была согласиться.

Нгава еще раз провела грубым льняным полотенцем по и без того сияющему медному донышку кастрюльки для соуса. Улыбнувшись своему отражению в ней, аккуратно повесила ее на крючок и огляделась. В кухне, где с некоторых пор она была негласной хозяйкой, царили чистота и порядок. Удовлетворенно кивнув, повариха скинула свой передник и взялась тушить факелы.

Из двери, ведущей в коридор к баронским покоям, вошел Valle.

– Не спишь еще, чернышка?

Осклабившись белоснежной улыбкой, Нгава повернулась к нему:

– Да вот уже собираюсь. А что, баронет решил еще чего перекусить?

Баронет загадочно молчал, осматривая ряды стоящей и висящей кухонной утвари. Связки лука и перца у дальней стены, потушенные печи под дымоходами.

– Слушай… в замке сейчас найдется смазливенькая служанка без предрассудков?

Нгава всплеснула руками:

– Э-э, малыш! На тебя тоже весна действует? Раз на сладкое потянуло…

Пару мигов Valle смотрел на повариху, чуть приподняв по давней привычке одну бровь и чуть нахмурив другую, затем тоже усмехнулся:

– Нет. Заметила, как дон Карлос стушевался, увидев тебя? А парню ведь скоро шестнадцать.

Тут уж черная повариха удивилась несказанно:

– И до сих пор нецелованный? Непорядок…

Кивнув, Valle продолжил, выразительно звякнув подвешенным к поясу кошелем:

– Так найдется? Золотишка, может, подбросить кому?

Нгава замахала руками. А затем, оглянувшись и чуть понизив голос, доверительно сообщила:

– Да тут уж чуть ли не очередь. Уже две приходили, шептали: мол, Нгава, господа к тебе благоволят, так, может, подсобишь – как бы в постельку к молодому дону запрыгнуть?

С этими словами она сделала смущенное личико, потупила глазки и нежно пролепетала:

«Может быть, этому красивому молодому человеку надо посветить перед сном или постель расстелить…»

– А что горяч он, – уже нормальным тоном продолжила повариха, – так наши девки заметили и смекнули сразу.

Valle тихо хохотал, прислонясь к подпирающей потолок дубовой балке. Глядя на него, Нгава захихикала и сама. Отдышавшись, утерла слезы:

– Иди, иди. Раз добро даешь, сделаем.

Серая летучая мышка, беззаботно порхающая под равнодушно молчаливой луной в поисках мошек, сама не поняла, какая сила потянула ее к высокому арочному окну на втором этаже этого родного здания. Там, внутри, было темно и оттуда чуть слышно доносилась веселая возня.

«Спальня Эстреллы», – пронеслась в ее махонькой ушастой головенке чья-то мимолетная мысль.

«Что такое спальня?» – впору было задуматься зверьку, но он не умел даже этого. Потом то же непонятное нечто потянуло нетопыря чуть в сторону, к тому окну, где днем поселился молодой парнишка, от которого пахло как-то не так, как от здешних. Звуки здесь тоже не оставляли сомнений в своем происхождении.

Напоследок странная сила потянула зверька ввысь, под самые звезды в бездонном ночном небе. Не спеша осмотрела его глазами залитый лунным светом замок, серебрящиеся стены и крыши. И наконец отпустила, снабдив напоследок целой стайкой вкуснющих, приятно хрустящих на зубках ночных мотыльков.

Замок погрузился в тишину и ночь. Лишь на стенах иногда позвякивали железом солдаты гарнизона, несущие ночной дозор, да в конюшнях тихо ржали во сне притомившиеся за день лошади.

В темном холле, через который из входной двери можно было попасть или в служебные помещения, или на лестницу и второй этаж в «чистые» покои, мелькнула тень. Неслышно и привычно пройдя по выложенному каменной плиткой полу, подошла к вешалке из оленьих рогов. Тонкая, изящная рука протянулась вперед. Нерешительно, несколько раз отдергиваясь, все-таки прикоснулась к плащу, черным пятном выделявшемуся даже в сумраке большой комнаты.

Если бы кто мог видеть лицо баронессы Амалии, то заметил бы горькую складку, появившуюся в уголках губ. Несколько раз проведя ладонью по холодной, с декоративными стежками коже, женщина тихо вздохнула каким-то своим мыслям. Взгляд против воли нашел гигантский камин с почти прогоревшими углями, а ногти с неженской силой впились в колдовскую одежду.

И все-таки баронесса совладала с собой. Встряхнув головой, отчего на плечах взволновались темные роскошные волосы и разлетелись прочь мрачные думы, она так же бесшумно пошла дальше по своему привычному за многие годы пути.

Заглянула в службы, придирчиво оглядывая все хозяйским оком, проверила замки на погребах и отдельном ходе в подвалы замка. Затем, когда ноги уже понесли ее в громадную, расположенную в конце коридора баронскую опочивальню, какое-то неясное предчувствие потянуло заглянуть в гостиную.

Здесь тоже был камин, и его неясный багровый свет пронизывал всю комнату ласковым теплом. Перед ним на толстом старинном ковре, прислонившись к старому, любимому креслу барона, на своем привычном с детства месте сидел… нет, уже не малыш – молодой человек с каким-то непривычно серьезным выражением лица спал, положив голову на подлокотник.

Мать долго и тихо смотрела на сына, и лишь пальцы ее выдавали какие-то тревожные, ломаные мысли.

Из бокового коридора, выходящего на кольцевую наружную галерею, неслышно вошла собака. Старая борзая сука по кличке Мальва, которую за прошлые подвиги оставили доживать свой век в тепле и сытости, ткнулась в ладонь баронессы мокрым холодным носом. Хвост приветливо дернулся, и на женщину уставились ясные глаза, которые, казалось, понимали куда больше положенного.

Крутнувшись на месте, Мальва принюхалась. Подошла к спящему Valle, осторожно заглянула ему в лицо и издала тихий, невнятный, скулящий звук. Оглянувшись на удаляющуюся хозяйку, улеглась у ног своего приятеля детских игр. Положив голову на лапы, некоторое время глядела в завораживающий танец огоньков в камине и наконец закрыла свои умные глаза.

Ночь. Полновластная хозяйка вошла в мир неслышно и медленно. Ее темные крылья закрыли собой обширные пространства, леса и поля, давая отдых одним и заряжая силой других, которым эта пора была в самый раз. Но о них – позже.

ГЛАВА 5

Приподняв и откинув тяжелую, окованную позеленевшей от времени листовой медью крышку люка, Карлос выбрался на плоскую крышу угловой замковой башни. Свежий весенний ветер ласково взъерошил его длинные, черные, вьющиеся от природы волосы. Радостно засмеявшись какому-то новому, удивительному чувству свободы и простора, парнишка встряхнул головой и огляделся.

Вид отсюда был просто удивительный. Ночью прошел первый весенний дождь, и теперь все выглядело отчетливо-ярко, свежо, словно отмытая винным спиртом от копоти картина. Изломанный контур крепостных стен с башнями по углам, теснящиеся внутри постройки с главенствующим над ними изящным главным зданием. За стенами почти вплотную подступила к воротам россыпь домишек города, разрезанная уходящей на юг дорогой. А вокруг всего этого на некотором отдалении раскинулось бескрайнее море лесов. Дымчато-зеленоватое, если приглядеться – чуть волнующееся, уходящее во все стороны насколько видят глаза.

Вон там, далеко на полночи, заканчивается сфера владений Империи и начинаются земли Царства Света. И правит там не столько король Хенрик, сколько церковники, почитающие Единого Творца. На закат и восход простираются такие же пограничные земли с редкими городами и деревнями. А на полдень уходит тракт в срединные баронства Империи. Впрочем, ничего этого не видно за зеленым покрывалом леса.

Лишь где-то за горизонтом, на южном восходе, виднеются вершины гор. Там начинается Набатный кряж, который тянется на восход, прикрывая от полночных ветров Бриарвуд и Мирквуд, а там дальше уже и смыкается с высоченными (насколько Карлос помнил из рассказов учителя) горами, отделяющими Империю от страны орков. Кстати…

Уцепившись руками за выложенный из камня зубец башни, он всмотрелся в раскинувшиеся, казалось, под самыми ногами город и окрестности. Как ни странно, следов закончившейся недавно войны с орками, беспощадной волной прошедшейся по этим местам, почти и не было. Лишь выделяется на фоне остальных слишком новое нарядное здание городского магистрата, которое в здешних краях называют чудным словом ратуша. Да виднеются под шапкой пены глыбы разрушенного каменного моста через речушку… Как там ее назвала Нелли?..

Парнишка против воли вспомнил события этой нежной и волнующей ночи, и жаркий румянец выхлестнул на его щеки, еще не знающие ужасов бритья. Воровато оглянувшись – не увидал ли кто ненароком? – Карлос улыбнулся и каким-то новым, пока непривычным усилием воли вернул мысли в более безопасное русло. Нет, как же здесь все так непохоже после родных каменистых степей баронства Кейрос! Там леса в диковинку, зато на коне раздолье. А тут… Карлос поневоле задумался: а каково же тут развернуться тяжелой, закованной в железо доспехов баронской коннице. Да ну – никакого простора! Только на пехоту с лучниками и вся надежа… А все ж богато живут здесь – места хорошие…

Со стороны подъемного моста, при нужде поднимающегося к воротам замка и дополнительно прикрывающего их, донесся грохот копыт. Свесившись через парапет, от чего пришла бы в восхищенный ужас сестра, парнишка наблюдал, как по толстым потемневшим бревнам настила в замковые ворота проехал богато одетый всадник. А следом еще трое, у одного из которых на поднятом стоймя копье горделиво развевался штандарт с ощетинившимся черным волком.

«Ого! Да это ж барон собственной персоной! А я тут торчу…» – Карлос спохватился и кубарем слетел по лестнице, едва успев увернуться от захлопнутой за собой крышки люка.

Эстрелла еще раз повертелась перед большим, в старинной вычурной раме зеркалом, вновь и вновь придирчиво изучая платье, которое за ночь пошили безвестные портные из города. С вечера какой-то мальчишка снял мерки и тут же унесся прочь, сопровождаемый грозным напутствием баронессы Амалии. На все расспросы она очаровательно улыбнулась и ответствовала, что, мол, есть тут одна семья потомственных портных… «Если барон за такие расходы не выгонит меня и дочь из замка, – тут баронесса усмехнулась, – то надо будет взять их сюда. Уж больно хорошо и быстро шьют».

И вот теперь Эстрелла не нашла, к чему придраться – и красиво, и удобно. Даже брату пару одежды изготовили чудо-мастера. Кстати, судя по шагам, это братец и бежит.

В дверь постучали.

– Ну донья, ну красавица… – восхищенно-завистливо протянула служанка Молли, с восторгом глядевшая на хозяйку, и пошла отворять.

– Карлос, вот, – указала старшая сестра на стол, где лежала его одежда. Ничуть не стесняясь присутствия с детства привычной Молли, Карлос мигом переоделся и тоже осмотрел себя в зеркале:

– А недурственно!

Эстрелла кивнула. В самом деле, черные с блеском длинные облегающие панталоны в паре с великолепной белоснежной рубашкой с распашным кружевным воротом чудно подходили к его белой коже и черным вьющимся волосам. Затем она шагнула ближе и застегнула пуговку на его груди.

– Ну вот еще! – привычно взвился Карлос против тирании старшей сестры. – Простора нет! Давит!

И расстегнул обратно.

Эстрелла молча ткнула пальчиком в весьма симптоматичное покраснение на шее брата, чуть виднеющееся опять, при свободно распущенном вороте. Карлос пристальнее глянул на себя в зеркало, этак очаровательно, еле заметно запунцовел и застегнул злосчастную пуговку. А затем бросил на сестру быстрый, испуганно-оценивающий взгляд искоса. Точно такой же, каким глядел, когда она проведала, что это он разбил любимую маменькину вазу гномьего хрусталя. Или когда нечаянно залил шоколадом ее новое платье из харадского шелка. Но на этот раз, против обыкновения, сестра читать мораль не стала. Лишь чуть усмехнулась и пробормотала:

– Кажется, я знаю, кому на самом деле надо намылить шею…

Барон оказался мужчиной мощного, крепкого сложения и с присущим истинно сильным людям добродушием. Сердечно поприветствовав гостей, он затем сжал в ласковых объятиях сына. Valle картинно застонал, вскинул глаза к потолку, подпертому закопченными балками. Охнул, почувствовав, как хрустнули его косточки. Рядом с отцом он казался стройным ясенем, выросшим возле могучего дуба. Баронесса Амалия улыбалась, глядя на них, и не могла сдержать радостных слез, почему-то набежавших на глаза.

– Мам! – горячим шепотом позвала ее крутящаяся возле дочь. – На кухне уж все готово!

Баронесса незаметно смахнула влагу платочком из рукава, подала супругу известный знак, и тот радушно и громогласно пригласил всех «отведать нашего скромного завтрака».

Принц незаметно улыбнулся донье Эстрелле, и та в ответ тоже улыбнулась, как она умела – одними глазами. После чопорной, чинной и строго регламентированной трапезы в императорском дворце здешние свободные, домашние нравы показались глотком прохладной воды в душный день. Барон блистал шутками – незамысловатыми, дружескими, не относящимися ни к кому конкретно, но заставляющими всех чувствовать себя раскованно и весело.

После пармезанского салата речь зашла об охоте, и Valle кстати упомянул, что гости никогда не охотились на медведей и кабанов.

– Ха! – добродушно осклабился барон. – Верно, в тамошних краях такое почти и не водится! Хорошо, сейчас отправлю загонщиков, к завтрашнему утру все будет как надо.

Когда все, сыто и благодушно отдуваясь, вышли после трапезы погулять в ближний сосновый лес, Valle незаметно отвел отца чуть в сторонку.

– Слушай, отец! С каких это пор Ольховатка стала нашей деревней? Я только сейчас и сообразил…

Барон с хитрецой глянул на сына и хохотнул:

– Да еще осенью соседушка наш, барон Аль, решил пощипать мои земли. А мне прознатчики мои доложили о том чуть ли не раньше, чем отряд его выехал из тамошнего замка.

Valle восхитился:

– Разведку завел?

– Да какая там разведка… Просто есть у меня там один человечишко в его свите… Так вот, собрал я людей вдвое против него, да у самой Лисичанки его и подстерегли. Только он хотел через овраг да мою деревню пограбить, а мы его тут и прищучили!

Барон довольно улыбнулся, глядя на идущих чуть впереди дам и гостей.

– Ну, деньжат-то у Аля отроду не водилось, а после орочьего вторжения тем более. Так что за жизнь свою откупился он Ольховаткой, да еще и клочок земель пахотных я с него вытряс.

Valle тихо смеялся, представив себе размеры этого «клочка». И не то чтобы так уж особо не любил того барона, просто – водились за ним грешки, водились. Охотник был до чужого добра. Да на дорогах шалил, недобро шалил, и ладно бы только в пределах своих владений… Но… не пойман – не вор. А тут попался.

Донья Эстрелла, торжественно улыбаясь, взяла с принесенного служанкой подноса особый, острый разделочный нож и под одобрительный гул остальных присутствующих вонзила его в хрустящую, румяную, истекающую невыразимо аппетитным соком корочку на боку лежащего на громадном блюде запеченного кабанчика. Внутри, источая совсем уж одуряющий аромат, обнаружилась гречневая каша. Да с ирисом, диким чесноком и черносливом! Рассыпчатая, пропитанная сладко-сытным, духмяным кабаньим жиром, нетерпеливо притягивающая обоняние даже присутствующих здесь же поваров. Быстро и незаметно проглотив слюнки, молодая баронесса с какой-то новой, горделивой и спокойной уверенностью стала резать мясо на ломти, как ее подучили Молли и Нгава.

Сегодня утром ей впервые за три дня улыбнулась удача. С диким, пьянящим азартом подхлестнув свою перебирающую стройными сухощавыми ногами Пинту, молодая охотница налетела сбоку на ошалевшего кабанчика. Испуганно поводя ушами, низко пригнув массивную голову, тот, ничего не видя, пер напролом через поляну от настигающего сзади и с боков собачьего воя, рожков и трещоток загонщиков.

Впервые копье баронессы, хищно блеснув каленым стальным пером, безошибочно впилось в высокий ощетинившийся загривок, «под лопатку», как терпеливо показывали и учили барон и Valle. С легким тягучим хрустом острие вошло на всю глубину лезвия и не наткнулось на кость. Не согнулось и не обломилось, не скользнуло по шкуре, оставив болезненную, но неопасную для жизни царапину.

– Есть! Туше! – воскликнул скачущий сбоку и чуть сзади Valle с тяжелым арбалетом в руках. Несколько мигов приглядывался к упавшему как подрубленный кабану, а затем осторожно разрядил оружие и с облегчением подвесил на приделанной к седлу петле.

– Мои поздравления, донья Эстрелла! Добивать не требуется.

Сама Эстрелла, с лихорадочно блестящими глазами, спрыгнула с Пинты и шагнула к поверженному зверю, чувствуя, как азартно стучит сердце и по жилам течет сладковато-пьянящая волна. Но каков! Вблизи кабан казался еще больше, и только тут ее пошатнуло запоздало толкнувшее под колени чувство страха. Впрочем, его быстро смыло спадающим потоком эмоций.

Осторожно присев, она погладила вздымающийся горбом загривок, потеребила жесткую, как в щетке служанки, щетину. С уважением пробежала пальчиками по желтоватым длинным, в ладонь, клыкам и с каким-то странным удовлетворением заглянула в потухшие глаза зверя.

– Да, хорош… Это не то что охотиться на косуль или оленей, – с мрачным удовлетворением констатировала донья Эстрелла. – Этот сдачи дать может…

Она вспомнила, как накануне утром здоровенный секач, безоглядно удирающий из горящих камышей, вдруг развернулся к наседающим охотникам. Как с жалобным, последним взвизгом отлетел вверх и в сторону пес-гончак, а остальные так и брызнули в стороны, заливаясь надсадным лаем. Будто тяжелый рыцарь в окружении мелковатых орков, кабанище неожиданно проворно крутился и успел покалечить насмерть еще двух собак. Потом, поняв, что удрать невозможно, решил принять последний бой и встретил врагов лицом к лицу. Вернее – мордой к лицам и мордам… Вспомнила, как барон железной рукой придержал ее кобылу (бедная Пинта от такого обращения аж присела на задние ноги) и сердито рявкнул на азартно рвущуюся вперед Эстреллу:

– Куда, соплячка? Жизнь не дорога, что ли?

Опомнившаяся Эстрелла не обиделась, невольно залюбовавшись матерым зверем, гордо и непобедимо разгоняющим наседающих, заходящихся в лае собак. Вот еще одна поскользнулась на волглой траве, не успела уйти от стремительного удара в бок и взлетела, визжа и брызгая кровью, роняя нелепые комья внутренностей из распоротого брюха.

Но тут на секача с двух сторон уже насели барон и принц и разом, слаженно, будто всю жизнь охотились вместе, всадили в зверя свои копья. Оба попали – Эстрелла видела – глубоко и сильно. Кабан коротко взревел, тряхнул головой – обломки копий разлетелись в стороны, сделал шаг, другой… Передние ноги подломились, и под остервенелый лай собак, радостное улюлюканье людей и печальные вздохи ветра гордый зверь упал тяжелой головой в раздрызганную схваткой землю.

Это было вчера, а сегодня…

– Да, этот мой, конечно, не чета вашему вчерашнему. – Донья Эстрелла, улыбаясь, положила первый кусок себе – как и предписано старинной, благородной традицией. Затем барону, баронессе – как хозяевам. Потом принцу и далее по кругу. Последними, лично из рук охотницы, получили свою долю повара, приготовившие такую вкуснятину. Все как положено.

– Ну-у… – протянул барон, в предвкушении потирая свои сильные, привычные к оружию и инструментам ладони, – тот кабан был слишком старый. Так его запечь нельзя – мясо жестковато. На зиму закоптили, сала вытопили, шкура да щетина тоже в дело пошли. Зато этот…

– М-м-м, нежненький! – откусив, закатила глаза Эстрелла, подозревая, что и сегодня ей не удастся заняться похудением. Да ну его к Падшему! Разве можно отказаться хоть от кусочка!..