Текст книги "Воин и маг"

ГЛАВА 9

Горячий и пыльный южный ветерок, набрав жара над раскаленными бескрайними просторами Стигии, едва успел взволновать серыми валами пространство Внутреннего Моря, как вновь свои объятия ему распахнула суша. Пролетая над слегка холмистыми равнинами, он не знал преград. Равно безразлично взъерошивал редкие перелески, волновал степные травы и шевелил занавески в притомившемся под жарким в этих краях солнцем городе. Вот и Аламеда – сонная и истомленная зноем, терпкая и прекрасная столица некогда могучей страны. Гордые, горячие и неистовые здешние люди снискали славу грозных бойцов, искусных мастеров и неукротимых женщин.

Ветерок игриво и мимолетно качнул алый флаг со львом над кордегардией, у ворот которой двое усатых смуглых альгвазилов лениво смотрели на сверкающую, струящуюся под полуденным солнцем площадь.

И лишь миновав миртовую рощу, посланец Бога ветров наткнулся на преграду. Древний, изъязвленный, но так и не сокрушенный гранит скалы вздымался ввысь едва не на сотню локтей, поддерживая своей могучей и надежной ладонью приютившийся наверху замок. О как заревел и засвистал, подобно тысяче демонов, прежде ласковый ветерок! Словно все они, невидимые и бессмертные, разом сорвались с могучих, удерживающих их цепей и с неутолимой яростью принялись беспорядочно, словно мешая друг другу, штурмовать ворота и окна. И все же непокорный, как и его обитатели, замок еl Сorazon, родовое гнездо Кейросов, как и прежде, горделиво вздымал в ослепительную лазурь свои стены и изящные башенки с флюгерами в виде бегущей борзой собаки и не обращал внимания на ветер более, нежели тот того заслуживал.

* * *

Внизу, в городе, колокол пробил два часа пополудни, и худощавый вельможа с той неуловимо горделивой и властной осанкой, которую привить или перенять невозможно – такое дается только от рождения и только по праву, – отошел от окна. Дворянин был хищно-строен, стремителен и порывист в движениях. Он привычно погладил свою остроконечную, по придворной моде предыдущего императора, бородку, залихватски провел пальцем по тонким, выдающимся в стороны, подобно стрелкам часов, усам и негромко произнес:

– Педро! Узнай, что там за компания так целеустремленно едет через город, уж не к моему ли замку?

Плечистый солдат с черной курчавой шевелюрой и серьгой в ухе тут же сорвался со своего места в нише стены и понесся во двор. Там он с разбегу вскочил в седло равнодушно дремлющего мула. Устрашающего размера шпоры наездника едва коснулись боков животного, как оно сразу же, явно привычное к такого рода превратностям судьбы, весьма резво вырвалось из тени и понесло своего седока через ворота и далее вниз по крутой извивающейся дороге, только ветер успевал разгонять белую, ослепительно сверкающую на солнце пыль, да вездесущие куры с кудахтаньем разлетались по сторонам.

Недолго понаблюдав из тени раскидистого дерева за кавалькадой, проезжающей по параллельной, идущей немного ниже улице, исполнительный Педро все так же бесшабашно понесся обратно.

– Ваша светлость, – доложил он, ничуть не запыхавшись после прогулки. – Там дети ваши, при них трое магов, несколько дворян да два десятка солдат. Все с имперским штандартом, в полном оружии и почему-то свеженькие, будто только что из постоялого двора выехали.

Барон Кейрос не счел нужным скрыть свое удивление.

– Неужто, вашсветлость, беда? – Педро озадаченно почесал где-то под кожаной, звенящей нашитыми железными кольцами рубахой. – Тревогу по гарнизону? Ворота закрыть и имперский флаг наконец-то долой?

Но барон потому и был бароном, никто и не упомнит, в каком поколении, а Педро всего лишь сержантом, как и его отец, а посему дворянин рассудил более здраво:

– Три мага? Да нам ничто не поможет, хоть нас тут целая армия будет. Приготовь встречу, все что положено. Пошли служанку к баронессе – она, верно, в саду.

Солдат бросился было исполнять приказание, но барон остановил его движением руки:

– Вот что, Педро… – Он мгновение поколебался, но все-таки закончил твердо: – На всякий случай арбалетчиков на стены и в залу…

Маг в яростно трепещущем алом плаще выехал вперед и загородил собой принца, спокойно едущего по живописной дорожке.

– Ваше высочество, – взволнованно, но не шевеля губами, произнес он. – Впереди засада и арбалетчики.

– Ого! Хорошо же нас барон встречает… – Принц обернулся к смутившейся донье Эстрелле.

Та, до того наслаждавшаяся хоть и слегка обжигающим, но все же ветром родины, встряхнула волосами, затем подъехала к принцу, демонстративно скинула свой короткий плащ с пелериной и накинула на плечи жениха. На глазах у изумленно наблюдающих за всадниками сотен людей застегнула застежку. Древнейший обычай – взять под свое покровительство и защищать гостя, пусть даже и ценой своей жизни!

Барон Кейрос, наблюдавший эту сценку сквозь бойницу донжона, несколько мигов пристально, пытливо всматривался в плохо видное лицо мага, которого его строптивая дочь так опрометчиво взяла под свою защиту. Затем, вздохнув, вложил узкий меч в ножны и по каменной, отполированной тысячами ног лестнице спустился во двор. По его сигналу по обеим сторонам от входа выстроился почетный караул в полном вооружении, по малейшему знаку готовый обратиться в ощетинившуюся смертью стену стали, а донья Эстефания встала по левую руку от мужа. Никогда не зная, что будет завтра – очередное проявление непокорства имперскому штандарту со львом или карательная экспедиция Тайной Палаты, – она тем не менее всегда и во всем, по крайней мере на людях, поддерживала мужа.

Барон еле заметно шевельнул бровью, и на стены высыпала полусотня арбалетчиков. Все? Или…

Маг в алом, потея от напряжения, сохранял щиты вокруг принца и – вынужденно – вокруг держащей суженого за руку доньи Эстреллы. Сквозь зубы, стряхнув с верхней губы капельку соленой влаги, пробормотал:

– Ваше высочество, меня надолго не хватит. Решайтесь.

По закону хозяин любого замка в пределах Империи обязан был оказать уважение имперскому штандарту, коль обладатель оного подъехал к воротам, и поднять такой же на флагштоке или башне, причем – выше своего собственного, и немедля отворять. Но на башнях el Corazon продолжали развеваться флажки с бегущей борзой.

Кирасир, блистая расплавленной на солнце сталью доспехов, выехал вперед, а на копье его, опертом нижним концом о стремя, яростно и ало трепетал флаг с золотым львом. Вот всадник уже подъехал почти к самым створкам, когда стоявший с внутренней стороны, на крыльце, барон шевельнул бровью – не открывать.

– Как мне папенька надоел со своими бредовыми идеями, – тихо ругнулась Эстрелла. – Ян, выбей ворота одним ударом, пожалуйста. Пугани, но желательно не калечить никого. У нас уважают сильных гостей.

– А если они из арбалетов? – усомнился Valle, приготовив нечто зловещее в левой ладони и добавляя туда кое-что из черного пузырька.

– Шутить изволите, баронет? – Соболиные бровки удивленной доньи Эстреллы очаровательно взлетели под самую челку, играющую локонами с ветерком. – Я взяла его под защиту, и моя жизнь длится, пока жив принц Ян.

– А они об этом знают? – Маг в алом кивнул на замок, так и не проявляющий признаков гостеприимства.

Принц Ян упрямо мотнул головой, чуть выдвинулся вперед, пробормотал заклинание из своего небедного арсенала, повелевающим жестом указал на преграду впереди. И тут же тупой гулкий удар невидимого тарана расколол на части замковые ворота, рокотом отозвавшись во внутренностях людей. Слабо дымясь, остатки преграды влетели внутрь, изуродованными железными створками проехались по протестующе взвизгнувшим плитам двора и, окончательно рассыпаясь на части, замерли как раз между выстроившихся шеренг воинов.

Проезжая мимо остановившегося в недоумении кирасира, донья Эстрелла свободной рукой выхватила у него копье с гордым, славным штандартом. Под таким же львом, вставшим на дыбы, иногда и против него, дрались многие поколения ее достославных предков, но она выбрала льва. Сегодня и навсегда. Оперев оружие тупым концом о стремя, горделиво, бок о бок с принцем, вызывающе дерзко грозя ослепительным небесам острым навершием с развевающимся полотнищем.

Не получив от барона приказа атаковать, солдаты, стоящие в шеренгах, взяли «на караул» – либо так, либо этак, но что-то делать надо. Барон шагнул навстречу гостям, как только те въехали в середину почетного строя, и степенно, с достоинством спустился с крыльца на плиты двора.

– Отец, – не скрывая усмешки, звонко объявила Эстрелла, в черных глазах которой плясали то ли солнечные искры, то ли чертики, – позволь представить тебе моего жениха. Принц Ян – барон Кейрос.

На обычно невозмутимом смуглом лице барона проступило что-то похожее на изумление, когда он, вглядевшись в глаза дочери, посмотрел на ее спутника. По его сигналу флажки с борзой чуть приспустились, а на их месте заполыхали алые с золотом имперские штандарты.

– Это большая честь для меня, ваше высочество, – было первое, что только и смог произнести воистину ошеломленный барон.

Прекрасная и непостижимая, как женщина, Аламеда взволнованно гудела в сумерках. Шутка ли – дочь сеньора на днях сочетается браком, да не с кем-нибудь, а с наследником того самого престола, против которого столько было пролито мятежной и горячей крови! Слухи достигли своего апогея к сумеркам, склоняясь совсем уж к невероятным версиям вроде взбунтовавшегося принца или потерявшей рассудок доньи Эстреллы, когда посланец барона, тот самый Педро, появился в таверне «Три быка» и уселся за щербатый стол с видом столь значительным, словно он самолично берет в супруги саму султанскую дочь.

Народ повалил валом, от посетителей сразу не стало отбоя, и хозяин заведения втихомолку потирал руки от удовольствия, глядя, как ломится от завсегдатаев и пришлых таверна, да и дополнительные, спешно вынесенные столики под навесом из виноградных лоз заняты плотно и надолго. Слуги, к которым пришлось подключить обеих дочерей и племянника, сбивались с ног, радушно обслуживая плотно напирающую толпу жаждущих вина и новостей.

Педро с хитро-невозмутимым видом расстегнул доспехи, свалил брякнувшее железом облачение под стол и дерзко, громогласно потребовал вина и всего, что к нему полагается. Что и было мгновенно предоставлено самой супругой хозяина – величайшая честь в здешних краях!

Не спеша, смакуя, Педро выцедил первый кухоль и, крякнув от одобрения, залихватски вытер усы. Разумеется, такие же торчащие в стороны стрелки, как и у барона, но покороче – дабы не умалять авторитет сеньора. После быстрой, но обильной трапезы сержант молодецки припечатал о столешницу аж цельный двойной золотой цехин и потребовал еще вина. Такой оборот дела был трактирщику понятен и привычен, да и приятен – чего греха таить.

Монета исчезла под его пальцами столь же стремительно, как кусок хлеба во рту нищего, а Хуан и Санчес уже катили приятно ласкающий слух побулькиванием бочонок портвейна. Посетители, набившиеся плотно, как маслины в банку хорошей хозяйки, уже дошли до нужной кондиции, и только тогда освежившийся сладким вином Педро изволил сообщить новости. Тишина в это время стояла такая, что было слышно, как на кухне шкварчит на сковороде яичница с грудинкой.

Наслаждаясь чувством собственной значимости, напыщенный сержант неспешно поведал то, что сообщили ему, и то, что ненароком услышал, стоя в карауле. После известия о том, что «там така-ая любовь!», разгорелись улыбками лица и ярче заблестели черные южные глаза. Уж что-что, а романтика никак не была чужда здешнему люду – совсем наоборот. А когда Педро важно, чуть понизив голос, рассказал о том, что «Император самолично поклялся, что внук его и нашего барона будет править всей громадной Империей – от Закатного Океана до самых орковских гор», горячая и бесшабашная удаль захлестнула даже немногие трезвые головы.

За здоровье доньи Эстреллы, барона и самого Педро пили много и шумно. Потом, как водится, отмутузили кого-то из породы вечно сомневающихся. Когда пришли еще несколько солдат, сменившихся с дежурства, их встретили как родных отцов, жадно выспросили между вином, едой и опять вином. И тут поверили даже самые отчаянные скептики. Веселье охватило людей, скорых в радости и горе, выплеснулось на вечерние улицы. На главной площади смуглые кавалеры и их стройные дамы лихо и бесшабашно отплясывали тарантеллу, вино и снедь взлетели в цене втрое и все равно шли нарасхват. И единственное, о чем жалели предприимчивые кабатчики, так это о том, что свадьба официально состоится в столице.

Однако барон Кейрос был не только выдающимся воином и полководцем, но и мудрым правителем. Ближе к полуночи он самолично появился на живой, искрящейся огнями и весельем городской площади в сопровождении супруги, детей и гостей замка el Corazon. Громогласно объявил о соединении двух сердец, вложил руку дочери в ладонь принца и обнял его как родного сына. А дабы не лишать удовольствия своих соотечественников, заявил повелитель, гулять начинают уже сегодня. И, к совершеннейшему восторгу горожан распорядился открыть подвалы.

Пока оркестр зажигающе играл древний дворянский марш, принц Ян шел посреди мерцающей сталью сдвоенной шеренги мужчин, скрестивших над ним оружие. Мечи, шпаги, копья… Алебарды альгвазилов, кинжалы мастеровых, и даже один молот кузнеца… Навстречу ему, осыпаемая лепестками цветов и зернышками маиса, шла прекраснейшая из всех невест. В традиционном платье нежно-персикового цвета, с живой карминной розой в темных волосах, донья Эстрелла мило смущалась под одобрительными возгласами и взглядами подруг, родственниц и просто горожанок, тоже составивших двойную, хотя и не такую ровную шеренгу.

В этих краях превыше других почитали Миллику, богиню всего живого. Растворенные врата древнего храма гостеприимно приняли молодых, которые пока шли чуть порознь в сопровождении старших. А когда принц трепетною рукою взял нежные пальчики своей доньи, подвел ее к каменному подножию громадной, уходящей в царящий под сводами полумрак статуи бессмертной покровительницы и вдвоем преклонили они колена, все вокруг, плотно набившиеся под стены храма, заглядывающие во врата и даже окна, затаили дыхание.

Вокруг принца немедля разлилось светлое и радостное сияние – Миллика благословляет! Зато донья Эстрелла окуталась жемчужно-серыми переливами, плавно вьющимися и стекающими из невесомого венка, парящего над ее прелестной головкой… Народ только тихо ахнул: что такое?!!

Из толпы выступил человек в черном плаще и негромко объявил:

– Принц Ян – волшебник, воин, мужчина. Он в состоянии за себя постоять. Зато донья Эстрелла, несравненный цветок этих благословенных краев, имеет другие таланты, и все это время находилась под защитой моего заклинания как невеста моего друга. Отныне она более не нуждается в моей защите. Позвольте мне переговорить с Бессмертной.

И, подойдя к беломраморному, со светло-седыми благородными прожилками пьедесталу, положил на него ладонь. Неслыханно!

Вся фигура его, от головы до пят, засияла нестерпимо ярким, трепетным светом. Покровительница всего живого обратила сюда свой взор! И от этого всех участвующих охватило несравнимое ни с чем ощущение присутствия. Как признался потом сам барон Кейрос, «словно ребенком попал в любящие объятия матери»…

О чем беседовали Великая и презренный чернокнижник, так и осталось тайной, но через несколько мигов сияние вокруг темного мага угасло. Ореол жемчужного венка с доньи Эстреллы перетек и втянулся в некроманта, взамен ее окутала нежная, розовато-персикового цвета аура. А когда молодые встали и, чуть смущаясь, запечатлели при людях свой первый, законно освященный поцелуй, над ними полыхнула короткая радуга и осыпала обоих махонькими, яркими и мерцающими звездочками с ароматом цветущего жасмина.

Особое благословение Богини! Это не шутка – в легендах такие случаи можно пересчитать по пальцам.

Что после этого началось под яркими и томными южными звездами, может представить себе только тот, кто всем сердцем любит корриду, полыхающую невидимым пламенем сладкую подливку из жгучего перца и сдобренное специями терпкое вино. Воистину, южане неистовы в бою, но также правда, что они умеют и любить столь же страстно и нежно. И веселиться так непосредственно и живо, будто завтра не будет ничего.

Дон Карлос, нарядный и веселый, рассматривал танцующих инфант и девиц с таким хозяйским видом, словно парящий в вышине орел бестолково снующих цыпочек. Сестра его, глядя на братца, только прыснула со смеху, проносясь мимо в вихре танца, и шепнула принцу Яну:

– Неужели это все возможно?

Важный и статный граф Вальдес, которого со старшим сыном, виконтом Леопольдом, всего за какой-нибудь час доставил сюда разошедшийся Valle, улыбался своими ясными стариковскими глазами и вполголоса шутил с бароном Кейросом, глядя, как беспечно и радостно веселятся вокруг.

И только непроницаемо черная тень, сгустившаяся под старым, стоящим на углу переулка платаном, иногда спокойно и молчаливо роняла искорку из трубки.

– Изящно ты вывернулся, – смеясь, произнес нежный голосок в тот миг, когда Valle за ухо взяли тонкие женские пальчики. – А теперь расскажи нам, что там за магия была на самом деле!

Улыбающиеся Ян и Эстрелла, которые использовали соответствующее заклинание, чтобы подкрасться незаметно с тыла, откровенно ухмылялись. По правде говоря, молодой чернокнижник не то чтобы засек их – просто не выпускал из поля своего истинного зрения. Маг-огневик отдыхал, и невидимую стражу сейчас нес он.

– И отчего, так же, как и вчера, я пью вино в любых количествах и все равно остаюсь трезвой, как молодая монашка? – Донья Эстрелла откровенно развлекалась, безнаказанно, хотя и не больно, теребя за ухо пусть молодого, но одного из грознейших магов современности.

Ян поспешил заверить:

– Ничего плохого мы не подумали, но все же любопытно.

Valle откровенно замялся и если бы не полумрак в тени дерева, то наверняка бы даже и оказался смущенным.

– Ну ладно, сами напросились.

Пальчики доньи наконец-то отпустили его ухо, и новоявленная семейная пара приготовилась слушать, благо на площадь вкатили очередной бочонок из баронских подвалов, подъехала телега с сыром, зеленью и прочими закусками и внимание окружающих оказалось на время отвлечено.

– Ну, под особой моей защитой вы оба оказались со времен нашего приключения под Дравеном. А две седьмицы назад… как бы это сказать… у доньи чуть-чуть, но весьма специфически изменилась аура, и мне пришлось ее немного замаскировать. Дабы досужий взгляд не распознал раньше времени.

– Ты хочешь сказать, – глаза принца осветились радостью, – раз Эстрелла не пьянеет, значит, у нас будет малыш?

– Или малышка, – кивнул Valle, с улыбкой наблюдая, как Эстрелла повисла на шее супруга, визжа от восторга.

– Это известие – лучший подарок изо всех, которые я получил или получу к свадьбе, – только и пробормотал принц, дыша ароматом волос своей, теперь уже навсегда своей Эстреллы. – Но как же? Я ведь пользовался предохраняющим заклинанием…

Valle кивнул:

– Но бывают силы и не подвластные магии. Ваши чувства, например. Так что, если я не ошибся, Бессмертная поняла и одобрила то, что я сделал.

– Ты настоящий друг! – Сияющая Эстрелла нехотя отпустила шею Яна. Она сняла с прически свою розу и протянула чернокнижнику, который с легким поклоном принял хрупкий подарок и тут же прицепил к застежке плаща.

Алое пятнышко жизни на бархатно-черном ложе ночи.

Граф Вальдес негодовал, сидя на своем троне с чудовищно неудобной, высокой резной спинкой.

– Я согласен с тобой, Valle, что того подонка следовало… проучить. Но ограбить его… – Тут старый вельможа вздохнул, покачал элегантной седой головой и высокомерно-неодобрительно поджал губы.

В роскошно убранной зале воцарилась тишина. Замок, древнее гнездо Вальдесов, казалось, погрузился в оцепенение. Луч закатного солнца, золотясь несколькими невесомыми пылинками, лился в высокие стрельчатые окна и медленно подбирался к ступеням у подножия трона. Все вокруг постепенно приобретало тот таинственный и внушающий почтение вид, который молодой внук запомнил с детства. Когда на этих древних плитах он учил сестру делать реверанс…

Встряхнув головой, Valle отогнал воспоминания. Посмотрев на чуть выцветшие стяги, эти безмолвные свидетели былых побед, недвижно свисающие с могучих, почерневших от времени потолочных балок, он упрямо проронил:

– Пока замок бывшего барона Аля бесхозный – все разворуют. К тому же, дед, там не все так просто.

С этими словами он поковырялся в одной из двух тяжеленных седельных сумок толстой буйволовой кожи, которые проехали весь путь на спине запасного коня, а теперь валялись у его ног. Достав красивую, источающую игривый блеск в свете угасающего солнца брошь, внук протянул ее на раскрытой ладони:

– Узнаешь? Это было среди прочего.

Граф содрогнулся. Не узнать подарок, заказанный в том году для внучки Луизы у горных мастеров, было просто невозможно. Мелкие изумруды и бриллианты образовывали сияющее перекрестие – оливковая ветвь и прямой меч. Герб гордого и славного рода.

– И еще одно. – Valle демонстративно оглянулся, удостоверившись, что ни слуги, ни стража снаружи не подслушивают. – Покойный барон уже давненько был на содержании у святош из Царства Света. Вот почему в его закромах оказалось куда больше золота, нежели все думали.

– Ч-что?!! – воскликнул сидящий в кресле для почетных гостей барон Кейрос. До сих пор он помалкивал, раздумывая над тем, зачем молодой, непонятный и грозный чернокнижник настоял на совместном разговоре со старым графом, возглавляющим ныне клан и’Вальдес. Подняв голову и яростно сверкая глазами, он с жаром продолжил: – Это невозможно! Поднимать мятеж против сюзерена, искать союзников на стороне – это дело житейское. Но продаваться этим... – Его лицо закаменело на миг, а затем он только махнул рукой, сверкнув россыпью перстней, и откинулся на спинку кресла.

Баронет незаметно перевел дух – он ожидал куда более бурной реакции на свое сообщение.

– Объяснись, внук мой, – властно потребовал граф побелевшими губами, – твое обвинение неслыханно!

– У меня нет доказательств… – негромко, но отчетливо ответствовал Valle. – Я прочел это в его сознании в то краткое время, когда душа мерзавца уже не была здесь, но еще не попала туда. В такие моменты моя власть некроманта над ней безгранична. Так что порукой правде служит только моя честь дворянина и слово некроманта.

Старый граф склонил голову, и морщины глубоких раздумий избороздили его чело. Луч солнца успел незаметно взобраться на нижнюю ступень его трона, когда наконец в замершей тиши прозвучал ответ:

– Я не сомневаюсь в тебе ни как в дворянине, ни как в… – тут его голос чуть дрогнул, – ни как в некроманте. А тем более – как в своем внуке!

Барон Кейрос молча кивнул головой. Что ни говори, а для дворянина честь – это дело нешуточное. Коль скоро уж сам граф, отнюдь не отличающийся излишней доверчивостью, безоговорочно верит на слово… А проницательность его уже кое-где входит в поговорку.

– И последнее… – Valle внутренне расслабился, самое тяжкое позади. Теперь только чуть подтолкнуть их. – Когда закончатся торжества, поговорите с Императором. По-простому, без экивоков, как мужчины с мужчинами. Если вы проявите достаточно такта и будете убедительны, он вернет вам отобранные в устье Рио-Гранде земли и отменит эдикт на запрет судоходства на реке.

– Ты думаешь, он забыл ту отметину, когда мой меч пробил его доспехи? – Граф чуть подался вперед, и в глазах его на миг блеснула молодость. – В той битве мы хорошо наподдали имперскому льву!

Вздохнув, Valle упрямо и неодобрительно покачал головой.

– Мне горько смотреть, как некогда богатейшие владения ныне постепенно скатываются в нищету. – Голос его постепенно окреп, и рыком молодого зверя раскатился под сводами. – Больно видеть, как вы в угоду своей гордыне теряете все, чем некогда была славна наша земля. Города задыхаются без торговых путей, ваша казна почти пуста. Деревни наполовину обезлюдели, да и без помощи магов – какой тут урожай? Хватит быть слабыми и бедными!.. Короче, – чуть тише заговорил баронет, – гарантируйте Императору что угодно, но чтобы в этом же году в устье вы начали на пару с бароном Кейросом восстанавливать город. И не просто порт, а резервную базу Южного Флота Империи. Чтобы по реке вновь пошли торговые караваны и вам разрешено было опять нанимать волшебников.

Valle небрежно пнул сапогом чуть брякнувшие сумы:

– Часть этого золота пойдет на устройство судьбы доньи Луизы… И не спорьте, граф! – Голос внука чуть звякнул металлом, когда он увидел упрямо поджатые губы деда. – Такова моя воля, иначе я сделаю так, что клан возглавит моя матушка!.. А остальное золото употребите на строительство. Кстати, барон Кейрос, – повернулся он к изумленному дворянину, – ваши дети куда богаче, чем вы думаете. Было дело… Так что поговорите с ними, да и с принцем тоже. Да чуть порастрясите свою казну, в складчину денег хватит.

Барон, растерявшись под таким напором, кивнул головой, в которой вертелась одна интересная мысль: «А ведь в этом парне непостижимым образом сочетается наша южная горячность, романтика и в то же время хладнокровие могучих северных баронов. Если мои внуки будут такими же – да я ради этого готов на все…»

А вслух произнес:

– Согласен, баронет. Ваша деловая хватка мне нравится. Но согласится ли Император? – и Кейрос-старший вопросительно посмотрел на графа.

Вальдес размышлял. Качнул серебряный колокольчик, чуть шевельнул в воздухе пальцем – расторопные слуги уже бегом-бегом сервировали небольшой столик с напитками и легкой закуской. Закончив, тут же испарились за двери, и граф гостеприимным жестом предложил перекусить.

Барона уговаривать не пришлось, а Valle по молодости своей отсутствием аппетита отнюдь не страдал. За трапезой велся неспешный, ни к чему не обязывающий разговор – в этих краях не принято говорить за едой о серьезном.

Воздав должное старому вину и искусству замковых поваров, мужчины в чуть более благодушном настроении вернулись к разговору. Постепенно старый граф дал уговорить и убедить себя, потешив напоследок свое самолюбие, уязвленное хлесткой оговоркой внука. А в том, что тот жестко и решительно способен привести свои слова в исполнение, не было сомнений ни у кого.

Ни у барона, ни у графа, ни у самого Valle, ни даже у эльфийского дознатчика, чутко прислушивающегося через потолочную отдушину.