Текст книги "Мы из подводного космоса"

21. Борьба за живучесть

«Такова уж ваша участь – бороться за живучесть, поставив целью во главу – всегда держаться на плаву».

Лев Ошанин после посещения нашей лодки.

Праздничный вечер в ресторане «Прибой» заканчивался. Старший лейтенант Малахов Алексей Андреевич отмечал встречу с друзьями и свой двадцать четвёртый день рождения. Три года после окончания училища пролетели в тяжёлой лейтенантской службе. Вчера он прибыл в родной Севастополь в краткосрочный отпуск, привёз жену к матери. Жена на шестом месяце беременности. Лодка, на которой Малахов служит в реакторном отсеке, собирается надолго в плавание. Значит, когда подойдёт время рожать, он будет далеко от родных берегов и ничем не сможет помочь своей женульке. Друзья ещё соображали на посошок, а Алексей с женой уже вышли на свежий воздух. На прощание он продекламировал им с явным желанием угодить жене: «Я в звёздном мире Водолей, не пью вина по много дней. И только в праздники могу позволить рюмочку одну».

Графская пристань в свете луны…

На крымский город Севастополь падал снег. Для южных городов – это стихийное бедствие, а для гористого Севастополя вдвойне. Троллейбусы не смогли преодолеть обледенелые подъёмы и, заснеженные и печальные, стояли вдоль трассы. «Начинает действовать закон Мерфи, – подумал Алексей, большой любитель интеллектуального юмора. – Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается. А если может случиться несколько неприятностей, они происходят в самой неблагоприятной последовательности». Дальнейшие события подтвердили правильность этой мудрости.

До дома далеко. Жена посмотрела на Алексея ласково-призывным взглядом. Он взбрыкнулся и исчез на соседней улице. Через минуту к ней подъехала снегоуборочная машина. Алексей выскочил из кабины, назвал водителю адрес, передал ему приличную купюру, помог жене сесть и, поскольку место было только одно, сказал, что придёт пешком через час. Но через час он уже был в комендатуре. Его забрал патруль во главе с помощником военного коменданта, когда он повторно вышел из ресторана, решив после удачной отправки жены отметить свой подвиг. Соточка «Столичной» освежила его. Возможно, там была ещё одна, но он этого уже не помнит. Наступил провал, а когда он очнулся, машина привезла его на гауптвахту.

Утром гигантских размеров старшина гауптвахты громовым голосом дал команду всем арестованным до приезда коменданта привести в порядок форму одежды: «Все пуговицы должны быть пришиты намертво, как шлагбаум». Когда стоящие рядом матросы изобразили улыбку, старшина встрепенулся: «Я слышал, что там кто-то улыбался». И ласково пригрозил: «Если вы хотите что-то сказать, то лучше молчите». Один матрос только было открыл рот, как старшина заорал: «Не хочешь слушать – возьми тряпку со шваброй и устраняй зазор между полом и тряпкой. Ты у меня смотри! Я где нормальный, а где и беспощаден». Поиграл желваками и рявкнул на всех: «Молчать! Или я сейчас буду зверствовать».

Комендант города, как это принято в морских гарнизонах – армейский подполковник, переодетый в морскую форму, чтобы, видимо, не было жалости к плавсоставу, объявил старшему лейтенанту А.А.Малахову трое суток ареста. Мольбы и вопли осуждённого, размахивание удостоверением, где указано, что вчера у него был день рождения, размягчили душу коменданта. Он в задушевной беседе в розовых тонах описал, в каких деталях будет указано в письме командованию части о беспробудном пьянстве А.А.Малахова в городе-герое Севастополе. На углу отпускного билета он размашистым почерком написал чёрной шариковой ручкой об аресте офицера и расписался. Чего только не наслушался Алексей, пока в тоске сидел на «губе».

Вот комендант инструктирует патрулей: «Ведите себя так, как будто вы культурные люди… Матрос идёт в увольнение на берег, чтобы отдохнуть душой и другими частями тела…Корову бойтесь спереди, лошадь сзади, а пьяного матроса со всех сторон». Когда Алексей, уходя, толкнул дверь к коменданту, чтобы взять свои документы, тот, не отрываясь от газеты, крикнул: «У вас что, языка нет, чтобы в дверь постучаться?»

Старшина гауптвахты доставил флотскому офицеру тоже очень много приятных минут. Вот он кричит своим громовым голосом: «Эй, вы, трое! Идите оба ко мне!» Вот распекает курильщиков: «Или вы прекратите курить, или одно из двух!» Когда доброволец из арестованных художественно раскрасил масляной краской стенку, старшина вежливо, еле сдерживая гнев, спросил: «Товарищ матрос, что вы такой кривой квадрат нарисовали? Вы что, дальтоник, что ли?» Но особенно поразил Алексея и он даже решил взять себе на вооружение последний сленг пиратоподобного старшины: «Тут один комик подходил, спрашивал, можно ли это заменить на то, я ему сказал нет, сначала там, потом здесь».

Когда офицер-подводник Алексей Малахов вышел на свободу, у него был разработан план, что делать, чтобы смыть позорное пятно в его служебной биографии. Надо спасать честь!

Первым делом дома он вскипятил воду и опустил в неё угол отпускного билета, где стояло факсимиле коменданта. Туш от шариковой ручки растворилась, а типографский и машинописный тексты не претерпели никаких изменений. Подсохший отпускной с обратной стороны он аккуратно прогладил утюгом. Всё, отпускной билет чист.

Теперь надо перехватить письмо на Север, в родную часть. Здесь без помощи Михаила Петровича не обойтись. Преподаватель училища, где юношей Малахов постигал азы ядерной физики и приобретал навыки управления ядерным реактором, высокий дородный хохол в звании капитана 2 ранга, Михаил Петрович Охрименко, встретил неожиданного гостя с украинским радушием. Он был прост и доступен. Курсанты обожали его и доверяли ему все свои тайны. Михаил Петрович любил возиться с мальчишками, и многим из них он заменил отца в суровых условиях казарменной жизни.

Алексей кратко рассказал о службе, о жизни и о горе, которое обрушилось на него буквально на ровном месте. Михаил Петрович, десятки раз дежуривший по комендатуре, где его знали уже более пятнадцати лет, с полуслова понял свою задачу. Он, хитро улыбнувшись Алексею и успокоительно подмигнув, набрал номер делопроизводителя коменданта. «Машенька, золотце, как поживаешь?» – «Ой, Михаил Петрович, я узнала Вас. Что-то Вы давно не появлялись у нас?» – «Машуня, я уже в таком звании, что мне доверяют дежурить по училищу, но я всегда с удовольствием вспоминаю тебя. Ты выросла у меня на глазах. Кстати, как твой сын, Николай, убыл уже на курсантскую практику?» – «Сын заканчивает первый курс училища и поехал на Север, в Гаджиево. Будет стажироваться на подводной лодке. Переживаю за него, как он первый раз воспримет свою будущую службу». – «Кстати, я слышал, из Гаджиево приехал офицер и, кажется, в комендатуре его держат». – «Сегодня его выпустили и сегодня же я отправила письмо на Север, в воинскую часть». Михаил Петрович издал стон, на другом конце трубки женщина вздрогнула. «Что же ты наделала, Мария! Ведь твой сын направлен на подводную лодку к этому офицеру. Ты представляешь, что может сделать начальник твоему мальчику, – Михаил Петрович прибавил металла в голос и еле сдерживал рыдания. – Он может устроить ему такую жизнь, что ребёнок навсегда возненавидит флотскую службу. Кроме того, кругом же на лодке радиация, а твой пацан будет обслуживать ядерный реактор. Повернёт какой-нибудь кран, а офицер его не остановит. Что же делать? Что делать?» Женщину охватил страх, она забилась в истерике.

«Михаил Петрович, я сейчас побегу в фельдъегерский отдел штаба флота и перехвачу письмо. Оно ещё там. Я за своего единственного ребёнка, выросшего без отца, ни перед чем не остановлюсь». – «Машенька, позвони мне через час, я буду ждать и переживать за тебя», – Михаил Петрович положил трубку. «Беру грех на свою душу, Алексей. Давай попьём чаю, у меня есть хороший английский чай. Ребята привезли из Англии». Они пили чай со свежими бубликами, вспоминали курсантские годы Алексея и ждали. Минут через сорок запыхавшаяся женщина позвонила и сообщила, что письмо она перехватила, более того, она его сожгла и пепел развеяла. Комендант будет думать, что письмо ушло, все формальности соблюдены. А она будет спокойна за своего сына. «Спасибо большое вам, Михаил Петрович».

Опытный воспитатель, толковый офицер, Михаил Петрович Охрименко в шутку потрепал за ухо командира реакторного отсека, вчерашнего мальчишку старшего лейтенанта Алексея Малахова. Тому стало стыдно, и непрошеные слёзы выступили у него на глазах. Добротой можно добиться большего, чем гауптвахтой. Они помолчали, оба взволнованные. Затем обнялись. «Береги честь смолоду», – тихо напомнил на прощанье Михаил Петрович.

Через три дня Алексей Малахов доложил командиру атомохода о прибытии из краткосрочного отпуска. «За время отпуска замечаний нет». А через три месяца по просторам Атлантического океана пронеслась радиограмма, у офицера Малахова родился сын, названный в честь деда Андреем. Андрей Алексеевич чувствует себя хорошо. Замечаний нет.

Когда подводный корабль вернулся с боевой службы, за отличное знание специальности и успешное выполнение учебно-боевой задачи в дальнем походе старший лейтенант А.А.Малахов был представлен к правительственной награде.

P. S. А если бы не было сына у делопроизводителя Маши, который проходил практику даже не в Гаджиево, а в Видяево, совсем по-другому пошла бы служба у молодого офицера. А если бы помощник коменданта, проявив элементарное уважение к подводнику, отвез Алексея домой, то и вовсе не было бы этих событий. От каких простых случайностей зависит наша жизнь! Нет, за удачу надо бороться. Девиз Наполеона: «Удачу нужно хватать за волосы, даже если они белокурые», – давно стал девизом командира лодки, на которой служит Алексей Малахов. И офицеры берут пример со своего командира.

22. Успел встретить

Вовчик Соколов, механик с соседней лодки, очень любил свою жену. Её нельзя было не любить: высокая, стройная, элегантная, ухоженная женщина. Когда она шла по причалу, вся бригада лодок прекращала работу и очарованно смотрела ей вслед. Царица…

Она жила в Ленинграде и к Вове на Север, в Сайду – губу, где базировалось наше соединение подводных лодок, приезжала изредка, объясняя это необходимостью дать детям приличное образование, занятиями в бассейне и вообще невозможностью жить ей на Крайнем Севере, что в целом соответствовало действительности. Вовик безропотно выполнял все её прихоти и млел от счастья, когда в свободную минуту думал о ней, о том, как повезло ему с женитьбой. Сам он был невысокого роста, кругленький, лысенький, с задатками полноты, копия артиста Евгения Леонова в молодости. Когда он думал о жене, его лицо расплывалось в блаженной улыбке, и мы все знали, что в этот момент к нему лучше не подходить. Он в нирване…

Вечером, не успела лодка пришвартоваться после недельного пребывания в море, как по причалу сломя голову прибежал рассыльный и принёс телеграмму. Завтра утренним поездом приезжает жена старшего лейтенанта Соколова. Требует, чтобы муж встретил её на вокзале в Мурманске. Когда командир вручил телеграмму Вове, тот потерял дар речи. Он что-то говорил, рот открывался, глаза дико вращались, но звука не было. До прихода поезда оставалось 12 часов, а причал отделяло от вокзала 25 километров тундры до Полярного, там, если повезёт, катером через весь Кольский залив до Мурманска можно добраться часов за шесть. Если не повезёт, катер доставит на другой берег Кольского залива в Североморск, а там до Мурманска придётся добираться на попутных машинах. Наконец, Вова стал издавать звуки, сипение перешло в нечленораздельные возгласы и только затем мы поняли, что он просит командира отпустить его встретить супругу. Командир возражал, уверяя его, что это невыполнимая задача.

Вова упал на колени и со слезами на глазах просил командира и, наконец, довод, что жена бросит его, если он её не встретит, добил командира. Он в сердцах махнул рукой и отрезал, что с этой минуты даёт старшему лейтенанту Соколову В.В. отгул на одни сутки и не несёт никакой ответственности, где и как он будет его проводить. Через несколько секунд Вовы уже не было, офицеры отдали ему все деньги, у кого сколько было при себе, и он, несмотря на позднее время помчался напрямик через сопки, не разбирая дороги, в Полярный, как северный олень, который несётся к своей подруге, чуя её запах. Хорошо, что штурман успел вложить ему в руку карманный фонарик.

Полная луна ярко освещала начало пути. Крупные звёзды, мерцая и как бы подмигивая, указывали механику правильное направление. Вова шёл бодро и энергично. Потом луну начали закрывать сначала тучки, потом тучи и, наконец, настал час, когда весь небосклон оказался затянутым серой мглой. Вова не снижал скорость, подсвечивая себе фонариком в низинах. Общее направление он определил верно и теперь старался быть осторожным, только бы не подвернуть или, не дай бог, сломать себе ногу. Когда с неба что-то посыпалось влажное, Вова не обратил внимания, это не мешало движению. Но когда влага превратилась в надоедливую морось, бесконечно висящую в воздухе, попадающую за ворот шинели, крупными каплями стекающую с козырька фуражки; когда лицо, руки, любой открытый участок кожи стал липкий, солёный, потому что влага шла с моря; когда под ногами стал чавкать влажный ягель, Вова впервые заволновался. Он взглянул на часы со светящимися стрелками. До прихода поезда оставалось 9 часов. Ещё через час пути он почувствовал, что флотская шинель промокла насквозь. Дважды уже он проходил ручьи в расщелинах между сопками по колено в воде. Но это его не беспокоило, ему было жарко. Адреналин будоражил кровь. Он был весь красный, от него валил пар и он настойчиво шёл только вперёд.

Ещё через час вынужденного марафона, находясь на вершине сопки, он увидел далеко впереди одинокий огонёк. . Полярный! До прихода поезда – 7 часов, до отхода первого катера из Полярного – 47 минут. У Владимира открылось второе дыхание: всю волю в кулак, увеличил ход до самого полного.

Катер дал уже третий гудок, когда Вова запрыгнул на него. Он хрипел, грудь ходила ходуном, крупные капли пота текли по его лицу, по спине, по груди. Ничего не видя вокруг, он забился в какой-то угол и затих. Он был доволен: до прихода поезда оставалось 6 часов, он успевает. Нервное напряжение немного отпустило и Вова, чувствуя спиной тепло от машинного отделения, слыша мерный гул работающего двигателя, позволил себе расслабиться и мгновенно отключился.

Разбудили его с трудом. Катер стоял у причала в Мурманске. Все уже вышли. До прихода поезда – 24 минуты. Вову словно ошпарило – надо срочно купить цветы. На привокзальной площади, где обычно продают цветы, народу было мало и цветов уже не было, все встречающие были на перроне. У одной старушки мелькнуло в руках что-то зелёное, Вова, не приценяясь, сунул её крупную купюру и бросился на вокзал, откуда донёсся гудок приближающегося поезда. Тяжело дыша, он подбежал к седьмому вагону, когда жена уже выходила. Нежно розовое пальто, воздушная белая шаль, столичная причёска, яркие краски лица. Вова от гордости был на грани потери сознания. Попутчики вынесли её вещи и, раскланиваясь, удалились. Гордая, даже надменная, она царственно огляделась вокруг и не узнала Вову. Вова, униженно улыбаясь, сделал несколько робких шагов к ней. Она, наконец, увидела его и … отвернулась. Вова подошёл ближе, протянул цветы, попытался что-то сказать приветливое. Она, не глядя, швырнула цветы между вагонами и только затем повернула к нему своё разгневанное лицо.

– Как ты смеешь появляться возле меня в таком виде? Посмотри, какой ты грязный, небритый. От тебя воняет. Где ты шлялся? Бери чемоданы и иди позади меня, ближе трёх метров не подходи, чтобы не подумали, что ты со мной".

Она отвернулась и снова сделала своё лицо красивым. Она шла по перрону, люди останавливались и глядели ей в след, в ней всё было прекрасно. Она краем глаза ловила восхищённые взгляды мужчин и это придавало ей смысл жизни. Сзади шёл Вова, грязный, замученный, всё на нём топорщилось, ботинки и брюки по колено несли на себе следы многокилометрового марша. Он нёс тяжёлые чемоданы, вдыхал аромат французских духов "Клима" своей жены и улыбался. Он был счастлив. Он успел встретить…

23. Море зовет

… штурман просил разрешения оставить ватку себе, потому что вечером он хотел бы повторить процедуру. «Но это будет сухой душ», – сурово говорил доктор, строго экономя корабельный спирт.

"Аля вакра фликорс сколь!", – "За здоровье всех прекрасных дам!". "Рюмку, как и женщину, нужно держать за талию".

"Подводная лодка, стряхивая с себя воду, всплыла в надводное положение и, устало покачиваясь, нехотя подставляла свои борта ласковой черноморской волне. Командир, открыв верхний рубочный люк, быстро поднялся на мостик и, широко расставив ноги, чтобы не упасть на мокрой, качающейся палубе, стал с наслаждением вдыхать аромат крымского воздуха. Только подводник понимает, какое это блаженство вновь увидеть солнце и дышать свежим морским воздухом!

Ещё месяца не прошло, как корабль завершил дальний поход. Свежи воспоминания трудностей и опасностей, которые пришлось пережить подводникам. Много суток подводный корабль провел под водой. Жара и жажда – главные враги моряков летом в южных широтах. В четвёртом отсеке, где расположен камбуз, температура воздуха доходила до 60-ти градусов. Хоть это и жилой отсек, все покинули его из-за невозможности находиться в нём. Только один кок, мичман Хмызенко, стойко выполнял свой воинский долг. Солянка сборная мясная и макароны по-флотски готовились им согласно меню, сдобренные хорошей порцией пота, скатывающегося со лба прямо в пищу.

В концевых отсеках, где всегда прохладно, температура не опускалась ниже сорока. В первые же часы плавания в горячей воде Гольфстрима командир объявил форму одежды в лодке: "Трусы и полотенце на шее!". Поскольку на подводной лодке все равны, поэтому и офицеры, и матросы, мокрые и лоснящиеся от пота щеголяли в неглиже, но с шейными платками из вафельных полотенец. Когда, через неделю плавания, согласно флотским документам, можно было вскрывать морские кисы с одноразовым бельём, прибежал боцман с вытаращенными глазами и доложил, что тыловики, зная, подлюки, что лодка идёт на юг, выдали северный комплект разового белья, куда входят кальсоны.

Командир, на то он и командир, думая о чём-то хорошем, не отрываясь от своих мыслей, приказал отрезать от кальсон всё лишнее и пусть матросы ходят в шортах. И даже вопрос боцмана, как быть с ширинкой, не вывел его из транса. "У кого большое, пусть зашьют!" Боцман ответ не понял, уточнять не решился, поэтому вся реконструкция коснулась только штанин. Так и ходил весь экипаж: обшмотанные шорты и шейный платок, у многих из отрезанных штанин. С питьевой водой было хуже. Запасы её на подводной лодке ограничены. Корабельный врач, капитан Филин с высшим медицинским образованием, ежедневно дважды обходил всех с графином и торжественно наливал каждому полстакана пресной воды. Выпив свою порцию, моряк тут же покрывался потом, ибо вода мгновенно испарялась через распаренные поры, и человека снова охватывала жажда.

Штурман, друг доктора Толи Филина, делал ангельское лицо и каждый раз постоянно просил: "Добавки, сэр!". Доктор с суровым выражением лица отвечал ему: "Только воздержание спасёт Вас, товарищ штурман. Держите свои плотские желания в узде!".

Раз в два дня наш доктор Филин, всё-таки не зря он учился в военно-медицинской академии, организовывал "душ" для личного состава. Он подходил, например, к своему другу штурману и с английской вежливостью говорил: "Товарищ штурман, примите, пожалуйста, душ!" и протягивал ватку, смоченную в спирте.

Штурман, тоже юморист, принимал правила игры и со словами: "Благодарю Вас, сэр!" начинал активно протираться, покрякивая от удовольствия. Ухитрившись протереться от затылка до пяток одной ваткой, штурман просил разрешения оставить ватку себе, потому что вечером он хотел бы повторить процедуру. "Но это будет сухой душ", – сурово говорил доктор, строго экономя корабельный спирт.

Через неделю плавания доктор был серьёзно озабочен резким снижением аппетита у личного состава. Даже ежедневные пятьдесят граммов виноградного сухого вина не давали результатов, зато солёная таранька пользовалась повышенным спросом. Люди начали худеть.

Один раз за тридцать трое суток плавания был организован тёплый душ забортной морской водой. Вода, отработанная после охлаждения дизелей, подавалась в выгородку, где моряк, стоя на одной ноге, другой, опираясь в унитаз подводного гальюна, под мощный грохот работающего дизеля, вибрируя и качаясь, в течение пяти минут наслаждался настоящим душем. Обычное мыло в морской солёной воде не мылится, поэтому боцман выдал на всех один здоровый кусок чего – то под названием "морское мыло". Поскольку в этом режиме плавания под РДП лодка демаскировала себя, время приёма душа было ограничено и вторая половина экипажа принимала душ вдвоём и даже втроём, причём там иногда появлялся четвёртый, который делал в гальюне свои неотложные дела. Наконец, сыграли "Срочное погружение!", остановили дизель, лодка погрузилась. Дикий хохот был итогом этой бани. По отсекам ходили осунувшиеся фигуры в обрезанных новых кальсонах, платки из остатков штанин или из вафельных полотенец болтались на тощих шеях, а голову каждого венчала стоящая дыбом копна волос. Ни одна расчёска не брала волосы, насыщенные морской солью Атлантического океана. Некоторые матросы, чтобы придать себе элегантный вид, надели на голову отрезанные штанины. Да, пираты Моргана вполне могли позавидовать нашему внешнему виду!

Ещё одна проблема для подводника – малая подвижность. Штурман однажды доложил доктору, что за вчерашний день он сделал всего десять шагов. От штурманской рубки до кают-компании и обратно.

Но даже в этом случае штурмана не покидало чувство юмора. Уходя на обед во второй отсек, он, якобы беспокоясь, чтобы не нарушилась дифферентовка подводной лодки, громко давал команду вахтенному механику: "Перекачайте два стакана воды из носа в корму, штурман идёт обедать!".

Штурману повезло. Только командир и он имели право выскакивать наверх, когда лодка ночью всплывала на поверхность для определения места в океане. Штурман потом полночи рассказывал, какие созвездия сейчас освещают путь корабля, какой воздух возле Англии, Испании, потом пошла Африка, и, наконец, Крым. Девяносто процентов экипажа вообще не видели ни солнца, ни звёзд, не вдохнули ни одного глотка свежего воздуха за всё время плавания от Кольского залива до Севастополя.

Когда прибыли в базу, весь личный состав был построен на корме лодки. И хотя все были одеты по форме, и температура воздуха была тридцать градусов, встречающий адмирал обратил внимание, что все матросы стучат зубами, всех бьёт озноб. Всем холодно! Летнего тепла в Крыму им было недостаточно после многодневного пребывания в жарком микроклимате подводной лодки. Кстати, в дальнейшем оказалось, что опасения доктора не беспочвенны – каждый моряк похудел от семи до пятнадцати килограмм.

После похода весь экипаж в две очереди отдыхал в санатории Черноморского флота. Сердобольные работники столовой буквально откармливали моряков. Молодые организмы быстро восстановили силы. И вот экипаж снова в море. Только что закончили прохождение мерной мили, уточнили по настоянию штурмана скорость под водой на разных режимах работы электродвигателей. Море сегодня ласковое, один-два балла. Командир дал команду: "Приготовиться к купанию!" Это была любимая команда моряков.

Организация купания у нас, подводников, отработана. Отваливаются носовые горизонтальные рули. Матросы строятся на носовой надстройке. Каждый оставляет свои сандалии, пробегает к отваленным рулям и головой вниз прыгает в море. На самом верху ограждения рубки сидят два офицера, штурман и минёр, отличные пловцы, обеспечивая безопасность купания. Матросы проплывают вдоль борта от носа в корму, где боцман установил специально изготовленный по его чертежам съёмный трапик. По залихватскому свисту штурмана моряки заканчивают купание, поднимаются на борт, каждый одевает свои сандалии. Боцман, убедившись, что лишних нет, докладывает на мостик очень кратко: "Сегодня – все!". Что, видимо, должно означать, что сегодня выплыли все и лишних сандалий не осталось.

Матросы не спешат спускаться вниз в лодку, начинается самое интересное. Минный офицер на ограждении рубки, исполнив несколько разминочных движений, сильно оттолкнувшись прыгает в воду, сделав в полёте сальто. Почти без брызг входит в воду и выныривает в метрах двадцати от места падения. Улыбка от уха до уха обнажает все тридцать два зуба. Матросы восхищены, но затаив дыхание, продолжают ждать. Штурман с ленивой грацией сильного спортсмена встал на ограждении рубки, раскинул руки и с высоты семь метров красивой ласточкой, как в замедленной съёмке, элегантно вошёл в воду. И исчез. Минута, другая – нет человека. И вдруг вопль радости матросов, подчинённых штурману, радости и гордости за своего командира огласил море. Штурман, глубоко войдя в воду, пронырнул под днищем лодки и выплыл с другого борта. Это было ново и неожиданно! Все повернулись в его сторону и аплодисментами встретили героя. Штурман с невозмутимым видом поднялся на борт и на приветственные возгласы сказал боцману, что надо бы киль почистить, много ракушек, чуть спину не поцарапал. И в этот момент раздалась самая любимая команда для матросов:

"Команде приготовиться к обеду!". Сегодня мичман Хмызенко постарался на славу: окрошка на первое и азу по-татарски на второе. На закуску рыбные консервы – камчатская горбуша, на третье блюдо – компот из консервированных персиков. По случаю первого выхода в море после длительного перерыва врач Толя Филин, он же заведующий провизионкой, не выдержав тонкой психологической атаки штурмана, разрешил выдать личному составу марочный портвейн "Крымский Таврический". Молодой вестовой матрос Медведь красиво накрыл стол в кают-компании, как учили его штурман и доктор, любители ресторанов, и помня, что теперь надо красиво доложить: "Накрыт стол в кают-компании.

Офицеры приглашаются к столу", с трудом открыл переборочную дверь в центральный отсек, заполз на комингс и доложил: "Стол накрыт!".

"Что дальше?", – потребовал от него вахтенный механик. Совершенно растерявшийся матрос Медведь изрёк: "Пусть идут!". Поскольку радиотрансляция была включена, вся лодка слышала этот диалог, поэтому дружный хохот заглушил долгожданную команду: "Команде обедать!". По этой команде можно разливать вино и приступать к приёму пищи. Командир наш мыслитель, философ, поэт. Задумчиво глядя на стакан с ярко красным вином, произнёс: "Дин сколь, мин сколь!", – что означало, – "Ваше здоровье! Моё здоровье!". Штурман, тоже знаток шведского, и ярый почитатель поручика Ржевского подхватил: "Аля вакра фликорс сколь!", – "За здоровье всех прекрасных дам!". Мы дружно и с радостью выпили свои пятьдесят граммов прекрасного крымского портвейна, не пьянки ради, аппетита для, как говорит наш механик Саша Забермах, он же хранитель корабельного спирта, поэтому с ним все пытаются дружить. Ему же принадлежит сакраментальная фраза:

"Рюмку, как и женщину, нужно держать за талию". Он даже дважды приносил в кают-компанию хрустальную рюмку, персональную, показывая, как надо держать женщину за талию, но после очередного шторма осколки этих рюмок выбрасывались за борт. После обеда для всех, не занятых на вахте, "адмиральский час" – глубокий здоровый молодой сон, для всех, кроме штурмана. Он ведёт корабль на базу. Уже к нему подходил посланец экипажа и очень вежливо интересовался: "Товарищ капитан-лейтенант! Мы на футбол сегодня успеем?". Весь экипаж – фанаты киевского "Динамо". Блохин, Буряк, Лобановский – это родные люди. Сегодня вечером трансляция матча из Киева. Надо сделать всё, чтобы успеть на футбол. Штурман погружается в расчёты. " Здесь пройти по кромке полигона, здесь немного срезать, здесь чуть-чуть отклониться от рекомендованного курса. Если увеличить скорость на два узла, то успеем".

Лодка увеличивает ход. Ветер яростно рвёт Военно-морской флаг. Стая дельфинов появляется неожиданно и начинает играть с лодкой. Один, видимо самый смелый, подплывает к форштевню и прижатый набежавшей волной задерживается поперёк корабля. Туча брызг летит перед носом лодки. Дельфины довольны. Вахтенный офицер и сигнальщик помахали им рукой. Тогда дельфины ещё несколько раз повторили этот цирковой номер. Умные животные, верные друзья моряков.

Солнце садится. Огонь Ильинского маяка зазывно манит. За кормой остаётся светящийся след. Последний поворот и …сотни огней порта, среди которых только один родной, красный огонёк причала. К нему швартуется усталая подлодка. Дело сделано! Завтра утром снова в море. Это моя работа. Море зовёт.

Вид на Ильинский Маяк.

Забермах Александр Андреевич Subscribe.Ru: Феодосия, Крым – новости.

* * *

Породнённый с морской глубиной. Материалы газеты ПОБЕДА 27 сентября 2008 г., суббота, № 108 (15196)

14 февраля в городской мэрии председатель Феодосийского общества «Подводник» вручил медаль «90 лет Вооруженным силам…» В.А.Шайдерову, а уже 8 марта мэра не стало… Это еще раз напоминает нам о том, что жизнь не вечна. Спеши делать добрые дела людям, не хами, уважай ветеранов, «возлюби ближнего как самого себя»!

Умный, доброжелательный, усталый взгляд интеллигентного человека, интересного собеседника, витязя морских глубин, скромного и немногословного, медленно повествующего годы своей биографии. «Что главным-то было в вашей службе, – спрашиваю я, – такое, что нужно передать нынешнему военно-морскому поколению?»

– Главное – любить подчиненных, прощать им промахи по службе и не допустить их потерю, ответил настоящий заместитель командира даже в свои 75, ответил не задумываясь.

19 марта 2006 года по ходатайству совета Феодосийского общества «Подводник» исполнительный комитет городского совета установил памятный знак в честь 100-летия подводных сил Отечества по улице Горького, в сквере напротив клуба морского порта. Потому что на протяжении 40 лет (1956–1996 гг.) в Феодосийском порту под разными номерами базировалась бывшая Первая Севастопольская Краснознаменная бригада подводных лодок Черноморского флота. Подводники, и в их числе капитан 1-го ранга в отставке Макаров Сергей Афанасьевич, чей юбилей мы отмечаем, внесли большой вклад в укрепление боеготовности флота, оставили заметный след в военной истории Феодосии. Консультантом в сооружении памятного знака стал бывший председатель совета общества «Подводник» капитан 1 ранга в отставке Александр Андреевич Забермах, уже ушедший из жизни. Вместе с другими ушедшими он живёт в памяти 128 членов общества.