Текст книги "Мы из подводного космоса"

СВВМИУ. ru:: Просмотр темы – Первый выпуск 1958 года – февраль – вторая рота. Забермах А.А.

24. Прощание Славянки

Он плакал, как плачут суровые люди, тихо, сдержанно. Слезы медленно вытекали из глаз, нехотя катились по его изрезанному морщинами лицу (возраст оставил на нем свой отпечаток)…

"Белоснежный теплоход медленно развернулся в порту и с помощью буксиров пришвартовался к пассажирскому причалу. Отъезжающие неорганизованной толпой бросились к трапу и начали просачиваться на палубу. Кругом шумели, толкались, суетились. Гремели портовые краны, оглушительно ревели сирены подводных лодок, выходящих на просторы Феодосийского залива, раздавались какие-то громкие команды из металлических динамиков. И только одна пара стояла, бережно обнявшись, без всяких движений. Они как будто прислушивались к внутренним часам друг друга, к часам, которые отстукивали последние минуты их любви. Мужчина с обычным русским лицом, не лишенным мужественной красоты и силы, в рубашке с расстегнутым воротом, в простых джинсах, в нем чувствовалась уверенность и надежность, этот сильный красивый мужчина плакал. Он плакал, как плачут суровые люди, тихо, сдержанно. Слезы медленно вытекали из глаз, нехотя катились по его изрезанному морщинами лицу (возраст оставил на нем свой отпечаток), аккуратно обходили довольно крупный нос и исчезали на волевом подбородке, которым он уткнулся в плечо любимой женщины. Ее лица не было видно. Она вся влилась в провожающего ее мужчину и потерялась на его груди. Ее плечи вздрагивали, и было ясно, что она рыдает. Они оба плакали молча, ничего не видя и не слыша. Они расставались навсегда!

Они не видели, что молодой офицер-подводник Алексей Игольников остановился, пораженный этой печальной картиной, и искоса поглядывал на них. Он только что проводил на теплоход моряков-подводников, которые направлялись на Кавказ в санаторий Черноморского флота. Моряки завершили накануне длительный поход под водой. Подводная лодка не всплывала тридцать три дня, по тем временам это был рекорд. Но достался он дорогой ценой, каждый моряк потерял в весе от восьми до тринадцати килограммов, троих человек вынесли из лодки на носилках. И вот теперь первая половина экипажа во главе с доктором капитаном Филиным убывала на лечение и отдых. Алексей выполнил поручение командира, доставил экипаж на теплоход, пожал на прощание руку своему другу Толе Филину и, ожидая отхода судна, оглянулся и… увидел трагедию.

Два человека, мужчина и женщина, не могли оторваться друг от друга. Лицо мужчины выражало неподдельное горе. Он, сильный и здоровый, страдал и плакал. Она, мягкая, хрупкая и нежная, вцепилась в него, как котенок, и никакая сила не могла оторвать ее от него. Офицер видел ее со спины. Красивые женственные ноги, мягкие округлые линии той части женского тела, которая неизбежно привлекает внимание мужчин, переходящие в талию, спина со слегка обнаженным плечом, с которого сползла шлейка сарафана. Все просто, но красиво. Как нас привлекает в женщине слабость! В ней была слабость, нежность, беззащитность. В ней была женщина, которую можно было только любить.

Молодой подводник представил себе, как эта несчастная провела последнюю ночь и последние часы перед расставанием. С каким неистовством они любили друг друга, с какой жадностью они наслаждались, понимая, что это в последний раз. Почему они прощались навсегда? Это их, только им понятная тайна. Так сложилась жизнь, так легли карты, любимая поговорка Саши из Одессы, механика с подводной лодки Алексея. У каждого своя мелодия в этой жизни. У каждого своя роль, свое предназначение. Да и не бывает настоящей любви без страданий, без переживаний! Им было суждено расстаться.

Мощный гудок теплохода прервал печальные мысли моряка. Настали последние минуты прощания. Алексей увидел обнаженные нервы, неподдельное горе, жестокость страдания. Он отвернулся, ему стало стыдно смотреть на эту интимную картину, словно он подглядывал в замочную скважину. Ему самому стало плохо. Время как бы остановилось. Он переживал чужое горе так, как будто оно касалось его…

Вдруг нежно-трогательные звуки начала марша «Прощание Славянки» раздались из береговых репродукторов. Теплоход издал последний стон и заработал винтами.

 
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза,
 

– неслось по всей гавани. Сердце подводника затрепетало. И слова, и прекрасная музыка Василия Ивановича Агапкина несли мощное эмоциональное воздействие. Как часто нам приходится переживать грусть расставаний! Печаль, тоска, боль в сердце. Но вот мелодия постепенно переходит на мажорный лад, поднимает боевой дух, словно говоря мужчинам, что надо взять себя в руки, собраться:

 
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости – прощай, прости – прощай…
 

Когда молодой офицер-подводник обернулся, теплоход уже вышел из порта. Он покачивался на морской волне и увозил чью-то любовь…

На следующее утро волны прибили к берегу труп неизвестного мужчины, он сам бросился в море Он не хотел, он не мог жить. Мужчины тоже очень ранимые!.."

25. Лейтенантские будни

"Тяжела подводная служба каждого лейтенанта. Естественно, это самый младший офицер на флоте. И в отпуск он ездит зимой. И дежурит постоянно: то по казарме, то в патруле, а то и в гарнизонном карауле на гауптвахте. А если он холостяк, то вообще с лодки не выходит. Особенно, когда ночью объявляют штормовое предупреждение «Готовность № 2», всегда на лодке остается лейтенант, и он обеспечивает высокую боеготовность субмарины. Остальные еще могут понежиться около своих жен, а холостяку лейтенанту все равно делать нечего, так пусть принесет хоть какую-то пользу кораблю, где из него делают человека. Все, кому не лень. И действительно, смотришь, через несколько лет это уже не лейтенант, а капитан-лейтенант, который все знает и все умеет. А о лейтенанте как у нас говорят: «Все знает, но ничего не умеет». Знания есть после училища, а службы не знает. Вот и учат его службе. Слабый сломается, а сильный только закалится. И уже будет служить надежно. С таким и в море не опасно ходить. И рвение у него есть. Многие из них потом становятся адмиралами. Эта система на флоте отработана за триста лет существования флота. Спасибо Петру Первому!

Лейтенант Алексей Игольников, заступая дежурить по береговой казарме подводников, всегда боялся одного – погореть за семечки. В Феодосии, в этом южном городе, семечки продавались на каждом углу. Пока экипаж строем возвращается с порта на береговую базу, десять – двадцать матросов обязательно купят жареных семечек, которые так приятно пахнут и как бы сами просятся в рот.

Алексей Игольников тоже обожал семечки. А вот начальник штаба просто свирепел, когда видел на территории бригады шелуху от семечек. Грубые разносы, украшенные ненормативной лексикой, снятия дежурных и аресты с содержанием на гарнизонной гауптвахте – это был обычный набор воспитательных мер, которые использовал крутой начальник штаба бригады.

Сегодня выходов в море не было, все экипажи на берегу. Заканчивается время обеда. Впереди «адмиральский час». Полтора часа здорового мужского сна. Через несколько минут матросы лягут отдыхать, а дежурная служба начнет наводить порядок в умывальнике, гальюне и вообще на территории казармы. Сейчас везде, естественно, беспорядок, десятки матросов использовали все эти заведения по предназначению, а после «адмиральского часа», глядишь, и служба лейтенанта Игольникова закончится без замечаний. Приятно помечтать!

Но не тут-то было. Беда всегда приходит, когда ее не ждешь. Только Алексей, расслабленный после хорошего обеда, тем более, что кок-матрос Катюша (его пассия) подбросила ему персонально стаканчик сметаны, только он набил себе рот семечками, раздался львиный рык. Так ревел только начальник штаба при обнаружении шелухи. Алексей бросился на звук тревоги.

Начальник штаба в гальюне крыл всех направо и налево трехэтажным матом. Да, там был беспорядок, но главное, на что указывал перст начальника, была шелуха. Кто-то неаккуратно вытряхнул из кармана в унитаз шелуху и остатки семечек. Лейтенант Игольников по долгу службы должен был представиться старшему по званию. Он глубоко вздохнул и как бы бросился головой в омут:

– Дежурный по казарме лейтенант Игольников!

Начальник штаба, распаленный и раскаленный, не оборачиваясь, рявкнул:

– Десять суток ареста!

– Есть десять суток! – на ходу крикнул Алексей, пытаясь догнать начальника, который уже мчался на другой этаж казармы, где тоже был умывальник и гальюн. Там картина была еще хуже, прямо последний день Помпеи.

– Где дежурная служба? – вопрошал начальник штаба, в его голосе слышались рыдания и надрыв.

– Я – дежурный по казарме.

– Десять суток ареста! – и начальник бросился на выход.

Внизу уже появились командиры лодок, сорванные с коек душераздирающими криками

– Живете, как свиньи, в берлоге. А вашего дежурного по казарме я так и не видел, – набросился он на командира Алексеевой лодки.

– Как же, вот он сзади вас.

Начальник штаба медленно, как бык на арене Колизея, обернулся и впервые увидел бледного, испуганного лейтенанта Игольникова, на губе которого приклеилась одна-единственная чешуйка от семечки. Лучше бы он этого не видел! Все генеалогическое древо лейтенанта Игольникова было вытряхнуто с корнем. Все родственники, наверняка, скатились и упали с ветвей этого огромного дерева. Даже прабабушке, которую Алексей не помнит и не знает, досталось. Начальник штаба доказал, указывая на шелуху, что прабабушка у Алексея была легкого поведения, куртизанка. Самая ласковая фраза прозвучала в конце:

– Снять с дежурства. Десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте! Жаль, что там нет холодного карцера.

– Есть, десять суток ареста, – в третий раз за последние пятнадцать минут упавшим голосом изрек несчастный лейтенант Алексей Игольников. Опять срывалась встреча с приятной во всех отношениях девушкой Катей, служившей у них на береговой базе коком. Как она ласково сегодня смотрела на него, когда преподнесла стаканчик сметаны своему юному другу…

Сдав досрочно дежурство, Алексей прибыл к командиру для заполнения записки об арестовании:

– Сколько суток ареста записать? Больше десяти согласно уставу начальник штаба не имеет права. Командир мудро посоветовал:

– Сколько получил, столько и запиши. И сам иди на подпись к начальнику штаба.

Действительно, командир был очень мудр. Делать нечего. Надо идти на свою голгофу. Лейтенант сделал умное лицо и постучал в кабинет начальника штаба.

– Что у вас?

– Записка об арестовании.

– Давайте.

Не отрываясь от своих бумаг, грозный начальник быстро подписал документ, лишающий свободы человека на тридцать суток.

– Разрешите идти на гауптвахту?

– Идите!

Уже около дверей без пяти минут заключенный услышал грозный окрик:

– Стой! Сколько суток я вам подписал?

– Тридцать, товарищ капитан 1 ранга.

– Как вы мне не нравитесь, лейтенант. Вы даже устава не знаете. Я могу арестовать вас только на десять суток. Я вижу, вы хотите отфилонить от моря. Отдохнуть на гауптвахте. Дайте мне записку.

Начальник штаба решительно порвал записку об арестовании:

– Не выйдет. Отсидите в море. Да, да, в море!

Это было новое в мировой практике.

– А также приказываю вам изучить Дисциплинарный Устав. Совершенно ничего не знаете. Пусть командир примет от вас зачет по уставу.

Когда за прыгающим от радости лейтенантом Игольниковым закрылась дверь, начальник штаба все еще долго возмущался:

– Тридцать суток ареста. Даже командующий флотом таких прав не имеет. Как эти молодые лейтенанты рвутся на гауптвахту, лишь бы в море не ходить!

На следующий день вся бригада лодок вышла в море на сбор-поход. Две недели подводники отрабатывали задачи боевой подготовки. Лейтенант Алексей Игольников по итогам года боевой подготовки был признан лучшим, его штурманская боевая часть объявлена отличной. Значит, правильно воспитывали Алексея на подводной лодке. Сам Алексей Игольников часто повторял слова адмирала Нахимова Павла Степановича: «У моряка нет трудного или легкого пути, есть один – славный».

Успеха тебе, лейтенант. На лейтенантах флот держится!

26. Две фуражки

Дежурный по береговой казарме подводников старший лейтенант Алексей Игольников ликовал. День начинался прекрасно. Шесть утра. Только что он успел поцеловать старшего матроса Катюшу, свою хорошую подругу, которая в числе первых прибыла на службу. Ей, дипломированному коку, надо было приготовить на камбузе завтрак для всех подводников. Когда она вошла на КПП, она ахнула, увидев Алексея в новой фуражке. Ее неподдельная реакция так взбодрила юношу, что он тут же чмокнул ее в щеку, ощутив аромат хорошего мыла и чистой девичьей кожи. Старший матрос Катя вспыхнула, но, увидев, что за ними никто не наблюдает, успела прикоснуться своими мягкими губами куда-то за ухом Алексей. Оба веселые и счастливые со смехом оторвались друг от друга, поняв без слов, что впереди их ждет прекрасный вечер.

Да, свершилась мечта старшего лейтенанта Игольникова. Морская форма сама по себе очень красива. А когда она подогнана по фигуре, да еще носится с определенным изяществом, глаз невозможно оторвать от таких офицеров. Белые манжеты с запонками, золотые нашивки до локтя, шелковый галстук с заколкой, лакированные туфли. Мечта!.. Но самое большое украшение – это офицерская фуражка, сшитая на заказ в Севастополе. Со вчерашнего вечера у Алексея Игольникова новая фуражка. Да какая! Настоящая адмиральская фуражка. Материал называется кастор. Широкий кант. Высокая тулья. Вышитый вручную краб, не штампованный металлический, а именно вышитый золотыми нитками. Несбыточная мечта всех молодых офицеров.

Счастье подвалило вчера, когда моложавый все еще красивый адмирал Решетов в безукоризненно сидящей на нем морской форме проходил по причалу и внезапно увидел старшего лейтенанта Игольникова. Адмирал был в прекрасном расположении духа. Только что в Севастополе главком провел разбор учения, где на командира дивизии Решетова прямо-таки посыпались благосклонности высокого начальства. Кадровик даже намекнул ему на скорое повышение и перевод в Москву. Все внутри у адмирала пело и хотелось сделать что-то хорошее. Щеголеватый адмирал увидел знакомого по недавнему выходу в море младшего офицера, который напоминал ему себя в молодости. Офицер по знаку адмирала засучил ножками, подбежал и, конечно, дрожа, представился:

– Старший лейтенант Игольников! – А про себя добавил: – Авэ, Цезар, моритуре тэ салютант. (Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя).

Адмирал спросил по-отечески мягко, с отвращением глядя на фуражку Алексея:

– Игольников, что это за писсуар у тебя на голове?

Алексей, ругающий себя, что не успел скрыться от адмирала, как того требуют правила хорошего тона, заикаясь пояснил:

– Новая уставная фуражка, полученная три дня назад со склада.

Адмирал, распираемый благородством, изрек: – Зайди ко мне в каюту, возьми адмиральскую фуражку. У моего писаря возьмешь козырек от уха до уха. В другой фуражке чтоб я тебя не видел.

Алексей потерял дар речи. Наверное, высохли Великие озера в Америке или черная икра подешевела. Явно что-то случилось в мире!.. Накануне вечером, обе бригады офицеров, входящие в состав дивизии, пересекая КПП, восхищались антоновой фуражкой, в которой он прибыл на дежурство. Некоторые завидовали. Доктор Толя Филин, лучший друг Алексея, робко попросил разрешения съездить в его фуражке в отпуск в Одессу. Алексей отказал:

– В такой фуражке доктору нельзя ходить. Она слишком хороша для твоей располневшей фигуры. Флот опозоришь!

Толя, заскулив, молча растворился в ночи… А сегодня через два часа старший лейтенант Игольников был самым несчастным офицером на флоте. Он, гордый и счастливый, выскочил встречать своего командира бригады капитана 1 ранга Панкратова, ярого уставника и начетчика. Тот с ходу:

– Почему неуставная фуражка?

Ошарашенный Алексей начал блеять:

– Уставную невозможно носить. Она некрасивая. Она не смотрится.

Уставник и педант капитан 1 ранга Панкратов парирует:

– Народ дал, народ пусть и смотрит.

И тут Алексей, по молодости, конечно, совершил ошибку:

– Фуражку приказал носить контр-адмирал Решетов.

На глазах озверевший капитан 1 ранга Панкратов с металлом в голосе вопрошает:

– Кто твой командир? Я или Решетов? Кто на тебя подписывает аттестацию? Где ты получаешь денежное содержание? (Мол, кто платит, тот может и наорать).

Разгоряченный, даже дымящийся, капитан 1 ранга забил старшего лейтенанта Игольникова своими риторическими вопросами. Алексей, только что переживший фантастический взлет славы и почета в своей новой фуражке, стоял чуть не плача, опечаленный и морально избитый, и успокаивал себя по-латыни: «Сик транзит глериа мунди. (Так проходит земная слава)». Но, чтобы как-то мысленно уколоть грозного начальника, унизить его, вспомнил (про себя) философское высказывание Козьмы Пруткова: «Камергер редко наслаждается природою». Кончилось тем, что через полчаса Алексей прибыл в кабинет командира бригады в старой фуражке и доложил об устранении замечаний. «В другой фуражке чтоб я тебя не видел!»

А еще через час точно такой же разговор, с точностью до наоборот, с контр-адмиралом Решетовым. Старший лейтенант Игольников в шоке: «Как быть? Адмирал требует одно, капитан 1 ранга – другое. Совершенно противоречивые требования». Алексей метался. Что делать? Обессиленный от внутренней борьбы, он буквально взвыл: «Адмиралы и капразы. А я маленький такой!» И нашел гениальный выход. Теперь на службе он ходит в двух фуражках. Одна на голове, другая в «дипломате». В зависимости от того, кто на горизонте, фуражки быстро меняются. Все довольны! А для себя Алексей Игольников сделал вывод опять-таки ядовитыми словами Козьмы Пруткова: «А не ходи по косогору, сапоги стопчешь!» Гениальные были мужики, создатели Козьмы Пруткова, братья Жемчужниковы и Алексей Толстой. Ведь это они сказали устами своего героя: «Глядя на мир, нельзя не удивляться».

27. Созвездие «Волосы Вероники»

Море устало играло своими волнами после ночного шторма. Ветер затих, но океанская зыбь, как грудь молодой женщины, взволнованной близостью мужчины, глубоко вздымалась и опускалась, нежно покачивая подводную лодку с борта на борт. Нет-нет озорная, наиболее резвая волна подбегала к лодке и обрушивалась на неё, рассыпаясь на тысячи светло-зелёных брызг, смеясь и радуясь своей молодости и силе. По просьбе штурмана лодка всплыла в позиционное положение. Утренние сумерки самое лучшее время для определения места корабля по звёздам: и звёзды ещё яркие, и линию горизонта уже хорошо видно. Опыт подсказывал штурману, что после шторма, когда в океане действуют нестандартные течения, вызванные сильнейшим ветром, нужно обязательно «определиться», тем более, что впереди Фареро-Исландский противолодочный рубеж, который придётся преодолевать глубоко под водой.

Аккуратный, тщательно выбритый, несмотря на раннее утро, и даже пахнущий одеколоном "Шипр", штурман подводной лодки капитан-лейтенант Угольников Алексей, широко расставив ноги, стоял на рубке с секстаном в руке и спокойно, с наслаждением, определял высоты навигационных звёзд.

"Альдебаран, Сириус – две звезды, две линии положения есть!" Третья линия должна отстоять от первых двух на 120 градусов, в этом случае место корабля будет определено наиболее точно. Развернувшись всем корпусом в нужном направлении, он замер от неожиданной красоты увиденного созвездия. Десятки звёзд как нити чётко и рельефно высвечивались над горизонтом. И хотя Алексей был уже опытный штурман, он никогда раньше не видел этих звёзд. А загадочные звёзды мерцали, манили, переливались, заставляли учащённо биться сердце. Они магически притягивали. "Что за наваждение? В этих звёздах какая-то неведомая женская сила. Они и похожи на женские волосы", – наконец догадался Алексей.

Его молодое сильное тело жаждало любви, женской ласки. Излишне требовательный к себе, воспитываемый с 10 лет в закрытых учебных заведениях, в мужской среде, он стеснялся женщин, боялся их и боготворил. Стройный и подтянутый, в прекрасно сидящей на нём морской форме, он, находясь в отпуске, нередко ловил на себе восхищённые взгляды женщин, но тут же опускал глаза, краснел и совершенно не знал, что дальше делать. Где-то у Паустовского он прочитал, что женщину можно либо любить, либо ненавидеть. Он, к своему стыду, хотел любить всех женщин, носить их на руках и молиться на них. Чтобы меньше думать об этом, всю неизрасходованную силу он отдавал службе, морским походам, своей прекрасной профессии – штурмана подводной лодки. Но вот сегодня в этих сверкающих, словно рассыпанных по женским волосам бриллиантах, в этой заколдованной плеяде звёзд, он почувствовал какой-то космический разум, который говорил ему: "Алексей, жди перемен!" И вот первые лучи, ещё невидимого солнца, показались из-за горизонта и на мгновение всё вокруг стало изумрудно-зелёным. Зелёный луч! Это очень редкое явление в океане. Кто увидит зелёный луч, тот будет счастлив до конца жизни. Есть такое старинное поверье.

Необыкновенно возбуждённый, чувствуя прилив огромных сил, бросился Алексей в штурманскую рубку. Вот он, звёздный глобус. Установил широту места, затем – пеленг на загадочное созвездие, наконец, его высоту, определённую только что с помощью секстана, и как заклинание по слогам прочитал название – ВОЛОСЫ ВЕРОНИКИ.

Осенью Алексей Угольников, блестяще сдав вступительные экзамены, поступил в Военно-морскую академию. Три года учиться в Ленинграде! В родном городе. Здесь он мальчишкой шесть лет учился в Нахимовском училище, затем четыре года в училище подводного плавания. Закончив училище с красным дипломом, попросился на Северный Флот. Самый сильный, самый сложный, самый суровый. Испытав себя «глубиной погружения», пройдя школу выживания на Севере, двадцатисемилетний капитан-лейтенант Угольников спланировал для себя: на первом курсе академии – жениться, на втором – родить дочку, на третьем – научиться играть в преферанс.

Когда он увидел на Невском проспекте скромное неземное создание, все другие женщины перестали для него существовать. Всегда робкий и стеснительный, он подошёл к ней, очень вежливо взял за локоть и, почти зная ответ, затаив дыхание, спросил: "Как Вас зовут?" Она прошептала:

"ВЕРОНИКА".

Она была напугана красотой его морской шинели, большим количеством звёзд на погонах, поэтому сразу призналась, что она не ленинградка, она из Бреста. О, чудо…! Сколько тысяч случайностей должно было соединиться, чтобы эта девятнадцатилетняя девушка из далёкого Бреста оказалась в центре пятимиллионного Ленинграда, и чтобы её звали Вероникой, и чтобы она попала на глаза Алексея, и чтобы он сразу понял, что это ОНА. Действительно, от судьбы не уйдёшь. И, пожалуй, не надо уходить, чтобы её не гневить.

Через месяц была свадьба. А ровно через год родилась дочка. Молодые назвали ее Виктория, что означает ПОБЕДА. Победа любви; победа внеземного разума, соединившего их; победа над одиночеством в этом огромном мире. Сейчас в Бресте Виктория вместе с родителями часто играет в преферанс, ей уже помогает ее дочка Машенька – внучка моряка-подводника.