Текст книги "Основы философии науки"

3 Концепция философии науки Карла Поппера

Карл Раймунд Поппер (1902-1994) не входил в Венский кружок. Тем не менее, полемику с ним он вел на основе неопозитивистской программы. В отличие от воззрений Венского кружка Поппер заменил принцип верификации принципом фальсифицируемости, а принцип конвенционализма, основанного на соглашении, он заменил конвенционализмом решения. Как и неопозитивисты, Поппер исходил из проведенного Э. Махом различия между контекстами открытия и подтверждения. Предпосылкой открытия должно стать выражение контекста в терминах символической логики, позволяющих выявить его логическую структуру. Поппер и его последователи считали, что обращение к логике не заслуживает доверия, предпочитая сформулировать условия, при которых повествование об открытии окажется ложным, невзирая на убедительную силу первоисточника.

Существенное влияние на развитие философии науки оказала проблема демаркации. Речь шла об определении границ между наукой и ненаукой. Автор термина «демаркация» Карл Поппер вспоминал: «В то время меня интересовал не вопрос о том, «когда теория истина?», и не вопрос, «когда теория приемлема?». Я поставил перед собой другую проблему. Я хотел провести различие между наукой и псевдонаукой, прекрасно зная, что наука часто ошибается и что псевдонаука может случайно натолкнуться на истину». [35. С. 240].

Считалось, что наука отличается от псевдонауки своей опорой на факты, своим эмпирическим методом. Представители «Венского кружка» утверждали, что любая теория, претендующая на то, чтобы быть научной, должна быть выводима из опыта.

Карл Поппер не принял этого тезиса. Уже наблюдение предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Не имея предпосылок нельзя наблюдать, а потому, можно смотреть, но не видеть. Наблюдается то, что нужно для решения задачи. «Чистое» наблюдение бессмысленно. Ученый не описывает каждую вещь, попавшую ему на глаза. А если каждый ученый будет этим заниматься? Накопится огромная масса информации, но такая информация может быть технической, но не научной.

Помимо этого теория строится на базе предпосылок, прямо противоположных опыту. Она формулируется не для реальных, а для идеальных объектов. Что же предложил Поппер? Любую теорию можно подтвердить, если мы специально ищем подтверждения. Хорошая теория должна давать основания для её опровержения. Такая теория является некоторым запрещением, она запрещает определенные события. Чем больше теория запрещает, тем она лучше, ибо тем больше она рискует быть опровергнутой. Поппер утверждает: «Критерием научного статуса теории является её фальсифицируемость, опровержимость или проверяемость». [35, С. 245].

Могут ли существовать теории, если они противоречат экспериментальным данным? Не только могут, но живут, развиваются и даже процветают. Дело в том, что теории построены на идеальных объектах: на абсолютно черном теле, на жидкостях, имеющих нулевую вязкость, но в природе идеальных объектов не существует. Реальные жидкости имеют малую, но конечную вязкость, что и обнаруживает эксперимент. Противоречия между экспериментальными данными и заключениями, основанными на правдоподобных рассуждениях, называются парадоксами.

В мировоззрении Поппера можно выделить четыре основных темы: фальсификационистская методология, политический либерализм, философия общественных наук и эволюционная эпистемология.

Фальсификационная методология. Трудности принципа верификации как основания метода научного открытия связаны с проблемой индукции. Это стало ясным после того, как Карнап оставил открытым вопрос о связи протокольных высказываний и фактов и свел «логику науки» к анализу синтаксических проблем научного языка. С точки зрения Карнапа, из конкретных предложений, как протоколов «внутри языка», индуктивно выводятся «дальнейшие конкретные и всеобщие предложения системы, и именно как гипотезы, т.е. без строгого выведения и потому без возможности полной верификации».

В ХХ в. разработка теории индуктивного вывода велась на основе её связывания с теорией вероятности. В отличие от традиционной индуктивной логики (Дж. Ст. Милль), где вывод, сделанный индуктивным путем либо принимался, либо отклонялся, новое, гипотетико-дедуктивное понимание индукции привело к необходимости многозначной оценки приемлемости вывода. В рамках Венского кружка предпочтение отдавалось частотной интерпретации индуктивного вывода Рейхенбаха.

Рейхенбах высоко оценивал свою концепцию: «Вероятностная логика должна рассматриваться как логика всего познания природы». Однако в дальнейшем трактовка Рейхенбаха натолкнулась на ряд трудностей. Неразработанность вероятностной логики послужила основанием для объявления проблемы индукции вообще псевдопроблемой. Именно такова исходная мысль «Логики исследования» (1935) Карла Поппера. Поппер приходит к выводу, что «нет такой вещи, как логический метод получения новых идей». А тем самым, «всякое открытие содержит «иррациональный элемент», или «творческую интуицию». Подобным же образом Эйнштейн говорит о «поисках тех в высшей степени универсальных законов… из которых путем чистой дедукции может быть обретена картина мира. Нет логического пути, – говорит он, – ведущего к таким законам. Они могут быть достигнуты только интуицией, основанной на чем-то вроде интеллектуальной любви к объектам опыта». В другом месте Эйнштейн говорит: «К этим законам ведет не логический путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция». [46. С.9].

Поппер высказывает глубокую мысль о том, что научная теория вовсе не есть нечто основанное на «чистом опыте». Если неопозитивисты сводят научное знание к фиксации «опытных фактов», то, напротив, эксперимент и опыт упорядочиваются теорией (гипотезой). Поппер отстаивает активную роль научной теории, её функцию руководства экспериментом.

Общее представление о науке Карла Поппера: «Наука никогда не преследует иллюзорной цели сделать свои ответы окончательными или даже вероятными. Она движется скорее к бесконечной, и все же достижимой цели – всегда открывать новые, более глубокие и общие проблемы и подвергать свои всегда пробные ответы все более новым и строгим испытаниям».

Эволюционная эпистемология. Ранний Поппер выдвинул интересное утверждение, что нам свойственны априорно ложные представления, для пересмотра и замены которых требуется систематический исследовательский процесс, или наука. Предполагается, что характерный человеческий интерес к познанию возникает не из воздуха любопытства, а от нашей врожденной неудовлетворенности реальностью. Это противоречило сложившейся традиции. Так, Декарт и Лейбниц полагали, что наши фундаментальные представления и большинство проистекающих из них идей необходимым образом верны, ибо Бог создал нас жить в гармонии с остальной природой и даже наделил способностью воспроизводить устройство мироздания в нашем сознании. Кант признал, что человеческое сознание не имеет никакого специального доступа к устройству природы. В противовес традиции Поппер утверждает: цена, которую приходится платить за любое знание, состоит в том, что оно подвержено ошибкам.

Итак, все живые организмы тоже в каком-то смысле обладают знанием. Это обладание знанием находит выражение в приспособленности организмов к условиям существования. На вопрос, как организм приспосабливается, отвечают две биологические концепции: ламаркизм – прямое приспособление, научение; дарвинизм – отбор и выживание наиболее приспособленных. Поппер решительно принимает дарвиновскую концепцию эволюции. Эпатируя читателя, он намеренно парадоксально утверждает, что в существенном смысле между амебой и Эйнштейном разница чисто количественная. И та, и другой ищут ответ на возникающие перед ними проблемы, с помощью метода проб и ошибок. Живой организм отвечает на возникающие проблемы (вызовы среды) изменением и в случае неудачного ответа элиминируется. Человек отличается от других организмов тем, что на возникающие проблемы он дает ответ в выдвигаемых им гипотезах. Вместо того, чтобы погибать самому, он обрекает на гибель не прошедшие проверок гипотезы. Об этом и говорит попперовская схема роста знаний: проблема – пробная теория – устранение ошибок – новая проблема. По этой схеме идет эволюция, как живых организмов, так и наших знаний. В биологической эволюции погибают не прошедшие испытаний организмы, в когнитивной эволюции – не прошедшие проверок гипотезы.

Поппер выдвинул концепцию эпистемологии без познающего субъекта. И, тем не менее, он дал исключительно глубокий анализ активной роли субъекта в познании. В концепции Поппера субъект познания продолжает делать то же, что делает живой организм в ходе биологической эволюции. Он ведет себя в высшей степени активно, и эта активность не привходит откуда-то со стороны, она неустранимо вплетена в саму ткань его деятельности. Живой организм на встающие перед ним проблемы отвечает изменениями, в ходе которых он либо устраняется, либо продолжает существовать, решая новые проблемы.

На ступени человека возникает разум, в чем решающую роль сыграло возникновение языка, обладающего дескриптивной (описательной) функцией. Язык животных обладает экспрессивной функцией (выражает его внутреннее состояние), сигнальной функцией (сообщает, сигнализирует о чем-то другим особям). Язык человека обладает способностью описывать ситуацию, в которой он находится. Эти описания (дескрипции) могут становиться предметом критического обсуждения. В известном смысле они как бы отделяются от организма, становятся жителями нового третьего мира, который надстраивается над первым миром (миром физических состояний) и вторым миром (миром состояний нашего сознания, миром ментальных состояний).

Активность субъекта и состоит, прежде всего, в продуцировании жителей этого третьего мира, мира продуктов человеческого духа, являющегося столь же реально существующим, как и два первых мира. На этой основе Поппер резко критикует так называемую «бадейную» концепцию сознания. С точки зрения этой концепции в субъект познания, как в некую Бадью, вливаются чувственные данные, наблюдения, которые и образуют базис познания.

По Попперу, все не так. Нет чувственных данных, нет наблюдений. Есть деятельность человека, решающего проблемы, то есть выдвигающего некоторые предположения и устраняющего не прошедшие проверку, с тем, чтобы выдвинуть новые. Сознание по своей природе не бадья, а решатель проблем. Активность здесь – сама суть жизнедеятельности субъекта.

Левый, критический рационализм. Приведенные высказывания Поппера о науке обнаруживают его стремление представить науку как некую форму игры. Это выглядело метафорой, но ближе всех к буквальному восприятию «игровой» концепции Поппера подошел его самый своевольный ученик – Фейерабенд. Поппер рассматривает современную «большую науку» как регрессивную форму организованного исследования. Наука может быть использована как фактор повышения эффективности производства. Наука может и выполняет целый ряд социальных функций. Но правда состоит в том, что успех науки как рычага общественного управления и экономического роста был достигнут в ущерб её развитию в качестве познавательного института. В «большой науке» перестал работать принцип проверки. Это подобно тому, как многим авторитарным системам власти, в особенности фашистским и коммунистическим режимам ХХ в., также удавалось добиться убедительных результатов в завоевании общественной поддержки – по крайней мере, на заре своего существования и по сравнению со своими политическими оппонентами. С точки зрения Поппера, однако, принципиальная проблематичность этих режимов заключается в том, что их деятельность никогда не подвергается справедливой проверке. Поппер и Адорно выступали за проверку, Витгенштейн и Хайдеггер придерживались противоположной стратегии: «Пока вещь не сломалась, не надо её чинить».

«Логика социальных наук». Существует прочно укоренившийся предрассудок об объективности естественных наук, где якобы ничто не мешает ученому беспристрастно относиться к изучаемому объекту. В отличие от наук естественных, социальные науки, увы, этой беспристрастности лишены. Далее возможны два варианта. Либо мы соглашаемся с этой пристрастностью социальных наук и утверждаем, что в них всегда анализ ведется с точки зрения данного класса, той или иной социальной группы, тех или иных ценностных установок, и тогда социальная наука, по существу, невозможна – здесь царство безбрежного релятивизма. Либо второй вариант: мы должны стремиться строить социальное знание по шаблонам естественных наук. Социальные науки должны научиться у естественных наук пониманию того, что такое научный метод.

Справедливая позиция Поппера состоит в том, что объективность заключается не в свободе от ценностных ориентиров. Им в равной степени подвержены ученые и в естественных, и в социальных науках. Объективность заключается в ясной и недвусмысленной формулировке предлагаемых решений возникающих проблем и их критическом обсуждении. Достижению этой объективности в социальных науках должна служить ситуационная логика.

Научная объективность, таким образом, в весьма малой степени зависит от объективности того или иного ученого. «То, что можно назвать научной объективностью, основывается исключительно на той критической традиции, которая, невзирая на всякого рода сопротивление, так часто позволяет критиковать господствующую догму. Иными словами, научная объективность – это не дело отдельных ученых, а социальный результат взаимной критики».

Политический либерализм. В 1945 году появился обширный двухтомный труд Карла Поппера «Открытое общество и его враги». В нем был дан критический анализ взглядов Гераклита, Платона, Аристотеля. Маркса, Энгельса на личность, государство и закономерности общественного развития. Поппер ввел понятие «закрытого общества». Он отмечал, что примером закрытого общества была древняя Спарта, политическое устройство которой явилось для Платона эмпирической основой разработки модели идеального общества. Поппер доказывал, что закрытыми обществами были и остаются те, где правит власть тирании, осуществляемая отдельной личностью или олигархической группой. Поппер доказывал, что закрытое общество существует в рамках тоталитарного государства. Первым в истории открытым обществом была руководимая Периклом афинская демократия.

В 1957 г. Поппер опубликовал книгу «Нищета историцизма», в которой критиковал взгляды философов, утверждающих, что развитием общества и историей управляют определенные законы. По мнению Поппера, историцизм в любой версии – по Платону, Гегелю или Марксу – лишь «историческое предсказание», а не теория. Любую разновидность историцизма легко сфальсифицировать. Поппер считал историцизм «верой», а не научной теорией, независимо от убеждений их авторов. Из поля зрения сторонников историцизма исчезает земная ответственность личности, народов, классов и их вождей. Историцистская основа характерна для всех проектантов закрытого общества. Это общество может, в соответствии с определенными правилами, путем правильной организации, путем объединенных усилий народа достичь поставленных целей. Для этого в закрытом обществе должны существовать хорошо организованные карательные органы (государство, армия, полиция, бюрократия), которые под руководством верховной власти, знающей законы исторического развития, организуют и контролируют деятельность общества. Разумеется, эти же органы наказывают тех, кто стремится жить и действовать по собственному усмотрению.

Что же понимал Поппер под открытым обществом. «Этот термин (открытое общество), – писал он, – введен как название не слишком счастливой демократии. Название ошибочно в том смысле, что его следовало бы трактовать как «власть народа (людей)», но афиняне имели в виду нечто иное: под демократией они подразумевали такое государство, в котором людьми Не управляли посредством деспотии. Эта идея породила более поздние демократии… это – идея политической свободы». Там, где недостаточно такой свободы и демократии, где людьми правят тираны – общество перестает быть открытым, демократия гибнет. Если власть большинства при демократии отказывает в праве на выбор управляющей власти меньшинству – она тем самым упраздняет политическую свободу и становится властью тирании по отношению к меньшинству и отдельно взятой личности. Тем самым, открытое общество развивается в рамках демократии, признаваемой всеми гражданами.

Поппер считал, что «переход от закрытого общества к открытому есть глубочайшая революция из всех пережитых человечеством». После революции в Афинах в V в. до н.э. следующая революция произошла лишь в 1789 г. во Франции. С тех пор начался медленный процесс приближения людей и различных типов общественного устройства к открытому обществу, в котором Поппер усмотрел альтернативу будущему.

Поскольку избиратели могут не знать заранее степень компетентности своих кандидатов во власть, то вопрос о том, кто правит, не является наиболее важным при демократии. Важнейшими являются два других вопроса: каким путем избрана власть, и какие институционные способы контроля над властью должны быть установлены?

Поппер писал, что, к сожалению, «демократия не дает разума». Ошибочно также мнение о том, что сама демократия содействует вырождению власти и несправедливости её институтов. Он считал, что в этом следует «винить нас самих» – ведь это мы, граждане, отказались от мыслей об улучшении этих институтов, от контроля за властью, от её улучшения. Он писал также о необходимости организации институтов, призванных «защищать свободу критики, свободу мысли, свободу человека». Без защиты этих ценностей не могла бы существовать фундаментальная основа открытого общества. При демократии власть не может опираться на лидерство одной личности. Персонификация власти в личности лидера (вождя) – это принцип закрытого общества. В открытом обществе граждане путем дискуссии приходят к разумной, рациональной программе действий государства. Одобряя такую программу, граждане тем самым принимают на себя обязательства по её выполнению и ответственность за возможные негативные последствия.

Закон должен определять границы свободы. «Неограниченная свобода уничтожает сама себя» – таков её парадокс.

4 Критический рационализм Имре Лакатоса

Имре Лакатос (9 ноября 1922, Будапешт – 2 февраля 1974, Лондон) – венгерский философ и методолог науки, один из наиболее ярких представителей «критического рационализма». В 1956 эмигрировал из Венгрии в Австрию, затем в Англию. Преподавал в Кембридже, с 1960 – в Лондонской школе экономики, где сблизился с Карлом Поппером. Имре Лакатос попытался преодолеть недостатки фальсификационизма Поппера. Он выдвинул концепцию исследовательских программ. При достаточной находчивости, считает он, можно на протяжении длительного времени защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. «Природа может крикнуть: «Нет!», но человеческая изобретательность… всегда способна крикнуть ещё громче». [21. С. 219]. Ни один эксперимент не является решающим и достаточным для опровержения теории.

В чем суть подхода Лакатоса? «Картина научной игры, которую предлагает методология исследовательских программ, весьма отлична от подобной картины методологического фальсификационизма. Исходным пунктом здесь является не установление фальсифицируемой… гипотезы, а выдвижение исследовательской программы». [21. С. 218]. Под исследовательской программой понимается теория, способная защитить себя в ситуациях столкновения с противоречащими ей эмпирическими данными. В исследовательской программе Лакатос выделяет её ядро, т.е. основные принципы или законы, и «защитные пояса», которыми ядро окружает себя в случае эмпирических затруднений.

Например, мы рассчитали орбиты планет Солнечной системы, опираясь на законы Ньютона, и обнаружили, что законы противоречат астрономическим наблюдениям. Отбросим ли мы законы Ньютона? Разумеется, нет. Мы выдвинем какое-либо дополнительное предположение, для того чтобы объяснить обнаруженные расхождения. Такое имело место в реальной истории.

Лакатос полагает, что теория никогда не фальсифицируется, а только замещается другой, лучшей теорией. Если программа предсказывает новые факты, то она прогрессирует. Если программа дает запоздалые объяснения, и новые факты для неё являются неожиданными, то она регрессирует. Другими словами, в этом последнем случае теоретический рост отстает от эмпирического роста. Прогрессивная теория вытесняет регрессивную.

Лакатос отмечает, что момент начала регресса теории трудно определить. И, тем не менее, им был предложен набор правил в форме «кодекса научной честности». Главную роль в этом кодексе играют скромность и сдержанность. «Всегда следует помнить о том, что, даже если ваш оппонент сильно отстал, он ещё может догнать вас. Никакие преимущества одной из сторон нельзя рассматривать как абсолютно решающие. Не существует никакой гарантии триумфа той или иной программы. Не существует также и никакой гарантии её крушения». [21. С. 222].

Философия науки К. Поппера, поставившая проблематику развития научного знания в центр внимания, столкнулась с необходимостью соотнесения своих выводов с реальной практикой научного исследования в её историческом развитии. Вскоре обнаружилось, что методологическая концепция, требующая немедленного отбрасывания теорий, если эти теории сталкиваются с опытными опровержениями, не соответствуют тому, что происходит, и происходило в науке. Любимый ученик и критик К. Поппера Имре Лакатос показал это на простом примере, взятом из истории астрономии.

Некий астроном, пользуясь механикой Ньютона вместе с законом всемирного тяготения, строго вычислил траекторию незадолго до этого обнаруженного небесного тела – малой планеты Р. Однако наблюдения показали, что реальная траектория Р отличается от вычисленной. Если бы ученые действовали в строгом соответствии с требованиями «догматического фальсификационизма», им следовало бы немедленно отбросить ньютоновскую теорию и заняться поисками другой, согласующейся с фактами, теории. На самом деле, все происходит иначе. Выдвигается предположение, что должна существовать ещё одна неизвестная (никогда не наблюдавшаяся) планета Р1 притяжение которой и является причиной отклонения планеты Р от вычисленной траектории. Согласно теории, производятся вычисления массы, орбиты и других характеристик этой гипотетической планеты. Астрономы начинают поиск.

Лакатос наполнил новым содержанием принцип фальсификационизма как методологическую основу теории научной рациональности. Согласно этому принципу, рациональность научной деятельности удостоверяется готовностью ученого признать опровергнутой любую научную гипотезу, когда она сталкивается с противоречащим ей опытом (не только признать, но и стремиться к возможным опровержениям собственных гипотез).

Это привело к разработке «утонченного фальсификационизма» или, как чаще называют концепцию Имре Лакатоса, методологии научноисследовательских программ. Рациональное развитие науки представлено в этой концепции как соперничество «концептуальных систем», элементами которых могут выступать не только отдельные понятия и суждения, но и сложные комплексы динамически развивающихся теорий, исследовательских проектов и их взаимосвязей.

В основе этой методологии лежит представление о развитии науки как истории возникновения, функционирования и чередования научноисследовательских программ, представляющих собой непрерывно связанную последовательность научных теорий. Эта последовательность выстраивается вокруг некоторой исходной теории (как правило, фундаментальной), основные идеи, методы и предпосылки которой «усваиваются» интеллектуальной элитой, работающей в данной области научного знания. Такую теорию Лакатос называет «жестким ядром» научноисследовательской программы. Как правило, эти идеи выдвигаются интеллектуальными лидерами науки и усваиваются научным сообществом догматически.

«Жестким» это «ядро» называется потому, что исследователям как бы запрещено что-либо менять в исходной теории, даже если они находят такие «факты», которые вступают в противоречие с этой теорией. Именно так и вели себя астрономы-ньютонианцы в предыдущем примере. Они действовали по предписаниям «негативной эвристики», то есть по правилам рационального поведения ученых в исследовательских ситуациях, согласно которым следует не отбрасывать фундаментальную теорию с обнаружением «контрпримера», а изобретать «вспомогательные гипотезы», которые примиряют теорию с фактами. Эти гипотезы образуют «защитный пояс» вокруг фундаментальной теории, они принимают на себя удары опытных проверок и в зависимости от силы и количества этих ударов могут изменяться, уточняться, или даже полностью заменяться другими гипотезами.

Методологический смысл «твердого ядра» раскрывается в понятии «негативная эвристика», т.е. ограничения на процедуры опровержения: если теория сталкивается с опровергающими фактами, то утверждения, входящие в состав «жесткого ядра», не отбрасываются. Вместо этого ученые проясняют, развивают уже имеющиеся или выдвигают новые «вспомогательные гипотезы», которые образуют «защитный пояс» вокруг «твердого ядра».

Задача «защитного пояса» в том, чтобы как можно дольше удерживать в неприкосновенности творческий потенциал исследовательской программы, или её «позитивную эвристику».

Изобретение вспомогательных гипотез следует некоторой общей стратегии. Она определена задачами, ради которых, собственно, существует научно-исследовательская программа. Конечно, главная из этих задач – обеспечить «прогрессивное движение» научного знания, движение к все более широким и полным описаниям и объяснениям реальности, к расширению рационально осмысленного «эмпирического содержания» научных теорий. До тех пор, пока «жесткое ядро» программы решает эту задачу (и решает лучше, чем другие, альтернативные системы идей и методов), оно представляет в глазах ученых огромную ценность. Поэтому они пользуются так называемой «положительной эвристикой», то есть совокупностью предположений о том, как следует изменить или уточнить тут или иную гипотезу из «защитного пояса», какие новые «модели»(то есть множества точно определенных условий применимости теории) нужны для того, чтобы программа могла работать в более широкой области наблюдаемых фактов. Одним словом, «положительная эвристика» – это совокупность приемов, с помощью которых можно и нужно изменять «опровержимую» часть программы, чтобы сохранить в неприкосновенности «неопровержимую» её часть.

Маневрируя «негативной» и «позитивной» эвристиками, исследователи реализуют творческий потенциал программы: то защищают её плодотворное «жесткое ядро» от разрушительных эффектов эмпирических опровержений с помощью «защитного пояса» вспомогательных теорий и гипотез, то стремительно идут вперед, оставляя нерешенные эмпирические проблемы, зато объясняя все более широкие области явлений, по пути исправляя ошибки и недочеты экспериментаторов, поспешно объявляющих о найденных «контрпримерах». До тех пор, пока это удается, научноисследовательская программа находится в прогрессирующей стадии. Однако «бессмертие» программы относительно. Рано или поздно наступает момент, когда творческий потенциал оказывается исчерпанным: развитие программы резко замедляется, количество и ценность новых моделей, создаваемых с помощью «позитивной эвристики», падают, «аномалии» громоздятся одна на другую, нарастает число ситуаций, когда ученые тратят больше сил на то, чтобы сохранить в неприкосновенности «жесткое ядро» своей программы, нежели на выполнение той задачи, ради которой эта программа существует. Научно-исследовательская программа вступает в стадию своего «вырождения». Однако и тогда ученые не спешат расстаться с ней. Лишь после того, как возникает и завоевывает умы новая научноисследовательская программа, которая не только позволяет решить задачи, оказавшиеся не под силу «выродившейся» программе, но и открывает новые горизонты исследования, раскрывает более широкий творческий потенциал, она вытесняет старую программу.

Методологическая концепция И. Лакатоса по своему замыслу должна была максимально приблизить теоретические представления о научной рациональности к реальной истории науки. Сам Лакатос часто повторял в своих работах, что «философия науки без истории науки пуста, история науки без философии науки слепа». [21. С. 203]. Обращаясь к истории науки, методолог обязан включить в теоретическую модель научной рациональности такие факторы, как соперничество научных теорий, проблемы выбора теорий и методов, проблему исторического признания или отвержения научных теорий. Он должен рационально объяснить те процессы, которые не укладываются в догматические, оторванные от реальности схемы.

Методология Лакатоса является важнейшим инструментом рационального анализа науки, одним из наиболее значительных достижений методологии науки в ХХ веке.