Текст книги "Объединяя времена"

Кроссворд Таисии

Эта забавная история, не лишенная вымысла, произошла в комнате по соседству с той, где проживала четверка будущих хирургов в лице Еремина, Камского, Залесского и Шувалова.

Таисия, или Тася, как называли ее однокурсники и подруги, обучалась на шестом курсе медицинского института. Она была невысокого роста, но и не маленькая, подобно некоторым миниатюрным ее сокурсницам, плотно сложенная, но и не рельефно мускулистая, как культуристка (можно было также сказать, как тяжелоатлетка, или борец, но тогда женщины этими видами спорта еще всерьез не увлекались). Внешностью Таисия не блистала, но и не принадлежала к категории не привлекательных бесцветных женщин, была не глупа, но не выделялась каким-либо умением или талантом. С учетом того, что после окончания школы, она обучалась в медицинском училище, потом два года работала, да еще плюс шесть лет в институте, итого ей было около двадцати восьми лет. Была замужем. Первая беременность закончилась удалением одной из фаллопиевых труб в результате ее разрыва. Спустя год все повторилось, словно в зеркальном отражении судьбы, и хирургами была удалена вторая труба. Две внематочных беременности подряд – довольно редкий случай. С мужем она рассталась, вернее он ее бросил, по причине отсутствия перспективы иметь общих детей. Метод экстракорпорального оплодотворения тогда еще только разрабатывался в экспериментах. В стандартной комнате общежития она проживала еще с тремя студентками. Они были младше ее, так как поступили в вуз сразу после школы. В силу разницы в возрасте тесной дружбы между ними и Таисией не завязывалось. Шестой курс – время, когда учеба подходит к завершению и студенты начинают основательно задумываться о привязке своей будущей семейной жизни к профессиональному выбору.

Галина уже со второго курса обратила свое внимание на одного плотно сложенного среднего роста парня из своей группы и четкой аккуратной филигранной тактикой добилась расположения его к себе. Ее друг был известен как Александр Шестов. У второй студентки Зины дела обстояли сложнее. Она заводила романы, влюблялась, но все вскоре заканчивалось и возвращалось на такую привычную исходную позицию. Третью студентку, с которой проживала Таисия, звали Екатериной. Она с присущим всем женщинам интересом наблюдала за амурными похождениями своих соседок, но сама пока с другом жизни не определилась, хотя у нее был на примете еще с первого курса паренек, как ей казалось, неравнодушный к ней. Они поначалу вместе учились в одной группе, но потом разошлись по разным профессиональным направлениям: он – в хирургию, она – в глазные болезни. Ее товарищ, маячащий на семейном азимуте, имел массу разных увлечений, ходил сразу в несколько медицинских кружков, занимался наукой, спортом. Екатерина также состояла в научном студенческом обществе. Из виду они друг друга не теряли и своих дружеских отношений не разрывали. Таисия была на тот момент одинока, но драму своей личной жизни сумела трансформировать в страстное увлечение.

В один из вечеров Таисия постучала в комнату, где жил Родион Перфильев со своими однокурсниками. Когда ей ответили: «Да, входите!» – она открыла дверь и осторожно вошла внутрь однотипной комнаты с четырьмя кроватями, четырьмя тумбочками, двумя стульями со спинками и одним столом. На стенах висели самодельные лозунги: «Все в космос! Догоним и перегоним! Хорошо, что я не гинеколог! Мы не пьющие! Не наши девушки тоже наши!» Они все были в сборе и с любопытством уперлись взглядами на вошедшую Таисию. А та, ничуть не смутившись, подошла к Родиону и спросила что-то про конспект лекций.

– Таисия, мне осталось дочитать несколько листиков. Ты посиди у нас и подожди, – сказал он, мило улыбаясь, и протянув руку за ее спину, стал делать воздушные поглаживающие движения, копируя изгиб крутых ягодиц гостьи.

Лежавший на кровати Денис Полуэктов, наблюдая за импровизацией Родиона, громко произнес:

– Профиль ее тела сзади напоминал трамплин крутого горнолыжного спуска.

Сидевший на стуле Фомичев Андрей издал ртом звук фыркающего моржа, затем надул щеки и принял очень серьезное и совершенно безразличное ко всему происходящему выражение лица. Мумия – да и только! В это время в комнату вошел четвертый ее обитатель Стас Самойлов со спортивной сумкой через плечо.

– О, у нас гости! – он опустил свою сумку на койку, снял пиджак и повесил его на вешалку в шкафчик. – Есть предложение выпить по чашке чаю.

Он схватил чайник и помчался в кухню, которые были оборудованы на каждом этаже студенческого общежития. Таисия присела, положив ногу на ногу. На ней была одета мини-юбка такой длины, что короче уже просто не бывает. Когда она меняла положение ног, то открывались ее белые трусики, настолько прозрачные, что казалось – у нее там ничего не одето. У Андрея глаза телескопически поворачивались и сближались, а лицо приобретало выражение умственно недоразвитого олигофрена со сходящимся косоглазием. Денис положил на лицо раскрытый учебник по акушерству и гинекологии, скрестил руки на животе и лежал, закрепляя в памяти информацию к завтрашнему зачету. Потом пили чай с печеньем. С небольшим интервалом вскоре Денис, Андрей и Стас разошлись по делам, оставив Родиона с Таисией одних. Когда они поздно вечером поочередно возвратились, то с удивлением обнаружили все еще находившуюся у них гостью.

Родион включил настольную лампу и сказал товарищам:

– Вы ложитесь спать, а мы еще почитаем.

Вскоре с кроватей послышалось легкое сопение. Таисия, к себе вернулась за полночь, открыв комнатную дверь своим ключом. Затем она включила торшер, достала свою записную книжку с адресами, полистала ее и что-то аккуратно вписала на одной из страничек.

На следующий день после занятий Галина и сопровождавший ее Александр возвратились в общежитие. Дверь в комнату Гали оказалась открытой. Рядом с тумбочкой Таисии на полу лежала записная книжка. Александр поднял ее и начал неторопливо пролистывать.

– Клади на место, а то сейчас вернется Тася и поднимет крик, что залезли в ее личные вещи, – предупредила его Галина.

Шестов уже сделал движение рукой, чтобы поместить книжку на тумбочку, но тут на глаза ему попалась колонка непонятных цифр и букв. «Ух, ты! Шифровка прямо какая-то!» – подумал он и незаметно от Гали сунул найденный объект в карман. Затем он покинул Галину, не мешая ей переодеваться и готовить обед, а сам направился к своему другу Родиону Перфильеву. Их комната была вся в сборе. Перфильев стойко выдерживал острые выпады своих товарищей.

– Привет всем! – сказал Александр, входя к ним.

– Салют, Саша! – ответил за всех Родион. – Каким течением занесло к нам?

– Ты знаешь такую Таисию с шестого курса? – перешел сразу к делу Шестов.

Родион несколько смутился, не ожидая такого вопроса.

– Да знает! Знает! – хором завопили его товарищи.

– А что такое? – наконец, придя в себя, спросил Перфильев.

– Я был сейчас у Гали и поднял оброненную записную книжку Таисии и обнаружил в ней нечто любопытное.

Все с интересом уставились на закодированную запись. Потом, вырывая блокнот друг у друга, пытались хоть что-то понять.

– Дайте сюда! – вдруг потребовал Денис. – Если шифровала не «Энигма», то разберемся.

Он уткнулся в листок с шифровкой Таисии, что-то обдумывая, затем сказал:

– Начнем с последней записи. Итак, читаем: 2304196975РП31. Чтобы это значило? Сегодня у нас двадцать четвертое апреля. Значит, первые семь цифр говорят о вчерашнем дне – двадцать третьего апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Две следующие цифры… – Денис задумался.

– Да это же номер вашей комнаты! – вдруг почти закричал Шестов.

– А буквы РП, – подхватил Денис…

Дальше все, скандируя: – Ро – ди – он Пер – филь – ев!!!

Родион не находил себе места.

– Цифру тридцать один предлагаю проверить в эксперименте. Саша, срочно верни книжку, чтобы Таисия ничего не заподозрила! – сказал Денис.

Вечером в дверь комнаты семьдесят пять кто-то осторожно постучал.

– Проходите, дверь открыта, – послышался голос Дениса.

Таисия осторожно открыла дверь и вошла в комнату. Она была одета так же, как и вчера.

– А где Родион? – спросила она.

– Ушел в библиотеку, но обещал скоро вернуться. А ты не стой, присаживайся. – Денис подставил ей стул со спинкой, а сам сел напротив ее в свою кровать. Он завел разговор об учебе, преподавателях, потом переключился на общих друзей. Вскоре они стали говорить о жизни. При этом Денис смотрел на Таисию с выражением восхищения и любви. Казалось, он вот-вот вспыхнет от жара страсти. Его собеседница уже несколько раз меняла положение ног, в ней тоже что-то пламенное заколыхалось внутри, и она зарумянилась.

– Может быть, дверь прикроем?! – вдруг предложила она.

Денис закрыл дверь на ключ и принял прежнюю позу в кровати, расстегнув пуговицы рубашки. На его майке красовалась огромная цифра тридцать два. Таисия вдруг побледнела. Выражение лица Дениса было неизменно влюбленным. Потом Таисия поставила ноги вровень и приподнялась со стула.

– Я, кажется, забыла выключить чайник! – сказала она.

Затем подошла к двери, повернула ключ и поспешно вышла в коридор. Там стояли друзья Дениса, выстроившись в шеренгу. Когда она прошествовала мимо, они торжественно отдали ей честь, как в армии, правой рукой к виску и приподняв локоть. В своей комнате она лихорадочно начала искать записную книжку. Та оказалась на месте. Подруги, которые в тот момент вернулись с занятий, застали Таисию сидящей на кровати, вид ее был растерян, она была явно не в своей тарелке.

– Ну, что? Как? – стали допытываться у Дениса его товарищи.

– Как увидела у меня на майке число тридцать два, сразу убежала.

– А зря! – вдруг сказал Родион.

Никто не стал уточнять смысл его слов. Некоторое время спустя Таисия была замечена в общежитии технологического института.

Практиканты

(в пересказе Василия Шувалова)

Профессор Богданович, начиная цикл лекций по венерическим болезням, разыгрывал небольшую шутливую сценку – он доставал из кармана носовой платок, подносил его к носу и, зажимая ноздри, говорил гнусавым голосом проститутки с сифилитическим стажем: «Молодой человек, не хотите ли получить удовольствие?» Затем перехватывал носовой платок другой рукой и, продолжая зажимать нос, сам же отвечал, еще более гнусавя: «Спасибо! Я уже получил». Эта его театральная импровизация обеспечивала мгновенное и на долгие годы запоминание одного из симптомов сифилиса. Затем профессор извинялся за невозможность демонстрации нам свежего случая болезни Льюиса по причине того, что эта социальная болезнь встречалась в то время исключительно редко и в основном у приезжих из-за рубежа.

Яшке Артемкину предки, так он называл своих родителей, достали путевку в дом отдыха на берегу Азовского моря сроком на десять дней. С медицинской практикой, которая проходила в одном из районных центров, было тоже все улажено: ему разрешили опоздать, но с обязательной отработкой и овладением всех необходимых практических навыков. Вернулся Яшка загорелым и веселым и сразу же начал приставать к девушкам однокурсницам и медицинским молоденьким сестричкам с откровенными предложениями. Когда ему вспоминалась недавняя подружка Света, то он расплывался в самодовольной улыбке. В дом отдыха они приехали одновременно, познакомились в столовой за обедом. На вечерний киносеанс пошли вместе, а потом сразу в комнату к Яшке. Следующую ночь он провел в номере Светы. Потом было на пляже ночью под звездным небом. Еще на волноломе. В воде Светка отказалась. Потом в сквере на скамейке. В лифте тоже отказалась. Еще во время экскурсии в каюте. В арендованном автомобиле отказалась. В последний раз опять у Яшки. Воспоминания тешили и бодрили его. Но через день лицо Якова стало задумчивым, потом и вовсе мрачным. Однокурсники, бывшие вместе с ним на практике, не могли не заметить этой перемены и терялись в догадках. «Влюбился, наверное», – кто-то высказал предположение.

Почему он выбрал в качестве человека, которому решил довериться именно меня, трудно судить, но мне это польстило.

– Вася, понимаешь, как бы это сказать, ну в общем, я залетел, – начал он невнятно мне излагать суть дела.

– В каком смысле залетел? – недоуменно спросил я.

– С конца потекло…

От неимоверного усилия сдержать себя от хохота, я прекратил дышать. Это помогло.

– Яша, но причем тут я? Иди в кожвендиспансер!

– Василий, ты хочешь, чтоб надо мной весь курс потешался?! Какой ты после этого мне товарищ. А если предки узнают?

Родители Артемкина были узнаваемыми в городе людьми.

– Как я понимаю, ты хочешь заняться самолечением с моей помощью?

– Я знал, что ты не откажешь! – восторжествовал Яшка.

– Но я еще не давал своего согласия на сей лечебный эксперимент.

Яшка помрачнел и углубился в размышления.

– Это раз, – продолжал я, – а во-вторых, прежде чем лечиться, надо знать от чего. Нужен точный диагноз.

– Да, что может еще быть, кроме триппера!? – произнес Яшка не очень уверенно.

– Лекции Богдановича помнишь? О микробных микстах читал? – продолжал убивать я Артемкина. – Между прочим, у тебя может оказаться банальная инфекция от морских купаний, и ты зря паникуешь? – продолжал я.

– Так, что ты предлагаешь? – спросил Яшка.

– Сделать мазок, покрасить и посмотреть под микроскопом.

– И опозориться на всю больницу! – добавил сокрушенно Артемкин. – А вообще-то, ты прав. У меня появилась идея. Ты мне поможешь?

– Придется, – ответил я.

Ночь выдалась пасмурная, как раз то, что надо. Яшка заранее подсмотрел, где вешается ключ, от лабораторного отделения и дожидался урочного часа. Скоро это время настало. Последняя медсестра приемного отделения около половины третьего вздремнула, так как больных не было. Яшка, открыв стеклянную створку на стене, за которой висели гирлянды ключей, схватил нужный и побежал, как мы договаривались, ко мне в хирургическое отделение, где я помогал дежурному хирургу. Там тоже была зона штиля. Как опытные диверсанты, мы проникли в клиническую лабораторию, быстро сделали мазок, окрасили его и поместили под микроскоп. Диагноз стал очевиден. Глянув в окуляр, я увидел массу, большей частью лежащих попарно, напоминающих кофейные зерна или почки, коричневых микробов.

– Тут тебе хватит на чашку крепкого кофе! – съязвил я.

Яшка долго всматривался в микроскоп, перемещал препарат туда-сюда, пытался выразить сомнение, но я сказал ему:

– Здесь все очевидно. Нужно обязательно пройти полный курс лечения, а затем обследоваться повторно.

– А провокацию устроим водкой с жигулевским пивом! За мой счет, – заявил Артемкин.

– Возражений нет, – ответил ему я.

Артемкин Яков перешел на круглосуточные дежурства без отдыха. У него появилось невиданное прежде рвение к учебе. «Наверстываю пропущенные часы», – пояснял всем. Он помогал сестрам стерилизовать шприцы, крутил шарики, укладывал материалы в биксы и относил их в автоклавную, забирал результаты анализов, ставил банки, измерял температуру, делал клизмы.… Периодически просил кого-либо из дежурного медперсонала сделать ему укол антибиотиков (якобы обострение хронической ангины). Уже после двух или трех инъекций антибиотиков Яшка мне по секрету радостно сообщил, что у него все нормализовалось. Я ответил ему, что если он прекратит лечение, то получит на память хроническую форму болезни. Позже Артемкин был отмечен куратором группы, как один из активных студентов. Светке Яшка написал письмо, в котором были ругательства в каждом предложении. В ответ он получил нежное целомудренное послание, опровергающее его, якобы, пасквиль.

Когда Шувалов завершил свой экспрессивный вечерний пересказ, Залесский поинтересовался:

– А пиво хоть выпили?

– Да, по бутылке.

– Я бы литр потребовал, – подключился к обсуждению Еремин.

Камский Игнат, лежа в кровати, и не без интереса слушавший импровизацию Шувалова, решил возразить:

– А я бы с друга ничего не взял.

– Так все равно нужно было делать каким-то образом провокацию, – как бы оправдывался Шувалов.

– Ну, и обошлось, – поинтересовался Залесский.

– Да, все lege artis.

Никто Шувалову не поверил, потому что однокурсника с такой фамилией не было, но поднесено все было весьма правдиво и образно.

На этом разговор прекратился, и коллектив погрузился в молодой и безмятежный сон.

Время учебы неслось с космической скоростью.

Гаудеамус

1.

«Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! Давайте веселиться, пока молоды». Так начинается студенческий гимн, звучащий под сводами учебных заведений уже несколько столетий. А студенты, как известно, умеют жить, не унывая. Со стороны безучастного наблюдателя ликованье, веселье и уличная радость выглядят массовым воплощением счастья. Невольно представляется, что в этот момент какая-то особая форма душевной энергии овладевает людьми.

У студентов медиков шестидесятых годов, кроме профессиональной увлеченности, было немало других сфер самореализации. Существовали кружки по всем основным видам спорта, а также для любителей танца, театра, фотографии и кино. Вузовский хор пел великолепно. Выступления команды веселых и находчивых вызывали хохот у целого зала слушателей. На волне стихии самовыражения спонтанно возник Клуб холостяков, но был подвергнут обструкции со стороны специальных служб, в результате чего по окончании вуза таковых не осталось. Приоритет был отдан счастливой семейной жизни.

Будущие врачеватели, как и все люди, разделялись на флегматиков, сангвиников и холериков, у кого-то в хронической форме протекало тщеславие, у других был прочный иммунитет к лихорадке популярности. Высокомерие в студенческой среде пресекалось по методу Прокруста с разной степенью успеха. Как известно, чтобы будоражить дух смеха, должен быть найден объект, над которым можно подтрунивать. Все так любят веселиться, но никто не хочет выглядеть смешно. Чтобы отбить атаку дружеских и не очень насмешек, надо иметь, прежде всего, чувство юмора и не быть склонным к обидчивости. Даже в небольших коллективах всегда находятся запевалы выходок за ореолом общепринятой морали, порой на грани хулиганства.

Сеня Фабрикантов лежал в кровати поверх одеяла в спортивном трико и смотрел в окно, за которым чирикали майские воробьи и периодически прорезали воздух крылья чаек. Он только что сдал зачет и был самодовольно расслаблен. Чайки уже давно не мечтали о морской стихии волн и по-соседски прижились среди голубей, ворон и галок. И все же их постоянно влекло к реке, но охота на рыбешек в замутненной стоками воде не всегда была успешной. А вот город совсем другое дело с его мусорными баками, урнами и свалками.

Сеня неохотно приподнялся, накрошил мелко ломоть хлеба и начал бросать крошки в окно. Белокрылые птицы налету ловили падающие подаяния, а то, что достигало земли, служило прикормом голубям и прочей пернатой мелкоте. Когда ржаная выпечка закончилась, Сеня вновь погрузился в раздумья. Внизу проходила заасфальтированная подъездная дорога, по обе стороны которой тянулись пешеходные тротуары. По ним изредка проходили люди. И тут острое молодое зрение любителя приключений признало в приближавшейся фигурке Катю Сергееву, однокурсницу. Озорное решение пришло инстинктивно и без раздумий. Сеня схватил полиэтиленовый мешок, метнулся в умывальник, наполнил тару на треть водой и молниеносно вернулся в свою комнату. Однокурсница в это время поравнялась с открытым окном комнаты на четвертом этаже, из которого торчала курчавая голова Сени. Пакет, наполненный водой, упал на твердь в метре от Кати и обдал ее брызгами. Девушка испуганно отпрянула в сторону и посмотрела вверх. Фасад общежития был безлюден. А Сеня визжал от удовольствия изобретения новой забавы. Вскоре эта не безобидная игра приняла характер эпидемии, к ней подключились даже девушки, и стали при удобном моменте поражать своих недругов холодными осколками брызг. Пешеходное движение отодвинулось на безопасное расстояние.

Как то после беседы с ректором о хозяйственных проблемах заведующая общежитием Гордеева Варвара Устиновна торопливо возвращалась в свой кабинет. Неожиданно рядом с комендантшей ухнул пластиковый пакет, наполненный водой, и разлетелся феерией брызг. Снайперский взгляд опытной женщины мгновенно засек мелькнувшую в окне на четвертом этаже курчавую голову. Без задержки с невообразимой легкостью, несмотря на свою полноту, в течение десятка секунд возбужденная женщина достигла цели и увидела, что в запертой изнутри двери торчит ключ. После громкого стука и сурового крика затаившемуся Арсению Фабрикантову пришлось открыть защелку замка. Он театрально и весьма искусно изобразил вид разбуженного заспанного человека с приоткрытым ртом для зевка. Всплеск эмоций обиженной Варвары Устиновны был стремительным, решительным и беспощадным, заключавшемся всего в одном кратком слове: «Вон!»

Отдышавшись и уняв сердцебиения, видя недоуменное лицо студента, Гордеева засомневалась в том, что не ошиблась адресом. В момент водяного душа от разрыва пакета окна были открыты еще на третьем и втором этажах, а также в соседних жилых блоках.

– Ты бросал в окно? – проследовал вопрос.

– Вчера кормил птиц, хлебные крошки…

– Да нет, пакет с водой ты сейчас швырнул мне под ноги.

Признание для Сени было равнозначно самоубийству, поэтому он, насколько мог, убедительно и экспрессивно ответил:

– Что вы! Я спал, проснулся от стука в дверь.

Осознав, что дело – глухарь по причине отсутствия свидетелей, комендантша мрачно, словно грозовая туча, медленно развернулась и ушла в свой кабинет.

На входной двери в здание появился строгий предупреждающий текст о том, что лица, уличенные в сбрасывании пакетов с водой из окон под ноги прохожим, подлежит немедленному выселению. Водные баталии были прекращены.

2

Родиону Перфильеву не спалось. Едва он смежал веки в ожидании прекрасных образов ночи и не менее очаровательного радостного рассвета, как в области спины, или правого бока, то есть в местах, которыми он привычно со всей тяжестью усталости прижимался к матрацу, начинался зуд. Приходилось прерывать погружение в нирвану блаженства и чесать зловредное место. Он старался поворачиваться осторожно, чтобы не скрипеть пружинами кровати, так как его три товарища удивительно тихо и смирно спали. Только около часа ночи зудящие приступы прекратились, и Родион отключил свое уставшее от неприятных предположений воображение.

А вот и раннее утро с его суматохой: одевание, умывание, чистка зубов, бритье, завтрак, наконец, рассредоточение по аудиториям института.

Сразу после занятий Перфильев направился к врачу, ответственному за здоровье студентов. Тот, ничего подозрительного не обнаружил, но назначил консультацию дерматолога в соответствующем диспансере. Идти туда Родиону не хотелось, и он решил отложить этот визит на день или два.

Строгого распорядка дня у студентов не было. Некоторые при настольной лампе готовились к зачетам и экзаменам допоздна. Наполненная сложными мыслями, непродуктивная в плане отдыха минувшая ночь, заставила Перфильева лечь рано. Его друзья занимались где-то своими делами. Около полночи он проснулся от нестерпимого зуда в пояснице и встал. Ему показалось, что Стас хихикнул. «Наверное, приснилось что-то смешное», – мелькнула мысль. Заправив майку, выровняв простыню, Родион снова настороженно улегся. Когда с трех соседних кроватей послышалось равномерное сопение, он тоже поддался общему гипнозу сна.

После занятий Перфильев направился в кожно-венерологический диспансер и был в порядке очереди принят дерматологом.

– У тебя, дорогой мой, все в норме, – констатировал врач, осмотрев пациента с головы до пят.

– А отчего чешусь по ночам?

– Это либо что-то неладно с твоими нервишками: зачеты, экзамены, понимаешь, и все такое, либо аллергия.

– С нервами у меня все в порядке, аллергией не страдаю.

– Ладно, для успокоения и профилактики купи мазь, сходи в душ, намажься ей, потом смой.

В ближайшей аптеке Родион купил ихтиоловую мазь и направился в душевые городской бани. Намылился несколько раз, ополоснулся, а потом извлек заветный тюбик, выдавил его черное содержимое и размазал по всему телу. Лекарственный запах мгновенно распространился за пределы его кабины по всему пространству, контролируемому банщиком. Через минуту в дверь душевой, где студент осуществлял лечебную процедуру, раздался невообразимо громкий и решительный стук. Чтобы защелка не вырвалась из уже истлевшего от времени дерева, Родион сдвинул ее в нейтральное положение. Перед банщиком и дежурной по смене женщиной предстал обнаженный черный, как африканец, человек, от которого исходил убийственный аромат. У дамы от ужаса расширились глаза, и она истошно заорала:

– Немедленно одевайтесь и следуйте к заведующей. Мы сейчас милицию вызовем.

Перфильеву пришлось прервать лечебную процедуру, смыть черный эликсир с тела, одеться и следовать на экзекуцию к местному начальству.

– Ты что себе позволяешь? – налетела ястребом на несчастного студента главная начальница. Нам теперь баню на карантин закрывать придется.

– Я был на приеме у врача, тот ничего не нашел, но сказал на всякий случай, купить мазь, сходить в душ, намазаться ей, потом смыть.

Для убедительности Родион расстегнул рубашку и снял штаны. Присутствующие женщины слегка сконфузились, но от подозрительности не избавились.

– Да, вроде, все чисто, – сказала одна из них, похоже, что главная, так как была самая толстая.

– В конце концов, я сам будущий врач, учусь на четвертом курсе. И что за издевательство вы здесь устраиваете! Это я сейчас в милицию обращусь.

Фраза подействовала и студента отпустили.

Наступающей ночи Перфильев ждал, как боец, затаившийся в засаде. В положенный момент он сделал вид, что заснул, и вскоре почувствовал зуд. Продолжая терпеть и тянуть время, вынуждая противника раскрыться, он затем резко встал и поймал Стаса с поличным. Тот еще не успел спрятать нить, которая тянулась под простыню возмущенного объекта нападок.

– Ах, ты, паскудник! – и Родион схватил однокурсника за майку, которая сразу же затрещала.

Но тут зажегся свет и в комнате раздался дружный хохот. Перфильеву ничего не оставалась, как присоединиться к общему веселью.

К нему подошел Стас, обнял и сказал:

– Родя, не обижайся. Извини, если что.

Когда к дерматологу было направлено еще несколько человек, прошел слух, что в общежитии началась эпидемия чесотки и предстоит паровая термическая обработка постельного белья и матрасов. Однако вскоре проявления заболевания внезапно прекратились, как и начались то того.