Текст книги "Объединяя времена"

Кристалл

В то утро на работу я шел по берегу Двины. Был уже конец октября и деревья спешно сбрасывали последние оранжевые, желтые, кирпично-красные и просто пожухлые листья. Ночью некоторое время падал снежок и местами он не успел еще стаять. В месте, где река образовала песчаную косу, вернее песчаный занос, на котором вольготно отдыхала группа валунов, из невысокого прибрежного кустарника выскочил человечек в одних плавках и стал растираться полотенцем. Он был настолько маленького роста, что походил на гнома из детской сказки. Я, на всякий случай, поздоровался. Гном приветливо кивнул в ответ.

– А вам не холодно? – спросил я.

– Нет, не холодно. Пожалуй, даже жарковато, – ответил тот.

Удовлетворяя свое любопытство, я остановился и вновь обратился к гному:

– А давно вы моржуете?

– Моржую я зимой, а сегодня пришел искупаться. Если хотите, можете присоединяться.

Я поежился. Дул жесткий холодный ветерок, небо хмурилось.

– Мне нравится купаться летом.

– Летней порой, – глядя на меня, говорил он, продолжая растираться, – знаете ли, кроме жары допекают еще комары, слепни, клещи и прочие твари. Ну, а так красиво, все цветет, зеленеет. Я летом уезжаю на север к знакомым.

– И далеко?

– В Мурманск. Да, большинство едет на юг, а я на север.

Гном начал молча, не спеша одеваться. По внешнему виду ему было за шестьдесят. Мышечные контуры молодости уже были утрачены, на животе появился слой подкожного жирка, волосяной покров распространялся почти по всему телу, прихватив области спины и плечи. Так как время меня поджимало, я пожелал ему здоровья и заторопился в больницу, где проходил интернатуру по хирургии. День, как всегда, был насыщенным. Обход, плановые операции, экстренное оказание помощи, перевязки, консультации по отделениям больницы. Я записался сразу в две хирургических бригады, работающих в разное время. Когда закончилась вторая операция, уже начало смеркаться. Со мной обучались несколько моих однокурсников. Они также старались получить практические навыки по всем разделам хирургии.

В больницу, когда позволяло время, по утрам я добирался пешком разными маршрутами, во-первых, чтобы изучить город, а во-вторых, используя прогулку в качестве утренней физзарядки. К песчаной косе на берегу реки я подошел точно в то же время, что и вчера, но любителя зимних купаний не встретил, чем был разочарован. В больнице, переодевшись, я зашел в ординаторскую и неожиданно чуть не столкнулся с гномом. Надо сказать, что удивились мы оба. Я, будучи сам невысокого роста (немножко не дотянул до ста семидесяти), почувствовал себя неловко, когда рядом со мной оказался, едва достающий мне головой до подбородка человек в хирургическом халате, на котором было написано Кристалл Давид Соломонович. Мы познакомились. Он оказался очень эрудированным человеком, имеющим научные работы, в которых излагал и обосновывал правила наложения провизорных швов. Это швы, которые накладываются на края операционной раны, но сразу не завязываются. Это делается спустя два или три дня на перевязке.

В тот день я ассистировал ему, где увидел его способ ведения послеоперационных ран. Будучи на пенсии, он брал одно-два дежурства, чтобы удовлетворить страсть, практиковавшего более сорока лет хирурга. Несмотря на возраст, Давид Соломонович продолжал делать подписку на интересовавшие его книги. После поступления изданий в магазин, извещения отправлялись заказчикам, учитывая дату заказа. Я всегда подписывался заблаговременно и одним из первых. Поэтому, когда я приобрел довольно интересную книгу по хирургии небольшого тиража, а ему не досталось, он был огорчен. Но мне она была нужнее.

Надо сказать, в городе в то время проживала довольно большая община евреев. Спустя двадцать лет, в годы перестройки и развала Советского Союза, большинство из них разъехалось по разным странам мира в поисках лучшей жизни.

Хостенков

– Расскажите, пожалуйста, как вам работалось в кремлевской больнице? – однажды спросил я Василия Денисовича, когда мы переодевались после проведенной операции, где я был в качестве ассистента.

– Откуда ты взял, что я там работал? – и он внимательно посмотрел на меня. – Это тебе не правду сказали. Слухи все.

– А за что вы, сидели в тюрьме? – не унимался я.

– Ну, ты любопытный! Зачем это тебе знать?

– Я, ведь, тоже врач… Опыт старшего опытного коллеги не помешает.

– Хм… Довод убедительный. Мы работаем, а прокурор крамолу ищет. У каждого свои задачи. А вот скажи, почему говорят «искусство врачевания?»

– Мы же людей лечим. У ветврачей работа больше похожа на ремесло, у нас ближе к искусству.

– В принципе верно, но не совсем так, ремесленная подготовка нам еще более нужна, чем им, – Василий Денисович задумался на несколько секунд. – Нам очень важно убедить больного в необходимости конкретного лечения, а потом доказать, что оно, это лечение, было проведено правильно. Вот в чем искусство. Есть такое мнение, что если после беседы с врачом больному не стало легче, то…»

– Это не целитель, – закончил я фразу за него. – Кто-то из наших преподавателей говорил об этом.

– Вот, вот. Пойдем, покурим!

– Я не курю. Бросил.

– Да ты, наверное, еще не начинал? И не начинай! Врач не должен курить! Лучше сотку для снятия стресса.

– Так у нас стрессы каждый день.

– Это ты хорошо меня подловил на слове. Кстати, не так давно у нас одного уволили за систематическое снятие стресса.

Выйдя на лестничную клетку, Василий Денисович стал сладострастно курить сигарету «Прима», потом внимательно посмотрел мне в лицо, как бы считывая затаенную духовную информацию, мы встретились взглядами. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Его белая медицинская шапочка сплюснулась и съехала набок, из-под нее виднелись сзади и на висках такие же белые волосы, как ткань головного убора. Он недавно вышел на пенсию, существовать на которую не хотел, поэтому продолжал работать.

– От сумы и тюрьмы не зарекайся. Сидел я, было дело, – ответил он, выпустив струю дыма.

– А за что?

– Ни за что!

– Как это ни за что?

– В наши времена сажали для профилактики. Сейчас мы можем уже многое говорить, а прежде боялись даже своих друзей. Ни за что расстреливали, не то, что сажали. Вы – молодежь, даже представить себе не можете, как вам повезло, что вы не жили в то время, не застали войны. Это великое благо. Сейчас за жалобу можно отделаться выговором.

– Так, значит, кто-то пожаловался? – пытался удовлетворить я свой интерес.

– Все, пойдем! Надо операцию оформить. Я запишу в историю, а ты – в операционный журнал. Чтоб, как у меня! Я проверю.

Один из студенческих приемов обучения заключался в добывании расположения опытных хирургов. Всегда можно было выудить у них какие-нибудь изюминки. А нюансов и тонкостей в силу уникальности каждого человека во врачебной работе было много. Особенно интересны были рассказы старших коллег об их ошибках. Но не все любили трогать эту тему.

Коварство аппендицита

Аппендицит, или воспаление червеобразного отростка, это заболевание, на котором приобретают опыт начинающие хирурги, и на котором, порой, наживают неприятности опытные эскулапы. Иногда его называют хамелеоном брюшной полости по причине того, что воспаленный отросток может принимать клиническую «окраску» других острых заболеваний. Для него характерна мобильность, он даже может занимать инверсионное положение. Если он расположен в правом подреберье, то способен симулировать заболевания желчевыводящих путей, если в малом тазу, то заболевания тех органов, которые там расположены. Еще посещая студенческие кружки, я неплохо освоил технику удаления воспаленного отростка типичным и ретроградным способом. В монографиях прочел о других технических приемах.

Итак, я нахожусь на очередном дежурстве в качестве врача интерна и помощника дежурного хирурга. Мой старший коллега начал делать какую-то, уже не помню, экстренную операцию. Я занимался осмотром больных поступающих в приемное отделение и консультациями по больнице. Уже ближе к полуночи меня вызвала сестра и сказала, что инфекционист просит зайти дежурного хирурга в отделение и осмотреть поступившего два дня назад подростка. Я направился по вызову. Юноша семнадцати лет уже был осмотрен хирургом ранее. По подписи я определил своего опытного старшего коллегу. Больной жаловался на частый жидкий стул, тенезмы, тошноту и позывы на рвоту, схваткообразные боли в животе. Была повышена температура. Изменения в крови указывали на воспалительную патологию. Лечение энтероколита не давало эффекта. Я обратил внимание, что предыдущий консультант не исследовал прямую кишку. Я попросил перчатку и в смотровой установил, что имеется резкая болезненность передней стенки прямой кишки с правой стороны. Я выставил диагноз острого аппендицита, перевел больного в хирургическое отделение и с дежурной медсестрой удалил отросток, который был в стадии гангренозного воспаления и спаян со стенкой прямой кишки.

Утром после доклада о проделанной работе я вышел в коридор пообщаться с коллегами и перевести дух. В это время ко мне подошла плачущая женщина и в слезах начала благодарить за спасение ее единственного младшего сына. Мне стоило сил успокоить ее. Из ее рассказа я понял, что не так давно у нее умер старший сын, у которого не диагностировали аппендицит. Лечился он также в инфекционном отделении. Умер от перитонита.

Когда ее сынишка выписался, она разыскала меня и с выражением материнского счастья на лице решительно вручила округлый сверток. Я решил не омрачать настроение женщины и принял подарок. Это оказался добротный пятизвездочный коньяк, который с моими товарищами на одном из уик-эндов мы пустили в дело.

Санитарная дружина

Рабочий день подходил к финалу плановых больничных событий. Хирурги собрались в ординаторской, чтобы привести в порядок истории болезни и сделать необходимые назначения постовым медицинским сестрам. Наша тройка из молодых врачей интернов старательно работала авторучками, клепая дневники, записывая проведенные манипуляции и вмешательства. В ординаторскую вошла Жанна Леопольдовна и попросила меня зайти к ней в кабинет. Я не замедлил последовать вослед.

– Из городского отдела здравоохранения пришло распоряжение выделить одного из врачей на швейную фабрику для комплектования и подготовки санитарной дружины к городским соревнованиям, которые будут в апреле, то есть через месяц. Мне направить больше некого. Ты один из интернов у нас в штате больницы, остальные прикомандированы на учебу. До двух часов дня будешь работать в отделении, а потом до пяти готовить санитарных дружинниц на фабрике. Все понятно?

– Да. А где брать учебные пособия, расходные материалы, медицинское оборудование? – решил я уточнить.

– Это все будет на месте. Директор фабрики должен обеспечить. С завтрашнего дня можешь начинать.

На следующий день в четырнадцать тридцать я уже стоял в небольшом актовом зале для проведения фабричных мероприятий. Передо мной на первых рядах сидело около двадцати молодых девчонок, начавших свою трудовую биографию сразу после школы. Директор швейного предприятия при знакомстве пояснил мне, что семейных женщин с детьми, в силу объективных причин привлечь к участию в соревнованиях нет возможности. Ну, а те, у которых дети уже взрослые, оказались либо слабы здоровьем, либо очень заняты. Методическое руководство по предстоящей работе я раздобыл в больнице.

Лица моих учениц композиционно и каждое по отдельности изображали выразительную скуку и полное отсутствие интереса к предстоящему мероприятию.

– Добрый день! – поприветствовал я своих подопечных.

В ответ прозвучало нечто минорное из нескольких голосов одновременно.

Я представился и сказал, что сегодняшнее занятие будет посвящено обретению навыков наложения повязок. Слушатели приободрились, отсканировали меня взглядами, а некоторые даже изобразили интерес. Я начал показывать, как нужно накладывать повязки на пальцы кисти, на саму кисть, на стопу, голову, суставы. Мои подшефные разделились на пары, и дружно начали тренироваться. Они поочередно наматывали бинты друг на друга. Актовый зал стал похож на лазарет. Скука и уныние аудитории куда-то исчезли.

В разгар тренировки появился директор фабрики и, увидев масштабность действия, изобразил лицом и всем своим массивным телом удовлетворение, а затем, подойдя ко мне, произнес:

– Если что– то потребуется, обращайтесь.

– На следующее занятие потребуются шины и носилки, – проинформировал я начальника.

– Распоряжусь. Все будет.

В течение месяца дружинницы переносили «раненых» через препятствия, размещали их в грузовом автомобиле и медицинском уазике, изучили медицинские укладки, надевали противогазы и средства химической защиты на время. К назначенному времени дружина была в полной боевой готовности.

В городских соревнованиях участвовало около десятка команд. Швейная фабрика по сравнению с гигантами индустрии Полоцка была маленьким предприятием, которое должно было обеспечивать массовку. Грамоты за первые два места уже были заполнены, третью оставили пустой на всякий непредвиденный случай. И вот начались соревнования. Судьи строго фиксировали время. Молодежная сборная швейной фабрики не оставляла никаких шансов возрастным степенным составам команд из других предприятий. Несмотря на ухищрения и недобросовестность судей назревал скандал: нужно было переписывать грамоты. Судейская коллегия, чтобы не упасть в грязь лицом, пошла на ухищрение и срочно заменила состав аптечек. Об изменениях девушек из моей команды не оповестили. Естественно, были сняты баллы, и в итоге команда заняла третье место. Директора фабрики распирало от гордости, а у санитарных дружинниц было смешанное чувство – и разочарование, и досада, и осознание несправедливости. Но ничего сделать уже нельзя было. Вскоре все успокоились и начали принимать поздравления от городского начальства.

Дизель-поезд и стоп-кран

Сумасшедший, влюбленный и поэт – воплощенное воображение. В. ШЕКСПИР

Она была такая же, как и другие дети: играла, резвилась, иногда ссорилась, была подвижной, общительной, не без чувства собственного детского достоинства. Почему родители назвали ее Линда? Как мне удалось выяснить, имя Линда встречается в эстонской мифологии. Линда была женой великана Калева, она же мать героя Каливепоэга. Линда на португальском языке означает предел чего-либо. В Нижегородской области есть река и населенный пункт с таким буквенным сочетанием. В дошкольном возрасте дети по-разному общаются между собой, но большей частью мальчишки с мальчишками, девочки с девочками. Интерес к противоположному полу появляется позже, где-то в младших классах и достигает своего расцвета к совершеннолетию. Однажды Линда ощутила после ссоры матери с отцом и последующего их развода, что мальчишки ей прекратили нравиться, даже стали внушать, если не отвращение, то, по крайней мере, чувство неприязни. А в старших классах у представителей мужского пола стали меняться голоса. Если раньше на уроках пения они вписывались мелодично в общий хор, то теперь наоборот хотелось, чтобы они закрыли рты и не произносили ни одного пискливого звука, похожего на петушиное кукареканье. Юноши стали быстро расти и превращаться прямо на глазах в долговязых и неуклюжих созданий с неумеренным аппетитом. У них начали проклевываться усы, на щеках и подбородках расти волосы. Некоторые стали даже бриться. Девочки же наоборот округлялись и хорошели. Мальчики теперь по-взрослому засматривались на девочек и завязывали с ними дружеские отношения. У Линды была подружка Снежана, к которой она была привязана всей душой. И когда у Снежаны появился мальчик, с которым она стала проводить больше времени, чем с ней, Линда ощутила жаркий прилив ревности. Наверное, в то время она впервые поняла, что влюблена в Снежану. У нее были даже стычки и ссоры с новоявленным другом Снежаны. Когда она поняла, что подруга отдалилась от нее, она словно заболела, стала грустной и рассеянной, но ей удалось превозмочь свои чувства благодаря общению с другими сверстницами. Линда еще не осознавала, что ее совершенно не тянет к отношениям с мужским полом. После окончания школы она долго мучилась в выборе профессии, но, в конце концов, сдала документы в медицинское училище и стала медицинской сестрой. Однажды она пошла в ресторан и там познакомилась с двумя молодыми докторами, проходившими стажировку. Потом решилась пойти к ним домой. Когда после хорошего ужина с вином дело дошло до откровенного сексуального предложения, она вдруг почувствовала приступ отвращения, вскочила, схватила свои одежки и стремглав умчалась с явочной квартиры. Удаляясь, как спринтер по улице, она слышала удивленные голоса молодых людей, выбежавших вслед за ней с целью выяснить мотив ее поступка. На работе в терапевтическом отделении она была на хорошем счету. Когда Линда смотрелась в зеркало, то с удовольствием отмечала у себя, как ей казалось, мужские черты лица. Ей нравились ее прямые брови, ровный без горбинки и не задранный кверху нос, закругленный, но не угловатый подбородок, ровное гладкое пространство щек, сжатые губы, серьезный взгляд. Вскоре она подружилась с новенькой медсестрой, принятой в отделение сразу после училища, и на первых порах помогала ей освоиться на новом месте трудовой деятельности. Ею новая подруга жила в общежитии, а у Линды была двухкомнатная квартира, которую ей оставили родители, уехавшие куда-то в сельскую местность. Линда предложила подружке жить вместе. Но, примерно, через неделю ее квартирантка почему-то вернулась обратно. Было заметно, что между ними загулял холодок. Новая медсестра старалась избегать общения с Линдой. В августе месяце в больницу прибыла целая группа врачей интернов для прохождения практики. Среди них была и Роза Давидовна Шнейдер, будущий психиатр, среднего роста, с маленькими черными волосами на верхней губе и щеках, которые ее не портили, а наоборот придавали некую пикантность. Она иногда консультировала больных с психическими нарушениями в терапевтическом отделении. Роза Давидовна своим профессиональным взглядом сразу выделила Линду среди других сотрудниц отделения, заметив в ней, как она выражалась, поведенческий эксклюзив. Постепенно от отдельных реплик в общении с постовой медсестрой Линдой Роза Давидовна перешла к беседам о жизни, а она умела это делать профессионально. Линда доверительно рассказала все о себе, о своих чувствах и переживаниях. Она привязалась к Розе Давидовне и при малейшей возможности искала с ней встречи. Общение с психиатром становилось для Линды потребностью, которая постепенно превращалась в зависимость и страсть. Ей надо было разобраться в себе. Роза Давидовна объяснила Линде, что у каждого человека, кроме морфологической и анатомической принадлежности к определенному полу существует и душевное или психическое самоощущение. У большинства людей одно соответствует другому, но у некоторых случаются сбои. Это болезнь. Механизм этих нарушений пока не раскрыт.

– Я чувствую себя такой, как есть, ничего не собираюсь менять, но я сторонюсь мужчин, они вызывают во мне противоречивые ощущения. Я не могу терпеть некоторые запахи, которые они источают, но мне нравиться иметь мужские черты характера, – делилась своими ощущениями Линда в одной из бесед с Розой Шнейдер. – Выходит, что я не такая, как все, то есть ненормальная, а раз ненормальная, значит, больная.

– Уникальность, индивидуальность, неповторимость это достояние, если помогают приспособиться в обществе и добиться успеха, а если наоборот мешают жить, то относятся к болезненным проявлениям, – поясняла Роза Давидовна.

– Похоже, что жизнь так устроена, что одним все, а другим остальное, то есть отходы от пиршества. Не приспособился – умирай. Я же в школе учила биологию, знаю про теорию Дарвина.

– У людей, как существ обладающих разумом, все не так. Существует целая социальная система помощи детям, старикам, инвалидам, больным. Ты же здорова, имеешь образование, место работы, круг общения. А с личным самоощущением надо тебе, прежде всего, самой разобраться.

Если хочешь, я поговорю с заведующим психиатрическим отделением, и мы тебя обследуем в стационаре.

– О, нет! В психушку не пойду.

– Можно в амбулаторном порядке сделать электроэнцефалографию, обследовать гормональный фон…

– Да, не делайте вы из меня больную! Можно мне иногда только с вами встречаться? – с надеждой в голосе спросила Линда.

– Конечно, можно, – ответила доктор Шнейдер и отдала Линде истории болезни, в которых она оставила свои консультационные записи.

Время летело стремительно. Прошелестел багряной листвой октябрь, стало хмуро, дождливо, зябко и сыро. В ноябре начал периодически выпадать снег и пропадать в слякоти дорог. Зимой большинство врачей-интернов занялось личным самоопределением: девушки выходили замуж, парни женились. Состоялась помолвка и у Розы Давидовны с одним из местных соплеменников. В силу разных причин Линда не смогла уже так часто, как ранее встречаться со своим доктором, поэтому она стала писать ей письма со своими откровениями. Линда не была лишена дара образности, и послания у нее получались яркими и чувственными. Она открытым текстом не писала о своей любви, но эта душевная волна прорывалась почти в каждой строчке лирическим орнаментом. В начале июня группа интернов садилась в дизель-поезд, чтобы выехать в областной центр с отчетами о проделанной работе и полученных практических навыках. Среди них была и Роза Шнейдер. Я со своей женой сокурсницей и другом Ефимом Новоселовым, проходившим подготовку по психиатрии, уселись на скамью неподалеку. После объявления диктора о начале движения поезд медленно двинулся с места и стал набирать обороты. Вдруг через мгновение произошло резкое торможение. Поезд остановился. Через открывшиеся створки тамбурной двери в вагон быстро вошла Линда, отыскала взглядом Розу Шнейдер, подошла к ней и уселась напротив. Из ее глаз текли слезы. Роза Давидовна тоже была сконфужена.

– Я вас люблю! – сквозь слезы проговорила Линда.

Дальше наступила минута оцепенения у всех, кто наблюдал эту сцену. В вагоне появились в железнодорожной форме двое мужчин и одна женщина, подошли к Линде и спросили:

– Это вы сорвали стоп-кран? Предъявите свой билет!

– Я сейчас выйду, – ответила Линда. Затем, повернувшись к своему доктору, тихо сказала: – Прощайте!

За окном мелькали деревья, лужайки, домики, по небу плыли белые облака. Мы долго смотрели в окна, не проронив ни слова. Разговор что-то не клеился.

Постскриптум

Кто-то из знакомых дал совет матери Линды свезти дочь к деревенской старушке шептунье, как ее называли местные. После длительных препирательств и уговоров девушка согласилась. Бабуля побеседовала со своей пациенткой, напоила чаем, все хорошенько расспросила, оставила на ночевку. Выяснила также, что ее отец часто ссорился с матерью, бил ее до синяков и крови, а потом бросил, найдя себе новую жертву. Психика Линды была травмирована. С собой Линде она дала настой трав, рассказала, по сколько капель надо ежедневно употреблять. Порекомендовала сменить ей место работы и прийти через месяц.

При повторной встрече Линда с трепетом в душе поведала целительнице, что у нее словно пелена упала с глаз, что она совсем по-другому теперь смотрит на мир и видит себя в нем. Вскоре она вышла замуж за одноклассника и родила сына.