Текст книги "Объединяя времена"

Эшелон с призывниками

Стояла сухая осень. Ненадолго плеснув на дворы и улицы оттенки желтого цвета, листва начала, каждодневно набирая скорость, срываться с веток наземь и уноситься вначале робкими, а потом набирающими силу дуновениями ветра.

Прооперировав больного солдата с подкожным панарицием, Камский самостоятельно наложил ему марлевую повязку. Затем вместе с пациентом вернулся из операционной в кабинет амбулаторного приема. Прапорщик Сюртук и санитарный инструктор Ерошин участвовали в общей работе. И как это бывало неоднократно ранее, возбужденно нарисовался из коридора лазарета посыльный и объявил о необходимости срочного прибытия к подполковнику Шустову. Игнат снял перчатки, смыл под краном тальк, снял халат, шапочку и маску, облачился в китель и поспешил на рандеву.

– Разрешите?

Дверь в кабинет комбата, когда он был на месте, всегда была открытой.

– Заходи доктор! Мне только что звонил начальник вашей службы, вашей мёд службы, – по последней фразе можно было понять, что командир батальона был не в духе, – и объявил, что я тебя должен откомандировать в качестве врача эшелона. Телефонограмма уже пришла. Видишь ли, никого другого не нашли!

– Какого эшелона? – поинтересовался Игнат.

– За молодым пополнением.

– А куда?

– Я точно не знаю, но скорее всего новобранцы будут с Кавказа. Убытие завтра. Срок командировки две недели.

«Да в армии расслабиться не дают, – подумал Игнат. – Придется в дорогу взять пару монографий».

– Подполковник Береснев приказал тебе к пятнадцати часам прибыть к нему на инструктаж, – продолжал Шустов. – Я его предупредил, что медикаментов для комплектации походной укладки в батальоне нет.

– У нас действительно все на пределе. Бинты тоже экономим, широкие делим надвое. Увеличилось число больных с гнойничковыми заболеваниями…

– Вернешься из поездки, получишь деньги на закупку всего необходимого в Семипалатинске.

Командировочное предписание оформишь у капитана Фомина.

Получив документы, Игнат направился к начальнику медицинской службы гарнизона подполковнику Бересневу Ивану Дмитриевичу.

Отмахнувшись жестом правой руки от доклада старшего лейтенанта, начмед показал рукой на стул:

– Присаживайся. Понимаешь, Игнат, – Иван Дмитриевич хорошо знал всех своих подчиненных врачей и в доверительных беседах всегда обращался по имени, – мне некого больше отправить. Из всех строительных батальонов только у тебя есть прапорщик в помощниках. Пока ты был на «Орионе», он же справлялся и не плохо. И сейчас пусть пару недель поработает. Из одной командировки в другую. Да, нелегко. Но такова армейская служба. Список необходимых медикаментов составил?

– Да, – Камский протянул лист, достав его из папки.

Прочтя, начальник медиков с выражением удовлетворения на лице произнес:

– Хорошо. Допиши еще девяносто шестиградусный спирт ноль пять литра для хранения шприцев и столько же семидесятиградусного для обработки кожи. Если в дороге появятся страдающие от жажды, посылай их подальше. Ты догадываешься, о ком я. Все, что останется, вернешь мне. Ну, по крайней мере, постарайся.

– А откуда новобранцы? – решил уточнить Игнат.

– Из Азербайджана. В Баку ваш поезд будет укомплектован местными комиссариатами.

– Еще вопросы есть?

– Нет.

– Ну, тогда действуй.

На аптечном складе из имеющихся расходных запасов Камский укомплектовал свой ящик с красным крестом до верха, затаив мысль сэкономленное имущество доставить в лазарет.

Общий сбор был назначен на утро следующего дня. К этому времени на железнодорожных путях в тупике, на окраине городка среди жухлой степной травы уже стояло семь вагонов плацкартного типа. У начальника поезда майора Гусейнова Марата Зауровича в подчинении было одиннадцать младших офицеров, в том числе начальник продовольственной службы и врач, несколько прапорщиков и сержантов сверхсрочников. После построения, сверки списка личного состава была дана команда по вагонам. По пути следования в Чагане и Семипалатинске происходило доукомплектование состава, было добавлено еще несколько вагонов. Далее поезд решительно двинулся на юг. Ехали медленно, периодически пропуская пассажирские составы, порой, часами простаивая на запасных путях, где присоединялись, либо наоборот отцеплялись грузовые вагоны с каким-то армейским имуществом. Офицеры играли в карты, кто-то в шахматы, шашки или нарды. Камский читал монографию «Ошибки в абдоминальной хирургии». Миновали Актогай, с западной стороны осталось озеро Балхаш, проехали мимо Талды-Кургана, Капчагайского водохранилища, несколько часов простояли на станции Алма-Ата один, затем была железнодорожная развязка Берлик. Следующими городами на маршруте следования стали Джамбул, Чимкент и Ташкент. Осень чувствовалась и здесь, листва начала приобретать золотистые оттенки, но было очень тепло по сравнению с широтами Восточного Казахстана. После Джизака и Самарканда днем в вагонах стало душно и пришлось приоткрывать окна. В Бухаре была последняя остановка на территории Узбекистана. В Чарджоу, Мары и Ашхабаде опять что-то выгружали и загружали, одни грузовые вагоны заменяли другими. К исходу пятых суток пути, там, где желтая выгоревшая от солнца равнина смыкалась с горизонтом, Камский из окна вагона увидел лоскуток чего-то ярко синего. Небо над этой привлекающей взгляд синевой было чуть светлее, словно в дымке.

На море Игнат был только один раз. После окончания шестого курса института, перед началом интернатуры выдался свободный месяц июль. И вот по приглашению своего двоюродного брата он прибыл в портовый город Клайпеду. Местные жители радовались и говорили, что наконец-то наступило лето и стало тепло. Для балтийцев семнадцать градусов – почти жара. Родственник в полдень повел Игната на пляж, чтобы искупаться. Людей было много, они лежали среди песчаного светло-желтого изобилия на надувных матрацах, одеялах или покрывалах, некоторые добротно разместились на дощатых щитах. Часть посетителей пляжа купались. Игнат решил последовать их примеру. Он быстро зашел по щиколотки в воду, острый холодок иглами вонзился в кожу, на руках появились пупырышки. Инстинктивно поежившись, он привлек к себе несколько насмешливых пытливых взглядов. Набравшись смелости, гость соседней южной республики быстрыми шагами углубился до пупка. Нижняя половина туловища, как ему показалось, выжалась в верхнюю часть более теплую. Хотелось повернуть назад, но под гнетом наблюдающих глаз пришлось плюхнуться в воду и рвануть в направлении буйка. Холод стал чувствоваться меньше, но руки и ноги сводило. Преодолев некоторую дистанцию кролем вглубь, Игнат развернулся, перешел на брасс и выбрался на спасительный берег. Даже вытершись полотенцем, он не чувствовал себя согревшимся, его трясло. В тот момент сладостно представлялся живописный берег родного озера, где можно было плескаться на теплом мелководье часами. На третий день морских процедур Игнат заработал добротный насморк, затем, ограничившись несколькими экскурсиями по городу, убыл домой.

С приближением к Красноводску морские изумрудно красивые просторы все более оттесняли степные желтые и безводные. Вскоре эшелон прибыл к железнодорожной переправе через Каспий. К полуночи вагоны были погружены на паром «Советский Азербайджан», личный состав разместился в каютах на верхней палубе. Был дан гудок, и массивное судно отчалило в сторону Баку. Камскому не спалось. Через некоторое время он приподнял пластмассовую створку иллюминатора, защищавшую стекла. Вид был завораживающим. На небе ярко светила луна, редко мерцали, посматривая на землю, звезды, внизу беспредельно плескалось море. У самого борта волна поблескивала серебристым лунным светом. Камский оделся и вышел на палубу. Там стоял и курил майор Гусейнов.

– Что, доктор, тоже не спится?

– Такая красота. Жаль пропустить.

– Да, душа радуется!

С юга, со стороны Ирана, налетал мягкий теплый ветер.

Бросив окурок в урну, Гусейнов ушел отдыхать. У Камского было ощущение полета над землей. За звездным небом, смыкающимся с морем, яркой луной, светящимися волнами по бортам парома и серебристой полосой бурунов за кормой хотелось наблюдать бесконечно. Вскоре на востоке едва уловимое глазом пробилось утреннее мерцание. Игнат возвратился в свою каюту и тут же уснул.

В полдень следующего дня железнодорожный паром пристыковался к причалу в порту столицы Азербайджана. В ожидании дальнейших распоряжений начальства Камский и еще несколько его попутчиков решили пройтись вдоль берега. Ласкающие дуновения ветра, солнце, малооблачное небо, сине-зеленоватое море с небольшими волнами, набегавшими на гальку и песчаные дышащие полосы береговой кромки, создавали в душе умиротворение. С одного из катеров доносилась музыка. Проникновенный голос Муслима Магомаева летел ввысь и вдоль берега:

 
Море вернулось
Говором чаек,
Песней прибоя
Рассвет пробудив.
Сердце, как друга,
Море встречает,
Сердце, как песня,
Летит из груди.
 

Командированные офицеры остановились, заворожено слушая мелодию.

 
О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой…
 

Песня «Синяя вечность» была очень популярна в то время. Мотивы из репертуара знаменитого певца слились воедино с событиями тех лет, будь то масштабные государственные дела, либо личные впечатления и устремления. Непосредственно у причала берег был забетонирован, облицован, огражден, застроен, разделен ограждениями и не создавал романтического восприятия. Далеко в море были заметны вышки нефтедобывающих сооружений.

Разгрузка завершилась довольно быстро. Путейцы начали стыковать вагоны. Железнодорожный состав перегоняли на окраину Баку, откуда с новым армейским пополнением он северным маршрутом будет следовать к месту назначения.

Камский взял санитарную сумку с наиболее значимыми медикаментами и спиртами с собой, опечатанную укладку с остальным перечнем оставил в вагоне, где была организована охрана имущества и продовольствия. Пребывание офицеров до отправки эшелона было организовано в гостинице местной квартирно-эксплуатационной части. Здание располагалось недалеко от центра города. Игнат с группой офицеров походил по улочкам Баку, покрытым брусчаткой, посетил мемориальный комплекс «26 бакинских комиссаров», зашел на местный базар, где решил купить пару килограмм гранат. Его товарищи тут же потерялись в бесконечных торговых рядах рынка. Внимание доктора привлек морщинистый лицом старик с седой бородой, пышными и тоже побеленными бровями, характерным азербайджанским носом и карими глазами. Заметив, что на него смотрит военный в звании старшего лейтенанта, он громко его позвал:

– Эй, старший лэйтенант! Подходы, пакупай! Самый лучший гранат! Са своего сада. Вот выбирай! Дэшево отдам!

– Салам! – произнес Игнат, подойдя вплотную к прилавку старика.

– Салам алейкум! – ответил продавец.

– Почем продаете? – поинтересовался офицер.

– А дагаварымся! Ты скажи сам откуда?

– С Казахстана.

– А пачэму так далеко ехал?

– За молодым пополнением.

– А, слыхал. Цэлый поезд будет. У меня внук в армии служит, младший сержант уже.

Игнат отобрал около двух килограммов рубиново-красных плодов и положил на весы. Старик с улыбкой посмотрел на военного, затем спросил, показав пальцем на золотистую алюминиевую эмблему со змеей, повисшей над чашей:

– Мэдыцына, значит?

– Да, я врач.

– Уважаю ваенных! Сам ваевал. Забирай так. Дэнег не нада.

Как ни уговаривал старший лейтенант медицинской службы старика взять плату за товар, ничего не вышло. Пришлось ограничиться дружеским рукопожатием и попрощаться с искренним и добрым человеком. По возвращении в гостиницу Камский понял, что это только начало гостеприимства. Родственники призывников с партизанской смекалкой быстро выяснили, где остановились офицеры сопровождения, и стали осторожно появляться в вестибюле гостиницы, чтобы выяснить все детали и обстоятельства будущей службы своих детей. Они дипломатично завязывали беседы и радушно вручали военным пакеты со снедью и домашним вином, одновременно прося проявить заботу о том или ином новобранце. Это было нелегким испытанием: надо было все объяснить, не отказать, не обидеть. Употреблять спиртное в пути следования запрещалось, поэтому служивые пробовали домашние горячительные настойки до глубокой ночи. Два офицера из командированной группы были похожи на армян, поэтому вырвались из объятий одноименной диаспоры только к трем часам утра. И по причине того, что вход на ночь был заблокирован вахтером, им пришлось пробираться в свою комнату через окно, которое им приоткрыли товарищи.

На следующий день эшелон был загружен солдатским пополнением и после нескольких проверок и уточнений направился в направлении Махачкалы. Призывники набрали с собой баулы с продуктами, и начальник продовольственной службы сокрушался по поводу того, что ему некуда девать консервы и сухие пайки.

Обратная дорога также проходила с остановками, ожиданиями, задержками, однако график движения был более скоростным. Огибая Каспий, миновали Астрахань с многочисленными протоками Волги. На разъезде Потуй воинский эшелон продолжил движение в северо-восточном направлении. Не доезжая Кустаная движение было откорректировано в южном направлении. Потом последовали Целиноград, Павлодар, Кулунда и Семипалатинск. Команды новобранцев разгружались на всем пути следования поезда и отправлялись в воинские части по предписанию. На станцию Конечная эшелон прибыл с опустевшими наполовину вагонами. Начальник продовольственной службы бегал от одного офицера к другому, упрашивая забрать неизрасходованные продукты. Камский взял десяток банок консервированной говядины. После доклада о прибытии он вручил подполковнику Бересневу нетронутые запасы медицинского спирта. Иван Дмитриевич с выражением удовлетворения на лице незамедлительно поместил их в свой массивный сейф.

Ветераны

Как в целях сохранения мирового военного паритета и стабильности, так и для удовлетворения неуемного научного поиска ученых обустройство Семипалатинского испытательного ядерного полигона было начато в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году. Общая его площадь составляла около восемнадцати тысяч пятисот квадратных километров. Это больше Черногории и чуть поменьше Словении. С запада, севера и юга места испытаний окаймляли невысокие горы. До Семипалатинска на восток – около ста сорока километров. По всему периметру этой территории в короткие сроки соорудили ограждение из колючей проволоки, местами в несколько рядов, попасть на закрытую территорию можно было только по пропускам. Ученые и работники многочисленных вспомогательных служб первоначально, подобно туристам, геологам или археологам жили в палатках и прочих временных сооружениях типа бараков, естественно без всяких удобств цивилизации. Прибывшим на место службы молодым докторам двухгодичникам семидесятых годов удалось еще увидеть несколько таких построек оставленных под склады. Город Курчатов возник, поглотив собой местное село Молдары. На почтовых отправлениях указывались в разное время такие адреса: Москва 400, Берег, Семипалатинск-21. Игнат получал письма уже по последнему обозначению. На открытых картах это место помечалось как «Конечная».

Основных испытательных площадок было три. Кодовые обозначения их периодически менялись. Испытания были начаты на самой ближней к городку атомщиков двадцать девятого августа одна тысяча девятьсот сорок девятого года. Она находилась в нескольких десятках километров южнее. Всего было проведено тридцать наземных и восемьдесят шесть воздушных ядерных взрывов. Завершились исследования на этой территории тридцатого декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

В одной из строительных частей, располагавшихся на той территории, Камскому пришлось некоторое время заменять убывшего врача.

Теперь снова обратимся к истории. Вдобавок к имевшейся испытательной площадке оборудовалась вторая, но уже на гораздо большем удалении к югу от Иртыша и гарнизона, а именно в горном массиве Дегелен. На ней с одиннадцатого октября одна тысяча девятьсот шестьдесят первого по десятое октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года было осуществлено двести девять подземных ядерных взрывов.

Третья площадка, или Балапан, всемирно известна искусственно созданным озером Чаган. На ней с девятнадцатого июня одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого по девятнадцатого октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года было проведен сто тридцать один ядерный взрыв. Итого на всем полигоне, как гласят источники, четыреста пятьдесят шесть.

Старший лейтенант Камский вел амбулаторный прием в лазарете. Он осматривал рядового с болями в животе. Фельдшер Сюртук и санитарный инструктор Ерошин делали перевязки. В строительных частях в связи со спецификой работы было немало кожных гнойничковых заболеваний. Вслед за очередным больным в кабинет врача поспешно зашел посыльный из штаба части и быстро проговорил:

– Товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывает подполковник Шустов.

Игнат уже давно понял, что вызовы к начальству не сулят ничего хорошего, а особенно срочные.

– Сейчас буду.

Пациента доктор решил направить в госпиталь, так как в лазарете вести таких больных под наблюдением было запрещено. Да и условий для этого не было.

Подполковник Шустов и начальник штаба капитан Фомин редактировали текст какого-то приказа возле стола, за которым сидела, ровненько выпрямив спину, молоденькая девушка, наносившая с помощью производственного инструмента под названием «Украина» то длинными, то короткими очередями буковки на белую мелованную страницу для отправки в каталог бесчисленных военных бумаг.

Увидев своего врача, Шустов прервал обсуждение и сказал:

– Доктор, есть тема для разговора. Идем в мой кабинет.

Потом командир спешно решал по телефону проблему, связанную с ремонтом подъемного крана, ответил на звонок вышестоящей инстанции. Камский терпеливо ждал паузы. И вот она наступила.

– Понимаешь, доктор, у нас есть несколько ветеранов, которые весь срок своей службы, а это более двадцати пяти лет, провели здесь на полигоне. Уволились, проживают в городке. Мы за ними, можно так сказать, шефствуем. Оказываем при необходимости помощь, обеспечиваем лекарствами. Накануне я тебе давал перечень препаратов, которые вдобавок к твоему основному списку, надо было закупить на аптечной базе в Семипалатинске. Все это предназначалось для них. У нас длительное время служил, а по достижении выслуги, да и по возрасту, и состоянию здоровья уволился два года назад старший прапорщик Таранов Антип Степанович. Он начинал службу здесь в сорок седьмом году рядовым. Потом оформился на сверхсрочную. Женился, у него тут жена, сын с семьей проживает неподалеку. Дочь уехала на Урал. Его пару недель назад прооперировали в госпитале.

– Подполковник Сомов оперировал? – поинтересовался Камский.

– Это мне не известно. Так вот, – продолжал Шустов, – накануне его выписали домой. Сегодня мне позвонила его жена и сказала, что Антипу Степановичу очень плохо. Поезжай к ним, вот его координаты, – командир протянул листок бумаги, – разберись, потом доложишь мне обстановку.

Камский тут же отправился по указанному адресу. Квартира у Антипа Степановича была двухкомнатной со стандартной обстановкой того времени: шкаф, стол, стулья, сервант, черно-белый телевизор. Хозяин лежал на диване под ватным одеялом, хотя в комнате было тепло, а с улицы даже жарко. На дворе заканчивался март. На полу находилось ковровое покрытие. Лицо больного серо-мраморного цвета, тусклый безучастный взгляд, впавшие щеки, покрытый морщинами лоб, редкие седые пряди волос, бесцветные губы, худые руки, бессильно лежащие параллельно туловищу для практического врача были информацией, которая заставляла предполагать худшее.

– Антип Степанович, можно я вас осмотрю? – попросил прибывший доктор.

Отставник кивнул головой в знак согласия и, приподняв с трудом руки, начал сдвигать одеяло с туловища к ногам. Его жена поспешила помочь.

Камский приподнял нательную рубашку. Живот был вздут, слегка болезнен, однако признаков воспаления брюшины не определялось.

– Покажите язык! Так хорошо. – Слизистая органа речи и глотания была сухая и шершавая, как наждак.

– Он уже двое суток ничего не пьет, – пояснила его супруга. – Ой, милые мои, что же это делать? – запричитала она и стала платочком вытирать выплаканные глаза.

Продолжая обследование, Камский прослушал перистальтику, измерил давление, температуру. Эти показатели были в пределах нормы.

– Покажите, пожалуйста, мне выписку из истории болезни, что вам дали в госпитале.

Ганна Александровна, так звали хозяйку, принесла документ. Предположения Камского подтвердились. Онкология, запущенная форма. Подполковник Сомов сделал паллиативную операцию, наложив обходной анастомоз. В те годы было не принято говорить таким пациентам правду о характере их болезни. Диагноз шифровали, а сообщали что-либо безобидное, чтобы не травмировать психику. В настоящее время от такой тактики отказались, и лечащий врач, подробно информируя больного о течении заболевания, способствует тем самым мобилизации всех сил его организма на борьбу за выживание.

Надо было что-то предпринимать. Игнат, съездив в лазарет, взял несколько систем для переливания, а также флаконы с полиионными растворами. После капельницы язык у Антипа Степановича стал влажный, глаза прояснились, и он стал даже разговаривать.

Несмотря на свою занятость, доктор в течение недели посещал больного ежедневно, делал инфузии, регулярно информировал командира части. Для снятия боли периодически приходила делать уколы участковая медицинская сестра.

На второй неделе лечения пациент начал пробовать есть. Игнат предположил, что у больного спали отеки в местах анастомозов, поэтому и наступило облегчение.

В один из дней старшему лейтенанту медицинской службы Камскому сообщили, что его приглашает для беседы заведующий хирургическим отделением госпиталя, и в урочный час он прибыл в ординаторскую к подполковнику Сомову.

– Ну, посвяти меня в суть дела. Что ты там затеял? Мне звонил ваш командир. Возмущался. Говорил, что приходится врача отвлекать от основных дел. Капельницы ставишь?

– Да уже вторую неделю.

– Ну и как?

– Начал пить воду, пробует жидкую пищу.

– Ты же понимаешь, что это все временно?

– Конечно. Но он бы уже умер от обезвоживания.

– Ваш командир, как его…?

– Шустов.

– Да, решительный ваш этот Шустов, требует, чтобы я заказал санитарный вертолет для транспортировки больного в окружной госпиталь в Алма-Ату.

– Ну, так закажите! Он же туда все равно довольно часто летает.

– И ты тоже из той оперы.

– Антипу Степановичу сейчас лучше. Особой срочности нет. Вы его возьмите при ближайшей оказии.

– Ладно, – согласился Сомов. – И так уже шума много.

Свои визиты к Таранову Камский стал теперь делать через день. В силу постоянной загруженности работой они были непродолжительными, да и ветеран не проявлял словоохотливости. Гриф секретности был вмонтирован обстоятельствами жизни в его сознание, как имплантат, извлечению он не подлежал, так как стал неотъемной функцией мозга. Только Ганна Александровна однажды обронила, что ее муж видел Курчатова и даже самого Берию, когда те приезжали на место взрыва.

В третьей декаде марта к дому больного ветерана подъехала санитарная машина. Антипа Степановича уложили на носилки и перенесли в автомобиль. Его супруга поставила рядом саквояж с личными вещами. Камский был назначен сопровождающим. Вскоре они были на аэродроме. В вертолете уже было четверо госпитальных пациентов: один лежачий и трое на сиденьях. Быстро погрузились, все расселись по местам. Заработал мотор, лопасти пришли в движение, и винтокрылая машина взяла курс на Алма-Ату.

На военном аэродроме неподалеку от столицы Казахстана их уже ждал санитарный автобус. Больных и сопровождавших переместили в него. В отдалении на фоне синего неба виднелись вершины и хребты гор, покрытые снегом. Миновав пригороды, живописные алма-атинские скверы и кварталы жилых зданий, автобус вырулил к шлагбауму окружного госпиталя, корпуса которого располагались вплотную к центральной площади неподалеку от монументальных правительственных зданий.

В приемном отделении на доставленных пациентов были оформлены истории болезни, а сами они отправлены в стационар. Сбор на обратную дорогу был назначен через два часа. Игнат решил, насколько позволяло время, осмотреть достопримечательности. Ему хотелось также выпить какой-нибудь газированной воды или кваса. На улице было тепло, ярко светило солнце. Декоративные насаждения начинали зеленеть. На ближайшей улице было многолюдно. На ней в длинный ряд стояли будки-автоматы, разливавшие пиво в стаканы и бокалы в зависимости от достоинства брошенной монеты или их набора. Газировка и квас поблизости не продавались. Игнат подставил стакан в наливное устройство, послал пятнадцатикопеечную монету в обозначенную щель и стал ждать, пока наполнится стакан.

В этот момент его окликнули:

– Старший лейтенант! – почему-то без слова товарищ.

Камский обернулся. Перед ним стоял высокий подполковник с голубыми петлицами на кителе и эмблемой военно-воздушных сил.

– Я вас слушаю, товарищ подполковник.

– А почему вы не приветствуете старшего по званию?

Согласно положениям устава в общественных местах это не было обязательным требованием, но доктор решил не обострять ситуацию.

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Удостоверение! – послышалось в ответ.

Повязки, обозначавшей принадлежность к патрульной службе, у летчика не было, но попросить встречного представления Камский не рискнул. Он достал из внутреннего кармана документ и протянул его старшему по званию. Тот, не глядя, сунул его в боковой карман кителя и, удаляясь, бросил резкую фразу:

– Заберешь в комендатуре!

Забыв про стакан, наполненный янтарной жидкостью, Игнат отправился обратно в госпиталь, чтобы предупредить о случившемся начальника их командировочной группы. Он уже прошел половину пути, как услышал позади быстрые шаги. Обернувшись, Камский вновь увидел подполковника в летной форме. Прежней решительности на его лице не было. Два офицера встали друг против друга: один высокий и в возрасте, второй среднего роста и молодой.

– Что ты тут делаешь в Алма-Ате?

– Доставил больного с запущенной формой онкологии с полигона в окружной госпиталь.

– Ты врач?

– Да. А по эмблемам не видно?

– Ну, такие эмблемы и у санитарных инструкторов есть.

– Но у них не бывает офицерских званий.

Подполковник достал удостоверение Камского. Рука у него нервно подрагивала. Затем открыл и прочел:

– Значит, Камский Игнат Павлович. У нас служит полковник с такой фамилией. Может он твой родственник?

Игнат понял, что это удача, и дерзкий летун в сомнениях, поэтому ничего не говорил в ответ, а только спокойно смотрел в лицо собеседника.

– Ладно, забирай свой документ! В другой раз будь более внимательным.

Доктор поместил удостоверение в карман рубашки, надежно зафиксировал хранилище пуговицей и вернулся в госпиталь. Вечером того же дня он докладывал командиру о проделанной работе.

Спустя некоторое время Камский забрал ветерана из алма-атинского госпиталя и поездом благополучно доставил домой. В этой поездке его сопровождал сын больного.