Текст книги "Объединяя времена"

Сеанс внушения

Светлому, прекрасному, удивительному человеческому чувству, которое называется любовью, посвящено бесчисленное собрание рассказов, повестей, романов, театральных драм и лирических душевных всплесков. Возможно, какой-то самозабвенно преданный науке биолог наподобие Паганеля скажет, что этот полет души всего лишь проявление инстинкта продления рода и не более того. Мол, любовь – это украшенная ювелирами от искусства царственная корона полового влечения. Пусть будет так. Но какие, порой недоступные суровому смыслу, движения при этом происходят! Влияет ли у человека на стремление к противоположному полу его профессия? Не исключено. Например, у врачей, как людей эрудированных, способных управлять своей психикой, гораздо реже встречаются страстные болезненные ревностные проявления в семейной жизни. Многим людям, в таком тонком деле как взаимоотношения, не хватает мудрости, а ее составной частью является умение владеть собой. Ну, а теперь снова про любовь. Бывают ли в реальной жизни «спящие красавицы»? Кто-то скажет только в сказке. Увы, это не так. Не пробужденных великим чувством людей предостаточно. Среди них те, кто увлечены каким-либо делом, любо постигшие разочарование и вооруженные осторожностью.

Благинин Вадим на четвертом курсе записался в группу хирургов, но грандиозных планов на будущее не строил, поэтому кружки по избранной специальности не посещал, ограничивался институтской базовой программой. В будущем намеревался вести поликлинический прием амбулаторных больных. Он был чуть выше среднего роста, имел светло-серый оттенок радужной оболочки глаз, нос у него был продолговатый, заканчивающийся утолщением округлой формы, и открывающий две аккуратных, но отформатированных в сторону увеличения, ноздри, в которых обладатель сей анатомии любил поковыряться. Губы пухлые, щедро вывернутые вверх и вниз, умели складываться в доброжелательную улыбку. Брови вразброс, роскошные, но до восточного типа не дотягивали, скулы широкие, щеки румяные, лоб обычный с едва уловимыми наметками будущих морщин. Уши были чуть оттопыренные, но внешнего облика не портили. Еще одной особенностью лица Вадима было неестественное утолщение краев век, оставшееся, возможно, от перенесенного в детстве конъюнктивита. У большинства людей смыкающиеся во время сна и при моргании части век ничем не выделяются, фокус зрения постороннего наблюдателя отвлекается ресничным орнаментом. У Вадима края век были не только слегка утолщены, но вдобавок имели интенсивный розоватый даже красноватый оттенок. Его прическа – это стандартная канадка, которая иногда сменялась боксом или полубоксом.

У студентов медиков было немало популярных поговорок, одна из них гласила: «Сдал топочку, – можно жениться!». Топографическую анатомию изучали на четвертом курсе. Если по каким либо причинам приходилось бросать учебу, то диплом фельдшера все равно был гарантирован. К этому времени у большей части обучающихся молодых людей появлялись спутницы, с которыми завязывалась пока еще осторожная ни к чему не обязывающая дружба. Возле Благинина часто замечалась студентка однокурсница Фаина Полунина. Она была невысокая кругленькая, голубоглазая, с такими же пухлыми губками и большим ртом, как у ее товарища. Волосы кудряшки придавали ее доброму лицу обаяние, а все вместе сеяло доверие и участие. Они, дополняя друг друга, создавали какой-то цельный устойчивый жизненный образ. В шестидесятые годы время комсомольской послереволюционной вседозволенности уже давно миновало, поэтому до свадеб у многих влюбленных интима не было. А там кто знает? В конце шестого курса Вадим и Фаина создали новую ячейку общества под обобщенной фамилией Благинины. К моменту призыва Вадима на два года в качестве армейского врача у них уже родился сынишка.

Новоселов Ефим по только одному ему известному велению души и разума решил стать психиатром. Этим разделом медицины он увлекся основательно, поэтому не пропускал ни лекций, ни научно-практических конференций, ни кружковых заседаний. Циклы занятий по психиатрии проходили все студенты независимо от будущего профессионального выбора. У Камского после общения с несколькими пациентами в соответствующей клинике сложилось убеждение, что хирургия – это оазис в сравнении с пустыней безумия. Алкогольные психозы еще, куда ни шло, лечились, а многое другое врачи старались перевести в русло безопасности. И ничего больше. Глупость и сумасшествие существующими лекарствами не поддаются излечению. Возможно, в будущем здесь поможет трансплантация. Студентам преподаватели показывали пациентов, которые в силу неадекватности вскрывали себе живот, чтобы докопаться до источника урчания, самоубийственно наносили другие всевозможные увечья. Больные из следующей группы воображали себя без тени сомнения мировыми знаменитостями: кто-то выступал от имени Наполеона, кто-то утверждал, что он Карл Маркс, Эйнштейны тоже были. Наедине с такой категорией оставаться не хотелось ни на минуту. Больных с тяжелыми психическими нарушениями к счастью мало. Организм здорового человека с успехом выдерживает атаки на сознание, как со стороны природы, так и со стороны общества. Тема гипнотического воздействия Новоселова интригующе интересовала. На старших курсах он уже самостоятельно пытался применять ее на практике для устранения привычки курения и алкогольной зависимости. Как он пояснял, были положительные результаты.

Благинин пристрастился к курению на младших курсах. Будущий доктор прекрасно понимал, что такая привычка врача не красит, но ничего не мог с этим поделать. Однажды вечером в комнату общежития, где он обитал, зашел Новоселов.

– Привет, Вадим!

– Здорово!

– Ну, и запашище у вас! Шире форточку откройте, а то задохнетесь.

В комнате стояли четыре кровати, на которых возлежали сосредоточенные студенты с книгами в руках.

– Что носками воняет?

– Если бы только. Табачным дымом.

– Мы ему говорили, чтобы не дымил в комнате, – сказал один из проживавших молодых людей, кровать, которого стояла возле окна.

– Выгонять будем в курилку! – подключился еще один решительный голос.

Андрей Бахтин, также однокурсник Ефима, сосредоточенно читал монографию.

– Вадим, ты сдал глазные болезни? – поинтересовался Новоселов.

– Сдал.

– Какую оценку получил?

– Хорошо.

– Билеты у тебя есть?

– Есть.

– Дашь? Тебе же они больше не нужны.

– Бери. Они в папке на моей тумбочке.

– Слушай, Ефим, – подключился к разговору Бахтин, – ты же гипнозом занимаешься?

– Учусь пока.

– Закодируй Вадима.

– Да ну вас к черту! – пробурчал Благинин. – Я спать хочу!

– Во сне самый эффективный момент! – понизив голос, не унимался Андрей. – Его и погружать в сон то не надо, после экзаменов он отрубается за двадцать секунд.

Едва было произнесено последнее слово, как с кровати Благинина послышалось сладкое сопение.

– Приступай! – решительно сказал Бахтин.

– Так он же не согласился!

– На него все равно ничего не подействует.

– Ладно, попробую.

Новоселов пододвинул стул вплотную к спящему товарищу, присел. Блаженство на лице Благинина было освящено сиянием румянца, подчеркнуто расслабленной мимикой и едва заметной улыбкой толстоватых губ.

– Ты слышишь только мой голос, – начал Ефим, – тело твое наполняет нежное тепло, ты расслаблен настолько, что движения становятся невозможны. Вокруг тебя поле покрытое цветами. Ты лежишь на нем, раскинув руки. От множества соцветий исходит удивительный аромат. Ты чувствуешь его?

Вадим глубоко вздохнул.

– Замечательно! – продолжал гипнотизер. – Дует легкий ветерок, по синему небу плывут гирлянды облаков, цветет сирень. Рядом река, на ней с удочкой сидит рыбак. Поплавок неподвижно застыл на глади воды. Иногда на него садятся стрекозы. Близится полдень, поэтому клева нет. – Новоселов все это произносил медлительно с ритуальными паузами. – Внезапно порыв ветра доносит отвратительный запах. Ты это чувствуешь. Тебе неприятно. Это рыбак закурил.

В это время Благинин открыл глаза. Мгновенно усёк обстановку и характер действа, тут же разразился длинным, отборным словоизвержением, которое обычно в книгах не приводят:

– Да пошли вы к е…!

Встал, достал пачку сигарет, вынул одну и, разминая ее пальцами, вышел из комнаты.

– Пойду на улицу, покурю.

Однако через пару минут вернулся. Сигарета была потушена и почти не использована.

– Что за сорт мне подсунули! На тошноту тянет. Надо будет сходить в киоск и разобраться.

Присутствовавшие в комнате переглянулись, не проронив ни слова. Новоселов поспешно взял билеты и, опасаясь непредвиденного развития событий, тут же исчез за дверью.

Глава вторая

От лица автора

Соперничество

Раненного в живот подростка сразу же подали в операционную. На передней брюшной стенке возле пупка справа виднелась точечная рана, края ее были черного цвета. Со слов очевидцев он выстрелил себе в живот из малокалиберной винтовки. В приемном отделении осталась ждать плачущая девушка. Она сидела, немного наклонившись вперед, руки были согнуты, локти на коленях, лицо скрыто ладошками. С виду, сопровождавшая подростка, была в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Слез было много и ей приходилось периодически размазывать влагу по всей площади лица или использовать уже набухший от рыданий носовой платок. Я пытался с ней поговорить, чтобы выяснить все подробности, но ничего конкретного не добился. В историю болезни пришлось внести информацию, оставленную врачом скорой помощи. Затем я поспешил на помощь оперирующему хирургу.

Подростку повезло: пуля прошла в двух-трех миллиметрах от аорты, расплющилась, ударившись о позвонок, и хорошо прощупывалась. На своем пути она пробила петлю тонкой кишки в двух местах. Повреждения зашили, пулю извлекли. Подростка отвезли в послеоперационную палату.

Я возвратился в приемное отделение. Девушка уже не плакала.

Увидев меня, она вскочила и, подбежав, быстро затарахтела:

– Скажите, что с ним? Он будет жить? – Опять, завыв: – У-у-у… Он будет жить?

– Да успокойся ты! Все нормально с твоим другом!

– Правда? Вы не обманываете?

– Правда. А если ты все расскажешь, как было, я попрошу, чтобы тебя к нему пустили, примерно, через часик. Сейчас он спит после наркоза.

Брызнув последними слезами, и судорожно всхлипнув на вздохе, она, наконец, успокоилась.

Паспортные данные уже были записаны, поэтому я попросил рассказать ее об обстоятельствах случившегося ранения.

– Ты все видела, что произошло?

– Да.

– Где это было?

– Возле тира в парке.

– Он сам в себя выстрелил?

– Да.

– А где он взял мелкашку? – увидев, что она, то ли не поняла вопрос, то ли засомневалась – отвечать или нет, я спросил еще раз: – Где он взял мелкокалиберную винтовку?

– Ее Андрей, его друг принес. Отец Андрея физкультуру и военную подготовку в школе ведет. А зачем вы все это спрашиваете? Вы же не следователь.

– В историю болезни должно быть все записано.

– Понятно.

– Может он влюбился неудачно?

Тут девушка опять начала всхлипывать.

– Он мне проходу не дает. Такой приставучий! А я не хотела больше с ним встречаться. Он у меня пуговицу в пальто оторвал.

– И давно ты его знаешь.

– Мы вместе еще в детский сад ходили. Теперь он в училище пошел.

– Ну, и какие отношения собираешься строить с ним дальше?

– Он же меня так люби-и-и-и-т! – завыла она.

– В тире вы стреляли по мишеням?

– Да, мальчишки по очереди стреляли.

– А потом пришел Денис…

– Это кто?

– Мальчик с нашего двора. Я с ним тоже дружу. Он отличник и хорошо знает математику. Мне помогает.

– Ну, так это же замечательно.

– В тире Жорка сказал, что если я не перестану с ним встречаться, он убьет Дениса.

– Ты имеешь в виду Жлобина Георгия, которого мы прооперировали?

– Да. Я ему ответила, что пусть лучше убьет меня. И мы с Денисом убежали. А он выстрелил со злости, лежа в тире, сначала в дерево, а потом себе в живот

– Телефон его родителей знаешь?

Она не успела ответить. В дверь приемного отделения ворвались родители пострадавшего – крупная женщина с увесистым, как подкова подбородком и среднего роста жилистый мужчина. Но это уже другая история.

Случай в десантном полку

1

Когда заведующая хирургическим отделением Жанна Леопольдовна и я, как ассистент, зашли в операционную медицинского батальона, раненый в голову офицер лежал на хирургическом столе. Рана располагалась в правой височно-теменной области. Волосы были обриты, военный хирург обрабатывал кожу головы антисептиком. Заведующая и я возвратились в предоперационную комнату, затем после мытья рук и облачения стерильных халатов мы приступили к хирургической обработке огнестрельной раны. Выходного отверстия не было, и на рентгеновском снимке четко просматривалась застрявшая в полости черепа пуля. Было произведено трепанационное расширение раны, удалены костные отломки и частицы мозговой ткани, так называемый детрит, произведено промывание огнестрельного канала физиологическим раствором. Дальнейшие манипуляции пришлось прекратить, так как касание инструментом стенок раны в глубине тут же приводило к нарушению ритма сердца. Жанна Леопольдовна через несколько минут уехала решать очередную проблему к себе в отделение, а я с хирургом медицинского батальона наложил повязку на голову раненого, поставил свою подпись в истории болезни как ассистент и отбыл домой в комнату, которую снимал в городе.

2

Шел последний этап учений десантной дивизии. Майор Семин внимательно наблюдал, как выпрыгивали с самолета десантники третьей роты его батальона. Купола парашютов раскрывались один за другим и вскоре первые бойцы начали приземляться на зеленую траву поля. Кое-где имелись редкие поросли кустарника. Дальше за полем начинался смешанный лес, через который, извиваясь, протекала река. Его подразделение лидировало по навыкам в боевой и физической подготовке. Солдаты также хорошо отстрелялись и показали сноровку в условиях применения противником средств химического нападения. Не подкачали бойцы в политической грамотности. Им на пятки наступал батальон майора Коростылева, только что назначенного на должность. Семин выпрыгнул последним и вдруг заметил, что у одного из солдат вихревым потоком скрутило стропы, и купол парашюта полностью не раскрылся. Прыжки делались на предельно малой высоте. Время для раздумий в таких случаях практически нет. Когда Семин приземлился, он мгновенно отстегнул лямки парашюта и бросился к месту падения десантника. Солдат был еще жив. Ракита, на которую он рухнул, стояла с поломанными ветвями, а боец в неестественной позе лежал у ее ствола. Подбежали санитары и унесли упавшего во врачебный санитарный уазик, дежуривший недалеко от места десантирования. « Как некстати! Только бы выжил боец!» – подумал Семин. Учения шли своим чередом. Десант начал атаку условного противника и захват плацдарма.

Пострадавшего парашютиста доставили в городскую больницу. У него оказалась множественные повреждения: тупая травма живота, ушиб головного мозга, переломы ребер, закрытый перелом правого бедра, открытый перелом костей правой голени, ссадины на лице и туловище. После дачи наркоза к делу приступили сразу две бригады врачей – хирурги и травматологи. К сожалению, спасти солдата не удалось. Он умер через несколько дней, не приходя в сознание.

Учения завершились в намеченный срок, полк возвратился в казармы.

Командир полка попросил Семина задержаться после разбора полетов.

– Иван Константинович, я мог дать тебе только третье, то есть последнее место, несмотря на все твои нынешние и прошлые заслуги. А ведь два года подряд ты был первым. Я оформил документы на присвоение тебе звания подполковника досрочно, как ты знаешь. Придется затормозить. Какая нелепая случайность! Как же это произошло? – спросил командир полка

– Все было на моих глазах. Вихревый поток. Не хватило высоты, чтобы раскрутить стропы.

– Да с такой малой высоты мы еще не прыгали. Но это не снимает с тебя ответственности. Надо было больше времени уделить тренировкам. Я назначил комиссию по расследованию этого факта. Как не хотелось, но пришлось отдать первое место этому выскочке со связями майору Коростылеву. А он же отстал от тебя по всем показателям! Ну, и последнее: приезжают родители погибшего, займись.

3

Майор Семин встретил на вокзале родителей разбившегося десантника. Подробно рассказал о случившемся. Отец солдата, участник минувшей войны, приехал забирать сына при орденах и медалях. Лицо его было хмурое, осунувшееся. Он почти не разговаривал, большей частью молчал и слушал. Мать, наплакавшись до этого, лишь изредка причитала: «Сыночек ты мой родненький!», содрогалась плечами и вытирала глаза черным платком. Семин передал деньги, собранные в полку на нужды похорон. Затем гроб с погибшим погрузили на машину, и траурный кортеж уехал на родину призывника в небольшую деревушку соседней области.

Зайдя домой, Семин обнаружил записку от жены: «Я уехала к родителям. Дочка со мной. Жить дальше в твоем захолустье без работы не могу, боюсь потерять диплом. Извини».

Майор Семин медленно шел по военному городку между казармами, автоматически отвечая на приветствия младших по званию. За последней казармой он свернул на тропинку, петляющую между сосен и ведущую к озеру, где была оборудована плавательная зона, огражденная буйками. Дойдя до берега, присел на скамейку. Ветра не было, вода как зеркало, только круги от гуляющей крупной рыбы и мальков. И вдруг перед его глазами возникло лицо заместителя командира полка по политической работе майора Сомова. Видение было настолько явственным, что Семин даже повернул голову. Рядом никого не оказалось. Видение снова начало его преследовать. Он увидел, что Сомов достал из кобуры пистолет и приставил его к виску. Семин, как под гипнозом, начал повторять движения Сомова, но в последний момент разжал пальцы. Оружие упало на землю.

– Товарищ, майор, разрешите обратиться! – перед Семиным возник посыльный из штаба.

– Да! – выходя из транса, произнес Семин.

– Вас командир полка срочно вызывает. Сомов застрелился.

Семин начал смотреть себе под ноги, намереваясь поднять упавший пистолет.

– Вы что-то ищете? – спросил посыльный.

И тут Семин обнаружил, что пистолет находится в кобуре на своем месте.

– Нет, нет. Все в порядке.

У командира полка находилось уже несколько офицеров, среди которых был полковой врач, докладывающий, что у покончившего собой недавно нарушилось зрение, и он его возил на обследование. Была обнаружена опухоль гипофиза.

P. S.

Через год батальон майора Семина стал вновь не досягаем для конкурентов. Потом служба в Афганистане. Помогал жене растить дочь. Повторно так и не женился. Выйдя в отставку, стал егерем.

Профессиональный осмотр

К началу прохождения интернатуры за годы занятий в хирургических кружках я практически неплохо освоил многие технические приемы и способы ведения операций. Удаление нетипично расположенных воспаленных червеобразных отростков мне доставляло даже какое-то эстетическое наслаждение. Быстро заметив это, заведующая отделением Жанна Леопольдовна, разрешила мне самостоятельное оперирование при экстренной помощи и консультативные осмотры по отделениям. Надо сказать, что мои сокурсники не торопились себя проявлять и кое-что выигрывали такой тактикой. Мне же приходилось замещать заболевших хирургов в поликлинике, читать экспромтом лекции о вреде курения и пьянства или о половом воспитании, затем я готовил санитарную дружину одной из маленьких фабрик к городским соревнованиям, а сегодня мне сказали срочно идти в одно из ПТУ в качестве хирурга для осмотра обучающихся там девушек. Когда я занял свое рабочее место, перед моим кабинетом уже образовалась очередь. Девушки толпились, хохотали, повизгивали, пританцовывали.

– Девчонки, хирург пришел! – долетела до меня многократно повторенная фраза. – Молоденький!

Дальше было слышно хихиканье и многоголосый шепот.

Первой зашла изящно сложенная улыбающаяся девушка в белой кофточке и светло-коричневой юбке, на ногах у нее были колготки.

– Раздевайтесь! – сказал я.

– Как? Совсем? – переспросила она.

– Совсем! Все полностью снимайте!

Еще в период обучения в институте практикующие врачи напоминали студентам о том, что в медицине существует не писаный закон подлости. Он заключался в том, что у однажды невнимательно осмотренного больного обязательно оказывается какая либо серьезная патология, пускай перед этим ты посмотрел сотни пациентов и ничего не пропустил. Я это усвоил хорошо, поэтому поблажек ни себе, ни пациентам не делал.

– Лифчик тоже снимать? – послышался из-за шторки голос девушки.

– Да, и трусики тоже.

Но она сняла только лифчик и приблизилась к столу. У нее было все в норме. Мастопатии не было, грыж тоже.

– Геморроя нет?

– Нет!

– Показывайте! Здесь стеснение не уместно.

На осмотр у меня ушло белее десяти минут. Всего же предстояло осмотреть более пятидесяти человек. Я прикинул, что с таким темпом мне для этого потребуется около девяти часов.

– Девчата, хирург геморрой ищет! – кто-то ехидничал за дверью. – У кого геморрой, можно без очереди! – доносилось до меня.

Я вышел в коридор и сказал:

– Заходите по пять! Кто первым разденется, сразу ко мне.

Стеснение у них как-то пропало само собой. Они быстро раздевались, выстраивались нагишом в колонну по одному и подходили одна за другой, я их осматривал, делал записи и отпускал к следующему врачу.

– Доктор, а вы женаты? – вдруг спросила, подойдя ко мне, одна из девиц.

– Да! – ответил я, – но к делу это не имеет отношения.

– А мы там спорили: можно ли относиться к врачу, как к мужчине? Глядя на вас, я вижу, что можно.

– Об этом поговорим в другой раз.

– Это так интересно, а вы «в другой раз…» – Пыталась поддержать ее следующая обнаженная.

Откровенно говоря, они своими подколками мне уже начинали надоедать. Я продолжал работать, как робот, боясь, что-либо пропустить. Когда была осмотрена последняя из прибывших на осмотр девушек, мне хотелось только добраться до квартиры и выспаться перед дежурством.