Текст книги "Космическая одиссея Юрия Гагарина"

Последние приготовления к полету

Как известно, поисково-спасательный комплекс (ПСК) участвовал до этого в четырех работах по беспилотным кораблям «Восток»: при встрече космического корабля с Белкой и Стрелкой, при аварии ракеты-носителя во время пуска корабля в декабре 1960 г., а также в двух космических полетах с собаками Чернушка и Звездочка в марте 1961 г. Безусловно, определенный опыт проведения поисково-спасательных работ был приобретен.

Но здесь особый случай. Поэтому перед полетом корабля «Восток» с первым космонавтом Земли были усилены состав и возможности комплекса. Так, для проведения поисково-спасательных работ на всей территории Советского Союза и за ее пределами в состав авиасредств комплекса были включены дополнительно новые самолеты среднего и дальнего действия: Ан-12 (дальность полета – 4000 км и более; грузоподъемность – около 10 т, скорость – 750 км/ч) и Ту-95 (дальность – до 15 000 км, грузоподъемность – около 10 т, скорость – около 850 км/ч). Для улучшения условий эвакуации спускаемого аппарата (СА) и космонавта в состав комплекса включили только что созданный вертолет Ми-6 (дальность – до 1000 км, грузоподъемность – до 10 т, скорость – до 300 км/ч). По ТЗ, выданным НИИ-4 Министерства обороны в КБ О. К. Антонова, М. Л. Миля и А. Н. Туполева, эти самолеты и вертолеты были дооснащены поисковой аппаратурой и оборудованием, их экипажи прошли специальное обучение.

Общая численность авиасредств, оборудованных средствами поиска, составляла: двадцать самолетов Ил-14, три Ан-12, десять Ми-4, три Ми-6 и два Ту-95. Кроме этого имелись два Ил-14, оборудованных КВ-пеленгаторами, они должны были базироваться в Куйбышеве и Свердловске [И].

Помимо штатных авиасредств ПСК к работам по этому кораблю Военно-Воздушные Силы СССР предусмотрели при необходимости использование всех своих авиасредств, а Военно-Морской Флот – большое количество кораблей и судов, находившихся во время полета корабля «Восток» в различных морях и океанах [30].

По приказу Главкома ВВС 30 марта состоялось инструктивное совещание командующих ВВС военных округов (Северо-Кавказского – генерал-майор Еремин, Приволжского – генерал-майор Цедрик, Уральского – генерал-лейтенант Слабожан, Сибирского – генерал-лейтенант Никишин), на котором выступил генерал-лейтенант А. И. Кутасин. Речь в его докладе шла об организации и средствах поиска приземлившегося корабля и космонавта [И]. Особое внимание докладчик обратил на дублирование средств поиска и соответствие их условиям климата, времени года, погоде и конкретной обстановке в районе посадки корабля.

На этом же совещании выступил и Н. П. Каманин, который ознакомил командующих с имеющимся опытом поиска, с особенностями и трудностями поиска корабля в случае его посадки за пределами расчетного района. Он обратил внимание на необходимость широкого привлечения местных средств (самолетов, вертолетов, аэродромов ГВФ и ПВО, средств связи всех ведомств, дежурных наблюдателей, автомашин, катеров и др.). К этому времени Н. П. Каманин уже смог поучаствовать в поисково-спасательной операции при встрече корабля-спутника, в официальных сообщениях ТАСС названного пятым кораблем-спутником. До этого он только беседовал с участниками таких операций. В своих записках Каманин пишет: «…Командующие высказали пожелания создать штатные подразделения поиска и все работы по пуску и поиску объединить в ВВС под одним командованием». Совершенно очевидно, что эти «пожелания», особенно в части работ по пуску, были им явно инспирированы, поскольку Каманин любыми способами хотел закрепить верховенство ВВС над РВСН, которые к этому времени уже существовали и реально обеспечивали запуски всех ракет-носителей, в том числе и в предполагавшихся пусках ракет с кораблями, где размещались космонавты.

* * *

Готовились к встрече космонавтов и медики. Медицинское обеспечение поисково-спасательных операций осуществляли Государственный научно-исследовательский институт авиационной и космической медицины (ГНИИАиКМ), Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь (ЦНИ АГ), Центр подготовки космонавтов (ЦПК). Из врачей этих учреждений были сформированы бригады медицинской помощи, оснащенные медицинским инструментарием, медикаментами и специальным оборудованием, необходимыми для оказания в полевых условиях всех видов врачебной помощи, включая специализированную. Кроме этого в больницах крупных населенных пунктов, расположенных вблизи основного и запасных районов штатной посадки, были подготовлены специальные палаты, предназначенные для размещения космонавтов в случае необходимости [31].

* * *

Сергей Павлович Королев считал необходимым прибыть на космодром раньше космонавтов, поэтому вылет специального рейса был назначен на 4 апреля. Можно предположить, что Королев и Келдыш летели в разных самолетах. Уже днем, около 11 часов по московскому времени, на полигон Тюра-Там для руководства подготовкой и пуском корабля «Восток» с космонавтом на борту прилетел С. П. Королев с группой специалистов ОКБ-1 (об этом сохранились воспоминания ветеранов космодрома) [32].

Вместе с Королевым прилетели все главные конструкторы, а также Марк Галлай, приглашенный Королевым в качестве методиста для подготовки космонавтов при освоении ими космического корабля.

4 апреля Главком ВВС Вершинин подписал удостоверения пилотов-космонавтов Гагарину, Титову, Нелюбову, которые имели соответственно номера 01, 02 и 03 [1]. В тот же день командующий РВСН Москаленко прислал Вершинину шифровку, разрешающую допуск кинооператоров ВВС на полигон для съемки кинофильма «Подготовка и первый в мире полет человека в космос». Упоминание об этой шифровке, разрешающей киносъемку на полигоне, приведено нами просто как небольшой штрих к «подковерной» борьбе РВСН и ВВС за первенство, точнее, верховенство в работах по обеспечению пилотируемых полетов в космос. Хотя еще за день до этого, 3 апреля, Москаленко отказал Вершинину в просьбе о допуске кинооператоров ВВС на полигон.

* * *

Перед отправкой на космодром было проведено партийное собрание космонавтов. Этому есть ряд свидетельств. Приведем сначала версию первого старосты отряда космонавтов Павла Поповича:

«Партийное собрание перед отлетом на космодром состоялось на открытом воздухе… Первым выступил Карпов. Он зачитал официальные документы о допуске к полету трех космонавтов и пожелал им успеха. Затем дал слово Гагарину: «…Я присоединяюсь к многочисленным коллективам ученых и рабочих, создавших космический корабль, и посвящаю полет XXII съезду КПСС». За ним выступили другие кандидаты на полет» [34].

Более развернутый вариант выступления Ю. Гагарина приводится в другом источнике: «Слово предоставлено Юрию Гагарину. Он поднялся на трибуну сияющий, веселый, красивый. «Я рад и горжусь, – заговорил он громко, чуть прерываясь от волнения, – что попал в число первых космонавтов. Заверяю вас, товарищи коммунисты, в том, что не пожалею ни сил, ни труда, не посчитаюсь ни с чем, чтобы достойно выполнить задание партии и правительства. На выполнение предстоящего полета в космос я пойду с чистой душой и большим желанием выполнить это задание, как положено коммунисту… Я присоединяюсь к предложению многочисленных коллективов ученых и рабочих, создавших космический корабль, посвятить его XXII съезду КПСС» [35].

Есть рассказ об этом событии и Г. С. Титова: «Перед отъездом на космодром состоялось партийное собрание отряда космонавтов с повесткой дня «Как я готов выполнить приказ Родины». С огромным вниманием было выслушано выступление Юрия Гагарина: «Я рад и горжусь тем, что попал в число первых космонавтов… Не пожалею ни сил, ни труда, не посчитаюсь ни с чем, чтобы достойно выполнить задание партии и правительства». Затем слово предоставили мне: «Знаю, что не только я могу участвовать в космическом полете, но и другие товарищи. Но, если партия и правительство доверят совершить его мне, приложу все свое умение, чтобы отлично выполнить почетное задание во имя процветания нашей Родины».

Собрание закончилось. Взволнованные, возвращались мы домой. Не было, казалось, таких трудностей, которые мы не смогли бы преодолеть при выполнении поставленной задачи» [4].

Однако есть и другое свидетельство об этом собрании. Его приводит Е. Рябчиков, который отвечал за съемки космонавтов перед полетом и во время нахождения их на космодроме: «Кинооператоры сняли тогдашний маленький конференц-зал, в котором собрались коммунисты. Каждый понимал важность встречи, ощущал близость исторического события. На собрании выступали космонавты, ученые, методисты, врачи, инженеры. Все они хотели выразить свою уверенность в успехе полета, вспоминали, как начиналась жизнь отряда, мечтали, думали о будущем. Наступала та «звездная минута», от которой во многом зависело будущее человечества: быть или не быть? Быть ли людям владыками бескрайних просторов околосолнечной системы, купаться ли в океанах лучистой энергии, строить «небесные города» сказочной архитектуры, добывать сокровища на планетах и астероидах, создавать невиданные по масштабам и оборудованию предприятия космической индустрии, или же удел человека – жить только на своей маленькой голубой планете Земля, без надежд на выход в бесконечную бесконечность Вселенной» [36].

Евгений Рябчиков – личность легендарная. Он был ветераном отечественной журналистики, встречался с самим К. Э. Циолковским, отсюда и такая возвышенная приподнятость его текста, такое широкое видение перспектив космонавтики.

Рябчиков был знаком с Н. П. Каманиным с 1934 г., когда, будучи корреспондентом «Комсомольской правды», брал у него интервью как героя-летчика, участника челюскинской эпопеи. А академика Е. К. Федорова, одного из знаменитых героев-папанинцев (он выступал на первой пресс-конференции Ю. А. Гагарина), он знал с 1922 г., когда учился вместе с ним на летчика и при этом был редактором стенной газеты «Красный летчик». «Подвальный» адрес на Садово-Спасской московского ГИРДа – Садово-Спасская, 19, где работал в свое время С. П. Королев, Е. Ряб-чикову дал сам К. Э. Циолковский. Е. Рябчиков был дружен с Константином Симоновым, отличался богатырскими физическими данными, а в лагере, куда он попал в свое время, его соседом по нарам оказался будущий маршал К. К. Рокоссовский, в 1945 г. командовавший Парадом Победы [37].

* * *

В тот же день космонавты посетили Красную площадь и мавзолей В. И. Ленина. Учитывая, что мы даем картину исторического описания событий, то для того, чтобы избежать анахронизмов, которые всегда неизбежно проникают в исторические тексты, справедливость требует сказать, что в то время это был мавзолей В. И. Ленина и И. В. Сталина. «Стараясь не привлекать внимания к Гагарину и Титову, – пишет в своих мемуарах Е. Рябчиков, – оператор снимал их на расстоянии, иногда снимал посторонних людей, создавая иллюзию, будто производится общая съемка Красной площади, мавзолея и тех, кто в эту минуту находился на «красном полюсе» мира».

Этот фрагмент воспоминаний предварялся таким текстом: «У советских людей есть властная потребность перед решающим шагом в жизни, в канун больших событий прийти на Красную площадь Москвы – к Ленину, почерпнуть силы, укрепиться в своей уверенности, дать клятву вождю. К Ленину приходили первые стратонавты и строители Магнитки, перед Мавзолеем проходили в 41-м году полки московского ополчения. Пришло время космонавтов» [35]. В наше время, проникнутое невольным цинизмом поражения, эти строки воспринимаются по-другому. Но тогда они отвечали настрою участников тех событий. Некоторая таинственность, причастность к тому, что известно немногим «посвященным», окрашивали особым эмоциональным фоном все происходящее. Было другое время, и в предложенных обстоятельствах люди существовали, и лучшие его представители не отделяли себя от всего народа, они были его частью и стремились соответствовать этому высокому призванию.

* * *

О последнем вечере перед отлетом Ю. А. Гагарина на космодром сохранились воспоминания его жены Валентины Ивановны Гагариной, опубликованные в 20-ю годовщину первого полета в космос. Литературную запись осуществил журналист Михаил Ребров. Эти фрагменты вошли в книгу-альбом «108 минут и вся жизнь», выпущенную издательством «Молодая гвардия» в 1981 г. Приводим цитату из этой книги по публикации в журнале «Работница» № 8 за 1981 г.:

«…Тот вечер… Мы пораньше уложили спать девчонок и после ужина долго разговаривали. О чем? Обо всем, но только не о полете. Вспоминали. Строили планы. Говорили о наших девочках. Я понимала, точнее, чувствовала, куда и зачем он едет, но не спрашивала его. Он шутил, болтал о разном, но тоже сознавал всю нелепость этих «пряток». Ему трудно было скрывать свою непосредственную причастность к надвигающимся событиям. Странное дело, когда решалась его судьба о переводе в Звездный, о включении в отряд так называемых «испытателей», он волновался и переживал больше. А тут был спокоен, хотя и немножко рассеян. «Береги девчонок, Валюта», – сказал он тихо и вдруг как-то очень по-доброму посмотрел на меня. Я поняла: все уже предрешено и отвратить этого нельзя. Ком подступил к горлу. Казалось, не смогу сдержаться, расплачусь. Но я сдержалась. Даже улыбнулась, хотя улыбка получилась, наверное, очень грустной. Юра это уловил и быстро перевел разговор на другую тему… Был вечер, потом ночь, потом утро, а мы все говорили, говорили и не могли наговориться… Не помню, звонил будильник или мы встали без него.

Утром он еще раз осмотрел свои вещи – не забыл ли чего? – щелкнул замком своего маленького чемоданчика. В соседней комнате проснулась и заплакала Галка. Юра пошел к детям. Он осторожно и нежно перепеленал крохотное розовое существо с маленьким вздернутым носиком, и Галка опять безмятежно заснула. Я подумала: а ведь неплохо у него это получается. Научился. Когда родилась Леночка, он долго не решался взять ее на руки. Боялся уронить. Теперь осмелел… Мои мысли прервал сигнал машины, которая остановилась под окном. Пора! Сердце сжалось в комочек и вдруг забилось сильно-сильно. Стало даже больно. Скрыть волнение я уже не могла. Это было выше моих сил.

Юра поцеловал девочек. Крепко обнял меня. На столе лежала вынутая из альбома фотография «северного периода» с надписью: «Моей дорогой, моей родной Валечке от крепко любящего Юры. Пусть эта фотография в дни разлуки чаще напоминает обо мне и заменит меня. Пусть она хоть немного поможет тебе в трудную минуту».

Снова загудела машина. Я вдруг почувствовала какую-то слабость и торопливо заговорила:

– Пожалуйста, будь внимателен, не горячись. Помни о нас… – И еще что-то несвязное, что сейчас трудно вспомнить.

Юра успокаивал:

– Все будет хорошо, не волнуйся…

И тут меня словно обожгло. Не знаю, как это получилось, но я спросила о том, о чем, наверное, не должна была спрашивать:

– Кто?

– Может быть, я, а может быть, и кто-нибудь другой…

– Когда?

Он на секунду задержался с ответом. Всего на одну секунду:

– Четырнадцатого.

Уже потом я поняла, что он назвал это число только для того, чтобы я не волновалась и не ждала в канун действительной даты.

Юра шагнул к двери и остановился. На меня смотрели его чистые-чистые глаза. Смотрели очень ласково, очень тепло. В них не было ни смятения, ни сомнений. Я приподняла его фуражку и легонько провела ладонью по высокому Юриному лбу.

– Все будет хорошо, Юрок! Ведь верно? Ты мне обещаешь?

Глаза молча ответили: «Обещаю».

Прошло двадцать лет. Уже двадцать! А в нашей семье этот апрельский день каждую весну воспринимается так, как будто все это было год назад. Признаюсь, не сразу я поняла, что же сделал наш Юра, наш папа, в тот день, 12 апреля. «Впервые в мире», – писали в газетах. «Впервые в мире», – говорили по радио. И всюду называли его имя» [38].

На космодроме. день за днем

Будни космодрома

5 апреля вся команда космонавтов прибыла на полигон. Вылетали с аэродрома Чкаловская тремя самолетами Ил-14. Самолеты взлетали с пятиминутным интервалом [39].

В самолете с Н. П. Каманиным летели Ю. А. Гагарин, Г. Г. Нелюбов, П. Р. Попович, В. И. Яздовский, Е. А. Карпов, В. Н. Холодков и С. М. Алексеев. В самолете Л. И. Горегляда – Г. С. Титов, А. Г. Николаев, В. Ф. Быковский, И. А. Азбиевич, Н. Ф. Никерясов, Андрей Викторович Никитин – врач-терапевт, наблюдавший космонавтов, академик В. В. Парин и еще один Н. К. Никитин – парашютист, готовивший космонавтов. Николай Константинович Никитин летел по настоятельной просьбе Гагарина, хотя Каманин не хотел его брать на этот пуск. В третьем самолете летели врачи и кинооператоры ВВС [1]. По долго не нарушавшейся традиции на космодром основной экипаж и дублеры летели в разных самолетах.

Полет проходил при попутном ветре. Поэтому летели без посадки. В 14 часов 30 минут по московскому времени произвели посадку на аэродроме полигона. Космонавтов встречали Королев, Келдыш, Галлай и офицеры штаба полигона. Съемку встречи вели кинооператоры Суворов и Филиппов. После обустройства Н. П. Каманин сел за свои записи, а космонавты стали играть в волейбол.

Поначалу все прибывшие космонавты жили вместе. Об этом вспоминает П. Р. Попович: «Прилетев на космодром в апреле 1961 года, мы жили с Юрием Гагариным в одной комнате (только ночь накануне старта он провел с Германом Титовым). Помню, 10 апреля, когда мы уже улеглись, я полушутя, полусерьезно спросил его:

– Вот послезавтра стартуешь, вернешься уже знаменитым, не зазнаешься, не забудешь своих друзей?

Вопрос был с «подначкой», я понимал, конечно, что Юрий возмутится, но такой реакции, какая последовала, действительно ожидать было трудно. Юрий вскочил с кровати, подбежал ко мне (я невольно весь сжался, хотя побороть меня в отряде никто не мог) и яростно, горячо бросил:

– Как ты можешь такое говорить? Ведь мы с тобой шли одним путем – техникум, аэроклуб, училище летчиков… Неужели мог так подумать? Здесь даже шутка неуместна…» [40].

Работа на полигоне в последние дни перед пуском шла по планам, которые уточнялись, но главным было «загрузить» космонавтов работой, которая, с одной стороны, не приводила бы к чрезмерному физическому и эмоциональному утомлению, а с другой – не позволяла надолго оставаться наедине и предаваться праздному ожиданию. На это особое внимание Каманина обратил Сергей Павлович Королев.

* * *

6 апреля 1961 года прилетел Константин Николаевич Руднев – председатель Государственной комиссии по запуску корабля «Восток» с космонавтом. В тот же день С. П. Королев провел техническое совещание по готовности к пуску, на котором присутствовали К. Н. Руднев, М. В. Келдыш, А. И. Семенов, А. Г. Мрыкин и все главные конструкторы. Были рассмотрены вопросы готовности отдельных систем корабля «Восток-ЗА» к полету. Заслушаны доклады Г. И. Воронина, главного конструктора ОКБ-124, о системах регенерации воздуха и С. М. Алексеева, главного конструктора Завода № 918, – о скафандре, кресле пилотов, парашютных системах, неприкосновенном аварийном запасе и автоматике приземления. По результатам было дано заключение о готовности систем к полету [1].

По поручению Руднева Каманин и представитель КГБ Макаров отрабатывали инструкцию космонавту на случай посадки на иностранной территории. В тот же день Королев, Келдыш и Каманин подписали задание космонавту на полет, в котором указывались цели полета и действия космонавта при нормальном ходе полета и в особых случаях.

А вечером 6 апреля Гагарин и Титов надевали свои индивидуальные скафандры и под руководством С. М. Алексеева, Ф. А. Востокова и В. И. Сверщека проводили подгонку подвесной парашютной системы.

Затем они отрабатывали положение космонавта в кресле в момент катапультирования [39].

* * *

7 апреля 1961 года космонавты вместе с Каманиным ездили на вторую площадку космодрома, где провели тренировочные занятия по ручному спуску и действиям после приземления. В одной из лабораторий МИК на первом этаже была развернута приборная доска с глобусом. Все операции выполнялись под контролем Даревского, конструктора КБ ЛИИ, в котором разрабатывались пульт пилота и первый космический тренажер. От военных испытателей на занятии присутствовал В. Андрианов, руководил занятием В. И. Ярополов.

Среди космонавтов отношение к этим повторным проверкам и занятиям было несколько скептическим. Они много тренировались до этого и, как вспоминает П. Р. Попович, считали эти занятия «начетничеством, талмудизмом и еще кое-чем…» [19]. В чем-то понять их можно, но можно понять и руководителей, которые считали необходимым подстраховаться – «Мы сделали все, что могли, чтобы все прошло гладко».

После этого на втором этаже по специальной переговорной линии наземной станции «Заря», главным конструктором которой был Юрий Сергеевич Быков, провели тренировку космонавтов по ведению связи. Руководил тренировкой начальник лаборатории радиосистем космических аппаратов, участник Великой Отечественной войны, инженер-майор Г. Д. Ракитин. Космонавты тренировались в использовании своих позывных: Гагарин – «Кедр», Титов – «Орел».

Представляют интерес воспоминания одного из испытателей – А. П. Завалишина [41]. Они, к сожалению, не имеют точной привязки к дате. Эпизод, возможно, малозначительный, который он описывает, произошел не позднее 9 апреля. В попытках восстановить ход событий даже самые мелкие детали имеют значение и представляют несомненный интерес. Завалишин вспоминает, что за их игрой в футбол наблюдало несколько офицеров в летной форме. После игры в душевую заглянул один из них – старший лейтенант. В коротком разговоре с Завалишиным он критически отозвался об оборудовании душевой кабины, которой очень гордились испытатели. Завалишина это очень задело, и он резко ответил лейтенанту. А полчаса спустя, придя вместе с А. Давиденко в МИК на свое рабочее место около космического корабля, они увидели около него того самого лейтенанта, обвешанного датчиками и проводами. «Будешь имитировать «Ивана Ивановича»?[1]1
  Так в практике испытательных полетов называли антропометрический манекен, который размещался в кресле космонавта.


[Закрыть] – спросили мы его, – пишет Завалишин. – Нет, – ответил будущий первый космонавт (а это был именно он), – буду обживать кабину и привыкать к проводам». Далее Завалишин пишет о том, что инженеры и испытатели вместе с космонавтами занимались подгонкой датчиков и другой измерительной аппаратуры. Как он указывает, они «придирчиво оценивали и анализировали действия и поведение космонавтов при отработке действий пилота при ручном управлении кораблем». Вероятнее всего, этот эпизод относится к 7 апреля, поскольку, по другим источникам, именно 7-го космонавты и занимались отработкой этих действий.

После этого в течение двух часов космонавты занимались спортом: играли в мяч, пинг-понг, бегали [39]. Каманин стал обучать космонавтов игре в бадминтон. Особенно эта игра понравилась Гагарину и Титову. Спортивные занятия космонавтов снимали на кинопленку.

Еще утром на полигон прилетел маршал Москаленко. Но Каманин держал паузу и до обеда с ним не встречался. В 15 часов по местному времени космонавты отдыхали, Каманин уединился для ведения записей. После этого переговорил по ВЧ с Главкомом ВВС, доложил, что полет планируется на 11–12 апреля. Главком сообщил о поступлении сведений о том, что американцы планируют запуск своего астронавта на 28 апреля. Каманин заверил, что раньше нас американцы в космос не отправятся. Главком высказал желание оказаться в районе посадки. Дальнейшие события показали, что это намерение осталось неосуществленным.

Стало ясно, что на старт никто из начальства больше не прилетит. Вечером космонавты смотрели фильм «Осторожно, бабушка!». Это потом у космонавтов частью предполетного ритуала стал просмотр фильма «Белое солнце пустыни». А перед первым полетом в космос смотрели именно эту комедию – «Осторожно, бабушка!». В своих дневниках Н. П. Каманин назвал этот фильм «пустышкой». Между тем фильм стал одним из лидеров проката 1961 года.

Постановщиком фильма была Надежда Александровна Кошеверова (1902–1989). В свое время ею были сняты «Золушка» и «Укротительница тигров». Музыку к фильму написал известный композитор В. Соловьев-Седой. В фильме снимались легендарные Фаина Раневская и Сергей Филиппов, а также Ариадна Шенгелая, Людмила Маркелия, Ролан Быков, Юлиан Панич, Леонид Быков [42].

Кроме этой развлекательной комедии космонавты посмотрели документальный фильм «Восток-1», в котором использовались технические съемки, связанные с созданием и отработкой космического корабля «Восток». Во время просмотра фильмов Главком РВСН Москаленко высказал пожелание встретиться с космонавтами. Каманин, сославшись на большую загрузку, не стал назначать определенного времени. Очевидно, что такой уклончивый ответ Н. П. Каманина являлся следствием внутренних противоречий, существовавших тогда между ВВС и РВСН.

* * *

Об этой тренировке – обживании космонавтами космического корабля, в котором им предстояло отправиться в полет в космос, случившейся за несколько дней до старта, надо сказать особо. О перипетиях организации ее проведения сохранились заметки М. Л. Галлая, который был приглашен методистом в отряд космонавтов самим С. П. Королевым.

М. Л. Галлай в своих мемуарах пишет: «…И тут у нас, отвечавших за методическую сторону дела, возникла естественная мысль: не годится, чтобы космонавт сел в свой корабль – не в тренажер, пусть полностью воспроизводящий весь интерьер, а в подлинный, настоящий корабль, тот самый, в котором ему предстоит лететь в космос, – не годится, чтобы сел он в него впервые перед самым стартом. Известно, как долго и тщательно обживает летчик кабину нового для данного летчика или нового вообще самолета. Весь опыт авиации свидетельствует, что ощущение, определяемое словами «как дома», – единственное, которое обеспечивает летчику в кабине самолета нормальную работоспособность и внутреннюю уверенность в том, что все в этой кабине «на своем месте». Стало ясно, что космонавтам тоже необходимо свою кабину «обжить». Ясно?.. Неожиданно оказалось, что эта нехитрая мысль была ясна далеко не всем. Раздались голоса: «Вот новости! Кому это нужно? Заденут там еще что-нибудь, поломают…»

Правда, как раз те, кто в первую очередь отвечал за сохранность каждого тумблера в корабле и, казалось бы, должен встретить новую идею наиболее неприязненно, как раз они (как, например, ведущий конструктор «Востока») эту идею восприняли с одобрением, сразу уловили, что если уж суждено чему-то оказаться не «на своем месте», то пусть уж лучше это выяснится при пробной примерке, а не при посадке космонавта в корабль на стартовой площадке… Но, несмотря на это, споры продолжались.

И снова, как это бывало уже не раз, мгновенно все понял и решительно поддержал нас С. П. Королев.

– Будем делать примерку. На основном корабле. И в рабочих скафандрах, – объявил он.

В этом споре С. П. Королев, сам когда-то летавший и на планерах, и на самолетах, принял точку зрения опытных авиаторов, методистов, которые готовили космонавтов.

Примерка состоялась несколько дней спустя. Дело происходило поздним вечером. В ярко освещенном просторном зале монтажно-испытательного корпуса открылась маленькая боковая дверка, и из нее вышел неузнаваемо толстый в своем ярко-оранжевом скафандре Гагарин. Медленно, переступая с ноги на ногу, он дошел до эстакады, на которой стоял космический корабль, неторопливо вступил на площадку подъемника, а потом, когда подъемник доставил его к люку, поддерживаемый под руку ведущим конструктором, опустился в люк «Востока», надел привязные ремни, подключил разъемы коммуникаций.

– Ну, Юра, теперь спокойненько, делай по порядку, как на тренажере.

И Гагарин начал последовательно выполнять положенные по программе операции. Все действительно шло, как на тренажере. Только световые и звуковые имитации здесь отсутствовали. (Это точка зрения М. Л. Галлая, что расходится с точкой зрения испытателей, обеспечивавших эту тренировку в МИКе. – В. К.) Но это с лихвой компенсировалось главным – работа шла как на тренажере, но не на тренажере. Работа шла в настоящем космическом корабле.

Гагарин делал свое дело серьезно, внимательно, с полной добросовестностью, так же, как он делал все в долгие месяцы подготовки. Не допустил ни одной ошибки. А когда закончил, на предложение вылезать ответил: «Одну минутку!» – и еще раз внимательно осмотрелся, потрогал наименее удобно – далеко или очень сбоку – расположенные кнопки и тумблеры, словно еще немного пообживал свое рабочее место… Да, видно, не зря, совсем не зря была предпринята вся эта затея! Теперь в день полета Гагарин придет в кабину космического корабля как в место, ему уже знакомое.

После Гагарина ту же процедуру полностью проделал Титов. Правда, проделал немножко иначе, как бы в несколько другой по сравнению с Гагариным тональности: пытался, преодолевая оковы ограничивающего свободу движений скафандра, идти побыстрее и в люк корабля протиснулся без посторонней помощи. Делать что-либо в размеренном темпе было ему не «по темпераменту».

– Да, разные они, эти ребята, – сказал Азбиевич. (Напомним, что он, опытный летчик-испытатель, как и Галлай, был методистом первого отряда, но от ЦПК.)

Когда дошло дело до работы в корабле и обживания своего рабочего места, Титов действовал так же, как и Гагарин: внимательно, добросовестно, очень четко. Различия между ними как бы снивелировались. Индивидуальность растворилась в профессиональном» [8].

* * *

Еще до недавнего времени нигде не сообщалось о том, как и когда космический корабль для полета Юрия Гагарина был доставлен на космодром. Некоторую ясность внесли воспоминания Олега Генриховича Ивановского, опубликованные в 2005 г. Хотя полной определенности в них нет. Ивановский пишет: «…Самого корабля на космодроме еще не было, ждали его прибытия со дня на день. Сергей Павлович нервничал. (Напомню, он прилетел на полигон только 4 апреля. – В. К.) Встретив меня в проходе зала, он остановился и вполголоса, не поворачиваясь ко мне, а глядя в стену, сказал:

– Ваш заместитель, Фролов, серьезный человек? Да вообще, чем они там думают? Решили «Восток» на космодром по частям присылать? Что это такое?»

Прилет космонавтов ожидался 5 апреля. Как мы помним, Черток с Келдышем вылетели поздно вечером 4 апреля. Вместе с тем Ивановский вспоминает, что о решении высылать на космодром «Восток» частями С. П. Королеву сообщали находящиеся в Москве директор завода при ОКБ-1 Роман Анисимович Турков и Б. Е. Черток, с ними находился и заместитель Ивановского Евгений Фролов. Таким образом, отправляясь на полигон, Черток знал истинную причину доставки корабля по частям, но, по-видимому, не стал рассказывать всех деталей С. П. Королеву. Прибыв на полигон, Е. Фролов рассказал свое-му непосредственному руководителю О. Ивановскому об эпопее с последней проверкой корабля, выполнявшейся перед самой отправкой. Оказалось, что во время этого испытания, когда собирались проверить антенный тракт, в электропроводке корабля произошло короткое замыкание. Разобрали чуть ли не половину корабля, но короткое замыкание «пропало». Поэтому, чтобы не рисковать, приняли решение заменить весь тракт. Вот почему спускаемый аппарат и задержали с отправкой. Учитывая спешность, сначала отправили приборный отсек (так его называли, хотя позже, в официальных сообщениях, он назывался приборно-агрегатным отсеком). В общем-то, ничего страшного не случилось. И с приборным отсеком можно поработать. Первые сутки испытаний прошли. Как известно, тренировка с посадкой космонавтов в корабль прошла 8 апреля. Поэтому доставка корабля произошла между четвертым и седьмым апреля, в два этапа, с задержкой между доставкой отсеков в два дня.