Текст книги "В поисках Минотавра"

Митота шестая
Адреналин

– Я так понимаю, барин, что иллюминат должен быть в иллюминаторе, а ежели он не в иллюминаторе, то какой же он иллюминат? – услышал я и проснулся.

Я все еще был немного под кайфом, поэтому мне потребовалось что-то около минуты, чтобы сообразить, что я лежу в домике дракона у себя в постели. Лежу, как и полагается, раздетым. Одежда аккуратно сложена на стуле. На теле никаких следов бурного секса: ни одного засоса или царапины.

И ни одного воспоминания о том, что было после того, как я принял волшебную пилюлю. Поняв всю тщетность разобраться без помощи дракона с тем, что вчера было, мое сознание вернулось к разбудившим меня голосам. Сначала я решил, что дракон смотрит по телевизору какой-нибудь наш ответ Ларе Крофт, – а иначе, откуда бы взяться этой дурацкой фразе про иллюминатов и иллюминатор, – но в процессе возвращения в бодрствующее состояние, до меня дошло, что голоса настоящие, и их источник, а вернее источники находятся на кухне. Один из них принадлежал дракону, а другой… Это мне еще предстояло выяснить. Беседовали они, разумеется, ни о каких не об иллюминатах, – видно услышанная во сне идиотская фраза оказалась порождением моего подсознания.

Одевшись, я направился сначала в туалет, а потом к ним, решив, что если бы дракон желал разговаривать конфиденциально, он пригласил бы гостя к себе.

Гостем оказался бесцветный мужик неопределенного возраста в поношенном костюме и засаленном галстуке из тех, что были модными году так в семидесятом. Похоже, эта реликвия передается у них в роду по наследству.

Гость вдохновенно что-то вещал, а дракон слушал с тем вниманием, с каким, наверно, апостолы слушали Христа в воображении авторов Евангелий.

Увидев меня, дракон приветливо оскалил пасть.

– А, проснулся? Присоединяйся к нам, – сказала он мне, и, обращаясь к гостю, добавил: – Геннадий Петрович, позвольте вам представить моего ассистента и правую руку.

«Стремясь стать чьей-то правой рукой, следует помнить, что кроме всего прочего ей же вытирают задницу, держат член, когда ссут, и чаще всего онанируют», – промелькнуло у меня в голове. В слух я сказал:

– Константин. Приятно с вами познакомиться.

– Рад такой чести, – ответил гость, вставая и протягивая руку. При этом он чуть не перевернул свой чай – дракон потчевал его чаем с печеньем.

– Геннадий Петрович диссидент старой закалки, – сообщил дракон, когда мы обменялись с Геннадием Петровичем рукопожатием. – У него свой метод борьбы с властью.

– Я считаю, что власть ругать бесполезно, – вдохновенно сообщил Геннадий Петрович, при этом его глаза воспылали «огнем паранойи».

– Вот как? – опрометчиво спросил я.

– Именно так! – сел он на любимого своего конька. – Власти привыкли к ругани, они к ней готовы. В их руках есть все, чтобы противостоять ругне: милиция, СМИ, административный ресурс, спецслужбы, пиарщики и политтехнологи, и так далее. К тому же, ругая власть, мы льем воду на ее колесо, так как, борясь с руганью, она оттачивает свое мастерство. От ругани она становится сильней, изворотливей, находчивей.

А посему власть надо хвалить, – продолжил он, громко глотнув чаю. – Хвалить до тошноты, до отвращения, до стойкого желания проблеваться. Надо рукоплескать в ответ на каждый ее шаг, петь дифирамбы, кричать осанна! Нужно восторженно воплощать в жизнь в первую очередь наиболее абсурдные решения власти, а то здравое, что она пытается воплотить, необходимо либо саботировать, либо доводить до крайней формы идиотизма и воплощать уже в этом виде.

– А, по-моему, в СССР, да и сейчас все только этим и занимаются, – заметил я.

– Ну и где этот ваш СССР? – всплеснув руками и чуть не перевернув чашку, воскликнул он!

«Помилуйте, Геннадий Петрович! Этак вы к Эсесеру и наши чашки отправите», – чуть не ляпнул я, но в разговор вовремя вмешался дракон. Не желая выслушивать речь Геннадия Петровича по второму кругу, он сообщил:

– Сегодня Геннадий Петрович сражается с властью на просторах Интернета.

– Ну, это громко сказано, – засмущался тот.

– Он создал прекрасный сайт: «Клевета и обман. Средство массовой дезинформации». Так кажется?

– Совершенно верно.

– Так вот, – быстро продолжил дракон, чтобы Геннадий Петрович, не дай бог, не решил сам рассказать о своем детище, – на этом сайте только дифирамбы и цитаты, цитаты и дифирамбы, да такие, что тошнить начинает уже с первой строчки.

– Ну так… – попытался что-то сказать Геннадий Петрович, но дракон его оборвал.

– Ну да вы, как я понимаю, человек занятой, прибыли ко мне по делу, а я так и не удосужился, так сказать… – выдал он несколько извиняющимся тоном.

– Я, собственно, к вам вот по какому поводу: Из достоверных источников мне стало известно, что это именно жиды сначала помогли Гитлеру прийти к власти, затем его руками сотворили тот самый холокост, чтобы потом стричь со всего мира купоны. И вот теперь они спонсируют наших, русских скинхедов, чтобы сначала подбить их на погром, а потом раздуть из этого скандалище и добиться еще более привилегированного для себя положения. И, как истинный патриот, так сказать, я хочу сделать это достоянием всеобщей гласности, вот только боюсь, что чинимые жидами препоны окажутся непреодолимыми и…

– То есть вы ищете защиты и покровительства?

– Именно, – оживился Геннадий Петрович, – защиты и покровительства. И как только мне стало известно о вашем прибытии…

– А откуда, позвольте спросить, вам стало известно о моем прибытии? – строго спросил дракон.

– Надеюсь, вы позволите мне сохранить это в секрете…

– Ну это пожалуйста. Но вы точно уверены в том, что полученные вами сведения о коварных замыслах жидов на сто процентов достоверны?

– Могу поклясться на чем угодно.

– Ну этого нам не надо – достаточно вашего слова. Ладно, я сделаю все, что в моих силах, а теперь…

– Благодарю вас и не смею больше отвлекать.

– До свиданья.

– Похоже, ты не очень-то любишь комиков? – спросил дракон, когда за посетителем закрылась дверь.

– Таких нет, – ответил я.

– Ладно, – сказал дракон, – перейдем к повестке дня. Сегодня я буду занят своими делами, так что считай, что у тебя выходной.

Решив, что разговор на этом закончен, он направился к себе, но я его остановил.

– Подожди!

– Ну что еще у тебя? – недовольно спросил он.

– Я о вчерашнем… После той пилюли я ничего не помню.

– Хочешь узнать, что вчера было?

– Ну да.

– Ничего интересного. Ева дала тебе слишком большую дозу. Так что ты вырубился и все.

Что-то в голосе или в лице дракона заставило меня усомниться в его словах.

– Это точно? – спросил я.

– Точно-точно, – ответил он и, не дожидаясь моей следующей реплики, нырнул в свою комнату.

Его «точно-точно» только усилило мои подозрения, но ни подтвердить, ни развеять их я не мог.

Оставшись один, я поймал себя на том, что не знаю, чем заняться. За дни инспекции я настолько привык везде следовать за драконом и делать то, что он говорит, что вновь обретенная свобода… Наверно, похожее, но только многократно более сильное чувство испытали люди, когда в пятьдесят каком-то году откинулся их усатый нянь.

Несколько лет назад я уже побывал в таком положении. Моя подруга, с которой я проводил все свободное время, окончив учебу в Ростове, вернулась куда-то там домой. В первое время после ее отъезда я, выходя погулять, ловил себя на том, что ноги по привычке несут меня к дому, где она снимала квартиру. А ведь мы даже не любили друг друга, а так, проводили время в совместных удовольствиях. С ней было хорошо, несмотря на ее сумасшедшие выходки. Так, например, когда я по ее мнению во время секса двигался недостаточно интенсивно, она начинала истошно орать: «Мув! Мув! Мув!» – подражая голивудским сержантам и тыкать в мои ягодицы зубочисткой. Она постоянно цитировала всякую хрень, и когда я поцеловал ее в первый раз, выдала сразу же после поцелуя:

– Мокро.

Минет она называла игрой в птичку, и прежде, чем взять его в рот, внимательно, – ей не хватало только лупы или двойного лорнета, – осматривала его «с ног до головы», а потом говорила «птичьим» голосом:

– Какой миленький червячок! Сейчас я тебя съем, мой малыш.

А еще она любила играть в ковбоев. Во время этой игры она надевала сапоги на тонких шпиляках, усаживалась на меня сверху и, пришпоривая каблуками, заставляла изображать необъезженного мустанга.

Я в отместку смешил ее накануне оргазма, забавляясь тем, как она пытается совмещать смех и стоны, или кричал всякие глупости ей в письку, а потом прикладывал к ней ухо в надежде услышать эхо…

Из зависания меня вывела мысль о доме, где я не появлялся уже несколько суток. Там пора было делать уборку, да и вообще дом – это все-таки дом. Только попасть домой мне не было суждено. Примерно на полдороги от дома меня окликнул мужчина лет тридцати совершенно незапоминающейся наружности.

– Извините, молодой человек, вы не подскажете…

И уже в следующее мгновение внутри меня что-то хрустнуло, в глазах вспыхнул и погас яркий свет.

Очнулся я привязанный скотчем к стулу в довольно-таки просторной комнате без окон. Из декораций только бетонный пол, отштукатуренные стены и бетонный потолок. Дверь была у меня за спиной и, следовательно, вне моего поля зрения. Передо мной стоял письменный стол, на краю которого с моей стороны стола сидела дамочка лет тридцати. Рост средний, изящная, лицо красивое, волосы короткие. Одета в серую блузку какого-то казенного фасона и такую же казенную юбку почти до колен. На ногах красивые модные туфли на десятисантиметровых шпильках. Несмотря на дурацкую одежду, ее вполне можно было бы назвать привлекательной, если бы не выражение ее больших, темных глаз, от которого меня пробрало холодом до костей. Казалось, ее глазами смотрела сама смерть. Рядом с дамочкой стоял электрический чайник с кипятком, – из носика шел пар. Освещала эту картину свисающая на проводе с потолка лампочка ват так 150.

– Ну? – спросила дамочка, окинув меня убийственным взглядом.

Похоже, она от меня чего-то ждала. Скорее всего, подробного рассказа о делах дракона. Вот только, как говорится в фильмах, каждое сказанное мной слово могло быть использовано против меня, поэтому я выдал следующее:

– Послушайте, – плохо пытаясь скрыть свой страх, промямлил я, а мне было страшно до усерачки, – я понимаю, что вы люди серьезные, и что я все равно скажу все, что вам нужно, поэтому я готов рассказать все и так, только скажите, что я должен рассказывать.

– То есть ты готов рассказать мне все?

– Совершенно верно.

– Вот только все, что ты можешь мне рассказать, я и так уже знаю.

– Тогда что вы от меня хотите?

– Чего я хочу, Тварь! – рявкнула она, ткнув меня ногой в грудь так, что я упал вместе со стулом. – Я хочу, – продолжила она, поставив ногу на мое лицо так, что ее острый каблук упирался мне в кадык, – чтобы ты понял, мразь, что я могу сделать с тобой все, что захочу, и только от того, насколько хорошо ты будешь мне повиноваться, будет зависеть твоя судьба.

– Я понимаю, – пробормотал я в подошву ее туфли.

– Это очень хорошо, что ты понимаешь, – сказала она, возвращаясь к столу, – а раз так, я хочу, чтобы для начала ты поцеловал мои туфли. Или ты предпочитаешь, чтобы я ошпарила кипятком твои яйца?

– Не надо кипятка, – взмолился я, чувствуя, что она не шутит, – я согласен целовать ваши туфли.

– Согласен? Да ты, сука, должен умолять меня об этом одолжении!

– Пожалуйста, умоляю, позвольте поцеловать ваши туфли.

– Ладно уж, целуй.

– Но я не дотягиваюсь.

– А ты дотянись.

– Как?

– А ты ползи, извивайся со стулом.

И я начал извиваться. Сначала у меня ничего не получалось, но постепенно я приловчился и вскоре смог подползти на нужное расстояние к ее туфлям и принялся их облизывать. Она поочередно подставляла мне верх, подошвы, каблуки…

Целуя ее туфли, я поймал себя на том, что мне это нравится, что меня это жутко возбуждает, и что, несмотря на страх и унижение, а может и благодаря им, я испытываю офигенный кайф. Я готов был бесконечно долго целовать ее туфли, но она решила, что для первого раза достаточно и убрала ноги от моего лица.

– О, да ты просто в восторге от этого! – насмешливо сказала она, заметив мою эрекцию. – Скажи, тебе ведь понравилось? Только не смей мне врать!

– Это было чудесно, – признался я.

– Вот видишь, я действительно сделала тебе одолжение, позволив слизать пыль с моих подошв.

– Вы правы, – согласился я.

– И ты не хочешь меня поблагодарить?

– Спасибо, – пробормотал я, окончательно чувствуя себя идиотом.

– То-то же, – она усмехнулась. – Ладно, теперь застолбим территорию, и можешь быть свободным.

Сказав это, она, ударом ноги перевернула стул так, что я вновь оказался на спине, затем сняла трусики и, присев над моим лицом, начала ссать. Это тоже мне понравилось, и когда горячая струя заливала мне лицо, по моему телу прокатилась волна блаженства. Я кончил, испытав сильнейшее удовольствие и не менее сильную фрустрацию.

Поссав, она вытерлась своими трусами и небрежно бросила их мне в лицо, но промахнулась. Затем она вытерла об меня туфли, на которые попали брызги мочи.

– О, да ты приплыл, – констатировала она, заметив мокрое пятно на моих штанах. – Теперь ты принадлежишь мне.

Это было правдой. Я действительно принадлежал ей и ничего не мог с этим поделать. Прикажи она мне сунуть руку в кипяток, я бы выполнил это, не задумываясь. Таков был результат ее действий и слов.

Достав из ящика стола нож, она разрезала скотч.

– Пойдем, я покажу твою комнату, – приказал она.

Мы вышли из «пыточной», прошли по коридору и остановились перед одной из множества одинаковых дверей без каких-либо номеров или табличек.

– Входи, – сказала она, открыв дверь, та была не заперта, – располагайся. Можешь пользоваться всем, что найдешь.

Комната оказалась размером чуть больше купе в вагоне поезда. Кроме узкой кровати там были стул с аккуратно сложенной одеждой и тумбочка. И все, если не считать раздвижную дверь, которую я принял за дверь встроенного шкафа. Открыв ее, я обнаружил ванную комнату с ванной и унитазом. В углу стояла картонная коробка, на которой большими буквами было написано: Для грязной одежды и обуви.

Раздевшись, я бросил туда все свое тряпье и забрался в ванну. Набирать ее я не стал, а просто лег в нее и пустил на себя воду из душа.

Я никогда не был ханжой или пуританином и считал единственным сексуальным извращением возведенное в принцип целомудрие. Во время сексуальных игр я могу и туфли женщине поцеловать; а если она мне будет нравиться очень сильно, позволю, если ей этого захочется, умыть меня своей мочой; соглашусь я и в садо-мазо сыграть, и еще на разные штучки. Вот только ключевым моментом во всех этих случаях будет любовная игра.

То, что проделала со мной эта женщина, не было игрой. Она смешала меня с говном, и мне это понравилось. Я тащился оттого, что она превращала меня в ничтожество, причем именно тащился, а не вынужденно подчинялся обстоятельствам, чтобы избежать пыток, увечий и смерти. Страх тоже играл свою роль, но только в самом начале. Позднее ее измывательства действительно были для меня одолжением.

А ведь ее поведение было не только простым измывательством или ритуалом превращения меня в вещь или раба. Благодаря этому спектаклю она показала мне мою сущность с такой стороны, о которой я не мог бы даже подумать. Она продемонстрировала мне меня самого и в этом отношении она действительно сделала мне огромнейшее одолжение. И теперь мне все это следовало каким-то образом проглотить, свыкнуться, принять как часть своей природы. Вот только как это было сделать? Этот вопрос так и остался без ответа. Помедитировав вдоволь в ванне, я вымылся под душем, вытерся заранее кем-то приготовленным полотенцем и перешел в комнату.

Там меня ждали трусы, футболка, джинсы, носки и кроссовки. Все было новым.

– Ну что ж, уже неплохо, – решил я.

Я надел трусы и футболку и лег в кровать. Дверь была открыта, но мысль о том, чтобы уйти без ее разрешения, не могла прийти мне в голову.

– Это все хуйня, – сказал я себе, подытоживая свои мысли. – По сравнению со строительством узкоколейки это сущий пустяк.

После этого я завалился спать.

Митота седьмая
Кошмар продолжается

– Слышишь колокол? – спросил меня дракон.

До этого вопроса я ничего такого не слышал, но, задав его, дракон заставил меня прислушаться, и я услышал едва уловимый колокольный звон.

– На самом деле колокол – это камертон, указывающий, какой звук должна издавать голова истинного христианина в случае удара по ней, – продолжил он, убедившись, что я услышал.

Он хотел еще что-то добавить, но колокольный звон стал непереносимо громким, и я проснулся… от надрывных воплей телефона. Пока я соображал, откуда в моей камере-келье телефон, до меня дошло, что лежу я в своей постели, у себя дома, раздетый; что моя одежда лежит более или менее аккуратно сложенная на стуле, что…

«Неужели это был сон?» – до конца не веря в такое счастье, подумал я. Чтобы окончательно развеять сомнения я бросился к зеркалу. Мое тело было чистым. Никаких следов побоев, никаких царапин на нем не было.

– Слава богу! – сказал я и вздохнул с облегчением.

И только после этого я вспомнил про продолжающий надрываться телефон.

– У тебя что, еврейская суббота? – услышал я в трубке недовольный голос дракона.

– В смысле? – не понял я.

– Они по субботам трубку не берут. Не знал, что ли?

– Да я как-то этим не интересовался.

– А зря. У них масса забавных заморочек. У них даже суббота начинается в пятницу.

– Буду знать.

– Я тебя, кажется, отпускал только на вчера.

– Извини, сейчас буду.

Я уже собрался класть трубку, когда дракон сообщил:

– А я сегодня наблюдал, как дрались дед с бабкой. Какая лексика… Какая лексика! – он причмокнул губами. – Ладно, собирайся и приходи. Нас ждут великие дела.

Положив трубку, я быстренько сварил кофе, затем, пока он остывал, принял душ и кое-как побрился. Еды в доме не было, и кофе пришлось пить натощак. Проглотив его в три глотка, я оделся и вышел из дома. А дальше было почти как в песне: «Увидел на миг ослепительный свет». Яркий солнечный свет ударил меня по глазам, и одновременно с обычной я увидел некую альтернативную реальность или так называемый тонкий мир.

Свет был значительно более ярким, чем обычно, и имел… более сочный что ли цвет. Он падал на землю как бы пучками, между которыми было чуть более темное пространство. Все пучки света шли параллельно друг другу. Все вокруг было «оплетено» похожими на корни деревьев прозрачными образованиями, внутри которых медленно, словно свежий мед, тек ярко-золотой свет. Повсюду словно деревья или даже водоросли вверх тянулись длинные, слегка покачивающиеся штуковины, состоящие из разноцветного марева, похожего на «снег» на экране телевизора при плохом приеме сигнала. Среди корней и водорослей плавали состоящие из такого же марева шарообразные или продолговатые существа размером чуть больше футбольного мяча. Проплывая мимо, они с любопытством окидывали меня взглядом и продолжали свой путь.

Это было похоже на прогулку по дну энергетического океана, населенного водорослями и рыбами. Люди свободно проходили сквозь этот мир, привычно не замечая ничего из того, что не вписывалось в их картину мира. Обитатели нашего мира, кстати, тоже выглядели иначе. Людей, животных, растения, птиц окружала светящаяся оболочка белесого цвета. А вокруг человеческих голов в ней были яркие синие, зеленые, красные вкрапления размером с кулак.

Пораженный этим великолепием, я выглядел наверно совершеннейшим идиотом или обдолбанным наркоманом, но тогда мне было не до этого.

Примерно на полпути к дому-музею дракона я увидел еще одних обитателей параллельного мира. Они вышли прямо из стены дома. Их было пять или шесть. Сотканные из того же марева, они напоминали своей формой людей, только были вытянутыми по вертикали. Видя, что я на них пялюсь, они обдали меня волной неприязни, в результате я ощутил, как по моей спине побежали мурашки и почувствовал тревогу и беспокойство.

– Сами туда идите, – сказал я им и пошел дальше своей дорогой.

Наконец, мне удалось без происшествий добраться до своего рабочего места.

– Ну и рожа у тебя, Борзяк! – выдал голосом Глеба Жиглова дракон, едва я переступил порог. – Ты как будто победу коммунизма встретил.

– Не бери в голову. Это все от аламута, – успокоил он меня, когда я подробно описал свое видение. Рассказывать сон я не стал, так как мне было неловко говорить о своем поведении, пусть даже во сне.

– От него всегда такие глюки? – спросил я, решив, все списать на наркотик.

– Аламут не вызывает глюки. Он открывает глаза.

– Так что, это был не глюк?! – не веря своим ушам, спросил я. – И что, все эти твари живут здесь, среди нас?!

– Ну да, и что?

– Да я после этого не смогу заснуть, зная, что какие-то твари свободно шляются по моей квартире.

– Да ты не бойся, они не шумные. Громко не топотят, музыку на всю не включают, а что до твоих страхов, так они здесь живут намного дольше, чем вы, и ничего, пока что вы уживаетесь.

От этого утешения спокойней не стало.

– И постарайся об этом поменьше трепаться. Они не любят, когда о них болтают.

– И что?

– Ничего. Просто не болтай, и все будет нормально. Ясно?

– Ясно, – ответил я, хоть ясно мне не было.

– Да, и раз уж мы заговорили об этом, – продолжил дракон, – признаюсь: то, что ты принял, было не совсем аламутом, а аламутом улучшенным. Периодически он будет тебя включать, причем каждый раз по-разному. Так что будь готов ко всему и ни к чему конкретно. В любом случае с тобой произойдет именно то, чего ты не будешь ожидать.

– То есть, если я буду ждать, что мне упадет кирпич на голову, он никогда на нее не свалится?

– Не болтай глупости, – тоном строгой училки оборвал меня дракон и отпустил несильный подзатыльник, кося под дзэнского наставника.

– Но нахрена было поить меня этой гадостью?

– Ее в тебя силой никто не пихал.

– За малым.

– Ладно, скажу, раз ты все равно не отстанешь, хотя лучше было бы тебе понять это самому. Аламут разрушает границы реальности или тот барьер, который отделяет тебя от понимания своих истинных потребностей.

– Хочешь сказать, что без этой дряни я бы не догадался, что мне нужно?

– Ну если ты такой противник кайфа, мог бы сразу об этом сказать.

– Я ничего не имею против кайфа без последствий в виде ломки или смерти от передозировки. Но я люблю контролированный кайф, а не такой, который может накрыть тебя непонятно где.

– В любом случае теперь уже поздно дискутировать. Пошли лучше куда-нибудь поедим. Я жрать хочу, как не знаю кто.

– Я тоже, – признался я.

На этот раз дракон выбрал для завтрака открытое кафе, раскинувшееся в тени высоченных деревьев на берегу живописного озера. По озеру плавали лодки, в которых кавалеры катали своих дам. Одеты все были, как во времена Мопассана.

– Какой здесь век? – спросил я дракона.

– По вашему календарю?

– Ну да. Я в других не ориентируюсь.

– По вашему календарю будет 2009 год. А ты что думал? – спросил он, видя мое удивление. – Мы ведь не на машине времени носимся.

– Но тут все так одеты.

– А они как эти ваши, толкиенутые. Только те напяливают на себя железные кофты и мутузят потом друг друга игрушечными мечами, тогда как эти упражняются в изящных манерах девятнадцатого века, мня себя как минимум графьями и их графинами.

– Графинями, – механически поправил его я.

– Ну да. Графиня для графа это, прежде всего, графин, – выдал он, и по его улыбочке я догадался, что это была скабрезная шутка.

Вино, а мы пили замечательное вино, придало мне смелости, и я решился задать вопрос, который во время наркотического откровения по дороге на работу возник у меня в голове и с тех пор не хотел ее покидать.

– А что мы все-таки инспектируем? – спросил я.

– А ты как думаешь?

– Если честно, то даже не представляю.

– Да ну! – он хитро улыбнулся.

– Нет, правда. Я прекрасно понимаю, что слово «инспекция» заставляет наших чиновников вставать на цирла и подобострастно заглядывать в глаза, виляя при этом верноподданнически хвостом. Вот только все это… не то.

– А что еще ты понимаешь? – шутливым тоном, за которым скрывался серьезный интерес, спросил дракон.

– А еще я понимаю, что все то, что ты рассказал мне в начале инспекции про сумасшествие нашей планеты, независимо от того, правда это или нет, ничего для нас ровным счетом не значит. А раз так… – я развел руками.

– Очень хорошо. Продолжай.

– Мы с тобой то и дело едим, пьем, развлекаемся с женщинами, словно вырвавшиеся в Турцию туристы.

– Только давай без этих сравнений, – обиделся он. – По сравнению с вашими туристами…

– Извини, – перебил его я, – я сейчас слишком пьян, чтобы фильтровать каждое слово. Так вот, ты же не вырвавшийся на свободу клерк, а раз так, то все это должно иметь второй, непонятный мне смысл, который…

– А ты, значит, жратвой и бабами уже насытился, и теперь тебе смысл подавай, да не просто смысл, а какой-нибудь настоящий, с большой буквы. Смотри, чтобы от добродетели несварения не получилось.

– Да нет, но я же вижу… я чувствую, что у тебя туз в рукаве.

– А тут ты прав, – посерьезнел дракон. – И раз ты об этом догадался, я тебе расскажу.

Не знаю, откуда взялась эта традиция, но раз в сто лет, мы приходим в ваш мир, чтобы дать шанс одному из вас взойти по лестнице экстаза. Это очень сложная, многоуровневая конструкция, на которой легко потерять ориентиры. Еда, наркотики, алкоголь, секс, любовь, мистический экстаз, экстаз власти, экстаз унижения, экстаз творения, отречения, преодоление себя, религиозный, дзенское просветление… Все это разные виды экстаза, разные маршруты, разные пути в этом поистине бескрайнем лабиринте, пройти который можно, только ориентируясь на внутренний свет. Вот мы и пытаемся найти твой источник внутреннего света, а потом заставить его гореть достаточно сильно, чтобы осветить твой путь хотя бы на шаг вперед. Этого вполне достаточно…

– Погоди, – перебил его я. – Не хочешь же ты сказать, что то, чем мы занимаемся…

– А почему нет?

– Но разве к этому приходят не через молитву, йогу, медитацию и аскезу?

– Для кого-то и это может служить источником экстаза… Вообще у вас какое-то странное отношение к счастью. Везде только и слышишь: поступай так-то и так-то, думай о том-то и о том-то, делай только так и не иначе, и будь от этого счастлив. Как будто можно быть счастливым по принуждению или следуя чьей-то прихоти. Общим у людей может быть только горе, тогда как счастье… оно у каждого свое. И чтобы его открыть, нужно заглянуть глубоко в свою душу с тем, чтобы понять, что же в действительности тебе надо, что есть твой экстаз или твой путь с сердцем, если этот термин тебя больше устраивает. А для этого нужно обеспечить себе тылы, которые создаются удовлетворением сначала таких вот житейских потребностей. Ведь если ты, скажем, будешь думать только о бабах, то куда бы ты ни пошел, ты будешь с ума сходить от сексуальных видений, и если не начнешь дрочить, свихнешься, как те святые, которых дьявол якобы искушал суккубами.

– Делай, что хочешь – таков закон? А если я сопьюсь или сторчусь с такой философией?

– А также вляпаешься в какую-нибудь веру или атеизм? Значит, либо именно это тебе и нужно, либо ты так и не сумел заглянуть в свою душу. В любом случае ты хотя бы сделал попытку быть счастливым. К тому же я здесь для того, чтобы тебя немного подстраховать.

– То есть, мы с тобой как мастер и ученик дзен?

– Не пори чушь! Популяризаторы давно уже так опошлили дзен, что он стал еще одним направлением эзотерического туризма, этакой пелевинщиной.

– А мне нравится Пелевин. Не все, но…

– Но только как хорошая развлекалочка на мистические темы.

– Ну да.

– Тут я с тобой не спорю, вот только…

Дракону не дали договорить. К кафе подъехала совершенно неуместная здесь черная машина с тонированными стеклами, из которой вышли двое крепких парней.

– Пойдем, она ждет, – сказал мне один из них.

Я как на последнюю соломинку посмотрел на дракона, но он только развел руками.

– Ты сам согласился пройти лабиринт, – сказал он.

– Так это был не сон? – умоляюще спросил я.

– Ты сам должен решать, что явь, а что видение, – ответил дракон.

Наверно, если бы я не сел в эту чертову машину, парни повели бы меня силой, хотя кто его знает, как в этом случае повернулись бы события. Проверить я не рискнул. Меня втиснули на заднее сиденье между парнями. Услышав винный запах из моего рта, один из них молча протянул мне жвачку.

– Спасибо, – сказал я, но он никак на это не отреагировал.

Ехали мы недолго: минут десять-пятнадцать.

На этот раз она приняла меня во дворе милого двухэтажного сельского домика для богатых дачников. Она сидела за столом и задумчиво перебирала какие-то бумаги. Конвоиры подвели меня к столу, затем, как на параде, развернулись и пошли прочь. Она подняла глаза от бумаг, посмотрела на меня, и я вновь оказался в роли кролика перед удавом.

– Садись, – пригласила она, кивнув головой на траву у своих ног.

Я сел. Тогда она закинула ногу за ногу и немного качнула ножкой (той, что была закинута за другую) в белой туфельке в мою сторону. Поняв, что от меня требуется, я склонился к ноге и поцеловал туфлю. При этом мое «я» совершенно не хотело участвовать в этой клоунаде, только телом управляло не оно.

– Пришло время тебе показать, на что ты способен, – сообщила она.

– Приказывайте. Я сделаю все, – прошептали мои губы помимо моей воли.

– Держи, – она бросила мне фотографию, которую я поймал на лету.

На ней была изображена миловидная женщина чуть старше сорока лет. Ее потухшие глаза выражали грусть и вековую усталость.

– Хотите, чтобы я ее убил, – заикаясь от ужаса, спросил я, причем меня не столько пугала сама необходимость кого-то убить, до этого момента я никого не убивал и совершенно не представлял себе, каково это, сколько страх перед последующим наказанием.

– Ну зачем так сразу, убить, – она улыбнулась улыбкой хищницы. – Ты должен будешь ее трахнуть.

– Соблазнить?

– Да нет же, войти в ее квартиру, дождаться и трахнуть, когда она войдет.

– Но… я не знаю…

– Кирилл уже позаботился обо всем. Тебе остается только выполнить приказ. Или ты хочешь отказаться?

Мое «я» хотело отказаться, но тот, кто управлял моим телом, поспешно ответил.

– Я выполню все, госпожа.

– Тогда действуй, – приказала она и вновь чуть качнула ногой в мою сторону, давая понять, что аудиенция закончена.

Поцеловав на прощанье ее туфельку, я встал и пошел к поджидающим меня возле машины парням.

На этот раз на заднем сиденье сидел только один из них. Пока мы ехали, никто из нас не проронил ни слова. Когда машина остановилась возле одного из подъездов новостройки, сидящий рядом со мной мужчина, (как я решил, Кирилл), дал мне ключи и сказал: