Текст книги "Мастера Книги"

Новая глава

Когда стало достаточно тепло, мы с Алиной начали кататься на велосипедах, благо, сразу за Аксаем начинаются живописные поля, луга, озера, рощи… И если не обращать внимания на повсеместные кучи строительного мусора, можно от всей души наслаждаться видами. Мы то и дело вспугивали фазанов или куропаток, встречались с зайцами, а один раз видели лисицу.

К тому времени, как мы сели на велосипеды, Алина вырвалась из рук эскулапов. Шрам стал настолько незаметным, что, не зная о нем, вообще нельзя было догадаться о его существовании. От хромоты, как и от других последствий аварии тоже не осталось и следа.

Несмотря на то, что она пришла в порядок, Алину не спешили отзывать из отпуска, чему я был только рад. Наконец-то мне не надо было ее никуда отпускать!

В общем, я обрел тихую, спокойную жизнь. У меня было любимое занятие, была любимая женщина, был свой дом с закрывающим прочую часть Родины высоким забором, и была защищенность от всех постсоветских радостей, будь то пьяный гопник, мент или проверяющий из горгаза. Короче говоря, у меня было все, о чем я когда-либо мечтал.

Я одновременно был и не был счастлив. Меня не покидало ощущение того, что этот рай – передышка перед новой битвой, из которой я смогу выйти лишь со щитом или на щите. Я чувствовал себя геймером, который прошел очередной уровень игры и теперь готовится перейти на следующий. С каждым днем я все отчетливей чувствовал приближение перемен, и это ожидание сводило меня с ума.

Новая глава

Переходом на новый уровень игры стал сон.

Мы с Алиной ехали куда-то на машине. Ползли с черепашьей скоростью по слишком оживленной улице. Толпы народа, лотки, редкие автомобили…. За рулем был я.

Вдруг земля задрожала, а уши заложило от страшного грохота, как будто рядом взлетал мощный самолет. Люди бросились разбегаться, кто куда. Началась паника. Мне пришлось остановиться, так как продолжать движение было невозможно. Стало темно. Совсем низко над нами с огромной скоростью проносилась гигантская черная туча, состоявшая, казалось, из самой тьмы. Она была настолько низкой, что закрывала верхние этажи зданий. Туча была живой, чувствующей, видящей и мыслящей. Она посмотрела на нас, и мы вместе с машиной начали подниматься вверх.

– Прыгай! – кричал я Алине, но она не обращала на меня внимания.

Когда больше медлить было нельзя, я выпрыгнул из машины, предпочтя переломы знакомству с тучей. Машина взмыла вверх и скрылась во мраке небес, меня у самой земли вновь подхватила эта сила.

– Руку давай! – услышал я голос деда.

Он держался за фонарный столб, обхватив его руками и ногами, а точнее, ногами и одной рукой. Другую руку он протягивала мне. Я схватил его за руку, и он притянул меня к столбу. Мы держались изо всех сил. Грохот усилился. Голова разламывалась на части. Из носа и ушей у меня текла кровь, но ужас заставлял еще сильнее вгрызаться в столб, придавая мне новые силы.

И тут туча разверзлась, в небе стало светло, и над нами пронеслось нечто огромное, заслонившее на мгновение все небо.

– Нам надо поговорить, – сказал тогда дед. – Я приду. Жди.

Он пришел через две недели. Разумеется, тоже во сне.

В детстве я такими представлял себе острова из книг про пиратов: море или океан, песчаный берег, позади лес. Мы сидели с дедом на берегу у костра, на котором он готовил рыбу, а рыба у деда всегда получалась волшебной. Он умудрялся разделывать ее так, что она с виду казалась целой, но в ней не оставалось ни одной косточки. А вкус!.. Причем кроме соли, душистого перца и лимона дед не добавлял в рыбу больше ничего.

– Чтобы мясо или рыба получились действительно вкусными, – частенько повторял он, – надо взять хороший, свежий продукт и просто ему не мешать.

Усвоив этот урок, я научился неплохо готовить шашлыки, но по сравнению с дедом был бездарностью.

Дед творил рыбу, а когда он творил, будь то рыба или возрождение из мертвых какого-нибудь раритета, лучше было не путаться у него под ногами. Поэтому я чуть поодаль сидел на песчаном берегу и наслаждался легким теплым ветерком, наблюдал за закатом, смотрел на волны… Эта картина была настолько умиротворяющей, что еще немного, и я бы превратился в Будду. Но рыба оказалась готовой раньше, чем я познал суть вещей, и дед пригласил меня к столу.

– Налетай, – как обычно сказал он.

– Видишь это море? – спросил дед, когда я вернулся из мира воспоминаний в мир грез.

Он всегда, когда хотел о чем-то поговорить, сначала спрашивал, вижу ли я будущий предмет разговора, помню ли его. Спрашивал, а потом замолкал на несколько минут, словно давая мне время ознакомиться с предметом предстоящего разговора. И чем более знакомым был этот предмет, чем избитей тема, тем дольше выдерживал паузу дед. Помню, в детстве меня это бесило настолько, что зачастую я срывался на крик. Я чуть ли не со слезами на глазах начинал доказывать, что не надо делать из меня идиота, что я уже тысячу раз видел «эту книгу» или «давно уже знаю, что…», а если он не в состоянии это запомнить или понять, то пусть отправляется в клинику для идиотов.

После каждого моего взрыва дед сначала долго и с удовольствием смеялся, все это время я чувствовал себя последним придурком, затем каждый раз произносил одну и ту же фразу:

– Именно то, что мы, казалось бы, знаем лучше всего, на деле оказывается наиболее неизвестным.

И он был прав.

– Это море, – продолжил он после паузы, – как ни что другое наглядно иллюстрирует наш психический аппарат. То, что мы называем сознанием и ассоциируем со своим «я» на деле является пеной на гребнях волн. Сами волны – это наше индивидуальное бессознательное, а основная масса воды – бессознательное коллективное. Последнее – это сеть, объединяющая нас в единое целое, в человека как такового или в Адама. Помнишь, ты об этом писал:

Человек… Обычно, произнося это слово, мы представляем себе некое существо с одной головой, двумя руками и ногами (не будем сейчас говорить об увечьях или уродствах), и далее по списку, обладающее сознанием и, предположительно, душой.

При этом мы почти не задумываемся о том, что этот очевидный для нас взгляд на человека является исключительно результатом того, что наше сознание угодило в одну из наиболее коварных ловушек во вселенной: в ловушку времени. И если в пространстве наше восприятие способно относительно свободно перемещаться в пределах доступных ему трех измерений, то время мы воспринимаем, перемещаясь по нему в настоящем из прошлого в будущее.

В результате мы смотрим на человека, как на человека в настоящем, как на человека в данный момент времени, как на временнОй фотографический снимок, как на предмет.

Понимание этого позволяет нам взглянуть на человека, как на некий процесс (ведь каждый предмет по своей сути является процессом, скорость протекания которого слишком мала для нашего восприятия) предположительно от момента зачатия и до момента смерти, так как ни «до» ни «после» нам не известны.

Такая точка зрения позволяет понять, что человек – это далеко не отдельное существо, а некий структурный элемент, неотделимый от гораздо более сложного образования, а именно от Человека как такового или процесса, включающего в себя всех людей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать. Ни один из нас не возник на пустом месте, и, следовательно, все мы связаны друг с другом. Связующим звеном является зачатие, которое структурно соединяет родителей, создавая новую ветвь на теле гиперчеловека или Адама, назовем его так.

Но и это еще не все. При таком взгляде рождение не является началом, а смерть не является концом. Они превращаются в некие формообразующие элементы, определяющие как временнУю конфигурацию отдельного человека, так и его место на теле Адама.

А раз так, то все то, что мы воспринимаем как величайшие из бедствий: разгул стихии, войны, эпидемии… есть не более чем элементы формы Адама, образующие его облик.

– Роковой ошибкой человечества, – продолжал дед, – стало отождествление себя только с пеной морской. В результате люди сами отрезали себе путь в море, которое по праву принадлежит им. Обитателями этого моря являются так называемые сверхспособности, ставшие чудесным исключением только потому, что люди сами превратили себя в отрезанные ломти. При этом только каждый из нас сам для себя может исправить эту ошибку. Так вот, Виталик, пришло время исправить эту ошибку тебе.

– Но как?..

– Ты прекрасно знаешь, как, – оборвал меня дед, и я проснулся.

Я действительно знал.

Миллион лет назад, еще будучи студентом первого курса института, я попал на курсы саморегуляции. Тогда я благополучно все забросил, и вот теперь пришло время вспоминать.

Новая глава

Был выходной. Мы с Алиной и моими приятелями сидели в кафе. Пили пиво, разговаривали ни о чем. Мы засиделись часов до двух, и, придя домой, легли спать. Я отключился, едва принял устойчивое горизонтальное положение.

Приснился мне огромный, помпезный зал. Всюду колонны, лепнина, золото, скульптуры… Под ногами красный ковер. Я кого-то искал, причем спешил страшно, поэтому появляющиеся на пути произведения искусства меня интересовали исключительно с точки зрения безопасности. Наконец, после изматывающих блужданий по чуть ли не бесконечному залу я услышал гул голосов. Как я и предполагал, он стоял, окруженный начинающими литераторами, смотревшими на него с тем выражением на лицах, которое появляется у бездомных собак при виде жующего пирожок с мясом или котлету человека.

Маленький, тощий, с мордочкой дебила-алкоголика, в каких-то лохмотьях… Здесь он был всем и никем. Всем – потому что все это великолепие всегда принадлежало только ему; никем – потому что здесь он был лишь слугой и опорой для огромного красавца-попугая, гордо восседающего у него на плече и с царственным видом раздающего понравившимся литераторам похожие на визитки карточки с эпиграфами. Каждая карточка означала успех. Бесцеремонно расталкивая литераторов, я пробился к нему сквозь толпу.

– Зачем ты меня позвал? – спросил я.

– Пришло время понять, – ответил он.

– Держи, – вступил в разговор попугай, и всучил мне картонную карточку без каких-либо рисунков или надписей.

Зал сменило кафе. Я был там с Алиной и теми же друзьями, но во сне я внимательно смотрел на экран телевизора. В выпуске новостей показывали сюжет точь-в-точь повторяющий одно из моих заданий, а чтобы у меня не возникло сомнений, внизу по экрану бежала строка с моим текстом.

– Ну что, убедился? – сказал кто-то, стоящий за моей спиной таким зловещим голосом, что я проснулся от собственного крика.

– Не обписялся? – съязвила Алина, которую мой вопль жестко вырвал из лап морфея.

– Блин, кошмар приснился.

– Помочь успокоиться?

– Сначала надо вернуть пиво.

Поцеловав Алину, я встал с постели и направился в туалет. Ни не мгновение не усомнившись в правдивости сна, я чувствовал себя живомертвым котом Шредингера. С одной стороны я не мог поверить в происходящее; с другой были факты, а против фактов, как говорится, есть только лом. Что в одно ухо влетает, а в другое вылетает? Правильно, он самый.

Разумеется, я читал массу историй о том, как писатели чуть ли не в мельчайших деталях описывают предстоящие события. Я знал, что Эдгар По написал рассказ про кораблекрушение, пережить которое удалось четверым счастливцам. Впоследствии их стало трое, так как одного пришлось съесть. А потом, через какое-то время действительно произошло кораблекрушение, пережить которое удалось четверым счастливцам, но одного из них впоследствии съели оставшиеся трое, причем имена реальных участников трагедии и героев рассказа совпали. Я знал и про «Гибель „Титана“», – вышедшую в свет книгу до появления «Титаника», в которой автор подробно описал сам «Титаник», его маршрут, гибель, и угадал многие имена членов команды и пассажиров. Знал про многие другие случаи. Знал и о том, что спецслужбы различных стран штудируют все выходящие в свет книги на предмет подобных пророчеств. Но то, что я являюсь одним из провидцев… Такое не пришло бы мне в голову даже по хорошей накурке. И, тем не менее…

– Главное, не пори горячку, а медленно спустись с горы и отымей все стадо, – сказал я себе в туалете под аккомпанемент журчащей мочи. Поссав, я помыл руки и вернулся к Алине.

– Сегодня ты весь какой-то вздроченый, – сказала она, когда мы, слегка отдышавшись после занятия любовью, вновь заключили друг друга в объятия, но теперь уже для того, чтобы подарить друг другу оставшуюся после секса нежность.

– Не знаю. Наверно обострился писательский зуд. У графоманов такое бывает, – сморозил я первое, что пришло в голову.

Она больше ничего не спрашивала. Положив мне голову на плечо, она закрыла глаза. Как бы мне хотелось, чтобы это был просто писательский зуд! – думал я, гладя Алину по голове. Я уже забыл, когда у меня было последнее обострение. Я лежал, гладил Алину по голове, а в моем сознании складывалась или раскладывалась волшебная шкатулка с секретом, ключом к которому послужил увиденный краем глаза в кафе сюжет выпуска новостей. Меньше всего мне нравилось то, что я был одним из элементов этого механизма, этаким винтиком или шпунтиком, прямо как у Владимира Ильича.

Постепенно все встало на свои места, вот только места эти оказались перевернутыми с ног на голову, как в «Алисе в стране Чудес».

Как оказалось, дед открыл меня тайне (написать «тайну мне» было бы величайшей наглостью с моей стороны), позволившей мне научиться видеть не литературный сюжет, а схему человеческой жизни или лабиринт судьбы. И это не книжный сюжет, а наша жизнь состоит из линий предрешенности и узловых точек, попав в которые мы выбираем дальнейшее направление своей жизни. Возможность выбора обусловлена знанием самой возможности выбора и пониманием своего положения в лабиринте судьбы. Большинство даже не догадывается о такой возможности и слепо следует туда, куда их гонит ветер случайности. Хотя, наверно, те, кто в жизни сумел добиться максимума, интуитивно делали правильный выбор в нужных местах, тогда как все остальные лишь бесполезно тратили силы, стуча головой о линии предрешенности, и ничего не делая в точках выбора. Моя интуиция подсказывала мне, как поведут себя люди в той или иной ситуации, какой сделают выбор, и как надо себя вести, чтобы получить желаемый результат. Другими словами мои тексты были не только предсказаниями, но и достаточно четкими инструкциями, за которые люди отстегивали моим нанимателям должно быть огромные деньги. Хотя, что могут значить деньги по сравнению с возможностью делать правильный выбор! Не пойти туда, где тебя покалечат или убьют; вовремя нейтрализовать противника; получить высокий пост…

В своем судьбоносном романе я, скорее всего, описал чью-то будущую судьбу. Выяснив это, мои наниматели решили меня проверить, и когда поняли, что набрели на золотую жилу, окружили меня Алинами, Владимирами, Олегами, бабками и барахлом, чтобы я и дальше нес золотые яйца и не начал совать свой нос, куда не следует. Поэтому они так всполошились, когда та дура плюнула мне в лицо. Видно в фирме произошла утечка, и ей не только объяснили, что здесь почем, но и указали на меня пальцем. А раз так, то мне лучше не суетиться под клиентом, а осторожненько все проверить, – в конце концов, мало ли что человеку может присниться.

Поставив на этом мысленную точку, я заснул.

Новая глава

Едва дождавшись окончания завтрака, я бросился к компьютеру в надежде откопать в интернете доказательства своего открытия. И только сев за ноутбук, я понял, что не знаю, что и как искать. Вольно или невольно мои наниматели предусмотрели подобный вариант развития событий. Все задания, над которыми я работал, были вырваны из контекста. Ни географических или иных названий, ни имен, ни адресов. Иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что… Оказавшись в шкуре Иванушки-дурачка, я почувствовал себя полным придурком. Конечно, голову мне никто не рубил, зато у меня не было ни Василисы, ни Яги, ни даже говорящей жабы.

Вместо них были «яндексы» с «гуглами», которые и при нормально сформулированном запросе ведут себя, как электронные Иваны Сусанины и вместо того, чтобы помочь в решении вопроса, окончательно дезориентируют доверчивого бедолагу в электронном пространстве. Не придумав ничего лучше, я зарылся в новостные ресурсы в попытке отыскать что-нибудь подходящее. Потратив полдня на разгребание новостей, я узнал, что кого-то посадили, что Отец народа очень мудро что-то сказал по какому-то специально организованному для этого поводу, и много других столь же интересных, полезных и увлекательных вещей, не говоря о подробном описании жизни звезд и жен олигархов.

Не найдя подтверждения того, что мои прошлые предсказания сбылись, я решил внимательно следить за всеми возможными откликами на свои будущие работы. Для того чтобы проверить насколько сбывается мой прогноз, описываемое событие должно быть достаточно значимым, чтобы попасть в выпуски новостей, а такие встречались не часто. Обычно приходили сюжеты о наследстве, кидалове в бизнесе и прочих мелочах, которые невозможно отследить.

Наконец, пришло подходящее задание с сюжетом о разборке между банкиром и помощником депутата, разинувших свои баскервильские пасти на один кусок каравая. Мне предстояло написать рассказ о том, как банкир ловко обводит вокруг пальца помощника депутата. Вариантов развития сюжета было несколько. Был среди них и такой, при котором банкир получал желаемый куш тихо и незаметно. Но то, что устраивало клиента, не устраивало меня. Мне нужен был такой поворот событий, который должен был попасть в выпуски новостей. Для этого нужно было организовать «помощь друга».

– Привет, – сказал я Олегу, – нужно решить один вопрос с последним заданием. Дело в том, что я вижу только два варианта развития событий. Вариант первый: банкир грохает политика. Если он все сделает правильно, будет в полном шоколаде. Второй вариант – политик грохает банкира. Ему это тоже сойдет с рук. Отсюда вопрос: что писать?

– Пока ничего не пиши. Я позвоню.

– Как скажешь.

Так я стал организатором убийства не сделавшего мне ничего плохого человека. Я чувствовал возбуждение, как при азартной игре, страх, что меня раскроют, страх, что я окажусь прав, страх, что я окажусь неправ… Не было в этом салате из эмоций только чувства вины и угрызений совести. Отдаваемого на заклание человека мне не было жалко, как никогда не было жалко убитых политиков и богатеев – товарищ Маркс был прав по поводу классовой неприязни. К тому же я не нажимал на спусковой крючок, не смотрел ему в глаза, не видел крови. Я всего лишь сочинял историю, которая, пока что только в моем воображении становилась чьим-то руководством к действию.

Олег позвонил через час.

– Пиши, о том, как банкир валит политика, – сообщил он.

– Будет сделано.

Теперь надо было привязать сюжет к реальным условиям. Теоретически я мог запросить у Олега дополнительные данные, но ничего конкретного он бы мне все равно не сообщил. К тому же, согласно официальной версии, я просто сочинял правдоподобные истории для готовых платить за это клиентов, или, говоря проще, работал литературным негром, а зачем негру реальная информация о клиенте, особенно, если дело идет о предстоящем громком убийстве? Как сделать его громким я уже знал.

Выход был только один: попытаться найти необходимую информацию в самом сюжетном лабиринте. Справиться с этой задачей оказалось намного проще, чем я предполагал. Правильно говорят: глаза боятся – руки делают. Мне понадобилось не больше пары часов, чтобы расширить сюжетную линию, как в сторону предыстории, так и в сторону ее последующего воплощения; дать главным действующим героям имена, определиться с местом действия и даже вычислить дату убийства. Признаюсь, когда я составлял подробную инструкцию для убийцы, на душе у меня скребли кошки, но я спустил на них собак своей неприязни к представителям власти.

Теперь оставалось самое трудное – ждать. Целых три недели! И если первые две мне еще удавалось держать себя в руках, то в последние дни перед убийством я места себе не находил. Хорошо, что Алина уехала в командировку, иначе меня ждал бы полный провал в смысле рассекречивания. Но боги, случай, книга или все сразу были на моей стороне.

Вспомнив, что на военных сборах мы гасили агрессию и раздражение ходьбой пешком, я начал каждый день делать по кругу вокруг Аксая, наматывая километров по десять по пересеченной местности максимально быстрым шагом. Официальных причин было две: от этого худеют, а я в последнее время заметно освинел; и это помогает думать.

Ночь перед убийством я почти не спал. Лишь только под утро провалился в полусон-полувидение.

Мне снился Гамлет, умоляющий Шекспира переписать пьесу.

– За что ты обрекаешь нас на это? – жалобно стенал он.

– Ты неправильно ставишь вопрос. Не за что, а зачем, – отвечал ему Вильям. – Затем, что без этого пьеса станет дерьмом, дерьма же в театре хватает и без меня.

Проснувшись, я ощутил себя, Алину, Виктора, Олега… всех и всё вокруг – персонажами и декорациями действа, которое господь-бог придумал для развлеченья. Весь мир – театр, но люди не актеры. Мы персонажи, герои произведения, и это объясняет все: насилие, вражду, несправедливость, войны… Без этого творение было бы скучной бездарной халтурой, а так оно тянет на черную комедию, в которой не до смеха только нам, персонажам. Но разве кого-то по настоящему способно огорчить безобразие, которое творится на страницах книг? И разве не смеемся мы над тем, над чем бы плакали, случись это с нами в реальной жизни? Вот так и богу глубоко насрать на все, кроме того, насколько его творение получилось интересным для него и для зрителей. И не об этом ли говорит нам книга Иова?

Наконец, пришло время включать телевизор.

– Спокойствие, только спокойствие, – повторял я себе с упорством Карлсона, беря дрожащей рукой пульт. – Они тебя видят. Наверняка видят.

Когда диктор произнес чуть ли не слово в слово написанный мной текст, меня тряхнуло так, словно я был парашютистом, севшим на высоковольтные провода. Когда моя обугленная, но не побежденная тушка опустилась на землю, я почувствовал себя господом-богом инкогнито. Хотя, скорее, я был современным аналогом главного предсказателя Императора, без совета которого тот боялся лишний раз вздохнуть. В любом случае я был творцом человеческих судеб, и это было круче всего, что я до этого знал.

Не желая больше зависеть от случая и прочих капризов богов или демонов, я решил создать свою судьбу. Разумеется, я мог лишь сознательно выбирать те или иные варианты, но, тем не менее, я был одним из немногих зрячих в царстве слепых, и не воспользоваться этим было бы верхом идиотизма. А заодно я прописал биографию Алины, узнав не только грядущее, но и всю ее подноготную: сколько, с кем, когда, как… Я мог сколько угодно детализировать каждый случай, замедлять или ускорять действие, просматривать весь процесс чуть ли не покадрово в своем воображении.

Вот только я не стал делать ничего подобного. В детстве, когда мне хотелось стать волшебником, научиться читать мысли или сделать так, чтобы сбывались все мои желания, мне попалась в руки книга, автор которой рассуждал о том, что подобные чудеса являются скорее проклятием, чем даром. Тогда я посчитал его идиотом и не стал дальше читать «эту муть», но позже я убедился в его правоте.

Возьмем хотя бы чтение мыслей. У каждого из нас чуть ли ни ежесекундно в голове мелькают мысли, которые мы ни за что бы не согласились высказать вслух. Я говорю не столько о тех мимолетных гадостях, которые мелькают в нашем сознании даже по отношению к тем, кого мы искренне любим, сколько о порожняке, который ментальной жвачкой жуется у нас в голове. А теперь представьте, что все вокруг говорят все, что творится в их сознании. По-моему, это кошмарнее, чем быть рядом с тем, от кого не ускользает ни одна твоя мысль. Хуже этого может быть только исполнение желаний. Не верите, тогда подумайте, насколько бы несчастней была ваша жизнь, если бы сбылись все те глупости, о которых вы когда-либо мечтали, и это не говоря уже о тех вещах, которые мы желаем сгоряча.

Ничуть не лучше обстоят дела с предсказаниями, гаданиями и пророчествами. В этом я успел убедиться на собственном опыте, когда несколько лет назад попытался освоить гадание на картах. У меня стало неплохо получаться, и пока моя жизнь была достаточно ровной и скучной, мне это нравилось. Когда же началась полоса неприятностей, я понял, что выпадающая «плохая» карта наводила на меня гораздо большее уныние, чем сами неприятности. Тогда я понял, что с ударами судьбы надо справляться по мере их появления, и чтобы больше не отравлять себе жизнь ожиданиями беды, я выбросил карты в мусор.

Конечно, простое гадание или предсказание уже ожидающих тебя событий – это одно, а способность изменять свою судьбу, уходя от неприятностей и следуя за удачей – совсем другое. Возможно, это так, однако примером того, что бывает, когда тебе слишком сильно везет, служит история царя Поликрата, правившего Самосом примерно в 535—522 годах до нашей эры и превратившего свой остров, как считал Геродот, в сильнейший полис в Элладе.

Поликрат славился тем, что ему всегда и во всем везло, за что его прозвали Счастливым. Патологическое везение не радовало Поликрата, считавшего, что каждому из нас боги отмерили положенное количество удачи и неприятностей, а раз так, то запас его удачи должен вот-вот исчерпаться, и тогда на него обрушатся все уготованные богами несчастья.

Чтобы хоть как-то разбавить свою удачу несчастьем, он по совету египетского царя Амасиса бросил в море любимый перстень с изумрудом. Через несколько дней рыбаки поймали рыбу, в желудке которой обнаружили царский перстень. Поликрат понял, что боги не приняли его дар.

И действительно, вскоре у него начались неприятности, а в 522 г. персидский сатрап Орот заманил Поликрата в Магнессию, где, по мнению одних историков, он был посажен на кол, а по мнению других – распят.

О подглядывании за Алиной не могло быть и речи. Уже сама мысль о копании в ее грязном белье была мне отвратительна. К тому же любая попытка узнать ее тайны в лучшем случае все оставила бы на свих местах, а в худшем – испортила бы наши отношения. Да и что я мог такого узнать или изменить?

В прошлое лезть было бесполезно. На то оно и прошлое, что его не изменишь, а раз так, чего туда лезть? Узнать, с кем, когда и сколько? Зачем? В любом случае именно это прошлое позволило ей стать такой, какая она есть в настоящем. К тому же надо либо принимать человека со всеми его потрохами, либо отвергать. Алину я давно уже принял и считал подарком судьбы. Да и любовь не может существовать без взаимного уважения, а уважая Алину, я автоматически с уважением относился и к ее желанию иметь свои секреты.

В будущее мне тоже лезть не хотелось. Менять что-либо, когда и без того все хорошо, глупо. А если впереди ждет разочарование, зачем отравлять свое «сегодня» знанием о неприятностях «завтра»? По мне так буддисты совершенно правы: все наши несчастья происходят оттого, что вместо того, чтобы наслаждаться благополучием текущего момента, мы либо изводим себя постоянными прокручиваниями в голове прошлых проблем, неприятностей и обид, либо воображаемыми бедами будущего.

Судьбы Мира и Родины меня вообще не волновали. Тем более, что каждый из нас живет не на планете Земля, не в России, а на участке в несколько квадратных километров в окружении сравнительно небольшого количества людей. И если вершить судьбы Мира или страны мы не властны, то сделать достаточно обитаемым свой мирок в наших силах. Мой меня устраивал на все сто, а если что-то работает нормально, нечего туда лезть.

Короче говоря, мой гиперманиакальный недуг оказался скоротечным, и уже через три дня от Манечки Величко остались одни воспоминания. Из богов я сначала разжаловал себя в пророки, а потом в гадатели. Что с того, что вместо карт, кофейной гущи, астрономических явлений или линий на руке я гадаю по некой литературной карте судьбы? И чем мой сюжетный лабиринт, если уж на то пошло, отличается от лабиринта линий на ладони или сюжета раскладки карт? Мультиреальностью? Так наверняка те же высококлассные хироманты способны разглядеть несколько возможных вариантов развития событий и направить клиента в нужном направлении. В общем, несмотря на всю экзотичность моего метода, я был всего лишь хорошей, высокооплачиваемой гадалкой. К возвращению Алины из командировки я уже был здоров.

Она вернулась настолько уставшей, что даже не крикнула, как обычно, едва войдя в дом: «Привет! Ты дома?» – а молча вошла, бросила куртку на кресло в гостиной и плюхнулась прямо в сапожках на диван. Только после этого она позвонила мне на мобильный.

– Я дома, – сообщила она.

Я сидел за ноутбуком. Нажав кнопку «сохранить», я рванул в гостиную, точно заждавшийся хозяйку пес.

Алина была уставшей, растрепанной, а красные глаза и синяки вокруг них говорили о том, что она почти не спала. Она нередко возвращалась из командировок в состоянии выжатой вместо лимона канарейки. А еще Алина была растерянной или даже потерянной, а этого раньше я за ней не замечал. Сколько я ее знал, она всегда держалась так, словно полностью контролировала ситуацию. Ее растерянность настолько меня поразила, что я в нарушение всех наших неписанных правил спросил:

– У тебя все нормально?

– В пределах допустимого, – ответила она. – Свари кофе, а? Ты не представляешь, какую муть мне приходилось пить все эти дни. Я так соскучилась по хорошему кофе, что будь у меня полцарства, не задумываясь, отдала бы их за чашку хорошего кофе.

– Жаль, что у тебя нет полцарства, – прокомментировал я ее слова по дороге на кухню.

Когда я вернулся с подносом, на котором компанию кофе составили сыр, масло и разогретые в микроволновке венские булочки, Алина была устало-сонно-довольной.

– Ноги просто гудят, – призналась Алина между первой и второй булочкой, – в жизни столько не ходила пешком.

– Сейчас исправим.

Допив в два глотка свой кофе, я сел на диван возле ее ног, снял сапожки и занялся массажем, вспомнив «Криминальное чтиво». На лице Алины появилось кошачье выражение блаженства. Мне даже показалось, что я слышу мурлыканье.

– Ладно, хватит, – томно сказала она минут через двадцать, а то я вырублюсь прямо здесь, а мне еще надо принять душ и позвонить. А еще бы я съела по-настоящему вкусный ужин.

– Тебя держали на сухом пайке? – спросил я.

– Если бы! Черствый хлеб и килька или шпротный паштет. Бррр. Жуткая дрянь.

– Куда пойдем ужинать?

– Оставим этот вопрос на после душа, – решила она, нехотя вставая с дивана.