Текст книги "Мастера Книги"

– Тогда, может, по коньячку?

– Спасибо, но мне еще сегодня работать.

– Тогда кофе. И не отказывайтесь. Алевтина готовит идеальный кофе.

– Тогда с удовольствием.

Кофе действительно оказался великолепным, что я сразу же сказал, сделав глоток.

– Если бы у Алевтины не было других достоинств, кроме как ее умение готовить кофе, ей все равно бы цены не было, – сообщил Максим Константинович.

Мы пили кофе, ели чудесные пирожные, болтали ни о чем. Когда же он поблагодарил меня за то, что я составил ему компанию, дав понять, что аудиенция окончена, я начал верить, что он действительно позвал меня лишь для того, чтобы выпить со мной кофе. Но не тут-то было. Я уже собирался открыть дверь, когда он меня остановил:

– Совсем забыл, – сказал он, – я хотел бы обсудить с вами один вопрос. Вы не торопитесь?

– Нисколько, – ответил я.

– Тут у нас случилось ЧП, – сообщил он, – один наш заказчик умер вскоре после обращения к нам. Причина смерти – несчастный случай. Я бы хотел узнать ваше мнение…

После этих слов он посмотрел мне в глаза, и я понял, что врать или юлить бесполезно. Он знал, что это моих рук дело. Все его поведение было игрой, в которой роль мышки отводилась мне, и мне ничего не оставалось, как принять его правила.

– Если я правильно понял, о каком деле идет речь, смерть заказчика никак не связана с нашей работой. Мы сделали все, что он хотел, и как он хотел. Не можем же мы думать за наших заказчиков всю их оставшуюся жизнь. Не так ли?

– Так то оно так, но если заказчики и дальше начнут умирать, это плохо скажется на нашей репутации. Людям свойственно искать виновных везде, кроме как в зеркале.

– Это точно, – ответил я. – А еще… Я недавно читал или смотрел документальный фильм о статистической службе, высчитывающей рамки допустимости деятельности разведки и применения ее данных на практике. Суть там была в том, что если разведчик слишком хорошо работал, а все переданные им данные принимались в работу, противник сразу же вычислял, что у него завелся крот и принимал соответствующие меры. А если разведчик работал слишком плохо или слишком хорошо работал на противника, а ему приходилось хорошо работать на противника, чтобы соответствовать своему положению, должности или званию, то он фактически начинал работать на врага. Поэтому целый штат математиков решал, как реагировать на донесения, чтобы тот или иной успех можно было бы списать на везение.

То же самое и здесь. Никто из тех, у кого и так все хорошо, к нам не обращается. Так что все наши клиенты из группы риска. К тому же мы не можем их обезопасить на всех фронтах. Мы только выполняем заказы. А раз так, то уровень несчастий среди них всегда будет несколько выше, чем в среднем по стране. Главное, чтобы он был ниже, чем в среднем по той же группе риска. Собственно, это и должно определять успех нашей работы.

– И вы, конечно же, учитываете это в своей работе?

– Если честно, то до нашего разговора я об этом не думал. Теперь буду.

– Вот и хорошо, – закончил он нашу беседу.

Когда я вернулся, Алина встретила меня тем взглядом, каким смотрят нервно ждущие возле операционной люди на выходящих оттуда врачей.

– Ну что? – спросила она, видя, что сам я прямо с порога откровенничать не собираюсь.

– Хрен его знает, товарищ майор, – ответил я, – познакомились, выпили по чашке кофе, потом эта сладкая парочка отвезла меня домой.

– Ты ничего не скрываешь? – недоверчиво спросила она, когда я пересказал нашу беседу.

– Да нет, – ответил я.

Я действительно рассказал ей все, кроме того, что я устроил смерть своему клиенту, а куратор об этом узнал. Ей эти подробности лучше было не знать.

– Точно? – переспросила она.

– Точно-точно.

– Тогда мутит он.

– Тебе видней.

– Кончай выделываться! – вспылила она. – Это серьезней, чем ты думаешь.

– Я понимаю.

– Нихрена ты не понимаешь! Куратор – это как особист. И если он тебя вызвал… ты не смотри, что он такой белый и пушистый. Ему тебя раздавить, проще, чем вот так, – она щелкнула пальцами.

– Я понимаю, – повторил я. – Ты лучше скажи, что мне делать.

– Не знаю.

– Вот видишь, и я не знаю.

– Я тут места себе найти не могла, а ты ведешь себя, как последний дурак.

– Пошли лучше куда-нибудь сходим, – миролюбиво предложил я.

– Куда?

Распаленная, она выглядела настолько сексуально, что я не нашел ничего лучше, чем сказать:

– Если честно, то больше всего я хочу с тобой в спальню.

– Это поэтому ты такой дурак?

– А это мы сейчас проверим, – сказал я, беря ее на руки.

– Ты даже представить себе не можешь, как я за тебя переволновалась, – призналась Алина, когда мы усталые и счастливые лежали рядом, – они ведь могли сделать все, абсолютно все…

– Все хорошо, милая, я им еще нужен живым, – ответил я, целуя ее в макушку. – Все хорошо.

Я повторял ей, что все хорошо, а у самого низ живота сжимал спазмами запоздалый страх. Эти люди действительно на все способны, тогда как я… Дальше развивать эту мысль не хотелось.

Я был серой мышкой в лапах сразу двух котов: книги и работодателей. И мне ничего не оставалось, как демонстрировать лояльность обоим господам.

Новая глава

В качестве демонстрации лояльности работодателям я решил прислушаться к словам куратора об улучшении статистических показателей и начал по возможности избавлять клиентов от ближайших неприятностей, даже если они выходили за рамки сформулированного заказа.

Благодаря этому я столкнулся с туманом, который скорее, было похоже на отсутствие резкости или замутнение. Думаю, тут надо кое-что прояснить. Все это время я описывал лабиринт судьбы, как некую наглядную картинку или рисунок-схему, на котором, как на линиях на ладони, показана вся человеческая жизнь. На деле все выглядело иначе. У меня всегда были проблемы с визуализацией образов. Говоря проще, я не могу представить себе какую-нибудь картинку. Я никогда не видел никаких схем, никаких рисунков или картин. Все, что я имел, было словами или словесными описаниями тех или иных событий. В зависимости от степени разветвленности лабиринта, я находил то или иное количество возможных вариантов развития сюжета. Когда мне надо было заглянуть назад или вперед, я создавал новый текст, описывая предшествующие или последующие события. В конце концов, я выбирал наиболее подходящее описание, а остальные удалял. В результате события в реальности разворачивались согласно выбранному тексту. Туман воспринимался мной, как барьер, для преодоления которого…

Пожалуй, лучше я все расскажу по порядку: На первый взгляд заказ был простой. Требовалось разрулить семейную ссору так, чтобы как можно больше хлеба с маслом досталось клиенту. Подходящий вариант я увидел сразу. Оставалось выяснить кое-что об одном из второстепенных персонажей, который показался мне темной лошадкой. Для заказа этого не требовалось, но кармические надои домохозяек (так я назвал свои дополнительные услуги) требовали дополнительного расследования.

До поры до времени текст шел легко. Я едва успевал его записывать, а потом буквально на полуслове он остановился и все. Я не мог больше выдавить из себя ни одной буквы. Нет, я мог продолжать писать, но в этом случае я создавал бы обычную писанину, никак не связанную с лабиринтом судьбы. Не зная, что делать, я решил поступить, как всегда поступал во время написания обычных рассказов. Я просто фрагмент, который не шел, и писал дальше. Здесь тоже вначале все получилось. Отойдя еще немного назад, я нашел точку опоры или место за зоной тумана. Текст полился легко, но стоило мне дойти до границы тумана, как я вновь остановился. И хрен бы, казалось, с ним, но ключевая информация находилась в зоне тумана. Короче говоря, мне ничего не оставалось, как рыть тоннель сквозь туман. Благо, точки входа выхода у меня уже были. Оставалось их соединить, что я и начал делать в прямой последовательности, то есть из прошлого в будущее.

Писать приходилось медленно, подолгу думая чуть ли не над каждым словом, прикидывая, насколько оно вписывается в возможный лабиринт, – как я уже писал, туман нивелировал границы.

Вот только, несмотря на все мои старания, состыковать текст я не смог. Конечно, если бы так получилось в обычном рассказе, на это никто бы не обратил внимания, но в заказе такие нестыковки, вроде прохождения автомобильной дороги через многоквартирный дом, оставлять было нельзя.

Вернувшись в начало тумана, чтобы немного подкорректировать текст, я чуть было не решил, что схожу от всего этого с ума. Тумана больше не было, и написанный мной текст на все сто процентов лежал в лабиринте, а значит, я ничего уже в нем изменить не мог. Значит, нестыковки со следующим, идеально расположившемся в лабиринте фрагментом текста быть не могло. Конечно, можно было отбросить этот вариант целиком и начать разрабатывать другой, но должен же я был попытаться разобраться в этом кошмаре. Чем больше я старался, тем нелепее становилась ситуация. Так, например, пока я был ежиком в тумане, лабиринт каким-то образом сумел изменить свои очертания, и еще недавно идеально написанный текст оказался никуда не годной ерундой. Пришлось его переписывать заново. Переписав и сравнив его с исходным текстом заявки клиента, я убедился в том, что они не соответствуют друг другу. Причем в лабиринт не укладывалась именно заявка клиента, что уже не лезло ни в какие рамки.

Единственным объяснением этой чертовщины было временное или постоянное исчезновение моих способностей, а мой выход в тираж означал с огромнейшей вероятностью последующее переселение в мир иной. Мне оставалось уповать лишь на Книгу.

Пока я мысленно себя хоронил, мой ноутбук как-то странно пискнул и завис. Затем сам, без моего участия устроил себе перезагрузку, в результате которой не только сохранился мой странный текст, но и каким-то чудом изменилась изначальная заявка клиента. Теперь она полностью соответствовала написанному тексту. Это заставило меня впасть в состояние, какое, наверно, возникает у дзенских учеников после получения посохом по голове. Я сидел, обалдело пялился в монитор, а мое сознание металось между просветлением и окончательным помутнением. Вот только вряд ли я стал бы просветленным. Скорее всего, меня отправили бы в какой-нибудь получастный или ведомственный сумасшедший дом – этакую благоприличную ВИП-поликлинику для опытов.

Спас от этой участи меня Тень.

– Обожаю смотреть, как у вас горят пробки, – сказал он с нескрываемым злорадством в голосе, материализовавшись и развалившись на диване. – Ты даже не представляешь, насколько вы становитесь смешными, когда сталкиваетесь с тем, что не можете ни принять, ни отбросить.

Я уже хотел, было, послать его ко всем херам, но то, что он говорил не обо мне, а «о нас», заставило меня сдержаться. Ведь если я далеко не единственный, значит, я не схожу с ума, а, возможно, у Тени даже есть объяснение.

– Так это что?.. – только и смог спросить я.

– Конечно, а ты думал, что ты такой единственный? Хотя конечно, как я мог забыть! Вы же мните себя как минимум центрами вселенной. – Этот гад надо мной издевался, причем, даже не пытаясь этого скрыть.

В другой ситуации я наверняка нашел бы, что ему ответить, но тогда я был не в том состоянии, чтобы состязаться в красноречии. К тому же он был единственным существом, которое могло хоть что-то сказать по поводу происходящего. Так что в какой-то степени он был моей единственной соломинкой, а на единственную соломинку особо не наедешь, как бы этого ни хотелось.

– Ты можешь объяснить мне, что тут произошло? – стараясь говорить спокойно, спросил я.

– Пространственно-временная коррекция зоны напряжения, – ответил он так, словно любой дурак на этой планете понимал, что это такое.

У меня появилось почти что непреодолимое желание двинуть его чем-нибудь потяжелее по голове. К сожалению, под рукой не оказалось ни одного тяжелого теневого предмета. Видя мою бессильную злость, Тень буквально скорчился от хохота.

– Ты это… не злись… – выдавил он из себя между приступами смеха, – я сам когда-то был в твоем положении. И точно также кто-то смеялся надо мной. Как говорится, ничто не ново под луной. Когда-нибудь ты и сам будешь над кем-то также смеяться.

– Ты можешь толком объяснить?

– Сейчас попытаюсь. Как ты знаешь, вселенная – это не только большая куча материи и энергии, но еще и охеренно громадная информационная структура. И как любая друга информационная структура, она не может обходиться без сбоев. Накапливаясь, эти сбои создают зоны напряжения. С одной из них ты столкнулся. Когда напряжение становится слишком сильным, или когда кто-то вроде тебя вмешивается в работу этой системы, напряжение снимается за счет пространственно-временной коррекции данного участка вселенной. Проще говоря, в реальности происходят незначительные изменения.

– Ну так реальность меняется каждое мгновение. И что? – попытался сумничать я.

– А то, что все это происходит не совсем так, как ты себе представляешь. И, прежде всего потому, что три измерения пространства и одно измерение времени, которые вы знаете, являются не свойством вселенной, а особенностью вашего ее восприятия. Сама же вселенная существует и изменяется сразу и в прошлом, настоящем, в будущем. Это происходит всегда, только люди настроены не замечать этих изменений.

– А я?..

– Ты – другое дело. Твоя психика была изменена в процессе Посвящения, и ты теперь можешь воспринимать гораздо больше вещей, чем простой смертный.

Все равно. Все это…

– Не укладывается в голове? – перебил меня Тень. – Уложится, и быстрее, чем ты думаешь. Для тебя гораздо важнее другой вопрос, и я пришел для того, чтобы обратить на него твое внимание.

– Знаешь, мне сейчас не до разговоров.

Я чувствовал себя так, словно меня сначала разобрал, а потом собрал какой-нибудь последователь Пикассо, и мне действительно было не до разговоров.

– Тогда подумай над тем, как ты нарвался на зону напряжения.

– А что тут думать. Работал над заказом. Надо было кое-что проверить, вот…

– А какого хрена ты туда полез?

– Надо было… – начал я, и до меня дошло, куда он клонит.

Все верно! Если бы у меня не было разговора с куратором, я ни за что не открыл бы туман. Он буквально заставил меня это сделать! Это было настолько очевидно, что без помощи Тени я бы ни за что до этого не додумался.

– Так значит он – один из наших? – спросил я.

– Я бы не стал делать столь поспешных выводов, – ответил Тень.

– Но ты же сам только что сказал…

– Я лишь обратил твое внимание на то, как обстоятельства натолкнули тебя на открытие зоны напряжения. Или ты думаешь, что кто-то из наших специально швырял в Ньютона яблоками и пихал в ванну Архимеда.

– Нет, но здесь… – окончательно растерялся я.

– И там, и здесь были обстоятельства, которые помогли сделать то или иное открытие исключительно потому, что были восприняты, как подсказка.

– Я совсем уже нихрена не понимаю. Ты можешь просто сказать… – надоело мне ломать голову над намеками Тени.

– Прислушивайся к подсказкам. Они повсюду. И только от тебя зависит, на какие из них ты сможешь обратить внимание. Так происходит отсев. Помнишь: кесарю – кесарево, а писарю – писарево. Так и тут, на что ты годишься, то и замечаешь.

– И как я, по-твоему, должен охотиться за этими подсказками?

– Никак. Просто помни, что они повсюду и будь к этому готов.

– Ага. Вот только твой совет похож на ту муть, которой напичканы все эти книги «Как стать богатым и счастливым». Одни умные общие фразы, с которыми тупо соглашаешься и все. Никакой конкретики.

– Ладно, держи конкретику. Ты уже понял, что зоны напряжения имеют аморфное строение?

– Ты можешь говорить по-русски?

– На что, по-твоему, они похожи?

– На туман.

– И знаешь, почему? Потому что они и есть туман. То есть, как ты там проложишь путь, так он лежать и будет.

– То есть я могу писать все, что угодно?

– Почти. Только знай, что потом все остальное будет состыковываться с написанным тобой текстом, а это может иметь не только положительные последствия, так что здорово этим делом не злоупотребляй. Тебя такая конкретика устраивает?

– Да. Спасибо большое.

Наш разговор оборвался из-за появления Алины.

– С кем это ты разговариваешь? – спросила она, входя в мой кабинет.

– А что, таки есть варианты? – противно картавя, ответил я вопросом на вопрос.

– С каких пор ты разговариваешь сам с собой?

– Алюся, Солнышко, я работаю, увлекаюсь, начинаю проговаривать реплики… И не надо на меня смотреть глазами начинающего психиатра.

– У меня что, глаза начинающего психиатра?

– У тебя замечательные, красивые глаза, но взгляд… Ты меня пугаешь. От тебя так и веет электрошоком.

– Значит это все от голода, а если их покормить…

– Ты хочешь кушать? – перебил я.

– Я умираю от голода.

– Что будем есть?

– Не знаю. Но я хочу чего-нибудь вкусного.

– Понятно. Ты уже позвонила Олегу?

– Так это ты у нас – большая шишка с персональным шофером.

– Ты – лучшая в мире вреднюлечка, – сказал я, ища в телефоне нужный номер.

Новая глава

По мне, так бОльших лицемеров, чем горы нужно еще поискать. Они такие милые, аккуратные, добродушные, гостеприимные и красивые в качестве вида из окна. Но стоит только купиться на их далекое очарование и попытаться познакомиться вблизи, как чудесные творения природы в миг становятся кошмаром для доверчивых посетителей. Этим они похожи на женщин, болотную топь и хищные растения.

– Ты там не засиделся на стуле? Пошли лучше прогуляемся по горе, – предложила Алина. При этом в ее глазах было столько предвкушения удовольствия от прогулки, что я не смог ей отказать.

Так я оказался на склоне горы. Она не была крутой, скалистой или поросшей чем-нибудь труднопроходимым. Да и по размерам она больше походила на большой холм, однако, восхождение на нее отняло у меня все силы. Не прибавляла оптимизма и погода – солнце жарило так, словно хотело превратить меня в шашлык. Влажный горячий воздух совсем не годился для того, чтобы им дышать. А затянувшие все небо низкие, темные тучи, казалось, скребли по макушке.

Солнцепек и затянувшие небо тучи несовместимы, – скажете вы. Я тоже так думал, пока не оказался на том склоне.

Я брел за Алиной, проклиная себя за то, что забыл народную мудрость про «умный в гору не пойдет…» и про «что скажет баба…». При этом самым деморализующим фактором было то, что мы продолжали восхождение.

Алине все было нипочем. Бодрая и счастливая, она легко шагала чуть впереди, любовалась красотами природы и вела себя так, словно ничуть не устала.

Из-за отупляющей усталости, жары и духоты я не обратил внимания на то, что земля под ногами хрустит как-то не так. Звук был такой, словно кто-то глубоко под землей ломал сухие ветки. Потрещав минуту-другую, земля вдруг резко ушла у Алины из-под ног. И на месте пологого склона образовалась бездонная пропасть. Алине чудом удалось схватиться руками за какие-то корни, но о том, чтобы долго за них держаться, не могло быть и речи. Все ее попытки выбраться наверх только усугубляли и без того шаткое положение.

Я стоял в двух шагах от пропасти, слышал ее крики и ничего не мог сделать. Я словно окаменел. Я стоял и не мог пошевелиться, не мог даже моргнуть. Как я ненавидел себя в тот момент за эту беспомощность! Наверно, от ненависти к себе я и проснулся. Вскочил с кровати, и уже только потом понял, что мне приснился кошмар.

Крики Алины стояли у меня в ушах. Она уже два дня была в командировке, где, как я был уверен, попала в беду. Надо было ее спасать. Что-то делать. Позвонить для начала хотя бы Олегу. Часы показывали пять утра, а звонить ему в это время и объяснять, что приснился плохой сон… Короче говоря, мне ничего не оставалось, как ждать. О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи, поэтому, чтобы хоть чем-то себя занять, я отправился к себе в кабинет работать.

Мне нужен был формальный повод для звонка, а для этого был нужен заказ. К счастью, пока я спал, мне пришло письмо с заявкой и пометкой «срочно». Чтобы собраться с мыслями, я отправился на кухню, где приготовил себе яичницу с помидорами и заварил чай. После еды я принял душ, оделся и набрал Олега.

– Привет, – услышал я его сонный голос.

– Извини, что беспокою. Но у меня новый заказ с пометкой «срочно»…

– Никаких проблем. Говори.

Я задал ему пару вопросов, получил ответы, а потом как бы между прочим спросил:

– Ты случайно не знаешь, как там у Алины?

– Не знаю, а что?

– Да сон плохой приснился. Думал узнать, все ли с ней в порядке.

– Ты же знаешь, я не в курсе, чем она занимается. Но, думаю, все нормально. Иначе тебе бы уже сказали.

– Ладно, извини, что разбудил.

– А тебе что не спится?

– Не знаю. Временами такое бывает.

Слова Олега о том, что мне бы в случае чего сообщили, только убедили меня в собственной правоте. Как я успел убедиться, сообщать что-либо не имеющее отношение непосредственно к работе в нашей конторе не было принято. А если так, зачем он мне врет?

Поймав себя на этих мыслях, я вспомнил о том, что одна из характерных особенностей паранойи заключается в том, что параноик воспринимает любые аргументы, как доказательство своей правоты, поэтому спорить с параноиками бесполезно. Но лучше быть параноиком, чем прошляпившим все лохом.

Я понял, что судьба, книга или черт его знает кто еще хочет, чтобы я перешагнул через собственное табу. Выбора у меня не было, поэтому я вернулся в кабинет, сел за компьютер и начал писать Алину с того момента, как она вышла из дома, села в машину, выехала за ворота. Вот только далеко уехать ей не удалось. В квартале от дома ее нагнал черный джип с той самой парочкой на борту, что возила меня к куратору. Они приказали ей ехать за ними. Ее привезли на какую-то овощную базу в промзоне на Левом берегу Дона. Завели в каморку без окон, усадили на неудобный стул за столом и начали допрос…

Потом передо мной словно захлопнули информационную дверь, из-за которой до меня доносились только обрывки информации. Алину допрашивали из-за меня. Оказывается, она была приставлена присматривать за мной, но что-то в ее работе им не понравилось, в результате ее подвергли настоящей пытке. С ней беседовали третьи сутки подряд, не давая ни сна, ни отдыха. Только короткие перерывы на туалет. Дознаватели менялись каждые два часа.

Я же не мог узнать, о чем там идет речь. Прямо как во сне.

– Бесполезно, – услышал я голос деда. – Эти люди не дураки, поэтому они сначала научились защищаться от таких, как мы, а потом только начали брать нас на работу.

Он стоял возле двери в своей любимой позе: скрестив руки на животе.

– Ты можешь помочь? – спросил я, боясь услышать «нет».

– Всему свое время, – ответил он, – сейчас я предпочел бы выпить.

– Помоги мне вытащить ее, и я поставлю хоть ванну выпивки!

– Ты что, не слышал? Всему свое время. Сейчас тебе лезть нельзя.

– Но Алина…

– Вот именно, – перебил меня дед, – поэтому ты и думаешь не серым, а пещеристым веществом. Пошли попустим по стаканчику. Ты не поверишь, эти уроды совсем не предусмотрели у себя там никаких удовольствий. И скажи мне на милость, зачем мне вечная жизнь, если в ней нет даже намека на баб или выпивку? Дай, я хоть у тебя оторвусь.

Спорить с ним было бесполезно, и я повел его в гостиную, где у меня стоял хороший коньяк. Я порезал к нему лимон и насыпал на блюдце немного сахару и мелко помолотого кофе.

– Вот это я понимаю, – обрадовался дед.

При жизни он выпивал крайне редко и по чуть-чуть. Тут же набросился на коньяк, как заправский алкоголик в период вынужденной трезвости. Видать, и вправду не такая уж и сладкая эта вечная жизнь. Бутылку дед приговорил фактически сам – я лишь поддерживал компанию и слушал в пол-уха, что он рассказывал о царстве мертвых. Наконец, когда бутылка опустела, дед перешел к делу.

– Ты меня, конечно, извини, – сказал он, – но я не вправе тебе ничего объяснять.

Я уже хотел обложить его матом, дескать, не можешь, тогда какого хрена было сушить мне мозги, но он остановил меня, как останавливал в детстве, махнув на меня рукой.

– Я могу лишь тебе намекнуть. Ты должен поступить так, как поступают в литературе, когда хотят влезть в шкуру того или иного персонажа.

– А попонятней намекнуть можешь?

– Вспомни свой рассказ про «Новый год».

Дед говорил о рассказе, который я написал от первого лица, причем в каждой новой главе повествование велось от лица другого персонажа. Поняв, что надо делать, я бросился наверх, забыв сказать деду спасибо.

И только за ноутбуком, уже открыв нужный файл, я понял, что не знаю, что писать. То, что я разгадал намек деда, не значило ровным счетом ничего, так как, чтобы писать от первого лица, нужен как минимум тот, от чьего лица можно вестись повествование. Этой зацепки у меня не было. То есть лиц было хоть отбавляй, но все они находились под защитой, взломать которую я не мог.

Так вот значит чему так улыбался дед, когда я, как ненормальный рванул в кабинет! Он и раньше корил меня за нетерпение, повторяя, что когда-нибудь я прыгну в гроб еще до собственной смерти, если не сумею его (нетерпение) обуздать. Я же лишь испытывал раздражение от его слов и кроме как послать его подальше ничего не хотел. Теперь он стал свидетелем собственной правоты. Вот только в гроб я вгонял не себя…

Понимая, что это ничего не даст, а возможно еще и ухудшит положение дел, я рванул в гостиную, где оставил деда наедине с коньяком и намеками. Разумеется, там его уже не было. Оставался Тень, но позвать его мне не позволила паранойя или шестое чувство. Сначала оно буквально лишило меня дара речи, а потом со мной заговорил внутренний голос:

А что если происходящее – не более чем твой новый экзамен, который ты должен сдать сам, без чьей-либо помощи? Что если свое право на подсказку ты уже реализовал, и обращение к Тени будет воспринято, как основание для незачета? Однажды ты уже сделал неверный выбор, и чуть не лишился Алины. Неужели ты хочешь рисковать ее жизнью вновь? Да, ей сейчас плохо. Ей сейчас тяжело. Но пока что ей ничего не угрожает, а раз так, то у тебя есть время, чтобы хотя бы попытаться найти правильный ответ, прежде чем все испортить своим вмешательством. Ты сегодня уже спорол горячку. И что? Так что давай, успокаивайся, пойди съешь пару бутербродов, подумай, а потом уже садись за компьютер. Время еще есть.

Внутренний голос был прав. Как сказал неизвестный мне остряк, спешка нужна лишь при ебле блох и ловле чужой жены.

Чтобы заставить работать мозги, я приготовил крепкий кофе, который выпил, заедая макаемым в мед сыром. Достаточно успокоившись, я вернулся в кабинет. Я все еще не знал, что писать. Решив, что лучше что-то делать, чем ничего, я попытался прописать куратора, и чуть было не попал, как кур в ощип.

Куратор был настоящей информационной черной дырой. Как и астрономический аналог, он притягивал всю оказавшуюся в поле его притяжения информацию, не отражая и не излучая ни одного бита. Зазевайся я на мгновение, и наверняка меня бы разорвала на части неимоверная сила притяжения. К счастью, я успел захлопнуть крышку ноутбука. И сразу же зазвонил телефон.

– Привет, – услышал я голос Олега.

– Привет, – ответил я, стараясь подавить разыгравшуюся паранойю.

– Помнишь заказ про дом у пруда?

– Ну.

Этот заказ, обычная мелодрама из жизни бизнесменов, я делал неделей раньше. Сынок богатеньких родителей метался от одной бабы к другой, не зная, какую из них выбрать. Одну он любил; другую любила его властная мать… Короче говоря, обычное дерьмо даже не священных коров.

– Заказчик просит кое-что переправить.

– Олег, прошла уже неделя, – раздраженно ответил я.

– Я понимаю, но это – ВИП-клиент. Ты можешь посмотреть его запрос?

– Могу. Высылай.

– Уже у тебя в ящике.

– Сейчас гляну.

– Только сразу мне позвони. Хорошо?

– Как скажешь.

Проверка или совпадение? Решив, что ломать над этим голову – бесполезная трата времени, я с опаской включил ноутбук. «Ворд» сообщил, что программа выполнила какую-то там фигню и будет закрыта. Я не стал возражать. Прочитав запрос, я громко выматерился, затем набрал номер Олега.

– Ты читал его запрос? – спросил я.

– Нет, – ответил он, – это – конфиденциальная информация. А что?

– Этот недоделок просит полностью переиграть все с точностью наоборот.

– Но ты же можешь это сделать?

– Не знаю. Прошла неделя, и лед тронулся.

Я действительно не знал, насколько изменился характер лабиринта судьбы действующих лиц. Для этого надо было набросать хотя бы общую его схему. У меня не было ни времени, ни желания заниматься заказом.

– Этому клиенту нельзя отказывать.

– Да я и не отказываю. За это время многое изменилось. Фактически, от меня требуется все сделать заново.

– Ну так сделай.

– Я постараюсь, но я ведь не господь-бог.

– Ты только хорошо постарайся. От всей души.

– Я когда-нибудь плохо работал? – еле сдерживаясь, чтобы не обложить его матом спросил я.

– Ладно, звони если что, – поспешил ретироваться Олег.

Первым моим побуждением было послать заказ к чертовой матери и заняться Алиной, но паранойя или шестое чувство вновь меня остановили. А что если это экзамен на лояльность, но только уже по отношению к фирме? Куратор ведь вполне мог вычислить, что я пытался его писать, после чего дать мне это задание и посмотреть, как я буду себя вести.

Мне до такой степени стало тошно от всего этого, так непреодолимо захотелось послать всех как можно дальше и убраться туда, где нет ни Книги, ни работы, ни Алины, ни даже меня. К сожалению, это было невозможно.

Но все равно я выключил ноутбук, оделся и, забыв взять телефон, вышел из дома. Я шел, что называется, куда глядели глаза, и когда, проходя мимо остановки, увидел подъезжающую маршрутку, решил прокатиться в Ростов.

В маршрутке чуть впереди меня сидела женщина лет тридцати с красивыми длинными ногами, которые едва прикрывала короткая юбка. Ее маленькие ступни были обуты в туфельки на высоченных каблуках, отчего ноги казались растущими чуть ли не из неба. Увлекшись созерцанием этого великолепия, я чуть было не проехал «Пригородный автовокзал», где мне надо было выйти и пересесть на другой транспорт.

В автобус, куда я сел на «Автовокзале», зашли марсиане: женщина пенсионного возраста и ее внук – белобрысый подросток с перекошенным носом. Он, словно оказавшийся впервые на улице домашний кот, постоянно озирался по сторонам. Она минут десять расплачивалась за проезд. Сначала долго переспрашивала, сколько с нее за двоих, потом испуганно доставала из лифчика узелок из какой-то застиранной тряпки, – он служил ей в качестве кошелька, – долго его развязывала, раза три пересчитывала мелочь. Засовывать его обратно в лифчик она не стала. Оставила в руках и всю дорогу нервно его теребила. На каждой остановке она громко спрашивала:

– Это не «Главный вокзал»?