Текст книги "Мастера Книги"

Новая глава

Эпоха хаоса стала эпохой тайной войны. Люди каким-то образом узнали как о самой Атлантиде, так и о ее планах на возвращение, и это знание стало главной тайной небольшого круга посвященных, решивших любой ценой не допустить возвращения Зла, как они называли атлантов. А так как сама технологическая система управления людьми находилась за пределами их доступа, они решили сосредоточить все свое внимание на следствии, в результате чего была объявлена война всем, чей интеллект был выше среднего, не говоря уже об иных каких-либо способностях. Кстати, нагнетание паники по поводу коллайдера, клонирования и прочей передовой науки проистекает из тех же истоков.

Атлантида, потерпев свое первое серьезное поражение, временно залегла на дно – надо было принципиально корректировать стратегию собственного поведения. К счастью для атлантов, они были достаточно разумными существами, чтобы сделать систему собственного возвращения максимально гибкой и обучающейся. А так как для решения этой задачи требовалось разобраться в психологии людей, ставших несостоятельными богов сменили исчадия ада.

Система выпустила охотников на людей, которые должны были отлавливать человеков с целью скачивания их ума, и вскоре желтую прессу захлестнули сообщения об экспериментах злобных инопланетян, которыми на самом деле были охотники Атлантиды.

Вскоре система сделала неутешительные для нас выводы: Основной причиной восстания черни стало не стремление народа к свободе – у народа его нет и не может быть в принципе, так как оно не заложено в народ конструктивно; и даже не ненависть к чужакам-атлантам, а тотальное неприятие народными массами всего, что выходит за рамки их понимания. Более того, вместо понимания, которое в принципе не свойственно массам, у людей действует механизм привыкания, согласно которому все, что становится привычным, начинает казаться понятным. Другими словами главной причиной поражения была слишком высокая скорость развития технологии. Поэтому требовалось замедлить прогресс до скорости привыкания к нему масс.

Также в нашей психологии нашлась и причина, по которой противники Атлантиды были вынуждены мириться с прогрессом. Этой причиной стала война. Людям свойственно воевать, а война требует все более эффективного оружия нападения и защиты, создавать которое невозможно без соответственного развития науки и техники. Так одна и та же черта нашей человеческой природы стала как величайшим из благословений, так и величайшим из проклятий рода человеческого.

Благословением потому что если бы не война, мы бы жили в условиях, при которых мрачное средневековье показалось бы эпохой расцвета свободы, искусства и науки. Проклятием потому, что у Атлантиды вновь появился механизм контроля нашего развития. Снизив мощность воздействующих на нас установок, Атлантида начала наносить точечные удары, провоцируя у людей те или иные гениальные наития. Одновременно с этим было создано тайное общество Мастеров Книги. Так начиналась длящаяся до наших дней война тайных обществ и манипулирования сознанием.

А в ближайшее время должен будет начаться следующий этап возвращения атлантов. Решив, что люди полностью исчерпали себя как вид, система вновь запустила свои мутагенные механизмы, в результате чего в последнее время стало появляться множество уродов, а так называемые дети индиго – следующий, промежуточный шажок в человеческой эволюции. И если я все правильно понял, в ближайшее время должна начаться новая пандемия, которая окончательно отделит семена от плевел. Кстати, именно понимание этого заставляет борцов с Атлантидой бить в набат каждый раз, когда появляется очередной птичий грипп или атипичная пневмония. Они-то знают, что скорый удар Атлантиды неминуем, вот только не знают, что и когда обрушится на голову человечества.

– Послушай, – спросил я Тень после сеанса, – а тебе не кажется, что все это, мягко говоря, натянуто?

– Что именно?

– Ну ладно я понимаю в древности, когда у людей не было достаточно техники, они не могли добраться до объектов Атлантиды. Но сейчас, когда мы легко можем расхерачить несколько таких планет, как наша, почему нельзя уничтожить установку атлантов и закончить эту войну?

– Потому что они предусмотрели такой поворот событий, как предусмотрели и то, что вы будете их ненавидеть, как ненавидите и боитесь тот же искусственный интеллект. Такова ваша природа – быть против всех остальных. Вы и других боитесь лишь потому, что ставите себя на их место, забывая, что главный механизм эволюции – это не естественный отбор с его конкуренцией всего со всеми, а симбиотическое существование в виде единой экологической системы. Так вот, установку невозможно уничтожить, потому что основные объекты находятся ни где-то там в пространстве и времени, а в межпиксельном пространстве, куда люди могут попасть лишь по приглашению. И это, во-первых. Во-вторых, установка попросту блокирует любые попытки к ней приблизиться, поэтому людям даже в голову не придет что-либо бурить или строить там, где это может помешать работе установки, не говоря уже о том, чтобы нанести по ней целенаправленный удар.

– Но ведь однажды уже нанесли.

– Как знать, – ответил Тень с хитрой улыбкой на губах, которую я увидел в своем воображении.

Вернувшись домой, я сварил себе кофе, – Алина была в командировке, – и включил телевизор… Я тупо пялился в экран, не замечая того, что показывали, и думал о том, что становлюсь предателем собственного вида. Если раньше я сотрудничал с Книгой по глупости, то теперь, после откровений Чтеца мое предательство становилось сознательным актом.

Я предавал людей, как до этого их предал мой дед… а он был не в пример мне не робкого десятка, вот только аргументы для убеждения у них находятся для каждого из нас. Для меня – это Алина, ее здоровье, безопасность, жизнь. А дед… наверняка он сделал это ради нас, ради близких…

А с другой стороны, возможно у нас нет и не было никакого выбора. Смогли же большевики оболванить население целой страны до такой степени, что советские зомби до сих пор готовы кричать ура Сталину и идти с его именем в бой. Причем без всякой контролирующей сознание аппаратуры.

А с чьим именем пошел бы в бой я? Кого бы стал защищать? Человечество? Да оно и без Книги вызывает у меня тошноту и стыд за то, что я принадлежу к этому виду. Человек – это звучит тошно, по крайней мере, для меня. За Родину? Да такая Родина в тысячу раз хуже чужбины. Не Родина, а бандит времен перестройки, взимающий с тебя дань. К тому же на примере тех же Буданова с Ульманом Родина показала, как она готова платить за любовь к себе. За Алину? Думаю, да. За маму, за отца, за деда… Человек должен, прежде всего, заботиться о себе и о своих близких, а если так, то для меня… как и для деда тогда, предательством было бы предательство по отношению к нам…

Наверно я бы окончательно запутался в рассуждениях, если бы не Алина, которая своим возвращением одним махом разрубила этот гордиев узел. Алиночка… Наверно, я только тогда прочувствовал до мозга костей, насколько мне дорога эта самая близкая и родная незнакомка. Я схватил Алину на руки и долго-долго целовал ее в губы, а потом, целуя ее лицо, шею, голову, принялся повторять:

– Алиночка, милая, нежная моя… я тебя люблю… я тебя очень-сильно люблю… и никому не отдам… слышишь? Никому…

– Да что с тобой? – спросила она, когда сумела вырваться из моих объятий.

– Просто я понял, что ты – самый близкий мой человек, ради которого…

Алина не дала мне договорить, заткнув рот поцелуем. Потом мы занимались медленно и неторопливо любовью, и кровать поскрипывала в такт, как в фильмах из моего детства скрипели парусные корабли или шлюпки. Мы были вдвоем на нашей шлюпке-кровати, только я и Алина, и за возможность продолжать наше совместное плаванье я готов был послать ко всем чертям людей, атлантов, Книгу, вселенную и самого господа-бога вместе с его ангелами и прочей родней.

Новая глава

Периодически без всякой на то причины меня накрывает жуткое состояние. Я начинаю чувствовать себя тысячелетним стариком, живущим в условиях двух-трех «g». Причем старым и тяжелым я становлюсь не на уровне тела и даже не на уровне сознания, а на уровне ауры или энергетической оболочки, что ли. Как будто тяжесть всех предыдущих моих воплощений разом обрушивается на меня, и я изнываю под этой тяжестью, словно на моих плечах лежит весь небесный свод.

В такие моменты я хочу раз и навсегда сдохнуть без какой-либо загробной жизни, даже самой что ни на есть расчудесной. Возможно, я помог бы себе в этом, если бы был достаточно оптимистично настроен. По мне, так надо быть истинным оптимистом, чтобы пришить себя тем или иным способом, потому что только отпетый оптимист может думать, что либо там ничего нет, либо что боженька, если он существует, позабыл приготовить для нас и там отравляющие посмертное существование пакости.

Короче говоря, когда на меня накатывает это состояние, я живу так, словно мотаю срок на нашей планете без надежды на радикальное изменение положения дел, хотя, если честно, в глубине души я тешу себя надеждой выйти досрочно за хорошее поведение. В то утро настроение у меня было именно таким. Причем, как обычно, безо всякой на то причины.

Сны тоже не прибавили мне оптимизма. Хотите верьте, хотите нет, но сны у меня сбываются. Причем плохие значительно чаще, чем хорошие.

В первом сне я мотался по родному Аксаю на машине в тщетном поиске своего старого дома. Я легко находил нужную улицу, поворачивал во двор, но вместо родного двора оказывался в каком-то дурацком переулке, откуда с трудом выбирался опять на свою улицу, находил поворот, за которым меня вновь ждало черт знает что. Прервал мои метания по Аксаю своим волевым решением мочевой пузырь.

Следующий сон был не лучше. Я был в тюрьме, которая больше напоминала салун из ковбойских фильмов: большой зал с кучей столов вместо нар. Там сидели вместе мужики и бабы. Я сидел в углу за столом, передо мной лежала общая тетрадь и ручка, а надо мной нависал всей своей полуторацентнерной с гектара тушей начальник тюрьмы. Он уговаривал меня написать чистосердечное признание.

– Ну чего ты выделываешься, – говорил он, – все равно тебе сидеть, так хоть будет за что.

– Но ведь я невиновен, – робко возражал я.

– Конечно, невиновен, – соглашался он, – но здесь это никого не волнует. Невиновным ты просидишь не меньше. Зато если ты пойдешь мне навстречу, я сделаю твою жизнь более или менее комфортной. А если нет… – он кивнул головой в сторону соседнего столика, где скалили зубы в предвкушения расправы надо мной четверо отморозков.

– Подписывай, – продолжал уговаривать он, – и тебя здесь никто не тронет. Я ручаюсь.

Его слова ничего не стоили, как и моя жизнь, независимо от того, напишу я признание или нет.

От страха я и проснулся. Встал. Сходил на кухню, выпил кружку воды, посетил туалет и вернулся в постель – было еще слишком рано, чтобы вставать.

На этот раз мне приснилась Алина. Она выбросила мои новые вещи в мусорное ведро, и я отчитывал ее за это, словно тыкал котенка или щенка носом в лужу. Алина оправдывалась, неся совершенно идиотскую хрень, что только сильнее меня распаляло. Когда я сорвался на крик, она по-детски втянула голову в плечи, словно боялась, что я ее ударю, а потом посмотрела на меня взглядом, который наяву наверно меня бы убил. Она была настолько потерянной, жалобной и беззащитной, что я почувствовал себя последним дерьмом и сволочью. Если бы это было возможно, я бы с удовольствием провалился от стыда сквозь землю.

Проснувшись, я чуть было не разревелся, а потом на меня накатило это ужасное состояние.

Меня ждал заказ, но о работе не могло быть и речи. В таком состоянии я не смог бы связать и пары слов. Вспомнив в очередной раз, что на военных сборах мы достаточно успешно лечились от депрессии пешими прогулками на износ, я решил пройтись по Аксаю. Тем более что я давно уже не выползал из дома. После того, как я начал «ходить» на сеансы чтения в Зал Посвящения, необходимость в появлениях в библиотеке отпала. Затем я забросил поездки на стрельбище, а наши некогда регулярные прогулки по Аксаю с Алиной заглохли сами собой, как только она вернулась к работе. В результате я практически не высовывал носа со двора – только в магазин и в кафе, посидеть с друзьями.

Был первый, если судить по погоде, летний день. Суббота 23 мая. По центру Аксая бродили нарядные школьники и школьницы с букетами цветов. Последний звонок в старших классах, – решил я. Одиннадцатиклассницы умудрились где-то откопать школьную форму советского образца. В волосах у них были огромные белые банты. На ножках белые гольфы и туфельки на высоких каблучках. В таком виде они ассоциировались у меня с соответствующими разделами эротических сайтов. От созерцания прекрасного меня отвлек Олег.

– Привет, – сказал он по телефону.

– Привет, – ответил я.

– Как идут дела?

– Лето.

– Ты сейчас сильно занят?

Я гуляю по Аксаю, а что, что-то срочное?

– Там новый заказ. Его желательно сделать сегодня. Справишься – будет премия.

– Большая?

– Достаточная для того, чтобы заняться делом. Сделаешь?

– Постараюсь, а там как пойдет. Заранее ни в чем нельзя быть уверенным.

– Тогда если не получится, позвони. В любое время. Заказчик серьезный, так что…

– Хорошо. Я уже иду домой и сажусь за работу. Если что – звоню.

– Договорились.

Новая глава

Жил-был молодой парень из обычной нормальной семьи. Жил спокойно. Никого не трогал. Починял примусы. Учился на первом курсе института. Встречался с девушкой. Собирался на ней жениться…

Однажды он шел домой – возвращался от друга. Было не то, чтобы сильно поздно, а он был не то, чтобы сильно пьян… И надо же было ему стать свидетелем того, как какой-то хрен пытается затащить какую-то бабу в машину. Та вырывалась, визжала, звала на помощь. Этот дурак полез заступаться. А тут, откуда ни возьмись, менты. Начали разбираться. Баба вместе с тем хмырем, что тащил ее в машину, заявили, что к ним пристал пьяный, начал оскорблять, полез в драку… чуть ли не попытался ее изнасиловать.

Чтобы не залететь в тюрьму, пошел он добровольцем в армию. Попал в Чечню. Пока он там служил, родители попали в большую неприятность. Лишились всего, что было, включая квартиру и последние сбережения, а потом погибли странной смертью.

Девушка тоже его не дождалась – вышла замуж и укатила хрен знает куда. В общем, вернувшись домой, он оказался в положении солдата из песни, где поется, что враги сожгли родную хату. В результате наш парнишка оказался один на один с петлей, из которой его вытащил лучший друг отца. Когда-то отец парня ему сильно помог, спас от смерти или еще от чего-то не менее ужасного, и вот теперь он решил отдать долг. Он дал парню взаймы, нашел, где можно снять недорогое жилье, взял его к себе на работу, – в последнее время этот друг хорошо поднялся на торговле какой-то своей разработкой.

А потом он обратился в нашу контору с просьбой организовать это дело так, чтобы парнишка остался при нем, то есть отрезать тому все остальные пути – мало ли что он выкинет, оставшись один, а тут дружеское плечо, присмотр, поддержка. А когда парень окрепнет, встанет на ноги, тогда дело другое… Короче говоря, гибрид Книги Иова и рождественской сказки.

Дернул меня черт залезть в подноготную этой истории:

Придумал отец нашего парня охренительную вещь в области то ли нано технологий, то ли в компьютерной сфере. Придумал, а на реализацию денег нет. Пришел он тогда к своему старому другу, рассказал, что к чему. Тот взялся за раскрутку этого проекта. А когда до него дошла истинная стоимость изобретения, решил забрать все деньги себе, а заодно кое от кого избавиться, – слишком много он задолжал людям.

Для этого он сначала подставил парня, отправив его в Чечню, чтобы тот научился убивать и не путался под ногами. Затем он подставил отца парня, причем именно тем людям, которых хотел убрать. Отдал его в качестве оплаты долга.

К приходу парня из армии изобретение покойного друга и деньги кредиторов сделали его довольно-таки богатым человеком. И некогда казавшийся ему колоссальным долг стал вполне отдаваемым, вот только отдавать он ничего не хотел. Зачем, если вместо этого можно рассказать парню, кто уничтожил его родителей, вдохновить на месть, а потом и отправить к родителям при задержании или уже в тюрьме – для него это было раз плюнуть. Поэтому он и хотел, чтобы парень был гарантированно при нем, чтобы не смог куда-то податься или, не дай бог, раскопать что-либо о смерти родителей, что могло бы связать ее с ним.

Когда я это раскопал, мне стало физиологически тошно. Хоть я давно уже был циничной скотиной, для этой истории моего цинизма явно не хватало. Мне вдруг стало от всей души жаль паренька, которого требовалось отдать на закланье. Захотелось ему помочь, спасти, открыть глаза на ужасающую правду, а заодно и вычеркнуть заказчика из списка живых…

Эта самодеятельность могла иметь весьма нехорошие последствия как для меня, так и для Алины. От меня требовалось как можно быстрее выполнить этот чертов заказ, но хрен знает откуда возникшая совесть кричала во весь голос «Но пасаран!» и громко царапала грудь изнутри. Я чувствовал себя собакой, получившей одновременно команды «фас» и «фу», и буквально ощущал выведенную у меня из живота трубочку, из которой вместо желудочного сока тек яд, а кто-то, демонически хохоча, то включал, то выключал хрестоматийную лампочку.

Выполнить заказ я не мог. Отказаться от выполнения тоже. Оставалось сделать так, чтобы и заказ был выполнен, и заказчик не получил ничего, кроме заслуженной смерти. Такой компромисс устроил бы и моих рекламодателей и совесть. Оставался сущий пустяк: ответить на вопрос «как?». Когда я нашел ответ, часы показывали пятнадцать минут девятого утра. Выключив ноутбук, я, как был в одежде, завалился в кровать.

Вырубился я мгновенно, а когда проснулся, часы показывали около четырех дня. Нельзя сказать, чтобы я выспался, но спать дальше было нельзя – ждал заказ. Чтобы прийти в норму, я приготовил и выпил чашку крепчайшего кофе, затем приступил к выполнению заказа.

Поняв, что на самом деле от меня требовалось нанимателям и заказчикам, я автоматически перестал заботиться о стиле своих работ. Зачем, если литературность, если такая вообще имела когда-то место, никому не нужна? От меня требовалось руководство к действию. Простое, четкое и понятное. А то, что я перескакиваю при этом с одного времени на другое, леплю, как Солженицын, одно неудобоваримое слово на другое, путаюсь в запятых, или совершаю еще какие-нибудь непростительные грехи с точки зрения фетишистов словесности, моим заказчикам было до фонаря.

Работу я выполнил меньше, чем за час. Теперь оставалось самое сложное. Надо было направить парня на путь истинный, но так, чтобы не попасть в переделку самому и не подставить Алину. Лучшим вариантом было бы мое исключительно дистанционное участие в виде написания сценария поведения парня, но таких решений я не находил. В конце концов, я сумел свести свое участие к одному телефонному звонку. Насколько я мог видеть, его никто не попытается связывать со мной. Теперь надо было придумать слова, которые заставили бы парня поступить, как я скажу. На написание этого диалога у меня ушло больше суток. Оставалось придумать, как оказаться в нужном месте в нужное время, но это уже были мелочи.

Я был готов к своей маленькой войне, и понимание этого наполняло меня азартом охотника, отправляющегося выслеживать особо редкую и осторожную добычу. Моей добычей была сама система, те силы, которые определяли мое положение в этой жизни, мои возможности и степени свободы. Это была хитрая, коварная и чертовски опасная дичь.

Новая глава

– А давай поедем куда-нибудь развеемся? – Предложил я Алине, чувствуя себя дурацкой пародией на Штирлица. Причем даже не на того, что в «Мгновениях», а на героя Аса и Бегемотова. Наверно, я был красным, так как лицо у меня горело.

Алина вернулась из командировки под утро.

– Я злая и голодная, – были ее первые слова.

Однако по ней было видно, что, несмотря на сильную усталость, она была довольна. Пока она принимала душ, я поджарил яичницу. После трапезы мы отправились спать. Проснулись после полудня. Позавтракали овсянкой, а потом я пригласил ее развеяться. Через четыре часа двадцать три минуты мне надо было позвонить тому парню с купленного специально для этого у ханыги на базаре телефона с левой симкой.

– Куда поедем? – спросила Алина в ответ на мое предложение.

– Мы давно не были в «Балкане».

– Мы же только что поели.

– Ничего. Пока соберешься, пока доедем, пока погуляем. Ты же хотела купить новые туфли, да и мне пара новых футболок не помешает.

Когда мы были готовы, я позвонил Олегу.

– Нужна машина, – сказал я ему.

– Далеко собрался?

– Да нет, решили погулять с Алиной по Ростову.

– Везет вам! А я уже забыл, когда в последний раз гулял. Ну да это уже мои проблемы. Машина выехала. Ждите.

Она прибыла через пятнадцать минут. За рулем сидел незнакомый мужчина лет сорока. Спрашивать его про Владимира смысла не было, поэтому я, поздоровавшись, сел на заднее сиденье рядом с Алиной.

– Куда едем? – спросил водитель.

– В Ростов в центр.

– Центр большой.

– «Пушкинская» – «Университетский», – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Другое дело.

– Вас подождать? – спросил водитель, когда мы приехали на место.

– Нет, спасибо, – ответила Алина.

– Как скажете, – ответил он. В его словах не было ни капли эмоций.

Водитель уехал, а мы с Алиной отправились гулять по Ростову. Купили ей туфли и босоножки, а мне шорты и плавки. В расчетное время мы вошли в «Балкан». Там, как обычно, было немноголюдно. Играла балканская музыка, а в меру улыбчивая официантка, встретив нас у входа, проводила за столик и вручила меню.

Мы взяли разливного вина. Алина заказала мусаку, а я – запеченную баранину и картошку по-домашнему. Десерт решили заказать позже. Официантка ушла, и я отправился в туалет – «помыть руки перед едой».

Вкусно пописяв, я помыл руки, а потом достал одноразовый телефон, включил и набрал номер Егора.

– Да, – услышал я его удивленный голос.

Вообще в том, что власть – это самый крутой наркотик, могут сомневаться лишь те, у кого ее никогда не было. Возможно, у них была должность или звание, но власти в истинном значении этого слова не было никогда. У меня же она была, да еще какая!

Всего несколько нажатий на клавиши ноутбука, и у Егора сначала не вовремя звонит телефон, а когда он достает его из кармана, тот вырывается из рук и падает в ливневую канализацию. Делать нечего – надо покупать новый, тем более что без телефона ему нельзя. Он идет в магазин, покупает телефон, вставляет новую симкарту в аппарат…

Я буквально видел эту картину в своем воображении, когда набирал его номер. Мой звонок совпал с тем моментом, когда он включил новый телефон.

– Привет, Егор, – сказал я, – слушай внимательно и не перебивай. Я знаю, ты только что купил телефон и никому не давал свой номер. Я знаю, что у тебя в кармане двести пятьдесят три рубля. Могу назвать какими купюрами и монетами и назвать их номера, но на это нет времени. И не смотри, как дурак в зеркало (он был дома, сидел на диване напротив зеркала), меня там нет.

– Но как вы…

– Не сейчас, – оборвал я его вопрос, – на ерунду у нас нет времени. Речь идет о твоей жизни, так что слушай меня внимательно и постарайся сделать все так, как я скажу. Кивни, если ты меня понял.

Дав время ему кивнуть, я продолжил:

– Вот и отлично. А теперь слушай внимательно…

Я рассказал ему все, что он должен был знать. Сказал, что он должен в точности следовать моим инструкциям, иначе он умрет, а родители так и останутся неотомщенными. Закончив разговор, я разобрал телефон, бросил симкарту в унитаз, разломал сам аппарат и выбросил в корзину для использованной туалетной бумаги. Затем еще раз помыл руки и вернулся к столу.

– Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, – сказал я себе перед выходом из туалета.

Разговор с Егором получился именно таким, каким я его написал, что уже не могло меня не радовать. Он заставил меня прочувствовать всю ту власть, которую я имел над людьми. Я был могущественным, как Сатана или даже круче.

– Ты так сияешь, будто был на свидании, а не в сортире, – заметила Алина, когда я вернулся к столу.

– А как, по-твоему, должен выглядеть человек, который стал внутренне чище грамм на пятьсот?

– Понятно. Ты в каком был туалете?

– В правом.

– Тогда я туда не пойду.

Сказав это, она пошла мыть руки, а я остался сторожить покупки.

Егор великолепно сыграл в моем спектакле. Сначала, как того и требовал от меня заказчик, он устроился к нему на работу. Когда тот Егора усыновил, он достойно «Оскара» заплакал слезами благодарности, а когда заказчик якобы случайно проговорился, что знает, кто убил родителей Егора, парень снова отреагировал убедительно. Разумеется, заказчик «сделал все, чтобы уговорить Егора не мстить», но тот был непреклонен. Но вместо того, чтобы погибнуть при задержании подоспевшим на место преступления доблестным нарядом милиции (этот же наряд чуть раньше застукал его во время рыцарского порыва), Егор обошел все ловушки и прибыл во всеоружии к моему клиенту.

А дальше, как в анекдоте – хорошо обездвиженный пациент в наркозе не нуждается. По официальной версии заказчик стал жертвой несчастного случая – выпил лишнего и заснул в сауне, где спекся живьем. Вот только он не спал и прекрасно понимал, что его убивают.

Через неделю после финала меня настигли отголоски этой истории. Мы сидели с Алиной в беседке во дворе. Пили чай, лениво болтали ни о чем и наслаждались свободным временем. Все было великолепно до тех пор, пока пара придурков, не начала орать за забором «Хозяева» на все голоса.

– Ты не хочешь открыть? – спросила Алина.

– Не а, – ответил я. – Не хочу тратить время на идиотов, которые не знают, как пользоваться домофоном. К тому же все, кто мне нужен, уже здесь.

– Может, все же открыть? – спросила Алина минут через пять. Кретины продолжали орать за забором.

– Да ну их всех нахрен. Нас нет дома, – ответил я, подумывая над тем, что было бы неплохо, если бы кто-то набил им морду. Сам я, к сожалению, не был спецом в этом вопросе.

Еще через пару минут голосистая парочка замолкла, и сразу же зазвонил мой мобильник.

– Привет, – услышал я голос Олега, – ты где?

– Дома, а что?

– Тебя хотят видеть ассистенты куратора. Ты не против?

– Нет, конечно, какой разговор.

– Тогда какого черта ты держишь их за воротами? – мягко говоря, Олег был недоволен.

– Так это они там вопят целую вечность? – спросил я, решив не замечать недовольство Олега.

– Они. И они очень не любят торчать под дверью.

– Хорошо. Уже открываю.

– Куратор – это серьезно, – сообщила Алина, – делай все, что тебе скажут, и постарайся обойтись без резких движений.

Меня поразило, насколько она была напугана, но я решил, что сейчас не время заострять на этом внимание.

– Все будет нормально, – стараясь выглядеть спокойным, пообещал я. – Я буду паинькой.

– Входите, господа, – сказал я, открывая калитку, – извините, что заставил вас ждать, но мне там было не слышно. Для этого я провел домофон.

– Вас хочет видеть куратор, – сообщил один из них, пропустив мои слова мимо ушей.

Не знаю, если бы не звонок Олега и не предупреждение Алины, я послал бы это парочку куда подальше, настолько они не выглядели НКВДшниками, или кем-либо из тех, кто мог вселять страх или уважение. С такими рожами как у них обычно пытаются впендюрить втридорога левый чайник под видом подарочной акции или втянуть в какую-нибудь секту.

– Мне надо переодеться, – сказал я.

– Мы подождем.

– Меня хочет видеть куратор, – сообщил я Алине, видя немой вопрос в ее глазах.

– Что ты уже натворил? – чуть слышно спросила она.

– Ровным счетом ничего.

– Он просто так не вызывает.

– Тогда не знаю.

Я собирался сменить футболку на рубашку, а шорты на брюки, но Алина заставила меня принять душ, почистить зубы и побриться, несмотря на то, что в последний раз я брился перед сном. Алина терпеть не могла мужскую колючесть, и я всегда брился перед тем, как собирался заняться с ней любовью. Собственно, только перед занятиями любовью я и брился. Хорошо хоть пиджак с галстуком в летнюю жару мне напяливать не пришлось.

Минут через двадцать я предстал перед этой парочкой вымытым и выбритым, в белой рубашке, темно-синих брюках и в черных туфлях.

– Я готов, – сказал я, чувствуя себя новой копейкой.

Окинув меня оценивающим взглядом, они, ни слова не говоря, направились к стоявшему недалеко дорогому на вид серебристому автомобилю, – должен признаться, я ничего не понимаю в машинах и различаю их по надписям на багажниках, – и уселись на передние сиденья. Восприняв это как приглашение, я тоже сел в машину. Сзади. В машине было прохладно – работал кондиционер.

Примерно через час машина остановилась возле скромного на вид здания где-то в Западном районе Ростова.

– Идемте, – нарушил молчание один из ассистентов.

Мы вошли внутрь, прошли по напрочь лишенному каких-либо намеков на наличие охраны или видеонаблюдения фойе, поднялись в лифте на четвертый этаж и, пройдя немного по коридору, вошли в достойную главы сельской администрации приемную, где за компьютером скучала совершенно серая и безвкусная, как приготовленная на пару рыба, особь женского пола неопределенного возраста.

– Звонцев к Максиму Константиновичу, – сказал ей один из ассистентов.

– Максим Константинович, к вам Звонцев, – бесцветным голосом сообщила она, нажав на нужную кнопку на селекторе, а потом, обращаясь ко мне, добавила: – входите.

Я вошел. Максим Константинович встретил меня посреди кабинета, пожал руку, предложил присесть.

– Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел? – спросил он, покончив с этикетом.

– Да нет.

– Очень хорошо, – обрадовался он, словно ему действительно было дело до моих дел, – я, собственно, чего вас пригласил. Как вы уже знаете, я являюсь вашим куратором, то есть именно я курирую вашу работу: отбираю для вас заказы, проверяю их исполнение, веду дела с заказчиками, и так далее.

– А я думал, этим занимается Олег, – сболтнул я.

– Ну что вы, – рассмеялся он, – Олег устраняет все, что мешает вашей работе.

– Теперь буду знать.

– Кстати, как он вам?

– Прекрасно.

– Вот и хорошо… Так вот, я пригласил вас, чтобы познакомиться лично. Заглянуть в ваши глаза. Отчеты… они ведь ничего не говорят о вас, как о человеке, тогда как даже несколько минут личного общения…

Сказав это, он посмотрел на меня так, словно ждал каких-то слов по этому поводу.

– Вы совершенно правы, – ответил я.