Текст книги "Русские налоговые сказки"

Фискальные механизмы

Мы бы и не узнали ничего о том, как, кем и на каких условиях собираются в русских сказках налоги, если бы не целая серия сказок про глупую (или сварливую, или гулящую) бабу. Во всех этих сказках, чтобы проучить, обуздать или вразумить жену, мужчина выдвигает ее на выборную должность деревенского старосты.

В патриархальном обществе кажется очень смешным, когда женщина занимает должность мужскую и политическую, должность, связанную с судопроизводством и налоговой ответственностью. Как древним грекам смешной казалась рассказанная Аристофаном история про Лисистрату. Как зрителям театра «Глобус» сама по себе смешной представлялась коллизия шекспировской комедии «Укрощение строптивой». Так же и русский сказитель рассказывает, каково это – бабе быть старостой. И слушателям сказки баба в роли старосты представляется смешною сама по себе.

Пока слушатели смеются, мы проясняем для себя господствующие в русских сказках фискальные механизмы.

Итак, в некоторой деревне избирают старосту. И долго не могут избрать. А у одного мужика есть сварливая жена. Такая жена, что за словом в карман не лезет, что перечит и мужу, и соседям, и попу, и даже иногда барину. Мужик мечтает жену проучить. А деревенская сходка соглашается, что на должность старосты не найти лучшего кандидата – ведь эта вздорная баба со всеми в ссоре, ничьих интересов отстаивать не будет и даже собственному мужу не будет помогать в хозяйственных делах, пользуясь административными полномочиями, поскольку мужа почитает изо всей деревни главным врагом. Недолго думая, сход и выбирает старостой сварливую бабу.

У старосты в деревне две функции. И первая функция – судебная. Как только сварливую бабу выбирают старостой, к ней принимаются что ни день обращаться односельчане за разрешением хозяйственных, бытовых и семейных споров. И каждый понимает, что старосте надо поднести вина и дать взятку. Во многих сказках про сварливую бабу так и говорится: «Стала она пить от людей вино и жить от людей со взяток». И надо понимать, что вином в русских сказках называется водка, а взятка в русских сказках – не денежная, а натуральная. Вечно пьяной старосте, долженствующей судить и рядить, люди несут хлеб, масло, яйца, молоко… А сварливая баба-староста забирает себе все эти продукты, кормится ими и кормит своих детей.

И все было бы хорошо, но есть у старосты в русских сказках еще одна функция – сборщика налогов. К определенному дню староста должна собрать в пользу государства подушную подать.

Как собрать? У старосты нет ни полиции, ни приставов, ни даже ружья самого завалящего. Единственное что есть – это авторитет судьи. Иными словами, взятки, которые несут односельчане старосте за разрешение споров, следует не проедать (или во всяком случае проедать не полностью), а собирать в счет подушной подати, за которой в назначенный день явится представитель государства.

В назначенный день к сварливой бабе-старосте и впрямь является от государя казак. У казака есть нагайка на случай небольших налоговых недоимок и есть шашка на тот случай, если налоги не собраны вовсе или не собираются регулярно.

При этом сам государев казак в русской сказке ни за что не пойдет по дворам собирать подушную подать. Тут совершенно действует средневековый принцип «Вассал моего вассала – не мой вассал». Личность старосты, таким образом, полностью защищает крестьян от налоговых претензий. Затем-то и нужен староста селянам, чтобы казак с нагайкой и шашкой приходил не в каждый дом, а только к старосте, и всю ответственность нес староста, а простой крестьянин только шапку снимал бы при виде государева казака, но в финансовые отношения с казаком отнюдь бы не вступал, а пусть староста разбирается – на то его и избрали.

Обыкновенно в том-то весь и смех сказок про сварливую бабу, что ко дню приезда государева казака подать у нее не собрана. Боясь шашки и плетки, баба обычно прячется в мешок. А государев казак для первого раза охаживает мешок плеткой. И после такого урока баба вылезает из мешка тише воды ниже травы, и уже не сварливая, и мужчинам не перечит, и старостой быть не хочет, а занимается по хозяйству: хлеб печет, пироги, за детишками приглядывает, скотину поит, мужа обстирывает, а в политику – ни-ни. Казак уезжает разгневанный, обещает вскоре вернуться и страшными карами угрожает на тот случай, если не собрана будет подушная подать.

Разумеется, радея о законопослушании и спокойствии, деревенский сход выбирает нового старосту – мужчину. Отныне он вершит правосудие и собирает налоги. Но мы не знаем как, потому что нет ничего смешного в том, как ведет судопроизводство и собирает налоги мужчина. Не смешно это и не интересно. И, кроме курьезного случая сварливой бабы, ни в одной русской сказке мы не находим про фискальные механизмы ни слова.

Билет

Страшная нежить в русских сказках тем и отличается от приличных людей, что не платит налогов. Однако же, как выясняется, не платить налоги – это довольно слабая позиция. Нежити – мертвецов, чертей и лесных разбойников, заключивших договор с Сатаною, принято бояться, но ровно до тех пор, пока не появляется довольно распространенный в русских сказках персонаж – храбрый барин, принимающий на себя роль общественного налогового инспектора.

Этот самый храбрый барин ведет себя с нежитью как не принято – не боится. Например, ночует на кладбище прямо на надгробии той самой могилы, о которой известно, что по ночам оттуда встает мертвец, утаскивающий в ад всякого, кто попадется под руку.

Ночью могила разверзается, мертвец восстает, хватает храброго барина за горло… Но тут между мертвецом и храбрым барином происходит странный диалог.

«А есть ли у тебя билет?» – спрашивает храбрый барин.

«Какой еще билет? – удивляется мертвец. – Я же смерть».

«Так, стало быть, нету билета», – констатирует храбрый барин.

И с этими словами принимается хлестать мертвеца плеткой или забивает мертвецу в грудь осиновый кол, а то и вовсе берет мертвеца с собой, если мертвец способен пригодиться храброму барину для таких бытовых нужд, как, например, распугивание лесных разбойников.

Потому что живут же в лесу безжалостные разбойники. Все окрестные деревни боятся их как огня, а храбрый барин нарочно едет в их лесную избушку, вламывается в дверь и спрашивает с порога:

«Да есть ли у вас билет?»

«Какой еще билет? – недоумевают разбойники. – Мы же разбойники! Тати лесные!»

Но ввиду отсутствия билета храбрый барин уж хлещет их плеткой или натравливает на них прихваченного с кладбища мертвеца.

Вы спросите, что за билет такой? В русских сказках это что-то вроде нашего теперешнего ИНН, индивидуального номера налогоплательщика.

Потому что вот живут, например, в пруду черти. Безобразничают, как водится, утаскивают под воду детей или красных девушек. Так храбрый барин ловит чертей и спрашивает:

«А билет-то у вас есть?»

«Какой же билет? Мы же черти!»

«Ах, так нет билета? Стало быть, живете безданно и беспошлинно? Так получите же по заслугам!»

Еще в XIX веке билетом назывался почти любой документ. Возможен был билет, например, об окончании кадетского корпуса или билет о награждении орденом. Но в русской сказке «билет» – это, как правило, налоговый документ. Билет в русской сказке свидетельствует о регулярной уплате налогов и дает, как мы видим, храброму барину право и силу. Отсутствие билета, то есть уклонение от уплаты налогов, лишает права и силы мертвецов, разбойников и чертей.

Каков источник этой силы и этого права добросовестного налогоплательщика, нам не удалось вычитать из русских сказок. Зато мы неплохо понимаем структуру сказочных налогов.

В русских сказках налоги бывают двух видов – дань и пошлина. Помните, как храбрый барин пеняет чертям, что те живут безданно и беспошлинно?

Так вот: пошлина – это традиционные налоги. Так уж пошло (отсюда слово «пошлина»), так уж повелось эти налоги платить. Сегодня мы отнесли бы к пошлине все законодательно установленные налоги – подоходный, НДС, налог на прибыль…

А вот дань в русских сказках – это новый налог, недавно установленный, установленный тем, кто имел силу этот налог установить.

То, что крестьянин из года в год, вне зависимости от обстоятельств отдает четверть произведенной сельхозпродукции барину, – это пошлина.

А вот то, что надо раз в год отдавать налетевшему вдруг неведомо откуда Змею Горынычу самую красивую в деревне девушку, – это дань, временный налог, установленный силой.

Однажды прискачет богатырь, Змея Горыныча убьет, дань красивыми девушками будет отменена, но богатырь, разумеется, велит крестьянам платить ему, богатырю другую какую-нибудь дань, вероятно не столь кровавую, как требовал того Змей Горыныч.

Современные предприниматели очень хорошо эту сказочную систему налогообложения понимают. Со сказочных времен система налогообложения не слишком-то изменилась. Налоги, которые платит предприниматель официально, – это (в терминах русской сказки) пошлина. А вот деньги, которые дает предприниматель на проведение, например, селигерского слета движения «Наши», – это (в терминах русской сказки) дань. Если власть сменится, то основные, законодательно установленные налоги останутся более или менее теми же. Но дань придется платить уже не движению «Наши», а другому какому-нибудь провластному молодежному движению.

Так или иначе, билет, то есть свидетельство добросовестного налогоплательщика, дающий право и силу, получает лишь тот, кто платит и пошлину, и дань. И традиционные налоги, и то, чего требует захвативший в данный момент землю все равно кто – Змей, Кощей, колдун или богатырь.

Очищение денег

Деньги для русской сказки – это безусловное, но неизбежное зло. Деньги людям дает дьявол (в некоторых сказках его трогательно называют нéнаш – с ударением на первый слог). Дает нарочно для того, чтобы люди ради денег и при помощи денег совершали преступления, грешили, губили других и себя.

Довольно часто мысль о губительности денег сказка выражает буквально. Вот, например, жил-был богатый и жадный человек, а когда состарился, то не мог вынести мысли, что деньги его после его смерти достанутся кому-то другому. И так его терзала эта мысль, что раскрыл богач свои сундуки и принялся свои деньги есть. И умер-то, собственно, не от старости и болезней, а от того, что объелся золотых монет и царских ассигнаций. Богача положили под иконами, позвали пономаря читать над богачом молитвы, а ровно в полночь явился нéнаш, вытряхнул из покойника все деньги и забрал его в ад. И сказал пономарю: «Деньги себе забери, а мешок – мой». Есть такая сказка.

Но есть и сказка про скрипача в аду. В этой сказке прямо раскрывается рецепт очищения денег, рецепт спасения богатого человека от вечных адских мук. Как ни странно, чтобы спасти душу, богатому человеку нужно не отказаться от денег, не раздать милостыню, а заплатить налоги.

Итак, шагает себе скрипач по дороге, идет из деревни в деревню играть на свадьбах, да вдруг проваливается в ад. Со скрипачами такое случается в русских сказках, скрипачи, старухи и кошки легко как-то перемещаются между мирами. И там, в аду скрипач встречает богача, который зарыл два сундука у ворот своего дома, да так и умер, никому не рассказав о кладе. И это катастрофа: если бы деньги достались наследникам, участь богача на том свете была бы не столь ужасна, но тех, кто удерживает свое богатство и после смерти, нéнаши пытают люто.

Проходит некоторое время, скрипач веселит нéнашей игрой на скрипке, и однажды черти отпускают музыканта. Со скрипачами такое случается в русской сказке, их довольно часто отпускают из ада на землю за новыми струнами для скрипки. Несчастный богач умоляет скрипача сообщить его наследникам, где зарыт клад, чтобы наследники отрыли золото, раздали милостыню и облегчили тем самым мучения горящего в аду.

Скрипач выполняет поручение. И наследники богача понимают, что с поручениями покойника не шутят. Не берут деньги себе, не тратят на грехи и развлечения, а действительно выставляют сундуки на перекрестке, чтобы каждый прохожий мог взять себе денег сколько унесет.

Зачем они это делают? Они ждут благословения. Они ждут, что кто-то чистый сердцем, кто-то святой, кто-то, чьи молитвы прямиком доходят до Господа, возьмет себе из сундуков денег на хлеб и благословит человека, поставившего сундуки при дороге. Но вот незадача: чистые сердцем люди не берут денег, понимая их пагубность, а берут деньги только грешники – пропивают прогуливают, тратят на злые дела. Нéнаши торжествуют, глядя на это, и заботятся о том, чтобы деньги в сундуках не иссякали.

Наконец наследники богача понимают, что вместо раздачи милостыни у них получается только растление и разврат. И тогда они решают отдать деньги царю, то есть заплатить налоги. Ибо только царь, помазанник Божий, и может справиться с такой дьявольской штукой, как деньги.

И царь справляется. На все деньги разом он велит построить мост через реку, каковой мост сокращает путникам дорогу на целых пятьдесят верст. Деньги идут на покупку строительных материалов и на оплату честного труда плотников. Деньги не приносят зла, и нéнаши поэтому перестают пополнять сундуки.

Однажды к мосту подходит мальчик, да не обычный мальчик: про этого мальчика сказка говорит, что родила его некая девица, да и покинула с малолетства, и он три года не ел и не пил, и божий ангел ходил за этим мальчиком неотступно. То есть нищий сирота, чистая душа, бесплотное существо. Этот сопровождаемый ангелом мальчик видит мост через реку, радуется тому, что путь стал короче на пятьдесят верст, и восклицает: «Ах, какой славный мост! Дай Бог царствие небесное тому, на чьи деньги его построили!»

В то же мгновение божии ангелы спускаются в преисподнюю, вырывают богача из рук нéнашей и возносят в рай.

Налог на завет

Если человек продал какой-нибудь товар, то платит с барыша подать. Теперь это называется налогом с продаж или налогом на прибыль и исчисляется в процентах от прибыли после получения прибыли. В русской сказке, как мы помним, налог этот платят еще до начала торговли, наугад. Грубо говоря, прежде чем выйти со своим товаром на рынок, купец дарит часть товара царю, а там уж как повезет: плохо пойдет торговля – налог окажется большим, хорошо пойдет торговля – налог окажется мизерным. Такое правило справедливо, если товар продается за деньги. Однако же далеко не все сделки в русской сказке денежные и даже не все бартерные, а есть еще сделки заветные.

Заветные сделки – это, на наш теперешний взгляд, дикость какая-то. Стоит только человеку сказать про свинку – золотую щетинку, например, что товар этот не продажный, а заветный, как вся логика торговли и, стало быть, вся логика налогообложения переворачиваются с ног на голову. Когда совершается заветная сделка, не продавец почему-то платит налог государству и не покупатель. А государство платит налог продавцу. Причем налог, как правило, огромный. И, насколько нам известно, ни один царь ни в одной русской сказке ни разу не отказался платить за то, что на его земле совершилась заветная сделка.

Вот, например, жили-были старик со старухой, и не было у них детей. И старик поклялся Богу, что если старуха забеременеет и родит сына, то в крестные родители мальчику старик позовет первого встречного. Что за глупость? Зачем Богу это нужно? Какая Богу корысть от того, что какого-то крестьянского сына покрестит какой-то первый встречный? Однако же старуха забеременела, сделка между человеком и Богом состоялась. И это заветная сделка, то есть платить за нее должен царь, государь той земли, на которой дан завет.

Разумеется, когда рождается мальчик и старик идет искать ему крестного отца, первым человеком на дороге сам царь и оказывается. Крестьянин кланяется царю и говорит:

«Пожалуй, ваше величество, крестить моего сына».

Что за глупость? Царь гневается. Почему это самодержец должен крестить крестьянских детей?

«А вот уж такой завет был, – охотно объясняет старик. – Поклялся я Богу, что если старуха моя родит мальчика, то крестить его будет первый встречный. Ты, ваше величество, первый встречный и есть».

После этих слов царь соглашается крестить мальчика беспрекословно. Дает крестьянину денег на оплату попа и устройство праздника, сам приезжает на крестины, а потом ежемесячно присылает крестнику своему сто рублей – то есть огромную по сказочным меркам пенсию.

И, разумеется, мальчик растет богатырем. Разумеется, в десятилетнем возрасте он приедет в столицу могучим воином. Разумеется, при помощи только кочерги и помела разгонит огромное неприятельское войско, осадившее город. Разумеется, женится на царевне и получит полцарства сразу и вторую половину – в наследство.

И всякий раз так: как только речь заходит не о денежной, а о заветной сделке – жди волшебства. Я полагаю, что цари в русских сказках именно потому и платят за любую заветную сделку беспрекословно, что последствия сделки непременно окажутся волшебными.

Налоги ведь очень рациональны. Купец платит подать царю для того, чтобы царь организовал армию и полицию, которые защитят купеческие товары. Землепашец платит подать, чтобы царь организовал суды, в которых каждый крестьянин мог бы разрешать межевые споры с соседями. Так вот и царь платит за любую заветную сделку, совершенную на его земле, чтобы во владениях его завелось волшебство. Ибо простой человек за свинку – золотую щетинку, за белочку с золотыми орешками, за златорогого оленя – попросит денег. И только колдун, волшебник попросит не денег, а завета. И сказочному царю выгодно, чтобы в его земле жил волшебник, точно так же, как сегодняшним нашим правителям выгодно, чтобы в их землях жили ученые.

Свинка – золотая щетинка нужна царю просто для развлечения. Просто заморская диковина. Сына своего за золотой свинкой царь посылает, просто чтобы посмотреть, каков царевич молодец. Ничего страшного нет в том, что свинку добывает не царевич, а Иван-дурак. Ничего зазорного не было бы, если бы царевич выкупил свинку у дурака за деньги.

Но если Иван-дурак просит у царевича не деньги, а мизинец с руки, то это – заветная сделка. Это серьезно. Это значит, что Иван – не дурак, а обладатель волшебного коня Сивки-Бурки. Это значит, что Ивана надо найти во что бы то ни стало. Надо щедро наградить его: отдать ему в жены царевну и полцарства в придачу.

Потому что тогда он поселится во дворце. И где-то вокруг дворца по лугам, неуловимый как ветер, будет бегать подчиняющийся только бывшему дураку, а ныне царскому зятю волшебный конь.

Заполучить волшебного коня на свою территорию стоит полцарства.