Текст книги "Рублевка: Player’s handbook"

Вскоре после того как проект «Культурные факторы модернизации» представлен президиуму соответствующей правительственной комиссии, Аузана зовет на встречу один из министров и предлагает повторить проект, разобрать культурные факторы, влияющие на деятельность вверенного этому человеку министерства. На этот раз Аузан заламывает за исследование вполне коммерческую цену. А министр, не задумываясь, выделяет денег вдвое больше, чем просил Аузан, лишь бы уважаемым исследователям работалось комфортно.

«Мне нравится ваш способ торговаться», – говорит профессор, и дочерний проект запущен.

Еще через несколько дней к Аузану обращается владелец транснациональной компании с просьбой (на коммерческой основе, разумеется) исследовать культурные факторы деятельности его компании. Аузан отнекивается. Говорит, что компания не может быть исследована, как страна, по той простой причине, что государство не нанимает себе население, а компания работников нанимает. Но владелец компании настаивает. Повышает цену, соглашается на любые условия. И вот запущен еще один исследовательский проект.

А еще через месяц к Аузану обращается правительство Казахстана – сделайте, дескать, и нам такое исследование. А потом – государственный банк Азербайджана: исследуйте, дескать, культурные особенности отношения азербайджанцев к деньгам.

Вот так культурно-экономические проекты Аузана, Найшуля, Архангельского и Лунгина множатся, как грибы. Однажды найденный удачный ход люди пытаются растиражировать и применить ко всему на свете. Так бывает с проектами. Это их естественное свойство, и в этом их погибель. Автору успешного проекта кажется, что проект универсален и может быть применен для достижения каких угодно целей. Автор успешного проекта сходит на своем проекте с ума. Проект застит весь мир. Проект кажется ответом на любой вопрос и решением любой проблемы. И тогда…

39. Пусто! В поселке Чигасово пусто. Никто не сидит в кафе. Никто не окликает Веру Кричевскую с террас или с балконов, когда она идет по улице. Так не бывало. Никогда не было, чтобы на дорожках в парке, завидев друг друга издали, жители поселка сворачивали в лес, стараясь не встретиться и не поздороваться друг с другом. Это же был поселок друзей, соратников, единомышленников.

Теперь все поменялось. Поселок как будто населен призраками. Бывший Верин начальник Игорь Малашенко вернулся из эмиграции, тихо, как привидение, живет в соседнем доме, а Вера и не знала, что он здесь. Вернувшись, этот человек, руливший когда-то новостями, произвел только одну новость, и то светскую – завел роман с обозревательницей Боженой Рынской. Человек, повелевавший скандалами, поскандалил (и то посредством Божены в ее блоге) только с бывшим своим подчиненным Сергеем Пархоменко из-за бюстика Данте. Пархоменко написал где-то к слову, что, дескать, у Малашенки на столе стоял бюстик Макиавелли, а это был Данте, и Малашенко обиделся. Так не бывало. В прежние времена Малашенко не обижался бы из-за бюстика. Или прежде чем успел бы обидеться, выкинул бы Пархоменку одним щелчком из своего проекта. Потому что у него был проект – телекомпания, медиахолдинг. А теперь нет. Малашенко стал таким незаметным, что Вера не заметила, когда он вернулся. Потому что у него был проект, а теперь нет.

У Веры тоже нет проекта. И она редко приезжает в Чигасово. Главное ее занятие в чигасовском доме – поддерживать перманентный ремонт, чтобы дом соответствовал самоощущению хозяйки (запустение и разруха). По улицам поселка Вера ступает неслышно и говорит еле-еле – так, как будто отключили звук. С изображением тоже происходят странности. Вот адвокат Генри Резник играет в теннис, но Вера не видит с кем, как будто бы он один на корте, и мяч летит медленно, слишком медленно, чтобы это не был сон про навсегда ушедшие времена, когда…

…Медиамагнат Гусинский громко разговаривал, размахивал руками и расхаживал по просторной гостиной своего дома. И все сверкало вокруг. Блестящие бранзулетки, которыми отделан дом. Китчевая дрянь. Но тогда она казалась роскошью, потому что она и была роскошью. И если золоченая ручка в гостевом туалете отваливалась, то это лишь потому, что руки не доходили починить золоченую ручку при помощи медиахолдинга. Ибо Владимир Гусинский всерьез полагал, будто медиахолдинг – это такой проект, при помощи которого можно все.

Когда…

…Писатель Виктор Шендерович хохотал в голос на террасе дома Гусинского, потому что Шендерович – смешливый человек и потому что он выдумывал свою сатирическую программу «Куклы» для телеканала НТВ. Программу, в которой политики представали совершеннейшими уродами. Это был его проект. И он хохотал, заставляя хохотать других, а его маленькая дочка, приехавшая с папой за компанию, слонялась по саду и скучала, не понимая, чему так веселятся взрослые. Потому что дети не могут понять проекта, у детей нет проектного мышления. Про любую хорошую игру дети думают, что игра будет продолжаться всегда, и ее не нужно прекращать, и ее нельзя отнять. Кроме маленькой дочки Шендеровича, так думал и Гусинский.

Когда…

…Телеведущий Евгений Киселев, руководитель проекта НТВ, спускался в винный погреб, чтобы удивить гостей какой-нибудь редкой бутылкой. А жена Киселева Маша украшала дом старомодными финтифлюшками и писала от руки (не умела печатать на компьютере) сценарий очередной своей программы «Дачники», в которой рассказывалось, какова была жизнь в старинных дачных местах, как романтически там «гуляли по тропинкам и пили чай из самовара». Это был ее проект. Живя в новомодном дачном поселке, она никогда не снимала телевизионных программ про новомодную дачную жизнь, а только про ушедшую. Пыталась научить нуворишей правильной дачной жизни.

Когда…

…Политик Григорий Явлинский гулял тут же по тропинкам и пил чай из самовара, довольно подробно разъясняя Игорю Малашенко и каждому встречному свои политические взгляды и принципы, на которых строилась партия «Яблоко». Это был его проект, и он настаивал, что не возьмет денег, если ради денег надо поступаться принципами. А Игорь Малашенко улыбался, потому что это он давал деньги. И думал, наверное, что партия «Яблоко» – это его проект, раз он дает деньги и руководит предвыборной кампанией.

Когда…

…На террасе в кафе сидели всевозможные юристы и всевозможные политологи, и у каждого был свой проект.

А потом…

…В три дня выяснилось, что ни у кого нет никакого проекта. Что есть один-единственный проект, который называется «Владимир Гусинский». Что Владимир Гусинский свалил все в одну кучу: банк, которому не хватает ликвидности, государственные кредиты, которые предполагалось не отдавать, телеканал, который должен быть одновременно независимым и обслуживающим бизнес-интересы Гусинского, газету, журнал, армию репортеров, которые получали зарплату под видом процента с несуществующего депозита в банке Гусинского (которому не хватало ликвидности). Этот гордиев узел трудно было развязать, но ты перерезаешь одну ниточку, и весь узел разваливается. Перерезали сразу несколько ниточек.

Гусинский ошибся, думая, что в борьбе за власть победит мэр Москвы Лужков. Вместо Лужкова победил никому не известный Путин. Гусинский ошибся, думая, что государство спишет ему кредиты, как списывало всегда. На этот раз не списали. Гусинский ошибся, полагая, будто репортеры будут верны ему, раз уж им раздали бонусы. Репортеры не остались верны. Во всяком случае, многие. Они не хотели верить, будто НТВ – это проект Гусинского. Каждый думал, что его программа или сюжет в новостях – это его проект, а не Гусинского. Каждый видел свое лицо в кадре и думал, что вот эта говорящая голова сама по себе что-то значит.

Поэтому, когда президент Путин решил отобрать у Гусинского медиахолдинг, многие журналисты не стали участвовать в забастовке. Многие не верили, что их говорящая голова – всего лишь часть проекта Гусинского, каковой стремится отобрать или разрушить Путин.

Не верила и Вера Кричевская. Она и сейчас говорит: «Нет! Нет, неправда! Мы делали хороший телеканал! Мы доказали!»

Они и вправду доказали, что умеют делать хорошие телеканалы. Но хороший телеканал – это, к вашему сведению, еще не проект. Телеканал – общеизвестная вещь. Но чтобы сделать телеканал безупречным проектом, надо поставить его в парадоксальные условия.

Например, в такие, когда акционеры не могут поменять главного редактора. Вот тогда проект безупречен, и в Большой Игре вы выходите на новый уровень.

Когда Альфред Кох пришел отбирать у Гусинского его медиахолдинг и его телеканал НТВ, многие журналисты уволились. А режиссер Вера Кричевская и телеведущий Леонид Парфенов остались. И сделали телеканал действительно значительно лучше, профессиональнее, интереснее и независимее, чем при Гусинском.

Они сделали блестящий телеканал, у которого имелся только один изъян: про него было известно, что из этого проекта авторов можно выкинуть, на их место придут другие и проект будет существовать. Это было известно, потому что из проекта НТВ уже выкидывали авторов Гусинского, Малашенко, Киселева… Пришли Парфенов и Кричевская, проект продолжал существовать и стал даже лучше. Значит, можно выбросить авторов еще раз, и в третий раз, и в четвертый.

Потому что это был не проект Веры Кричевской и Леонида Парфенова под названием «Хороший телеканал». Это был проект Владимира Путина под названием «Уничтожить НТВ».

Потому что если бы всем проектам в Большой Игре давали названия, то большинство начиналось бы со слов «отнять» или «уничтожить». Потому что уничтожительные проекты в целом успешнее в Большой Рублевской Игре, чем созидательные. И прибыль приносят большую.

40. А Юля Шахновская каждый вечер смотрела, как отец уходит под землю, и с каждым днем становилась все грустнее. Началось с телефона. Однажды Юля заметила, что у отца появился второй сотовый телефон. Всегда был один, а тут вдруг второй, и номер Юля не знала. Еще через некоторое время у Василия Шахновского появился третий сотовый, а потом четвертый.

Так часто случается на Рублевке. Вам нужен телефон с номером, который знали бы все. Его нельзя менять. Никогда. И никогда нельзя отключать, даже в самолете. Потому что вы всегда ждете звонка по этому номеру, который все знают. Однажды по этому номеру может позвонить хороший знакомый. Или малознакомый, или совсем не знакомый вам человек. Он ничего не скажет по существу, только то, что надо поговорить. Потому что этот номер все знают, а раз знают, то, стало быть, слушают. Вы продиктуете номер второго вашего телефона, который никто не знает, и человек сразу перезвонит, пока не начали слушать и этот номер тоже. И скажет: «Беги!» Или: «Тебе предлагают сдаться», – и разъяснит условия сдачи. Или: «Тебе хотят помочь», – и сообщит кто, и условия, на которых будет оказана помощь. После этого разговора вы можете, в принципе, выкинуть сим-карту, потому что этот номер не является уже номером, которого никто не знает. И если вы стали персонажем чьего-то проекта под названием «Отнять… (что там у вас есть? компания? партия? семья? жизнь?)», то суток не пройдет, как и второй телефон будут слушать. Ибо проекты, начинающиеся со слов «отнять» или «разрушить», затевают серьезные парни, умеющие слушать мобильные телефоны и не видящие в прослушивании ничего зазорного.

А третий телефон вам нужен, чтобы на него звонил один-единственный человек. Какой-то очень важный для вас, которому номер этого телефона вы не послали эсэмэской и не продиктовали по телефону, а записали при личной встрече на бумажке, прикрывая локтем от телекамер, возможно, следящих за вами.

Если у вас есть второй очень важный человек, то тогда вам понадобится еще один телефон специально для разговоров с ним. А больше… Больше телефонов вам вряд ли понадобится, потому что даже и два очень важных человека, ради которых стоило бы заводить отдельные телефоны, – это уже огромное везение.

Юля ничего этого не знала. Ей становилось не по себе, когда она видела, что у отца сначала появился второй мобильный, потом третий, потом четвертый. А потом отец и вовсе взял обыкновение после ужина спускаться в подвал и проводить там по несколько часов. Лестницу, ведущую в подвал, было видно из кухни. Юля смотрела, как он спускается, и с каждым его шагом ей все сильнее казалось, что он тонет или проваливается в тартарары.

Лестница вела в подвальную комнату. Обыкновенный человек устроил бы там мастерскую: делал бы табуретки из палисандрового дерева, точил бы шахматные фигуры на токарном станке… Но Василию Шахновскому было не до хобби, и потому подвальная комната в его доме была пуста. А в конце ее была дверь и еще несколько ступенек вниз, и еще дверь, за которой стояли огромный бойлер, обеспечивающий дом теплом и горячей водой, электрический щит и газовый вентиль. И от бойлера в темноту уходил подземный лабиринт.

Дело в том, что поселок Яблоневый сад, в котором жили руководители нефтяной компании «ЮКОС», строился разом, одновременно все дома. Соответственно, одновременно прокладывались и коммуникации: газ, электричество, вода, канализация… Проложить коммуникации для всех и потом эти коммуникации обслуживать удобно было по единой системе подземных тоннелей – просторных, круглых, в полтора человеческих роста. Они были похожи на тоннели метро, только делались из какого-то специального бетона высшей марки, который идет на строительство военных бункеров. И этими тоннелями соединялись между собой дома Ходорковского, Лебедева, Невзлина, Брудно, Шахновского. Поначалу, когда модно было на Рублевке устраивать в подвалах тир, был в одном из тоннелей и тир. Когда там стреляли, Юля и другие дети, игравшие над самым тиром, не слышали выстрелов. Потом тир забросили, и пару лет в подземелье вообще никто не заходил.

Теперь тоннели пригодились снова. Каждый вечер руководители ЮКОСа шли по тоннелям друг к другу, садились на бетонные ступеньки и принимались обсуждать дела – как отбиться от налоговых претензий? как защитить Платона Лебедева от ареста? надолго ли закроют? что сказал человек в Кремле? что сказал человек в правительстве?

Они спускались сюда, потому что их телефоны слушали. Даже разговоры на кухнях слушали. И разговоры во время прогулок в парке. Вокруг поселка стояли кагэбэшные фургончики с чувствительной прослушивающей аппаратурой. И люди спускались в подземелье. Миллиардеры…

Чувствуете верный признак успешного проекта? Встреча миллиардеров (общеизвестная вещь), но происходит не в Лакшери-отеле и не в доме приемов, а в подземных канализационных тоннелях. Кроме того, к проекту прикоснулся верховный властитель, прикоснулся именно так, как надо, – знал, что компанию собираются разорить и отобрать, высказывался против, но не смог (или не захотел) остановить процесс. По всем признакам проект «Отнять ЮКОС» должен был получиться успешным, только Ходорковский, Лебедев, Невзлин, Шахновский, Брудно не были его авторами, а были персонажами. Ты ничего не можешь сделать, если ты персонаж. Остановить проект может только автор. Максимум, на что способен персонаж, – это исчезать, прятаться, путать следы, затягивать… Как можно дольше затягивать проект в надежде, что тот перестанет приносить авторам прибыль и начнет авторов разорять. Что начальники ЮКОСа и пытались сделать в подземелье – прятаться, запутывать следы и тянуть время.

41. Едва ли не главная проблема миллиардеров, прятавшихся в катакомбах, заключалась в том, что они не могли сдаться, даже если бы и захотели. Один из них был не просто человеком, он сам был проектом. Ты не можешь закрыть проект, если этот проект – ты сам, Михаил Ходорковский.

Я не знаю, сознательно ли Ходорковский путал разные виды своей деятельности. Понимал ли он, что если не разделять свои проекты, а перемешивать их и замыкать друг на друга, то каждый перестает быть сам по себе и проектом становишься ты сам, человек, который…

Имел банк, но купил еще и нефтяную компанию и перепутал дела банка с делами нефтяной компании.

Имел банк и нефтяную компанию, но выстроил еще в подмосковном поселке Коралово школу-интернат для детей, чьи родители были военными, служили или погибли в горячих точках. И обучение в школе устроил так, чтобы выпускники поступали в нефтяные институты, а по окончании институтов получали работу в компании ЮКОС. И даже выставку про нефть устроил в школьном актовом зале. И даже сырая нефть в бутылочке стояла там за стеклом, чтобы дети сызмала знали, как она выглядит.

Имел банк, нефтяную компанию и школу, но устроил еще и благотворительный проект «Открытая Россия», который занимался образованием, поставлял компьютеры в провинциальные школы и книжки в провинциальные библиотеки.

Имел банк, нефтяную компанию, школу и благотворительный проект, но сколотил в парламенте лоббистскую группу, куда входили депутаты от разных партий, вне зависимости от партийной принадлежности работавшие в интересах ЮКОСа. Причем одним из депутатов стал бывший директор школы. А Василий Шахновский стал сенатором. И все так переплелось, что нельзя было отделить один проект от другого, а можно было иметь дело только с ключевым во всех проектах человеком – Михаилом Ходорковским.

Который в довершенье устроенной им путаницы (наверное, он бы назвал эту путаницу стратегией) задумал еще и объединить две крупнейшие нефтяные компании страны и обменять часть акций новой огромной компании на акции какого-нибудь мирового нефтяного мейджора, вроде Chevron. И, обменяв акции, стать членом или даже главой совета директоров транснациональной нефтяной компании, чей бюджет сопоставим с бюджетом страны, то есть выйти из-под власти государства.

Это было уже так близко, что Ходорковский осмелился на встрече промышленников с президентом Путиным говорить Путину в лицо о засилье коррупции, обвинять в коррупционности всех, включая Путина и себя, и предлагать план разрушения коррупционной системы, начинающийся с Путина и Ходорковского.

Это была встреча олигархов с президентом – общеизвестная история. Но один из олигархов на этой встрече заботился не о том, как бы на близости к власти заработать еще денег, но о том, как бы потратить деньги, чтобы изменить власть, – неожиданная коллизия. Тогда кристаллизовались хорошие условия для проекта «Михаил Ходорковский». И Путин освятил данный проект тем, что, услышав олигарха, одернул его довольно жестко, хотя не смог сразу остановить. Что и зажгло над проектом «Михаил Ходорковский» ореол успеха (он же катастрофа). Отчего экономический проект «Отнять ЮКОС», который задумали серьезные парни, прослушивающие мобильные телефоны, и превратился в политический проект «Уничтожить Ходорковского». И тут уж сдаться было нельзя, иначе как покончив с собой, потому что уедешь ли ты из страны, сядешь ли ты в тюрьму, раздашь ли ты все свои богатства и уйдешь ли в монастырь – ты все равно Михаил Ходорковский, а стало быть, проект «Уничтожить Ходорковского» продолжается. А все, что тебе остается, – длить его и длить. Тянуть судебный процесс за судебным процессом, сидеть в подвале собственного дома, сидеть в тюрьме, ждать, не унывать и продолжать оставаться Михаилом Ходорковским, потому что рано или поздно проект «Уничтожить Ходорковского» начнет работать сам против себя. И если удастся продержаться достаточно долго, то увидишь: люди, желавшие уничтожить Михаила Ходорковского, объявляют его героем, а люди, желавшие захватить ЮКОС, не знают, как бы от ЮКОСа избавиться – и да поможет им Бог!

Часть третья: Вечер

42. И все! Больше мне нечего толком рассказать про Большую Рублевскую Игру, потому что дальше я не понимаю, как она устроена. Я сижу в ресторане «Веранда у дачи», на Жуковку опускается вечер, и я заказал вина и бакинских помидоров со сладким луком. Но на самом деле я подобен Вергилию, который довел Данте до врат рая, а дальше ему путь заказан. На самом деле, читатель, если хотите достоверно знать о правилах и перипетиях Игры на более высоких уровнях, вам потребуется другой проводник, как Данте для путешествия по небесным сферам потребовалась Беатриче. Найдите себе такого, если можете. А я буду сидеть на веранде, мне принесут помидоры с луком, базиликом, оливковым маслом и моденским уксусом. И бокал вина. И ресторан будет полон. Публика в основном будет состоять из простых рублевских обывателей. Но окажутся тут и трендсеттеры. И даже два-три человека, у которых есть свои проекты. И – я оглянусь вокруг – ни одного, кажется, человека, который сам был бы проектом. Я один. Да, я всерьез полагаю, что, хоть и не играл никогда осознанно в Большую Рублевскую Игру, не собирал реликвий, не соблюдал правил, не следовал трендам, не насаждал трендов – однако же превратился-таки в проект под названием «Валерий Панюшкин». Только я пустой проект, не получивший от власти ни благословения, ни проклятия. И в этом смысле подобен неоплодотворенному яйцу, которое можно съесть, но из которого никогда не вылупится птенец.

Я сижу в углу за маленьким столиком и смотрю на людей вокруг. Вот ужинает семья. Глава семейства – мужчина лет пятидесяти с некрасивым и неблагородным лицом. Простой обыватель, которому удалось тем не менее собрать несколько реликвий. У него, например, есть Новая Жена. Напротив него сидит женщина лет двадцати пяти. Блондинка. Что называется, модельной внешности. Молодец, мужик! Для человека, который случайно заработал денег в структурах Газпрома или Роснефти, такая Новая Жена – неплохой результат. Еще у него есть дочка. Девочка лет пяти, похожая на маму и одетая в скромное, но все же принцессочное платье. Девочка с длинными распущенными волосами цвета льна. Совсем хорошая реликвия. У такого урода вообще-то не должно было быть такой красивой дочки. Но есть. А рядом с его женой сидит еще одна молодая женщина, про которую непонятно, кто она – то ли подруга жены, то ли вторая жена, то ли бедная родственница из Когалыма, которую успели уже приодеть и причесать в парикмахерской «Альдо Коппола». Тоже хорошая реликвия. Хорошо иметь женщину, про которую непонятно, кто она, и против присутствия которой жена не возражает, демонстрируя дружелюбие и покорность.

Этот человек лет пятидесяти старается даже следовать некоторым трендам. Вот, например, он не оставил дочку дома с няней, а привел в ресторан. Правильно – чадолюбие в моде. И правильно, что ребенка не заставляют сидеть за столом и держать спинку ровно. Хорошо, что отпустили рисовать за соседний столик со специальной девушкой-аниматором, которая работает в ресторане на тот случай, если кто-то из клиентов проявит чадолюбие. Но вот ест этот человек – плов. Так что про него можно забыть, ибо, если хочешь плова, то нечего тащиться в ресторан, а нужно пригласить к себе домой Сталика Ханкишиева. Нельзя же есть в ресторане блюдо, на приготовление которого требуется верных четыре часа. И поэтому мы теряем интерес к обывателю с женой, не женой и дочкой. С ним никогда больше не случится ничего интересного. В лучшем случае он соберет еще несколько реликвий.

Посмотрим лучше на столик у окна. За ним двое. Мужчины. Время ужина, но они не похожи на геев, значит, у них не свидание, а переговоры. Говорят тихо. У обоих приличный и аккуратный маникюр. У одного пуговицы на рукаве пиджака расстегнуты – шитый пиджак, не купленный в магазине готового платья. Эти двое, пожалуй, могут запустить какой-нибудь тренд, а то и проект, только мы не слышим, о чем они говорят, и узнаем, как их зовут, только если проект окажется успешным.

Еще чуть подальше за маленьким столиком – молодые мужчина и женщина. И вот о чем они говорят, мы слышим. Ссорятся. Мужчина обвешан реликвиями, как елка. Какие надо часы, какой надо галстук, какой надо пиджак, какие надо туфли. На женщине реликвий меньше, но все необходимые присутствуют, как-то, например, прическа от «Альдо Коппола». И одно кольцо, которого не мог подарить мужчина, сидящий напротив. Слишком дорогое для него и слишком неожиданное – ну не мог его выбрать этот раб трендов. Кажется, из-за этого кольца они и ссорятся. Мужчина старается говорить шепотом, но все равно получается слишком громко. Он говорит, что изо всех сил старается, работает от зари до зари, стремясь стать олигархом. И вот уже скоро станет. И, наверное, уже стал бы, если бы женщина, сидящая напротив, создавала ему комфортные условия, тихий домашний уют, а не носилась бы по вечеринкам и не принимала бы безумно дорогие подарки черт знает от кого. И еще он говорит, что когда он станет олигархом, то она пожалеет, но будет поздно…

Беги от него, девочка. Встань и уйди прямо сейчас. Потому что он никогда не станет олигархом. Потому что в Большой Рублевской Игре нельзя стать олигархом, как нельзя стать гениальным поэтом или выработать у себя абсолютный музыкальный слух. Олигархом, настоящим богачом, миллиардером в Большой Рублевской Игре становится не тот, кто работает по пятнадцать часов в сутки в инвестиционном банке пусть даже и на заметной должности. Олигархом становится тот, кого поцеловал в темя Великий Бог Денег. Это даже я знаю, хотя рублевская религия и не укладывается у меня в голове. Даже я знаю, что дело не в количестве денег, а в качестве. Деньги, которые зарабатываю я, никогда не сделают меня богатым, потому что я всегда знаю, за что именно мне платят. Большие же Деньги не зарабатываются, а проливаются на человека золотым дождем. Не в уплату за труд, а потому что человек Избран. Так что встань, девочка, и уйди от своего педального лоха к тому, кто подарил кольцо.

А я доем помидоры, допью вино, дождусь звонка и пойду в гости тут неподалеку – к настоящему Жрецу Великого Бога Денег Петру Авену. Мы будем валяться в креслах и болтать, потому что Жрец считает меня интересным проектом. И Жрец расскажет мне про что угодно: про живопись, про литературу, про путешествия…

Но ни за что не расскажет про Великого Бога Денег.