Текст книги "Гармония Евангелий"

Радикальная критика Евангелий

Крайне радикальные критики считают Евангелия вымыслом и отрицают существование Иисуса. Такая точка зрения («мифологическая теория») не имеет научных оснований и в настоящее время мало кем воспринимается всерьез.

Умеренно радикальные критики все же отдают должное историчности Христа, но при этом они подвергают сомнению достоверность сведений, сообщаемых Евангелиями. По их мнению «реальный Иисус отличался от Иисуса проповедуемого» (Bart Ehrman «Did Jesus Exist? The Historical Argument for Jesus of Nazareth»).

Представители обеих радикальных ветвей критицизма ставят под сомнение авторство и апостольское происхождение канонических Евангелий. Рассмотрим эти критические аргументы на примере книги Руслана Хазарзара «Сын Человеческий».

Автор Евангелия от Матфея

Руслан Хазарзар пишет:

«Относительно Евангелия от Матфея следует отметить, что Евсевий Кесарийский воспроизводит следующее свидетельство Папия Гиерапольского, ревностно собиравшего в первой половине второго века изустные сказания церковных старейшин об апостолах и Иисусе: «Матфей на еврейском диалекте изречения {Господни} записал, переводил же их кто как мог» (Eus. HE. III.39:16). То, что Матфей написал Евангелие «на еврейском диалекте», т. е., по всей вероятности, на тогдашнем арамейском языке, подтверждают и позднейшие учителя Церкви (Iren. Haer. III.1:2 {1:1}), поясняя, что он это сделал в интересах палестинских христиан; а Евсевий добавляет, что Матфей сделал это тогда, когда собирался уходить от евреев к другим народам (Eus. HE. III.24:6): «Матфей первоначально проповедовал евреям; собравшись же и к другим народам, вручил им свое Евангелие; отзываемый от них, он оставил им взамен себя свое Писание». По этому поводу Иероним отмечает (Hier.Matth.12:13), что неведомо, кем это «еврейское» Евангелие было переведено на греческий язык; т. е. под сочинением, которое Папий приписывал Матфею, все разумели оригинал ныне известного Евангелия от Матфея и считали, что это есть греческий перевод, неизвестно кем сделанный.

Странным представляется здесь то, что Папий в цитированной фразе упоминает лишь об «изречениях» (логиях), записанных апостолом Матфеем, и ничего не говорит о жизнеописании Иисуса. Именно это мешает мне отождествлять «еврейское» Евангелие от Матфея с Евангелием Евреев или с Евангелием Эбионитов. Папий также удостоверяет только о том, что апостол написал «еврейское» Евангелие, и ничего не говорит о том, что известное ныне греческое Евангелие от Матфея есть перевод «еврейского» Евангелия; заявление Папия, что это, «еврейское», Евангелие всякий переводил (толковал), «кто как мог», вероятно, означает, что эти переводы отличались друг от друга. И поэтому мы имеем полное основание признаться, что вообще никто не знает, представляет ли наше Евангелие от Матфея перевод с арамейского. С другой стороны, филологический анализ современного Евангелия от Матфея с помощью новейших методов показывает, что первоначально оно было написано на койнэ, а не является переводом» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.2).

С одной стороны, критик не обходит вниманием единодушие отцов Церкви об авторстве Евангелия от Матфея. С другой стороны, наблюдается неуклюжая попытка поставить эти свидетельства под сомнение. Критик настырно педалирует ошибочную интерпретацию «еврейского диалекта» как «арамейского языка». Однако Иероним Стридонский уверенно указывает, что языком оригинала Евангелия от Матфея был иврит. Далее Иероним приводит и некоторое доказательство этого: «Следует отметить, что где бы этот евангелист, сам или от лица Господа нашего Спасителя, ни цитировал свидетельства Ветхого Завета, он следует не авторитету переводчиков Септуагинты, но Завету на иврите. Поэтому для него существуют эти две формы: «Из Египта воззвал Я Сына Моего» [Мф 2:15; Ос 11:1] и «что Он Назореем наречется» [Мф 2:23; Ис 11:1 <ивр. «NZR» = назорей, росток, отрасль>]» (О знаменитых мужах, 3). Более того, у Матфея некоторые фразы Христа, сказанные по-арамейски, нарочно переданы на иврите, и эта транскрипция нашла отражение в греческом переводе. Таков, например, возглас Иисуса на кресте: «Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27:46; ср. Мк 15:34). В определенном смысле подтверждает это и Папий, говоря: «переводил же их кто как мог». Действительно, если бы Евангелие от Матфея было бы написано «на тогдашнем арамейском языке», то оно не вызывало бы трудностей в переводе, если бы вообще в нем нуждалось. А вот текст на иврите мало кто мог хорошо переводить.

Инородным и ничего не доказывающим в системе аргументации критика выглядит пассаж про Евангелие евреев или Евангелие эбионитов. Этот апокрифический текст – до наших дней сохранились только фрагменты – хотя и написан от имени Матфея (см. Епифаний Кипрский. Панарион, 30.13), однако данный псевдоэпиграф никогда не смешивался с подлинным Евангелием от Матфея, разве только сами еретики эбиониты могли об этом мечтать.

То, что Папий именует Евангелие от Матфея «изречениями Господними», не странно, а вполне объяснимо. Во-первых, изначально евангельские тексты распространялись без какого-либо заглавия, лишь позднее за ними закрепилось наименование «Евангелие». Во-вторых, таким способом Папий пытался показать, что наиболее ценное в Евангелиях – это учение Иисуса. Наконец, в-третьих, сам Папий написал пятитомный труд «Изложение изречений Господних», в котором приводит свидетельства очевидцев земной жизни Иисуса Христа. Налицо сближение названий.

Утверждение критика, что Евангелие от Матфея будто бы первоначально написано на койнэ (диалект греческого языка), является необоснованным.

Вышеприведенные критические пассажи имеют цель убедить читателя в том, что имеющийся у нас греческий текст якобы не тождественен известному в древности Евангелию от Матфея. Но, как мы убедились выше, все доводы критика содержат ошибки, поэтому вывод из них является ложным. Кроме того, гипотеза критика опровергается наличием множества цитат из Евангелия от Матфея у ранних отцов Церкви. Также мы имеем достоверное свидетельство Иеронима Стридонского, который читал то самое Евангелие от Матфея на иврите: «Апостол Матфей, прозванный также Левием, прежде бывший мытарем, составил Христово Евангелие во имя духовного очищения верующих. Впервые оно было обнародовано в Иудее на иврите, впоследствии неизвестно кем было переведено на греческий [ср. Евсевий Кесарийский. Церковная история, 3.39.16]. Издание на иврите сохранилось до наших дней [около начала V века] в Кесарийской библиотеке [в Кесарии Палестинской], которую так старательно собирал Памфил [Кесарийский]. У меня также была возможность получить книгу, которую мне описал пользовавшийся ей назарянин из сирийского города Берия» (О знаменитых мужах, 3).

В общем, пошатнуть аутентичность Евангелия от Матфея у критика не получилось. На этом можно было бы закончить, но справедливости ради ознакомимся и с остальными аргументами Хазарзара:

«Доказательством неапостольского происхождения первого Евангелия является также и свойственное ему изобилие длинных бесед: Иисус в нем говорит за один присест все то, что Он, вероятно, высказывал в разное время и по разным поводам, о чем и свидетельствуют некоторые фрагменты из Евангелий от Луки и от Марка. Очевидно, Нагорная проповедь (Мф 5—7), напутственное слово (Мф 10), антифарисейская речь (Мф 23) содержат в себе элементы, которые первоначально не были высказаны в данной связи и которые отнесены сюда евангелистом ввиду их родственного содержания. Также и семь притч (Мф 13), вероятно, были им соединены вместе как таковые, а не были рассказаны Иисусом сразу. Мало того, автор первого Евангелия удвоил число действующих лиц и происшествий. Например, он говорит о двух слепых (Мф 9:27—31; 20:30—34), тогда как остальные синоптики говорят лишь об одном (Мк 10:46—52; Лк 18:35—43). При сравнении новозаветных произведений нетрудно найти и другие примеры. По-видимому, автор первого Евангелия принимал в двух лежавших перед ним источниках один и тот же эпизод, рассказанный по-разному, за различные события и в таком виде включал их в свое сочинение. Так, разумеется, мог ошибаться лишь человек, не бывший очевидцем сообщаемых им фактов. Первый евангелист, кроме того, утрированно понял слова из Книги пророка Захарии (Зах 9:9) и рассказывает (Мф 21:7), что Иисус въезжал в Иерусалим на двух животных – ослице и осленке – одновременно.

Трудно представить, что такие ошибки мог допустить апостол из числа Двенадцати, и, видимо, следует согласиться с тем, что происхождение первого канонического Евангелия – неапостольское. Поэтому, чтобы различать апостола Матфея и автора одноименного Евангелия, последнего я буду именовать Примусом (от лат. primus – первый)» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.2).

Не вполне понятно как «изобилие длинных бесед» может являться «доказательством неапостольского происхождения». Даже если допустить, что Матфей поставил рядом некоторые близкие по теме поучения Иисуса, высказанные в разное время, то в чем тут криминал? Увы, это не аргумент.

Касательно «удвоения действующих лиц и происшествий». В качестве единственного примера приводятся эпизоды Мф 9:27—31 и Мф 20:30—34. В обоих случаях речь идет об исцелении двух слепых, других совпадений нет. Обстоятельства исцеления описаны по-разному. В первом случае исцеление происходят в доме (Мф 9:28), во втором случае – на дороге (Мф 20:29). Отличаются и места действия. В первом случае события происходят на побережье Галилейского озера, вероятно в Капернауме (Мф 8:5), во втором случае – в Иерихоне (Мф 20:29). Критику следует взглянуть на карту Израиля, чтобы увидеть насколько удалены друг от друга эти две географических точки.

Эпизод Мф 20:30—34 имеет параллель с Мк 10:46—52 и Лк 18:35—43, где говорится об одном слепце. Это различие вполне объяснимо. Марк и Лука говорят о том слепце, который умолял Иисуса. Матфей же, как очевидец событий, уточняет, что слепцов было двое.

Хазарзар отчего-то убежден будто «Иисус въезжал в Иерусалим на двух животных – ослице и осленке – одновременно». Интересно, как это критик себе представляет? Между тем у Матфея говорится совсем о другом: на ослицу и осла возложили одежды, а поверх одежд на осленке воссел Иисус (см. Мф 21:7; ср. Мк 11:7; Лк 19:35; Ин 12:14).

Таким образом, критику не удалось обнаружить существенных недостатков в Евангелии от Матфея.

Автор Евангелия от Марка

Говоря о следующем евангелисте, апостоле Иоанне Марке, Руслан Хазарзар воспроизводит общеизвестную информацию «из церковного предания». Опровергнуть ее критик не в состоянии, поэтому ограничивается лишь претензией на некоторое различие сведений в источниках о времени написания этого Евангелия:

«Именно Марк, по мнению Иринея (Iren. Haer. III.1:2 {1:1}; Eus. HE. V.8:3), записал свои воспоминания после смерти Петра и Павла. Напротив, Климент Александрийский полагал: „Евангелие от Марка возникло при таких обстоятельствах: Петр, будучи в Риме и проповедуя Христово учение, излагал, исполнившись духа, то, что содержится в Евангелии; слушавшие – а их было много – убедили Марка, как давнего его спутника, помнившего все, что тот говорил, записать его слова; Марк так и сделал и вручил это Евангелие просившим; сам Петр, узнав об этом, не запретил Марку, но и не поощрил его“ (Eus.HE.VI.14:6—7). Наконец, Евсевий (Eus. HE. II.15:2) заявляет, что Петр, узнав об этом, возрадовался людскому рвению и разрешил читать это сочинение в экклесиях; при этом Евсевий ссылается на тот же самый труд Климента, из которого он позднее приводит цитированное выше замечание, что Петр к этому делу совершенно не причастен. Канон Муратори (Fragmentum Muratorianum, 1), в свою очередь, утверждает, что Марк присутствовал при многих событиях, о которых повествует» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.3).

Во-первых, Ириней не утверждает, что Марк «записал свои воспоминания после смерти Петра и Павла», он говорит несколько иначе: «Петр и Павел в Риме благовествовали и основали Церковь. После их отшествия Марк, ученик и истолкователь Петра, передал нам письменно то, что было проповедано Петром» (Против ересей, 3.1.1). То есть Ириней указывает на распространение Евангелия от Марка в созданных Петром и Павлом общинах, когда апостолы уже не могли лично в них проповедовать («после их отшествия»). Написано же Евангелие было еще при жизни апостола Петра, о чем сообщают Климент Александрийский и Папий Иерапольский (см. Иероним Стридонский. О знаменитых мужах, 8). Евсевий Кесарийский добросовестно воспроизводит эти сведения (Церковная история, 2.15.1—2; 5.8.3; 6.14.6—7).

Во-вторых, никакой путаницы мнений о датировке Евангелия от Марка нет ни у Климента, ни у Евсевия. Указание же Климента, о том, что Петр сначала «не запретил Марку, но и не поощрил его», а впоследствии «узнав по откровению Духа то, что свершилось, возрадовался людскому рвению и разрешил читать это Евангелие в Церквах», нельзя не признать вполне логичным.

Хазарзара также смущают слова Папия о «недолжном» порядке изложения в Евангелии от Марка: «Марк был переводчиком Петра; он точно записал все, что запомнил из сказанного и содеянного Господом, но не по порядку, ибо сам не слышал Господа и не ходил с Ним. Позднее он сопровождал Петра, который учил, как того требовали обстоятельства, и не собирался слова Христа располагать в порядке. Марк ничуть не погрешил, записывая все так, как он запомнил; заботился он только о том, чтобы ничего не пропустить и не передать неверно» (Евсевий Кесарийский. Церковная история, 3.39.15—16). Далее критик выдвигает гипотезу о том, что Папий сравнивал повествование Марка с Евангелием от Иоанна как с образцом «должного» порядка изложения.

На самом деле все четыре Евангелия основные события рассказывают в одном и том же порядке, а в части неосновных моментов каждое из Евангелий имеет свои особенности. Расстановка малых событий Евангелий в хронологическом порядке – это вопрос, требующий отдельного исследования.

Но Хазарзар даже не пытается всерьез затрагивать данную тему, вместо этого он продолжает нагнетать сумбура, выдвигая еще одну гипотезу: дескать, Папий «имел перед глазами не нынешнее Евангелие от Марка, а какое-то другое сочинение. Так, во фрагменте письма Климента Александрийского к Теодору (ок. 200 г.) говорится, что имели хождение три евангелия от Марка: 1) каноническое; 2) „подложное“, написанное гностиком Карпократом; и 3) тайное евангелие, якобы написанное самим Марком для „избранных“» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.3).

Согласно идее критика, в «тайном евангелии» заключалась иная хронология, поэтому, мол, Папий и обратил внимание на «недолжный» порядок у Марка. Здесь Хазарзар вводит читателя в заблуждение. Так называемое «Письмо Климента Александрийского к Теодору» является фальшивкой, которая впервые была обнародована Мортоном Смитом в 1960 году в Нью-Йорке. Не будем останавливаться на доказательствах поддельности этого письма. Интересующиеся могут ознакомиться с ними, например, в книге Крейга Эванса «Сфабрикованный Иисус». Но даже если указанное «Тайное евангелие Марка» существовало бы на самом деле, то и в этом случае оно никак не смогло бы подкрепить гипотезу критика, так как «тайный Марк» в части хронологии ничем не отличался от известного Маркова Евангелия, и об этом четко сказано в самом апокрифическом письме:

«А что касается Марка, то он во время пребывания Петра в Риме записал все деяния Господни. Но, в действительности, он не возвестил всех деяний, и не намекнул на тайные, но выбрал те, которые он счел самыми полезными для роста катехуменов в вере. А когда Петр мученически умер, Марк пошел в Александрию, взяв с собой записи, свои и Петра. Из этих записей он перенес в свою первоначальную книгу [т. е. Евангелие] те части, которые способствовали росту познания. Таким образом, он составил более духовное [тайное] евангелие для продвинувшихся к совершенству. Но он не разгласил того, что не должно произноситься всуе, и не записал иерофанического учения Господа, а только добавил к записанным ранее деяниям другие. Также, он присоединил некоторые изречения, толкование которых, он знал, возведет слушателей в святилище истины, за семь завес» (Письмо псевдо-Климента Александрийского к Теодору).

То есть предполагаемое «тайное евангелие» было получено путем добавления «секретных» фрагментов в традиционное Евангелие от Марка. При этом псевдо-Климент (Мортон Смит) приводит в письме два таких фрагмента и даже указывает между какими словами в оригинальном Евангелии эти фрагменты должны располагаться. Ни о какой переработке евангельской хронологии тут речи не идет.

Понимая шаткость критических построений, Хазарзар в отчаянии бросает последний довод: «В нашем Евангелии от Марка ничего не говорится в пользу того, что его автор был связан с апостолом Петром, – личность последнего выделяется в этом Евангелии ничуть не больше, а даже меньше, нежели в Евангелии от Матфея» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.3).

Действительно, Марк достаточно скромен, чтобы не выпячивать себя в Евангелии. Впрочем, как отмечает это и критик, пусть и с оговоркой: «Некоторые библеисты считают, что Марк имел в виду себя, описав юношу, завернувшегося по нагому телу в покрывало и следовавшего за арестованным Иисусом (Мк 14:51), хотя автор Евангелия от Марка мог приурочить этот эпизод к стиху из Книги пророка Амоса: «И самый отважный из храбрых убежит нагой в тот день» (Ам 2:16)» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.3).

Личность Петра изображается у Марка достаточно выпукло; превзошел или нет он в этом Матфея – вопрос дискуссионный, но в любом случае аргументация критика слабовата, в чем Хазарзар нехотя вынужден признаться:

«Итак, действительно ли Марк – действующее лицо Деяний апостолов и толмач Петра – является автором второго Евангелия? Для того, чтобы сказать окончательное contra, доказательств, по-видимому, не достаточно. Но и сказать pro, исходя из вышесказанного, конечно, нельзя. Поэтому в дальнейшем автора Евангелия от Марка я буду именовать Секундусом (от лат. secundus – второй)» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.3).

Автор Евангелия от Луки

Говоря о третьем евангелисте, Руслан Хазарзар пишет:

«Если задаться вопросом, почему третье Евангелие приписывается Луке и почему именно он, евангелист, считается сотоварищем Павла (Hier. De viris ill. 7), то ответ на этот вопрос содержится, по-видимому, в книге Деяний апостолов, ибо в этом труде повествователь местами выступает в качестве спутника Павла (Деян 16:10—17; 20:5—15; 21:1—18; 27:1—28, 37). А так как тот же спутник Павла сопровождал апостола до Рима и так как в посланиях, написанных, возможно, Павлом во время его римского заточения, между прочим упоминается о Луке (Кол 4:14; Фил 24 [Флм 1:24]; ср. 2 Тим 4:10), то и явилось двоякое предположение о том, что именно Лука был спутником Павла и что он же, Лука, является автором Деяний апостолов, а следовательно, и Евангелия, как следует из предисловий к обоим трудам.

Однако первое из этих предположений достаточно произвольно: во-первых, потому, что аутентичность посланий Павла, написанных в темнице, сомнительна, а во-вторых, потому, что Лука был не единственным спутником Павла. Второе предположение покоится на умозаключении, что ежели рассказчик в некоторых местах Деяний апостолов сближает себя с апостолом Павлом и говорит мы, то, значит, он и является автором всего труда. Такой вывод все же не вполне убедителен, ибо если бы говорящий в указанных местах был также автором всего труда, то он, наверно, всякий раз упоминал бы, куда и откуда он явился; крайне странное внезапное появление и исчезновение местоимения мы можно объяснить, в частности, тем предположением, что позднейший автор заимствовал некоторые места из мемуаров какого-то, нам неведомого, спутника Павла и целиком включил их в свой рассказ» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.4).

Авторство Луки в отношении Евангелия и Деяний проистекает прежде всего из Священного Предания, как об этом свидетельствуют древние писатели (Ириней Лионский. Против ересей, 3.1.1; Евсевий Кесарийский. Церковная история, 5.8; Иероним Стридонский. О знаменитых мужах, 7). А то, что только Лука был постоянным спутником Павла, подтверждает сам апостол: «Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною» (2 Тим 4:10).

За неимением достойных альтернатив, критику не остается ничего как принять традиционную точку зрения:

«Короче говоря, и с авторством третьего Евангелия не все ясно. Впрочем, я считаю, что третий евангелист, именуемый мною далее Терциусом (от лат. tertius – третий), и автор Деяний апостолов – одно и то же лицо; в пользу этого мнения убедительно говорят предисловия к обоим трудам. Мало того, я склоняясь к точке зрения, что Терциус действительно был спутником Павла, которого апостол называл „Лукой, врачом возлюбленным“ (Кол 4:14). А что касается мы-отрывков [sic] в Деяниях апостолов, то, видимо, они являются не мемуарами таинственного спутника Павла, а путевыми заметками Терциуса-Луки, которые он впоследствии включил в свой труд» (Хазарзар Р. Сын Человеческий, 1.4).

Поскольку критик поспешно сдался признанием авторства Луки, то обсуждать этот вопрос далее нет необходимости.