Текст книги "Туманность Водолея. Томительный дрейф"

Евгений и Герман бесчувственно расстались с электрическим железом, безразличествуя о нём и его содержимом. Полустанок пустовал. Вдоль просёлочной дороги всё сплошь травы да цветы. Над ними, подобно немым пчёлам, витали жёлтые бабочки. На таких пространностях жизненного пути временно забываешь, что Россия – это состояние аффекта, евразийский постмодерн с его непрерывной вариативностью, безграничная и прихотливая подвижность, скитание по надсмысловому ультрапространству, не познающее дорог. Здесь научились в сумрачном лесу не видеть правый путь во тьме равнины русской. Останови на распутье подвыпившего горемыку, возьми его за плечи, обними, спроси: «В чём же суть да тайна твоя, болезный?». Ответит тот: «А в том, что нет во мне той сущности вовсе». – «А где же твоя Россия тогда?» – «Так нет границ у России. Повсюду она. Русский везде Россию найдёт». Вот как! – нет границ, да, видать, и не было. Вот так и идёшь по просёлочной дороге, мыслишь направо и налево вслух, пока не упрёшься в представителя власти на местах. И зачитает он, что «всё сказанное вами о России может быть использовано против вас».

Геолог жил в дощатом домике. Держал козу и руку на пульсе современности, хотя от перемен порядком надорвался. «Нефть меня не интересует, – говаривал он на миру, – липкая очень. Мне милее минералы». Находясь в промежуточном состоянии между депрессией и эйфорией, геолог гармонизировал окружающий мир и выявлял космогонию России.

– Тот, кто вас послал, – разъяснял он уже захмелевшим от самогонки Герману и Евгению, – должен понять, что Россия была предопределена, как это не пафосно звучит, свыше. Да, да. Примерно четыре с половиной миллиарда лет назад Земля столкнулось с огромным небесным телом, по размеру немногим меньшим её самой. Большая часть тела переплавилась, слившись с Землёй. Ещё немалая доля высвободилась и образовала впоследствии Луну. Эта часть оторвалась от того места на Земле, где позже и возникла Россия. Именно на этом месте когда-то зародились арии. Какой-то биологический генезис породил память ариев, веровавших, что их далёкие предки прибыли с Луны. На участке от ушедшей на орбиту части обосновалось тяжёлое металлическое ядро небесного тела. Под воздействием температуры и гравитации оно вытянулось и приняло примерную форму современной России. Эта была протороссия. Далее, влияя друг на друга, ядро небесного тела и ядро Земли создавали и создают поныне напряжения, порождающие различные поля. А ещё особые тектонические разломы. Вот они-то нам и нужны. И они есть на всей территории России, даже там, где нет гористой местности, вулканов и землетрясений. Это непростые разломы. Я научился их вычислять, и у меня уже есть обширная карта, которая и стала предметом торга с вашим шефом.

Герман. Зачем ему эта карта?

– Чем, по-вашему, он занимается?

Герман. Как чем? Устройством корпоративных оргий.

Геолог. Так-то оно так, но какой обязательный ритуал на всех этих вечеринках?

– Да какой ритуал?.. Разденутся да зелье выжрут, вот и прёт их.

Геолог. Так вот в этом зелье вся и суть. Состав этого напитка под статью о наркоте подпадает. И рано или поздно проблемы большие будут. Я же могу предложить, как без него обойтись. Но для этого моя карта понадобится. Вы слышали о Пифии – жрице-прорицательнице Дельфийского оракула при храме Аполлона?

Евгений. Слышали. Она в состоянии экстаза изрекала ответы-пророчества вопрошавшим.

Геолог. Вот-вот, в состоянии экстаза. И заметьте, экстаз этот не от напитков появлялся, а от того, что храм Аполлона на разломе стоял. И комната, где Пифия якобы общалась с оракулом, располагалась на месте выхода газа из разлома. Газ этот – этилен, или ещё этен. Второе название благозвучнее, я бы сказал, античнее. Это бесцветный газ со слабым эфирным запахом. В большой концентрации он наркотичен. Пифию пёрло от этена. Она несла ахинею, из которой жрецы стихи сотворяли.

Герман. Прямо-таки античная психоделика.

Геолог. Так вот, на моей карте обозначено много мест в России, где есть такие разломы с выходом этена. И на Среднерусской равнине, где нет ни гор, ни вулканов, этих мест масса. А всё потому, что ядро небесного тела, взаимодействуя с ядром Земли, тревожит мантию, и оттого кора трещит. В эти трещины и устремляется этен. Вы соображаете, к чему я клоню?

Евгений. То есть вы хотите сказать, что если построить на месте выхода этена развлекательные заведения, то можно подавать газ внутрь, не опасаясь быть привлечённым за наркоту?

Геолог. Именно так. И постройкой этих заведений планирует заниматься ваш шеф, а я буду указывать места.

Герман. Всё это впечатляет, но шефу нужны гарантии в виде демонстрации на практике. Вы знаете хотя бы одно место, где можно было бы глянуть на всё это вживую? Какую-нибудь маленькую, узенькую трещинку.

Геолог. Знаю. Знаете его и вы. Но посмотреть это место вряд ли удастся. Я там не был. Но я ведь не был и на многих других местах. Я вычисляю разломы сначала в теории. Есть у меня верная метода, но это, как вы понимаете, научно-коммерческая тайна.

Герман. Так что же это за место, о котором и мы знаем?

– О нём я вам могу сказать. Его вы вряд ли используете. Это московский Кремль. Он был построен на мощном разломе, но выход из этого разлома узок и разветвлён, и потому газ поступает медленно и спонтанно. Достаточно посмотреть на наших правителей: как только они обосновываются в Кремле, сразу меняются. Вспомните Ельцина. В таких случаях говорят «опьянение властью». На деле же их прёт от этена. Он поднимается по трещинам и просачивается сквозь почву, накапливаясь в материалах зданий. Но есть один канал в районе Дворца съездов и в Большом Кремлёвском дворце, из него этен идёт напрямую в здания – правда, в небольших концентрациях. Там была мощная жила ещё во времена Ивана Грозного – того тоже пёрло вовсю, – но при строительстве Дворца съездов её замуровали фундаментом. Да только этен – такая штука… Он как родник: в одном месте перекрыли – в другом просочится. Но есть и спящие жилы. Достаточно неглубоко пробурить в том месте, и этен пойдёт.

Евгений. То-то Ельцин всё время в Борвихе отвисал. Видать, передозировки были.

Герман. Боюсь, вам придётся предложить для проверки другое место. Может, в Кремле этен и реально вставляет, но мы-то не проверим.

Геолог. Хорошо. Тогда по-деловому. Вы связываетесь с шефом, и, если он согласится на мои условия, я вам покажу первое место, где можно начать действовать. Здесь недалеко от полустанка есть отделение «Долгорукий Ю. Банк». Пусть шеф переведёт на них в течение часа вот эту сумму, и я сразу покажу вам место.

Герман. Это место в Москве?

– Могу показать и в Москве.

Герман. Я выйду во двор позвоню.

Евгений. Скажите, если вы обладаете безотказной методой обнаружения выходов этена, то почему бы вам не разработать метод по обнаружению нефтяных месторождений?

Геолог. А я давно уже разработал. В начале девяностых наш институт закрыли. Потом и приватизация пронеслась. Всем сказали спасибо и попрощались навсегда. Я остался ни с чем. И вот тогда начал продавать точные координаты месторождений нефтеразведкам всяческих компаний, в общем, всем, кто был связан с этой темой. Они меня часто доставали. И однажды я сбежал от них на Лазурный берег. Купил там большую недвижимость и загулял. Просадил все деньги – миллионы баксов. Любил гулять, широко и бездарно, как гуляют обогатевшие русские в зарубежье. Любил и Париж. Любил подняться на Эйфелеву башню с пакетами пятидесятифранковых купюр и высыпать их на ветер. Ты когда-нибудь видел, как деньги с изображением Сент-Экзюпери и его самолётов кружатся вокруг башни? Это завораживает. Летучие франки над городом. Но больше нефтью я не занимаюсь. Тёмное это дело и скучное.

Герман (входя). Ну всё, шеф согласен. Сейчас деньги переведут.

Геолог. Тогда идём. Скоро банк закроется, а мне проверить надо. Вот той дорогой пойдём, срежем путь.

Кто же тебя создал, просёлочная дорога? Кто тебя раскинул по миру? Густыми мазками легла ты меж трав, да цветов, да акаций пахучих. И разве о деньгах, по тебе идя, думать надобно? А всё ж думаешь. Ибо приучен уже человек наш о деньгах думать да о них только и думает. Вся нация многонациональная только о деньгах думы думает. А посмотришь в глаза той нации – и видно там: не готов наш человек к капитализму, не готов. О другом он думал, а ему спросонья и объявлять ничего не стали. Сам он увидел да и понял потом, что вот он, капитализм, в каждый дом проник, да застрял в проходах. Объявился окаянный, где его не ждали. Эпидемией люд наш косит. «Заботься о завтрашнем дне, – говорит, – сам-то он уже о себе не позаботится». Вот щит рекламный у просёлочной дороги, как мёдом намазанный, притягивает. Загляденье. И упирается лбом наш человек в эту Стену Радости, и изрекается на щите том смысл бытия нашего: твой внутренний мир, человече, иллюзия. Твоё сознание потусторонне. Перестань сейчас же страдать. Прими мою реальность, она была безвидна и пуста, но отринули Ничто, и стал Свет, и увидали сущность вещей изменяемых, быстротечных, подвижных, непостоянных, бесконечно делимых, тождественных тебе самому. Вот так раскрывается бытие. Так будь бытием, потреби бытие и возрадуйся! И да будет так.

Геолог. Я проверю поступление на счёт в банке. Подождите на платформе.

Евгений. Я не пойму до сих пор, как к нему относиться.

Герман. Чудаковатый мужичок. Здесь нужно понять, где его прёт, а где реальные вещи. Если карту заполучим, наш процент хороший будет. Лишь бы всё это не лажа вышла. Интересно, где он карту хранит? Вероятно, в банковской ячейке. Дома вряд ли. Какой-нибудь DVD или флэшка. Это он только прикидывается простым. Мультимиллионер в телогрейке, с козой на поводке. Такая вот экзистенция по-русски.

Геолог вышел из банка неспешно, с пустыми руками, не курил, не был задумчив, молчал. Молчание и пустота рук зачастую бывают непостижимы.

Геолог. Деньги пришли.

Герман. Ну, так вы едете с нами в Москву?

– Зачем?

– Как это зачем? Место показать.

– А вы его и без меня знаете – бассейн «Олимп». Под ним спящая жила. И бурить глубоко не надо. От основания фундамента всего ничего. Расчеты и чертежи я пришлю по электронке. И не вздумайте сами бурить. Знавал я эти номера – пробы в шахматном порядке. Жила уйдёт, а бассейн даст просадку. Я своё дело знаю.

Смеркалось, прохладновело. Комары. Дачники. Электропоезд на Москву. Напротив те же люди – образом и подобием интеллигенты.

– Я думаю, диссидентство – это всё от городского образа жизни. Человек-пахарь в земле правду ищет, а не в среде западных либералов, – утверждал бородач.

Ему возражал безбородый:

– Правозащитники, коих вы диссидентами зовёте, в том числе и права пахарей отстаивают. А кто же ещё им поможет?

Женщина в косынке. Им корни их помогают, а вашим правозащитникам – кто? Запад?

Безбородый. Да сдался вам этот Запад! И потом, что вы будете делать, когда Запад исчезнет? Со времён Пушкина Запад ругаем, а потихоньку-полегоньку всё от Запада тащим.

Женщина в косынке. Это потому что не верили в Россию и русского народа боялись.

Безбородый. Это точно. Я сам насквозь русский и потому боюсь русских. Выходит, я и себя должен бояться? Так и боюсь, как тот сталкер перед комнатой желаний: а вдруг весь мир захочу. Непредсказуемы мы, а потому опасны. Русский человек – это биологическое оружие, как сказал мне один бомж на Чистых прудах.

Бородатый. А вот это всё Запад нам и внушает, ибо Россия никогда не была телом, но всегда была духом. А телом её сделали недруги, чтоб надругаться.

Безбородый. Да прошли уже те времена, когда на Запад озирались. Сами о себе думаем. Думаем и делаем. Да вот взгляните на статью правоведа Калигулина. Сработал в яблочко. К тому же ясный и современный язык. И молодёжь его хорошо знает. (Обращаясь к Герману и Евгению.) Вы знаете этого автора?

Герман. Признаться, нет.

Безбородый. Тогда прочтите прямо сейчас. Обязательно прочтите.

Евгений и Герман читают.

Клаустрофобия на евразийских просторах

В Западной Европе люди погибают от того, что жить тесно и душно, у нас же от того, что жить просторно…

А.П. Чехов

Врач Дорн из чеховской «Чайки» любил город Геную за превосходную уличную толпу. За движение в ней без всякой цели, туда-сюда, по ломаной линии. Но вот Евразия, окаймлённая границами России, чем хуже для гуляния туда-сюда по той же ломаной линии? Одна беда: с толпой здесь лучше не сливаться. Если в Генуе толпа способствует психическому с ней слиянию, да так, что начинаешь верить в одну мировую душу, то на просторах нашей с вами Евразии лучше гулять одному и думать о собственной душе. Я знаю это. Я живу как раз на географической границе Европы и Азии, тянущейся к нашим краям от Каспия и дальше – до Азовского и Чёрного морей, и без труда могу совершать прогулки туда и обратно, в смысле туда-сюда. Но гулять бездумно здесь нельзя, иначе сольёшься с толпой. Надо думать и мыслить.

Вот настало время очередной прогулки. Я выключаю телевизор, в котором только что закончилось ежегодное послание Владимира третьеримлянам, и иду в Азию. О чём я думаю, переходя границу? О том, что Европу оплодотворил Зевс, породив правителя – законодателя цивилизации. Но вот кто позарится на Азию? Возвращаюсь обратно – мимо бредёт призрак капитализма. Он дико озирается, хлюпая в нефтяных лужах, ищет пристанища. Бубнит себе под нос, что Азия – сырьевой придаток Москвы. Бредёт дальше. Впереди меня толпа – это народ. Я хорошо знаю, что народ наш одинаково опасен – и когда напьётся пива, и когда начитается Бердяева.

Ладно. Иду дальше. Мимо врачи «Скорой помощи» везут на каталке пожилого мужчину. Он хватает меня за рукав:

– Знайте же, не было ещё дня, когда я, бывший комсомольский вожак, строитель Магнитки, коммунист и ударник, не славил бы Господа за то, что он дал мне возможность с моим умом и талантом родиться в России. И если бы не мои молитвы и борение духа, «Макдоналдсы» пожрали бы Русь, а колы было бы больше, чем нефти. И ещё…

– Что с вами? Вам плохо?

– Нет, нет. Нагнитесь, я скажу вам главное: знайте же, Кинг-Конг жив!

Старик затихает. Я закрываю ему глаза. Иду в Азию. Топчу полезно-болезненные ископаемые и думаю: когда же они станут по-настоящему полезными? А в полезные они превратятся, когда последняя капля нефти переполнит чашу потребления, а газом перестанут травить бюджет. Мыть золото и промывать мозги будет не так выгодно, как считать драгоценным сплавом умы. Вот тогда и наступят благодатные времена. Деваться некуда, придётся строить академгородки, стремиться к искусству доброго и справедливого. Конечно, к тому времени часть населения эмигрирует или вымрет, но дождавшиеся гуманитарного благоденствия наплодят нацию интеллектуалов. Хотя, возможно, никому эмигрировать не дадут. Интеллект объявят национальным достоянием, не подлежащим к перемещению за рубеж. Всех сгонят в закрытые научные центры и заставят паять микрочипы или клонировать дальневосточных поселенцев. Последнее жизненно важно уже сейчас: китайцы (я думаю, они давно размножаются коллективно-бессознательным клонированием) захватывают числом и умением дальневосточные земли, ничуть не посягая на наши полезные ископаемые. Пока. И эти китайцы не держат под мышкой томик Конфуция, а руководствуются принципом: «Плодись и Заселяй». Так что чем быстрее закончатся эти полезные ископаемые, тем скорее то пойдёт нам на пользу.

Но пора в Европу. И здесь народ, зажатый с трёх сторон, пытается выжить в условиях чудовищного давления с хроническим безденежьем. С одной стороны давит государство, с другой – подпирает церковь, с третьей – кто-то иной не оставляет выбора. Государство не даёт спать спокойно, хочет взять своё, но говорит: «Отдай всё!». Церковь берёт своё, но хочет больше. Госчиновники уже давно не могут питаться молоком закона и самодовольно венчают пирамиду социально-пищевых цепей, основанных на потреблении массой «зелени». А обезумевшие попы, заходясь в религиозном экстазе, не могут поверить, что жить можно и по-божески. А те, иные, просто делают из толпы кровяную колбасу и продают её этой же самой толпе, руководствуясь законом «толпа – деньги – толпа». Но даже при всём этом народ считает, что живёт в Великодержавности, а Свобода – это иностранное слово, которое никак не переведут на русский.

– О чём ты думаешь? – спрашивает меня бармен, глядя, как я сосредоточенно смотрю на оседание пивной пены в бокале. – Никак, о свободе? Да брось. В империи как в империи. Если ты назвал свою страну сверхдержавой, ты уже автоматически подданный империи. Таковы законы глобальной политики.

И в самом деле, что это я себе голову ломаю законами о беззаконии? Но от всех этих перемещений туда-сюда по Евразийской ломаной линии возникает ощущение зажатости – Европой, Азией, толпой, государством, церковью, прочими, и начинаешь понимать, что всё это способствует твоему психическому разлиянию по бескрайним просторам, стремящимся к бесконечности, и неотвратимо ведёт к клаустрофобии. Одно спасение – мыслить! Да, надо быть мыслящим и думать, думать, думать. Думать по-новому и не о том, что раньше. Прошли те времена, когда человек мыслил одним вечером, а утром, идя на работу, или думал о всемирной душе, или был трезв. Сегодня думы другие, и утро набегает ускоренной съёмкой. Так о чём же я думаю, глядя на прыгнувшее в зенит светило? Разумеется, о том, о чём и должен: об институтах демократии, о либеральных ценностях, личных свободах и правах человека. Ну а о чём же я мечтаю в такие минуты? О мировом господстве!

Пассажиры вагона в сознательном молчании гляделись в заоконную Русь, а машинист электропоезда ровным, поставленным голосом вещал, что Россия полна божественного смысла, являющего собой царство Русской идеи – вечной, нетленной и пребывающей в своей лучезарной красоте.

Ах, вокзалы! Русские вокзалы! Как много в этих звуках… Сквозь навязчивые, ночные облака Москвы бессмысленно проглядывает перепуганная звезда. В Москве много света, и потому звёзды в здешнем небе выглядят анахронизмом. Предвыборный агитационный щит на вокзале залит услужливым светом, освещающим лик кандидата в думу Дмитрия Лже. Его лозунг: «Бог и Стабильность!».

Евгений и Герман устремляются к засыпанным сумраком спальным районам. День изжил себя, и несговорчивая, отяжелевшая ночь наваливается на невменяемое пространство. В нём бродят неприкаянные русские люди, вступившие в «союз огня и огненной воды». Русская чёрная ночь – тяжёлое испытание для их мятущихся душ и незрелого духа. Спирт спит, пока покоен огонь. Но невыносим чернеющий воздух, наделённый способностью воспламенять тлеющий разум. Возгорается всё внутри русского человека, и передаёт он свой огонь из чрева в мир, его окружающий, в действительность, бок о бок с ним существующую и потому – обречённую.

Утро седьмого дня. Кофейня на Чистых прудах. Герман показывает Евгению распечатку дешифрованных правительственных перехватов.

Герман. Наверху уже беспокоятся о моральном климате нашего люда. Вчера перехватил. Полюбуйся: «Совершенно секретно. По правительственной связи. Ввиду того что глобальное оледенение набирает силу, и территория России по-прежнему остаётся единственным полностью не замерзающим пространством, есть реальная опасность, что народы из сопредельных государств, а впоследствии и из других частей света, попытаются любым способом обосноваться в нашей стране. Не исключено, что одним из механизмов воздействия на наш народ будет спиртовая агрессия с целью сделать недееспособными граждан России. В связи с этим считаю целесообразным кодировать народонаселение страны, начиная с тринадцатилетнего возраста, независимо от пола и вероисповедания. Поручить медицинским центрам разработку биологической защиты на генетическом уровне от воздействия алкоголя».

Евгений. Это серьёзная задача. Как бы социальных потрясений не вызвать.

Герман. Здесь нужно действовать тайно. Все эти кодирования наверняка засекретят и будут делать не спрашивая – под видом вакцин от гриппа или ещё чего. А иначе бунт. Ну, нам пора к шефу.

На Чистопрудном бульваре между пьяными людьми русского происхождения, облачёнными в одеяния готов, бродил бомж и сминал ногами пивные банки. Герман дал ему пустую банку из-под колы. Бомж блаженно улыбнулся, пустил слюну и сказал, глядя на пруд:

– И тогда эллины, видя, что русичи много пьют, решили на них наброситься и побороть их. И пришёл волхв, и брат его Соловей. И они сказали русичам: «Не напивайтесь этими дарами!». Но русичи их не послушали. И вот напились. И в тот день эллины набросились на них и разбили их. И, погибель свою видя, отошли русичи в степи.

Евгений. Как в воду глядит.

Герман. Это местный юродивый, бывший инженер с засекреченного завода. С него до сих пор подписку о невыезде не сняли. Продвинутый тип.

Лотошник, торгующий дисками, предлагал новый DVD с двумя фильмами: «Хладная плоть» и «Ермак в Византии». Аннотации:

хладная плоть

Трагическая история любви преуспевающего патологоанатома, изменяющего своей жене с трупами.

ермак в византии

Остросюжетный, захватывающий блокбастер, основанный на реальных событиях, воссозданных благодаря исследованиям русским историком Парамзиным рукописей Александрийской библиотеки и Константинопольского архива.

Герман купил.

Бассейн «Олимп» не пустовал и утром. Шеф жаловал прогресс. Вчера в углу самого бассейна оборудовали подводный грот и рядом положили «затонувшую» галеру. Запись желающих понырять в пещеру велась непрерывно. Приятели вошли в знакомую дверь без надписаний. Поздоровались.

Шеф. Я думаю, к ночи выкачать почти всю воду, оставить только в гроте, где-то по колено. Пусть оттуда выходят вакханки. Кстати, я получил схемы и чертежи от вашего геолога. Неплохо было бы наладить подачу газа внутрь бассейна. По вечерам будем выкачивать воду и пускать этен. И вакханок побольше. Я уже договорился с модельными агентствами. Ну, пойдёмте кофейку попьём. А это что у тебя за фильмы?

Герман. Купил по дороге.

Шеф. Глянем после парилки. Но только не «Хладную плоть». Здесь это неуместно. «Ермака» посмотрим.

Плазменный экран дал изображение. Заставка:

«Велес-продакшен» и творческое объединение «Русификатор»

представляют фильм режиссёра Белобогова

ЕРМАК В ВИЗАНТИИ.

Фильм основан на подлинных событиях, произошедших

во времена покорения Ермаком Византийской империи.

Съёмочная группа выражает благодарность историку Парамзину,

предоставившему архивные материалы, лёгшие в основу сценария.

Всплывает надпись:

1576 год.

Стан Ермака на Волге в месте слияния с рекой Большим Иргизом.

Стоящее неподалеку укрепление из тёсаных брёвен. Сидят Ермак и его помощник Иван Кольцо.

Иван Кольцо. Слышал, Строгановы на службу зовут? Обещали плату немалую.

Ермак. К ним мы завсегда успеем. У них и так гарнизоны наёмные в каждом городке есть. Справятся пока и без нас. Да и охоты у меня большой Строгановым служить нет. Скупы они. О себе только думают. Нам службу государю надобно прежде сослужить. Я думал в Сибирь идти, Кучума бить, но теперя другое мыслю. Прослышал я, что Византию притесняют, житья не дают османцы. И царь их Византийский в Константинополе подмоги ищет. Вроде как папа Римский пообещался помочь, так народ по всей Византии воспротивился. Шутка ли, под папским престолом сидеть. Так вот, думаю, туда надо сбираться. Византию воевать, чтобы наша была. Государю то подмога большая. Там богатств множество. Ну, да на них уже глаз положили крестоносцы. Поход готовят. В Палестину-то передумали идти. Пойдут на Константинополь. А нам опередить их надобно. Коли Византию вассальной России сделаем, и государь доволен будет, и житьё наше скудное поправим. Там же искусства всякие, наука, а не токмо золото да шелка. Сдались нам эти Строгановы. Давай на Византию двинем.

Иван Кольцо. Тебе виднее, Ярёма.

Ермак. К вечеру круг сбирай. Решать будем, куда податься.

Вечер. Казаки собрались внутри укрепления. Развели костёр. Вперёд выходит Ермак.

Ермак. Вот что скажу вам, люди вольные. Думал я прежде в Сибирь идти, Кучума громить. Дело то важное для государства всего, да и нам слава на веки. Но прослышал я, что чердынский воевода Пелепелицин донос царю отправил. А в доносе том указал, что якобы мы уже на Сибирь пошли. А государь воспротивился походу нашему, потому что не время. Выждать надобно. И указ дал воеводе, чтобы нас пользовать для оберегания пермских мест. А там Строгановы хозяева. А скупость их всяк знает. И потому хочу я вам другой путь указать и город тот, Константинополь, воевать. Потому как тогда всей Византией владеть будем. А Сибирь подождёт. Кто в холода те сунется ещё, кроме как прижившиеся в земле той? Так и подождёт пусть Сибирь. Это Строгановым прок будет, коли мы вскорости туда пойдём, а нам труд тяжкий за их резоны.

В круг выходит Никита Пан. Ты верно говоришь, Тимофеич. Так ведь, поди, Константинополь тот – город крепкий да воинов у них в достатке будет. Как воевать там?

Ермак. На то смекалка казацкая есть.

Поднимается Иван Карчига. Смекалка-то смекалкой, да мы-то если три сотни казаков наберём, так и то славно будет. А их-то, поди, тьма тьмущая, да ещё за стенами крепкими. У нас и пороху не хватит, чтоб проломить их.

Берёт слово Окул. Карчига верно говорит, атаман. Не сладим мы с той крепостью. А вот Кучума в Сибири осилим. Так что я в Сибирь предлагаю.

Ермак. А я не зря о казацкой смекалке речь завёл. Прознал я, что не одни мы ту Византию хотим. Но прежде нас на неё уже крестоносцы глаз положили. И они там раньше нашего будут. Папа Римский их на то благословляет. И пойдут они в четвёртый крестовый поход свой Византию брать. Войска у них с избытком, да вот пороха нет. Не знают они ещё пороха. Вот пускай те крестоносцы и начнут первыми. А как только ворвутся они в город да грабежом и другими делами постыдными займутся, так и мы вслед за ними войдём и в темени ночи перебьём всю эту нечисть. И тогда город нашим станет.

Савва Болдыря слово берёт. Раз так, атаман, то судьбину можно и в Византии пытать.

Зашумел круг. Одобряют казаки план Ермака.

Видеоплан берега. Утро. Казаки строят струги. Кто-то поёт песню.

Видеоплан реки. Казацкие струги плывут по реке. Все поют песню.

Крупный план Ермака. Рядом с ним Иван Кольцо.

Ермак. Дойдём по реке до переволоки. После по Дону до моря. А там захватим торговые суда басурман и пойдём через море к Константинополю, будто мы люд торговый. Станем на якоре недалече и наблюдать будем.

Иван Кольцо. Верно говоришь. Так и сделаем.

Крик с первого уструга. Гляди, корабли торговые! Небось, Строгановых товары.

Зашумели казаки.

Крики. А ну, пошерстим их! Нам в дальний путь сгодятся! Давай, атаман, враз их приберём!

Ермак (громко). А ну, долой шуметь! Мы не разбойники какие и не люд лихой. Негоже разорение чинить. Нехай плывут. У нас дело важное.

Стихли казаки. Плывут дальше.

Голос за кадром. Через месяц был Ермак с войском у берегов Чёрного моря.

Идёт видеоряд: высадка Ермака у небольшого посёлка.

Голос за кадром. Захватив четыре турецких торговых корабля (видеоряд: набег казаков на судна; стрельба, крики, падение матросов за борт), казаки отправились через Чёрное море к Константинополю.

Видеоплан моря и горизонта. Крупный план Никиты Пана.

Никита Пан. Провизии и пороха у нас в избытке теперича. Глядишь, и одолеем ту Византию.

Ему отвечает Окул. Наше дело – быстрота, а то при малом числе долго не повоюешь.

Наблюдатель кричит с мачты. Константинополь!

Ермак. Остаются на палубе те, кто правит. Остальные – вниз. Пусть думают, торговать мы приплыли.

Голос за кадром. Тем временем флотилия крестоносцев, отплывшая из Венеции, вошла в Мраморное море и атаковала Константинополь.

Видеоряд: множество судов с тевтонскими крестами на парусах идут морем. На горизонте виден Константинополь. Приспустив паруса, корабли подходят к стенам города. Начинается штурм. Казаки со своих кораблей наблюдают за ходом боя. К вечеру штурмующим удаётся проникнуть за стены, и они начинают жечь город.

Ермак. Под утро с рассветом начнём. Ворота сломали. Войдём легко. Погремим пушками. Но перед тем к судам их подберёмся да попалим их.

Видеоплан моря. Едва светает. Казацкие корабли подходят к судам крестоносцев. На палубах казаки с пушечками и пищалями.

Ермак кричит. Сарынь на кичку!

Видеоряд: казаки открывают шквальный огонь. Суда крестоносцев загораются. Казаки высаживаются на берег и устремляются к воротам города. Пройдя стены, казачье войско закрепляется в здании. Крестоносцы, придя в себя, собирают отряд для атаки. Казаки спешно переносят в здание порох и быстро заряжают пушки и пищали. Крестоносцы начинают атаку конным и пешим порядком. Казаки открывают шквальный огонь.

Крупный план передних рядов крестоносцев. Ядра и пули ударяются в атакующих, вышибая внутренности и мозги. Двум воинам отрывает руки, и они начинают рыдать. Другим ядром отрывает головы, и брызнувшая кровь заливает объектив камеры.

Под всадником сносит коня, и он падает на копьё пехотинца. Копьё пронзает его насквозь и остаётся торчать в лежащем теле. С копья стекает кровь на белый плащ крестоносца, заливая крест. Ряды крестоносцев, не продвинувшись и на двадцать метров, превращаются в кровавое месиво. Задние ряды смешались и собираются бежать.

Ермак кричит. А ну, гони басурман!

Казаки с пиками и саблями гонятся за отступающими крестоносцами и захватывают центр города, паля из пищалей.

Голос за кадром. Оставшиеся в городе жители, насмерть напуганные и штурмом крестоносцев, и пищалями казаков, попрятались по домам, и больше суток никто из них не показывался на улице.

Видеоряд: казаки ходят по пустынным улицам и площадям, разглядывают архитектуру, разбросанные книги и скульптуры.

Голос за кадром. Только через два дня Ермаку удалось найти византийского императора и убедить его стать вассалом русского государя.

Крупный план Ермака и Ивана Кольцо на фоне залива.

Иван Кольцо. Вот и славно, что мы Византию отвоевали. Хорошо здесь. Да и государь доволен будет.

Ермак. То верно, что хорошо. Надо было завоёвывать, а то всё одно турки бы захватили. А теперь наше.

Иван Кольцо. Может, Тимофеич, не пойдём на Сибирь? Тут, гляди, как тепло и море всюду.

Ермак. Нет, пойдём. Сибирь тоже нашей будет. Вот дождёмся царских воевод и двинем Кучума громить.

Звучит одухотворяющая музыка. Видеоплан Константинополя и части моря. Ермак и Иван Кольцо смотрят в сторону России.

КОНЕЦ ФИЛЬМА

Шеф. Я тут что-то не понял. Пока бассейн под античность оборудовали, я с историками парился, и они много о тех временах рассказывали. Когда был этот четвёртый крестовый поход?

Герман. Сейчас позвоню одному юродивому. Мы его сегодня на Чистых Прудах встретили. Он всё знает.