Текст книги "Засекреченная Курская битва"

В сложившейся обстановке, при попытке гвардейцев отразить удар тяжелых танков, исход был предрешен – батальон неминуемо оказался бы уничтоженным в ходе первой же атаки. Когда эсэсовцы прошли рубеж стоявшей впереди 2/287 гв. сп, 26 тбр и ее мотопехота начали в беспорядке отходить, а за ними пятиться и танки, в роты 2 сб по цепочке поступила команда: отойти к селу Прелестное. Этот приказ, безусловно, был отдан комбатом. Вероятно, он решил сберечь людей, но свои действия до конца не продумал и не организовал должным образом, поэтому отход рот выглядел как отступление, под огнем противника, слабо организованный. Из-за этого много погибло личного состава, еще больше бойцов получили ранения.

Не берусь оценивать решение комбата-2 в той непростой обстановке. Однако, учитывая соотношение сил, нельзя не признать, что батальон не был в состоянии выдержать удар боевой группы Зандига, так как бороться ему с «тиграми» и штурмовыми орудиями было просто нечем. В документах 287 гв. сп отмечается, что в этот день подразделения были вынуждены собирать боеприпасы, брошенные на поле. Из воспоминаний участника того боя, комсорга 2 сб мл. лейтенанта А. М. Болмосова: «В ночь на 11 июля мы вышли к совхозу „Октябрьский“ и стали окапываться. Нам сказали: „Завтра будет бой, ройте себе окопы. Они будут для вас или могилой, или крепостью“. Бой разгорелся рано утром. Достоверной информации о происходящем у нас не было: одни говорили, что это наши немцев бомбят, другие – что немцы наших. Впереди нас другие части сдерживали противника.

До этого я воевал в Сталинграде, в других местах артиллеристом. Но то, что мне лично пришлось пережить в этот день под Прохоровкой, не имеет никакого сравнения. Прошло часа два. Прибежали несколько наших бойцов, сообщили, что остальные убиты, а немцы скоро будут здесь. Вскоре налетела немецкая авиация. Говорили, что это были итальянские самолеты – двукрылые. Летели они низко, бросали футляры, начиненные противопехотными бомбами, в воздухе футляры раскрывались, и бомбы летели, как рой пчел. Думалось: вот-вот упадут на тебя, вжимались в землю, казалось, земля под тобой расступается.

Улетели самолеты, нас накрыла артиллерия. И так – непрерывно, не один десяток минут. Потом пошли танки. Они выходили с левой стороны, выстраивались в цепь. Я насчитывал более сорока танков, против одного нашего батальона. А у нас на этом фланге ни авиационной, ни артиллерийской поддержки – одна пехота.

Начали стрелять из ПТР, из пулеметов и автоматов. Танки остановились метрах в 300. Видимо, у них была другая задача, другое направление удара. Но огонь по нашим окопам открыли ураганный. А у нас кончились боеприпасы: ни патронов, ни гранат – ничего. Поступил приказ: отойти! Пошли назад. Несли с собой раненых. Ранило начальника штаба Гуса нова, его тут же перевязала медсестра Оля Огурцова.

Когда отходили, командир взвода Воронов был ранен в голову и в грудь. Он бежал с перевязанной головой и грудью – хорошая мишень. Крикнул мне: «Иди сюда, здесь безопаснее». Только это сказал, как тут же упал. Когда я подбежал к нему, он уже не дышал. Вспомнилось, как накануне он словно чувствовал свою смерть, пел грустные песни, говорил мне: «Наверное, завтра меня убьют». Такое было у него предчувствие.

Из 600 человек в батальоне мы в тот день потеряли убитыми и ранеными 330. Потому что обрабатывали нас и с воздуха, и с земли – танками, артиллерией. Прямой наводкой били»[167]167
  Прохоровское поле. Из хроники танкового сражения. Белгород, 1998. С. 366.


[Закрыть].

Отход 2/287 гв. сп существенно осложнил положение на этом участке и привел к чрезмерным жертвам не только в нем. После того как батальон Зандига с ходу смял левый фланг 287 гв. сп, правый фланг 26 гв. вдсп оказался открыт, и через эту брешь основная часть бронегруппы Пайпера быстро вышла на позиции его правофланговой, 7-й роты, где завязался кровопролитный бой. Почувствовав, что его группе удалось вклиниться в оборону второго эшелона (на стыке двух полков) и русские на отдельных участках дрогнули, Й. Пайпер развернул ее основные силы на север и двинул почти параллельно ПТрва, чтобы расширить прорыв. И это ему удалось, так как во втором эшелоне, за стыком 287 гв. сп и 26 гв. вдсп (между Прелестным и свх. «Октябрьский»), траншеи оказались пустыми, т. к. командир 3/287 гв. сп ст. лейтенант Полунский проигнорировал приказ и не вывел свой батальон на этот участок, как планировал полковник В. С. Соловьев. Поэтому после отхода 2 сб к Михайловке и Прелестному дорога на Петровку была открыта и БТРы 3/2 грп СС с танками ворвались в село.

Следует признать, что в тяжелейший момент боев под Прохоровкой, когда противник пытался обойти правый фланг 69А, ее командование не вполне владело ситуацией – управление войсками велось из рук вон плохо. Исполняющий обязанности начальника штаба полковник С. М. Протас не только своевременно не информировал штаб фронта об оперативной обстановке, но и сам толком не знал ее. Вот наглядный пример. В 12.40 Н. Ф. Ватутин вынужден запросить информацию об обстановке по телеграфу:

«1. Вышла ли стрелковая дивизия от Жадова на участок Васильевка, совхоз «Комсомолец»? Если нет, то где она?

2. Где находится 96 тбр, какую задачу она выполняет?

3. Где находится включенный в ваш состав 148 тп?

4. Что делает Бурдейный?

5. Что вам известно об обстановке в районе Богородицкое? Имеете ли вы связь с Рогозным? Сколько танков в 148 тп?»[168]168
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 461. Л. 58, 59.


[Закрыть].

Однако на поставленные вопросы он не смог получить вразумительного ответа. Штаб армии не знал оперативной обстановки на прохоровском направлении, не имел связи с дивизиями 5 гв. А, которые в это время вели тяжелейшие бои в этом районе. Командующий фронтом был вынужден сам объяснять начальнику штаба положение на правом фланге армии, а также сообщать, сколько в строю находится боевых машин в танковых частях и соединениях, приданных его армии. Н. Ф. Ватутин:

«1. Немедленно устраните недочеты в работе штаба. К Вашему стыду, вы не знаете обстановку в такой серьезный момент… Организуйте бесперебойную связь.

2. Без надобности Бурдейного в бой не втягивать, учитывая известную Вам перспективу (командир 48 ск генерал-майор

3. 3. Рогозный просил о помощи силами 2 гв. тк. – 3. В.). Отражение атаки на прохоровском направлении должен осуществить Рогозный своими средствами, и за это лично отвечать будет Рогозный… На Прохоровском направлении должна выйти одна дивизия вашего соседа справа. Немедленно организовать с ней взаимодействие.

4. Приказываю 148 тп немедленно направить по маршруту… Полку прибыть в Бол. Псинку и явиться к Жадову в его подчинение. Квартира Жадова – ур. Сокрово (3 км зап. Бол. Псинки). В указанный пункт полку прибыть 11 июля к 20.00. Обеспечить горючим и боеприпасами. Командиру полка или начальнику штаба выехать к Жадову немедленно и явиться к нему не позднее 18.00 за получением задач…»[169]169
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 461. Л. 58, 59.


[Закрыть]

Приведенный разговор свидетельствует не только о слабой исполнительской дисциплине в управлении 69А, низком уровне подготовки начальника штаба, но и об очень сложном положении, в котором приходилось работать командующему Воронежским фронтом в те напряженные дни. После того как 6 июля И. В. Сталин лично направил начальника штаба фронта С. П. Иванова в Корочу – к командующему 69А «на усиление», нагрузка на Ватутина значительно возросла. Ему приходилось заниматься не только планированием действий войск всего фронта, но и, как видно из приведенного выше разговора, решать текущие вопросы за начальника штаба: налаживать работу армейских штабов, отчитывать нерадивых офицеров и собирать по крохам танки на случай прорыва под Прохоровкой. Без сомнения, Н. Ф. Ватутин был талантливым, хорошо образованным полководцем. К тому же за время службы в Генеральном штабе он приобрел широкий кругозор, блестяще овладел штабной культурой. Практический опыт Николай Федорович получил в 1941 г., будучи начальником штаба Северо-Западного фронта, а с середины 1942 г. – командующим Воронежским фронтом. Однако сложившаяся ситуация в штабе фронта не могла не сказаться на работе командующего, на качестве принимаемых им решений, а главное – на их исполнении штабами всех уровней.

Для командования 5 гв. А, две дивизии которой с полудня втянулись в тяжелые оборонительные бои, было крайне важно не допустить захвата свх. «Октябрьский» и закрепления эсэсовцев в районе выс. 252, 2. Дальнейшее продвижение эсэсовцев на восток и северо-восток грозило полным развалом обороны не только 9 гв. вдд, но и всего 33 гв. ск. Донесение оперативного отдела штаба мд СС «Лейбштандарт» о захвате бронегруппой Пайпера и частью сил 1/2 тгп СС высоты 252,2 поступили в штаб корпуса СС в 15.10[170]170
  NARA USA. Т. 354. R. 605. F. 00073.


[Закрыть]. Хотя бои на высоте шли еще долго.

Большую роль в сдерживании бронегруппы дивизии Виша у совхоза и южнее сыграла артиллерия, в частности 7-я и 8-я батареи 3/7 гв. вдап. Но их потери на короткое время оказались очень высокими. «Немецкие танки, не доходя до огневых позиций метров 300, остановились и вступили в огневой бой с 7-й батареей, – вспоминал А. А. Обисов. – Надо сказать, что огонь по танкам мы вели довольно-таки успешно. Они загорались один за другим, но, к нашему удивлению, огонь быстро гас и танк продолжал вести огонь с места. Танк полностью горел лишь после нескольких попаданий. Видимо, у вражеских машин была отличная система пожаротушения.

Первым было разбито первое орудие сержанта Чапа. Видел его лежащим возле орудия с залитым кровью лицом. Судьбу его дальнейшую не знаю. У второго орудия взрывом оторвало колесо, расчет погиб сразу.

Четвертое было серьезно повреждено, у него осколком пробило противооткатное устройство. В расчете были убитые и раненые. Я в это время находился недалеко от этого орудия. Меня взрывом отбросило и контузило с потерей сознания. Когда очнулся, то увидел, что шофер Волгин едет на машине на батарею. С ходу развернул машину, подал, назад, зацепил орудие, но немецкий снаряд попал в машину, и она вспыхнула. В это время телефонист Захаров восстановил связь с командиром дивизиона. Получили приказ отходить. Вынули панорамы из четвертого орудия и пошли в лощину в направлении ОП 9-й батареи. С батареи к своим всего вышли шесть человек. Раненых еще раньше отправили к машинам и эвакуировали в тыл»[171]171
  Фонды «ГВИМЗ „Прохоровское поле“». Воспоминания ветеранов 9 гв. вдд. 1985 г. Воспоминания А. А. Обисова. С. 3.


[Закрыть].

Из донесения штаб 9 гв. вдд к 15.00 11 июля:

«1. Авиация противника группами 15–20 самолетов с промежутками 20–30 минут бомбит оборону дивизии. Главный удар наносит по выс. 252, 4, Барчевка, свх. «Октябрьский», выс. 252, 2.

2. На передний край обороны 3/26 гв. вдсп противник трижды переходил в атаку силой до батальона при поддержке 6–7 танков. Все атаки отражены, подбито 6 танков. В 14.00 до 30 танков и до полка пехоты в четвертый раз перешли в атаку в направлении 3/26 гв. вдсп (свх. «Октябрьский»). Благодаря превосходству в силах противник овладел свх. «Октябрьский»».

Командир дивизии решил: сосредоточить весь огонь артиллерии дивизии по наступающим частям противника, контрударом 2/26 гв. вдсп и 23 гв. вдсп восстановить положение.

28 гв. вдсп быть в готовности поддержать атаку 23 гв. вдсп в направлении МТС, Лутово, выс. 252, 2.

3. 26 гв. вдсп испытывает недостаток в боеприпасах. Питает за счет подобранных. Отдано распоряжение о сокращении б/комплекта 28 гв. вдсп и передаче 26 гв. вдсп» [172]172
  ЦАМО РФ. Ф. 1220. Оп. 1. Д. 4. Л. 54.


[Закрыть].

Прорыв обороны 9 гв. вдд командованием 5 гв. А было расценено как чрезвычайное происшествие. Учитывая, что враг из района выс. 252, 2 может наблюдать сосредоточение войск 5 гв. ТА и вести по ним прицельный артиллерийский и минометный огонь, А. С. Жадов в жесткой форме потребовал от комкора-33 генерал-майора И. И. Попова немедленно восстановить положение. После этого дивизия Сазонова предприняла несколько яростных контратак, с целью сбить 2 тгп СС с высоты. С 16.00 совхоз «Октябрьский» переходил из рук в руки несколько раз. 3/26 гв. вдсп при поддержке оставшихся в строю батарей 3/7 гв. вдап отбили несколько тяжелейших танковых атак, во время которых многие полегли, но удержать позиции не удалось. Одними из последних из совхоза уходил штаб 3-го дивизиона и 9-я батарея 7 гв. вдап. Из воспоминаний начальника штаб дивизиона ст. лейтенанта 0. М. Малюкова: «Неожиданно прервалась связь с командиром дивизиона, с 7-й и 9-й батареями. Весь совхоз простреливается пулеметным огнем. Вижу, как из совхоза справа отходит пехота и спускается в балку. Я понял, что в передней траншее идет бой и что управлять батареей нельзя. Даю команду личному составу штаба отходить на позицию 9-й батареи. Выскакиваем из окопов и сразу попадаем под пулеметный огонь. Рядом со мной падает, сраженный пулей, связист гвардии старший сержант Лопаткин. Вижу, от 7-й батареи идет машина с ранеными в кузове. Вскакиваю на подножку, шины и картер двигателя пробиты осколками, но водитель продолжает движение.

В воздухе десятки немецких самолетов Ю-87 и «мессеров». Машу водителю рукой в сторону 9-й батареи и соскакиваю с подножки. Беру с земли противотанковое ружье и веду огонь по самолетам. Прибегаем на батарею. Гвардии лейтенант Толстиков, старший офицер на батарее, докладывает, что у батареи нет связи с командиром батареи, но до этого батарея вела огонь по радиоданным, передаваемым с 8-й батареи. Принимаю командование на себя и открываю огонь по немецким танкам и пехоте у совхоза «Октябрьский». «Мессеры» непрерывно атакуют батарею. Кругом разрывы, горят ящики со снарядами. Даю последний залп и вызываю на огневую позицию тягачи.

Под обстрелом двигаемся на гору с орудиями в сторону деревни Прелестное, я в головной машине. Неожиданно в машине заглох мотор. Рядом с машиной врезается в землю болванка, издалека вижу немецкие танки. Водителю удалось завести мотор, и мы снова движемся вперед, вижу последнюю машину с гв. лейтенантом 3. Я. Футерманом (командир 2-го взвода 9-й батареи). Проверил боевую готовность батареи. Гаубицы все исправны, боеприпасы имеются, расчеты готовы к открытию огня. Я смотрел в бинокль, и мне было хорошо видно, как на открытом поле перед Прохоровкой ползли немецкие танки. Ясно был виден клинообразный боевой порядок немцев: впереди шли «тигры», затем средние танки и самоходки с мотопехотой на бронетранспортерах. Не медля ни минуты, я открыл огонь. После корректировки снаряды стали разрываться в самой гуще танков. Кто-то еще открыл огонь из орудий крупного калибра, и вся армада остановилась. «Тигры» захлопнули люки, нервно задергали стволами, как жуки стали расползаться по полю, а машины и бронетранспортеры с пехотой стали разворачиваться и уходить в тыл. От огня танков мы тогда потеряли несколько человек из расчета одного орудия. К вечеру на батарею приехал заместитель командира нашего полка майор Н. В. Марченко и приказал немедленно сменить позиции, а в этой полосе будет действовать другая дивизия»[173]173
  Фонды «ГВИМЗ „Прохоровское поле“». Книга воспоминаний ветеранов 9 гв. вдд. 1985 г. Воспоминания 0. М. Малюкова. С. 2, 3.


[Закрыть].

Согласно оперативной сводке № 45 штаба артиллерии 9 гв. вдд за 11 июля, в артчастях и подразделениях, пропало без вести 50 человек младшего командного и рядового состава, было разбито четыре 76-мм орудия, семь автомашин, убито две лошади. Полностью погибла 7-я батарея 7 гв. вдап, пропали без вести командир 9-й батареи гв. ст. лейтенант С. И. Дубравный и командир ее взвода управления гв. лейтенант Д. Лобазов [174]174
  ЦАМО РФ. Ф. 900. Оп. 1. Д. 79. Л. 12.


[Закрыть]. А в оперсводке № 48 за 12 июля сообщается, что попавший в плен 11 июля красноармеец Степанов взвода управления 3-го дивизиона из плена вырвался[175]175
  ЦАМО РФ. Ф. 900. Оп. 1. Д. 79. Л. 13.


[Закрыть]. После войны начальник штаба 3/7 гв. вдап 0. И. Малюков вспоминал, что позже выяснилось: командир 9-й батареи ст. лейтенант Кронин и его взвод управления с несколькими ранеными артиллеристами попали в плен у совхоза. Комбата и тех, кто не мог идти, сразу расстреляли, остальных взяли в плен, в том числе и гв. лейтенанта Д. Лобазова. Уже после освобождения Полтавы его обнаружили бойцы 9 гв. вдд в лагерном госпитале для военнопленных. Никакие боевые заслуги офицера, побывавшего в плену, не были учтены. Его лишили офицерского звания и вновь направили в 7 гв. вдап, где он прослужил до конца войны красноармейцем.

Прорыв эсэсовцев к гребню выс. 252, 2 и в Петровку продемонстрировал, что, несмотря на очень большие силы, собранные командованием фронта в этом районе, его оборона не имела оперативной устойчивости. Командование 33 гв. ск и его 9 гв. вдд располагали всеми возможностями для отражения удара, но оказались не в состоянии должным образом выстроить систему огня, наладить взаимодействие частей и добиться от войск точного и своевременного исполнения своих приказов.

Между 16.00 и 17.00 боевая группа мд СС «Лейбштандарт» примерно через 11 часов после начала атаки оттеснила войска сразу двух армий и, продвинувшись в глубь третьей полосы почти на 8 км, овладела ключевыми пунктами обороны 9 гв. вдд – выс. 252, 2, свх. «Октябрьский» и Петровкой. В то время как 10 июля им удалось пройти за весь день лишь около 3,5 км. До полного прорыва третьей полосы и захвата Прохоровки оставалось продвинуться около 4 км. Этот хотя и тактический, но бесспорный успех позволял войскам Виша контролировать огнем пути подхода советских резервов и вести артиллерией прицельный огонь по всему рубежу обороны гвардейцев Жадова, в том числе и позициям 52 гв. и 95 гв. сд в излучине Псёла. Кроме того, к 16.00 эсэсовцы полностью заняли последний удобный рубеж развертывания для корпусов первого эшелона ударной группировки 5 гв. ТА и продолжили наступать на Прохоровку.

Одной из главных причин, которые способствовали столь решительному рывку в глубь 33 гв. ск, явилась недооценка командованием 9 гв. вдд противника и невыполнение приказа командующего 5 гв. А о создании всеми имеющимися средствами эшелонированной ПТО на вероятном направлении удара танков. Комдив А. М. Сазонов не только не выслал заблаговременно в район развертывания соединения сильный противотанковый артзаслон и саперов, но и, когда уже его основные силы вышли под Прохоровку, неверно сориентировал командование артполка о ближайших задачах. Он почему-то ожидал подхода бронепоездов, которых никто ни разу здесь не видел, и вместо того, чтобы как следует готовить рубеж, в первую очередь 26 гв. вдсп, к отражению танковых атак, он, выдвинув полк Кашперского на основное танкоопасное направление, не только не передал ему достаточные силы артиллерии, но и не потребовал провести минирование танкопроходимой местности у позиций 1/26 гв. вдд. Как вспоминали ветераны дивизии, перед началом боя и при отражении танковых атак саперы полка использовались не по своему прямому назначению, а в основном для доставки боеприпасов с пункта боепитания, расположенного в лесополосах восточнее Прохоровки.

Правофланговая подгруппа бронегруппы Пайпера смогла добиться более скромных успехов. Она была менее многочисленная, батальон Бекера с примерно 10 танками, а сопротивление десантники оказали ей столь же ожесточенное, как и батальону Зандига у совхоза. Кроме того, на ее участке уже развернулась часть сил артдивизиона 58 мсбр, которые сыграют ключевую роль в отражении ее удара.

После разделения боевой группы 2 тгп СС батальон Бекера, продолжая вести бой с разрозненными подразделениями 3/26 гв. вдсп, попытался прорваться вдоль железной дороги к Прохоровке, но почти сразу же был остановлен перед траншеями 1/26 гв. вдсп и 2/58 мсбр, в том числе и плотным огнем 1-й батареей 76-мм орудий артдивизиона 58 мсбр, которая располагалась примерно в 1,2 км от западных окраин станции. Левофланговая рота 1-го батальона десантников находилась в 150 метрах от железнодорожной насыпи, а правый фланг упирался в балку за свх. «Октябрьский». Мотострелки окопались перед правым флангом 1/26 гв. вдсп. Бывший заместитель командира этого батальона ст. лейтенант Ф. Д. Глаголев вспоминал, что «в связи с предстоящим контрударом оборона батальона в противотанковом отношении не была подготовлена»[176]176
  3амулин В. Н. Прохоровка. Неизвестное сражение великой войны. М.: ACT. Транзиткнига, 2006. С. 297.


[Закрыть]. Минные поля не выставлялись, из артсредств батальон располагал лишь взводом 45-мм пто (2 орудия) и ПТР. В этот момент 3/7 гв. вдсп был скован боем в совхозе, 2/7 гв. вдап (12 76-мм пто и 122-мм гаубиц), как и 10 оиптад (16 45-мм пто), находились в резерве командира 9 гв. вдд, а 1/7 гв. вдап участвовал в отражении очередной атаки за железной дорогой, поддерживая 2/26 гв. вдсп, вступивший в огневой бой с 1 тгп СС. Не понятно, чем руководствовался А. М. Сазонов, но при построении обороны он, по сути, оголил наиболее опасный участок, собрав 28 орудий в резерв и выведя их в тыл. Поэтому десантники, находившиеся на направлении главного удара боевых групп полка Красса, испытывали острый дефицит противотанковых средств. После прорыва бронегруппы Пайпера в глубь обороны 26 гв. вдсп бороться с танками было просто нечем.

После прорыв рубежа батальона Борискина находившиеся за ним 1/26 гв. вдсп и 2/58 мсбр попали в крайне тяжелое положение, ситуация у железнодорожной насыпи могла в точности повториться, как и в 287 гв. сп, если бы не случай. Неожиданную помощь этим двум батальонам оказал артдивизион капитана Коломийца из 58 мсбр (14 76-мм пто), который в момент разделения бронегруппы Пайпера уже развернулся на участке /иск./ свх. «Октябрьский» – /иск./железнодорожная насыпь и был готов к ведению отражения танковой атаки прямой наводкой. Дивизион, вступив в ожесточенную схватку, в считаные минуты перекрыл огнем дорогу к станции. Бой длился недолго. Экипажи боевых машин, несмотря на дым, быстро засекли позиции орудий и сосредоточили по ним плотный огонь. Поэтому сразу появились раненые и убитые. У панорамы крайнего от железной дороги 1-го орудия 1-й батареи старшего лейтенанта П. И. Ажиппо встал комсорг дивизиона старший сержант М. Ф. Борисов, оказавшийся в этот момент на батарее. По специальности он был наводчиком, участвовал в боях на Крымском полуострове в декабре 1941 г. и под Сталинградом. Первый танк от его снаряда загорелся на средней дистанции, второй и третий – уже ближе к огневой позиции орудия. Сохранилась стенограмма беседы П. И. Ажиппо с сотрудниками Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР П. М. Федосовым и стенографисткой 0. В. Крауз[177]177
  Комиссия была создана в 01.1942 г. при Академии наук СССР с целью сбора и обобщения материалов и документов по истории Великой Отечественной войны. Ее возглавлял член-корреспондент И. И. Минц.


[Закрыть], состоявшейся весной 1944 г.:

«Мы получили боевую задачу – занять оборону на рубеже от железной дороги вправо до совхоза „Комсомолец“ /ошибка, правильно свх «Октябрьский». – 3. В.) и метров 300 в ширину фронта. Этот участок два или полтора километра впереди Прохоровки. Я занял закрытые огневые позиции. Поддерживаемый нами батальон (2/58 мсбр. – 3. В.) стоял во втором эшелоне… Таким образом, сначала я очутился на закрытых позициях. Я подтянул связь и занял НП. Начали мы вести огонь… Я со своего НП просматривал глубину балки (низина перед юго-западными скатами выс. 252, 2. – 3. В.). К часам 11–12 я насчитал у них более 40 танков, больше батальона автоматчиков. Позвонил по телефону командиру дивизиона [и доложил], что я наблюдаю 40 танков, в том числе «тигры». А мы еще с ними не сталкивались. Но их видели только я и люди, находившиеся на НП. Я их вызвал и сказал: «Вот, смотрите – „тигры“, передайте на огневые позиции. Передайте старшему лейтенанту Краснову, как старшему на батарее, чтобы он объявил, что перед нашим фронтом находятся „тигры“. А до этого мы готовились, изучали их уязвимые места.

…Примерно в два часа дня танки начали выходить на скат балки (высоты 252,2. – 3. В.). Я бил с закрытых огневых позиций, огонь был отсечным, который должен был отсекать пехоту от танков. Но, когда «тигры» подошли к нам на 1500 метров, я перенес свой НП. Так было и еще раз, когда они находились на 1200 метрах от батареи. Когда я перешел на батарею, там были видны все подступы. Я поднял все расчеты и показал им «тигров». Потом скомандовал: «По местам!» А перед этим я послал несколько человек за снарядами, так как машины стояли за батареей.

Немецкие танки пошли двумя направлениями. Первые три «тигра» пошли справа, на совхоз «Комсомолец» /ошибка, свх. «Октябрьский». – 3. В.), и встали к нам бортами. А остальные танки шли на нас фронтом (на Прохоровку. – 3. В.). Особенно вырвался левый фланг, так как там была хорошая дорога (грунтовая Яковлево – Прохоровка, параллельно железной дороги. – 3. В.). Я понимал, что подпускать их близко при массовой атаке нельзя. И поэтому открыл огонь с дистанции 1200 метров по тем танкам, которые шли к нам бортами. Били мы бронезажигательными снарядами, термитными. Батарея дала первый залп. Предварительно я оставил около орудия их командиров и сам встал у первого орудия (левый фланг, ближе к дороге на Прохоровку. – 3. В.). Старшим на батарее поставлен был на правом фланге старшина Плюхин, то есть чтобы они вели огонь уже сами, так как положение было очень ответственное.

С первых трех-четырех выстрелов эти три танка были подбиты. Они шли в полном боевом порядке с задраенными люками. Мы ударили, а наш снаряд подбил гусеницу, я видел, как он летел. Только из третьего танка выскочили люди, а из тех двух никто не выскочил. У первого орудия встал наводчиком старший сержант Борисов. У этого орудия у нас был неважный наводчик, а Борисов был комсорг, но находился в моей батарее. Знал его как одного из лучших наводчиков, которым он работал в зимнюю кампанию, и предложил ему встать за панораму. Он встал. После того как мы подбили три танка, я стал вести огонь из одного орудия, а из остальных их командиры. Я распределил между ними группы танков противника. «Тигры» шли с левой стороны на мое орудие. За «тиграми» шли мелкие танки. Я открываю огонь по своей группе. Прицел уже меняем – 500-600-700 метров. Подбиваем первый, второй, третий танк, огонь идет очень быстро. Всего мы били минут 15. Я глянул в бинокль, вижу, что идут на нас еще три танка группой с левого фланга. Мы развернули быстро орудие, открываем огонь по этим танкам и подбиваем из них первый, потом второй, этот «тигр» загорается, подбиваем третий. Тогда заряжающий передает, что снарядов бронебойных уже нет, а остался еще один «тигр» с левого фланга. Тогда я говорю, [что] нужно переходить на осколочные. А у нас они уже были приготовлены. Когда мы открыли огонь осколочными по последнему танку, он подошел к нам почти в упор, мы в него стреляли со 150 метров. А четвертый танк зашел немного сбоку и начал стрелять по нам с левой стороны. Там росла высокая трава, и она мешала наводке по четвертому танку. Я показал Борисову, что нужно наводить по траве, а я буду корректировать, так как я стоял на бруствере во весь рост. Начинаем вести огонь. Но эти снаряды «тигра» не берут, так как он еще стоял к нам лбом. Но мы все же продолжали стрелять, думаем, что, может быть, хоть что-нибудь ему повредим. И, когда у нас остался один снаряд, «тигр» начал к нам пристреливаться. Дал один выстрел, второй снаряд попал в нашу пушку, она разбилась в прах. Я глянул – думаю, ну, весь расчет, значит, убит, так как они все лежали. Побежал ко 2-му орудию. Развернули его, а оно стояло ниже, и от него не было видно этого «тигра». Я приказал развернуться и дожидаться, может быть, «тигр» выйдет. Кроме того, начали уже просачиваться и автоматчики противника и «поливать» из автоматов и пулеметов. Трескотня началась ужасная. Расчет весь находился у орудия. Когда мы вели бой, взвод управления уже сматывал связь. Но наши люди показали себя исключительно стойко.

К тому «тигру», который находился слева, подошли еще два и начали обстреливать нашу батарею. С нескольких выстрелов они подбили наши два орудия. Осталось у нас только одно – третье правофланговое орудие. На него были брошены автоматчики, и его расчет понес большие потери. Был тяжело ранен старшина Плюхин, ранен был наводчик. Большинство людей были тяжело ранены. Я приказал раненых отводить на машине. А остальных людей оставили, приказали взять противотанковые гранаты и оставаться в этих ровиках. Танки были уже напуганы и не шли, а били с места. После непродолжительной перестрелки, которую вело 3-е орудие, оно было также выведено из строя.

Около каждого орудия у нас стояло шесть человек, седьмой – командир. В первом орудии командир был старший сержант Григорьев, наводчиком был Борисов. Особенно здесь отличился заряжающий Суполдиаров. Хорошо себя показали и вновь прибывшие, как стойкие, прекрасные бойцы, в частности Литвинов. Все люди были на своих местах.

Правда, расчеты были уже неполные, так как я по два человека от орудия послал за боеприпасами. После того, как мы их обстреляли, все танки повернули обратно. Остались тогда только одни «тигры».

…После этого… я приказал подвести еще одну машину, погрузить раненых. Но только наша первая машина зашевелилась, «тигр» сжег у нас две машины. А третий «ЗИС» из-под пушки остался благодаря тому, что его закрыли ветками. На него я погрузил всех раненых, приказал сняться всем остальным во главе со старшим лейтенантом Красновым, отойти под Прохоровку. В этих боях я потерял 9 человек убитыми и 12 ранеными, то есть всего 21 человека. Первое орудие подбило у меня 7 «тигров», второе – 1 «тигра» и 4 [других] танка, 3-е орудие подбило 4 танка. Всего было подбито 16 танков, из них 8 «тигров».

За этот бой Борисов был представлен к званию Героя Советского Союза и получил его. Я получил орден Отечественной войны 2-й степени…Все участники боя были награждены. Были также награждены и бойцы взвода управления, разведчики и связисты»[178]178
  НА ПРИ РАН. Ф. 2. Р. 1. Оп. 119. Д. 8. Л. 1–3.


[Закрыть].

В беседе со мной М. Ф. Борисов вспоминал, что ему подбить удалось лишь шесть боевых машин противника, из которых далеко не все были «тиграми». Кроме того, он отметил, что и вся батарея вела бой не только «тиграми», их там было мало, большая часть – новые «четверки». «Седьмую только поймал в прицел и хотел нажать на спуск, – вспоминал ветеран, – как тут же меня подбросило вместе с орудием вверх. Снаряд танка, который я должен был подбить, разорвался рядом. Очнулся быстро, в голове гудит, на лице и гимнастерке кровь, но поднялся сам… Меня ранило в голову, в спину и в ногу осколками. Одного у нас убило, другого ранило. Командир батареи говорит мне: «Отходи, как можешь». Я отошел, меня посадили в машину и отправили в санчасть, но не свою, а в ближайшую. Там мне рану обработали и направили в госпиталь, на станцию Чернянка Курской области. Оттуда меня должны были эвакуировать дальше. В тыл эвакуироваться я не хотел, так как если бы я ушел далеко, то в свою часть я мог бы больше не попасть. Я там пробыл до 15 июля. Рана еще не закрылась, но я выписался. Мы выписались с одним лейтенантом, он тоже еще хромал. Мы решили: зачем мы будем сидеть, прихожу и говорю: «Выписывайте меня». Там была врач капитан. Она говорит, что еще рано мне выписываться. – «Ну, тогда я уйду без документа».

В конце концов, мне дали справку о ранении. Я прошел километра два. Садился на машины, чтобы подъехать – все равно куда, лишь бы на фронт. Потом спрашивал дорогу на Прохоровку. Вижу, идет машина, везет хлеб. Мне разрешили на нее сесть. Я залез в кабину. Сидел-сидел, а потом спрашиваю: «Какой номер машины?» Мне говорят: «Г-6» – «Это второго танкового корпуса?» – «Да, второго». – «Ну, вот, мне туда и нужно». – «А Вы откуда?» – «Из госпиталя». – «Как Ваша фамилия?». – «Борисов». – «Так это Вас ищут?» – «Ничего не знаю».