Текст книги "Засекреченная Курская битва"

Глава 2
Время кардинальных решений

2.1 Подготовка фронтового контрудара

Для командования ГА «Юг» поворотными стали события четвертого дня «Цитадели». Именно после того как 8 июля 1943 г. руководство Воронежским фронтом ввело в бой на прохоровском направлении свежие крупные подвижные резервы, Г. Гот и Э. фон Манштейн серьезно озаботились ситуацией на флангах 4 ТА. Уже на следующий день после взятия Новосёловки командующий 4ТА развернул 48 тк на запад и юго-запад (в излучину Пены), а 2 тк СС нацелил на захват Прохоровки и прилегающих к ней высот.

Если опираться на решения, принимавшиеся советской стороной, то фактором, игравшим ключевую роль при планировании дальнейшего хода Курской оборонительной операции, стали итоги боевых действий 9 июля. После того как 48 тк прорвал вторую армейскую полосу, а войска армии Ротмистрова начали сосредоточиваться под Прохоровкой, у Н. Ф. Ватутина созрела идея: провести мощный контрудар одновременно силами нескольких армий, который должен был окончательно похоронить немецкий план прорыва к Курску. Его поддержал находившийся на Воронежском фронте А. М. Василевский, т. е. фактически Генеральный штаб. А вечером того же дня это предложение получило предварительное одобрение и Ставки ВГК. Найти в архивных документах доводы, которыми Н. Ф. Ватутин обосновывал свой замысел, пока не удалось. Поэтому можно лишь предполагать, что главным из них стал результат сравнительного анализа эффективности разных приемов и способов ведения оборонительной операции, использовавшихся прежде, а также данные разведки о состоянии резервов противника.

Попробуем реконструировать возможный ход размышлений командующего фронтом. Итак, к исходу 9 июля оба ударных соединения 4ТА преодолели две из трех наиболее укрепленных армейских полос (по обе стороны Обоянского шоссе и на прохоровском направлении), это был серьезный успех, хотя далеко не тот, на который рассчитывал Берлин перед началом «Цитадели». Причем результаты, которых достиг в этот день корпус Кнобельсдорфа, оказались более весомыми, чем прежде. Их можно было сравнить лишь с итогами наступления 2 тк СС 5 июля 1943 г. А если мы обратимся к результатам боевых действий войсками Гота 7 и 8 июля, то окажется, что на третьи и четвертые сутки наступления советские войска противостояли им более успешно. Продвижение немцев в эти дни составляло лишь 5–7 км, хотя бои проходили все на той же второй оборонительной полосе, и по логике к 9 июля потенциал группировки 4 ТА из-за потерь должен был заметно уменьшиться. Однако со стороны могло показаться, что этого не произошло и ее соединения с той же силой продолжили наносить удары по рубежам 1 ТА, 6 гв. и 69А. Более активно стала продвигаться вперед и группировка генерала В. Кемпфа, прорывавшаяся от Белгорода в направлении Корочи.

Ежедневный комплексный анализ боевых действий войск фронта – это одна из главных задач его командующего, поэтому считаю, 9 июля перед Н. Ф. Ватутиным вставал вопрос: в чем же источник успеха противника? То, что после первых двух суток наступления соединения ГА «Юг» на обоянском и прохоровском направлениях понесли ощутимые потери, было очевидно, и при подготовке удара на Курск ее командование должно было это учесть. Логика подсказывала – в течение 7 и 8 июля оно, вероятно, подтягивало оперативные резервы, и их ввод 9 июля дал столь заметный эффект. Предположение вполне реалистичное, и с ним командующий фронтом мог согласиться, особенно если учесть, что именно об этом доносила фронтовая разведка. Согласно ее данным, к 8 июля на направление главного удара 4 ТА немцы перебросили три свежих дивизии. Вот лишь один пример, из боевого донесения № 495 штаба Воронежского фронта от 12 июля в адрес Генерального штаба: «Входе операции с 8 по 10.07 противник усилил свою ударную группировку двумя пехотными дивизиями(198 пд и пд неустановленной нумерации, предположительно 385 пд) и двумя танковыми (предположительно тд СС „Викинг“, 17 тд или 16 мд). Для восполнения потерь боевой техники танковых дивизий, понесенных в боях, противник, начиная с 6.7, ежедневно подтягивал из глубины к линии фронта до 150–200 танков с направления: Ахтырка, Богодухов и Харьков»[286]286
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 452. Л. 90.


[Закрыть]. Путаница с количеством подведенных соединений, их номерами и явно завышенными данными по вводимой с бой бронетехнике не помешали тем не менее руководству фронтом прийти к, в общем-то, правильному выводу: несмотря на столь существенное усиление, возможности (резервы) неприятеля уже на исходе. В конце документа этот вывод сформулирован однозначно: «Противник втянул в бой основные силы ударной группировки и имеет в резерве на 11.7. не более одной тд (17 тд), одной мд (16 мд) и одной пд (385 пд)» [287]287
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 452. Л. 91.


[Закрыть]. (Полный текст донесения см. в приложении № 1.) Эти данные были близки к реальности, за исключением того, что вместо пехотной дивизии у Э. фон Манштейна осталась тд СС «Викинг». Тем не менее это были еще достаточно большие силы для продолжения наступления.

Вместе с тем поступавшая в это время в штаб фронта информация свидетельствовала и о совершенно иных возможностях и намерениях неприятеля, чем дальнейший прорыв вперед. Вот лишь несколько примеров.

Утром в 7.00 8 июля начальник разведотдела штаба фронта генерал-майор И. В. Виноградов докладывал: «Наблюдением отмечены окопные работы в районе Михайловка и выс. 210.3 севернее Черкасское»[288]288
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 452. Л. 52.


[Закрыть].

Из разведсводки штаба фронта на 12.00 8 июля: «В ночь на 8.7 действиями разведгрупп в районе выс. 219, 8 /в 8 км Ново-Берёзовка/ захвачен пленный ветеринарной роты 255 пд. На предварительном допросе пленный показал, что 5.7 в составе группы до 30 человек был переброшен в район выс. 219, 8, где находилась пулеметная рота 465 пп 255 пд, которая на этом участке сменила 676 пп 332 пд» [289]289
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 452. Л. 50.


[Закрыть].

Из разведсводки штаба 1 ТА на 22.00 9 июля: «…В районе высот 210,3 и 210,7 /севернее северной части Черкасское/, западнее Сырцево, на восточном берегу р. Пена в р-не Верхопенье противник производит минирование. По данным соседа справа (40А. – 3. В.), в районе Красный Починок захвачено 7 пленных 332 пд. Дивизия понесла большие потери, в батальонах осталось 120–130 человек, она имеет задачу обороняться на достигнутых рубежах. Оборона слабая – батальон на 3 км фронта»[290]290
  ЦАМО РФ. Ф. 299. Оп. 3109. Д. 10. Л. 10.


[Закрыть].

Из сообщения разведотдела штаба фронта на 9 июля: «…На участке Лучки/южн./, клх. „Смело к труду“ противник проводил окопные работы»[291]291
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 452. Л. 71.


[Закрыть].

Кроме того, начали поступать данные о том, что на отдельных участках вдоль поймы Липового Донца германские войска укрепляют позиции колючей проволокой в два-три кола.

Все высоты и участки, указанные в приведенных выше цитатах из донесений, находились на флангах 4 ТА. Ведение подобного рода инженерных работ на флангах ударной группировки после пяти суток наступления и направление в первую линию личного состава тыловых частей (ветеринаров) могло свидетельствовать лишь об одном: немецкие войска выдыхаются, резервы на пределе, но есть жесткий приказ: продолжать наступление во что бы то ни стало. Это заставляет их командование изыскивать силы и средства, т. е. снимать с флангов танковые и моторизованные части и бросать их на направление главного удара, а ослабленные участки укреплять инженерными заграждениями и сооружениями, выдвигать на них пехотные подразделения, укомплектованные тыловиками. Этот вывод подтверждало еще одно обстоятельство. Германское командование не могло не знать, что перед фронтом 52 ак находятся танковые части 40А, хотя не очень сильные. Опираясь на практику боев последних дней и условия местности, оно должно было учитывать, что советская сторона имеет возможность подвести сюда и крупные соединения. Еще более опасная ситуация сложилась на правом крыле 4ТА, в полосе 2 тк СС, где действовал целый танковый корпус (2 гв. Ттк). Несмотря на это, в обоих районах действовали лишь ее пехотные соединения без танков, да к тому же часть их состояла из тыловиков.

В комплексе все сказанное выше могло подвести командующего к следующим выводам. Во-первых, донесения о переброске значительных резервов или ошибка, или ловкий ход противника. Во-вторых, он уже не в состоянии наращивать силы в полосе прорыва за счет резервов и выдыхается, поэтому на острие удара сосредоточивает наиболее боеспособные и мобильные соединения, но за счет оголения флангов. И действительно, к исходу 9 июля фланги 4 ТА были наиболее слабым местом в ее боевом построении, особенно западный. Вспомним шаги германского командования: перегруппировка мд СС «Мертвая голова» к р. Псёл, приказ о передаче мд СС «Дас Райх» части фронта по Липовому Донцу 167 пд для уплотнения боевых порядков соединения Крюгера и вывод части ее сил в ударную группу 2 тк СС и, наконец, переброска с глубокого левого фланга 4 ТА в полосу 48 тк боевой группы 255 пд 52 ак. Поэтому в ближайшее время следовало ожидать решительного и, безусловно, сильного удара по обороне фронта на узком участке в районе Прохоровки. Для окончательного срыва операции противника по захвату Курска и переходу войск фронта в ближайшее время в наступление было необходимо найти адекватное решение, каковым мог быть мощный контрудар, который, возможно, при благоприятном развитии мог перерасти в контрнаступление. Но главной все-таки в этот момент пока оставалась задача окончательного разгрома (обескровливания) главной ударной группировки немцев. Вероятно, именно эти соображения, после обсуждения их с А. М. Василевским, Н. Ф. Ватутин доложил в Москву в качестве мнения Военного совета фронта, которое поддержал начальник Генерального штаба и одновременно представитель Ставки ВГК.

К проведению именно активной обороны Н. Ф. Ватутина толкало еще одно важное обстоятельство. Он видел, что соединения противника продвигаются заметно дальше в те дни, когда войска фронта вели оборону в основном пассивными методами. Например, 7 июля короткими, но интенсивными контратаками по всему участку обороны силами от танкового батальона до бригады, которые опирались на артчасти, М. Е. Катукову удалось сковать боем группировку, вырвавшуюся на прохоровское направление, несмотря на то что бои велись в межполосье, т. е. в районе, где единой оборонительной линии не было, за исключением района Липового Донца, а удерживавший эту местность 23 гв. ск 6 гв. А оказался разбит. 8 июля благодаря активности лишь одной бригады Тацинского корпуса, полутора бригад Сталинградского и спутанным действиям трех бригад 2 тк удалось не только остановить продвижение боевых групп двух моторизованных дивизий СС, но и заставить их оставить уже захваченную территорию и отойти на позиции, которые они занимали утром. В то же время 9 июля, когда все четыре отдельных танковых корпуса фронта в первой половине дня не участвовали в боях (боевая разведка не в счет), немцы прорвались вдоль Обоянского шоссе на 13 км, и остановить их удалось лишь после вступления в бой 10 тк в полосу 1 ТА. Эти и другие факты свидетельствовали, что заметные результаты давала лишь активная оборона с применением значительных сил бронетехники. Не учитывать это обстоятельство командующий фронтом не мог, особенно в условиях, когда артиллерийская группировка фронта таяла буквально на глазах. К этому времени уже более десять иптапов были выведены на формирование из-за потери всей матчасти, а более двадцати лишились до 50 % орудий. В полках 14, 27 и 28 оиптабр этот показатель был еще выше. А на пополнение с начала июля фронт получил лишь одну минометную бригаду, одну иптабр. В тяжелейшем положении находились и корпуса 1 ТА. Из-за малочисленности бригад они не могли действовать столь же активно, как раньше, и удерживать самостоятельно растягивающийся фронт, как это было 7–9 июля. Оказать же армии Катукова существенную помощь фронт уже не мог, он полностью исчерпал свои ресурсы.

Определить место, где противник в ближайшее время нанесет решительный удар, было, вообще-то, несложно. Хотя все предыдущие дни основные усилия он прилагал для прорыва по обе стороны Обоянского шоссе и несколько восточнее от него, но во второй половине 9 июля из штаба 1ТА стали поступать донесения о том, что давление на фронт 309 сд и 3 мк севернее Новосёловки уменьшилось и немцы начали прощупывать район западнее села (в направлении выс. 232, 8 и левый фланг 6 тк, севернее северной части Верхопенья). Из этого стало понятно, что танковая группировка начинает разворачиваться от Обоянского шоссе на запад. В это же время усилилась активность немцев и вдоль р. Пена. Здесь ими были предприняты ряд сильных атак на позиции 90 гв. сд и 10 мбр у Луханино и Шепелёвки. На рабочей карте оперативного управления штаба фронта стали вырисовываться клещи, которые О. фон Кнобельсдорф начал выстраивать из ударных частей 3 тд на правом (южном) фланге и мд «Великая Германия» на левом (северном) фланге групп Гетмана.

О том, что командование фронтом понимало замысел неприятеля, свидетельствует и сосредоточение к исходу 9 июля 10 тк именно в районе Круглик – Калиновка – южнее ур. Малиновое. Развертывание крупного подвижного соединения на этом участке давало возможность прикрыть северное направление, а в случае разворота части сил от Обоянского шоссе на запад и юго-запад (как и произошло с мд «Великой Германии») позволяло нанести удар по их левому флангу. Но группировка, действовавшая против войск Гетмана, в этот момент оценивалась как менее опасная, чем находившаяся на прохоровском направлении. Так как у станции, по мнению Н. Ф. Ватутина, наступали большие силы, от трех до пяти дивизий. Поэтому соединениям 1 ТА, 6 гв. А и левого крыла 40 А, оборонявшимся в районе Пены, было вполне по силам выдержать ее удар. Ситуация же в полосе обороны 69 А виделась более опасной и сложной. К концу 9 июля, исходя из конфигурации линии фронта, а также учитывая действия немцев в этот день, командованию фронтом стало очевидно, что они готовят окружение ее значительной части силами двух самостоятельных группировок. Конфигурация полосы обороны 48 ск 69А в междуречье Липового и Северского Донца уже напоминала «мешок», и не воспользоваться возможностью, чтобы затянуть его, было бы опрометчиво, особенно если учесть, что этот корпус располагался на флангах двух ударных группировок корочанской и прохоровской (Кемпфа и Гота). О ближайших планах германского командования на правом фланге 69А (прохоровском направлении) свидетельствовали следующие их шаги, предпринятые к вечеру 9 июля. Во-первых, настойчивые атаки вбить клин между 69 А и 6 гв. А в пойме р. Псёл (попытка форсировать реку и удары вдоль сел на левом берегу). Во-вторых, переброска в этот район нового моторизованного соединения – дивизии СС «Мертвая голова», а рядом, в районе Беленихино, Грезное, Кочетовка, по данным штаба фронта, уже были сосредоточены не менее 250 танков[292]292
  ЦАМО РФ. Ф. 203. 0п. 2834. Д. 461. Л. 51


[Закрыть] (в действительности 241 танк и штурмовое орудие [293]293
  Zetterling N., Frankson A. Kursk 1943: a statistical analysis. London, 2000. P. 188, 189.


[Закрыть]). 0 намерении второй ударной группировки, двигавшейся от Белгорода (3 тк АГ «Кемпф»), прорваться к Прохоровке через левый фланг 69А, свидетельствовал весь ход боев в ее полосе с начала общего наступления.

Таким образом, учитывая, что германские войска понесли существенные потери и их командование усиливает ударные клинья за счет флангового прикрытия, а также имея под Прохоровкой мощную группировку (5 гв. А, 5 гв. ТА) численностью около 100 000 личного состава и более 900 танков, Н. Ф. Ватутин считал, что распылять имеющиеся силы по всему фронту не стоит. Пять суток боев показали, что активная оборона дает больший результат, чем пассивное сдерживание. Поэтому он и решил, что оптимальный способ окончательно решить задачу оборонительной операции – нанесение мощного удара из района юго-западнее Прохоровки в направление Обоянского шоссе. Одновременно с ним, чтобы сковать группировку на участке Сырцев – Верхопенье – Новосёловка, по его мнению, было необходимо организовать тоже активные наступательные действия частью сил 1 ТА и 6 гв. А. Таранный удар «бронированным кулаком» в тысячу танков 5 гв. ТА с участка Васильевка – свх. «Комсомолец» – Беленихино (где можно было развернуть такое количество бронетехники) по наиболее активному соединению противника должно было нанести ему значительный урон и заставить прекратить дальнейшее наступление, а при удачном развитии контрудара – рассечь его и выйти в тыл войск, действующих против группы Гетмана.

Реализовать этот замысел, сформулированный Военным советом вечером 9 июля, войскам фронта и резерва Ставки было вполне под силу. Ставя вопрос о проведении контрудара, Н. Ф. Ватутин, безусловно, верил в его успешный исход, и эта вера основывалась не на эмоциях, как пишут некоторые авторы, а на трезвом расчете. Повторюсь, к исходу этого дня, по данным разведки, на участке Грезное – Беленихино германские войска имели не менее 250 танков, а фронт располагал в три раза большим числом боевых машин плюс два полнокровных стрелковых корпуса 5 гв. А. Предполагаемый район развертывания 5 гв. ТА от Обоянского шоссе (цель дня 5 гв. ТА и 5 гв. А) находился на расстоянии 15–17 км, он был относительно ровным и позволял применить маневр крупными подвижными соединениями. Поэтому столь мощной группировке двух гвардейских армий даже при упорном сопротивлении преодолеть его за день было вполне по силам.

Прежде чем начать изложения плана фронтового контрудара и хода его подготовки, хочу остановится на непростой ситуации, сложившейся в этот момент в управлении Воронежского фронта, которая, на мой взгляд, окажет существенное влияние на события 12 июля. В отечественной военно-исторической литературе в адрес Н. Ф. Ватутина высказывается критика, причем часто справедливая, по поводу отдельных серьезных просчетов и недоработок в ходе подготовки контрудара. Однако нельзя перекладывать всю ответственность за такое большое дело лишь на одного человека, даже если он занимает столь высокий пост. Как известно, для достижения успеха любой работы имеет значение не только верно сформулированная идея (замысел), но и то, кто и как ее воплощает в жизнь. В процессе подготовки Ставка нарушила уже отработанную на практике технологию подготовки столь масштабных мероприятий, из-за чего были допущены серьезные недоработки и ошибки в организационном плане. Возможно, это покажется невероятным, но начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. П. Иванов еще 6 июля, по приказу И. В. Сталина, убыл на помощь командарму-69 и непосредственного отношения к управлению войсками фронта, как и к ежедневной работе по подготовке контрудара, не имел, у себя на рабочем месте он появлялся изредка, поздним вечером. В отсутствие начштаба его обязанности исполняли сам Н. Ф. Ватутин и начальник оперативного отдела штаба генерал-майор С. И. Тетёшкин[294]294
  Тетёшкин Сергей Иванович, генерал-лейтенант (31.05.1954), родился 18.03.1904 г. в Куйбышевской обл., русский. В 1939 г. окончил заочно ВА им. Фрунзе, в 1941 г. ВА им. Ворошилова с дипломом академии Генштаба. С 17.08.1941 по 15.04.1943 г. служил в оперативном управлении Генштаба: зам. начальника отдела резервов, начальником западного направления и зам. начальника оперативного управления. В действующей армии с 15.04.1943 г., назначен начальником оперативного отдела штаба Воронежского фронта, 11.05.1943 г. – зам. начштаба по ВПУ Воронежского фронта. В 11.1943 г. отстранялся от должности. В 05.1944 г. назначен начальником оперотдела, затем зам. начальника штаба 2-го Прибалтийского фронта. С 17.04.1944 г. и до конца войны – начальник штаба 70 А 2-го Белорусского фронта. За боевые заслуги награжден: орденами Красного Знамени (4 шт.), Кутузова 2 ст. и Суворова 2 ст. Умер 06.07.1958 г.


[Закрыть], т. е. командующий одновременно управлял войсками фронта в ход тяжелейшей операции, работал как начальник штаба и готовил план крупного контрудара. Кроме того, у Н. Ф. Ватутина в этот момент не было и первого заместителя, на которого он мог бы в полной мере опереться. Н. С. Хрущёв не в счет, он вообще не имел военной подготовки. И надо отдать ему должное, являясь фактически вторым человеком в руководстве фронта, вел себя корректно, даже не пытался вмешиваться в управление войсками, понимая, что может лишь навредить себе, делу и командующему одновременно. И. Р. Апанесенко, хотя и формально числился первым заместителем, фактически был стажером, которого, как вспоминал

Н. С. Хрущёв, Москва в конце июня 1943 г. «навязала» Н. Ф. Ватутину, и, судя по обнаруженным распоряжениям, лишь вникал в суть дел и пока не выказывал особых успехов даже в самом элементарном[295]295
  Вот одном из писем, направленных руководством Воронежского фронта от 22.07.1943 г. в адрес генерала армии И. Р. Апанасенко, находившегося в войсках 5 гв. ТА и 5 гв. А в качестве представителя фронта (координатора между двумя армиями), которое ясно показывает профессиональный уровень генерала армии, степень понимания своего места в структуре фронта и своих обязанностей, а также уровень взаимоотношений между командующим фронтом и его первым заместителем: «1. В течение 22.07.43. г. отмечаются совершенно ненормальные взаимоотношения в процессе ведения наступательного боя среди командиров стрелковых корпусов (5 гв. А. – 3. В.) и командиров танковых соединений (5 гв. ТА. – 3. В.). Связь друг с другом не держат, помощь один другому не оказывают, действуют самостоятельно. 2. Вами лично написаны два приказа командующим 5 гв. ТА и 5 гв. А, тогда как задачу им обоим поставил Военный совет фронта и Вам своих приказов издавать не нужно. Вам нужно неукоснительно требовать и организовывать выполнение приказов Военного совета фронта. Если потребуется – новые задачи будет ставить Военный совет фронта. Доносите чаще и более подробно о своих частях и их положении и состоянии, Ватутин, Хрущёв, Иванов. (ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 489. Л. 103).


[Закрыть]. Поэтому на протяжении всей оборонительной операции он самостоятельного направления боевой работы не получил и занимался контролем за исполнением приказов фронта в закрепленных за ним армиях.

Вместе с тем следует учитывать, что контрудар – это всегда импровизация, осуществлявшаяся под сильным давлением противника при отсутствии необходимого времени и информации о нем. Все это порою приводило к неточной оценке возможности войск неприятеля и прогнозу его действий. После войны С. П. Иванов вспоминал: «Курская битва еще раз подтвердила, что самым ответственным делом в работе штаба фронта являлась выработка решения, сводившаяся к претворению в жизнь замысла Ставки при умелом использовании сил и средств фронта. Этот процесс имел определенную последовательность. С командующим определялся общий замысел и в деталях разрабатывалось ее решение. Последующую работу Н. Ф. Ватутин возлагал обычно на меня. С начальником оперативного управления и ответственными работниками штаба я готовил все необходимые расчетные данные и конкретные предложения, которые по мере готовности докладывались командующему фронтом, уточнялись и одобрялись им.

Для отработки специальных вопросов привлекались начальники родов войск и служб полевого управления фронта. В процесс принятия решения много полезных указаний и советов мы получали от представителей Ставки ВГК. Готовый план операции после детального рассмотрения в Ставке утверждался Верховным главнокомандующим. И лишь после этого войскам ставились конкретные задачи, отдавались распоряжения и начиналась подготовка операции, осуществлялась перегруппировка войск, создавалось соответствующее оперативное построение, отрабатывались вопросы взаимодействия, материально-технического обеспечения, проводились командно-штабные игры, а если позволяло время, то и учения с войсками.

Однако эта «технологическая цепочка», отработанная для подготовки крупных операций, при разработке контрудара 12 июля в полном объеме не могла быть использована. Причин этому несколько.

Во-первых, одной из главных особенностей подготовки любого контрудара является нехватка времени. Как правило, на всю подготовку отводится 2–3 дня, а иногда даже несколько часов. За такое короткое время выполнить весь перечисленный выше объем работы просто физически невозможно.

Во-вторых, в начале оборонительной операции изменились непосредственные обязанности начальника штаба фронта, и он не смог лично заниматься, как это было принято ранее, заботами штаба. Верховный главнокомандующий придавал большое значение руководству непосредственно на местах, – вспоминал С. П. Иванов. – 6 июля, разговаривая с Н. Ф. Ватутиным по прямому проводу, И. В. Сталин приказал остаться на КП одному командующему, остальным распределили обязанности следующим образом: маршалу А. М. Василевскому встречать резервы – 5-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую армии – и вводить их в сражение, Н. С. Хрущёву ехать на обоянское направление к генералу И. М. Чистякову, мне – на корочанское в 69-ю армию к генералу В. Д. Кручёнкину, а генералу И. Р. Апанасенко – на стык с Юго-Западным фронтом к генералу М. С. Шумилову.

Я сразу же отправился в Корочу, где находился до завершения сражения под Прохоровкой. На работе штаба это не отразилось, так как благодаря хорошо налаженной и непрерывной информации командующий, его заместители, член Военного совета и я постоянно были в курсе всех событий, происходивших на фронте»[296]296
  Битва на Курской дуге ⁄ Под ред. Маршала Советского Союза К. С. Москаленко. Наука. М.,1975. С. 62–64.


[Закрыть].

Трудно согласиться с генералом С. П. Ивановым. Отсутствие на своем месте такой важной фигуры в руководстве фронтом, как начальник штаба, несомненно, сказалось на качестве ежедневной работы штаба по управлению войсками в столь напряженный момент, при вводе в сражение сразу двух резервных армий. Особенно негативное влияние оно имело на качество разработки плана контрудара, процесс согласования его с армиями, снижало оперативность решений вопросов информационного и материально-технического обеспечения войск. Вот отзывы двух командармов о результативности работы штаба фронта лишь по одному аспекту – информационному обеспечению нижестоящих штабов. «Армия вводилась в бой, а мы слабо знали обстановку, которая была на этом участке крайне сложной и напряженной, – писал А. С. Жадов. – Информация штаба фронта в армии о действиях противника и о своих войсках от фронтового командования была нерегулярной… Такая информация была жизненно необходима, так как враг рвался еще вперед»[297]297
  Жадов А. С. Четыре года войны. М. Вече, 2015. С. 112, 113.


[Закрыть]. Ему вторил П. А. Ротмистров: «Не имея полных данных о группировке противостоящего противника и его намерениях, 12 июля войска Воронежского фронта начали контрудар»[298]298
  Прохоровка – взгляд через десятилетия. Книга Памяти погибших в Прохоровском сражении в 1943 году. Москва, 2002. С. 194.


[Закрыть]. И, как сможет далее убедиться читатель, в этих высказываниях вовсе нет желания снять с себя ответственность.

Следует отметить также, что значительная часть вины за плохое обеспечение разведданными, в частности бронетанковых войск фронта, должен взять на себя штаб БТ и МВ. За две недели до начала боев произошла смена командующих бронетанковыми и механизированными войсками фронта. На место генерала Н. И. Радкевича с должности командующего БТ и МВ 38 А прибыл генерал-лейтенант А. Д. Штевнев и только знакомился с делами. Что же касается начальника штаба полковника С. С. Маряхина, то, хотя он и находился в этой должности довольно долго, но не смог наладить в этом направлении систематическую продуктивную работу подчиненных структур. Я уже публиковал часть докладной записки начальника разведотдела штаба БТ и МВ Воронежского фронта подполковника П. И. Шульгина на имя командующего БТ и МВ РККА от 14 июля 1943 г[299]299
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2831. Д. 245


[Закрыть]., в которой излагались факты, свидетельствовавшие о крайне малоэффективной работе штаба БТ и МВ по руководству разведкой, граничащей с безответственностью и низкой требовательностью к подчиненным штабам в отношении выполнения требований приказа НКО № 0072 от 19.04.43 г. о мероприятиях по улучшению разведдеятельности войск Красной армии. Основные недостатки, отмеченные в докладной, следующие:

– войска и штабы, в том числе и находящиеся в глубине своей обороны, не стремятся всеми способами добывать сведения о противнике, совершенно не занимаются изучением его обороны, особенно противотанковой. В результате танковые части и соединения при вводе в бой действуют вслепую и несут ненужные потери;

– командиры и начальники штабов не занимаются подбором и закреплением кадров командиров-разведчиков, не создают необходимых условий разведотделам и разведподразделениям для выполнения ими важнейших обязанностей по добыванию сведений о противнике, его составе, боевых возможностях и намерениях;

– командиры-разведчики зачастую используются не по назначению в самые ответственные моменты боевых действий [300]300
  Прохоровка – взгляд через десятилетия. Книга Памяти погибших в Прохоровском сражении в 1943 году. Москва, 2002. С. 195


[Закрыть].

Впоследствии, анализируя итоги летней кампании 1943 г., командующий БТ и МВ Красной армии генерал-полковник Я. Н. Федоренко, указав на плохую организации войсковой разведки как на одну из главных причин высоких потерь и невыполнения задач, потребовал:

«… 3. Не допускать атаки частей без тщательной разведки местности, искусственных заграждений, ПТО и огневой системы противника. Командиров, пренебрегающих ведением разведки и действующих вслепую, привлекать к ответственности.

…7. Тщательно анализировать причины потерь личного состава. На основе анализа предъявлять жесткие требования ответственности командирам всех степеней за неоправданные потери»[301]301
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2831. Д. 22. Л. 263, 263обр.


[Закрыть].

Все эти проблемы и недоработки были определены еще задолго до Курской битвы и широко известны в действующей армии, несмотря на это, трудно назвать сражение или битву, в которой советское командование всех уровней в той или иной степени не игнорировало бы добытый кровью в боях опыт, не «наступало на те же самые грабли». И чем масштабнее были операции, тем потери от подобных просчетов оказывались выше.

Практическая подготовка контрудара началась во второй половине дня 10 июля. Выстроить подробную хронологию согласования и принятия очень сложно. Причины этого две. Во-первых, она проходила в крайне сжатые сроки, примерно двое-трое суток. Ряд ключевых вопросов оговаривались только при личных встречах и беседах, даже в ходе переговоров по закрытой линии в звене корпус – армия – фронт слово «контрудар» ни разу не произносилось. А чтобы не акцентировать внимания обычно говорили: «Известные Вам события», даже в донесениях штаба фронта И. В. Сталину вечером 11 июля 1943 г. Н. Ф. Ватутин писал: «Задачи. Войска фронта в течение 12.07 действуют согласно особого плана» [302]302
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 431. Л. 60.


[Закрыть]. Это связано с режимом секретности, который был в условиях войны делом первостепенным.

Во-вторых, отсутствие источников связано с «масштабной чисткой», которой подвергся не только штаб Воронежского фронта, но и армейские, и корпусные управления в ходе работы комиссии ГКО под руководством секретаря ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкова. Она будет создана для установления причин неудачи контрудара и высоких потерь. Ее члены проводили расследование с середины июля 1943 г. и до конца месяца. Все собранные материалы были подшиты в дело и переданы в Ставку, их засекретили, и они стали недоступны исследователям даже сегодня. Пока не удалось найти даже оперативную директиву фронта с постановкой задач каждому соединению и объединению. Тем не менее полностью «спрятать» операцию, к участию в которой привлекалось несколько десятков тысяч человек, невозможно. Поэтому для выяснения общего замысла пришлось найти и проанализировать приказы практически всех армий и корпусов, подчиненных на тот период Воронежскому фронту.

Основная часть работы по подготовке и проведению контрудара легла на плечи старших офицеров и генералов штаба фронта, но предварительно, до того как приступить к ее основной части, по установленному порядку Военный совет был обязан доложить в Москву о своем предложении, обосновать его и получить разрешение. Тем более что для контрудара привлекались значительные силы из резерва Ставки ВГК. Впервые в открытой печати было упомянуто в 1964 г. в шеститомнике «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 г. г.»: «В ночь на 11 июля Военный совет Воронежского фронта доложил в Ставку, что в шестидневных боях на обоянском направлении противник понес огромные потери и не имеет больше резервов. Поэтому ударную группировку на прохоровском направлении он сосредоточил за счет ослабления своих флангов. По согласованию со Ставкой, командование Воронежского фронта приняло решение нанести утром 12 июля мощный контрудар пятью армиями»[303]303
  История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 3. М. Воениздат, 1964. С. 270.


[Закрыть].

Выводы об отсутствии у командования ГА «Юг» резервов были ошибочны, так как еще 9 июля Гитлер разрешил подтянуть из Донбасса в район Белгорода незадействованный 24 тк генерала В. Неринга (23 тд, 17 тд, 5 тд СС «Викинг»). Однако советская сторона об этом не знала, а после 13 июля, когда «Цитадель» будет свернута, вводить его в бой будет уже бессмысленно, поэтому он так и останется в резерве. Таким образом, эта ошибка никак не повлияет на планы Н. Ф. Ватутина.

Как свидетельствуют обнаруженные документы, в контрудар готовились перейти шесть из восьми армий, находившихся в составе фронта, в том числе две переданные из резерва Ставки ВГК – 5 гв. А и 5 гв. ТА в полном составе с приданными им в оперативное подчинение 2 тк и 2 гв. Ттк. Исключение составляли лишь 40 и 38 А, которые в предыдущие дни передали значительные силы 6 гв. А и 1 ТА и к 12 июля были существенно ослаблены. Численность личного состава стрелковых соединений, планировавшихся для нанесения контрудара, приведена в таблице № 4. Из их соединений формировались две ударные группировки: