Электронная библиотека » Вальтер Моэрс » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:16


Автор книги: Вальтер Моэрс


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Разумеется, нет.

Я понятия не имел, куда клонит червякул, и только надеялся, что он скоро перейдет к моей рукописи.

– Нет, разумеется, я этого не делаю сам. Я поручаю это подставным лицам.

О чем он говорит? Мне стало не по себе.

Смайк пристально посмотрел на меня.

– Я скупаю не книги, а букинистические лавки целиком. Я оперирую огромными объемами книг. Я заваливаю рынок дешевыми предложениями, на корню уничтожая конкурентов, а когда они терпят банкротство, за бесценок забираю их магазины. Я устанавливаю арендную плату во всем Книгороде. Мне принадлежит большинство здешних издательств и почти все бумажные фабрики и типографии. Все без исключения чтецы Книгорода у меня на жаловании, и все обитатели Ядовитого переулка тоже. Я опре-деляю цену на бумагу. Тиражи! Я решаю, какая книга будет иметь успех, а какая нет. Я создаю продаваемых писателей и снова их уничтожаю, как мне заблагорассудится. Я хозяин Книгорода. Я и есть замонийская литература!

Это что, шутка? Может, червякул подвергает меня какой-то проверке? Похваляется передо мной черным юмором?

– И это только начало. Из Книгорода я раскину сеть моих букинистических магазинов на всю Замонию. У нас уже есть филиалы в Гральзунде, Флоринте и Атлантиде, и смею вас заверить, дела идут блестяще. Не далек тот день, когда я буду контролировать всю книготорговлю и весь рынок недвижимости Замонии, а оттуда – лишь один небольшой шаг до политического единовластия. Видите, я мыслю масштабно.

– Вы, верно, шутите, – беспомощно отозвался я.

– Отнюдь. Не чинитесь, воспринимайте меня всерьез, потому что в одном вы должны мне поверить: это важно, особенно для существ вашего склада. – В его голос вкрались суровые нотки, от которых я поежился.

– Существ какого склада? – спросил я.

– Творческого! – вскричал Смайк, и это слово прозвучало так, будто он сказал «крысы».

– Боюсь, творцам больше других придется пострадать при моем правлении. Потому что я избавлюсь от литературы. От музыки. От живописи. Театра. Танца. Вообще всех искусств. От всего декадентского балласта. Я велю сжечь все книги в Замонии. Смыть все картины кислотой. Разбить все скульптуры, разорвать все партитуры. Музыкальным инструментам мы устроим гигантское аутодафе. Из скрипичных струн наплетем веревок для виселиц. И тогда воцарятся покой и порядок – вселенский покой и порядок. Тогда мы наконец вздохнем спокойно. И решимся начать с чистого листа. Освобожденные от бича искусства. Мы создадим мир, в котором будет существовать лишь реальность. – Смайк сладострастно застонал.

Если это не шутка, подумал я, то непременно репетиция какой-нибудь пьесы. Или приступ тяжелого помешательства. Судя по всему, это у них семейное. Глаза Хагоба Салдалдиана Смайка тоже ведь горели безумием.

– Можете себе представить, каким ясным станет наше мышление, если мы освободим его от искусства? – вопросил Смайк. – Если мы выметем из наших замусоренных мозгов шлаки фантазии? Сколько времени мы выиграем, чтобы позаботится о реальных вещах? Нет, разумеется, не можете. Вы ведь писатель. – Он почти выплюнул это слово мне в лицо. – Изничтожение искусств, разумеется, едва ли возможно без изничтожения всех художников. Об этом я очень сожалею, так как лично знаю уйму творческих личностей, и кое-кто среди них поистине приятные люди – даже друзья. Но нужно уметь расставлять приоритеты. – Лицо Смайка ожесточилось. – Да, друзьям придется умереть. Теперь вы спросите меня: кто готов возложить на себя такую вину? Неужели он не испытает укоров совести? Ответ безыскусен и прост: нет. В моем положении чувство вины – непозволительная роскошь. К счастью, оно все больше съеживается – это вполне естественный процесс.

Вот теперь с меня поистине довольно.

– Я бы хотел уйти, – сказал я. – Не могли бы вы вернуть мне рукопись?

Червякул сделал вид, будто не слышал моей просьбы.

– Единственным видом искусства, который я оставлю, будут трубамбоновые концерты, потому что на самом деле это никакое не искусство, а наука. Вы, вероятно, полагаете, что слышали вчера музыку. Должен вас разочаровать: это была акустическая алхимия. Затухающий гипноз. Музыка овладевает нами больше других искусств, и потому я просто обязан ее использовать. Попробуйте-ка стихотворением подвигнуть зал к танцу! Или к маршу. Не выйдет! На такое способна только музыка. Здесь, внизу, я обнаружил партитуры Доремиуса Фазолати, десяток его «Оптометрических рондо» и сразу распознал их возможности. Круговое расположение нот… Его теория сразу меня убедила, еще до того, как я прочел хотя бы одну страницу. Все движется по кругу, мой милый! При помощи трубамбоновой музыки нибелунгов мне удалось преобразовать музыку во власть. Ноты – в приказы! Инструменты – в оружие! Слушателей – в рабов! Вы думали, что внимаете музыке, но это были постгипнотические инструкции. Вчера мы заставили вас покупать книги, завтра вы, возможно, сожжете город. Мы могли бы приказать вам пожирать друг друга, и вы сделали бы это с радостью.

Сколь бы неприятной ни была ситуация, особого страха я не испытывал. Я считал, что, если завяжется схватка, вполне смогу дать отпор толстому червякулу, да и дорога назад мне известна. – Не могли бы вы отдать мне рукопись? – еще раз спросил я, насколько возможно твердо и вежливо. Если он и сейчас не отреагирует, то я просто уйду и собственноручно переверну его лабораторию вверх дном, пока не найду ее.

– Ах, извините, пожалуйста, – сказал Смайк, снова превратившись в любезного хозяина. – Рукопись! Я слегка заболтался. – Он чуть подался вперед, тон у него стал заговорщицким: – Надеюсь, моя исповедь останется в тайне, не так ли? Мне бы очень не хотелось, чтобы что-то из сказанного здесь просочилось наверх.

У него явно не все дома, это очевидно. Из осторожности я кивнул.

Смайк снял с полки черную книгу, на титуле который поблескивало тисненное золотом зловещее трикривье.

– Это невероятно древняя книга, мне пришлось отдать ее заново переплести. Да, кстати, как вам мое трикривье? Я сам его изобрел.

Я не ответил.

– Оно символизирует три составные части власти: власть, власть и еще раз власть. – Рассмеявшись, червякул протянул мне книгу.

– Зачем она мне? – спросил я.

– У вас ко мне три вопроса, верно? Во-первых, вы хотите знать, почему я именно вас посвятил в свои планы? Во-вторых, какое отношение моя исповедь имеет к вашей рукописи? И, в-третьих, есть ли в моих словах хотя бы доля правды? В сказках всегда всего по три, а? Единственный ответ на все три вопроса – в этой книге с трикривьем. Разумеется, на странице триста тридцать третьей.

Я медлил открыть книгу.

– Как антикварная книга может ответить на сегодняшние вопросы?

– Почти все ответы на сегодняшние вопросы содержатся в старых книгах, – возразил Смайк. – Если хотите узнать, посмотрите сами. Если нет, бросьте все и уезжайте.

Это что, очередное проявление душевой болезни? Он верит (а ведь в таких случаях это довольно распространенный симптом) в скрытые знаки и приказы в тексте, в мистику чисел или в голоса, которые раздаются из книг? Сходится. Но почему бы, Боллог меня побери, не проверить самому? Тогда у меня хотя бы появится уверенность в том, что передо мной действительно сумасшедший. Если текст на странице 333 не имеет никакого отношения к нашему разговору, то мой диагноз верен. Тогда мне останется только поскорей убраться отсюда и надеяться, что его болезнь не заразна.

Я открыл книгу наугад. Страница 123. Пустая, только номер страницы. Я поднял глаза на Смайка, и он улыбнулся.

Полистаем еще.

Страница 245. Никакого текста. Никаких иллюстраций. И противоположная страница тоже пуста.

299. Никакого текста.

– Но тут же ничего нет.

– Так вы ведь смотрите не в том месте, – отозвался Смайк и поднял три пальца. – Страница 333.

Я пролистнул.

Страница 312. Ничего.

Страница 330. Ничего.

Страница 333. Ага, теперь я ее нашел. Там действительно было что-то написано, но очень мелким шрифтом. Разгладив ладонью бумагу, я прищурился. В кончики пальцев мне забрался странный холодок. На этой и на противоположной странице повторялась раз за разом одна и та же фраза:

Вас как раз сейчас отравляют

Холодок поднялся из пальцев в кисть, потом в локоть, оттуда разлился дальше, пока не завладел всем моим телом. У меня закружилась голова, в глазах потемнело, я успел услышать, как Смайк говорит:

– Вы действительно из тех мечтателей, кто верит, будто в книгах на все есть ответ, верно? Но книги в основе своей не слишком рады помочь и не слишком добры. Они могут быть определенно злокозненными. Вы когда-нибудь слышали про опасные книги? Некоторые из них убивают лишь прикосновением.

Тут мир померк.

Часть вторая. Катакомбы Книгорода

 
Тома здесь громоздятся друг на друга,
Покинуты и прокляты навеки…
Слепые окна, призраки, недуги,
Зверье, жестокость… жалкие калеки!
Молчанье, привиденья.
И веками —
Хотя бы стон, хотя б единый вздох!
Безумье лишь одно шуршащими шагами
В забытом светом замке Тенерох![9]9
  Перевод Н. Эристави


[Закрыть]

 
Живой труп

Сам о том не подозревая, мои верные друзья, я отравился контактным ядом на страницах древней токсичной книги – теперь вы, возможно, поняли, что я имел в виду, когда писал, что книги способны ранить и даже убить. Я пал жертвой одной из опасных книг.

Яд действовал быстро, очень быстро: только моя рука легла на страницы, и уже вскоре по моему телу пронеслась бушующая ледяная волна, поток холода, наводнивший кровоток, проникший в каждый нерв и заморозивший все до единой клеточки, пока мое тело совершенно не потеряло чувствительность, и под конец не только конечности, но даже глаза отказались мне служить.

«Вас как раз сейчас отравляют».

Все растворилось, кроме одной этой фразы. В полной черноте она стала единственной моей мыслью, которая все крутилась и крутилась у меня в голове.

«Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют».

Вам знакомы кошмары, когда вы попали в ловушку бесконечной петли и, просыпаясь, проваливаетесь в тот же сон? Так было и с этой навязчивой фразой.

«Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют».

Неужели это и есть смерть? Когда последнее, что видел, слышал или о чем подумал, повторяется непрестанно, пока тело не распадется на составные атомы?

«Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют. Вас как раз сейчас отравляют». Внезапно снова забрезжил свет. Это случилось так неожиданно, что будь я в силах, обязательно закричал бы. Что со мной происходит?

И вдруг я узнал Фистомефеля Смайка. Сперва я видел лишь его размытый силуэт, потом его лицо стало отчетливее. Он наклонился надо мной, а рядом с ним стоял… И верно, это был Клавдио Гарфеншток, дружелюбный кабанчиковый-литагент! Оба с любопытством меня рассматривали.

– Он приходит в себя, – сказал Гарфеншток.

– Активная фаза, – отозвался Смайк. – Поразительно, но даже столько лет спустя яд действует как часы.

Я хотел что-то возразить, но губы мне не повиновались. А вот зрение напротив все улучшалось, у меня даже возникло впечатление, что никогда в жизни я не видел так ясно. Оба негодяя будто излучали неестественное сияние, я мог разглядеть каждый их волосок, каждую пору, словно рассматривал через лупу.

– Не сомневаюсь, вы бы сейчас высказали все, что у вас на душе, – продолжал, обращаясь ко мне Смайк, – но яд также парализует язык, как и стимулирует зрение и слух. На время у вас появился взор мрачногорского орла и слух летучей мыши – пожалуйста, пусть это вас не тревожит! Еще некоторое время ваше тело останется парализованным, и вскоре вы впадете в глубокий обморок. Иного вреда яд вам не причинит, не бойтесь, он не смертельный. Вы просто заснете, а потом снова придете в себя. Вам понятно?

Я хотел кивнуть, но не смог шевельнуть даже углом рта.

– Ба, какая бестактность с моей стороны! – воскликнул Смайк, и Гарфеншток гадко рассмеялся. – Как вы могли бы мне ответить? Что ж, пусть хороших манер мне не хватает, но я не убийца. Это я предоставляю другим. Тут внизу достаточно безжалостных тварей, которые охотно возьмут на себя эту грязную работу.

– Вот именно, – нетерпеливо вставил Гарфеншток и нервно оглянулся по сторонам. – Давай наконец уйдем отсюда.

Фистомефель Смайк пропустил его слова мимо ушей. Просто невероятно, как ясно я видел их обоих. Они словно бы светились изнутри. Зрачки у меня, очевидно, чрезвычайно расширились, а сердце билось в три раза быстрее, но в остальном тело было как колода. Я превратился в живой труп.

– М-да, мой милый, ну и шуму вы наделали в Книгороде. – Голос Смайка звучал болезненно громко и искаженно. – Мы отнесли вас поглубже в катакомбы, настолько глубоко, что никакой веревки не хватит, чтобы вернуться назад. Считайте это ссылкой. Я мог бы вас убить, но так гораздо романтичнее. Утешайте себя мыслью, что вас ждет такой же конец, как и Канифолия Дождесвета. Он совершил ту же ошибку, что и вы. Обратился со своим делом не к тому человеку. А именно ко мне.

Гарфеншток нервно хохотнул.

– Нужно поскорей сваливать.

Смайк же дружески мне улыбнулся.

– И считайте частью своего наказания то, что я не стану ничего объяснять про вашу рукопись. История ведь довольно длинная. И для нее сейчас нет времени.

– Пойдем же! – настаивал Гарфеншток.

– Смотри-ка, – сказал Фистомефель Смайк, – начинается пассивная фаза. Ее распознаешь по сужающимся зрачкам.

На меня накатила безмерная усталость.

«…зрачкам… зрачкам… зрачкам… зрачкам… зрачкам».

Голос Смайка все слабел, превращаясь в истончившееся эхо. Мой разум погас, как пламя свечи на ветру. Опять наступила тьма.

– Приятный снов, мой милый! – донесся до меня голос Смайка. – И передайте привет Тень-Королю, когда с ним увидитесь.

Гарфеншток снова злорадно хохотнул. Я потерял сознание.

Опасные книги

Очнувшись, я сперва подумал, что вновь оказался на концерте трубамбоновой музыки и у меня галлюцинации: я в катакомбах Книгорода. В обе стороны тянулся бесконечный коридор, справа и слева заставленный книжными шкафами и освещенный лампами с медузосветами. Но пока мое одурманенное ядом тело постепенно пробуждалось к жизни, до меня дошло, что я и правда нахожусь в лабиринте. Я полулежал, опираясь плечами на стеллаж, и чувствовал, как тепло возвращается сперва в мои стопы, потом в ноги, в туловище и, наконец, приливает к голове. Затем, я, покряхтывая, встал и отряхнул пыль с плаща.

Как это ни странно, никакой паники я не чувствовал. Наверное, все дело было в последствиях отравления: нервы, так сказать, под наркозом. Да и почтенное общество старинных книг успокаивало. Да, мои верные читающие друзья, невзирая на безрадостный и неожиданный поворот судьбы я был настроен оптимистично. Да и что такого случилось? Я жив. Я заблудился в подземном букинистическом Книгорода – вот и все. Здесь есть коридоры, свет, книжные шкафы, книги, – это не дикий и темный Потусторонний мир. Книги – лучшее доказательство тому, что время от времени сюда кто-нибудь заглядывает, и вообще где-то надо мной есть сотни выходов. Нужно только поискать хорошенько, и я обязательно на какой-нибудь наткнусь – пусть даже на это уйдут дни. Сомнительно, что Смайк и Гарфеншток утащили меня очень далеко: слишком уж изнеженными выглядели оба толстяка.

Поэтому я отправился в путь, на ходу пытаясь проанализировать свое положение. Сомнений нет: мои предполагаемые друзья Фистомефель Смайк и Клавдио Гарфеншток оказались на самом деле моими самыми опасными врагами. Годы изоляции в Драконгоре, видимо, не научили меня разбираться в людях. Я был слишком доверчив.

Но оставалось загадкой, что имела против меня эта парочка. Или я стал их жертвой случайно? Может, они своего рода книгопираты, сыгранная команда, грабящая недотеп-туристов? Гарфеншток намеренно завлек меня в ловушку по адресу переулок Черного Человека, 333, тут все ясно. Вероятно, как раз сейчас они продают мою ценную рукопись какому-нибудь богатому коллекционеру. Иными словами, она для меня утеряна, а значит, конец поискам ее таинственного автора. При этой печальной мысли я невольно ощупал карманы – и с ходу нашел манускрипт в нагрудном левом! Как громом пораженный, я достал письмо и уставился на него, не веря своим глазам. Смайк, наверное, мне его подсунул и вместе со мной спровадил в катакомбы. Но-какой в этом смысл?! Тайна сгущалась.

Он боится этого письма – вот, наверное, мотив! А еще боится, что его содержание станет известно. По каким-то причинам рукопись представляет для него опасность. Такую опасность, что ему показалось мало спрятать его в своей подземной пещере, нет, он решил избавиться от страниц вместе со мной. Что же его так напугало? И почему так всполошились Кибитцер и ужаска? Может, они заодно со Смайком и Гарфенштоком? Может, я что-то пропустил? Например, тайное послание между строк, расшифровать которое способны только опытные букинисты и почерковеды? Сколько бы я ни рассматривал письмо, оно хранило свою тайну, поэтому я снова убрал его в карман и пошел дальше.

Книги, ничего кроме книг. Я остерегался коснуться хотя бы одной из них. Чем больше выветривались последствия яда, тем с большим недоверием я на них смотрел. Никогда больше я не открою книгу без страха. Переплетенная бумага утратила для меня свою невинность. Опасные книги! Как настойчиво предостерегали против них мемуары Дождесвета! Он посвятил им целую главу, и сейчас она снова пришла мне на ум. Сейчас, когда уже слишком поздно!

История опасных книг началась, вероятно, с того, что один книгопират врезал другому по черепу толстым томом. В этот исторический момент разумные существа поняли, что книги способны убивать, и за последующие столетия способы причинять ими зло умножались и совершенствовались.

Книголовушки охотников были лишь одним из многих. Охотники (в основном для сокращения числа конкурентов) мастерили имитации особо ценных и востребованных раритетов, которые внешне полностью походили на оригиналы, но внутри были начинены смертельными механизмами. В выпотрошенных блоках скрывались отравленные стрелки, мелкие осколки стекла, которыми выстреливали крошечные катапульты, разъедающие кислоты в шприцах или ядовитые газы в тщательно запечатанных контейнерах. Достаточно открыть такую книгу, чтобы тебя ослепило, тяжело ранило или убило. Для защиты охотники одевались в маски и шлемы, кольчуги и железные рукавицы и принимали уйму прочих мер предосторожности – книголовушки были главной причиной их причудливого и устрашающего снаряжения.

Пропитанные контактными ядами токсичные книги были особенно широко распространены в Средние века. С их помощью устраняли политических противников и свергали королей, а также избавлялись от писателей-конкурентов и назойливых критиков. Полет фантазии, какой букваримики того времени вложили в разработку всевозможных контактных ядов, производил поистине большое впечатление. Прикоснувшись к одной-единственной странице, можно было оглохнуть, ослепнуть, онеметь, потерять рассудок или способность двигаться, подцепить неизлечимую болезнь или погрузиться в вечный сон. Одни токсины вызывали приступы смеха со смертельным исходом или утрату памяти, бред или трясучку. От других выпадали волосы или зубы или отсыхал язык. Был яд, от которого у зараженного начинали зудеть в ушах тоненькие голоса и доводили несчастного до того, что он по собственной воле выбрасывался из окна. Разновидность, с которой столкнулся я, была еще сравнительно безобидной.

Канифолий Дождесвет писал, что некое издательство того времени пропитывало смертельным ядом по одному экземпляру из каждого тиража – и даже делало на этом рекламу. Думаете, такие книги лежали на полках свинцовым грузом? Как раз наоборот: они расходились, как горячие пирожки. Владельцы издательства поставили на ту жажду, удовлетворить которую не способна нормальная книга: на притягательность неподдельной опасности. Это было самое заманчивое, что мог предложить книжный рынок. Их читали дрожащими руками, с каплями пота на лбу, – каким бы скучным ни было содержание. Говорят, особенно любили такие книги старые вояки и искатели приключений, которым здоровье уже не позволяло пускаться в авантюры, требующие большого физического напряжения.

На закате Средневековья токсичные книги вышли из моды, так как их распространение шло в разрез с новым, просвещенным законодательством. Зато бал ужаса стали править террор-книги безграмотников. Это была следующая ступень в эволюции книг-ловушек, и в Книгород их контрабандой провозила радикальная антилитературная секта. Достаточно было открыть какую-нибудь из безграмотных террор-книг, и весь магазин взлетал на воздух. Изготавливавшая книгобомбы секта не имела имени, так как ее члены принципиально отвергали слова. Еще они отвергали предложения, абзацы, главы, романы, все формы прозы, всяческую поэзию и печатное слово вообще. Книжные магазины были оскорблением их фанатичной безграмотности и считались рассадниками зла, которые следовало стереть с лица Замонии. Члены секты тайком проносили свои каверзные бомбы в букинистические и прятали их среди хорошо продаваемых и читаемых произведений, после чего скрывались. Безграмотники надеялись, что вскоре уже никто не посмеет даже открыть книгу.

Однако они недооценили тягу к литературе населения Замонии, которое смирилось с шансом потерять при чтении голову. Со временем взрывы стали случаться все реже, и в какой-то момент секта угасла, так как ее глава лишился головы в результате преждевременной детонации при изготовлении очередной бомбы. И все же перелистывание страниц осталось рискованным занятием. И даже по прошествии столетий террор-книги могли прятаться где угодно, поскольку безграмотники буквально наводнили ими магазины. Время от времени какой-нибудь букинистический взлетал на воздух, и от него оставался лишь глубокий кратер. В одном только Книгороде такой конец постиг уже пятнадцать магазинов. Разновидностей опасных книг в Замонии существовало столько же, сколько причин желать кому-нибудь чего-то дурного. Месть, алчность, зависть, недоброжелательство – вот из каких мотивов их мастерили. Впрочем, иногда мастерами руководила любовь, если в игру вступали ревность или безответные чувства. Загнутые уголки страниц с бритвенноострыми обрезами, виньетки, при прикосновении вызывавшие остановку дыхания, экслибрисы с ядовитыми духами – ничто не осталось неиспробованным. Тот, у кого была привычка, переворачивая страницы, слюнявить палец, подвергал себя особой опасности, так как мог занести в рот крохотные частицы яда, – после корчился с кровавой пеной у рта. Мелкие ранки, в которые попадали бактерии с инфицированного золотого обреза, вызывали отравление крови. Зашифрованные постгипнотические приказы в книгах букваримиков могли заставить читателя несколько дней спустя прыгнуть со скалы в море или выпить литр ртути.

Со временем легенды об опасных книгах расплодились настолько, что правда стала неотделима от вымысла. В катакомбах Книгорода якобы скрывались книги, способные двигаться по собственной воле, ползать или даже летать. Они были коварнее и ужаснее многих вредителей и насекомых и, если такие на тебя нападут, справиться с ними можно лишь силой оружия. Пугливо рассказывали про книги, которые шепчут и стонут в темноте, и про те, которые душат своих читателей закладками, случись им заснуть за чтением. И вроде как, случалось, что читатели с потрохами пропадали в какой-нибудь опасной книге, и после их уже не видели. Тогда находили лишь пустое кресло, на котором лежала раскрытая книга – а в повествовании возникал новый персонаж, носящий имя исчезнувшего человека.

Таковы были мысли и истории, вертевшиеся у меня в голове, мои дорогие друзья, пока я наугад брел по лабиринту. Я не верил ни в привидения, ни в колдовство, ни в проклятия ужасок, ни в прочую абракадабру, но в существовании опасных книг убедился на собственной шкуре, и твердо решил не притрагиваться ни к одной книге в туннелях.

И потому просто шел вперед, не обращая внимания на окружающее меня великолепие. Тем временем мой оптимизм улетучился. Вокруг я видел лишь стены из книг, которых не решался коснуться, и время от времени околевшего медузосвета – с тем же успехом я мог гулять по лабиринту, стенами которого служили изгороди из ядовитой крапивы. Помимо собственных шагов я слышал почти все страшные шорохи и шумы, описанные в замонийской литературе ужасов: стуки и шелесты, хрипы и вопли, шепоты и хихиканье – будто попал в партитуру жуть-пьесы Хулиасебденера Шрути. Без сомнения, звуки доносились через канализацию и были лишь эхом происходящего на поверхности. Но, пробившись через многие метры земли и долго бродив по трубам и туннелям, они приобрели совершенно иное звучание и превратились в призрачную музыку катакомб.

Не помню, когда я опустился на пол. Как долго я шел? Полдня? Целый? Два дня? Я совсем утратил чувство времени, как, впрочем, и ориентации в пространстве. Ноги у меня ныли, голова гудела как колокол. Я просто лег. Некоторое время я слушал пугающие звуки лабиринта, а потом заснул от усталости.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации