Текст книги "Ангел с человеческим сердцем"

Пока спускались по лестнице, задавала повседневные вопросы, вроде: «Как прошел день?» и «Не сильно ли злилась Нотелла?», в то время как Дэвид молча шел позади меня, заложив руки за спину, и смущенно улыбался. Это было новое ощущение для нас обоих: ему не нужно было скрываться от меня, а мне гадать, что же меня тревожит, и сомневаться в своем душевном здравии из-за того, что мне, якобы, мерещится мужчина в доме. На кухне было темно, и мама, включив свет, не забыла включить радиоприемник, который всегда служил фоном, когда она находилась дома. Пока мы с ней накрывали на стол, Дэвид улучил момент поцеловал меня в щеку и сказал, что через две минуты вернется. Но вернулся раньше, и на мгновение показалось, что у него между бровей пролегла морщинка. Он успел переодеться и снова поразил меня безупречным вкусом в выборе одежды. Ели, не особо переговариваясь, и я не могла отвести глаз с Дэвида. Ведущий допотопной радиопередачи передавал приветы, поздравлял всех с Праздником Древонасаждения, призывал посадить свое дерево, прерывался на рекламу и крутил одинаковую своей банальностью музыку… …Ничего не интересовало, кроме его глаз. Сложив локти на столе и глядя на меня в упор, он сидел напротив меня уже в белом свитере широкой вязки, с высоким воротником и в белых джинсах. Под таким пристальным взглядом я не могла есть…  – У нас что, будут гости? – спросила мама.  – Я никого не жду, – с трудом оторвав от него взгляд, ответила ей.  – Ты смотришь в одну точку уже минуты три… Дэвид опустил голову, улыбаясь, а я заметалась и покраснела.  – Ты об этом… Просто задумалась… – выдавила я. Он очень робко, но в тоже время уверенно произнес:  – Я люблю тебя. Мне стало так обидно, что когда были наедине, он не говорил этих слов, а сейчас, когда, наконец, их дождалась, не имела возможности ответить. Из радио полилась песня, полностью вывернувшая душу наизнанку и говорящая о моих чувствах намного выразительнее, чем это смогла бы сделать я.  – Послушай припев! – обратилась к Дэвиду. Мама молча слушала песню, естественно, уверенная в том, что слушать призывала именно ее. Если честно, было все равно, что думала обо мне мама в ту минуту. «Мне становится от людей больно… Подарите мне крылья вольные, Отпустите меня к нему, больно мне, Ничего вам не сделаю, кроме… Я устала дышать одиночеством, И одной под дождем стоять холодно, Подарите мне крылья вольные, Отпустите меня к нему, больно мне». Слеза нарисовала дорожку на щеке своей прозрачной краской и Дэвид умоляющим голосом попросил: «Пожалуйста, Элизабет, не надо». После его слов ощутила уже знакомую наполненность и прилив сил. Я порывалась закричать, что не нуждаюсь в энергии, но сдержала себя, превратив порыв в слезы. Песня закончилась, и мама встревожено посмотрела на меня.  – Элизабет? Она собралась прочитать мне очередное наставление, но я ее опередила:  – Нет, это не то, что ты думаешь – это просто любимая песня Лорен! – грубо соврала и вымученно улыбнулась. Поднявшись из-за стола, собиралась вымыть тарелку, украдкой вытирая льющиеся слезы. Странная злость рвалась наружу, и я не знала, как ее удержать, чтоб не причинить никому вреда. Мама не знала, как начать разговор о моей влюбленности, и поэтому я поспешила подняться в свою комнату, чтобы этого не случилось. Понимала, что ее пугало то, как быстро меняется мое настроение, но, не смотря ни на что, я не могла назвать ей ни одной нормальной причины этому. Мне было хорошо с Дэвидом, но как только оставалась со своими мыслями наедине, вспоминала о времени, которого почти не осталось, и понимала, что бессильна. Я хотела в полной мере насладиться тем счастьем, которое мне подарил Всевышний, и которое так несправедливо хотят отобрать его подданные. Поцеловав маму, сказала, что должна готовиться к семинару, и собралась скрыться от нежелательных разговоров в своей комнате.  – Элизабет… – окликнула она меня, когда мне почти удалось уйти без оглядки. Выругавшись в душе и предполагая, что последует за этим, я медленно повернулась, но мои предположения оказались неверны.  – Я люблю тебя, – сказала мама, и мне стало стыдно за свое отношение к ней, ведь она переживала, а я своим поведением только усугубляла эти переживания.  – Я тоже, люблю тебя, мамочка, – и я вернулась, чтобы еще раз ее обнять. Странное дело, но как бы ни злилась и что бы плохого про себя ни думала, стоило маме только коснуться меня – все исчезало, лопалось как воздушный шарик, принося после взрыва спокойствие и звон тишины в ушах. Я зашла в ванную, чтобы вымыть руки перед якобы сном, уверенная, что спать не буду всю ночь, но меня словно прожгло изнутри, когда поняла, что нахожусь одна в комнате. Дэвида нигде не было, и уже минут десять, как не слышала его голоса и не ощущала присутствия. «Он просто дал нам возможность поговорить с мамой!» – уговаривала себя, быстро поднимаясь в свою комнату, а слезы струились без конца, найдя, наконец, повод хлынуть из глаз. Ворвалась в комнату и закрыла дверь на ключ.  – Дэвид!! Где ты, Дэвид? – с робкой надеждой спросила громким шепотом. Но ответа не было. Заметалась из угла в угол, дергая занавески, и сорвав покрывало, в надежде увидеть его на подоконнике, на кровати – где угодно, только бы увидеть. Дрожащими руками я скидывала на пол все, что попадалось на пути. Не выдержала, позвала громче, зная, что в этом нет надобности – будь он где-то рядом – уже отозвался бы. Меня затрясло. Мелкая вибрация прошлась от сердца по всем моим органам и подкосила ноги. Спотыкаясь на ровном месте, я пыталась различить хоть что-то под ногами, невидящими от слез глазами. Чаша терпения была наполнена до краев, и изливалась густой пеной, как шампанское в переполненном бокале.  – Пожалуйста, Дэвид, не своди с ума!!! – плакала, отчаявшись, но его нигде не было. Рыдания разрывали мое горло и, зная, что это конец, закричала так, что сама перестала слышать свой голос:  – НЕТ!!!! ДЭВИД!!! ПОЖАЛУЙСТА!!! НЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС!!! ДАЙТЕ НАМ ЕЩЕ НЕМНОГО ВРЕМЕНИ! ПОЖАЛУЙСТА! ЕЩЕ ПАРУ МИНУТ! НЕ ОТБИРАЙТЕ ЕГО ТАК БЫСТРО! У МЕНЯ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕТ! Я ДАЖЕ НЕ ПОПРОЩАЛАСЬ С НИМ! Внизу раздался звон битого стекла и крики мамы:  – Элизабет!!! Элизабет!!! «Мы уже дали ему возможность с тобой попрощаться! Подумай о матери!», – указательным тоном сказал чужой голос внутри меня. Я разозлилась и выпалила в ответ:  – Кто подумает обо мне!!! Я любила его одного! Он научил меня любить!!! Я завопила, вложив в этот отчаянный вопль всю боль и всю ненависть. Но ответом была тишина. Мама прибежала наверх, и судорожно дергая ручку двери, закричала ужасным чужим голосом:  – Элизабет, открой, девочка! В чем дело, Элизабет!? Элизабет, мне страшно, открой! Пожалуйста, родная моя!!! Ты пугаешь меня!!! Она плакала – снова плакала из-за меня, но я не могла ни успокоить её, ни даже пошевелиться. Я была пустой фарфоровой куклой без сердца и души. Меня теперь ничего не интересовало, и никто не был нужен. Упала на колени и опустила голову. Тело было тяжелое и казалось чужим. Не знаю, сколько так просидела, но крики за дверью все не стихали. Издалека доносились глухие удары о дерево чем-то металлическим. Промелькнула одинокая мысль: «Ты знал, что они пришли, и ушел, не прощаясь… Что же ты сделал?!» Далекие и родные голоса мамы, Сони, и Роберта неразборчивыми обрывками доносились до моего искалеченного сознания не больше нескольких секунд. Затем последовал сильный удар головой об пол, сопровождаемый оглушительным звоном в ушах, который частично облегчил мои муки. Часть 2.

Глава 1. Новая жизнь

Неделя прошла, как выписалась из больницы, а я все еще не могу придти в себя от действия успокоительных и транквилизаторов. Постоянное головокружение и тошнота – это последствия их применения, избавление от которых наступит не раньше, чем через неделю, а то и две. Вдобавок ко всему, напрочь забыла все события двухмесячной давности и, как мозаику, собираю картинку забытого месяца жизни по рассказам друзей. Не могу вспомнить даже то, КАК попала в больницу. По словам мамы – упала и, сильно ударившись головой, получила сотрясение мозга. И что не меньше удручает – почти за месяц, пока отлеживалась в больнице и под настойчивыми вопросительными взглядами врачей безрезультатно пыталась вспомнить события месячной давности и причины, приведшие к таким плачевным результатам, ребята успели съездить в горы и неплохо провести время. Не скажу, что сильно обидно – не правильно как-то, нечестно. Несмотря на то, что лето только началось, у меня уже создалось ощущение, что я все пропустила. Впереди неизбежной преградой маячит сессия. Все кругом уговаривают отложить ее на осенний период, поскольку по назначениям врачей не желательно напрягать память минимум полгода. Но переходить на четвертый курс с таким огромным «хвостом», когда ребята уже через месяц освободят руки и спокойно станут студентами четвертого курса – как минимум не справедливо, как максимум – возмутительно! Я рассчитываю на свою память и уговариваю ее подсобить мне немного в обмен на недельный отдых на одном из пляжей Флориды, в течение которого не буду ее нагружать ни воспоминаниями, ни проблемами. И пусть мой разум настаивает не делать глупостей, а шестое чувство утверждает, что не справлюсь, вопреки всему – я готова рискнуть. Уже второй день, запираясь в своей комнате наедине с учебниками, от безделья, уже успевшего надоесть в больнице, я начинала их читать. Не хотелось отставать от ребят и не только в учебе. И именно поэтому я собралась с ними в ресторан вечером. *** Стоя возле зеркала, я примеряла вечернее платье чуть ниже колен, идеально сидящее на талии, с вырезом на спине. Думать было не о чем, и даже абсолютно нейтральные мысли (в основном правила и ответы на билеты, выученные еще с утра), постоянно натыкались на невидимую стену моей памяти, что, несомненно, напрягало. Зазвонил телефон. В трубке сотней колокольчиков раздался голос Лорен:  – Ну что, родная, повеселимся сегодня?  – Как раз примеряю платье, может зайдешь? А потом вместе на моей новой малышке прокатимся до ресторана.  – У тебя новая машина!!!??? И я ничего не знаю?! – завопила в трубку подруга.  – Бабушка прислала деньги на мою выписку из больницы, и мама решила купить мне на них машину, а старую забрала себе.  – Почему ты не сказала? – могла бы поспорить, что подруга надула губки, и я рассмеялась в трубку.  – Сама ее буквально вчера увидела… Ключи мама подарила еще в больнице, но прикатили ее только вчера вечером. Что я должна была тебе сказать – что у меня есть ключи, приходи на них смотреть?  – Ты прощена! – наигранным голосом заворковала она, – Кто она, познакомь…  – Феррари, белого цвета…  – Ааааа!!! Уже бегу! – она бросила трубку прежде, чем я успела это понять.  – Жду, – произнесла уже в пустоту телефонных проводов и улыбнулась. «Обожаю Лорен за взрывной характер – с ней я чувствую себя свободно во всем, а главное – она легка на подъем». Не прекращая улыбаться мыслям о подруге, спустилась на кухню, поставить чайник. «До встречи в ресторане еще два с половиной часа. Надеюсь, успеем выпить по чашке чая перед сборами и выходом. …О Боже!!!» Зная «девичью память» своей подруги, снова набрала ее.  – Лорен, это опять я…  – Что забыла сказать? Что тебе еще и квартиру купили? – издеваясь, произнесла она.  – Не смешно! Платье не забудь, в котором пойдешь сегодня… – я прикусила кончик языка, сдерживая смех, от ее причитаний по поводу плохой памяти и благодарных возгласов.  – Спасибо! – сказала она напоследок и повесила трубку. Отложила телефон в сторону и расслабленно подошла к окну. Отодвинув занавеску, стала всматриваться в улицу: элитные частные коттеджи, вырастающие за старинными домиками соседей, детская площадка через дорогу, заполненная суетящимися детьми, высокие тополя. Прямо под окнами нашего дома скамейка, поставленная еще моим отцом много лет назад. Газоны и клумбы, высаженные мамой, с моей помощью – все на своих местах. Кроме моих ощущений. Что-то не давало покоя, как будто мир вокруг вывернулся наизнанку, но это все прошло мимо моего внимания. «Наверно, это одно из естественных последствий частичной потери памяти…» Лорен появилась через пятнадцать минут, и мы как заведенные ворвались в гараж. После ее криков и возгласов, выражающих одобрение и положительную оценку моего нового средства передвижения, у меня начала болеть голова. Настроение в целом было хорошим, но усталость давала о себе знать. Хотелось лечь и выспаться. «Недели, проведенные в больнице, почти круглосуточно в лежачем состоянии, дают о себе знать. Энергия на нуле…» Мы выпили кофе и принялись одеваться. Лорен появилась из ванны в шикарном платье красного цвета. К нему подруга подобрала черные перчатки и черные босоножки на высоком каблуке. Сказать нечего, смотрелась она потрясающе. К моему платью были подготовлены туфли белого цвета и белый клатч, в который я закинула телефон и деньги. Быстро накрасились и сделали друг другу обговоренные заранее прически. Подруга закрывала входную дверь, а я выехала из гаража и готова была тронуться с места. Ресторан выбирали парни, и мы смирились с выбором, поскольку в таких заведениях бывали редко. Все время, пока я отчаянно пыталась найти дорогу, сверяясь по навигатору, Лорен не прекращала говорить. Удивляясь про себя, как в ней помещается столько, на мой взгляд, ненужной информации, незаметно улыбнулась, сравнив ее с давно не чищеной корзиной на рабочем столе компьютера. Пришлось признать, что порой даже там бывает много файлов, которые впоследствии приходится восстанавливать, и я навострила уши, пытаясь найти такие файлы в ее речи. Мы ехали уже минут двадцать, и к незнанию дороги, прибавилась еще одна проблема – пробки. Поскольку время близилось к вечеру – все возвращались с работы – дороги оказались переполнены. Чертыхнулась про себя и крепко сдавила руль в руках. Мы стояли в пробке уже минут десять, информационный поток Лорен сошел на нет, и я с удивлением поняла, что заскучала.  – Лорен, – я нащупала тему для разговора, – что у вас с Ником?  – Ничего… – нехотя объяснила подруга.  – Он тебе нравится? Она отвернулась к окну, но прежде я уловила во взгляде отчужденность и одиночество.  – Не молчи, это болезненная тема для тебя? Он обидел тебя? Не разделил твои чувства?  – Нет, Элизабет, дело не в нем… – с горечью в голосе начала она, – А во мне…  – Объясни же… – хотела вытрясти из нее ту, как мне казалось, глупость, которая не давала ей покоя. Машины тронулись с места, и я мысленно захлопала в ладоши.  – Ты, конечно, скажешь, что одно с другим не связано…  – Ты не можешь знать, что я скажу, так что спокойно выкладывай! – выпалила, перебив ее. Она удивленно посмотрела на меня и опасливо продолжила свою мысль.  – Я про тот случай в кафе, помнишь? Когда мы были вместе, ну… гуляли по магазинам? Помнишь? – она смотрела на меня с надеждой, что вот-вот вспомню, о чем она, – Неужели ты ничего не помнишь? – заключила расстроившись.  – Лорен, не говори загадками, – огрызнулась, раздражаясь из-за плетущегося впереди Бентли. Знала, конечно же, что причина не в нем, и уговаривала себя сознаться: «Ни черта из сказанного ей, я не помню!!!»  – Какое кафе? Что за случай? О чем ты? – вопросительно смотрела на подругу.  – Что с тобой, Элизабет? Я тебя не узнаю… – она подняла бровь, выражая недоумение, – У тебя даже манера речи изменилась, не говоря уже об отношении… Я не показала ей своего удивления, но насторожилась.  – А что не так? Я тебя обидела? Лорен пожала плечами:  – Нет вроде, просто что-то в тебе не так, и я не могу понять, как к этому относиться.  – Не скатывайся с темы… Так что там за кафе? Слова действительно рвались из меня прежде, чем успевала их обдумать, и это начинало меня забавлять. Создавалось ощущение, что внутри меня всегда жила еще одна Элизабет, полная противоположность настоящей, и у нее получилось вырваться на первый план благодаря незапланированному сотрясению мозга. Лорен отвернулась к окну, погрустнев, а я ощутила, как испорченное настроение подруги своими липкими щупальцами стало подкрадываться к моему сознанию. Мы были почти у цели, и разговор остался незаконченным. Подруга молчала, а мне не хотелось на нее давить.  – Лорен, давай просто сходим на эту вечеринку, а завтра все обсудим? Она улыбнулась, но выглядело это ужасно неестественно и вымученно. Меня устроило даже это. Не хотелось портить себе настроение, когда я с трудом операционными щипчиками вытянула его за уши, и оно настолько сильно дергалось, пытаясь обрести свободу в действиях, что могло запросто с них сорваться. Выйдя из машины, взяла подругу за руку, отчего она как-то странно посмотрела на меня. «Надо будет оценить свое поведение на досуге. Неужели все так плохо? И как можно было ухитриться удариться головой так, чтоб не узнавали самые близкие друзья?» Ребята ждали возле входа, и мы не стали тянуть время. Место уже было заказано, нас провели через большой просторный зал в уютную кабинку с накрытым на пять персон столом. Вместо стены красовалось большое, просторное окно с видом на аллею, тонущую в людском потоке. Люди были везде: расхаживали по тротуарам, выходили из небольших частных магазинчиков, сидели на красивых изогнутых скамейках и в кафе под открытым небом… Вдруг захотелось пройтись по улицам города, поесть мороженого и подумать о чем-то несуразном и не имеющем значения, а не сидеть здесь взаперти, поддерживая светские беседы. Но мысленно себя одернула и заставила сесть, успокаиваясь тем, что вечер только начался и, возможно, все пройдет не так скучно, как предполагается. Глава 2. Голоса

Ник и Роберт выглядели очень взрослыми в костюмах и галстуках, а девушки, несомненно, сияли в вечерних платьях. Мы сидели уже минут пятнадцать, изредка переговариваясь о незначительных вещах, и меня начинало раздражать то, как смотрел на меня Роберт. Вообще от него исходила странная отталкивающая аура. Ужасные, прожигающие взгляды, которые он бросал в мой адрес, казалось, сканировали душу. Он смотрел прямо перед собой в момент, когда у меня вдруг заложило уши и сердце забилось в районе горла. Я не сводила с него глаз и точно знала, что он молчал, тогда как в моей голове отчетливо раздался его голос: «Вы сильно давите на нее! Она не выдержит… Пожалуйста, не надо так». Я чуть было не вскочила от неожиданности, но удержала себя на месте неимоверными усилиями и вопросительно посмотрела на него. Он поднял на меня свой, не менее вопросительный взгляд. Глубоко вдохнув воздух, попыталась успокоить взбунтовавшуюся фантазию, повторяя про себя: «Все хорошо, Элизабет. Показалось. Это проклятые транквилизаторы… Только никому не говори об этом, иначе окажешься в смирительной рубашке!» Опустила глаза и нервно затеребила браслет на руке, когда вновь услышала голос, но уже не Роба: «Это не твое дело, Роберт!» Он снова смотрел на меня, но теперь в глазах отражалось нечто похожее на жалость. «Что за черт? Неужели схожу с ума?» Яркое дежавю пронзило до самого сердца от последней мысли, но с чем было связано, не смогла понять. В голове уже роились мысли, только ни одну из них поймать не удавалось – они ловко выскальзывали из неуклюжих пальцев моего израненного сознания. «Я что слышу голоса? Нет – не то… Голоса обычно разговаривают конкретно с тобой, а мне показалось, что они отвечали друг другу и совершенно не рассчитывали на то, что я их услышу». Во время попыток унять разбушевавшееся сознание, принесли горячее, все тут же приступили, кроме меня и Роба. Он снова странно смотрел на меня, но в этот раз взгляд был другим – пронизывающим, отчужденным и жалостливым. Хотелось выбежать из ресторана и убежать куда глаза глядят, только бы не чувствовать на себе этот измученный виноватый взгляд. Потеряв всякий аппетит, несмотря на то, что берегла его, так и не поев дома, стала ковырять ложкой суп, даже не удосужившись попробовать. К концу поедания первого блюда, ребята оживленно обсуждали поход в кино на следующей неделе и пытались втянуть меня в разговор. Я отвечала коротко, не задумываясь, только бы они поскорее оставили меня в покое. Роб любезничал с Сони, а та оживленно хихикала, но время от времени я тонула в шоколаде его глаз, совершенно ничего не понимая. «Кто эти люди, которых я называю друзьями? Почему они себя так странно ведут? И что это был за разговор в моей голове, участником которого я стала невольно?» Нужно было остаться наедине с собой, иначе предчувствовала, что могу выкинуть что-то не очень умное. Принесли второе, и ребята стали радостно опустошать свои тарелки. Я встала, извинившись, и ощущение дежавю накрыло меня во второй раз, когда Ник схватил меня за руку и предложил помощь. Я отказалась и вышла. Воздух был желанно прохладным, но на улице, кроме стоявшего ко мне спиной человека, никого не было. Я судорожно схватилась за парапет и опустила голову вниз. «Такое ощущение, что я что-то пропустила из своей же жизни. Друзья меня не узнают, что-то не так с моим душевным состоянием и из памяти выпал целый кусок жизни со всеми впечатлениями, ощущениями, радостями и слезами. Постоянное дежавю можно списать на потерю памяти, но изменения в отношении к друзьям…» Странные голоса, непонятность происходящего и уже надоевшие мне разборки с самой собой стали той самой солью, которую кто-то невидимый сыпал мне на рану. Уже скоро мне надоело стоять вот так в одиночестве и разбирать аврал в своем внутреннем мире. «Если мне слышатся голоса, значит, я сошла с ума! Но плюсы есть во всем! И даже в этом. В данной ситуации можно послушать, о чем они говорят без чувства вины. Ведь это не я ворвалась в их разговор, а они влезли в мою голову». Я уверенно развернулась в сторону входа. Человек у ресторана все ещё стоял ко мне спиной. Все бы ничего, только он просто стоял. Не курил, не высматривал кого-то, а просто стоял. И в ресторан не собирался, судя по наряду: кроссовки, спортивные фирменные штаны и футболка. …Улыбнувшись и извинившись перед друзьями еще раз, я села за стол, и принялась за еду. «Если настроение уже не вернуть, хоть поем от души, так сказать, отомщу талии за несправедливость мира!»  – Хорошо, что вернулась в этот раз… – загадочно произнес Ник, и ребята довольно расхохотались, как будто он озвучил их мысли. Я так и осталась сидеть с вилкой в руках, не понимая предъявленного обвинения. «Наверное, пора привыкать к состоянию «казалось, что хуже быть не может, но оказалось, что у меня бедная фантазия…» Вопросительно посмотрев на ребят, увидела смущение Ника и испепеляющую злость во взгляде Роба. Мое терпение закончилось. Я встала из-за стола и собралась уйти, краем глаза успев заметить, что Роб вскочил. Его остановил голос в моей голове: «Пусть идет!» На что Роб почти закричал: «Не надо ее так мучить!!! Она здесь не при чем!» «Мы почти закончили, Роберт, ты можешь быть спокоен, завтра уже будем дома». Усилием воли, которая была сегодня в ударе и ни разу меня не подвела, я не остановилась и выбежала из ресторана под крики Лорен:  – Роб, почему ты стоишь, она же в таком состоянии за руль сядет!? Больше я ничего не слышала – то и дело, спотыкаясь на каблуках, бежала к машине, припаркованной за углом, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Заблокировав двери уже изнутри и откинувшись на сидении, пыталась утихомирить ненависть и злость на несправедливость окружающего мира. «Жаль, на то, чтоб поплакать, нет слез – не отказалась бы… Лорен права, садиться за руль в таком состоянии опасно, да я и не спешу…» Не знаю сколько ещё просидела бы, молча разглядывая свое отражение в зеркале, если бы в свете фонарей вновь не увидела бы того человека, снова стоящего спиной ко мне. С губ сорвался нервный смешок. Злость стала подниматься с новой силой из глубин моей души, в нормальности которой я начала сомневаться еще утром. «Если еще немного здесь побуду, то без жертв не обойдется!» Улыбнувшись про себя, поразилась резким сменам своего настроения и завела мотор. По пути домой снова потратила на пробки около получаса, в течение которых вспоминала и обдумывала то многое, что успело произойти со мной за день. «Даже удивительно, как столько событий уместилось в рамках одного дня. Почему ребята так смотрят на меня и ничего не рассказывают? Почему взгляд Роба полон сожаления? Кто эти собеседники в моей голове и почему Роб с ними разговаривает? Так, отсюда поподробнее… Он с ними разговаривает и его я вижу, а их – нет…» От резкого удара по тормозам сзади противно заскрипели чьи-то колеса. В боковом зеркале я увидела перекошенное лицо парня, напуганного моими движениями. Непристойные выражения в мой адрес отчего-то совсем не вызывали обиды, напротив, мне хотелось громко засмеяться в ответ. Я открыла окно, высунула голову и показала средний палец. Он немедленно объехал меня и с криками: «Ненормальная!», – надавил на газ. «И правда ненормальная, откуда во мне столько цинизма и глупости? Я ли это вообще?» …Оставив машину перед домом, я почти что вползла в дом – уставшая и измотанная. На мне не было лица, а во мне – сил. С трудом добравшись до кровати, игнорируя вопросы мамы о том, как провела вечер, и даже не переодеваясь, просто провалилась в сон. Глава 3. Крупицы памяти

Спала я без сновидений и проснулась около полудня. На столе лежала записка от мамы: «Мне не понравилось твое вчерашнее поведение, надеюсь, до вечера ты придумаешь объяснение. Звонила Лорен. Шесть раз! Обед в холодильнике. Мама». «И что я могу придумать в свое оправдание, когда сама себе не могу ничего объяснить?» Решила сегодня не испытывать судьбу, никому не звонить, дверь не открывать и тем более никуда не ходить. Достав из холодильника продукты для омлета, разложила их на столе, но посмотрев на них секунд пятнадцать, положила обратно. Недолго думая, сварила себе кофе и достала пирожное. Поглотив скудный завтрак туриста, поднялась наверх, громко шаркая тапочками. Для разнообразия вздумалось навести порядок в своей комнате, которую, лежа в больнице, по глупости запретила убирать маме, чтобы случайно не спутались мои ответы к экзамену. Сейчас немного сожалела об этом, глядя на жуткий бедлам в своей комнате. Включив радио и пританцовывая под незнакомую музыку, я двигалась по комнате, оставляя после себя блеск и чистоту. Закончив чистку поверхностей многочисленных книжных полок, тумбочек и столов от пыли, решила поменять постельное белье. Продолжая танцевать, одним движением выдернула простынь, и к моим ногам упала сложенная вдвое записка. Написанное внутри казалось необъяснимым. Подчерк, несомненно, был моим, но вспомнить, зачем и когда это писалось, как ни старалась – не получалось. Первым порывом было выбросить записку со всем хламом, которого собралось немало к концу уборки, но меня остановило последнее предложение, обращенное к самой себе. Интуиция подсказывала, что есть надежда не загреметь в дурдом в цветущем возрасте. «Дом опустел, огонь в сердце потух,

Это так больно и страшно случилось,

В сердце моем живет его дух,

И тело наполнено лунною силой.

(Думай, Элизабет, здесь его имя)».

Отложила записку, оставив ее на десерт в своем меню самобичевания, и продолжила уборку. Радио отключила, чтоб не мешало думать, и закончила «приступ чистоты» в полной тишине и душевных терзаниях. «Если один из голосов в моей голове принадлежал Роберту, значит, говорили они обо мне…» Попыталась вспомнить диалог детально: «Вы сильно давите на нее. Она не выдержит, не надо!» – протестовал Роб. А незнакомец указал, что это не его дело… Но как они давят на меня? Кто давит? И причем тут Роб? Или он все же причем-то… Значит ли это, что он в курсе того, что происходит?» Взяла телефон и почти до конца набрала номер друга, когда поняла, что не смогу ничего объяснить. «Что сказать? О чем просить? Если он до сих пор ни о чем не рассказал, значит, были веские причины, а не из вредности. Да и что я скажу? Слышала тут, как ты, не открывая рта, с кем-то обо мне разговаривал? Бред». Легла на кровать и обняла подушку. «Какая я была до потери памяти? Как ко мне относились друзья, и как к ним относилась я? Что изменилось?» *** Разбудил меня маленький, но прожорливый зверек, поселившийся в моем животе, не давший поспать и издававший душераздирающие вопли, от которых хотелось закрыть уши ладонями. Знала, что бесполезно вот так лежать – он все равно не даст уснуть и, медленно поднявшись, поплелась на кухню, просыпаясь по дороге. Было три часа дня, на улице припекало солнце и пока ещё не собиралось отдавать власть прохладному вечеру. Разогревая себе съестное, вернулась к своим мыслям и воспоминаниям, которые были прерваны бестактным сном. «Раз уж, я поверила в существование голосов в моей голове и называю вещи своими именами, то память мне уже не вернут, а цинизм и самодовольство – это бонус или моральный ущерб, полученные в обмен на кусок жизни, который посчитали лишним, и, судя по всему, уже не восстановят в моей памяти никогда». Собрав все детали мозаики, имеющиеся у меня в наличие, я получила «дырчатую» картинку: «У меня забрали воспоминания о последнем месяце жизни насильно. Роберт об этом вмешательстве в мою несчастную голову знает и, возможно, даже сожалеет, но он мне не помощник. Раз уж я это понимаю и принимаю, а главное, во весь этот бред верю, значит, есть шанс вернуть мое имущество на место. Вопрос: зачем им кусок моей жизни или что они хотят, чтоб я не вспоминала? Вчера они говорили, что сегодня уже будут дома, значит, операцию в моей голове они провели успешно, как им кажется. Но это мы еще посмотрим! Они не учли упрямство, с которым я родилась!» Последняя мысль обнадежила и заставила улыбнуться. Поднялась наверх, держа в руках надкусанную шоколадку и напевая себе что-то под нос. Разложив на столе конспекты и книги, снова наткнулась на записку самой себе из прошлой жизни и снова ни к чему не придя, отложила ее в сторону. Хотя бы два часа до прихода мамы намеревалась посвятить учебе. Если мне хотелось сдать сессию вместе с ребятами, то нужно было заниматься беспросветно. Но весь вчерашний и половина сегодняшнего дня я или спала или думала о том, что совершенно не предназначено для моих мозгов. Осталось несколько дней до следующего зачета, а в конспектах и курсовых у меня еще «конь не валялся». …Первые полчаса оказалось невыносимым постоянно прерывать мысли, ускользающие в неправильном направлении. Почти три часа я потратила на неблагодарное слово «надо» и заставила себя усидеть на одном месте небезрезультатно – подготовилась к зачету наполовину. Внизу хлопнула входная дверь, и счастливая, что выполнила долг перед собственной совестью, понеслась вниз и кинулась маме на шею. Глава 4. Со слов Мэри