Текст книги "Историки Французской революции"

До конца своих дней В.М. Далин свято чтил память своих учителей и безвременно ушедших из жизни коллег. Преданность и высочайшее чувство долга перед памятью покойных друзей – выдающихся историков с мировым именем, украшали его как человека и гражданина. По его инициативе созывались заседания группы по изучению истории Франции при Институте всеобщей истории АН СССР, руководителем которой он стал после кончины А.З. Манфреда, посвященные памяти Н.М. Лукина, В.П. Волгина,

A. З. Манфреда, Б.Ф. Поршнева, А. Собуля и др., где он выступал с душевными, пламенными и искренними речами. Когда В.М. Далин говорил об этих людях, об их подчас горькой судьбе, его глаза нередко наполнялись слезами.

С особой признательностью он вспоминал имя академика B. П. Волгина, называя его «благороднейшим человеком»[268]268
  См.: Далин В.М. Благороднейший человек. (Из воспоминаний о В.П. Волгине) // ФЕ – 1979. М., 1981. С. 5–14. См. также: Он же. Полвека изучения истории Франции. С. 16–31.


[Закрыть]. С большой теплотой он рассказывал о том радушном приеме, который В.П. Волгин, в то время вице-президент АН СССР, оказал ему в 1946 г. после отбытия первого срока заключения. «Кем я был, беспаспортным бродягой. Другие головы отворачивали, а он, приоткрыв двери своего кабинета, принял меня как самого близкого человека», – отметил В.М. Далин во время одного из своих выступлений на заседании группы по изучению истории Франции, посвященном 100-летию со дня рождения В.П. Волгина. В письме же Н.М. Дружинину от 7 сентября 1967 г. он писал о нем: «В первые годы после возвращения я посылал свои работы на просмотр Вячеславу Петровичу, и получение от него отзыва было для меня настоящим праздником» [269]269
  АРАН. Ф. 1604. Оп. 4. Ед. хр. 385. Л. 9.


[Закрыть]. Именно благодаря помощи В.П. Волгина, В.М. Далину после окончательного обретения свободы был поручен перевод третьего тома избранных произведений Марата[270]270
  Марат Ж.П. Избранные произведения. Т 3 / пер. и комм. В.М. Далина. М., 1956.


[Закрыть], что, в частности, стало важным материальным подспорьем для бывшего заключенного.

В.М. Далин около полувека дружил и сотрудничал с Альбертом Захаровичем Манфредом. Познакомившись с ним еще в 1920-х гг., в семинаре Н.М. Лукина по истории французского социалистического движения, он на протяжении всей жизни остался верным этому замечательному историку, которого ценил больше всех остальных. Отношение Виктора Моисеевича к А.З. Манфреду служит образцовым примером преданности и верности памяти ушедшего из жизни друга[271]271
  Насколько это ни парадоксально, в одном из биобиблиографических словарей В.М. Далина и В.М. Хвостова, наряду с Е.В. Тарле и В.П. Волгиным, представили учителями А.З. Манфреда. См.: Чернобаев А.А. Указ. соч. Т 2: М-Я. С. 22.


[Закрыть]. Тому было множество причин, одна из которых отражена в его письме к А.З. Манфреду от 19 ноября 1976 г.: «Дорогой Альберт! Двадцать лет назад, когда я впервые после “паузы’à выступил на заседании сектора, ты один исключительно тепло и дружески меня приветствовал в своей речи. Я это запомнил на всю жизнь»[272]272
  Далин М.В. К истории создания «четвертого портрета» (из эпистолярного наследия Виктора Моисеевича Далина) // ФЕ – 2006. Наполеон и его время. К 100-летию А.З. Манфреда (1906–1976). М., 2006. С. 70.


[Закрыть].

А.З. Манфред был для В.М. Далина высочайшим научным авторитетом. По свидетельству С.В. Оболенской, он «восхищался Манфредом, восхищался его книгами, его стилем, всякая критика в адрес друга казалась ему несправедливой, а всякое слово Манфреда глубоко верным»[273]273
  Оболенская С.В. Памяти Виктора Моисеевича Далина. С. 11.


[Закрыть]. Виктор Моисеевич оценивал его намного выше себя, хотя на самом деле в своем «ремесле историка» вряд ли уступал другу, занимая в науке равное с ним положение. При возникновении спорных вопросов В.М. Далин неоднократно подчеркивал: «А Вы посмотрите, как пишет Альберт Захарович. Какие он дает объяснения». Правда, считая А.З. Манфреда, историка поистине незаурядного таланта, одаренного редчайшим литературным дарованием, недосягаемым в науке, он, тем не менее, все время отмечал, что материал следует излагать не сухо, сугубо академично, а в литературном виде – именно так, как это умел делать Альберт Захарович. Поэтому неслучайно, что 16 декабря (в день смерти А.З. Манфреда) 1978 г, подарив мне «Французский ежегодник – 1976», он сделал следующую надпись: «Дорогому Варужану, dans l’espoir qu’il deviendra digne élève d’Albert Manfred» («в надежде, что он станет достойным учеником Альберта Манфреда»).

Помимо того, давая, при необходимости, советы по жизненным вопросам, он часто ставил в пример поведение А.З. Манфреда, с удовольствием обращая внимание на то, каким тот был галантным в общении человеком. Как-то во время одного из своих выступлений в секторе в связи с праздником 8 Марта он рассказывал о том, что долгие годы обычно здоровался сперва с мужчинами, а потом с женщинами. Однако со временем заметил, что А.З. Манфред поступает по-другому, здоровясь сперва с женщинами, а потом уже с мужчинами. Только после этого он стал подражать примеру друга. Однако такое поведение по отношению к представителям прекрасного пола в наше время, как показал мой собственный опыт, к сожалению, не воспринимается в современном обществе, по крайней мере на постсоветском пространстве, как положено, что неоднократно заставляло меня вспоминать слова О.В. Серовой: «Манфред был представителем своего поколения», отличающегося во многом как от моего, так от идущего за ним на смену поколений.

Помню, как при жизни В.М. Далина некоторые из его коллег снисходительно констатировали, что он боготворил Альберта Захаровича. Отчасти это действительно было так. Автор этих строк никогда не позволял себе затрагивать в разговоре с ним эту тему и, естественно, не претендует на исчерпывающее суждение по этому поводу. Основная причина проявления со стороны В.М. Далина столь подчеркнутого пиетета по отношению к памяти безвременно ушедшего из жизни друга, по всей вероятности, крылась в том, что заслуги А.З. Манфреда так и не были по достоинству оценены советской Академией наук. Он с глубокой грустью говорил, что жизнь Альберту Захаровичу укоротили надвигавшиеся в декабре 1976 г. выборы в АН СССР, члены которой упорно не хотели принимать в свои ряды этого выдающегося и, по справедливому замечанию Ю.В. Борисова, «достойнейшего из достойных» историка[274]274
  Борисов Ю.В. Указ. соч. С. 414. На одну из причин, не имевшую ничего общего с научными дарованиями А.З. Манфреда, препятствовавшей его избранию академиком, обратил внимание Ю.И. Рубинский: «Терновый венец диссидента его не прельщал. Однако ему всегда претило ползание “по-пластунски”, не поднимать головы, чтобы не попасть под перекрестный огонь противника. Поскольку же в противниках, завистниках, недоброжелателях недостатка у него не было никогда, он находил в себе мужество открыто противостоять им, не бояться конфронтации, а порой даже провоцировал ее сам. Было в нем что-то не только от язвительного Вольтера, но и от задорного, непочтительного к авторитетам галльского петуха-Шантеклера». Рубинский Ю.И. А.З. Манфред и Франция // Россия и Франция: исторический опыт XVIII–XIX веков. С. 21. В подтверждение этих слов сошлемся на свидетельство вдовы А.З. Манфреда Н.В. Кузнецовой, сообщившей мне в 1979 г., что незадолго до злополучных выборов 1976 г. в АН СССР, где ее муж собирался баллотироваться, к нему обратились с предложением написать биографию Л.И. Брежнева, к 70-летию со дня рождения Генерального секретаря ЦК КПСС. А.З. Манфред дипломатично отказался от этого лестного предложения, а Н.В. Кузнецова так обьяснила его поведение: «Он бы перестал уважать себя».


[Закрыть].

В.М. Далин, тяжело переживая кончину А.З. Манфреда, в 1978 г. откровенно писал А.Р. Иоаннисяну: «С Альбертом Захаровичем – хоть и я старше него на пять лет – мы начинали вместе – занимались в [19]28-[19]29 годах в семинаре Лукина по истории французского социализма. Последние десять лет жизни мы были неразлучны, и это самая тяжелая утрата и для всей нашей науки [курсив наш. – В. П.], и для меня лично»[275]275
  НАА. Ф. 1169 (А.Р. Иоаннисян). Оп. 1. Д. 257. Л. 48.


[Закрыть]. Как это видно, он думал не только о своей личной утрате, но и о той огромной потере, которая понесла советская историческая наука.

Не раз терпевший неудачу на предыдущих выборах Академии наук А.З. Манфред, как рассказывал В.М. Далин, сильно переживал накануне голосования, и, в конце концов, нервы не выдержали этого напряжения: он не дожил до выборов четыре дня. Любопытно, что сразу же после кончины, словно по мановению волшебной палочки, А.З. Манфред превратился в «виднейшего» и «крупнейшего» советского историка, «крупнейшего советского ученого»[276]276
  См.: Известия. 1976. 24 декабря; Советская культура. 1976. 24 декабря; Литературная газета. 1977. 26 января; ВИ. 1977. № 3. С. 219. К сожалению, некоторые современные российские историки ошибочно называют его академиком. См.: Наполеон Бонапарт: pro et contra. Личность и деяния Наполеона Бонапарта в оценках российских исследователей. Антология / авт. – сост. О.В. Соколов. СПб., 2012. С. 774; Ивченко Л.Л. Кутузов. М., 2012. С. 219.


[Закрыть].

Такова была советская действительность. Да и не только. Следует подчеркнуть, что и академиям других стран присуща та же атмосфера. К примеру, великий Бальзак не был избран членом Французской академии, так и не пополнив ряды сегодня уже давно забытых и никому не известных «бессмертных». Впервые он выдвинул свою кандидатуру на освободившееся кресло Шатобриана и 11 февраля 1849 г. получил лишь четыре голоса (за него проголосовали Виктор Гюго, Жан-Жак Ампер, Жан-Батист Понжервиль и Альфонс де Ламартин), уступив место герцогу Полю де Ноайу, получившему 25 голосов[277]277
  См.: Сапиро П. Бальзак без маски. М., 2003. С. 475; Труайя А. Оноре де Бальзак. М., 2006. С. 440.


[Закрыть]. А восемь дней спустя, когда состоялись новые выборы на вакантное место Жана Вату, за него проголосовали Виктор Гюго и Альфред де Виньи[278]278
  Цвейг С. Бальзак. М., 1962. С. 459; Моруа А. Прометей, или жизнь Бальзака. М., 1988. С. 571; Тайяндье Ф. Бальзак. М., 2013. С. 193.


[Закрыть]. В любом случае, после его безвременной кончины газета «Эвенемен» писала: «“Г[осподи]н Бальзак умер, не став академиком”. Неприятная игра слов: умер, не став бессмертным… Да, это правда, но и через сто лет после своей смерти он все еще будет жив»[279]279
  Цит. по: Вюрмсер А. Бесчеловечная комедия. М., 1967. С. 604. То же написала о Д. Дидро А.А. Акимова: «Людовик XV помешал Дидро стать “бессмертным”, то есть французским академиком, но не смог ему помешать стать бессмертным, то есть живущим и после смерти». См.: Акимова А. Дидро. М., 1963. С. 474.


[Закрыть]. Впоследствии действовавшие при выборах во Французскую академию драконовские механизмы были подвергнуты беспощадной критике, в стиле вольтеровского сарказма, Э. Доде в опубликованном в 1885 г. романе «Бессмертный». К слову, от этой академии ничем не отличалась и Берлинская академия, в которую «Гегель так и не был принят»[280]280
  Д’Онт Ж. Гегель, биография. СПб., 2012. С. 391.


[Закрыть].

В.М. Далин очень многое сделал для подготовки к печати рукописей А.З. Манфреда, чьи посмертные труды вышли под его редакцией и с его предисловиями[281]281
  Манфред А.З. Три портрета эпохи Великой французской революции. М., 1978; Он же. Великая французская революция; Он же. Napoléon Bonaparte. Moscou, 1980.


[Закрыть]. В.М. Далин выступал также с интересными статьями, посвященными жизни и творчеству А.З. Манфреда[282]282
  См., например: Далин В.М. Последние годы (по записным книжкам А.З. Манфреда) // ФЕ – 1981. М., 1983. С. 166–174; Он же. Французская печать о «Наполеоне Бонапарте» А.З. Манфреда // ФЕ – 1982. С. 256–257 [под псевдономом И. Мохов]; Daline V. Albert Manfred // AHRE 1978. N 231. P. 153–155.


[Закрыть]. Его памяти он посвятил и свою книгу об историках Франции.

Разумеется, В.М. Далин не во всем, мягко говоря, подражал своему другу (по свидетельствам их младших коллег, они были совершенно разными людьми)[283]283
  См., например: Оболенская С.В. Человек, обладавший даром привлекать сердца // ФЕ – 1981. С. 165. То же констатировала в личном разговоре со мной хорошо знавшая их Н.В. Емельянова.


[Закрыть]. К примеру, он был очень скуп на похвалы, в отличие от А.З. Манфреда[284]284
  Там же. С. 161–162.


[Закрыть]. Он, конечно, высоко ценил Н.М. Дружинина, в письме к которому от 7 февраля 1972 г. писал: «После того как не стало Вячеслава Петровича, ваше мнение мне особенно дорого. Оно мне очень дорого еще и потому, что Вы, Николай Михайлович, занимаете особое место среди наших историков»[285]285
  АРАН. Ф. 1604. Оп. 4. Ед. хр. 385. Л. 12.


[Закрыть].

С почтением он относился к М.В. Нечкиной, на книгу которой о Ключевском написал рецензию[286]286
  НиНИ. 1975. № 4. С. 207–210.


[Закрыть]. Судя по его письму к ней от 21 февраля 1981 г. поклонником яркого таланта Милицы Васильевны он стал еще в 1926 г. после прочтения ее статьи «Общество Соединенных славян»[287]287
  Нечкина М.В. Общество Соединенных славян // ИМ. 1926. Т 1. С. 154174.


[Закрыть]. «Больше полувека спустя я с огромным удовольствием читал вашего “Ключевского’à – все тот же яркий, блестящий талант, умноженный огромным научным опытом»[288]288
  АРАН. Ф. 1820 (М.В. Нечкина). Оп. 1. Ед. хр. 560. Л. 7.


[Закрыть]. Неслучайно, что он вместе с ней написал рецензию на опубликованную в 1975 г. книгу А.З. Манфреда «Образование русско-французского союза»[289]289
  НиНИ. 1976. № 4. С. 181–183.


[Закрыть]. К слову, с просьбой о написании рецензии на эту книгу к М.В. Нечкиной обратился главный редактор «Новой и новейшей истории» С.Л. Тихвинский[290]290
  См. его письмо к А.З. Манфреду от 5 февраля 1976 г.: НИОР РГБ. Ф. 772. К. 45. Ед. хр. 10. Л. 26.


[Закрыть].

Восторженные оценки В.М. Далин высказывал редко: он отзывался об А.Р. Иоаннисяне как о «крупнейшем специалисте по истории французской общественной мысли»[291]291
  См. об этом также в его отзыве на книгу А.Р. Иоаннисяна «Революционно-коммунистическое движение во Франции в 1840–1841 гг.»: Иоаннисян А.Р. Неизданные произведения / сост., авт. предисл. и комм. В.А. Погосян. Ереван, 2009. С. 168. О его отношении к нему см. в главе IV.


[Закрыть]. А.В. Адо характеризовал как «крупнейшего у нас специалиста по истории Французской революции», высоко ценил свою ученицу Г.С. Черткову за проявляемую тщательность и добросовестность в научных изысканиях. По поводу вынужденного отъезда А.С. Кана в Швецию на постоянное жительство как-то грустно заметил: «Это большая потеря»[292]292
  К слову, причины отъезда Александра Сергеевича косвенно раскрыл и обосновал А.Я. Гуревич в своих воспоминаниях: «Стали уезжать и историки. Одни считали, что здесь их недооценили, их таланты могут расцвести только на другой, более ухоженной почве». См.: Гуревич А.Я. Указ. соч. С. 241. Отметим, что таланат А.С. Кана на самом деле расцвел за пределами его родины. Его по праву избрали членом Академии наук не только Швеции, но и Норвегии.


[Закрыть].

Зато за долгие годы совместной работы не помню такого, чтобы о себе В.М. Далин обмолвился хотя бы одним словом. Кстати, это было ведомо не только мне одному[293]293
  См.: Старостин Е.В. Указ. соч. С. 56.


[Закрыть]. Человек неподдельной скромности, он еще в годы молодости и позднее публиковал свои статьи, а также одну из своих книг на французском языке под псевдонимами К. Винтер, И. Мохов, Ж. Видаль, И. Фендель, Б. Вадимов, Д. Берг[294]294
  См.: Библиография трудов Виктора Моисеевича Далина (1902–1985) и литература о нем. См. также: Фендель И. (рец. на кн.: Фридлянд Ц. История Западной Европы, 1789–1914. Ч. 2. М., 1928) // ИМ. 1930. Т 17. С. 104–106.


[Закрыть]. В разговорах на научные темы он избегал, по возможности, упоминания своих исследований, о весомом вкладе, привнесенном им в науку, тем самым подтверждая правдивость высказывания Бальзака о том, что «выдающиеся таланты никогда не говорят о своих творениях»[295]295
  Бальзак О. Собр. соч. В 24 т. Т. 13. М., 1960. С. 399.


[Закрыть]. Правда, перевод его книг на французский язык и появление на них рецензий за рубежом приносили ему на старости лет большую радость.

В.М. Далин был на редкость честолюбивым, но тщеславие было ему совершенно чуждо. Пользуясь огромным авторитетом в научных кругах в нашей стране и за рубежом, Виктор Моисеевич в отличие от многих советских выдающихся историков никогда не изъявлял желания баллотироваться на выборах в АН СССР. Одна из моих старших коллег из Института всеобщей истории, долго беседуя со мной в 1986 г. в Российской государственной библиотеке о многих из наших предшественников, заключила: «Ученый, конечно, Ваш Далин». В чисто научном плане мнение о В.М. Далине как талантливом историке по призванию никем не подвергалось ни малейшему сомнению. Неслучайно руководители журнала «Новая и новейшая история», намереваясь в 1987 г. открыть новую рубрику «Портреты советских историков», первой изъявили желание опубликовать его научную биографию, которая, тем не менее, была опубликована второй по счету[296]296
  Белоусова З.С., Погосян В.А. Виктор Моисеевич Далин (1902–1985) // НиНИ. 1989. № 5. С. 174–188.


[Закрыть].

В творческой жизни В.М. Далина особое место занимала редакторская работа, съедавшая львиную долю времени. В отличие от многих своих коллег, не жалея своего времени и сил, он выполнял эту работу с охотой, получая от этого большое удовольствие. Еще в 1930-х, а затем и в 1960-1980-х гг. он состоял в редакционных коллегиях таких авторитетных изданий, как «Историк-марксист», «Борьба классов», «История второго Интернационала», «Маркс-историк», «История Франции» и др. [297]297
  История второго Интернационала. Т 1–2. М., 1965–1966;Маркс-историк. М., 1969; История Франции. Т 1–3. М., 1972–1973.


[Закрыть] В 1972–1981 гг. он входил также в редакционную коллегию серии «Памятники исторической мысли», насчитывавшей в годы его нахождения в редколлегии 10 книг, одна из которых была опубликована под его непосредственной редакцией и с его обширным послесловием[298]298
  Кропоткин П.А. Великая французская революция 1789–1793. М., 1979.


[Закрыть].

Помимо издания сочинений Бабефа, о чем уже было отмечено, В.М. Далин принимал также деятельное участие в подготовке к публикации собрания сочинений Н.М. Лукина и переиздании книг В.П. Волгина[299]299
  Лукин Н.М. Избранные труды. В 3 т. Т 1–3. М., 1960–1963; Волгин В.П. Очерки истории социалистических идей. С древности до конца XVIII в. М., 1975;Он же. Очерки истории социалистических идей. Первая половина XIX в. М., 1976;Он же. Развитие общественной мысли во Франции в XVIII веке. М., 1977; Он же. Французский утопический коммунизм. М., 1979; Он же. Статьи и выступления. М., 1979.


[Закрыть]. Им было тщательно прочитано и бережно отредактировано более 15 научных монографий по Новой истории Западной Европы[300]300
  См.: Библиография трудов Виктора Моисеевича Далина (1902–1985) и литература о нем. С. 84–86.


[Закрыть]; а как много времени он уделял своим аспирантам, да и другим молодым историкам, не уставая по нескольку раз возвращаться к текстам их работ.

Особо следует отметить неоценимый вклад В.М. Далина в издание и редактирование «Французского ежегодника», душой которого, по общей оценке, он был со дня его основания. Став постоянным автором этого авторитетного научного издания, он почти в каждом томе публиковал ценные научные статьи и публикации. Об одной из его публикаций в первом же томе ежегодника[301]301
  Далин В.М. Неизвестная рукопись Бабефа // ФЕ – 1958. С. 184–205.


[Закрыть] Я.М. Захер писал A. З. Манфреду 22 сентября 1959 г.: «“Ежегодник’à мне чрезвычайно понравился – подбор статей очень удачен. Исключительно интересна публикация В.М. Далина»[302]302
  НИОР РГБ. Ф. 772. К. 45. Ед. хр. 30. Л. 10.


[Закрыть].

Сначала как член редакционной коллегии, а затем почти четверть века как заместитель главного редактора, Виктор Моисеевич приложил много сил для сохранения высокого научного уровня этого издания. После безвременной кончины А.З. Манфреда он взял на себя основную тяжесть по подготовке к изданию «Французского ежегодника», тем более что четыре года (1976–1979) наше академическое издание, как это ни парадоксально, не имело главного редактора и выходило за его, как заместителя главного редактора, подписью. После того как на должности главного редактора ежегодника был утвержден, к моему изумлению, В.В. Загладин, я спросил у B. М. Далина, не скрывая своего возмущения, как можно понять такое назначение. Намекая на свой преклонный возраст, он тихим голосом ответил: «Мы сами так захотели. Это перспективное назначение».

Тем не менее ни для кого не было секретом, что и после назначения В.В. Загладина на пост главного редактора основное бремя по редактированию ежегодника возлагалось на плечи В.М. Далина. Как-то в разговоре со мной, учитывая тематику одной моей статьи по истории французской контрреволюции времен первой Директории, что не могло не создавать в те годы дополнительных препон для ее публикации в советских исторических журналах, Г.С. Кучеренко сказал: «Во “Французском ежегоднике’à это возможно, потому что его главным редактором является Загладин, а фактическим Далин».

Я могу свидетельствовать, что это на самом деле было так. В этой связи мне бы хотелось подтвердить тот вывод, к которому пришла хорошо знавшая В.М. Далина С.В. Оболенская в связи с определением того места, которое в его жизни занимало редактирование «Французского ежегодника» после смерти А.З. Манфреда: «В последние годы жизни Виктора Моисеевича Далина не было для него, может быть, более важного дела, чем “Французский ежегодник”»[303]303
  НАА. Ф. 1169. Оп. 1. Д. 257. Л. 55–55 об.


[Закрыть]. В этом, несомненно, достаточно точном заключении мне бы очень хотелось опустить слова «может быть».

Более четверти века принимая самое активное участие в редактировании «Французского ежегодника», В.М. Далин приглашал к сотрудничеству таких известнейших зарубежных историков, как Ф. Бродель, А. Собуль, Ж… Годшо, Ж.-Р. Сюратто, Р. Легран, В. Марков[304]304
  Оболенская С.В. Первая попытка истории «Французского ежегодника» // ФЕ – 2002. С. 78.


[Закрыть] и др., в то же время от всей души одобрял и приветствовал публикацию статей молодых исследователей. Он тщательно подбирал материалы для каждого тома, по несколько раз перечитывал намеченные к публикации статьи. О его требовательном отношении к публикуемым материалам свидетельствует одно из его писем А.Р Иоаннисяну, написанном в 1978 г.: «Очень хотелось бы получить от Вас статью к следующему тому Ежегодника за [19]78-ой год. Не хотелось бы, чтобы это издание прекращалось или чтобы снизился его “академический’à характер, на котором настаивал Вячеслав Петрович (это и его слово на первом заседании редколлеги)»[305]305
  Академик Марков его характеризовал как «нашего дорогого друга многих лет». См.: Письмо В. Маркова автору от 21 октября 1990 г. // Личный архив В.А. Погосяна.


[Закрыть].

Рассказывая о редакторском мастерстве В.П. Волгина, В.М. Далин отмечал: «Он вносил не только принципиальные изменения, но делал литературную правку, отмечал и исправлял неточности, порядок слов, неудачные выражения, устранял повторения, машинописные погрешности, исправлял даже знаки препинания»[306]306
  Далин В.М. Полвека изучения истории Франции. С. 20.


[Закрыть]. Все это в равной степени применимо и при характеристике самого В.М. Далина как редактора.

При этом нелишне обратить внимание на одно существенное обстоятельство: к В.М. Далину с просьбой отредактировать свои работы обращались и его зарубежные коллеги. Об этом можно судить по свидетельству Р Леграна: «Когда я готовил к изданию свою книгу о Бабефе[307]307
  Речь идет о книге: Legran R. Babeuf et ses compagnons de route. Paris, 1981.


[Закрыть], я посылал ему верстку этой книги – главу за главой, и он возвращал мне ее со своими замечаниями и соображениями»[308]308
  Легран Р. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть].

Основными принципами, которыми руководствовался В.М. Далин на протяжении своей жизни, как он сам отметил во время своего последнего выступления, были трудолюбие, честность и добросовестность[309]309
  Оболенская С.В. В.М. Далин – почетный доктор Безснсонского университета. С. 311.


[Закрыть]. В.М. Далин был человеком исключительного трудолюбия. Даже в последние месяцы жизни, после перенесенного в сентябре 1984 г. инсульта, он рано вставал и сразу же садился за письменный стол, единственным украшением которого был макет Эйфелевой башни, привезенный им когда-то из Парижа. В первой половине дня он обычно писал, а во второй читал книги, газеты, редактировал работы коллег и учеников, отвечал на письма многочисленных корреспондентов. Несмотря на то что писать ему становилось все труднее (последнее письмо, которое я получил от него, было написано уже рукой его сына – М.В. Далина), В.М. Далин был на редкость обязательным и аккуратным корреспондентом. Он отвечал на письма сразу же после их получения вне зависимости от того, кто их прислал – А. Собуль, Ж. Годшо или какой-нибудь начинающий исследователь, которого он и в лицо-то не знал.

В.М. Далин был человеком кристальной честности и порядочности. Честность, по его убеждению, должна была быть conditio sine qua non, без которой немыслима подлинная научно-исследовательская работа. Этому обстоятельству он придавал первостепенное значение, о чем свидетельствуют даже сделанные им дарственные надписи на разных подаренных мне книгах. На третьем томе сочинений Бабефа, например, в 1978 г. он написал: «À mon cher Varoujean, dans l’espoir qu’il travaillera assidûment et qu’il lira immensément comme il le faut pour devenir un véritable et honnKte historien» («Моему дорогому Варужану, в надежде, что он будет работать усидчиво и читать очень много, на должном уровне, чтобы стать настоящим и честным историком»). Надпись же, сделанная в августе 1983 г. на книге «Hommes et idées», гласит: «À mon cher Varoujean, dans l’espoir qu’il deviendra un véritable savant bien honnête et très érudit, en souvenir de deux grands savants qu’il connu, Albert Manfred et Albert Soboul» («Моему дорогому Варужану, в надежде, что он станет настоящим ученым, очень честным и очень эрудированным и на память о двух крупных ученых, которых он знал, – Альберта Манфреда и Альбера Собуля»).

К слову, В.М. Далину было присуще почитание памяти ушедших из жизни друзей и в дарственных надписях на книгах, подаренных им не только мне, но и своим младшим коллегам, о чем упоминал А.В. Гордон[310]310
  Гордон А.В. Встречи с В.М. Далиным // ФЕ – 2002. С. 49, 53.


[Закрыть].

Если, помимо честности, В.М. Далин требовал в науке упорства и добросовестного отношения к выполняемой работе, то в жизни, как верно заметил Н.П. Калмыков, будучи человеком «железной воли»[311]311
  Калмыков Н.П. Евгений Михайлович Жуков (1907–1980) // Портреты историков. Время и судьбы. Т 4. С. 198.


[Закрыть], настаивал также на проявлении терпимости и сохранении чувства собственного достоинства. «Заниматься наукой похоже на поднятие на гору», – при необходимости подчеркивал он. К сожалению, я это поздно усвоил. А как-то посоветовав обратиться для публикации одной статьи в редакцию журнала «Новая и новейшая история», он сразу же добавил: «Ничего не надо просить, не надо унижаться».

Так же заботливо Виктор Моисеевич относился и к другим своим ученикам. Неслучайно ныне покойный Д.М. Туган-Барановский, посвятив свою последнюю книгу памяти отца и своего «учителя, доктора исторических наук, специалиста по истории Франции и Европы Виктора Моисеевича Далина», добавил, что к ним он относился «с благоговением»[312]312
  Туган-Барановский Д.М. Туган-Барановский Михаил Иванович: жизнь и идеи. Волгоград, 2015. По свидетельству ученицы Д.М. Туган-Барановского Е.П. Пискуновой, В.М. Далина он «всегда считал своим главным учителем». См.: Пискунова Е.П. Джучи Михайлович Туган-Барановский: путь ученого // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. 2016. № 1. С. 146.


[Закрыть].

В.М. Далин был не только весьма заботливым, но и на редкость требовательным научным руководителем. Он полагал, что начинающий исследователь обязан на перекрестках исторической науки выбирать по возможности самый сложный путь. Он очень переживал, что молодые историки почти полностью игнорируют изучение экономической истории. От своих же учеников В.М. Далин требовал тщательного подбора источников, проявления критического к ним отношения, чтения современных зарубежных исторических журналов, знание классической, в особенности французской и русской художественной литературы (сам он очень ценил творчество Л.Н. Толстого), повседневного расширения знаний и исторического диапазона.

Следует особо отметить, что, обладая колоссальной эрудицией, он придавал ее развитию первостепенное значение. При этом В.М. Далин очень не любил, когда другие говорили про его глубокие разносторонние познания. В апреле 1979 г. при обсуждении в секторе Новой истории Института всеобщей истории АН СССР рукописи его книги «Историки Франции XIX–XX веков» он вежливо перебил одного из выступавших, заявив: «Товарищи, не надо так часто упоминать про мою эрудицию: что она из себя представляет в сравнении с эрудицией моих предшественников – Лукина, Савина, Тарле». В связи с этим присутствовавший на заседании В.П. Смирнов, имея на это все основания, воскликнул: «Виктор Моисеевич, а теперь сравните Вашу эрудицию с эрудицией идущего за Вами поколения историков!» Полностью принимая замечание многоуважаемого нами В.П. Смирнова, хотелось бы разъяснить, что этот печальный факт обусловлен множеством веских причин: ведь не сравнить образование, полученное В.М. Далиным в царской гимназии, с образованием, полученным моими сверстниками в советских школах. Даже в советских вузах самым основополагающим историческим предметам не уделялось должного внимания (в связи с этим члены Ученого совета исторического факультета ЕГУ в бытность мою студентом в 1970-х гг. не раз поднимали голос протеста, но безрезультатно), а взамен упор делался главным образом на преподавании общественных дисциплин на основе изучения произведений основоположников марксизма-ленинизма.

В.М. Далин, по его же свидетельству, в одесской гимназии выучил, как уже отметили, французский, немецкий и латынь. Впоследствии он изучил также английский и итальянский языки. Полагая, что исследователь, занимающийся историей западных стран, обязан свободно владеть несколькими языками (в особенности языком изучаемой страны), В.М. Далин требовал от своих учеников безукоризненного знания иностранных языков. К слову, по свидетельству М. Вовеля во время его московского визита в 1982 г, В.М. Далин его принял в Академии наук «больше чем прекрасным французским языком»[313]313
  Vovelle M. Op. cit. P. 224.


[Закрыть]. В разговорах со мной часто переходя на французский язык, он упрекал за каждую, казалось бы, малейшую ошибку. Как-то он привел мне пример одного из своих коллег: «Он грамматику французского языка очень плохо знал и все время с трибуны выступал с ошибками. Но он был крупным ученым, ему это было простительно, а Вы молодой, Вас никто прощать не будет. Вы обязаны говорить на этом языке без ошибок». В этом вопросе он безусловно ничем не уступал В.П. Волгину. который также, по свидетельству одного из его учеников А.И. Гуковского, работавшего над темой о бабувизме, предъявлял к нему такие же большие требования: «Доклад можно было написать по литературе и источникам на русском языке, но Вячеслав Петрович придирчиво проверил мои знания французского языка и, допустив к работе, потребовал дополнительных самостоятельных занятий по языку»[314]314
  Гуковский А.И. Как я стал историком // История СССР. 1965. № 6. C. 85.


[Закрыть].

Основательно овладев рядом ведущих европейских языков, B. М. Далин еще с 1920-1930-х гг. пристально следил за достижениями зарубежной науки. Я об этом впервые узнал при составлении после его кончины библиографии его трудов, когда передо мной открылась целая панорама, насыщенная яркими цветами зарубежной, в особенности французской, историографии. Библиография эта включает, помимо основных научных работ, еще и многочисленные рецензии на различные европейские издания, в частности по истории французского рабочего движения, которую он сам глубоко изучал в те годы.

В.М. Далин с годами проявлял все возрастающий интерес к достижениям дореволюционной, советской и западной исторической мысли, регулярно выступая в советских изданиях не только с обстоятельными, глубоко научными статьями историографического характера, но и с рецензиями на новейшие труды своих отечественных и зарубежных коллег. Он был первым, кто в годы моего обучения в аспирантуре объяснил мне суть научной рецензии: узнав как-то, что я, начинающий исследователь, имею желание написать рецензию на книгу одного из моих советских коллег по истории наполеоновской Франции, он сказал: «Можно, если сможете показать, что там нового». По признанию же одного из моих коллег, В.М. Далин, не очень удовлетворенный уровнем написанной рецензии, деликатно дал понять то же самое: «И я пишу рецензии, но когда владею материалом».

В этом вопросе он ничем не отличался от Е.В. Тарле, который еще в годы своей молодости придавал большое значение объективной оценке научных исследований отечественных и зарубежных коллег[315]315
  См. его многочисленные рецензии, написанные в 1896–1915 гг.: Из литературного наследия академика Е.В. Тарле. М., 1981. С. 81–115.


[Закрыть]. Став в 1922 г., вместе с Ф.И. Успенским, редактором журнала по всеобщей истории «Анналы», Е.В. Тарле писал А.Н. Савину: «Позволяю себе обратиться к Вам с предложением о сотрудничестве в этом журнале. Я бы просил Вас прежде всего дать обзор книг и брошюр по истории подготовки, ведения и конца великой войны и времени 1918–1921 гг…Пишите об этом либо в виде обзоров (о нескольких однородных книгах) под особым заглавием, либо в виде отдельных рецензий»[316]316
  НИОР РГБ. Ф. 263 (А.Н. Савин). К. 30. Ед. хр. 13а. Л. 1–1 об. А.Н. Савин положительно откликнулся на его предложение, сразу же опубликовав в «Анналах» рецензию на одно иностранное издание: Савин А.Н. Военный Молох. (По поводу книги Репингтона) // Анналы. 1922. № 2. С. 247–254.


[Закрыть]. Через два года он с тем же предложением обратился к Н.И. Карееву, написав 30 августа 1924 г. из Парижа своей супруге О.Г. Тарле: «Ник[олаю] Ив[ановичу Карееву] скажи, что рецензии всегда нужны»[317]317
  Из литературного наследия академика Е.В. Тарле. С. 210–211.


[Закрыть].

В.М. Далин был глубоко принципиальным историком, не отступавшим от своих позиций. Тем не менее он никогда не принуждал других, в том числе своих учеников, разделять его взгляды, не подчеркивал имевшуюся между ним и молодыми историками разницу, а в разговорах с ними обычно отмечал: «Это мое мнение, Вы можете его не принимать». На это обстоятельство по праву обратил внимание и А.В. Гордон, отметивший: «Хотелось бы. заявить об уважении Далина к иной позиции, к ее принципиальному отстаиванию. Но, сколько не роюсь в памяти, не нахожу хотя бы следа неприязни или огорчения, которые бы выразил он в связи с нашими разногласиями»[318]318
  Гордон А.В. Указ. соч. С. 49.


[Закрыть].

Будучи человеком очень сдержанным, В.М. Далин редко кому-либо делал замечания, заранее при этом извиняясь. Он никогда не позволял себе говорить о тех историках, с которыми по той или иной причине у него не сложились добрые отношения или же к которым в глубине души не относился с симпатией. Лишь однажды, смущаясь, робко упоминая о своем негативном отношении к одному из советских франковедов, он добавил: «И Альберт Захарович ее не любил».

И еще об одной особенности его характера. В.М. Далин был очень доброжелательным человеком. По словам В.И. Попова, В.Г. Трухановский «был лишен чувства зависти. искренне радовался успеху других»[319]319
  Цит. по: Думова Н.Г. Владимир Григорьевич Трухановский (19142000) // Портреты историков. Время и судьбы. Т 4. С. 498.


[Закрыть]. Все это было полностью присуще и Виктору Моисеевичу. Он был всегда готовым протянуть руку помощи тем, кто находился рядом. К нему за консультациями обращались не только его коллеги и ученики, но и посторонние исследователи, о существовании которых он до этого понятия не имел. Его личная библиотека мало чем отличалась от публичной, ибо он никогда не отказывал окружающим в возможности пользоваться полученными в дар от зарубежных коллег книгами, которых еще не было в московских библиотеках. Поэтому хорошо знавший его А.С. Кан как-то написал мне: «Разделяю Ваше почтение к Далину и к Манфреду. Оба были замечательными людьми»[320]320
  Письмо А.С. Кана автору от 17 ноября 2012 г. // Личный архив В.А. Погосяна.


[Закрыть].

Таким он был, Виктор Моисеевич Далин, цельная личность, историк огромного таланта, оставивший яркий след в советской и мировой исторической науке.