Текст книги "Стимулы, парадоксы, провалы. Город глазами экономистов (сборник)"

Итак, в центре типичного города, в котором действуют силы рынка, квартиры небольшие, и живут в них люди если не с самым низким, то со средним достатком: молодые специалисты, студенты, служащие. А богатые граждане ездят в центр только на работу.

Впрочем, реальные города не всегда живут по этому правилу – известны случаи, когда в центре богатые кварталы соседствуют с районами компактного проживания бедноты. Пример тому – Гарлем, который еще несколько десятилетий назад представлял собой настоящее гетто. Этот район находится в Верхнем Манхэттене, и буквально через улицу от него находится престижный Колумбийский университет, а рядом с ним – дорогое жилье.

Исторически Гарлем населяли афроамериканцы и бедняки, оказавшиеся на обочине жизни. Компании туда не стремились, платежеспособного спроса на недвижимость не было, как и источников достойного дохода для местных. Произошла сегрегация населения: бедные и богатые стали жить раздельно.

В городе люди сообща пользуются общественными благами и так же вместе финансируют их. Но представление людей о необходимом наборе этих благ зависит от их доходов. Богатые хотели бы жить в окружении ухоженных парков, водить детей в хорошие школы, ездить по идеальным дорогам – и они готовы за это платить. Бедным же не до красоты, из самых необходимых благ они выбрали бы минимальный общественный порядок. Денег на парки у них нет. Поэтому если общественные блага в городе оплачиваются населением за счет местных налогов, то богатые будут стремиться в районы, где живут люди со схожими возможностями и предпочтениями.

В США школы финансируются за счет местных налогов. А значит, в бедном районе школа будет плохой по определению. У нее не будет денег на квалифицированных преподавателей и хорошие учебники. Люди, которые хотят дать детям приличное образование, создав семью, уезжают из таких кварталов. В гетто остаются семьи бедные и неблагополучные. В США эту проблему иногда пытаются решить на региональном уровне. В частности, некоторые штаты перераспределяют средства на нужды образования из своего бюджета. Принимались и другие меры. Например, родителям детей из неблагополучных районов разрешали создавать собственные школы, чтобы можно было изъять детей из системы государственного образования. Но это лишь усиливало сегрегацию.

В странах бывшего социалистического лагеря другие проблемы внутригородской структуры, и часто они порождались самой системой планирования. Весьма характерная – наша система микрорайонов. Микрорайоны – не советское изобретение, они есть во многих городах и странах. Но главное для географии города – транспортная связность. Например, в Барселоне, которая считается ярким примером удачной урбанистики, маленькие кварталы пронизаны плотной сеткой дорог. В Москве же дороги идут по границам микрорайонов и их внутренних пространств не затрагивают. Концепция микрорайонов хороша для окраин, но в Москве окраины становились центром по мере разрастания города. И теперь жители новых окраин едут на работу через микрорайоны среднего пояса города. Изначально дорожная сеть не была на это рассчитана. Москвичи вынуждены объезжать микрорайоны по основным – и малочисленным – транспортным артериям, на которых мгновенно возникают пробки.

Рисунок 3

Насыщенность городов улично-дорожными сетями, % от общей площади города

A Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сидней (35 %)

Б Париж, Лондон, Мюнхен (20–25 %)

B Сингапур, Гонконг (10–12 %)

Г Москва (8,4 %)

Источник: «Протяженность дорог в Москве в 4 раза ниже, чем в Нью-Йорке», «Известия», 12 августа 2009 г.

Вместе с тем у советской системы были и свои плюсы. Рынка жилья как такового в СССР не существовало, и люди жили там, где они получали квартиру от государства. Поэтому до сих пор в одном подъезде соседствуют люди разных социальных страт, разного уровня образования и доходов. У нас не было и нет до сих пор строгого разделения на престижные и непрестижные районы. Если мы сравним доходы населения всех 125 муниципалитетов Москвы, то окажется, что у жителей центральных районов, например Арбата, они всего в два раза выше, чем у жителей Капотни. Для сравнения: в Нью-Йорке доходы обитателей Верхнего Ист-Сайда, одного из самых дорогих и престижных жилых районов Нью-Йорка, отличаются от доходов жителей Гарлема в десятки раз. То есть в Москве социальная сегрегация довольно слабая.

И это очень хорошо для бедного населения столицы: нет условий для образования гетто. Гетто опасны не только низким качеством жизни и социальных благ. Важнее, что там в атмосфере упадка компактно живут люди асоциального типа. Дети, растущие в гетто, не видят среди окружающих тех, кто преуспел бы в жизни: вокруг только бедность, вандализм и преступность. Они с младых ногтей впитывают криминальную культуру, которая передается из поколения в поколение, и шансов вырваться из этого порочного круга у них очень мало. Социальные лифты для жителей таких районов закрыты.

Когда сегрегации нет, социальная ситуация намного лучше. Главное даже не то, что богатые соседи субсидируют общественные блага для соседей бедных. Формируется более здоровая социальная среда. Если у ребенка родители – пьяницы, а соседи – ученые, то у него перед глазами есть хотя бы положительный пример иной, благополучной судьбы и появляется надежда, что он будет учиться, работать, стремиться к лучшей жизни. На этой же мысли основана теория разбитых окон. Человек, который изо дня в день видит разбитые окна, привыкает к этому зрелищу, воспринимает его как норму. И вот ему уже и самому не кажется зазорным разбить окно. Так начинается и поддерживается разруха. Но когда человек идет по чистой улице, ему неловко бросить окурок или бумажку. И в районах со смешанной социальной структурой, как оказывается, людей, которые будут мусорить, невзирая ни на что, очень мало. Большинство будет соблюдать правила, и улицы станут чистыми. Более того, такая культура будет закрепляться в обществе.

В Москве социальной сегрегации как не было во времена СССР, так нет и сейчас, при рыночной экономике. И этому тоже есть объяснение. Из-за беспрецедентного роста цен на московское жилье в 2004–2008 годах даже весьма обеспеченным горожанам не хватало денег на покупку квартиры в хороших районах. Обеспеченные профессионалы селились в относительно непрестижных районах вроде Выхина или Марьина и даже переезжали за МКАД. То есть отсутствием социальной сегрегации Москва обязана пузырю на рынке недвижимости.

Но у стремительного развития этого рынка есть и негативные последствия. Возведенные на окраинах города микрорайоны многоэтажек лишь усугубляют транспортные проблемы города. Очевидно, что пора отказаться от плотной застройки микрорайонов-капсул на окраинах и за МКАД в пользу таун-хаусов и частных домов с частой сетью хороших дорог. Нужно развивать общественный транспорт, улучшать связность территорий.

Теоретически эту проблему можно было бы решить с помощью регулирования. Дорога – это общественное благо, и люди, которые покупают жилье, будут им пользоваться. Но как грамотно организовать пользование общественными благами? Нужно платить за это. Если бы люди, которые покупают квартиры на окраине, оплачивали бы и инфраструктуру, то эти квартиры стали бы дороже и, возможно, многие предпочли бы жить ближе к центру. Тогда изменилась бы структура цен. Притягательность многоэтажных окраин в этом случае – прямое следствие чрезмерной централизации при распределении общественных благ.

Регулирование необходимо и для производства других общественных благ. Они не производятся свободным рынком. Если все отдать на откуп рынку, то город может лишиться скверов, парков и многого другого: владельцы земли моментально продадут ее или застроят ее торговыми центрами, жилыми домами или офисами. Рыночные механизмы позволяют выявлять правильные предпочтения людей и финансировать правильный уровень общественных благ. Например, чтобы нанять консьержа в подъезд, всем его жителям нужно договориться и скинуться на его зарплату. То же самое справедливо и для производства общественных благ в масштабе всего города. То есть необходимы коллективные действия, гласный или негласный общественный договор.

Как будут развиваться российские города в будущем? Посмотрим на примеры других государств. В развитых странах социальная сегрегация не ослабевает, но гетто все-таки постепенно исчезают. Растут запросы людей на общественные блага, и отверженных становится все меньше. Гарлем перестал быть гетто, цены на недвижимость там значительно выросли за последние 20 лет, в районе обосновываются фирмы и открываются офисы. В развивающемся мире ситуация иная. В Азии гетто-районы по-прежнему растут, в основном за счет беднейших мигрантов из деревень, которые надеются заработать в городе чуть больше денег и готовы ради этого жертвовать уровнем жизни. Все это происходит на фоне постоянно углубляющегося социального расслоения. Расслоение оказывается также и движущим фактором урбанизации. Люди, которым нечего терять, приезжают в город, где есть хоть какая-то работа и возможность прокормиться. Они оседают в городских трущобах, что усугубляет и без того болезненные проблемы городского хозяйства и может привести к настоящей социальной катастрофе.

В России также полным ходом идет процесс урбанизации, также беднейшие люди перебираются из сел в города. Пополняют ряды горожан и мигранты. Это переселение беднейших слоев общества во многом напоминает то, что происходит в Азии, хотя у нас нет столь резкого социального и имущественного расслоения и таких масштабных негативных последствий урбанизации. В Москве также наблюдается самоорганизация мигрантов – представителей беднейшего населения столицы, но до образования классических гетто дело, к счастью, еще не дошло.

Если говорить о прогнозах на будущее, то ясно, что в Москве рано или поздно сформируется регулируемый, здоровый и цивилизованный рынок земли. И заводы не будут владеть гигантскими площадями в центре Москвы. Столица так или иначе изменится, хотя и не сразу. Города, как и все объекты экономической географии, – очень инерционные структуры. Это ясно показала, например, программа сноса пятиэтажек: построить их было легко, снести же и переселить людей оказалось гораздо труднее. Преобразование Москвы затянется на десятилетия.

И учитывая этот факт, самое главное – развивать ее стратегически, принимая во внимание типичные проблемы городов. Например, важно предотвратить появление у нас районов гетто, так как позже избавиться от них – отселять людей, преобразовывать муниципалитеты – будет невероятно трудно. Ни в коем случае нельзя допустить изоляции – социальной, инфраструктурной, транспортной – ни одного района Москвы. Эту задачу можно решить за счет социальных программ и расширения транспортной инфраструктуры.

2. Хард и софт современного города

2.1. Мега-события: панацея или контрольный выстрел для города?
Дмитрий Сиваев

Отгремела Олимпиада в Сочи, близится чемпионат мира по футболу 2018 года, а еще у нас были и будут универсиады, мы боролись за World Expo-2020, проводили саммит АТЭС. Россия влюбилась в мегасобытия. В городах страны появляются роскошные стадионы, через горы прокладываются железные дороги, возводятся мосты на необитаемые острова. Вся страна радовалась успехам в Сочи и в Казани – мероприятия и правда прошли на «отлично» – и свято верила, что города-хозяева благодаря всевозможным Играм и Экспо становятся красивее, комфортнее, а в конечном счете и успешнее экономически.

Но далеко не все разделяют наш оптимизм. От зимней Олимпиады-2022 уже отказались трое из шести кандидатов, на летнюю, 2020 года, претендовало лишь шесть городов, вдвое меньше, чем в 2008-м. Да и выбрали Токио почти от безвыходности: его соперниками были полубанкрот Мадрид и неспокойный Стамбул. Провести у себя World Expo-2015 тоже хотели всего три города – когда Москва боролась с Пекином за Expo-2010, конкуренция была куда жестче.

Почему мегасобытия нужны нам и не нужны остальным? Может ли Олимпиада стать поворотной точкой в судьбе города, преобразить его, стать залогом его процветания?

Мегасобытиями называют международные мероприятия глобального масштаба. Обычно они проводятся раз в несколько лет в разных местах, которые выбирают по конкурсу. На них съезжаются сотни тысяч человек, а по телевизору за ними следят десятки миллионов. Города, вытянувшие счастливый билет, строят новые капитальные объекты, в том числе транспортной и гостиничной инфраструктуры, преображаются в целом. Самый явный пример мегасобытий – олимпиады и универсиады, игры содружеств и другие спортивные мероприятия. Чемпионат мира или Европы по футболу тоже, конечно, мегасобытие, но в большей степени национального, а не городского размаха, что делает его менее интересным для урбанистов. Зимние олимпиады – тоже отдельная история: многие соревнования идут в горах, а значит, и инвестиции, в обход города, поступают на развитие горно-туристической инфраструктуры. Пример из неспортивной жизни – World Expo, которые проходят раз в два-три года, но популярность этих выставок уже не та, что сто лет назад, когда они давали людям редкую возможность увидеть разом главные достижения всех стран мира.

По сути, мегасобытие можно определить через совокупность следующих характеристик: масштаб, международность, необходимость капитального строительства объектов и модернизации городской инфраструктуры для проведения мероприятия, способность привлекать внимание глобальной аудитории.

В этой статье мы, конечно, будем говорить о факторах, имеющих отношение к разного рода мегасобытиям, но в основном все-таки – к летним олимпиадам. Бесспорно, по своему масштабу, культурной значимости и возможности преображать города именно они – главные мегасобытия, недаром мы запоминаем олимпиады по принимающим их городам.

Сегодня на фоне финансового кризиса об экономической целесообразности городских мегасобытий во всем мире говорят все более сдержанно. Но ведь когда-то города массово боролись за право провести их у себя. Да и сегодня, хотя от прежнего накала страстей почти не осталось следа, желающие принять у себя Олимпиаду все еще есть. Если задуматься, любое мегасобытие – это настоящая головная боль для города: огромные расходы, сложнейшие логистические и планировочно-организационные задачи, жесточайшие дедлайны, не говоря уже о потенциальном колоссальном ущербе для репутации в случае провала. Кроме того, за всем следит международный надзиратель, устанавливающий свои правила. Очевидно, должна быть какая-то веская причина, чтобы города готовы были со всем этим мириться. Чтобы понять, зачем городу нужны олимпиады и всемирные выставки, узнаем для начала, как на них смотрят экономисты, а потом разложим эти события на отдельные элементы и посмотрим, что они дают городу с экономической точки зрения.

Для экономиста любое мегасобытие – это инвестиционный проект. Город (государство, местный бизнес) вкладывает большие средства в его подготовку и проведение. Конечно, немаловажный итог этих вложений – гордость и радость по поводу столь значимого праздника, но экономиста такими материями не удовлетворить. Для него важно, какова будет отдача от инвестиций. Считать ее можно очень по-разному. Например, согласно чисто финансовому подходу, сравнить все затраты бюджета на организацию игр со всеми дополнительными доходами, которые они сулят. Или попробовать нарисовать более полную картину – взвесить затраты против общей выгоды общества от мероприятия. Можно сфокусироваться на создании новых рабочих мест, расширении экспорта, ускорении темпов роста валового продукта. Суть не меняется: все это достигается при увеличении объема экономической деятельности. Больше строительных проектов – больше произведенного местным заводом цемента, больше проданного в баре пива – больше сваренного пива. Новая экономическая активность – это и рабочие места, и налоги, которые пополняют бюджет, и доходы населения, которые можно тратить в магазинах, подстегивая тем самым новую экономическую активность и запуская позитивный цикл роста. Мегасобытие можно рассматривать как набор элементов, каждый из которых способствует появлению новой и расширению уже существующей экономической деятельности в городе.

Подробнее всего проанализировал экономические эффекты мегасобытий немецкий экономист Хольгер Преус в своей книге «Экономика Олимпийских игр». Он одним из первых перестал смотреть на мегасобытия как на черный ящик, разложил их на «винтики» и исследовал положительные и отрицательные последствия каждого отдельного процесса. Правда, Преус не урбанист, и он не оценивал олимпиады с точки зрения их воздействия на город, для него это был скорее бизнес-проект, модель окупаемости которого он и пытался построить. Поэтому, анализируя влияние мегасобытий на экономику города, я несколько адаптировал модель Преуса.

Рисунок 1

Краткосрочные и долгосрочные эффекты мегасобытий с точки зрения экономиста

Какие же двигатели экономического роста для города, согласно модели Преуса, можно найти в любом мегасобытии? Во-первых, подготовка к мероприятию, во время которой одна половина города превращается в стройплощадку, а вторая замирает в пробках. Во-вторых, само мероприятие, на которое приезжает множество людей – участников, официальных лиц, гостей и туристов. В-третьих, то, что остается городу: новые стадионы, дороги, станции метро, парки. Ну и, наконец, шанс города показать себя миллионам телезрителей всего мира, вызвать новые ассоциации и эмоции, изменить свой имидж в глазах телезрителей, туристов и участников. У каждого из этих пунктов – свои экономические эффекты, на них и остановимся.

То, что происходит на этапе подготовки и во время самого мероприятия, отнесем к краткосрочным эффектам. За пару лет до Олимпиады в городе появится много рабочих мест для строителей, а за две недели соревнований туристы оплатят множество неоправданно завышенных счетов в гостиницах и ресторанах. Но праздник кончится, работу строителям будет найти трудно, а денег, оставленных туристами, надолго не хватит.

Туризм и вовсе отдельная история. Любой организатор крупного мероприятия ждет мощного притока туристов, а потом радостно рапортует, что в год Олимпиады в город людей приехало на 20 % больше, чем обычно. И за этим стоит магия цифр. Организаторам хочется отчитаться об успехе, поэтому они просто сравнивают количество приезжавших год назад и приехавших сегодня. Но ведь помимо туристов, прельщенных самим мероприятием, есть и те, кто в любом случае планировал эту поездку. Некоторые предпочли бы приехать на год позже, но соблазнились мегасобытием, а значит, в следующем году они в городе уже не появятся. А есть еще и те, кто хотел поехать, но испугался столпотворения во время мероприятия или олимпийской стройки перед ним. Проведенное недавно в Великобритании исследование показало, что обычно мегасобытия не сильно увеличивают поток туристов, да и тот иссякает, как только закрываются павильоны Экспо или завершаются Игры.

Итог простой: сиюминутные выгоды от любых мегасобытий призрачны, что бы там ни говорили излучающие оптимизм члены оргкомитетов. Спросите любого финансиста, он вам объяснит, что период амортизации объектов капитального строительства обычно составляет десятки лет, а не две-три недели. То есть стадион, дорога или медиацентр не могут окупиться за одно мероприятие. Такие объекты по сути своей предполагают долгосрочное использование, поэтому необходимо планировать, что именно они «будут делать» в городе после того, как праздник закончится.

А после праздника, как уже отмечалось, городу остается все, что построили (стадионы, гостиницы, инфраструктура), и все, что о городе запомнили те, чье внимание было приковано к нему во время мероприятия.

Физические перемены – самое очевидное и значимое с точки зрения экономики наследие мегасобытий. Под современные олимпиады, мировые первенства и всемирные выставки строят много и с размахом. Отчасти дело в масштабе самих мероприятий. Но важно и то, что в отличие от большинства строительных проектов у олимпийских строек есть четкие сроки: день церемонии открытия известен за несколько лет. На кону национальный престиж, а с этим не шутят. Приходится напрягать все силы, чтобы не допустить долгостроя. Строят быстро и много, и теоретически новые постройки и инфраструктурные объекты могут внести большой вклад в городскую экономику. Благодаря новым линиям метро можно застроить новые районы, так появятся рабочие места на стройке, а потом в новых офисах и магазинах, возрастет цена земли, что пополнит бюджет. На новых стадионах будут проходить матчи и концерты, на них будут съезжаться люди со всей округи, а рядом появятся магазины и рестораны. Благодаря новым оптоволоконным сетям, протянутым к олимпийскому медиацентру, вырастет скорость интернета в городе, что хорошо для технологических стартапов.

Есть, правда, одно большое «но». Все это станет былью, только если всем построенным будут активно пользоваться в «мирной» жизни. Увы, так бывает не всегда, недаром инициаторов сколь-нибудь масштабных мероприятий пугают «белыми слонами» – так называют сооружения, которые после их звездного часа оказываются никому не нужными. Первый известный случай слоностроительства – 65-тысячный стадион, построенный по невиданному для своего времени проекту для Олимпиады 1976 года в Монреале. С тех пор «слоны» стали верными спутниками олимпиад. Стадионы в Афинах, Олимпийская деревня в Ванкувере, знаменитое «Птичье гнездо» в Пекине и даже инновационный Олимпийский парк в Сиднее – все они по большей части простаивают, не всегда окупаются даже затраты на их содержание. Для экономиста любой заброшенный объект – упущенная возможность, ведь на потраченные деньги можно было построить дороги, школы, больницы, развивать предпринимательство, другими словами, можно было пустить их на проекты, выгодные всем горожанам.

Имиджевые эффекты мегасобытий не столь очевидны из-за их нематериальной природы, но не стоит недооценивать их влияния на экономику города. Дело в том, что зрители у телеэкранов – это потенциальные туристы, деловые партнеры, инвесторы. Когда они смотрят на город через призму Олимпиады или Экспо, у них, конечно же, формируются представления о городе. Красивые пейзажи – и человеку хочется приехать сюда в отпуск; четкая организация – и он подумывает о сотрудничестве с администрацией города или местными строительными и транспортными компаниями; приятная среда для жизни – и он планирует открыть здесь свой бизнес. Все это потенциальные источники новой экономической деятельности. Город, по сути, может воспользоваться мегасобытием как рупором, через который он расскажет о себе миру, выбирая разные ракурсы и говоря по-разному с каждой целевой аудиторией: с туристами, инвесторами и предпринимателями. Картинки барселонских пляжей во время Олимпиады 1992 года, безусловно, помогли туристической отрасли города, а мероприятия, организованные в дни сиднейской Олимпиады 2000 года для пропаганды австралийских товаров, судя по некоторым свидетельствам, способствовали новым экспортным контрактам и привлечению инвестиций.

Но и в этой бочке меда есть своя ложка дегтя. Сколько ни труби на весь мир об успехах, информацию о недочетах и происшествиях не скрыть – она разойдется мгновенно. В начале зимней Олимпиады 2014 года все только и говорили об отсутствии в Сочи горячей воды и отваливающихся жалюзи. Атланта получила много негативной прессы за обилие рекламы вокруг олимпийских объектов. Мюнхенские игры 1972 года печально прославились терактом против спортсменов из Израиля.

Теоретически любое мегасобытие может стать мощным стимулом для городских преобразований и городского развития – или обернуться разбитыми надеждами: выброшенными на ветер деньгами, жуткими шрамами в виде никому не нужных стадионов или подпорченной репутацией.