Текст книги "Краткий курс по русской истории"

Сказания иностранцев о Московском государстве

В отношениях западноевропейского мира к древней России есть две черты, по-видимому исключающие одна другую и однако ж существовавшие рядом благодаря особенным условиям, в которых находилась древняя Россия. С одной стороны, вследствие отчуждения между Западною Европою и Россией, продолжавшегося до самого XVIII века, западноевропейское общество оставалось почти в совершенном неведении о положении и судьбах России; вследствие этого неведения в нем распространились и укоренились странные представления об этой стране. В начале XVIII столетия русский резидент при одном из западноевропейских дворов, подыскивая деловых людей для Петра, жаловался на то, что эти люди боятся ехать в Россию, думая, что ехать туда – значит ехать «в край света», что эта страна «с Индиями граничит»[1]1
  Поэтому Мейнерс имел полное право сказать, что образованная Европа в начале XVI века знала о России гораздо меньше, нежели о Новой Голландии в конце XVIII века. «Vergleichung des altern und neuern Russlandes», ч. I, стр. 2.


[Закрыть]. Между тем в то самое время, как в Западной Европе господствовали такие представления о России, ни одна европейская страна не была столько раз и так подробно описана путешественниками из Западной Европы, как отдаленная лесная Московия. Нетрудно найти некоторую связь между этими противоречащими явлениями: чем первобытнее и малоизвестнее для путешественника страна, в которую он попал, чем более представляет она новых для него особенностей, тем сильнее затрагивает она его любопытство и тем легче дается наблюдающему глазу. Но не один простой интерес дикой, неведомой страны, с которым описывают Новую Голландию или центральную Африку, привлекал внимание западноевропейских путешественников к Московскому государству: в их описаниях сказывается иногда другой, высший интерес, руководивший их наблюдениями; у немногих из них, но зато наиболее беспристрастных и основательных, изредка встречаются намеки на то, что они чувствовали в древнерусском обществе под его азиатской формой присутствие начал, родственных с теми, которыми жила Западная Европа, и среди множества явлений, неприятно поражавших европейца, умели подметить и такие, к которым после строгой оценки не могли не отнестись с сочувствием.

Титульная страница «Путешествия в Московию» А. Олеария

Рассмотрим качества того материала, который представляют записки этих путешественников о Московском государстве. Какой интерес могут представить для изучения отечественной истории заметки иностранца о чужой для него стране, о чужом народе? Чем шире развивается народная жизнь, тем доступнее становится она для изучения, оставляя более следов после себя; вместе с тем, в такой же мере развивается народное самосознание, выражаясь в известных органах. Так с двух сторон являются обильные и притом свои источники для исторического изучения. Тогда заметки заезжего иностранца, более или менее беглые и поверхностные, могут быть любопытны, но и только. Совсем другое значение получают они, когда относятся к более ранним эпохам истории народа, когда застают его на той ступени развития, на какой стояло, например, Московское государство в XV–XVII веках. Известно, как трудно развивается и в человеке, и в народе способность оглядки на себя, на пройденное и сделанное, как вообще трудно отрешиться на время от окружающего, стать в стороне от него, чтобы окинуть его спокойным взглядом постороннего наблюдателя. Много говорят о русской привычке думать и действовать толпой, миром: правда ли это и, если правда, составляет ли это постоянную, или временную особенность национального характера, – все равно: и в том, и в другом случае это условие очень неблагоприятствует появлению в обществе людей, которые «приходят на житейский рынок не для купли и продажи, а для того, чтобы посмотреть, как другие продают и покупают». Мы знаем также, как много помогает обсуждению себя и своего положения возможность сравнения, возможность видеть, как живут и действуют другие. Наконец, для того, чтобы возникла в обществе потребность обсудить свое прошедшее и настоящее, разобраться в груде всего, что сделано в продолжение веков, надобно, чтобы эта груда достигла значительных размеров и само общество имело настолько спокойствия и устоя, чтоб можно было приняться за такую разборку. Ни того, ни другого, ни третьего не имели наши предки в XV–XVII веках: в своих лесах, окруженные враждебными соседями, разобщенные с другими народами, они были слишком заняты, чтобы иметь возможность и охоту приняться за подобную разборку[2]2
  Только от второй половины XVII века имеем мы довольно живую, хотя далеко не полную картину состояния Московскаго государства, начертанную русским человеком; но и этот человек прежде, чем принялся за такой труд, бежал из отечества, порвал всякие, даже религиозныя связи с ним и имел случай узнать обычаи и порядки других стран, непохожие на то, что он видел у себя дома: сравнение родило в нем первую мысль описать состояние своего отечества. См. Котошихин, изд. 2-е, предисловие, стр. XI.


[Закрыть]. Такие эпохи не благоприятствуют появлению литературных памятников, которые изображали бы с некоторой полнотой обычное течение народной жизни, и тут особенно дорого может быть слово иностранца, наблюдению которого доступно преимущественно это обычное течение жизни; а в древней России именно эта сторона должна была резко броситься в глаза западному европейцу, представляя во всем любопытные для него, оригинальные черты. В этом отношении иностранные известия могут быть очень важным материалом для изучения прошедшей жизни народа. Будничная обстановка жизни, повседневные явления, мимо которых без внимания проходили современники, привыкшие к ним, прежде всего останавливали на себе внимание чужого наблюдателя; незнакомый или мало знакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам, иностранец не мог дать верного объяснения многих явлений русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их; но описать их, выставить наиболее заметные черты, наконец высказать не посредственное впечатление, производимое ими на непривыкшего к ним человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них со своей домашней, условной точки зрения. С этой стороны записки иностранца могут служить важным дополнением к отечественным историческим памятникам.

Всем сказанным выше о характере и значении иностранных известий определяется и то, что в них представляет больший и что меньший интерес для изучения. Внешние явления, наружный порядок общественной жизни, ее материальная сторона – вот что с наибольшею полнотой и верностью мог описать посторонний наблюдатель. Напротив, известия о домашней жизни, о нравственном состоянии общества не могли быть в такой же степени верны и полны: эта сторона жизни менее открыта для постороннего глаза, и притом к ней менее, нежели к другим сторонам народной жизни, приложима чужая мерка. Беглые наблюдения, сделанные в короткое время, не могут уловить наиболее характеристических черт нравственной жизни народа; для оценки ее путешественник мог иметь пред собой только отдельные, случайно попавшиеся ему на глаза явления, а нравственная жизнь народа всего менее может быть определена по отдельным, случайным фактам и явлениям. Наконец, в большей части случаев западноевропейский путешественник не мог даже верно оценить и отрывочные явления этой жизни: нравственный быт и характер русских людей описываемого времени должен был казаться ему слишком странным, слишком несходным с основными его понятиями и привычками, чтобы он мог отнестись к нему с полным спокойствием, взглянуть на него не с своей личной точки зрения, а со стороны тех исторических условий, под влиянием которых слагались этот быт и характер. Оттого иностранные известия о нравственном состоянии русского общества очень отрывочны и бедны положительными указаниями, так что по ним невозможно составить сколько-нибудь цельный очерк ни одной из сторон нравственной жизни описываемого ими общества; зато в этих известиях дано слишком много места личным, произвольным мнениям и взглядам самих писателей, часто бросающим ложный свет на описываемые явления.

«Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, написанные им в 1549 г.

А. Рябушкин. Улица в Москве XVII столетия. Деталь

Вот как, например, один из иностранцев XVII века, принадлежащий к числу наиболее спокойных и основательных иностранных писателей о России, изображает празднование Пасхи в Москве: «В продолжение Пасхальной недели все, и богатые, и бедные, и мужчины, и женщины предаются такой веселости, что, подумаешь, они теряют на это время здравый рассудок. Работы прекращаются, лавки запираются, одни кабаки и другие увеселительные места остаются открытыми; суд умолкает, но зато воздух оглашается беспорядочными криками. Знакомые, при первой встрече, приветствуют друг друга словами «Христос воскресе», «воистину воскресе», целуют и дарят друг друга куриными или деревянными раскрашенными яйцами. Духовные, в сопровождении мальчиков, несущих образ или распятие, в самом дорогом облачении бегают по улицам и перекресткам, посещая своих родственников и друзей, с которыми пьют до опьянения. Куда ни посмотришь, везде видишь столько пьяных мужчин и женщин, что всей строгостью своего поста они наверное не могли заслужить от Бога столько милости, сколько навлекают гнева своим необузданным разгулом и нарушением законов трезвости»[3]3
  Mayerberg. «Voyage en Moscovie», в «Bibliotheque russe et polonaise», t. I, p. 75–76.


[Закрыть]. В этом описании мало неточностей; но мы составили бы себе слишком узкое, одностороннее понятие о древнерусском празднике, если бы стали представлять его в подобных поверхностных чертах, а таковы почти все изображаемые иностранцами картины древнерусского быта. Поэтому в настоящем обзоре мы ограничимся иностранными известиями только о тех сторонах древней России, изображение которых наименее могло потерпеть от произвола личных суждений писателей: таковы их географические сведения об области Московского государства, описание некоторых сторон и явлений государственной жизни, известия о материальных средствах страны и т. п. И в этой области остается еще много неточных, сбивчивых показаний: по крайней мере здесь эти показания отличаются большею полнотой, и мы имеем больше возможности проверить их известиями из других источников.

Кремль со стороны Красной площади. Рис. А. Мейерберга 1661 г. из книги «Рисунки к путешествию по России Римско-императорского посланника барона Мейерберга…», 1827 г.

Кремль с западной стороны. Рис. А. Мейерберга 1661 г. из книги «Рисунки к путешествию по России Римско-императорского посланника барона Мейерберга…», 1827 г.

Московское государство долго не обращало на себя внимания Западной Европы, не имевшей с ним никаких общих интересов. Только со второй половины XV века, т. е. с того времени, когда окончилось образование государства, начинает оно завязывать слабые, часто порывавшиеся сношения с некоторыми западноевропейскими государствами. Потому от XV века мы имеем немногие краткие заметки о нем от иностранцев, случайно попавших в Россию и остававшихся в ней очень недолго. Но скоро разные исторические обстоятельства подали повод к более близким и частым сношениям между Москвой и некоторыми западноевропейскими дворами, – и, начиная со времени княжения Василия Иоанновича, идет длинный ряд более или менее подробных описаний Московского государства, составленных или по непосредственным наблюдениям людьми, приезжавшими в Московское государство с разными целями, преимущественно в качестве послов, – или по рассказам других путешественников. Описания, которыми мы пользовались, относятся к трем столетиям: XV, XVI и XVII; вот их перечень в хронологическом порядке, в каком приводит их Аделунг.[4]4
  Цифры, поставленныя пред каждым писателем в списке Аделунга и приводимые здесь с некоторыми изменениями, означают время пребывания писателя в России; если же писатель не был сам в России, то поставленная пред ним цифра означает год издания его сочинения. В список Аделунга не вошли из приводимых нами писателей только Ланнуа и Михалон.


[Закрыть]

Век XV

1412 и 1421. Voyages et ambassades de Guillebert de Lannoy. Mons, 1840. Фламандский рыцарь, служивший в Пруссии и Ливонии (род. 1386–1452). В 1413 посетил Новгород. Издан Лелевелем в 1844 г. с комментариями.[5]5
  Эти и другие, отмеченныя знаком * вставки воспроизведены из авторского экземпляра книги (прим. изд.).


[Закрыть]

143 6. Иоасафа Барбаро, дворянина венецианского, путешествие к Дону (в Азов)[6]6
  Барбаро в 1436 году предпринял путешествие к Дону, где прожил 16 лет; потом ездил в Персию. Неизвестно, когда именно был он в Москве; известно только, что сочинение свое писал он после издания сочинения Контарини, о котором не раз упоминает.


[Закрыть].

1476. Путешествие Амвросия Контарини, посла Венецианской республики, к Уссун-Гассану, царю персидскому, в 1473[7]7
  Сочинения Барбаро и Контарини помещены в русском переводе, с приложением итальянских подлинников, в «Библиотеке иностранных писателей о России», В. Семенова,1836.


[Закрыть].

Век XVI

1517. Mathiae a Michovia: Tractatus de duabus Sarmatiis Asiana et Europiana et de contentis in eis[8]8
  Отрывки из сочинения Меховского, касающиеся собственно Московского государства, помещены в латинском подлиннике на стр. 206–209 сборника «Rerum Moscovitica rum auctores varii» (Francofurti, MDC) и в русском переводе, в третьей статье «Библиографических отрывков» (Отеч. Зап., 1854 г., № 12, отдел. II, стр. 142–153). Мейнерс отказывается определить, когда явилось в свет сочинение Меховского (см. «Vergleichung», etc. I, 4); Аделунг ошибочно относит первое издание его книги к 1521 г.: это было уже третье издание.


[Закрыть].

1517 и 1526. Rerum Moscoviticarum commentarii, Sigismundo Libero Barone in Herberstein, Neuperg et Guetenhag auctore. 1549[9]9
  Помещено в «Rerum Moscoviticarum auctores varii» (стр. 1–117), с присоединением статьи о генеалогии великих князей московских; к сочинению приложены две географические карты Московского государства, план города Москвы и несколько рисунков.


[Закрыть].

1523. Письмо Альберто Кампензе о делах московских к папе Клименту VII[10]10
  Помещено в «Библиотеке» В. Семенова в подлиннике и в русском переводе.


[Закрыть].

1525. Павла Иовия Новокомского сочинение о посольстве Василия, великого князя московского, к папе Клименту VII[11]11
  Там же.


[Закрыть].

1525. Moscovitarum juxta Mare Glaciale religio, a D. Ioanne Fabri edita[12]12
  Помещено в «Rerum Moscoviticarum auctores varii» (стр. 130–141).


[Закрыть]. 1553. The booke of the great and mighty Emperor of Russia and Duke of Muscovia, and of the dominions, orders and commodities thereto belonging, drawen by Richard Chancelour[13]13
  Помещено в Hakluyt’s «Collection of the early voyages» etc. a new edition, vol. I. London,1809 (стр. 263–270).


[Закрыть]. Известия, изложенные Ченслером в этой записке, повторены с некоторыми добавлениями Климентом Адамом в латинской статье «Anglorum navigatio ad Moscovitas»[14]14
  Подлинник ее помещен в «Rerum Moscoviticarum auctores varii», p. 142–183; но в сборнике Гаклюйта, вслед за сочинением Ченслера, помещен английский перевод записки Климента (стр. 270–284). *Журн. М. Н. П. 1838, окт.*


[Закрыть].

1557. The first voyage made by Master Antony Jenkinson from the City of London toward the land of Russia[15]15
  Hakluyt, vol. I, 346–368. См. также описания других путешествий Дженкинсона в Россию, помещенные у Гаклюйта на стр. 362–375 и 452–463.


[Закрыть].

1560. Alexandri Guagnini Veronensis: Omnium regionum Moscoviae Monarchae subjectarum Tartarorumque campestrium etc. sufficiens et vera descriptio[16]16
  «Rerum Moscoviticarum auctores varii», p. 154–206.


[Закрыть].

1568. The ambassage of the right worshipfull Master Thomas Randolfe to the Emperour of Russia, briefly written by himself[17]17
  Hakluyt, vol. I, 422–432.


[Закрыть].

1575. Nobilissimi Equitis Dani Iacobi Ulfeldii etc.: Legatio Moscovitika sive Hodopoericon Ruthenicum. Francofurti, 1627. См. Попова, Прав. Обозр. 1878, 2, стр. 300.

1576. Письмо о Московии Кобенцеля[18]18
  Русский перевод, сделанный проф. Домбровским, помещен в Журн. Мин. Народн. Просв. 1842 г., № 9.


[Закрыть].

1576–1578. Moscoviae Ortus et Progressus. Auctore Daniele Printz a Buchau, August. Imper. Maximiliani et Rudolphi consiliario, nec non bis ad Iohannem Basilidem, Magnum Ducem Moscoviae legato extraordinario. Gubenae anno 1679.

1581 и 1582. Antonii Possevini Societatis Jesu: Moscovia. Antverpiae, 1587.

1583. A briefe discourse of the voyage of Sir Jerome Bowes knight, her Majesties ambassadour to Ivan Vasilivich the Emperour of Muscovia[19]19
  Hakluyt, vol. I, 517–523.


[Закрыть].

1584–1590. Сокращенный рассказ или мемориал путешествий сэра Джерома Горсея[20]20
  Перевод начат, но не кончен в «Библиотеке для Чтения», 1865 г., №№ 4 и 6.


[Закрыть].

1588 и 1589. Дж. Флетчер: О государстве Русском или образ правления русского царя. Лондон, 1591.

1590. Iohann David Wunderer: Reisen nach Dennemark, Russland und Schweden 1589 und 1590[21]21
  «Frankfurtisches Archiv fur altere deutsche Litteratur und Geschichte», herausegeb. von Fichard. Frankf. a. M., 1811. II B., S. 169–255.


[Закрыть].

Век XVII

1601–1611. Состояние Российской державы и великого княжества Московского. Сочинение капитана Маржерета[22]22
  «Сказания современников о Димитрии Самозванце», ч. III.


[Закрыть].

Альбом Мейерберга «Виды и бытовые картины России XVII в.»

1606–1608. Описание путешествия Ганса Георга Паерле, уроженца аугсбургского, из Кракова в Москву и из Москвы в Краков[23]23
  Там же, ч. II.


[Закрыть].

1609–1612. Дневник Самуила Маскевича с 1594 по 1621 год[24]24
  Там же, ч. V.


[Закрыть].

1608–1611. Petri Petreji: Historien und Bericht von d. Grossfurst Muschkow etc.[25]25
  «Rerum Rossicarum scriptores exteri», a Collegio Archeographico editi, t. I.


[Закрыть].

1634 и 1636. Relation du voyage d’Adam Olearius en Moscovie, Tartarie et Perse etc. Traduit de l’Allemand par A. de Wicquefort. Tome premier, seconde edition. Paris, MDCLXXIX.

1661. Relation d’un voyage en Moscovie, ecrite par Augustin Baron de Mayerberg. 2 vol. Paris, 1858[26]26
  «Bibliotheque russe et polonaise», vol. I et II.


[Закрыть].

1663. La relation de trois ambassades de Monseigneur le Comte de Carlisle etc. vers Alexey Michailowitz, czar et grand duc de Moscovie, Charles, roi de Suede, et Frederic III, roi de Danemark et de Norvege. Amsterdam, MDCLXIX.

1659–1667. Нынешнее состояние России, описанное одним англичанином (Самуилом Коллинсом), который 9 лет прожил при дворе Великого царя русского[27]27
  «Русский Вестник». 1841 г., №№ 7 и 9; «Чтения Импер. Общ. Истории и Древн. Российских». 1846 г., № 1.


[Закрыть].

1668–1670. Les voyages de Jean Struys en Moscovie, en Tartarie etc. Amsterdam, MDDLXXXL. Р. Арх. 1880, I.

1671–1673. Якова Рейтенфельса: О состоянии России при царе Алексее Михайловиче[28]28
  «Журнал Мин. Нар. Просвещ.». 1839 г., № 7.


[Закрыть].

1675. Relatio eorum quae circa Sacr. Caesar. Majestat. ad Magnum Moscorum Czarum ablegatos Annib. Francisc. de Bottoni et Jann Carol. Terlingerenum de Guzmann gesta sunt, strictim recensita per Ad.Lyseck, dictae legationis secretarium. Salisburgi, 1676.

1678. Legatio Polono-Lithuanica in Moscoviam potentiss. Poloniae Regis ac Reipublicae mandato et consensu, anno 1678 feliciter suscepta, nunc breviter sed accurate quoad singula notabilia descripta a teste oculato B.L. Tannero Boemo Pragense, Dn. Legati principis camerario germanico. Norimbergae, anno 1689.

1686. Voyage en divers etats d’Europe et d’Asie entrepris pour decouvrir un nouveau chemin a la Chine, par Ph. Avril (Societatis Jesu). Paris, 1691. Сол. 14, 67.

1689. Relation curieuse et nouvelle de Moscovie, par Neuville. A la Haye, 1696.

1698 и 1699. Diarium itineris in Moscoviam etc., descriptum a I.G. Korb, secretario ablegationis Gaesareae. Viennae Austriae, 1700[29]29
  Биографические и библиографические подробности об указанных писателях см. у Мейнерса, I, 1–32, у Аделунга и в «Библиографических отрывках». Кроме приведенных сочинений, мы пользовались известиями Михалона Литвина (см. Извлечения из сочинения Михалона Литвина о нравах татар, литовцев и москвитян, в переводе С. Шестакова, «Арх. ист. – юрид. сведений», Н. Калачева, книги 2-ой половина 2-ая), также некоторыми статьями в «Historica Russiae Monumenta» и особенно письмами и записками Московской компании английских купцов, напечатанными в 1-м томе «Сборника» Гаклюйта; указываем здесь страницы, на которых помещены они в издании 1809 года: записка Гасса, 293 и сл.; путешествие Ст. Берроу к Оби, 306 и сл., заметки Джонсона, 316 и сл.; письма компании, 331 и 511; письма ее агентов, 293, 337–341; записка Лена, 345; путешествие Саутама и Спарка, 409 и след.; начало записки о путешествиях в Персию, 471 и нек. друг.


[Закрыть]. Устр. Ист. П. 4, 82.

Перечисленные выше сочинения писаны с разными целями, по разным случаям, и представляют материал, довольно разнообразный по форме и по содержанию. Путешественники XV века, Ланнуа, Барбаро и Контарини, попавшие в Московию случайно и пробывшие в ней недолго, сообщают немногие беглые заметки о том, что они видели и слышали проездом; такие же беглые заметки путешественников, бывших в Московском государстве проездом, имеем мы и от позднейшего времени: таковы путевые заметки Вундерера, Штрауса и Авриля. Эти заметки любопытны для географии страны по непосредственным, иногда метким наблюдениям над местностью, по которой проезжал путешественник.

Религиозное движение XVI века заставило римских первосвященников обратить заботливые взоры на Восточную Европу с целью вознаградить себя там новыми религиозными завоеваниями за огромные потери, причиненные римской церкви протестантизмом; этому обязаны мы несколькими записками о Московии, составленными с целью уяснить, какими путями можно было бы провести в Московское государство католическую пропаганду и каких выгод могла ждать римская церковь от успеха в этом деле. Согласно с такой целью, составители упомянутых записок преимущественно говорят о нравственном и религиозном состоянии жителей Московского государства, о церковной иерархии и т. п. Таковы записки Кампензе, Иовия, Фабри и знаменитого иезуита – Антония Поссевино. Достоверного они сообщают мало, ибо писали по чужим рассказам, за исключением Поссевина, который сам два раза был в Москве и посвятил весь свой первый комментарий описанию религиозного состояния Московского государства и изложению планов и средств касательно распространения в нем католичества. Отличительная черта этих записок состоит в том, что составители их, не исключая даже и мрачного Поссевино, особенно выгодно отзываются о религиозном чувстве и набожности русских, только жалеют, что такая теплая вера и истинно-христианское благочестие пропадают без пользы, за границею римской церкви, среди ереси и невежественного суеверия[30]30
  Сказав о виденных им святынях Новгорода Великаго и о благоговении, с которым чтут их жители, Поссевин продолжает: Abeuntes miseram gentis conditionem commiserati eo amplius sumus, quod tanta erga ejusmodi res pietate ferretur, ut si catholici essent, nihil ad summam riligionem eo in genere videri possit desiderandum. «Supplementum ad Historica Russiae Monumenta», № CLXII, p. 398.


[Закрыть].

Антонио Поссевино на картине Я. Матейко «Стефан Баторий под Псковом» (фрагмент)

В половине XVI века в Англии обнаружилось сильное движение к открытию новых стран и торговых путей: соперничая с Испанцами и Португальцами, английские купцы пытались открыть новый северо-восточный проход в Тихий океан. Прохода не открыли, но открыли на северо-восточном краю Европы неизвестную страну, которая потом оказалась Московией; вследствие этого, несмотря на неблагоприятное начало, завязались деятельные торговые сношения Англии с Московским государством: в Лондоне составилась Московская компания английских купцов (the Moscovie company of the marchants adventurers), которой мы обязаны множеством записок, сообщающих известия о Московском государстве XVI века и напечатанных в первом томе «Сборника» Гаклюйта. Сюда вошли описания путешествий английских послов, ездивших в Москву по делам компании, письма и другие деловые бумаги ее агентов. Содержание и характер этих описаний и бумаг определяется теми практическими целями, которыми руководились их составители: здесь заключается довольно богатый материал для географии Московского государства, преимущественно северного его края, для истории торговли, промышленности и вообще материального состояния страны. Деловому содержанию этих записок соответствует и их изложение, резко отличающееся от прочих иностранных сочинений о Московии: не вдаваясь много в рассуждения об особенностях страны и ее жителей, послы и агенты сообщают в наскоро писанных, большею частью кратких записках, письмах и отчетах почти одни голые, сухие факты и наблюдения. Зато по достоверности и обилию подробностей эти записки можно отнести к лучшим иностранным сочинениям о Московском государстве[31]31
  О возникновении компании и первом прибытии англичан в Белое море см. «Anglorum navig. ad. Moscovitas» в «Rerum Moscoviticarum auctores varii». Об открытиях англичан на северо-востоке и об их торговых сношениях с Московским государством с 1553 г. см. письмо Лена у Гаклюйта, I, 523 и сл. и «Историю Московии» Мильтона, гл. 5 (в переводе Е. Карновича в «Отеч. Зап.», т. CXXXI).


[Закрыть].

Английское посольство в Москве. Миниатюра из Лицевого свода

Смутному времени мы обязаны несколькими любопытными записками иностранцев о шумных событиях этой эпохи. Некоторые из этих писателей, именно Маржерет, Паерле, Маскевич и Петрей приложили к запискам о событиях того времени более или менее подробные описания внутреннего состояния Московского государства, не лишенные некоторых любопытных известий; из них особенно можно указать на сочинение Маржерета, который довольно долго жил в России, служа капитаном отряда иноземных телохранителей при Борисе Годунове и первом самозванце, и в сочинении своем сообщает любопытные подробности о московском войске.

К. Лебедев. Вступление войск Лжедмитрия I в Москву

Самый значительный по числу и объему сочинений отдел из выписанных выше материалов составляют описания посольств, приезжавших в Москву из разных государств Западной Европы, преимущественно из Австрии. К этому отделу принадлежит большая часть из наиболее объемистых иностранных сочинений о Московском государстве. Некоторые из них имеют вид путевых записок, в которых заметки набросаны без строгого порядка: таковы сочинения Ульфельда и Мейерберга; другие, как, наприм., сочинение Флетчера, представляют систематическое описание разных сторон государственного устройства, общественной и частной жизни; третьи, наконец, к описанию путешествия и пребывания в Москве присоединяют более или менее подробные очерки истории государства и его современного состояния: таковы сочинения Герберштейна, Олеария, Корба и др. У Герберштейна, Олеария и Мейерберга, кроме заметок о местностях, по которым они проезжали, находим довольно подробные и любопытные географические описания всего Московского государства. Но главный интерес посольских описаний заключается в известиях о тех сторонах жизни Московского государства, с которыми послы приходили в непосредственное соприкосновение: таковы особенно их известия о городе Москве, о московском дворе и его дипломатических обычаях.

Общий чертеж Московии, составленный бароном Сигизмундом Герберштейном, в первой половине XVII века. Чертеж этот весьма замечателен, как первая карта России

Ю. Овенс. Портрет Адама Олеария

Главным источником, из которого черпали иностранные путешественники описываемого времени свои сведения о Московском государстве, служило, разумеется, их непосредственное наблюдение: мы видели, в какой области оно наиболее любопытно и надежно. Немногие из иностранцев знали русский язык и пользовались для изучения истории и современного им состояния Московии туземными литературными памятниками: таков был Герберштейн, хорошо знавший русский язык; в своем сочинении о Московии он поместил в переводе значительные отрывки из русских летописей, из правил митрополита Иоанна, из «вопрошания» Кирика, из Судебника Иоанна III и других русских сочинений, какие ему удалось достать в Москве. Кажется, знали по-русски, хотя немного, Флетчер, Маржерет и Мейерберг; первый часто ссылается на русские хроники и даже приходо-расходные книги приказов. Затем для иностранцев оставался еще один обильный, но довольно мутный источник, из которого они могли почерпать сведения о Московском государстве: это – изустные рассказы самих русских. Известно, с какой подозрительностью смотрели люди Московского государства на заезжего иностранца; в его старании узнать положение их страны они всегда подозревали какие-нибудь коварные замыслы, а не простую любознательность. Многие иностранные писатели сильно жалуются на это и сознаются, что от самих русских немного можно добиться верных сведений об их отечестве. Русские сановники, замечает Рейтенфельс, посещая иноземных послов, охотно беседуют с ними о разных предметах, но, если разговор коснется их отечества, они с таким уменьем преувеличивают все в хорошую сторону, что возвратившиеся иностранцы по совести не могут похвалиться знанием настоящего положения дел в Московии[32]32
  Рейтенфельс, 31.


[Закрыть]. Для большей части иностранцев, писавших о России в XVII и даже во второй половине XVI века, самым обильным источником служили сочинения прежних путешественников, ездивших в Московию. Особенно много встречается заимствований из Герберштейна и Олеария: компиляторы выписывали из их сочинений известия целыми страницами без всякого разбора, не обращая внимания на время, к которому относились заимствуемые известия; у Гваньино даже все описание Московии есть не более, как почти дословное повторение известий Герберштейна, только расположенных в другом порядке; изредка попадаются скудные добавления самого составителя. При этом нельзя не указать на Олеария, который совершенно иначе воспользовался своим близким знакомством с сочинениями о Московии прежних путешественников: говоря о той или другой стороне жизни Московского государства, он не забывает упомянуть, как описывали ту же сторону прежние писатели, по правляет их, где находить у них неточности или ошибки, указывает, в чем изменилось состояние Московии в его время сравнительно с прежним: эти указания дают Олеарию преимущество пред большею частью других иностранных писателей о Московском государстве, у которых не только не находим ничего подобного, но часто встречаем повторение и даже развитие ошибочных показаний, сделанных предшественниками. Герберштейн первый пустил в ход известие, что русские женщины упрекают в холодности мужей, если те не бьют их; это известие он подтверждает коротким рассказом о немце, женатом на русской, которую он забил до смерти, чтобы дать ей требуемое доказательство своей любви. У Петрея из этого рассказа вышла целая история, украшенная курьезными подробностями.

Понятно, как разборчиво и осторожно надобно пользоваться известиями иностранцев о Московском государстве: за немногими исключениями, они писали наугад, по слухам, делали общие выводы по исключительным, случайным явлениям, а публика, которая читала их сочинения, не могла ни возражать им, ни проверять их показаний: недаром один из иностранных же писателей еще в начале XVIII века принужден был сказать, что русский народ в продолжение многих веков имел то несчастие, что каждый свободно мог распускать о нем по свету всевозможные нелепости, не опасаясь встретить возражения[33]33
  «Библиографические отрывки» в «Отеч. Записках», т. XCV, отд. II, стр. 155.


[Закрыть].