Текст книги "Танкисты Великой Отечественной (сборник)"

Дивизией я прокомандовал три года. В 1968 году на Военном совете округа меня спросили, как я отношусь к тому, что меня назначат командиром корпуса в Симферополь. Корпус я знал прекрасно, так что отказываться не было никакого резона. И вот в конце года мне позвонили из Главного управления кадров и вызвали в Москву. Ехал я туда с легким сердцем, предвкушая беседу в ЦК партии по новому назначению. Приезжаю в ГУК[43]43
  Главное управление кадров [Министерства обороны]. (Прим. ред.)


[Закрыть], а мне ничего конкретного не говорят, просят приехать к начальнику Генерального штаба, который мне все расскажет. Я сразу понял, что «что-то тут не так». Прихожу к начальнику Генерального штаба маршалу Захарову[44]44
  Герой Советского Союза (с 1971 г. – дважды Герой Советского Союза) Маршал Советского Союза М.В.Захаров (1898–1972) занимал должность начальника Генерального штаба дважды: в 1960–1963 и 1964–1971 гг. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Не успел войти, он говорит:

– Ну, ты тоже больной?!

– Да нет, вроде здоровый… – опешил я.

– Вот уже три кандидатуры генералов подобрали главным военным советником в Йемен, и все больные! Увольнять надо таких! Ты поедешь!

– У меня может жена не пройти… она в Комитете работает, – возразил я.

– Не пройдет, один поедешь! Я больше подбирать не буду!

– Договорились. Один вопрос: какая цель моей поездки?

– Откуда, Брюхов, я знаю, какая цель?! Приедешь – на месте разберешься! Но в принципе – помочь создать в Йеменской Арабской Республике армию.

Настроение у меня, надо сказать, было ужасное. Мне уже к тому времени было 45 лет, и через два года командировки я уже буду стар для назначений в войска. Приходилось признать, что полководца из меня не вышло…

Йемен

Три месяца ушло на подготовку – арабский язык, изучение политической обстановки в стране. В конце августа я улетел в Йемен. В Сане, столице Йемена, меня встретил главный советник Максимов, которого я должен был сменить. Мы с ним вместе учились в Академии Генштаба и хорошо знали друг друга. Он и доложил мне обстановку. Армия Йемена состояла из 10 мотострелковых бригад, 2 бригад особого назначения и 8 танковых батальонов, на вооружении которых состоял танк Т-34-76. Самое удивительное, что эти танки были на ходу! Были артиллерийские части, военно-морской флот, базировавшийся в Хадейде и состоявший из 2 десантных кораблей и 8 торпедных катеров, на которых мы впоследствии ездили на рыбалку. ВВС Йемена состояли из трех эскадрилий: одна – на МиГ-17, вторая – на МиГ-15 и третья – на Ан-2. У каждого рода войск был свой Главком, который подчинялся министру обороны, являвшемуся одновременно Главнокомандующим вооруженных сил. Население страны состоит из арабских племен, возглавляемых шейхами, а руководили вооруженными силами сыновья этих шейхов, которые получили хорошее образование в Европе или СССР.

Форма одежды в войсках отсутствовала. Солдаты были одеты в балахоны, тапочки, которые назывались «шупы», и чалмы. Все были вооружены большим кинжалом – джамбией и личным стрелковым оружием – английскими или американскими винтовками, советскими автоматами ППШ, а то и гранатометом, и все оружие постоянно таскали с собой. В казармах солдаты спали на полу на циновках. Каждый сам себе покупал продукты из того жалованья, что им платило государство, и сам себе готовил еду на личном примусе.

За те два года, что я пробыл советником в армии Йемена, мне удалось в большей части ее подразделений ввести котловое питание, обучить солдат пользоваться ложками и вилками, а то ведь руками все ели! В некоторых бригадах поставили присланные из СССР койки, одеяла, матрасы. Я показал, как их заправлять, солдаты быстро привыкли к этому и теперь сами поддерживали порядок. Много сил мне пришлось потратить на то, чтобы уговорить руководство сделать оружейные комнаты и сдавать в них оружие. Удалось ввести форменную одежду. Когда через год я впервые провел парад, на нем все пехотные бригады были в камуфляжной форме, ботинках и беретах…

Однако все это еще только предстояло сделать. Для начала надо было установить контакт с руководством и оценить состояние войск. Для этого я объехал все части вплоть до взводов – создавать на этом театре крупные воинские соединения не имело смысла. Посмотрев на порядки в войсках, я нанес на карту расположение подразделений и подготовил доклад маршалу Захарову. В докладе я указал, что изучил состояние вооруженных сил Йемена, уровень жизни населения, и считаю, что современную армию создать не представляется возможным, поскольку по своему развитию общество находится на уровне ХVI – ХVII веков и наши идеи они воспринять не смогут. Кроме того, я предлагал резко сократить аппарат главного советника и специалистов при войсках. Ответ не замедлил себя ждать: «Вы занимаетесь не своим делом. Вас послали создавать армию, и потрудитесь ее создавать, чтобы она была боеспособна настолько, сколько возможно. Кроме того, рассмотрите вопрос об увеличении вашего аппарата». Получив взбучку и поняв, что работать придется с тем, что есть, я подготовил доклад для руководства республики о состоянии вооруженных сил, их численности, размещении и перспективах развития. На мой доклад собралась очень большая аудитория: присутствовало все руководство страны, министры, главкомы, вплоть до командиров батальонов. Продолжался доклад шесть часов: три часа говорил я, три часа переводчик. Йеменцы редко выдерживали и четырехчасовые совещания: любой офицер мог встать и, не прося старшего и не объясняя причину, уйти. А тут все сидели и внимательно слушали.

В перерыве ко мне подошел президент Аба ар-Рахман аль-Арьяни:

– Я впервые узнал, в каком состоянии у нас армия и где она размещена. Честно говоря, я понятия не имел, что у нас она есть.

– Да. Уже кое-что создано.

Единственное, о чем я умолчал в докладе, – это о численности армии. И сколько потом меня ни пытали, я молчал, ссылаясь на то, что точных данных у меня нет. Почему? Начальник Генерального штаба, исходя из заявленной им численности армии, получает пять или шесть миллионов реалов на ее обеспечение. Он один миллион берет себе, а остальные деньги делит по главкоматам. Те тоже оставляют часть себе и делят по бригадам. До солдата иногда и четырех реалов не доходит! Я решил, что, чтобы не обострять отношения с высшим командованием, мне не стоит указывать точную численность войск, – пусть сами считают.

После окончания заседания, когда я рассказал о перспективах развития и перевооружения, президент поднялся:

– Слышали доклад генерала?

– Да, слышали.

– Генерал Брюхов окончил три академии, прошел всю войну, фашизм победил. Он нашу армию знает лучше, чем мы. Я заниматься армией не могу – у меня много других дел, поэтому я поручаю командование армией ему!

Пришлось мне выступить и довольно жестко сказать, что по договору я могу только советовать, но в командование вступать не могу.

– Тогда будем считать ваши советы моими приказами.

Я вновь попытался возразить, но тщетно.

– Все, вопрос закрыт! Советы – мой приказ. Ясно?

На первых порах ко мне ходили за советами, но поскольку я не требовал их выполнения, вскоре перестали.

Как я уже говорил, мне относительно быстро удалось добиться результатов, и потому мой авторитет среди руководства был очень высок. Президент меня принимал по звонку. Был даже такой случай: я приехал, а у него сидит иракский посол. Президенту доложили, что я прибыл. Он попросил меня зайти, а посла – выйти и подождать. Тот аж в лице изменился, побагровел. Увидев это, я обратился к президенту, предложив:

– Давайте быстро решим проблему. Вас ждут.

– Ничего, подождут. Посидите, у меня есть к вам тоже вопросы.

В те дни меня сильно начал ревновать наш посол:

– Почему вы действуете напрямую? Вы что, выше посла? Вы должны встречаться с президентом по моему разрешению и по письменной ноте.

– Я не выше посла, но поймите: у меня вопросы текущие, мне их надо решить. Если я буду ждать две недели, то как же я буду руководить, создавать эту армию? Как я буду контролировать действия руководства? У них же нет никакого порядка!

Это было правдой. Так, например, в Генеральном штабе не было пропускного режима. Зашел солдат, прошел к начальнику штаба и может, допустим, потребовать ботинки! И тот будет звонить начальнику тыла, чтобы дали ему ботинки. Может, конечно, и отказать, но они стараются этого не делать, чтобы не обидеть. Я добился, чтобы в Генштабе сделать пропускной режим, – бунт подняли! Они пришли к начальнику Генерального штаба, а тот:

– Я ничего не знаю, это приказал русский генерал, идите к нему.

Они – ко мне, а я – к начальнику штаба:

– Господин генерал, это ваше решение, которое вы приняли, а не я.

– Поймите, мне неудобно, эти люди из моего племени…

– Хорошо, давайте отменим.

– Да нет, лучше стало!

– Тогда вы сами должны доказывать, что Генштаб – это не проходной двор…

Вообще взаимоотношения власти и племен были не простыми. Племена поддерживали регулярные войска в боевых действиях, за это правительство давало им оружие и деньги. Однако частенько обязательства не выполнялись, и мужское население племени приходило в Сану, садилось на землю возле Генштаба и начинало палить в воздух. Могут перекрыть дорогу где-нибудь в горах и никого не пропускать, пока не приедет представитель правительства и не даст денег и оружия. Уже перед отъездом я с женой и водителем поехали из Саны в Ходейду на машине. Дорога петляла среди скал, машина с трудом вписывалась в крутые повороты. Вдруг, за очередным резким поворотом, мы натыкаемся на завал, на дороге валяются трупы. Вокруг поднимается стрельба. Водитель остановил машину. От толпы вооруженных людей отделяется шейх, за ним идет охрана и направляется к нам. Я вышел из машины. Подойдя поближе, шейх спросил меня, кто я. Собрав весь запас арабских слов, я объяснил, что являюсь главным советским советником.

– О, тама, тама! – воскликнул он и замахал руками остальным. Те тут же разобрали завал и замахали руками: мол, проезжай. Мы проехали, но, пока они не скрылись из виду, я все оглядывался назад, ожидая очереди в спину. И только когда мы завернули за скалу, водитель остановился. Вышли из машины – у него правая нога дрожит…

Постепенно я разработал Уставы. Конечно, в основном я копировал наши, адаптируя их к местной специфике. Например, йеменцы никак не могли принять систему оценок. В курсе боевых стрельб я написал, что попадание с первого выстрела – «отлично», со второго – «хорошо», с третьего выстрела – «удовлетворительно», а с четвертого – это «неуд». Но они этого просто не понимали! Для них попал – значит, «отлично», а сколько он выпустил для этого патронов или снарядов, ему все равно, как и то, что за это время его могут убить. Такая же ситуация была и с офицерами – выпускниками наших академий. Как-то я их собрал и задал вопрос о том, понравилась ли им учеба в СССР. Они сказали, что понравилась, особенно водка и женщины. Вот только они, йеменцы, одинаковые, а оценки им ставят разные, – это их возмущало. Я начал проверять их знания, проводить командно-штабные учения. Начали со склейки карт, а они клеить карту не умеют. Я говорю:

– Как же вы окончили академию, а клеить карты не умеете?

– Мы все отличники!

Пришлось их учить клеить карты.

Через полгода после моего прибытия в ЙАР[45]45
  Йеменская Арабская Республика (ЙАР, также Северный Йемен) существовала в 1962–1990 гг. 22 мая 1990 г. в результате объединения Йеменской Арабской Республики и Народной Демократической Республики Йемен (НДРЙ, или Южный Йемен) была образована Йеменская Республика. (Прим. ред.)


[Закрыть] пришла шифровка из ГлавПУРа. В ней говорилось, что мой аппарат Главного советника единственный не имеет политработника. Они хотят прислать заместителя по политчасти с целью создания в йеменской армии управления моральной ориентации. Ну, зачем мне замполит? Только будет под ногами мешаться… Я доложил, что лично провел беседу с президентом, возглавляющим Партию братства мусульман, и начальником Генерального штаба. Мы решили разработать положение об управлении, и я, как выпускник Политической академии, берусь за это дело. Запросив положение о наших политорганах, я переработал его, и таким образом управление было создано. Также я попросил прислать политическую литературу – работы Ленина, Маркса, стенограммы съездов. Ну, наши руководители литературу любят – прислали ее «от души». Я подружился с начальником оперативного отдела Генерального штаба полковником Абасом, и он мне говорит:

– Господин генерал, вы раздаете эту литературу. Охотно принимают?

– Охотно.

– Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Поехали мы с ним, и он показывает: в подвале его резиденции валяются все наши книги, растрепанные, никто их не читает. А кто их будет читать, если народ неграмотный. Только сыны шейхов, кто образование за границей получил, умеют читать. Пришлось писать в ГлавПУР, чтобы уменьшили поступление литературы, поскольку армия маленькая.

Вот этот полковник Абас мне на многое стал открывать глаза. На севере страны жили монархически настроенные племена, поддерживаемые США. Я на всякий случай разработал план военных действий, основанный на том, что монархисты будут наступать с севера. Наметил рубежи обороны, места сосредоточения войск. И вот в конце 1970 года монархисты действительно начали наступление. Я тут же по тревоге поднимаю своих советников, раздаю указания, отправляю их в войска с целью принять решительные меры и остановить наступление. Вдруг ночью звонок – на прием просится Абас. Я его принял. Он мне говорит:

– Господин генерал, вы потребовали от ваших советников, чтобы они приняли меры по перегруппировке, отражению наступления. Не надо этого делать! Вы по положению не имеете права вмешиваться в военные действия, вы можете лишь советовать. Примут или не примут ваш совет – это не ваше дело. Вот посмотрите, ровно через месяц монархисты выйдут на этот рубеж, – он показал на карте. – Мы отойдем, а президент запросит оружие и деньги на спасение республики. Через месяц наши правители договорятся с Саудовской Аравией, мы пойдем в наступление и вернемся на свои оставленные позиции. Теперь монархисты то же самое будут говорить американцам – просить денег и оружие. Это игра!..

Перед самым отъездом в СССР я доложил в 10-й отдел, что отношение к нам со стороны йеменского руководства хорошее, но ему постоянно поступают предложения от западных компаний о закупке вооружения и приеме советников для обучения армии. Чтобы этого не произошло, желательно направить делегацию на уровне замминистра обороны или члена правительства. Вскоре пришел ответ, что вылетает делегация во главе с генералом армии командующим ВДВ Маргеловым. Я доложил президенту Йемена, что прибывает делегация во главе с первым заместителя министра (будут они разбираться!), главкомом ВДВ, очень авторитетным командующим. И вот рано утром из Каира приезжает делегация. Жара дикая, а они все в форме, в галстуках. Вышли они поддатые – весь полет «гудели». Пересели в самолет Ил-14: я доложил, что полетим в Сану, там позавтракаем и – к послу. После посла навестим начальника ГШ, а на следующий день парад. Сели в самолет: «Где коньяк?» – «Тут лететь 20 минут!» – «Ты с какой должности сюда попал?» – «Командир дивизии». – «Да какой из тебя комдив, если выпивку организовать не можешь!» – «Все будет на месте». Я не ожидал, что они уже под хмельком!

Приехали в офис, завтрак был с коньяком и водкой. Мне показалось, что Маргелов может выпить немерено. Я говорю: «Нам к послу». – «И что? Сейчас выпьем и пойдем».

Там сразу «оперативка» – разносят коньяк и виски. Потом обед у военного атташе: обедали с двух дня до четырех ночи. Я сдерживался, потому что на следующее утро парад. Начинался он в 8.00 и должен был длиться до 14.00, поскольку в нем должны были участвовать все войска армии Йемена, а потом еще и демонстрация. Я-то знаю, сижу и думаю: как же он завтра будет во всем этом участвовать? Утром приехали, президент посадил его рядом. Я смотрю: Маргелов потеет, пот с него градом, но он держится. Весь парад посмотрел и сразу в гостиницу. Заскакивает в гостиницу и тут же газету на стол. Достали хлеба, колбасу, селедку, водку и давай. Он держится так, что совсем не пьяный. Вечером прием, а прием без спиртного. Два часа, потом опять в гостиницу и уже до утра сидели, гудели.

– Все, – говорит, – Василий Павлович, приезжаешь в Москву, я тебя угощу «Десантной водкой № 1» и «№ 2». «Десантная водка № 1» – это 50 граммов гранатового сока и 50 чистого спирта, а «№ 2» – томатный сок и половина спирт.

А назавтра надо ехать с президентом по стране! Я-то одет в рубашку с коротким рукавом, а они в полной форме. Но ничего – справились.

Потом я показал Маргелову две йеменские воздушно-десантные бригады, а он на голову выше всех, могучий, свободно держит себя – настоящий генерал. Он на всех произвел впечатление. Собрались не только войска, но и все шейхи пришли (они встречали президента). Маргелов начал выступать: рассказал, что такое десантные войска, как надо готовиться. «Я пришлю советников, которые так натренируют три ваши бригады, что мы всех евреев за одну ночь вырежем». Те «Ура!» кричать. Вот это генерал! Когда его провожали, то на аэродром йеменцы стеклись со всех аулов.

Вернулся я из Йемена осенью 1971 года. Напоследок я по всем правилам науки описал театр военных действий. В этом докладе я описал общую обстановку, животный и растительный мир, водные артерии, дороги с грузоподъемностью всех мостов. Описал я также племена и их взаимоотношения. Получилась работа на шестьсот печатных страниц. Я ее отослал в наш Генштаб, а уж куда она там делась – не знаю. До сих пор жалею, что второй экземпляр не захватил с собой в Москву!..

Снова дома

Возвращение в Москву не было простым. Очень сложно оказалось получить новое назначение. Если до должностей уровня командира дивизии можно было пробиться просто за счет собственной энергии и способностей, то выше в игру вступали совершенно другие качества и свойства. Назначения шли по родству, знакомству и даже внешнему виду. Это я ощутил на себе, когда передо мной одна за другой закрылись должности генерала по особым поручениям министра обороны и первого заместителя начальника штаба Киевского военного округа. Мне объяснили, что руководству не понравился мой небольшой рост. К тому же не умел я пускать пыль в глаза начальству. Хоть и прошел все должности с отличными отзывами, но, видимо, мой характер не был достаточно «гибок». Судя по дневниковым записям, сделанным в то время, я корил себя, что не использовал службу с Чуйковым и Гречко для продвижения по карьерной лестнице. Теперь же, когда жизнь подходит к концу, я могу поставить это себе в заслугу: все, чего я добился, я добился сам, своими силами, навыками, знаниями. А тогда… В конце января 1972 года, через три месяца после возвращения из командировки, так и не получив назначения, я не выдержал, позвонил генералу Виноградову и попросил принять меня. В разговоре я спросил:

– Какие у вас отношения с министром обороны?

– Хорошие, – ответил он.

– Не сможете ли вы в удобной форме ему напомнить обо мне или устроить встречу?

– Нет. Я считаю, что это будет не совсем удобно. Министр очень занят, и с вашим вопросом идти к нему не солидно, – заявил Виноградов. – Может, имеет смысл пойти к генералу армии Соколову? – вслух, как бы размышляя, заметил он.

– Это первый заместитель министра? – встрепенулся я.

– Да.

– Так он меня знает, в 1968 году был у меня на полковых и дивизионных учениях!

Виноградов задумался и через минуту бросил:

– Идем.

В приемной сидел порученец, генерал Семенов. Представив нас и объяснив суть дела, Виноградов ушел. Выслушавший его Семенов спокойно сказал:

– Как хотите. Я могу доложить, и Соколов вас примет, но мне кажется, не стоит идти. Вопрос с назначением не решен, а звонок Соколова в ГУКе могут плохо принять. Лучше прийти, когда должность будет не устраивать.

Я задумался, долго взвешивал все «за» и «против» и все же решил пойти.

Соколов принял меня сразу. В обширном кабинете за письменным столом сидел довольно постаревший за последнее время генерал. Лицо строгое, чуть усталое. Из того, как он со мной поздоровался, я понял, что он меня не узнал. Я доложил, что прибыл из ИАР, где был главным военным советником. Соколов расспросил меня о политической жизни в стране, об армии. Затем спросил:

– Что у вас ко мне?

– Я прибыл три месяца назад, а назначения все нет. Жить негде, ютимся у родственников, выплата идет только за звание.

– Кто вами занимается: ГУК или управление кадров Сухопутных войск?

– И те и другие.

Генерал снял трубку и попросил соединить с начальником ГУКа генералом Алтуниным. Обратившись к нему по имени и отчеству, он спросил:

– Александр Терентьевич, что это у вас генералы прибывают из загранкомандировки, а вы их не можете обеспечить должностями? Вы же заранее знаете о их прибытии. Нужно готовиться. Вот у меня Брюхов, он получает только за погоны. Вы уж разберитесь и ускорьте назначение.

По тону разговора я понял, что Алтунин был раздражен. Приходилось признать, что разговором с Соколовым я нажил себе неприятности…

На следующий день я был вызван к начальнику ГУКа. Войдя в его кабинет, я доложился. За столом сидел Алтунин: моложавый, с приятным, открытым лицом генерал. Было видно, что он настроен на крутой разговор:

– С каких это пор генералы стали ходить и наниматься на работу, используя знакомства, совместную службу и расположение начальства?

Я попытался объясниться, но он меня прервал:

– Мы вас назначаем заместителем командующего армией по боевой подготовке; в Чернигов, в 1-ю гвардейскую общевойсковую армию. Решение окончательное, и других не будет.

Так был подписан мой приговор, который я сам себе выхлопотал, – собачья должность «пожарного», мотающегося по частям и «тушащего» недостатки, обучающего личный состав. Я спорить не стал, сказав, что «приказ есть приказ, и я его выполню». Мое поведение слегка обескуражило Алтунина. Видимо, он приготовился к тому, что я начну отказываться от этой тяжелой и неблагодарной должности, надеясь дать мне бой. Не вышло. Тогда он продолжил уже примирительно:

– Конечно, мы задержали назначение. Хотели назначить вас начальником штаба армии или первым заместителем командира армии, но ничего не вышло, должности не открылись. Так что поезжайте в Чернигов. Эти должности от вас не уйдут. Поработаете, покажете себя и будете назначены на обещанную должность. Должность хорошая, с нее многие начинают, а затем пойдете дальше.

– Уже поздно, мне 48 лет, – с горечью сказал я.

Разговор был окончен, и мне разрешили идти. Вот так! Надо сказать, разбаловался я в Йемене на должности главного советника. Там со мной считались! Я был окружен почетом, у меня был личный самолет, машины, штат сотрудников. Думал, приеду в Союз, и тут будет точно так же. А тут мне показали – каждый сверчок знай свой шесток. Придется тянуть лямку тяжелой и изнурительной службы.

Командовал армией Жора Городецкий, которого я знал еще по Академии ГШ – крикливый и грубый генерал. Правда, принял он меня хорошо, разъяснил обстановку, посоветовал присмотреться к людям. Городецкий заявил, что работы очень много. Мы вместе посмотрели план мероприятий, и я понял, что прощайте, покой и сон, прощайте, домашняя обстановка и жизнь… Стало тоскливо, захотелось на какую-нибудь тихую должность вроде старшего преподавателя в Академии БТиМВ… Подустал я за тридцать лет службы, да и здоровье уже не то – пора и на покой.

Должность моя была наименее почетная среди замов. Поселили меня с женой в гостинице. Машину тоже не предоставили – «Волгу» добили и списали, а у «газика» запороли двигатель и ждали новый. Отдел боевой подготовки армии был не укомплектован, а служившие в нем офицеры были моими ровесниками. Непонятно, что их держало на этой нервной работе с постоянным мотанием по полигонам.

Окунулся в документы. О господи! Напланировано столько, что не только мне, но и остальным командирам дохнуть некогда. По идее, все это выполнимо и даже выполняется, но с невероятным напряжением сил. В этих мероприятиях совершенно не предусмотрено время на подготовку. Поэтому проходят они поверхностно, некачественно, дают мало пользы. Все идет в темпе, с ходу, не оставляя глубокого следа. Главный лозунг тех дней: «давай-давай»… Поэтому ходил такой анекдот: «Проверяющий спрашивает солдата: «Что такое тактика?» Тот мнется, не знает, что ответить, тогда проверяющий задает ему наводящий вопрос: «Ты был на учениях?» – «Да». – «Ну вот и расскажи, что ты там делал. Это и будет тактика». – «А… ну тогда так: тактика – это немного бежим, много сидим, еще больше курим».

В итоге постоянной нервотрепки в частях и управлениях создалась невыносимая обстановка. Люди не бывают дома неделями. Офицеры изнемогают от постоянных проверок, но тянут лямку до пенсии. В разговорах я выяснил, что многие годами не были в театре, а в кино бывают 2–3 раза в году. Выходит, что офицер опустошается, черствеет и в конечном итоге становится солдафоном, весь внутренний мир которого наполнен службой. Человек теряет свое лицо, честь и достоинство и с послушностью рабочей скотины сносит все обиды и оскорбления старших начальников. Хотя офицеры управлений, да и в частях, живут довольно дружно, но в руководстве армии процветает хамство. Замы злы, как псы, постоянно рычат на подчиненных и ничего не видят, кроме себя. Все мечутся, как «пожарники», и тушат то там, то тут «пожары», и главный среди них – командующий армией. Он буквально всех загонял! Любой звонок из округа, любое внушение или распоряжение выводят его из себя. Он начинает рвать и метать, разгонять всех для устранения недостатков, дает массу поручений, которые не успевают исполняться. К ним все привыкли и только формально отчитываются об их выполнении. А в итоге порядка в частях мало, личный состав обучен посредственно.

Целыми днями я мотался по частям: толкал, подсказывал, заставлял наводить порядок в казармах, на территории и на полигонах. Но все указания выполнялись через силу. Опять и опять я убеждался, что командиры задерганы, стали безразличны к приказам и происходящему, а отсюда нет успеха. Солдат же остается солдатом. Видя несогласованность, бесплановость и ругань среди командиров, он ловко это использует и не служит и не работает, а только обозначает службу и работу. Стоит рядом офицер, он еще копается. Но стоит тому уйти, как он тут же садится и сидит, бездельничает. Офицеры, исполняя указания через силу, работы не продумывают и не планируют их материальное обеспечение. Отсюда крайне малая действенность и производительность.

Долго вечерами, находясь в гостинице, я думал над этим положением, ломал голову над причинами, его породившими, старался найти выход из создавшегося положения. В итоге я пришел к заключению, что не стоит ломать копья и бороться. Начальство не поймет и не поддержит, и мне, кроме неприятностей и нервотрепки, никакой пользы не будет. Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что на рубеже 70-х годов повсюду началась подмена реальных действий и результатов красивыми отчетами о проведенных мероприятиях. Эта тенденция захватила все общество, и бороться против нее было не в моих силах.

Служба в Чернигове продолжалась недолго, но измотала она меня сильно. В июне 1972 года я получил назначение первым заместителем командующего 5-й Краснознаменной общевойсковой армией в Уссурийск. Это известие я встретил без восторга – нервотрепка последних месяцев породила желание уйти на покой. С другой стороны, отказываться от повышения было неблагоразумно.

В Уссурийске меня встретили хорошо, разместили на квартире. Командующий армией генерал-полковник Владимир Кончиц был человек спокойный, уравновешенный, высокого роста, с редкими, полностью седыми волосами, что не вязалось с его моложавым и приятным лицом. Было видно, что окружающие очень уважают его и довольны работой с ним. Он умел ладить с людьми, объединить их и заставить работать.

Я быстро вошел в курс дела, познакомился с офицерами штаба. Сразу сложились хорошие рабочие отношения, да и ко мне отношение было иным, чем в Чернигове. Армия большая – 60 000 человек, больше Киевского военного округа! Удивительно, но у меня не возникло желания командовать армией, хотя вскоре после моего приезда командующий убыл на учебу, и мне пришлось три месяца его замещать. Прослужив 31 год, я рвался вперед, радовался присвоению очередного звания и назначению на очередную должность, но теперь стал более благоразумен и менее честолюбив.

Начав ездить по частям, я столкнулся с теми же проблемами, что и на Украине. Военные городки были хорошо построены, но запущены. Боевая подготовка проводилась формально и с очень низким качеством. Офицеры дослуживали, а те, у кого больше до запаса, сильнее думали о том, как выбраться из этого края, а не о службе. С таких командиров очень трудно что-нибудь спросить, чего-либо от них добиться. Все это было результатом непродуманного отношения к судьбам людей. Офицеры на Дальнем Востоке, Сибири, Забайкалье десятками лет служили в этих краях, не заменяясь. У них практически не было перспектив попасть во внутренние округа или за границу. А ведь климатические условия службы здесь тяжелейшие. К тому же выше и материальные расходы, поскольку цены даже в магазинах выше, чем в средней полосе. В то же время офицеры внутренних округов живут в приличных климатических условиях, служат в сокращенных частях, один-два раза побывали за границей и прибарахлились, получили квартиру. Они держатся за место, дожидаясь выслуги по возрасту. Но и в том, и в другом случаях отношение у многих офицеров к службе формальное, и с ними порядка и качественной боевой подготовки не достичь. Командующие округами придерживали хорошие кадры, и основным движущим стимулом стало добывание теплого места и доходной командировки. Чувство долга испарилось. Поэтому дисциплина в армии была в катастрофическом состоянии. Уйма чрезвычайных происшествий. Записями о них был испещрен мой дневник, который я вел почти ежедневно, несмотря на плотный график работы. Вот только некоторые из записей: «Тридцать четыре солдата напились и зверски избили наряд по части», «Группа солдат самовольно выехала из парка. По пути посадили пьяного лейтенанта. В дороге машину занесло в кювет, лейтенант выпал, ударился о камни головой и погиб», «На посту в Занадворовке часовой совершил самострел», «Младший сержант Бекишев снял бак с автомашины и стал его варить. Бак взорвался. Зубило, которое вырвало из рук, тупым концом вошло в глаз и вышло в затылок. Хирург выколачивал его молотком», «В казарме солдат первого года срочной службы очередью в рот покончил с собой. Пули пробили дверь, и одна из них попала в лоб разводящему, который инструктировал очередную смену». Итого за год в армии было 66 трупов…

Случаи самоубийств были нередки. Я считал, что всему виной, во-первых, тяготы и неустроенность службы, а во-вторых, невнимательность к запросам солдат, грубость. Командиры перестали замечать эмоции людей, больше стали их подавлять. Если солдат или офицер улыбался, нередко следовал окрик: «Ты чего улыбаешься? Видишь ли, ему весело! Ну, я устрою вам веселую жизнь». И действительно, начинали устраивать «веселую жизнь», которую не все выдерживали. В-третьих, солдат и офицеров лишили простых земных радостей: спорт превратили в скучную и нудную сдачу норм ВСК[46]46
  Военно-спортивного комплекса. (Прим. ред.)


[Закрыть], выходные дни – в малоинтересные бесконтрольные кроссы на 3–5 километров, учебно-воспитательную работу – в формальное малоинтересное чтение лекций и докладов. И, наконец, скучной стала боевая подготовка, которая превратилась в нудную обязаловку, повинность. При этом все мероприятия идут под постоянным гнетом «давай, давай». Вот это «давай, давай», громадное количество мероприятий и отбило у личного состава охоту к учебе. Все это знают, но, пройдя через должности командира полка, дивизии и выбившись наверх, забывают, а то и, наоборот, с садистским чувством нажимают еще сильнее: «Я это прошел, я хватил лиха, теперь вы почувствуете, каково оно!» Надо сказать, что мои попытки исправить ситуацию, выступления и работа с командирами особых результатов не принесли, поскольку не работало низовое звено – командиры взводов и рот. Вроде я много мотался по УРам, вел комплексную проверку, но везде одно и то же – равнодушие, безразличие и дикая пассивность офицеров. Распоряжений тьма, а исполнение никудышное, отсутствует контроль. Командиры дивизий и полков не настроены – командующий сделать ничего не может. Мне нравилось, когда у меня много войск, мне хотелось объяснить, показать, научить, но достучаться не получалось. Я «принимал меры»: доказывал, показывал, требовал, ломал, но быстрых результатов получить не удавалось. В строевом отношении подготовка посредственная. Кругом нарушения уставных положений: дисциплина строя отсутствует, внешний вид, особенно офицеров и прапорщиков, неряшлив: отросли волосы, ремни старые, сапоги изношенные или вообще рваные. Офицеры сгорбились, пропала франтоватость, выправка и та «военная косточка», что раньше отличала армейских от гражданских. Все донашивают свою форму и ждут планового снабжения.