Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья"

– Трудности, приключения?..

– Трудности были. В Бугуни чинили яхты – работа в дороге не очень приятная. Ну и жара донимала, конечно. 42 градуса – не мед даже у Черного моря. У нас же кругом были только пески. С водой не бедствовали. Но вода в бортовых цистернах была постоянно горячей и постоянно невкусной. Вспомнили древний способ облагораживать воду – опускали в посуду посеребренные пластинки. Суток двое сидели голодные. Пришлось ловить черепах. Не осудите, и нашу «домашнюю» Тортиллу пришлось съесть.

– А как еда, которой снабдил институт?

– Еда ничего. Но если говорить правду – самой нужной и самой надежной едой оказались добрые солдатские сухари.

– Встречали людей в пустыне?

– Чаще всего пастухов. Они нас поили верблюжьим молоком и айраном. С любопытством, иногда насмешливым, пастухи разглядывали наши сухопутные корабли, спрашивали: а много ли платят за такую работу?

– Все яхты благополучно пришли в Кзыл-Орду?

– Нет, на середине пути, когда шли по такыру, одна яхта у края зарылась в песок. Скорость была километров под пятьдесят. В результате мачта – в дугу и вся яхта стала похожа на упавший самолет. «Седок», правда, не пострадал, хоть и летел в песок по воздуху метров пять. Дальше пошли под двумя парусами…

– Самый трудный участок пути?..

– Пожалуй, возле озера Камышлыбаш. Там большие бугры и кочки. Но за муки была и награда – озеро необычайно красивое.

– Да, совсем забыл, а Кешка, котенок?

– Он был с нами до последнего дня. Мы к нему привязались, и он к нам привык. Ночью, когда мы, расстелив один парус и накрывшись другим, ложились спать, Кешка уходил на охоту. Ящериц кругом было много, и Кешка благоденствовал. Страдал он только в жару, ложился у мачты почти неживой. В Кзыл-Орде во дворе гостиницы Кешка исчез. Скорее всего, украли. А может быть, Кешка не был рожден путешественником и оставил нас, как только почуял оседлую жизнь.

– Последний вопрос: итоги?

– Мы довольны. Довольны как туристы-путешественники, потому что пережили и увидели за месяц много интересного. Мы довольны как инженеры – в конструкции яхт ошибок не сделано. Яхты испытаны в тяжелых условиях, и нам теперь хорошо видно, какими они должны быть, если бы пришлось сделать серию таких машин для спортсменов.

В заключение мы хотели бы сказать спасибо помогавшим нам: Московскому совету по туризму, ребятам-комсомольцам в Аральске и Кзыл-Орде, рыбакам в Бугуни и пастухам, до которых газета, может быть, не дойдет, но в пустыне мы убедились: вести и без газет распространяются хорошо. И еще. Полезная работа, проделанная нами, скромна. Но все равно мы хотели бы связать ее с именем нашего комсомола, у которого в этом году юбилейная дата.

Фото автора. 13, 18 июня 1969 г.

Голоса птиц

На охоту он выходит, когда не спят только птицы. На лесной поляне, убедившись, что не будут мешать ни трактор, ни самолет, ни крик петуха из деревни, он осторожно ставит на землю рюкзак с чувствительным магнитофоном и укрепляет на треноге похожее на большую тарелку алюминиевое «ухо». Теперь надо только безошибочно выбрать певца…

Я уже писал о Борисе Вепринцеве, о его сложной судьбе и о большой страсти природоведа. Сегодня многим известны пластинки с записью голосов птиц. По справке фирмы «Мелодия», тираж их составил более двухсот тысяч. Комплект пластинок продавался на Всемирной выставке в Брюсселе. «Русские записи птиц» вошли во все мировые каталоги.

Сейчас Борис готовит пластинку стереофонических записей. К сложной аппаратуре прибавилось «ухо» – сувенир из Франции. Отражатель, в фокусе которого ставится микрофон, конденсирует звук, помогает выделить птичью песню из общего хора лесных звуков и голосов.

Борис Вепринцев – ученый-биофизик. Охота за голосами – всего лишь постоянное увлечение. Но высокий класс этой работы замечен и оценен. Недавно Борис избран вице-президентом всемирной биоакустической ассоциации «Эхо». Этой осенью в Стокгольме соберется конгресс специалистов по записи голосов животных. Борис примет участие в его работе.

Фото автора. 23 июня 1968 г.

Ростов Великий

Отечество

Отправляя письма в большой южный город Ростов, на конверте обязательно пишут: «Ростов-на-Дону», смутно догадываясь, что есть еще где-то какой-то Ростов. Он действительно есть. И не всем известно, что огромный южный Ростов – дитя в сравнении с незаметным, маленьким Ростовом северным…

Ростову на севере было 900 лет, когда в устье Дона рубили первую избу. Москва была деревенькой, когда Ростов называли не иначе как Ростовом Великим. Первый раз Ростов летописцами упомянут в 862 году – тысячу сто шесть лет назад. Попытаемся представить эту глыбищу времени, отмерим тысячу с лишним годов не назад, а вперед. Каждый год теперь создаются новые города. Вообразим: нынешние Дубна, Комсомольск-на-Амуре или Ангарск простояли тысячу сто шесть лет. На земле 3074 год… Какой фантаст решится предсказать, что будет и чего не будет на земле в то дальнее время. Вот что такое тысяча лет. Ростов преодолел эту толщу времени. И мы с любопытством и восхищением разглядываем его, как некий корабль, приплывший из страны с названием Древняя Русь.

Ростов начинается с дороги к нему.

Дорога от Москвы в Ярославль такая же древняя, как два ее конечных пункта и все маленькие городки, деревушки, монастыри и церкви, посаженные на ней, как драгоценный жемчуг на прочной нитке.

Старинная дорога не поросла и быльем. Это один из самых оживленных трактов страны. Вперемежку со стариной краснеют на дороге бензоколонки, гудят под колесами бетонные мосты, рядом с рублеными домами – стеклянный фонарик кафе, течет половодье машин с грузами и туристами.

На этой дороге задремать невозможно. Вот плывущий перед тобой поток машин, кажется, сейчас с разгона сплющится от удара о розовую церквушку, упрямо стоящую на пути. Но привыкшие к прямым линиям машины тут делают петлю, обтекают церквушку, и она остается гордо стоять, со всех сторон открытая взгляду. Нарисованный на ней бородатый бог вполне уживается с ликом молодого милиционера-орудовца на дорожном щите…

А уже маячит, теряясь в красках вечернего облака, еще одна колокольня. Дорога стелется по задумчивым перелескам, заполненным дымом молодой зелени. В этих местах дороги я почему-то всегда вспоминаю картины Рериха. Лобастые косогоры, полоски полей между пятнами леса. А дальше еще волна косогоров, низин, зеркальца опушенной кустами тихой воды. Белую лошадь на этой земле, даже если она трется о телеграфный столб, фантазия легко обращает в коня Алеши Поповича, который вполне мог в этих местах проезжать, потому что родился, как утверждает былина, в деревеньке возле Ростова.

Дорога между тем приготовила что-то совсем необычное. Колокольня, смутно темневшая в облаках, обернулась теперь сплошным облаком куполов, золотистых, серебряных, синих в золотых звездах. Все это стремительно выплывает навстречу из-за бугра. И вот уже машина въезжает в ярмарочно пестрый, нарядный и какой-то радостный городок. В центре – крепостного вида стена, может быть, чуть более низкая, чем стена в Московском Кремле. А за стеной странным, праздничным цветником стоят и строгие, и пышно-пестрые церкви, колокольни, часовенки, терема. Тут видишь вдруг сытого, рослого монаха в темной до пят одежде, в черном клобуке – деловая походка, в руке какие-то книги, широченный рукав качается в такт скорым шагам. А все пространство между церквами заполнено старухами и туристами. Старухи, по всему видно, пришли из неближних мест. Усталые, сидят на каменных папертях, пьют молоко из бутылок, ломают краюхи деревенского хлеба. Обходя лавру, старухи поминутно крестятся, целуют камень у потемневшей иконы святого Сергия. От поцелуев на камне образовалось изрядное углубление. Пять лет назад я даже не знал, что такое еще можно увидеть…

Ростовский кремль. Таким его видишь, пролетая на самолете.

Шпили и башни Ростова Великого.

Уютный, нарядный и пестрый, как лоскутное одеяло, Загорск – один из трех старинных посадов на Ярославской дороге. Далее будут: Переславль-Залесский и Ростов. Разделяют их равные промежутки пути – семьдесят верст, в былые времена – один дневной перегон лошадьми. Сегодня после Загорска Переславль покажется как раз через час. Слева от дороги на горке неприступной крепостью проплывает Горицкий монастырь, а потом, в низине, покажется кудрявый от зелени городок. Невысокие дома и деревья теснятся у речки Трубеж, текущей в мягких извилистых берегах, не одетых ни в камень, ни в дерево. Летом речка пестреет белым цветом кувшинок, мостками для полоскания белья и лодками, которых тут, кажется, столько же, сколько и жителей в городке.

Переславль моложе Ростова, но и его прошлое как глубокий колодец. И не на самом дне его лежит дата рождения славного гражданина России Александра Невского. Памятью тех времен стоит у самой дороги церковь. Единственная глава ее, похожая на древний шлем, не поднимается выше деревьев. Маленькое чудо из белого камня! Четкие линии, плавные дуги, строгая простота, к которой во все времена стремилось искусство. Постройка, простоявшая 800 лет, являет собою одно из бесценных сокровищ России.

Переславль, так же как и Загорск, любознательного человека не тотчас от себя отпускает. Но даже и мимоходом можно увидеть знаменитое Плещеево озеро, на котором молодой Петр играл в морскую войну. Можно увидеть один из уцелевших маленьких кораблей. Хранится он в специальном доме над озером…

Под Ростовом дорога устремляется вниз и вниз. Леса редеют и сходят на нет. Остановившись, ты неожиданно видишь почти степной чернозем. Это ополье, житница севера. Леса росли когда-то и в этой низине. Но хлебопашец свел их. Великий Новгород кормится ростовским хлебом и «зело страдал и мер», когда обозные дороги в годы междоусобиц перерезались. С дороги сейчас видно: плоской равниной трактор тянет две хлебные сеялки. Легко представить на этом месте и пахаря с деревянной сохой. Тысячу лет ополье не устает кормить человека…

На старинных стенах.

Блеснуло впереди обширное озеро, забелелся над озером город. В былые времена на таком расстоянии уже, наверное, услышал бы колокольный звон. Подъезжаем к Ростову.

«Поехал черт в Ростов, да испугался крестов» – так в поговорке запечатлелся облик старинного города. Сам по себе жилой нынешний город хоть и возбуждает изрядное любопытство, особой древности не обнаруживает. К недавней славе города надо отнести знаменитые ярмарки и хорошо известное в Средней России мастерство огородников. Ростовские огородники снабжали овощью Петербург и Москву. И, видно, не просто давали высокую цифру вала, но поставляли отменную овощь, коль скоро даже и на Парижских выставках получали золотые медали и всякого рода отличия. Многие из прежних секретов овощеводства ныне утеряны. Но и теперь ростовский лук – это ростовский лук, нигде в Средней России не умеют так солить огурцы, и только тут умеют сохранить до глубокой зимы свежие помидоры.

Следы древней жизни надо искать около самого озера. Тут поныне мальчишки находят черепки первобытной посуды, кремневые наконечники стрел, костяные крючки. Стало быть, как раз тут, где стоят теперь на приколе вереницы моторных лодок, стояли свайные хижины каменного века. И, видно, всегда удобным было житье над озером, если именно в этом месте родился город.

По вечерам, когда нешумная жизнь городка вовсе стихает, на берегу озера Неро можно услышать, как бьют на пожарной башне часы. Бом! Бом! – несется над озером голос времени. Одиннадцать веков… Не каждый год и даже не каждая сотня лет оставила о себе память. Но одно столетие дошло к нам дивным творением человека. Из-за него-то Ростов и стал сегодня городом знаменитым. Сюда едут историки, архитекторы, художники и туристы. И весь остальной город служит только оправой драгоценному белому камню, возведенному русскими мастерами. Название этой постройки – Ростовский кремль.

Постройки стоят на берегу озера. И потому самое выигрышное место, с какого надо увидеть Ростовский кремль, – лодка. Надо, толкаясь шестом в илистое дно, немного отплыть. И то, что увидишь, из памяти уже никогда не изветрится. Все, что ты слышал о древних городах в сказках, в одну минуту вдруг обернулось реальностью. И ты понимаешь: сказки о граде Китеже, об острове Буяне потому и родились, что кто-то видел вот эти постройки над озером. Башни. Стены с бойницами. Крылечки. Оконца. Ворота. Резные крыши. Несчетные кверху устремленные купола. Все умело сплетено и завязано, все находится в подчинении друг у друга и образует одно прекрасное целое.

Очарование кремля не исчезает, но усиливается по мере того, как начинаешь обходить и уже подробно разглядывать могучие белые башни, золотые флажки на остроконечных зеленых дымниках, каменную вязь над окнами и воротами, кованые двери и голубовато-охристую роспись внутри церквей. Ни в один, ни в два приезда сюда нельзя постигнуть всей красоты – постройка всегда таит в себе не открытую новизну. То ты вдруг увидел кремль со стороны, весь сразу на фоне закатного неба, то, тихонько блуждая по закоулкам между стенами, находишь вдруг необычное сочетание башен и куполов, узорных карнизов и золотых шпилей. Проходя по крытой галерее над крепостной стеной, видишь кремль то в бойницу, то через металлическую решетку, то через цветное стекло. Особое любопытство вызывает резная сказочно неправдоподобная кровля. Ростовские башни покрыты так же, как крыли в древности, – осиновым лемехом. Осина, обветренная, омытая дождями, обретает вид благородного серебра. Древние это свойство осины хорошо знали. Но секрет лемеха считался утраченным. И только недавно в Карелии отыскался старик-плотник, знавший этот секрет. Восстановлена кровля, похожая на кольчугу.

Трудно что-нибудь выделить в Ростовском кремле, рассмотреть обособленно. Все с отменным вкусом, подогнано одно к другому. И все-таки можно представить себе красоту и отдельно стоящей, например, церкви Иоанна Богослова. Мне этот храм необычайной стройностью своей, строгостью и чистотой линий почему-то всегда напоминает юношу, решившего заглянуть через стену крепости на синие дали за озером. Державной мощью веет от Успенского собора, стоящего у кремля, где некогда собиралось Ростовское вече. И хотя эта громада, поражающая благородством, спокойствием и совершенством пропорций, строилась для утверждения бога, главное, что она воплотила в себе, – сила духа и безупречный вкус людей, творивших ее.

Имена ростовских мастеров и художников до нас не дошли. Правда, в церковном синодике следом за именем митрополита Ионы Сысоевича в числе именитых людей записан каменщик Петр Досаев. Только за большие заслуги каменщик мог оказаться в ряду бояр и высокого духовенства. Отсюда можно предположить: каменщик Петр Иванович Досаев был одним из главных мастеров, возводивших Ростовский кремль. Что касается митрополита Ионы Сысоевича, то имя этого человека дошло к нам в известности как раз потому, что его заботами строился кремль. Сын бедного священника в деревенском приходе, Иона из простых монахов вышел к высшей церковной должности, посажен был на московский патриарший престол, но оказался в опале и, удалившись снова в Ростов, всю силу, вкус и талант человека, вышедшего из народа, отдал строительству. Безупречным вкусом этого человека отобрано лучшее, что уже было накоплено тогда русскими мастерами. Иона жил во время, когда в Россию уже стала проникать чужеземная мода, и многие памятники второй половины XVII века подпорчены сторонним влиянием. Ионе чуждо было влечение моды. В выборе образцов он не знал искуса и колебаний. И потому в Ростове мы видим шедевры подлинно русского зодчества. Белокаменные постройки дошли к нам, как песня, в которой с необычайной ясностью выражено представление наших пращуров о прекрасном.

Дома у меня хранится несколько памятных вещиц из Ростова: каменный наконечник стрелы, осиновый лемех, очень похожий на валек, каким в деревне бабы колотят белье, маленькая, величиной с ручные часы, икона, исполненная в прошлом веке мастерами финифти, иначе говоря, писанная эмалевыми красками. (Промысел этот и теперь существует в Ростове). И особенно дорога мне пластинка с записью ростовского колокольного звона. При нынешнем засилье «транзисторной музыки» порою чувствуешь почти потребность услышать простые глубокие звуки, исторгнутые древнейшим из музыкальных снарядов. Огромное расстояние отделяет примитивные, казалось бы, звуки, рожденные на колокольне, от тончайшего совершенства симфонической музыки. Но, честное слово, испытываешь глубокое волнение, слушая мерные удары колокола с подголосками маленьких колоколов и чириканьем воробьев, уловленным микрофонами на колокольне в паузах между ударами. Стены жилья в эти минуты перестают существовать. Чувствуешь большие пространства с плывущим над ними набатом, и воображение рисует людей, идущих на вечернюю площадь, или тревожную сумятицу городского пожара, приближение к стенам неприятеля.

Уголок кремля.

Ладно и крепко строили предки.

С древнейших времен колокола на Руси сопровождали весь жизненный путь человека. Колокольный звон объединял людей на праздниках и перед лицом неприятеля. Колокола звали людей на совет, в непогоду указывали дорогу заблудившимся путникам, часобитный колокол отмечал время. И, видно, велика была будоражащая сила звуков, коль скоро Герцен назвал свой мятежный журнал «Колоколом», если, покорив город, неприятель первым делом увозил из него вечевой колокол, а русские цари за провинность отправляли колокола, как людей, в ссылку.

Петр Первый переливал колокола в пушки. В тридцатых годах, помню, в нашем селе Орлове тоже снимали колокола. Огромная толпа любопытных. Бабы крестились: «Трактора будут лить». И действительно в том же году по селу, сверкая шпорами, проехал новенький трактор, подтверждая для нас, мальчишек, реальность странного превращения.

Наверняка нынешний репродуктор удобнее колокола. Но, согласитесь, интересно ведь услышать и понять звуки минувшего. Помните в «Войне и мире» торжественный колокольный звон?.. Во всей России сохранилось, кажется, одно только место, где можно было записать эти звуки – Ростовский кремль, звонница Успенского собора.

Звонница построена старанием все того же Ионы Сысоевича и являет собою редкую архитектурную удачу, она прекрасно соединила Успенский собор с кремлем. Но и своему основному назначению: звонить – колокольня отвечала много веков как нельзя лучше. Главный большой колокол Сысой весит две тысячи пудов. Пять других колоколов весом (и, стало быть, голосом) слабее Сысоя, но в силу знатности тоже имеют персональные имена, происхождения совсем не божественного: Полиелейный, Лебедь, Баран, Козел, Голодарь. Семь маленьких колоколов имен не имеют…

Все дышит здесь веками.

Отлить, поднять на пятиэтажную высоту и надежно подвесить тысячи пудов бронзы дело не шуточное. Час, когда колокол повисал над землей и исторгал первые звуки, был, по тем временам, едва ли менее значительным, чем благополучный выход спутника на орбиту. «На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки», – писал Иона Сысоевич кому-то из своих современников. Мы чувствуем тут и усмешку, и сознание значительности содеянного. Подтрунивать над собой могут только сильные люди. Таким и был отец Ростовского кремля Иона Сысоевич. Самый большой и самый последний колокол он отливал незадолго до смерти. Видимо, размышляя о жизни, он отдал должное своему деревенскому, почти мужицкому происхождению, назвав колокол именем своего отца – Сысой.

В рассуждении у звонницы уместно сказать: сами по себе колокола не звонят. Вечная бронза молчалива, как молчалив и рояль, которого не коснулась рука. И не думайте, что звонить так же просто, как, скажем, бить в чугунную доску. Приноровившись, можно, конечно, раскачать даже стопудовый язык Сысоя. Но вести мелодию десятью разноголосыми колоколами – тут нужен мастер, музыкант с хорошим слухом, вкусом и пониманием дела. Громадность музыкального инструмента требует присутствия на колокольне не менее пяти звонарей, и, стало быть, мы имеем дело с необычным оркестром.

За сотни лет Ростов вырастил и схоронил на своем погосте много поколений мастеров-звонарей. Они же сами творили колокольную музыку, шлифовали ее, и до нас дошли подлинные шедевры звонов. Гектор Берлиоз, Шаляпин, Горький специально приезжали в Ростов услышать звоны колоколов.

В Ростове сегодня живут четыре старика звонаря. Это последнее звено в цепи, идущей из XVII века. Умрут – утратится единственная возможность услышать голос былых времен. К этому нельзя относиться спокойно. Умение стариков непременно кому-то должно быть передано. Мы тратим изрядные средства на реставрацию. Надо и это считать реставрацией памятника (единственного!). Скупость и промедление нельзя будет ни понять, ни простить.

Всегда есть опасность утратить великие ценности. Джоконду, когда привозили в Нью-Йорк показать людям, ставили за бронированными стеклами и охраняли целым нарядом полиции из-за боязни, что украдут. Памятники искусства, подобные Ростовскому кремлю, украсть невозможно. Но они могут быть утрачены по небрежению, по халатности, невежеству и равнодушию. Ростовский кремль на своей судьбе испытал в совокупности все эти беды.

Маковки церквей.

Сердце Ростовского кремля.

Беды обрушились сразу же после смерти Ионы Сысоевича. Сначала утрата вкуса и мастерства в текущем строительстве, потом вовсе упадок и запустение. Без присмотра погибли древние книги, летописные свитки, иконы, архивные документы. В палаты въехала уездная канцелярия, купцы заняли постройки под склады вина и соли, у кремлевской стены на том месте, где стоял когда-то «славный ученостью» Григорьевский затвор, устроили скотобойню. Дело дошло до того, что генерал-инженер Бетанкур предложил разобрать кремль и сложить на его месте гостиный двор, иначе говоря, европеизированный караван-сарай для торговцев. Это было за девятнадцать лет до убийства Дантесом Пушкина и может хорошо свидетельствовать тому, что если мы сами не бережем своей славы, то Дантесы и Бетанкуры поднимают на нее руку. К счастью, в тот раз злодейство не совершилось, хотя уже успели разобрать верхнюю часть часобитной башни и верхний этаж Красной палаты. Усилием патриотов, среди которых надо назвать достойных нашей памяти ростовчан Титова и Шлякова, в конце прошлого века в кремле начались восстановительные работы. Великая постройка осталась жить.

Деревянная чешуя куполов.

В 1953 году над Ростовом узкой полосой как раз над кремлем пронесся необычайный для этих мест ураган. «Крыши и покрытия куполов несло над озером, как бумагу». Кремль опять был выведен на крайнюю грань бедствия. Но в этот раз не было вопроса: «восстанавливать или не восстанавливать?» Правительство отпустило хорошие деньги. И стараниями талантливого архитектора Владимира Сергеевича Баниге кремль не просто восстановлен, но предстает перед нами в своем изначальном образе. Кропотливым исследованием сняты все несообразности поздних пристроек, устранены ошибки торопливых починок. И хотя мастерам-реставраторам работы еще немало, мы уже видим кремль таким, каким зодчие возвели его триста лет назад.

Кажется, благополучно решается теперь и всегдашняя проблема: «помещение должно иметь жильца». Опыт учит: постройка сохраняется лучше, если она обитаема. В наиболее просторной сводчатой Красной палате решено поместить туристскую базу «Спутник». Палата в древности служила путевым дворцом царя Алексея Михайловича. Позже в ней останавливались приезжавшие на богомолье. Палата обретает теперь свое прежнее назначение, но с иными потребностями будут приезжать гости – много людей со всего света хотят увидеть Ростовский кремль.

Старанием молодых архитекторов палата уже обрела жилой дух. Удалось тактично совместить нынешние жилые удобства с самобытным обликом древностей. Тяжелые дубовые двери висят на больших кованых петлях. Под белыми сводами повешены светильники-паникадила. В просторной трапезной «обживаются» образцы резных дубовых столов и скамеек. И хотя по деталям стилизованной обстановки можно поспорить, в целом большая работа по возрождению к жизни древней палаты удовлетворяет. Пожившие тут неделю увезут ощущение старины. Правда, теперь уже, перед тем как открыть двери гостям, стали прикидывать: «Дороговата заказная дубовая мебель, давайте поставим финскую стильную». Это уже огорчительно. Хороший замысел сразу нарушится. Затратившись на одежку, не резон экономить на пуговицах, тем более что палата – первый наш опыт приспособить старину к нуждам туризма.

Ключ от Ростова Великого.

По Ростовскому кремлю хорошо пройти с другом-единомышленником, когда при каком-нибудь новом открытии или догадке испытываешь радость, шевельнуть локтем: смотри… и почувствовать – друг тебя понял.

Но со звездным небом, морем, лесом и полем, а также с искусством, отмеченным принадлежностью к вечности, необходимо побывать иногда совсем одному.

Ростовский кремль я несколько раз видел вечером, не спеша проходя по обтекающим постройки и стены дорожкам. В такое время на озере обязательно тарахтят одна-две моторки, слышно, как говорят у машин, оглядываясь на кремль, шоферы, слышно часы на городской башне. Иногда почти комаром гудит невидимый над остатком зари самолет. И среди этих вечерних, приглушенных, но четко обозначенных звуков стоит молчаливый, смутно белеющий кремль…

Ощущение прошлого в прямой связи с тем, что тебя окружает, с тем, что тебя касается в жизни, всегда давало людям уверенность в будущем, давало человеку необходимое равновесие в размышлениях о смысле жизни и своем месте в ней. Мы говорим: памятники старины и революции воспитывают в нас ощущение Родины, причастность к ее судьбе. Это верно и очень важно. Но это не все. Узнавание всего прекрасного, что оставили жившие до тебя, оставляет у любого человека ощущение и твоей нужности на земле. Это великое, необходимое людям чувство. И если Ростовский кремль помогает у кого-нибудь зародиться этому чувству, спасибо судьбе за то, что он есть на нашей земле.

Фото автора. 14 июля 1968 г.