Текст книги "Лекции по истории средних веков"

Когда один из присутствующих поставил смелый и вместе скромный вопрос – что же он оставляет жителям, Аларих ответил: «Жизнь!» Однако он дал перемирие, чтобы они могли поговорить с горожанами и получить новые инструкции. Отчаяние овладело римлянами. В этот момент к римлянам опять пришла мысль воротиться к старым богам – богам предков; говорили, что какой-то город в провинции был спасен от Алариха тем, что жители стали молиться идолам. Зосим, почти современный писатель, расположенный весьма враждебно к христианству, уверяет, что сам епископ Римский, ставя общее благо выше своей веры, дал на это тайно свое согласие; но сенат все-таки побоялся устроить публичную церемонию по старому обычаю. Обратились снова к переговорам; отправили второе посольство к Алариху, которое и добилось более умеренных требований, а именно 5 тысяч либр (фунтов) золота, 30 тысяч либр серебра, 4 тысячи шелковых одежд, 3 тысячи либр перца, 3 тысячи штук кож. Город, обедневший со времен Константина, не мог предоставить требуемой суммы иначе, как опять прибегнув к старым богам: многие драгоценные массивные статуи были обращены в слитки; между прочим и статуя богини Virtus. Языческий писатель, от которого мы знаем об этих подробностях, говорит с горечью о пожертвовании священным символом древней римской доблести (Зосим. V. 37–42). Он полагает, что с этого времени храбрость и мужество окончательно покинули римских граждан; но не ошибается ли он, слишком передвигая вперед дело этого изменения римского духа? Город освободился от осады, но еще окончательно не избавился от опасности, потому что Аларих ставил свою службу в зависимость от принятия его услуг императором и от условий, которые он поставил касательно общего мира.

Отправилось посольство в Равенну. Император не хотел пока вступать в переговоры с Аларихом об оборонительном и наступательном союзе, но подтвердил договор о выплате денег за снятие осады с Рима, так что по возвращении посольства все было выплачено.

Аларих снял осаду, и жители вздохнули свободнее. Вестготы направились к северу, но Аларих не мог совсем предохранить страну от грабежа; один отряд варваров напал на провиантский конвой из Остии в Рим и разграбил обоз. Примерное наказание мародеров показало, что варвар лучше умеет защищать римлян, чем император.

Огромное количество рабов усилило готскую армию, расположившуюся лагерем в Тусции (Тоскане). Говорят, что число этих перебежавших рабов простирается до 40 000 (Зосим. V. 42); очень вероятно, что тут был значительный процент пленников, оставшихся после разгрома полчищ Радагайса.

Пока войско Алариха стояло в Тусции, из Рима отправилось второе посольство в Равенну, но, так же как и первое, оно не было в состоянии побудить двор к заключению мира и выдаче заложников: ни представления благоразумия, ни описания понесенных бедствий не подействовали. Олимпий упорно отказывал в своем согласии; гонение на варваров продолжалось. В Риме был сменен начальник фиска за то, что он не показал полного усердия в преследовании приверженцев Стилихона.

В Равенне несколько знатных чиновников были подвергнуты пытке – вероятно, с целью выведать приверженцев того же Стилихона. Двор начал вооружаться и вызвал из Далмации 6000 человек, но этот отряд наткнулся на самого Алариха. Он был почти совсем истреблен, только 100 человек спаслись бегством.

Аларих в наказание снова двинулся на Рим и обложил город со всех сторон. Из Рима отправилось третье посольство в Равенну, предводимое римским епископом и охраняемое вестготским отрядом.

В Риме узнали в это время о движении Атаульфа при городе Пизе, Атаульф был разбит, но, потеряв 1000 человек, пробился к Алариху.

В отсутствие Олимпия произошла при дворе революция, вследствие которой он потерял сначала милость, а вскоре и жизнь. Его место занял

Иовий, который сначала показал склонность держаться другой политики – примирительной. К Алариху тотчас отправились послы, которые пригласили его подойти ближе к Равенне, чтобы переговоры, на которые двор изъявил теперь полное согласие, могли идти быстрее. Собственноручные письма императора и правителя нашли благоприятный прием у Алариха; готская армия двинулась на запад, Аларих расположился главной квартирой при Римини. Иовий вел переговоры лично. Требования Алариха заключались в следующем.

1. Ежегодная дань деньгами и хлебом.

2. Уступка провинций Далмации, Венетии и Норика.

Отправляя эти условия за своей подписью к императору, Иовий со своей стороны посоветовал дать Алариху титул фельдмаршала, magister utriusque militae, чтобы склонить варвара к уступчивости в его требованиях.

Гонорий, как и предчувствовал Иовий, отверг это предложение и заявил, что ни Алариху, ни другому готскому предводителю он никогда не даст такого высокого звания.

Затем совершилась перемена в политике самого Иовия. Он заставил Гонория поклясться, что он никогда не заключит мира с Аларихом. Сам Иовий и все чиновники поклялись в том же «головой императора». Воинственная политика Иовия шла дальше, он уже готовился к наступательным действиям. Но одна Италия не могла дать достаточных для этого средств, пришлось взять на службу 10 000 готов.

Аларих тотчас после получения отрицательного ответа Гонория отправился опять на Рим, но дорогой сделал еще попытку покончить дело миром. Он послал к Гонорию епископов многих городов со следующими представлениями:

«Это будет его вина, если город Рим… постигнет участь разрушения в пламени, мир еще возможен».

Теперь Аларих требовал одной Реции и известного количества хлеба ежегодно; от денег, Далмации и Венетии он отказался.

Но клятва мешала. От всякой клятвы, конечно, могла дать разрешение духовная власть, кроме только клятвы «головой императора». Зосим справедливо удивляется всему этому бессмыслию.

Итак, Аларих осаждает Рим во второй раз;²² захватив гавань при устьях Тибра и овладев находившимися там хлебными магазинами, Аларих заставил римлян подчиниться своей воле.

Воля эта заключалась в том, чтобы римляне отказались признавать власть императора Гонория, который сидел запершись в Равенне, окруженной болотами, и не хотел исполнять требования Алариха. Вместо него был провозглашен императором Аттал, префект города Рима. Аларих надеялся, что новый император будет покорным орудием в его руках. Не грабеж Италии и не опустошение Рима составляли заветную цель Алариха; приобрести прочное и безопасное положение для своих готов внутри империи, самому же занять почетное положение среди сановников цезаря – вот чего требовал он от Гонория и вот что должен был дать ему вновь поставленный император. Аттал был человек знатного происхождения, без особенных дарований, но с большими притязаниями. Обязанный своим возвышением Алариху, он тотчас же начал смотреть на него свысока и не хотел слушать его советов, даже в том случае, когда они клонились к собственной его выгоде. Аларих считал, что прежде всего новому императору необходимо покорить Африку, иначе Риму грозил страшный голод, так как столица получала оттуда свой хлебный запас.²³ Вместо того Аттал потребовал похода против Гонория, державшегося в неприступной Равенне, а в Африку отправил небольшой отряд. Там и здесь дело закончилось неудачей. Военный отряд, неожиданно прибывший на помощь Гонорию с Востока, поддержал бодрость в недостойном сыне Феодосия, когда он уже готов был уступить свое место Атталу – креатуре готского варвара.

В Риме между тем недостаток хлеба превратился в страшный голод; бедное население питалось самой отвратительной пищей; толпа, собравшаяся в цирке, – ибо зрелища ни в каком случае не должны были прекратиться, – обращаясь к городским властям кричала: «Назначьте, по крайней мере, таксу на человеческое мясо». Аларих, видя кругом затруднения, убедился в полной неспособности своего императора и, не имея возможности добиться мира и прочных гарантий ни с той ни с другой стороны, кончил тем, что низвел Аттала с престола и в третий раз осадил Рим, чтобы наказать упорство Гонория (Зосим. V. 10; Oros. VII. 39; 42).

Теперь он пришел не с такими мирными намерениями, с какими приходил уже два раза, город на сей раз был обречен на разграбление.

В половине августа 410 года Аларих расположился лагерем в виду римских стен и после кратковременной осады взял город и позволил своим солдатам грабить его в продолжение трех дней.²⁴

При этом следует заметить, что действия варваров в покоренном городе не были так суровы, как их обыкновенно изображают. Аларих приказал своим подданным щадить жизнь и честь римских женщин. Как видно из рассказов Отцов Церкви, ариане-готы не разрушили храмов и даже пощадили сокровища собора Святого Петра, которые нашли спрятанными у одной знатной римской дамы.

Сообщения христианских писателей оттого важны для нас, что они показывают нравственное состояние общества того времени и впечатление, произведенное падением Рима на умы людей V века. Как видно, паника была всеобщая и сваливали все несчастья римского народа на христианского Бога. Тогда-то явилось сочинение блаженного Августина «О граде Божием» («De civitate Dei») в виде ответа на нападки язычников. Он говорит в нем, что христианский Бог спас Свои храмы и при помощи имени Его была пощажена жизнь и честь римских матрон.

Аларих, видя неудачу своих планов в Италии, намеревался уже переправиться в Африку, но смерть помешала его намерениям.²⁵ После него готы не нашли возможным долго оставаться в стране, где они не могли даже прокормиться без помощи Африки, так как все пространство Италии было покрыто огромными латифундиями, владельцы которых, подобно позднейшим английским лордам, предпочитали более разводить скот нежели обрабатывать землю, и получали запасы хлеба из Африки и Испании. Атаульф, преемник Алариха, решил вывести вестготов в Галлию, и в 412 году мы находим их уже в этой стране именно в то время, когда происходили здесь страшные смуты.

История Атаульфа имеет несколько романтический характер. Он явился в Галлию, имея при себе интересную пленницу – дочь императора Феодосия и сестру Аркадия и Гонория, прекрасную Плацидию. Несмотря на то, что она была в его власти, Атаульф не желал получить ее руку без согласия на то ее самой и Гонория. Отношения Атаульфа и Плацидии важны для нас потому, что они проливают свет на отношение варваров к Риму. У Орозия есть запись рассказа, слышанного им от своего знакомого, имевшего случай лично беседовать с Атаульфом. Вот что говорил ему Атаульф: первым стремлением моим было стереть Римскую империю с лица земли, сделать так, чтобы вместо Romania говорили Gothia; но, прибавлял он, я скоро убедился, что с варварами этого сделать нельзя, так как они слишком грубы и не цивилизованны; они не способны повиноваться закону, а государство не есть государство, если нет законов; тогда я, Атаульф, поставил себе целью служить Риму, соединился с ним посредством крепкого союза. Атаульф положил, таким образом, начало общего благоденствия и мог бы достигнуть замечательного успеха (Oros. VII. 43, 1–7).

Итак, этот предводитель готов был первым из варваров, который проповедовал уважение к Риму. Он умер в Испании при осаде Барселоны. Преемником Атаульфа после некоторого времени сделался Валлия,²⁶ который заключил мир с Плацидией, вернувшейся к Равеннскому двору, получил нужное количество хлеба для кормления варваров и обязался служить римскому правительству. Власть римлян над Галлией скоро была восстановлена, и вестготам позволено поселиться между океаном и г. Тулузой, к югу от реки Гаронны.

Итак, после долгих странствий вестготы, жившие прежде на берегу Дуная, вторглись на Балканский полуостров, были в Италии и, наконец, образовали в Галлии первое варварское государство на римской территории (418 год), сохранив при этом свою самостоятельность и даже своих конунгов, но признавая власть Рима.²⁷ В состав этого варварского государства вошли города: Bordeaux, Agen, Saeptes, Angoulème, Poitier и прекрасная Tolosa (Толоза), нын. Тулуза, которая если не тотчас, то с течением времени превратилась в столицу, а до тех пор была самым важным центром. По имени ее дано государству готов название Толозанского, в отличие от другого их государства – Толедского. Причины, побудившие готов поселиться в этой местности, понять довольно трудно, но инициатива, видимо, исходила со стороны римлян. Может быть, они не хотели, чтобы вдали от них готы сделались слишком самостоятельными; может быть, и желания Валлии были направлены в ту же сторону.

«Роскошная область золотой Гаронны славилась своим плодородием и красотой. Жителям казалось, что они тут владеют не какой-либо частью земной поверхности, частицей рая. Таким образом, готы поселились среди мирт и платанов, виноградных плантаций, золотых полей и роскошных садов».

Вестготы поселились в Галлии, и после Валлии, при его преемниках Теодориде (Theodoridus) I (419–451) и Торисмунде (451–453), не произошло никакого значительного территориального расширения. Теодорид пал в сражении с Аттилой на полях Каталаунских около Мауриака, где вестготы встретились со своими соотечественниками как враги в 451 году.

Торисмунду наследовал Теодерих II (453–466). Он сделал новые приобретения на юге Галлии (Нарбонна) и по ту сторону Пиренеев боролся победоносно со свевами. Следующий правитель, Еврих (Euricus) (466–484), подчинил готскому владычеству не только всю область к югу от Луары, но и к западу от Роны, со включением Оверни. После падения в 476 году Западной Римской империи сюда же вошла и большая часть Пиренейского полуострова (только на северо-западе удержались свевы). Затем покорены были по ту сторону Роны – Арль, Марсель, то есть вся почти провинция Нарбоннская.

Евриху наследовал Аларих II (485–507), при нем последовала новая катастрофа, окончившаяся распадением вестготской державы.

Рассмотрим теперь вопрос: в какие отношения вступили варвары, поселившиеся, таким образом на римской земле, к римскому правительству и местному галло-римскому населению?

Для этого обратимся прежде всего к тем памятникам, по которым мы могли бы определить, как у готов произведено было разделение земли, какое законодательство. Тут следует заметить, что законы их двоякого рода: одни для прежнего галло-римского населения, другие, для них самих. Во всех законах варваров (leges barbarorum) был признаваем принцип личности права, то есть такой порядок, при котором подсудность человека тому или другому закону определяется его личностью – личным происхождением и принадлежностью к известной племенной группе, а не местом, где он жил и совершил преступление. Если человек принадлежал не к готам, а к другому племени, то он судился по своим законам, если он был римлянин – то по римским. Точно так же бургунд судился по бургундским законам, вандал – по вандальским. Принцип личности права противоположен принципу территориальности права, то есть такому порядку, при котором всякий человек подсуден законам той страны, в которой он находится. (Он существует в России и во всех государствах Европы, кроме Турции, где право суда над иностранцами представлено еще и до сих пор их консулам.)

Итак, вестготы не обращались с римлянами жестоко, если оставляли им свои законы. Один из позднейших конунгов, Аларих II, издал даже новое законодательство для римлян, известное под именем Breviarium Alaricianum. Законы были составлены по римским источникам и приняты на сейме готов. В сущности, они представляют извлечения из сборника Феодосия с некоторыми толкованиями. Предшественник Алариха II, король Еврих, издал законы собственно для вестготов, но от этого законодательства не сохранилось никаких следов. Позднейший сборник вестготских законов, появившийся в эпоху Толедского королевства в Испании, то есть законодательство Леовигильда (569–586), не дошел до нас в первоначальной редакции, а уже с разными дополнениями, сделанными при новых пересмотрах. Первый пересмотр и издание не дошло до нас, второе относится к 591 году. Этот последний сборник обозначается именем Antiqua.²⁸ Нужно заметить, что позднейшие вставки тут настолько перемешаны с первоначальными постановлениями, что мы не можем собственно различить, что должно быть отнесено к позднейшему времени и что – к первоначальному. Законодательство готов, записанное в сборнике Antiqua, было написано не на их родном языке, а на латинском. Готы – единственные варвары-ариане, пользовавшиеся Св. Писанием в переводе на родной язык, но во всех особенных случаях они прибегали к языку того населения, среди которого утвердились, что указывает на их подчинение римской цивилизации и римскому влиянию.

На основании двух постановлений разных времен, собранных в сборнике Antiqua, мы можем судить об устройстве государства готов. Поскольку первоначальная редакция сборника, составленного при Еврихе, до нас не дошла, мы должны довольствоваться позднейшей и для разъяснения первоначальных фактов обращаться отчасти к отрывочным известиям писателей, отчасти – к аналогическим явлениям, то есть к законам других варваров, поселившихся на римской земле. Полезным пособием при этом может служить исследование Gaupp’a «Die Germanischen Ansidelungen und Londtheilungen in den Provinzen des römischen Westreiches» (Breslau, 1844). По мнению Гауппа, поселения варваров на римской территории не представляют ничего отличного от первоначальной колонизации их, совершившейся еще в IV веке. Он обратил внимание на закон «hospitalitatis», закон о военном постое, в котором определяются отношения варваров, поступивших на службу империи и отправляемых в провинции.

Они обыкновенно размещались на земле местных помещиков (posses-sores), и закон предоставлял солдатам на постой третью часть домов, причем дележ производился таким образом, что сначала весь дом разделялся на три части; первую треть имел право взять себе хозяин по своему выбору, затем часть любую из двух остальных брали солдаты, третья же сама собой оставалась в пользу хозяина. Взаимное отношение между постояльцем и хозяином обозначалось словом «hospitalitas» – гостеприимство; как хозяин, так и постоялец одинаково называются «hospites», так как латинское «hospes» может означать и гостя и того, кто принимает гостя.

Гаупп доказывал, что на основании закона «hospitalitatis» варвары из квартирующих солдат становились сначала соучастниками во владении, а затем уже самостоятельными собственниками на своих участках, или на своих третях («tertia»). Насильственного резкого перехода не было, особенно когда племена, занимавшие римскую территорию, приходили на нее с согласия римского правительства. Готы и бургунды являлись в Галлию в виде римского наемного войска, хотя по обычаю являлись с женами и семьями. Они жили среди римских землевладельцев, как простые «hospites» (постояльцы), и только гораздо позднее является законодательное постановление о разделе. Но и после этого отношения между варварами и римлянами уподобляются отношениям между родственниками, которым досталось имущество и которые не могут его разделить, но могут оставить его в общем владении.

Гаупп отчасти даже преувеличивает мирный характер основания варварских государств; переход от военного постоя к разделу у него совершается уже слишком гладко, между тем как на самом деле есть существенная разница между временной неприятностью иметь у себя и кормить постояльца и необходимостью уступить ему навсегда часть земель, притом даже не одну треть, а иногда и две. Но во всяком случае связь между хозяином и постояльцем указана им верно.

Обратимся теперь снова к вестготам. Интересно прежде всего было бы узнать, в каком количестве пришли они в Галлию, потому что от этого должна была зависеть легкость или трудность их устройства на прочное жительство в стране.

Если численность была слишком велика, то поселить их в Галлии было бы чрезвычайно трудно. Мы знаем, что численность вестготов, перешедших за Дунай в 375 году, простиралась от 700 000 до 1 миллиона, но число это в данном случае не применимо. Оно должно быть уменьшено. Многие варвары сошли с пути, хотя мы знаем, с другой стороны, что к ним присоединиялись отряды наемников, рабов, иногда достигавшие 30–40 тысяч человек. Следовательно, число готов, поселившихся на юге Галлии, было все-таки весьма значительно; может быть, мы не сделаем большой ошибки, если вместе с Даном²⁹ примем, что за minimum их численности можно положить 50 тысяч человек, способных носить оружие.

Число готов, пришедших при Валенте, считают до 200 000 способных к оружию; после они получили подкрепление в виде других варваров-германцев, находившихся в обеих империях. К Алариху пристало кроме 30 000 варварских наемников Стилихона 40 000 бежавших рабов. Так что, несмотря на частые и постоянные потери, несмотря на весьма неблагоприятные обстоятельства для умножения населения во время от 375 до 410 года, мы находим все-таки 50 000 человек, способных носить оружие, а сообразно с этим общую численность, считая женщин, детей, стариков, можем обозначить в 300 000 человек.

Большое умножение населения готов следует предполагать после возвращения в Аквитанию из испанского похода, и этим объясняется тогда постепенное их стремление к расширению земель, начавшееся еще до Евриха, в 430 году. Отмеренная римлянами одежда приходилась не по росту; отсюда же объясняется и то, что готы взяли ⅔ земли вместо одной трети, несмотря на свои союзные отношения с римлянами («foe-dus»). Тогда как Одоакр, как увидим ниже, будучи полным господином положения, удовольствовался в Италии ⅓ земли.

Известия о разделах земель готами смутны и темны, и вследствие много раз изменявшихся отношений их к империи ими трудно руководствоваться. Законодательства говорят нам мало, больше других Antiqua. Но и данные этого сборника должны были прежде всего относиться к дележу и сделкам с остготами, бургундами и франками в конце V века и в начале VI века в Испании и Септимании, а о дележах с римлянами в Галлии и Испании в течение V века и позднее опять в Галлии можно только догадываться, что они производились по аналогичным принципам.

Относительно этого древнейшего времени мы принимаем следующие положения. После первого прихода в Галлию при Атаульфе, а потом при Валлии длился известное число лет промежуточный период, когда готы устраивались по прежде существующим римским нормам и учреждениям, принятым для расквартирования и пропитания войск, находящихся в походе или помещенных на постой в той или другой провинции, то есть пользовались гостеприимством «hospitalitates». Готы были, несмотря на часто нарушаемый foedus (договор), признаваемы за такое же римское войско, как и всякое другое варварское ополчение на римской службе. Из слов поэта Меробауда (он интересен тем, что был едва ли не первым варваром франкского и вообще германского происхождения, попытавшим свои силы в латинской поэзии) можно заключить, что уже в период времени между 430 и 440 годами, когда этот франк писал свои стихи, готы занимались земледелием на границе своей области, значит были не простыми военными постояльцами. Впрочем, слова Меробауда о готских сохах или оралах могут относиться к готским колонистам еще более раннего, отдельного поселения, возникшего до прихода всей их народной массы.

Некоторый свет на это дело проливают известия Паулина Пелльского. Он рассказывает, что его большие поместья близ Бордо около 412 года при Атаульфе по какому-то случаю остались свободными от готского постояльца или гостя (hospes), но эта милость скоро обратилась во вред. Когда готы в 415 году оставили страну и двинулись в Испанию, другие римские хозяева, у которых были готские hospites, часто в них находили себе защитников, так как готы вообще обращались с большой добротой с римлянами-хозяевами. Имения же Паулина, как свободные от постоя, были лишены защиты, подвергались разорению, рабы и рабыни его были уведены.[61]61
  Паулин из Пеллы (Paulinus Pellaeus) – богатый римский землевладелец, занимавший свою историю в сочинении «Euharisticos» («Carmen quad inscribitur Euharisti-cos Deo sub ephemeridie meae textu»). Об этом он говорит сам (Стих. 285–288 в «His-tor. Zeitschrift», 1879. I. S. 67).


[Закрыть]

Нужно впрочем прибавить, что против Паулина существовало подозрение в измене. Сыновья Паулина остались в Бордо на территории, которая после возвращения готов из Испании при Валлии сделалась готским владением, и здесь они получили уже готского совладельца. То есть очевидно, они не потеряли все свои земли, а только должны были поделиться ими, уступив, по всей вероятности, ⅓. Отец говорит, что при том сыновья его рассчитывали на большую свободу, чем какая существовала весьма часто в римских областях (Paulini Pellaei. Euchar. Стих. 498 и сл.).

Самому Паулину, который переселился в Марсель около 416 года, неизвестный гот прислал небольшую сумму за какой-то участок или отдельное имение около Бордо, которое он уже считал пропавшим. Хотя цена эта и была ниже настоящей стоимости имения, все-таки Паулин был очень доволен, потому что она помогла ему привести дела в порядок.

Есть и другие свидетельства, что готы обращались довольно мягко с провинциалами. Орозий даже с некоторым преувеличением говорит, что готы тотчас после переселения перековали свои мечи на ралы (плуги) и обращались с римлянами, как с друзьями и союзниками. При Атаульфе, когда готы были военными постояльцами, они помогали хозяевам в полевых работах, за небольшую плату делали разные услуги. При расставании со страной они, правда, хозяйничают совсем иначе; но вернувшись (из Испании), возобновляют свой союз с Римом и опять делаются смирнее. Когда же именно совершился окончательный раздел земли, сказать трудно. Постановления Antiqua об этом разделе с уверенностью можно относить только к периоду, последовавшему за завоеваниями Евриха (466–484); но кажется, что уже для самого времени Евриха раздел земли и превращение готов в постоянных землевладельцев есть факт засвидетельствованный.

Это видно из слов Аполлинария Сидония. После тещи ему досталось наследство в вестготских владениях. Но оказалось, что по праву он мог получить не все имение, а только треть его, следовательно, ⅔ были уже отобраны кем-то другим, то есть, очевидно, готским поселенцем. Даже и относительно ⅓ Сидоний встретил затруднения: он не мог получить своей терции, хотя и предлагал уплатить денежную ценность ½ имения (VIII, 9). Это последнее объясняется тем, что Аполлинарий Сидоний был по отношению к вестготскому государству чужим человеком, почти иностранцем. Он отправился к бордосскому двору короля Евриха с жалобой, но и тут поездка оказалась напрасной и доставила ему только случай описать двор короля Евриха, окруженного римскими риторами и писателями. Другие были счастливее Аполлинария.

Обратимся теперь к Antiqua, где находятся ясные постановления о разделе. Из этих постановлений видно, что готы взяли себе ⅔ земли.

Предметом деления была совокупность имущества известного римского землевладельца (possessor’a) – земельная собственность со всем, что к ней принадлежало, то есть с крепостными, колонами (рабами) и скотом. Разделу одинаково подвергались как сельские, так и городские участки (tit. I. cap. 16). Термины для обозначения лиц той и другой стороны – старые римские hospites, consortes, отношения между ним, hospitalitas. Каждый участок называется sors, то есть жребий. Но бросали этот жребий или нет, сказать трудно, так как слово sors не заставляет непременно думать о жребии: именем этим означалась не одна только часть, доставшаяся готу, но и часть, оставшаяся за римлянином. С другой стороны вообще и вся готская область называлась готским жребием – sors Gothica. Вот какие постановления находим мы о разделе земель в Antiqua.

«Раздел, произведенный между римлянином и готом в отношении к известному участку земли или леса, никоим образом не должен быть нарушен, если только произведенное деление было надлежащим образом заявлено. Из двух частей гота ничего не должен присвоить себе и требовать римлянин; из терции римлянина гот также не должен чего-либо требовать, разве только от нашей щедрости ему было что-либо даровано. Когда уже раз произведен был раздел родичами и соседями, потомки пусть не пытаются изменять».

«Если кто снимает землю для обработки, он должен, подобно тому кто дал землю, платить ценз (поземельную римскую подать). Если примет на свою землю поселенца (арендатора), может быть даже колона, а потом случится, что тот, кто принял, должен возвратить ее (землю) кому-нибудь, как терцию, то пусть одинаково остаются при своем и платят подать как те, которые были приняты, так и патроны их, сообразно тому, как и сколько будет приходиться каждому». «Если готы что-нибудь захватили из терции римлян, то по настоянию судьи все должно быть исправлено в пользу римлян. Судьи (judices) отдельных городов (singularum civitatum), старшины и управляющие (в селах и имениях) уполномочиваются отбирать терции римлян у тех, которые их захватили, и по требованию римлянина без замедления возвращать ему свое, дабы казна (фиск) не подвергалась никакому ущербу,[62]62
  Подразумевалась поземельная подать, лежавшая на римских участках.


[Закрыть] разве только миновал срок или 50 лет (срок давности), по истечении которых римлянин не мог отыскивать своего имения».

«Участки (sortes) готские и римские, о которых в продолжение 50 лет не было заявлено никакого требования, уже никаким образом не могут быть отыскиваемы».

К этому можно прибавить следующие замечания.

1. Предметом деления была вся совокупность имущества известного римского владельца как уже было сказано выше. Разделу одинаково подлежали как городские, так и сельские жители, это доказывается тем, что против злоупотребления одинаково призывается бдительность как сельских, так и городских властей.

2. Масштабом или мерилом служила, конечно потребность германского гостя hospes, который как глава многолюдной семьи (или фамилии) с большим числом сыновей и полусвободных подчиненных людей, владеющий большим количеством рабов и скота, должен был получать более, чем простой свободный человек. С другой стороны, и трети, подлежавшие разделу, были также не равны, как не равны были сами имения римских землевладельцев, раздробляемые на трети.

Вероятно поэтому, что уже заранее были известны разные категории семей, имеющих право на больший или меньший надел смотря по количеству душ и лиц; с другой стороны, существовал список имений, подлежащих разделу с обозначением их величины по разрядам. Нельзя сказать наверное употреблялся ли жребий при разделе; выше уже было сказано, что слово «sors» применялось к различным участкам земли. Если даже в самом деле имело место метание жребия, то это делалось только для решения вопроса о том, в какой именно местности должен быть поселен этот или другой гот, или для решения вопроса, какой именно отдельный участок из числа принадлежащих к известному разряду должен ему достаться.