Текст книги "Провинциальный фотограф"

Гигант только досадливо дернул головой и на цыпочках почти побежал по мосткам, брошенным на балки перекрытий. А Кривцов уже вставил отмычку в замок, запирая его. Так, вперед, скорее вперед!

Наконец, они очутились на лестничной площадке подъезда соседнего дома.

Вниз, быстрее вниз. Гонза перебросил саквояж из одной руки в другую, шея у него взмокла от напряжения. Приостановившись, он поставил ношу на плечо.

– Осторожнее, – одернул его Владимир.

Через несколько минут они уже были во дворе. Гонза снова взял саквояж в руку и, стараясь идти нормальным шагом, направился через тоннель подворотни к ожидавшей их на улице коляске. Кривцов прикрывал его сзади.

Сидевший на козлах Франта уже ерзал от нетерпения, разбирая вожжи. Увидев силача и фотографа, он сразу повеселел и тронул с места, подгоняя экипаж ближе к подворотне.

Атлет аккуратно поставил огромный саквояж на пол коляски, опустился на сиденье, снял шляпу и начал обмахиваться ей, как веером.

– Нервное дельце, – шепнул он устроившемуся рядом Кривцову. – Так и ждешь, что зацапают.

– Гони! – вытерев платком взмокший от напряжения лоб, приказал Владимир, и Франтишек хлестнул кобылу кнутом…

* * *

Когда они подъехали к причалам, уже зажглись фонари. Их свет отражался в черной, подернутой легкой рябью воде Дуная, слегка покачивавшей баржу «Белая роза». Шкипер стоял в рубке, попыхивая трубкой. Узнав Кривцова, он помахал ему рукой, показывая, что можно подняться на борт.

Гонза отнес саквояж в каюту на корме. Войдя следом за ним, Владимир первым делом зажег керосиновую лампу и, попросив атлета посветить, открыл замки.

Mapта была без чувств. Смятая шляпка свалилась с головы, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, лицо бледное, глаза закрыты.

– Не задохнулась? – встревоженно прогудел циркач.

С его помощью Кривцов вытащил женщину из кожаного мешка и положил на узкую жесткую койку. Оглядевшись, заметил на привинченном к переборке столике кувшин с водой и брызнул ей на лицо. Слегка похлопал по щекам, приводя в чувство. Марта вздрогнула и открыла глаза.

– Ну, слава всем Святым, – на католический манер, набожно перекрестился гигант. – Как вы, фройляйн?

– Ничего, – женщина приподнялась, пытаясь привести себя в порядок. – Где мы?

– На реке, – поставив лампу на стол, ответил Кривцов. – Сейчас отправляемся, а пока будем плыть, вы успеете немного отдохнуть. Не бойтесь, здесь мы в безопасности.

Выйдя вместе с Гонзой из каюты, фотограф взглянул на часы – они сумели управиться меньше, чем за полтора часа. Как-то там сейчас Тони? Все еще мотает за собой по городу полицейскую наружную службу? Или последовал совету Владимира и устроился за столиком в каком-нибудь кафе, чтобы до полуночи не возвращаться в цирк?

– Тебе пора, – пожав на прощанье руку атлета, Кривцов проводил его до трапа. – Если будут расспрашивать, вы знаете, что говорить. Обними за меня Франтишека и всем вам большое спасибо.

– Счастливо, – Гонза стиснул его плечи и сбежал по сходням на набережную. Остановившись, помахал рукой и, больше не оглядываясь, пошел к коляске: ему и шпрехшталмейстеру Франтишеку надо вернуться раньше Тони-фокусника.

Минуту постояв на палубе и убедившись, что коляска уехала, Кривцов втянул на баржу сходни – пора отчаливать, впереди долгий путь!

У короткого трапа, ведущего вниз, к каюте, Владимир приостановился – почудилось, что в темноте трюма кто-то прячется. Кажется, потянуло запахом чужого табака или это разыгралось воспаленное воображение? Кому тут быть? И потом, он же не знает, курит ли Ланкаш, а после стольких треволнений вполне естественно закурить.

Из темного провала люка не доносилось никаких звуков. Отбросив колебания и подозрения, Кривцов быстро сбежал вниз и, пробираясь между ящиков груза, направился к дверям каюты.

Неожиданно ему между лопаток уперлось острое лезвие и сиплый голос предупредил:

– Не дергайся, убью!

Фотограф замер, почувствовав, как внутри у него все похолодело. Кто его выследил: полиция, контрразведка? Боже, как глупо он попался в западню! Но почему на палубе не слышно стука каблуков полицейских, торопящихся сюда?

– Пошел вперед! – приказал все тот же голос и Кривцов, решив не сопротивляться, повиновался.

Открыв дверь каюты он увидел прижавшуюся к переборке Марту. Рядом, приставив к ее горлу нож, стоял незнакомый субъект в темной куртке. Лампа висела на переборке между иллюминатором и столом, а к нему была прислонена трость с вставленным внутрь железным стержнем.

– Давай, – в спину снова кольнули, принуждая шагнуть за порог.

Встретив полный ужаса взгляд Марты, фотограф попытался ободряюще улыбнуться ей, призывая сохранять самообладание.

Сзади хлопнула закрывшаяся дверь. Кривцов почувствовал на. себе чужие сноровистые руки, ловко обшаривавшие одежду. У него вытащили револьвер и подтолкнули к столу. Обернувшись, он увидел мужчину с большим перебитым носом, одетого в темный суконный костюм. В одной руке он держал револьвер, обобранный у фотографа, а другой сжимал рукоять стилета.

– Что у тебя под рубахой? – Нос осмотрел револьвер и, убедившись, что он заряжен, спрятал стилет. – Деньги?

– Кто вы такие? – пытаясь выиграть время, чтобы найти выход из создавшейся ситуации, ответил вопросом Владимир. Явно эти молодчики не из полиции или контрразведки. Мало того, они сами наверняка предпочитали держаться подальше от криминального отдела полицай-президиума. Уголовники? Но откуда они взялись на борту «Белой розы»?

– Кончай болтать, – оборвал его Нос. – Твой дружок приволок сюда целый тюк. Где он?

– Кто, мой приятель? – Кривцов сделал жест в сторону двери, проверяя реакцию носатого и с неудовольствием отметил, что тот моментально взвел курок револьвера, опасаясь нападения.

– Не придуривайся, – обозлился уголовник. – Твой дружок ушел. Где барахло?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – упрямо гнул свое фотограф, незаметно сдвигаясь ближе к стоявшей у переборки трости. Только бы удалось до нее дотянуться, а там увидим, кто кого.

– Вы ловко обчистили квартирку, – ухмыльнулся Нос, – но надо поделиться. Где барахло и деньги? Отдашь и можешь катиться со своей бабой. Живей, нам некогда! Куда ты успел все запрятать?

– Вы решили отплыть вместе с нами? – Кривцов сделал еще один маленький шаг, оказавшись на расстоянии протянутой руки от трости. – Очень мило.

Жаль, что Гонзы нет. Вдвоем они могли легко справиться с этими молодчиками. Но Гонза ушел. А Марта – бледная, с бисеринками пота на лбу и закушенной нижней губой, – дрожит у стены, чувствуя рядом с горлом острую сталь. Сейчас только Кривцов может спасти их обоих.

– Поплывешь сам, как дерьмо по трубам, – зло ощерился Нос. – Твой шкипер под надежной охраной, понял? Где деньги и шмотье?! Или мы сейчас разберемся с красоткой!

Второй бандит чиркнул тупой стороной ножа по горлу Марты. Женщина испуганно взвизгнула и фотограф понял: тянуть дальше нельзя – нервы у бандитов на пределе, в любой момент они могли перейти от угроз к делу. Вот только выдержит ли Марта, поймет ли, что он хочет сделать?

– Не надо! – вскрикнул Владимир, закрыв лицо руками. Через неплотно сомкнутые пальцы он увидел, как довольно усмехнулся носастый уголовник и расслабилась спина караулившего Марту субъекта в темной куртке.

– Я отдам, все отдам! – Кривцов отнял руки от лица и, под презрительным взглядом уголовника, начал расстегивать пиджак, жилет, рубашку.

Пальцы у него дрожали и пуговицы никак не хотели пролезать в петли. По его поседевшим вискам тек пот, каплями сбегая по щекам. Наконец, ему удалось справиться с пуговицами и снять пояс с деньгами.

– Мозгляк, – презрительно процедила Марта, закрыв глаза, с дрожавшими на ресницах слезами бессильной ярости. – Ничтожество!

– Берите!

Кривцов бросил Носу пояс. Тот протянул руки, чтобы поймать его и в этот момент фотограф упал спиной на привинченный к переборке стол. С невероятной для его возраста и комплекции быстротой, он сильно ударил ногой под руку Носа с револьвером и выбил из нее оружие. И тут же, схватив трость, взмахнул ею и резко опустил спрятанный в деревянной оболочке стальной прут на плечо бандита с ножом, караулившего Марту. Уголовник охнул и сел на пол, а Кривцов уже прыгнул на Носа и сбил его с ног.

Бандит оказался ловким противником и сумел вывернуться, но фотограф успел перехватить его руку, тянувшуюся к оружию и безжалостно ткнул концом трости в живот Носа, заставив и его скорчиться на полу от жуткой боли.

Подобрав револьвер, Владимир приставил ствол к виску Носа и обыскал его. Кроме стилета, уголовник был вооружен кастетом. Положив все это в карман, фотограф связал бандита его же брючным ремнем и подошел к второму. Тот не мог сопротивляться – видимо, удар тростью сломал ему ключицу или руку.

Обыскав второго бандита, Кривцов надел пояс с деньгами и привел себя в порядок. Прислушался – кажется, за дверями тихо, никто не услышал шума скоротечной схватки.

– Сколько вас? – пнув носком башмака в бок Носа, спросил фотограф. – Не стесняйся, говори, ты все равно проиграл. Будешь честен, сохранишь свою жизнь. Давай, отвечай, мне тоже очень некогда.

– Трое, – морщась от боли, просипел Нос. – Кто же знал, что ты такой шустрый.

– Ага, надеялись справиться, – усмехнулся Кривцов. – Где третий? Караулит шкипера?

– Да.

– Чем вооружен?

– Нож, – уголовник облизал пересохшие губы и поднял глаза на фотографа. – Но он прирежет его раньше, чем ты выстрелишь.

– Посмотрим, – пообещал Владимир. – Как вы здесь оказались? Следили за мной?

– Вчера ты был у Циглера, – отводя глаза, ответил Нос. – А я сидел в смежной комнате. Мы решили, что ты затеваешь дело и послали за тобой мальчишку. Он и рассказал про баржу.

– Понятно, – протянул Кривцов. – Это все?

– Как на исповеди, – скривился бандит. – Ты обещал!

– Да, ты обещал, – впервые подав голос, эхом откликнулся второй уголовник, затравленно глядя на трость в руке фотографа.

– Посмотрим, – повторил Владимир и подал Марте револьвер. – Умеете обращаться? Покараульте их пяток минут.

Приоткрыв дверь каюты, он неслышно выскользнул в коридор. Теперь его на мякине не проведешь, он не расслабится ни на секунду, пока не доставит женщину в надежное, безопасное место. А ведь был сигнал тревоги, поданный натренированным обонянием и хитрым, почти звериным чутьем опасности, выработавшимся за долгие годы нелегальной жизни. Но он их не послушался и поплатился за это досадной задержкой. И еще неизвестно, чем может поплатиться в дальнейшем.

Убить уголовников и отправить их тела на дно Дуная? Утопленники навсегда унесут с собой воспоминания о сегодняшней недоброй встрече на борту «Белой розы». Но тогда надо и шкипера? Нет, не пойдет. Лучше всего, как можно скорее отшвартоваться и уплыть, а волны скроют все следы. Волны и ночь.

Прокравшись между ящиков, Владимир добрался до трапа и прислушался. Тихо, только всплескивает вода у бортов баржи, да с берега доносятся звуки оркестра, играющего в ресторане на набережной. Осторожно ступая, Кривцов поднялся по трапу и лег на палубу, ползком подбираясь к рубке шкипера.

Можно ли верить уголовнику с перебитым носом, что бандитов всего трое? Вдруг, среди надстроек и грузов, прячется еще кто-то, готовый неожиданно всадить нож в спину? Нет, похоже, носастый не обманул – в рубке, кроме шкипера, только один человек, стоящий у двери, прислонившись плечом к переборке.

Встав на четвереньки, чтобы его не смогли увидеть через застекленную верхнюю часть рубки, Кривцов подобрался ближе и, резко распахнув дверь, ударил бандита тростью по спине. Не дав ему упасть, схватил за плечо, развернул лицом к себе и добавил для верности прямым в челюсть. Шкипер не успел открыть рот от изумления, как все было кончено.

Выбросив нож уголовника за борт, Владимир обыскал его и связал, приказав шкиперу отчаливать и выводить баржу на середину реки.

– Лучше бы вы сошли на берег, – пряча глаза, попросил пожилой речник. – Я тихий, мирный человек и не для меня такие приключения.

– Больше их не будет, – заверил фотограф, протянув шкиперу несколько крупных купюр. – Держите и делайте что вам говорят. На прощание получите еще, если доставите нас до места.

– А эти? – пряча деньги, боязливо кивнул на дверь рубки шкипер. – Я не хочу неприятностей с полицией.

– Наши желания совпадают, – усмехнулся Кривцов. – Отчаливайте!

Спустившись в каюту, он нашел бандитов сидящими у двери. Марта устроилась на койке, направив на них револьвер. Взяв у нее оружие, Владимир заставил уголовников подняться на палубу, вздрагивавшую от работы двигателей – баржа все дальше и дальше отходила от стенки набережной, выбираясь на стрежень Дуная.

Подведя Носа к борту, Кривцов разрезал ремень, стягивавший запястья уголовника, и подтолкнул его в спину стволом револьвера:

– Прыгай!

– Тут глубоко, – отшатнулся Нос, увидев темную, казавшуюся маслянистой воду.

– Не задерживайся, – снова подтолкнул его фотограф. – Я не собираюсь возить бесплатных пассажиров.

Он спихнул уголовника за борт. Раздался всплеск и через некоторое время на поверхности воды появилась мокрая голова Носа. Следом за ним отправились его приятели. Убедившись, что все они могут держаться на поверхности и не догонят баржу, Кривцов снова спустился в каюту.

– Я хочу есть, – сообщила ему успевшая прийти в себя Марта.

– Сегодня ужин будет скудный, – доставая из-под койки заранее припасенную корзинку с провизией, сухо ответил Владимир.

Он поставил на стол бутыль сухого вина, положил яблоки, хлеб, круг колбасы, кусок отварного мяса и головку сыра.

– Кстати, вы так и не представились, – устраиваясь у стола, покосилась на него женщина.

– А вы не извинились.

– За что? Ах да, кажется, я обозвала вас мозгляком? Извините.

– Давайте сразу договоримся, – разливая в глиняные кружки вино, предложил Кривцов. – Вы будете беспрекословно слушаться меня и не задавать лишних вопросов.

– Хорошо. Что еще? – лукаво улыбнулась она.

– И еще не будете путаться под ногами, если опять возникнут осложнения. Я постараюсь разобраться сам.

– Думаете, они возникнут?

– Кто знает? – он пожал плечами. – Кстати, вот ваш паспорт на имя Марты Ланкаш. Меня можете называть Карелом или Карлом, как вам больше понравится. А сейчас извините, я чертовски устал.

Кривцов снял пиджак и, не раздеваясь, завалился на койку, сунув в рот тонкую сигару. Прикурил и с удовольствием затянулся – блаженство.

– Мы что, будем ночевать здесь вместе? – допив вино, недовольно надула губы Марта.

– Придется, – равнодушно откликнулся Владимир. – Другой каюты просто нет. Шкипер всю ночь проведет в рубке, а меня вы можете не опасаться. Я не собираюсь смущать вашу нравственность.

– Вот еще, – фыркнула женщина. – Но мне надо помыться и привести себя в порядок.

– Я отвернусь к стене, – предложил Кривцов. – Или потерпите до завтра. Лампу можете не гасить, спать лучше в одежде: ночами на реке еще очень прохладно.

– Куда мы плывем? – сев на койку, тихо спросила Марта.

– Вниз по Дунаю, к словакам, в Венгрию [5]5
  В то время Словакия входила в состав Венгрии.


[Закрыть].

Женщина легла, отвернувшись лицом к стене. Мерно шлепали по железному борту баржи дунайские волны, где-то прогудел буксир, мелко дрожала палуба и противно дребезжала на столике кружка, слишком близко поставленная к кувшину с водой. Но лень было вставать и переставлять ее.

– Я уже думала, все, – не оборачиваясь, глухо сказала Марта.

– Рано заказывать панихиду, – устало зевнул Кривцов. – Все еще только начинается…

* * *

Циглер с нетерпением ждал возвращения Носа и его приятелей, то и дело поглядывая на часы и недоумевая – что они там копаются? Можно подумать, в первый раз пошли потрошить залетного попрыгунчика, вздумавшего поживиться на чужой территории. Уже ночь на дворе, а Нос словно провалился в преисподнюю.

Услышав условный стук в окошко, привратник кинулся к двери, стараясь сдержать радостное волнение, но когда он распахнул ее, невольно отшатнулся: на пороге стоял Нос – мокрый, грязный, с ободранным лицом и заплывшим глазом.

– Что случилось? – буквально втащив в крошечную прихожую вконец обессилевшего приятеля и тщательно заперев дверь, встревожился Циглер.

– Водки дай, – сдирая с себя мокрую одежду, просипел Нос.

Жадно опрокинув поднесенный привратником стаканчик, он разделся, завернулся в одеяло и сунул в рот дешевую сигарету.

– Что случилось? – повторил Циглер, глядя, как дрожат пальцы Носа, поднесшие к сигарете спичку.

– Сорвалось, – глубоко затянувшись, огрызнулся уголовник. – Твоя наводка оказалась полным дерьмом. Этот парень – ловкая бестия, знает приемы японской борьбы. Он нас обезоружил и выкинул за борт.

– Один? – недоверчиво переспросил Циглер. Темнит Нос, ох, темнит. Может, решил не делиться, спрятал барахло и плетет небылицы?

– Один, – уголовник распахнул одеяло и показал приятелю багровый рубец поперек живота. – Видел, как приласкал? Гейдель вообще едва выплыл с перебитой клешней.

– Жаль, – протянул привратник. – Добыча у него, судя по всему, была знатная. Полиция тут на ушах стояла, устроили форменную облаву и все переворачивали вверх дном. Только недавно угомонились. Я думал, ты пережидаешь шухер.

– К тебе тоже приходили? – насторожился Нос.

– Не волнуйся, – усмехнулся Циглер. – Я был нем, как рыба. Ты же меня знаешь. Чего же он уволок такое?

– Какая разница, если нам ничего не обломилось, – наливая себе еще водки, откликнулся уголовник. – Если фараоны засуетились, то теперь надо как ракам: на дно и по норам. Я завтра исчезаю отсюда. Пересижу недельку-другую где потише…

* * *

Начальник разведывательного бюро австрийского генерального штаба полковник Максимилиан Ронге захлопнул лежавшую перед ним папку с донесениями, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Пожалуй, за последние четыре года – с тех пор, как он стал главой службы разведки и контрразведки, получив назначение на высокую должность в тринадцатом году, – это самая трудная весна.

Еще в первых числах апреля начали поступать сообщения о намечающемся русском наступлении в Буковине и Галиции. В середине месяца, во время пасхи, появилось много перебежчиков, подтверждавших сведения о предстоящем наступлении, а в начале мая агентурная разведка с полной определенностью уверила командование, что на участке Карпиловка – Корыто следует ожидать наступления 8‑го и 11‑го русских корпусов. Предостережение поступило и от военного атташе в Бухаресте, сообщившего, что генерал Авереску в кругу своих друзей, – среди которых оказался агент австрийского разведывательного бюро, – заявил, что по сведениям румынского военного атташе в Петербурге русские скоро начнут большую операцию.

Агентурная разведка также доносила о наступательных замыслах противника на фронте Олыка – Тарнополь и южнее Днестра. Причем, начала атаки можно ожидать с часу на час. Но ограничится ли командующий фронтом русских генерал Брусилов отдельными ударами?

Открыв глаза, полковник подтянул к себе другую папку и достал справку о Брусилове.

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов, – правнук, внук и сын русских офицеров, – родился 19 августа 1853 года в семье 66‑тилетнего генерала Алексея Николаевича Брусилова и 28‑милетней Марии-Луизы, польки по происхождению, в девичестве Нестеровской, дочери гражданского чиновника канцелярии, наместника Кавказа. Первенец. Кроме него в семье было еще три сына: Борис, Александр и Лев, но Александр скончался во младенчестве.

Прадед генерала – Иван Иевлевич Брусилов, – служил при Петре I, получив в походах и войнах весьма высокий по тем временам чин секунд-майора. Дед – Николай Иванович Брусилов, – окончил привилегированный Сухопутный шляхетский корпус, куда принимались только потомственные дворяне, служил в войсках, воевал с турками.

Отец генерала – Алексей Николаевич Брусилов, – начал военную службу в кампанию 1807 года, затем сражался с Наполеоном, отступал из Москвы, участвовал в походе в Европу и взятии Парижа. Имел много наград, с 1939 года служил на Кавказе, где велась упорная и кровопролитная война: всегда и везде в строю, под огнем противника, на передовой. В 1856 году получил чин генерал-лейтенанта. Умер, когда старшему сыну исполнилось всего шесть лет.

«Да, но кровь предков какова!» – подумал Ронге.

Генерал Брусилов с детства свободно владел французским, немецким и английским языками, закончил готовивший офицеров гвардии Пажеский корпус, но в связи с недостатком средств в семье, по собственному желанию выпустился офицером в 15‑й Тверской драгунский полк, квартировавший в Закавказье.

Когда началась русско-турецкая война 1877-1878 годов, десятая по счету война между русскими и турками, – Брусилов за семь месяцев заслужил повышение в чине и три боевых ордена. До 1881 г . будущий генерал служил в полку, а затем поступил в открывшуюся в Петербурге Офицерскую кавалерийскую школу, где провел почти четверть века – сначала слушателем, затем преподавателем и, наконец, начальником школы в чине генерала. В тридцатилетнем возрасте он женится на молоденькой Анне Николаевне фон Гагемейстер, которая родила ему сына.

Но главное в том, что за годы работы в школе он узнал весь обер-офицерский состав русской кавалерии. А из их среды вышли многие сегодняшние генералы, командующие армиями, корпусами, дивизиями. И они знали Брусилова, верили ему!

В 1906 году Брусилова назначили начальником 2‑й гвардейской кавалерийской дивизии и тогда же в статье, опубликованной в «Вестнике русской конницы», генерал впервые в мире выдвинул идею создания кавалерийских корпусов и даже армий.

1908 год для Брусилова примечателен многим – он овдовел, сын закончил Пажеский корпус и был выпущен корнетом в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, и объявлено о предстоящем назначении генерала командиром 14‑го армейского корпуса, расквартированного в Царстве Польском, под городом Люблиным. В довершение всего последовал высочайший приказ о производстве в генерал-лейтенанты. Так Брусилов впервые появился у границ Австро-Венгрии!

В 1910 году он посетил Италию, в 1912 получил чин полного генерала и начал исполнять обязанности командующего округом, а в 1913 году был назначен командиром 12‑го армейского корпуса в Киевском округе, где в апреле 1914 года участвует в крупнейшей перед войной штабной военной игре под руководством военного министра Сухомлинова: в присутствии узкого круга высших военачальников на карте разыгрывали войну с Германией и Австро-Венгрией. Летом 1914 года Брусилов лечился на минеральных водах модного курорта Киссинген, в Южной Германии.

«Интересно, неужели он туда ездил только лечиться? – захлопнув папку, подумал Ронге. – Ни за что не поверю!»

С самого начала войны Брусилов в Галиции и теперь уже командует фронтом. Можно ли верить, что этот весьма одаренный, образованный и храбрый генерал, доказавший свои качества на деле, ограничится одним-двумя частными ударами по противнику? Ему свойственны стремление к бурному наступлению, неожиданным маневрам и непременному разгрому врага, используя для этого все возможные средства.

Побарабанив пальцами по подлокотникам кресла, полковник досадливо поморщился – в подобной ситуации еще только не хватало упустить подозреваемую в связи с русской разведкой женщину, успевшую сунуть носик в сверхсекретные бумаги. Правда, доподлинно этот факт не установлен, но ее взяли под плотное наружное наблюдение, а птичка фьють и упорхнула! Стоит ли теперь сомневаться, что подозрения оказались обоснованными? Иначе, зачем бы ей исчезать? С испуга? Однако побег явно совершен не без помощи третьих лиц, и выполнен весьма профессионально.

В поле зрения полиции оказался негр, накануне приносивший подозреваемой букет роз. Ну и что? Чернокожий рассказал, как после представления в цирке, где он выступает с фокусами, к нему подошел неизвестный господин, дал денег и попросил отнести цветы его даме, объяснив, что хочет сделать ей сюрприз. Пообещал после выполнения поручения заплатить еще, но, как и следовало ожидать, исчез и более не объявлялся. Выходит, этот господин хотел преподнести сюрприз отнюдь не своей даме, а полицейской наружной службе, умело пустив ее по ложному следу. Да, птичка упорхнула прямо из клетки, под носом у ловцов. Негра пока пришлось отпустить. Конечно, за ним понаблюдают, но вряд ли это принесет хоть какие-то плоды. И никто ничего не видел, не знает, не слышал, словно женщина как сквозь землю провалилась! Растворилась в воздухе, исчезла, шагнув за порог квартиры.

Кто ей помогал? Другая женщина? Вряд ли. Скорее мужчина, а, может быть, и не один. И среди помощников наверняка был тот, кто приходил в цирк и нанял дурака-негра, позарившегося на деньги.

Полиция обшарила все – на чердаке обнаружили сломанную задвижку и неясные следы на пыльных досках. Полицейский в подъезде был оглушен и ничего не видел. Кстати, тут тоже странная история: он утверждает, что его перевернули вверх ногами и ударили об пол головой, а осмотревший его врач заключил, что удар нанесли по голове сверху, тупым предметом. Чертовщина!

Ладно, оставим эту загадку для чинов из полицай-президиума, а нам надо искать беглянку. Ее одну или пару – женщину и мужчину? Или женщину в компании двух мужчин, или двух женщин? И где искать? Куда она побежит или куда ее повезут? Здесь не оставят – слишком велик риск попасться, – но куда они направятся: в Италию, Швейцарию, Венгрию, Румынию? Или попробуют найти приют в Сербии?

Кажется, в досье на бежавшую авантюристку есть ее фотокарточка? Надо приказать переснять и размножить. Но это долго, очень долго! Поэтому следует срочно послать депеши на все посты и пункты контрразведки, поднять на ноги полицию, усилить контроль на Дунае и на всех железных дорогах – они не могли успеть далеко уйти! Надо найти ее во что бы то ни стало, особенно, если ей действительно удалось узнать то, что послужило поводом для подозрения. Ах, как не хотелось играть в игрушки, затевать слежку и ловить связных, но… поздно сожалеть о содеянном!

Кстати, было ли что-нибудь отмечено из происшествий в городе? Драка уголовников у причалов? Нет, не то. Кражи, убийство ростовщика, мошенничество. Все не то!

Позвонив в колокольчик, полковник вызвал адъютанта.

– Пригласите ко мне капитана Чибура.

Дожидаясь прихода подчиненного, Ронге встал, подошел к окну – почти лето, теплынь, все цветет, а за бесконечными делами совершенно не замечаешь, какая погода на улице. Услышав, как стукнула дверь кабинета, он обернулся:

– Проходите, капитан. Хочу просить вас проработать версию о побеге подозреваемой в Румынию. Мне это представляется достаточно перспективным. И возьмите на себя труд позаботиться о доскональной проверке всех судов, вплоть до рыбачьих лодок, отплывших вчера из Вены вверх и вниз по течению Дуная…

* * *

Рано утром баржа причалила к небольшой деревянной пристани. Расплатившись со шкипером, Кривцов и Марта сошли на берег. Баржа тут же отвалила и поплыла вниз по течению, вскоре скрывшись из вида за поворотом реки.

Солнце еще только поднималось, над водой стояла дымка легкого тумана, в молодой, зеленой траве сверкали капли росы. Стоя на дощатом настиле пристани, Марта зябко куталась в платок, оглядывая безлюдную местность. Владимир, подхватив вещички, начал подниматься на невысокий косогор. Обреченно вздохнув, женщина последовала за ним.

Через луг и поле вела тропинка, а дальше, за купами деревьев, торчал шпиль деревенской церквушки.

– Придется прогуляться, – подождав Марту, сказал ей Кривцов. – За деревней будет большая дорога, пойдем по ней в городок, к станции. Если повезет, то наймем подводу.

– Где мы? – стараясь приноровиться к его широкому шагу, спросила женщина.

– В Словакии.

В город они добрались только к полудню: усталые, голодные, измученные жарой и долгой прогулкой. Отыскав небольшую тихую гостиницу, Кривцов снял номер, отнес в него вещи и повел Марту обедать в корчму.

В узком зале с низким потолком они заняли столик в углу, приказав подать похлебки, жаркое и вина. Посетителей было мало, под распахнутыми окнами, выходившими в сад, бродили куры. В другом углу сидела компания пожилых людей и скрипач в белой рубахе играл им чардаш, медленно прохаживаясь вокруг стола, тесно заставленного бутылками, кувшинами и тарелками с закуской. Музыкант играл с душой, легко порхая пальцами по грифу скрипки, заставляя старичков, распивавших винцо, притоптывать сапогами в такт зажигательной мелодии.

Хозяин корчмы – полный, седоусый, в обтянувшем большой живот засаленном замшевом жилете, – подал похлебку из темной фасоли и большую бутыль с красным вином. Пожелав приятного аппетита, ушел к компании местных завсегдатаев.

– Что вы намереваетесь делать дальше? – принимаясь за похлебку, поинтересовалась Марта.

– Пообедать, – усмехнулся Кривцов. – Потом провожу вас до гостиницы и пойду на станцию за билетами. Сядем в поезд и покатим до Сербии. А там Румыния рядышком. Для нас главное, оказаться как бы между мадьярами и сербами.

– Хотите ехать до Белграда?

– Нет, это слишком далеко, – отодвинув пустой горшочек, отрицательно покачал головой фотограф. Дождавшись, пока хозяин подаст жаркое и снова уйдет, он продолжил. – Там генерал-губернаторство, а начальником контрразведывательного бюро служит майор генерального штаба Вильгельм Стипетич. Очень коварный господин. Нам ни к чему сводить с ним знакомство.

* * *

Идея построения «Багдадской» железной дороги родилась у германского императора Вильгельма II в конце девятнадцатого века. Германию привлекало Марокко, необходимые для постройки мощного флота залежи железной руды в Северной Африке и возможность создать там сильную военную базу в противовес английскому Гибралтару.

Вильгельм лелеял мечты протянуть железнодорожные пути от Стамбула до Багдада и Басры, а потом ударить по английским владениям в Индии и Египте.

В 1898 году Вильгельм II под предлогом паломничества ко гробу Господню прибыл в Палестину, одновременно выступив там в роли высочайшего коммивояжера германских промышленных кругов. Вояж складывался удачно – состоялась полуофициальная встреча с турецким султаном, были достигнуты договоренности о получении немецкими банками концессии на постройку магистрали от Босфора через Малую Азию на Багдад и, далее, к Персидскому заливу. Это послужило поводом назвать дорогу «Багдадской». Она должна была пройти от Берлина через Прагу, Вену, Будапешт, Белград, Софию и Стамбул, где пути уже имелись.

В 1895 году открыли Кильский канал, соединивший Северное море с Балтикой, в 1898 году Рейхстаг принял программу строительства военного флота, промышленность ожидала крупных заказов на рельсы, вагоны, паровозы, но… изменилась международная обстановка, на Балканах начали одна за другой полыхать войны и дорогу не достроили. Впрочем, название осталось…