Текст книги "«Волос ангела»"

Стоявший рядом Березин молча вглядывался в темноту. Он напряженно думал о том, что пограничникам красных тоже ничего не стоит погасить корабельные огни, или как там они называются у моряков – ходовые или еще как, и в темноте подкрасться к утлому дубку на малых оборотах мотора. Поди разбери в море, с какой стороны доносятся звуки, вся надежда только на грека, на его опыт, на то, что этот контрабандист опять вывернется.

Боже, сделай так, чтобы он ошибся, чтобы это был не красный пограничный катер, а какой-то другой корабль. И где они вообще находятся – в территориальных водах новой России или в нейтральных, в открытом море? На часы не посмотреть – кругом темень, а зажечь свет означает выдать себя.

Помощник грека метался по палубе, натягивая какие-то веревки, поворачивая парус. Сам грек-контрабандист, стоя у штурвала, подавал своему матросу гортанные команды на непонятном языке – не на греческом, скорее на турецком.

Неожиданно их всех ослепил яркий свет – пограничники подошли уже довольно близко и, безошибочно определив местонахождение судна-нарушителя, осветили его прожектором.

В первый момент все застыли от испуга. Грек круто заложил руль, и дубок, вильнув, попытался уйти из круга света. Но прожекторист знал свое дело – слепящий свет словно приклеился к суденышку контрабандиста.

Рядом с Березиным грохнули выстрелы – Гирин, держа наган, обеими руками посылал пулю за пулей в прожектор. Лицо его перекосилось от злобы, зубы были оскалены.

Подскочил матрос и ударом выбил из рук Гирина револьвер. Поручик со стоном согнулся, держась за ушибленное запястье, но тут же, распрямляясь, врезал головой в заросший сивой щетиной подбородок помощника грека. Тот успел смягчить удар, подставив руки, и они, вцепившись друг в друга, покатились по узкой палубе. Ослеплял свет, сипели от натуги душившие друг друга заросший щетиной матрос и Гирин, что-то кричал от руля грек.

Березин растерялся и никак не мог решить, что ему надо делать: помочь Гирину или, подобрав револьвер, снова стрелять по прожектору? От нервного перенапряжения и неожиданности он совсем забыл, что и у него в кармане есть наган.

В ответ на выстрелы с катера полоснули из пулемета – пули защелкали по воде, выщербили щепки из борта, гулко простучали по дощатой надстройке каюты, звонко шлепнули по намокшему, поникшему полотнищу паруса. Березин ничком упал на палубу, как привык это делать на земле под обстрелом противника. В стороне, сипя и матерясь, продолжали душить друг друга матрос и Гирин.

Грек, бросив руль, подскочил к ним, взмахнул рукой и резко ударил поручика Гирина в спину. Тот странно изогнулся и, дернувшись, отвалился в сторону.

„Это он его ножом… тем, что резал хлеб в каюте“, – понял Березин, поймав себя на том, что руки, вроде как независимо от его воли, вытаскивают из кармана наган.

Пограничный катер подходил все ближе. Оттуда дали еще одну очередь из пулемета – она прошла мористее дубка, показывая его команде и пассажирам, что путь отступления отрезан и находится под огнем пулеметов пограничников.

Грек-контрабандист с наганом Гирина в руке повернулся к Березину:

– Прыгай! – он взмахом руки показал за борт, на темную, как тяжелый асфальт, волнующуюся воду. – Прыгай, берег там. Плыви!

Берег! Сколько до него – верста, две? Легко потерять ориентировку в темноте, можно не доплыть, а тут убили Гирина…

– Прыгай вода! – снова заорал грек. – Я не хочу тюрьма!

Березин отступил за надстройку – дощатая стенка каюты ненадежная защита, но все же. Матрос, заросший щетиной, приподнял тело Гирина, намереваясь перевалить его за борт.

– На судне! – крикнули в рупор с пограничного катера. – Приказываю всем оставаться на местах!

Березин выстрелил. Грек, уронив наган, ткнулся лицом в палубу. Заросший щетиной матрос взревел, оставил тело Гирина и, подхватив весло, метнулся к Березину. Второй раз выстрелить тот не успел. С пограничного катера снова сыпанули из пулемета. Опять полетела щепа, выбитая пулями.

Больше не раздумывая, Березин перемахнул за борт. Вода показалась обжигающе холодной. Одежда сразу же намокла и, как многопудовые вериги, потянула ко дну. Черт с ним, с наганом, – разжав пальцы, Березин выпустил его и, погружаясь глубже, попытался стянуть с себя сапоги. Хлебнул воды, вынырнул и снова ушел под воду. Один сапог удалось снять, но воздуха казалось так мало, а вода так сжимала легкие – все отдашь за глоток воздуха! Неужели он утонет?

Мелькнула мысль, что его наган уже, наверное, на дне и скоро он сам тоже будет там. Березин рванулся в последнем отчаянном напряжении сил наверх, туда, где воздух, небо, на свет призрачно мерцающего по воде блика прожектора пограничного катера. Лишь бы не захлебнуться, не дать проклятой воде заполнить легкие, остановить сердце…

Когда он пришел в себя, то первым ощущением было, что он весь горит. Открыв глаза, Березин увидел над своей головой матовый плафон лампочки в металлической сетке и у самого лица – большие волосатые руки, старательно растиравшие его голую грудь пахнувшей чем-то острым шерстяной тряпкой. Он застонал.

Прямо над ним появилось потное лицо, обрамленное мокрыми, слипшимися волосами, потом оно исчезло, и его сменило другое – чисто выбритое, молодое.

– Оклемался утопленничек… – весело сказал чей-то голос.

Лицо качнулось и исчезло. Березин провалился в забытье…

* * *

Отпираться было бессмысленно – Березин на допросе признал, что вместе с греком-контрабандистом, его матросом и еще одним, неизвестным ему человеком – он не хотел называть фамилию погибшего Гирина – пошел на дубке за контрабандным товаром: денег не было, а жить на что-то надо, вот и стал искать себе промысел на море. В пути они, выпив вина, переругались, началась драка, а тут как раз подошел катер пограничников. Да, когда грек ударил ножом его попутчика, он понял, что могут прибить и его, потому выстрелил.

Грек был убит – это Березин знал точно: он не мог промахнуться, – и потому вел себя спокойно, как ни пытался прижать его каверзными вопросами допрашивавший чекист, а в том, что это был чекист, он нисколько не сомневался. Гирин тоже убит, поэтому опровергнуть показания мог только помощник грека, если красным удалось взять его живым. Березин полагал, что матросу с дубка, если даже его сумели захватить, нет смысла рассказывать правду, и потому в первые дни после задержания еще надеялся как-то выкрутиться. Не расстреляют же его в самом деле? За что, за попытку заняться контрабандой? Ну, посадят в тюрьму – и там люди живут. Назвался он вымышленным именем, наплел о себе небылиц, и дня на три его действительно оставили в покое. Приносили еду, дали махорки, бумаги и карандаш, чтобы написал о себе подробные показания…

Березин курил жгучую махру и писал, придумывая несуществующие подробности, когда за ним пришли. Привели опять к тому же чекисту, с которым он говорил в первый раз. Тот взял исписанные Березиным листы, не читая, отложил их на край стола и как-то очень буднично поинтересовался:

– Жалоб у вас нет?

Березин, не отвечая, пожал плечами и улыбнулся – какие могут быть в его положении жалобы? Впрочем…

– Если можно, распорядитесь, чтобы мне дали газеты или книги. Скучно сидеть так, ничего не делая. Тем более в камере я один.

– Газеты? Это, наверное, можно, – согласно кивнул седеющей головой чекист. Березин ожидал, что он будет одет в кожаную тужурку, как ему представлялось, а чекистский следователь был в гимнастерке и штатских шевиотовых брюках, заправленных в сапоги. – А какие книги вы хотите получить?

– Не знаю, – честно признался Березин. – Романы у вас издают? Майн Рида, например, или Луи Буссенара.

– С романами сложнее, – вздохнул следователь. – Вы сами, как я вижу, целый роман накатали, – он кивнул на листы с показаниями Березина, лежавшие на краю стола. – Майн Рида хотите читать для большего вдохновения?

– Не понимаю.

– На судне вас было четверо, так? Хозяин-грек, застреленный вами из нагана во время драки, его матрос и еще один пассажир, тоже, кстати, вооруженный. Двое погибли, но двое остались. И вот какая получается картина: каждый из вас говорит разное об этом рейсе. Как понимать?

– О чем вы? – Березин постарался произнести эти слова как можно безразличней, но внутри уже образовался ледяной комок предчувствия надвигающейся беды.

– Матрос, который много лет плавал вместе с убитым греком, показал, что они за деньги, полученные от контрразведки Врангеля, подрядились доставить к нашим берегам двух людей, тайно высадить их в пустынном месте, обеспечив скрытность этой операции. На причале вас и вашего попутчика, а теперь у нас нет сомнений, что пассажирами были именно вы и убитый греком мужчина, провожал подполковник Чернов из контрразведки генерала Врангеля. Так?

– Помилуйте… Какой-то Чернов, тайные высадки… – невольно заерзал на стуле Березин. – Откуда вы все это взяли?

– У нас есть фотографии некоторых чинов белогвардейской контрразведки и разведки, активно действующих против советской власти и в эмиграции, – спокойно пояснил следователь. – Среди предъявленных ему фотографий матрос, его зовут Али, безошибочно указал на фото Чернова. Вот так! Мы внимательно осмотрели судно, нашли ваши вещи и вещи вашего попутчика, костюмы, в которые вы собирались переодеться, фальшивые документы, деньги… Нас интересует, с какой целью вас направили сюда, адреса явок, пароли, способы связи с вашим центром.

– Глупость какая! Я денег хотел заработать, понимаете, денег! Потому и пошел в море с этим проклятым греком. Наган у меня остался со времен Гражданской войны, так, кажется, вы ее называете? И только… А вы мне приплетаете контрразведку барона Врангеля, какого-то Чернова, явки, пароли… Глупость!

– Не кричите… – опять вздохнул следователь, словно сожалея, что Березин такой несговорчивый, непонятливый и не хочет никак взять в толк, что дело пошло серьезное и надо относиться к нему соответственно, без истерик. – Криком ничего доказать невозможно, факты нужны. У вас их нет, а у нас есть.

– Какие факты? – иронически скривился поручик. – Мало ли чего мог таскать с собой контрабандист. И деньги, что вы нашли, может, тоже его? Верите этому Али, так извольте верить и мне. Пока все, что вы говорите, – это так, слова, и не более того.

Следователь закурил, предложил свой кисет Березину. Тот отказался. Затянувшись едким дымом, чекист неожиданно спросил:

– Поручика Гирина хорошо знали?

Березин почувствовал: вот оно, начинается главное. Не выдать себя ни жестом, ни словом, иначе – конец. Чем они могут располагать против него? Если бы знать! А вдруг у большевиков положен адвокат? Хотя нет, пока он в Чека как нарушитель границы, ни о каких адвокатах и речь заводить не стоит, для этого, видимо, надо доказать, что его действия носят чисто уголовный характер. Какая самонадеянность была у Чернова и иже с ним, отправлявших их сюда, словно бросая в пасть льву, – сами там ничего не знают о том, что здесь делается, а тоже, подают советы. И ладно бы только советы, приказывают исполнять инструкции. Как их исполнять, сидя в Чека? Чернова бы сюда, с его слюнявыми объятиями на прощанье, в его светлом костюмчике, шляпе и с тросточкой посадить бы напротив этого следователя, похожего на типографского рабочего.

– Никакого Гирина не знаю…

Чекист молча открыл картонные корочки папки „Дела“, полистал бумаги и, найдя нужную, глуховато прочитал:

– „Податель сего письма, поручик Гирин, человек в высшей степени надежный, которому можешь полностью довериться…“ Это письмо мы нашли в поясе брюк вашего убитого попутчика. Видимо, желая оказать тайно от вашего начальства услугу кому-то из своих давних знакомых, он взялся доставить письмо оставшимся здесь родственникам или еще кому. Да вот не получилось, – следователь примял окурок в жестяной банке из-под ландрина, заменявшей ему пепельницу. – Интересное письмецо. Стоит вам подумать, как вести себя дальше. Пока, я вижу, вы особо не склонны к откровенному разговору. Ну да это ничего, время у нас есть. Сейчас вас проводят в камеру, когда надумаете давать показания – скажете, мне передадут…

* * *

В Москву его везли в арестантском вагоне, но в купе охраны, где вместе с ним неотлучно находился кто-нибудь из двух сопровождавших его чекистов. Они даже спали по очереди. В окно смотреть не разрешали, и потому дорога показалась однообразно-скучной, сплошь состоявшей из чередования: то покачивания вагона на долгих перегонах, очень напоминавшего недавнее морское путешествие, то остановок. Еще ритуал питья чая – кипяток приносил на станциях один из чекистов, бегая за ним с большим помятым медным чайником, – да выводили в туалет. Вот и все.

Вокзала он тоже почти не видел – прямо из вагона его пересадили в закрытый автомобиль и увезли. Быстро промелькнули за окнами улицы, трамваи, дома, толпа на тротуарах, и машина въехала в тут же закрывшиеся за ней большие ворота под аркой серого дома. Поместили в приличной комнате, разрешили немного отдохнуть.

Березин завалился на кровать, сунул в рот папиросу и начал разглядывать трещины на потолке. Вон та похожа на необычную, нахохлившуюся птицу. При известной игре воображения, конечно. А рядом словно уродливый гриб с непомерно тонкой ножкой и огромной, толстой шляпкой. Трещины как контурная карта или линии на ладони долго пожившего человека, хотя этот дом тоже, наверное, стоит немало лет. Что тут теперь будут делать с ним, с Березиным?

Он вспомнил, что тот следователь, похожий на типографского рабочего, оказался въедливым и очень дотошным. Березин промолчал две недели, но за это время чекист сумел раскопать множество разных фактов и фактиков и играючи доказывал, что все написанное Березиным о себе – несусветная ерунда. Чекист шел в наступление методично, неспешно, и от этого его нажим казался еще более неотвратимым – сыпались имена, фамилии, даты, места действий и вопросы, вопросы, вопросы…

Ночами, лежа на жестких нарах в камере, Саша Березин думал долго, мучительно и все об одном – как быть? Конец неминуем – чекист доберется до правды! Установит в конце концов его настоящие имя и фамилию, узнает всю биографию, и потом уже поздно будет отрицать и свое знакомство с Гириным, и Чернова, и службу в Белой армии.

Ему приносили газеты, он жадно читал, не всегда и не все понимая, но видел: страна сильно изменилась, живет совсем иной жизнью, новой, молодой, пусть нелегкой, но ведущей к большим целям. Это не давало покоя – судя по газетам, здесь все было не так, как говорили там, на другом берегу моря, такие, как Чернов.

Что делать? И после долгих раздумий Березин заговорил. Слушая его, чекист молча делал пометки на листе бумаги, потом отправил обратно в камеру, а после вызвали с вещами, посадили в поезд. Березин понял, что привезли в Москву. Значит, им заинтересовалось чекистское начальство? Какое оно, о чем будет спрашивать?..

В дверь постучали. Березин вскочил с кровати, быстро натянул сапоги.

– Входите.

В комнату вошел средних лет человек в приличном костюме. Его пышные волосы, густо посеребренные сединой, видно, никак не хотели поддаваться расческе и рассыпались. На носу блестело пенсне.

– Зачем стучали? – с иронией поинтересовался Березин. – Я здесь как в камере, можно входить без стука.

– Не постучав – неприлично, – с мягкой улыбкой ответил человек в пенсне, поправил рукой свою пышную шевелюру. – Давайте знакомиться. Меня зовут Айвор Янович, а вас?

– Александр Владимирович, – Березин не знал, как себя вести. Предложить гостю присесть к столу? Но гость здесь хозяин, а он сам вроде как под стражей. Тьфу, черт, ну и положение. Выйти из него помог Айвор Янович.

– Давайте сейчас попьем чайку и потолкуем? Не против? – Он приоткрыл дверь и сказал: – Сделайте нам чаю. Ну вот, – садясь к столу и жестом предложив Березину располагаться рядом, продолжил он, – сейчас будет чай. Вы как любите, с сушками или с сухарями?

– Все равно, – пожал плечами Березин.

– А я с черными сухариками люблю… – засмеялся Айвор Янович. – Не скучали за границей по черному хлебу? Все русаки скучают.

– Доводилось. Но там было не до этого, любого хлеба могло не хватать.

Красноармеец в форме внес поднос с сахарницей и небольшой вазочкой, в которой лежали баранки и сухари, поставил на стол стаканы с чаем, вышел.

– Берите, пейте… – предложил Айвор Янович. – Чай хороший, настоящий. Может, сахару?.. Ну, как знаете, батенька.

– Долго я здесь пробуду? – решился задать мучивший его вопрос Березин.

– А это, Александр Владимирович, зависит во многом от вас, – прихлебывая чай, посмотрел на него поверх пенсне Айвор Янович.

– В каком смысле? Я рассказал все, что знал, и, признаться, удивлен пребыванием здесь. Расстрелять меня могли и там, на юге.

– Расстрелять? – удивленно поднял брови чекист. – Ну за что же вас стрелять? За службу у белых? Так мы объявили амнистию. Вы же не каратель, не служили в контрразведке, не участвовали в пытках, допросах? Так? Мы проверили.

– Да, но я пошел сюда против вас.

– Однако не дошли… Правда, в этом уже наша заслуга. Скажите, Александр Владимирович, при каких обстоятельствах вам стало известно, что вашим, скажем так, вояжем к нам дирижирует иностранная разведка?

– Я уже говорил… Но могу еще раз.

– Сделайте одолжение.

– Пожалуйста. Когда мне предложили выполнить задание, я дал согласие. Плату обещали хорошую, а отказываться там не принято, могут не так понять, ну и… Задание показалось простым и в то же время странным: прибыть тайно на территорию Советской России, приехать с Гириным в Екатеринослав, прийти на явку и оттуда выехать в указанный хозяином конспиративной квартиры город. Устроившись на жительство, завести знакомства среди людей, готовых на все.

– Что именно имелось под этим в виду? – задал вопрос Айвор Янович.

– Я тоже так спросил, – криво усмехнулся Березин. – Подполковник Чернов из контрразведки объяснил мне, что надо завести прочные знакомства среди главарей преступного мира. Желательно среди тех, кто может командовать всякими ворами. И потом ждать.

– Чего?

– Указаний. Так было сказано. Честно говоря, я не очень представлял себя в роли знакомого, а то и приятеля бандитов и воров. Да и не знаю я, как с ними надо знакомиться, но обещали, что все это пояснят в Екатеринославе.

– Почему выбрали именно вас?

– С Черновым раньше служили вместе, в одной дивизии. Тот и рекомендовал как „храброго и предприимчивого офицера“, – усмехнулся Березин.

– Зачем нужны воры, не говорили?

– Нет, этого не говорили. Даже не знаю, должен ли я был ехать в указанный хозяином явки город вместе с Гириным или один.

– Полагаете, вам не очень доверяли? – Айвор Янович откинулся на спинку стула. – Да вы пейте чай, остывает.

– Трудно сказать, – задумчиво помешивая ложечкой в стакане, ответил Березин. – Может, не хотели раньше времени посвящать во все детали? Один раз, когда мы с Гириным были у Чернова, приехал некий господин в штатском. Его сразу провели к генералу. Чернов вошел следом, и дверь осталась неплотно прикрытой. Я с детства хорошо владею языками – английским и французским, благодаря этому понял, о чем говорили в кабинете генерала.

– На каком языке шел разговор?

– На английском. Чернов тоже свободно говорит. Когда приезжали союзники, его отправляли сопровождать. Подполковник вообще пользуется большим доверием генерала и потому имеет с ним смежный кабинет. Господин в штатском говорил, что разведка Империи очень заинтересована в скорейшем развертывании операции и готова начать ее, но не хватает людей, чтобы это сделать во многих городах России сразу. Называлась Москва как место первого удара.

– Удара? Вы не ошиблись?

– Нет. Он так и сказал – удара. Похвастался, что у них, то есть у разведки Империи, есть здесь строго законспирированный человек, которого называют „старым другом“. Он якобы должен начать, а остальные последовать его примеру.

– Гирин тоже знал английский? И известно ли Чернову о вашем знании языка?

– Нет, Гирин языками не владел. Он даже болгар и сербов с трудом понимал, – засмеялся Березин. – А Чернов… Думаю, он не знает, что я владею английским. По крайней мере, я сам ему об этом не сообщал, в юнкерском училище был принят французский, а английский я учил дома.

– Куда потом делся господин в штатском? Как он выглядел?

– Выглядел обычно: прилично одет, светловолосый, этакий блондин с сединой и ранней лысинкой, сытый, розовый. Ну, что еще? Раньше я с ним не встречался, после – тоже. Его, наверное, вывели через другую дверь. Но после его визита нас заторопили, а Чернов стал подбирать новые кандидатуры, формировать группы офицеров для отправки сюда.

– Они вам известны?

– Нет. Господа из контрразведки не очень разговорчивы.

– Понятно. – Айвор Янович снял пенсне, положил его перед собой на стол. Лицо его сразу сделалось как-то строже. – Скажите, Александр Владимирович, вы не согласились бы нам немного помочь?

– Стать сексотом? Кажется, так это называется у жандармов? – криво усмехнулся Березин. – Нет, увольте, я не предатель.

– Да и мы не жандармы! Они душили всякое свободомыслие в народе, а мы призваны народом охранять его свободу от посягательств таких, как этот лысоватый розовый блондинчик из разведки Империи! У меня есть серьезные сомнения в том, что он хочет дать нам хлеба для пострадавших от голода, помочь пустить фабрики и заводы, построить для людей дома и предоставить им работу. Да, не надо прятать голову в песок, уподобляясь страусу, – у нас есть еще безработные, но мы это явление ликвидируем. Однако господа из Империи здесь нам отнюдь не помощники, а только враги. Враги русского народа, выбравшего новый путь государственного развития. Вот и думайте, Александр Владимирович, кого вы не хотите предавать – русский народ, свою Родину или интересы крупного капитала Империи, которые представляет розовый блондин из их разведки. Я не обращаю вас в марксизм, но вспомните, как продали Россию и ее солдат господа союзники. А теперь снова хотят попытаться пока неизвестным нам способом всадить нож в спину тем же солдатам, пришедшим домой с фронтов, снявшим шинели и готовым начать мирное строительство своей республики. Понимаете, СВОЕЙ!

– Вы горячо агитируете, но чтобы думать, я должен знать, чего именно вы от меня хотите?

– Два варианта. Первый – если Гирина не знают на явке в Екатеринославе, мы подберем похожего на него сотрудника, и он пойдет туда с вами. Второй вариант – пойдете один. Разработаем легенду, правдоподобно объясняющую ваше длительное непоявление: в нее войдут драка на судне, гибель Гирина, ваш прыжок за борт и так далее. Способы связи оговорим, прикроем вас надежно. Как вы понимаете, нам очень важно знать, что затевают эти господа, где и как готовятся нанести нам удары. В этом вы и можете нам помочь.

– А что будет со мной потом? – Березин, испросив разрешения, закурил папиросу. Чекисты его озадачивали. Разительно непохожие – тот, на юге, был явно из рабочих, а этот, чувствуется, хорошо образован, видимо, занимает ответственный пост, но есть в них нечто общее. Страстная вера в правоту своего дела? Преданность ему? Действительно ли так они пекутся о благе народа, как говорят, или это пустое фразерство?

Дать согласие и попробовать скрыться от них, предупредив хозяина явки? Но он его не знает в лицо, а чекистам известен адрес явки, и там может ждать их человек; тогда только еще и не хватало ему начать рассказывать о чекистах. Даже если там и остался настоящий хозяин, первое, что он сделает, если хоть на йоту не поверит в легенду, – уберет его, Березина, или это сделают потом по указке Чернова. Заколдованный круг, да и только. С другой стороны, коли уж начал говорить, теперь рот не закроешь. И что его связывает с эмиграцией – родных и семьи там нет, не успел обзавестись, здесь тоже никого не осталось из родни. Такое лихолетье пронеслось над Россией, что многие оказались, как он, единственными представителями некогда многочисленных семейств. Каков же будет ответ чекиста на его вопрос?

– Сейчас об этом рано говорить, – Айвор Янович надел пенсне. – Несколько преждевременно, я бы сказал. Сначала нам стоит научиться доверять друг другу, я бы даже сказал – лучше понимать друг друга. Знали Гирина на явке?

– Этого я с уверенностью сказать не могу. Просто не знаю, – развел руками Березин. – Чернов не очень умный человек, он прекрасно умеет нравиться начальству, всегда может оказаться рядом в нужный момент, уловить еще не высказанное желание: есть люди, владеющие подобным лакейским искусством. Но рядом с ним, в контрразведке и разведке, работают весьма опытные офицеры, хорошо подготовленные во всех отношениях. Насколько известно мне, у них есть определенные каналы связи с их людьми здесь. Могли передать по ним наши приметы или еще каким-то образом застраховаться. А подробностей из жизни Гирина я не знаю, не могу рассказать о его привычках, семье. Мы встретились только у Чернова и ранее знакомы не были.

– Понятно, – кивнул чекист. – Поживите пока здесь. Мне говорили, вы интересуетесь газетами? Вам будут их приносить. Если хотите, могу предложить Диккенса. На английском.

– Буду благодарен, – слегка поклонился Березин. „Значит, ему доложили и о моей просьбе дать для чтения романы. И предложение почитать Диккенса, в свою очередь, может быть проверкой на знание языка. Что же, все правильно. Как это он сказал – научиться доверять друг другу? Посмотрим“.

– Меня еще будут допрашивать? – поинтересовался Березин.

– Мы будем видеться, – ответил с улыбкой Айвор Янович. – А пока до свидания.

Он вышел. Березин постоял с минуту, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Откроется ли она для него? Куда и кем он выйдет через нее отсюда, с этой пресловутой Лубянки, которой так любил пугать всех подполковник Чернов?..

* * *

Когда Айвор Янович вошел в кабинет Дзержинского, Феликс Эдмундович, сидя за столом, быстро писал на небольших листах бумаги; рядом, в пепельнице, дымилась папироса.

– Ну как? – не отрываясь от своих заметок, спросил Феликс Эдмундович.

– Кажется, рассказал все честно, – присаживаясь поближе к столу председателя ВЧК, ответил Айвор Янович.

– Хорошо, что вы не отказываете в честности человеку из вражеского лагеря, – поднял голову Дзержинский. – Но честность, по-моему, тоже может быть классовой. Или нет? Он по-нашему честен?

– Думаю, кое-что он начал понимать.

Услышав такой ответ, Феликс Эдмундович чуть заметно улыбнулся в усы и снова принялся быстро писать.

– Транспорт! Проблема из проблем! – не отрываясь от заметок, пояснил он. – Набрасываю кое-какие мысли по этому поводу. Сейчас закончу, извините… Ну вот, слушаю вас.

– Подтверждается ранее сообщенное Березиным об интересе разведки Империи к нашим внутренним делам. По его описаниям трудно судить, кто именно из их представителей приезжал к врангелевцам, но несомненно одно: операция разработана и спланирована не белогвардейцами, а господами из Империи. Своих офицеров врангелевская контрразведка и разведка подбирают для них только в качестве исполнителей, поскольку нужны люди, безукоризненно владеющие русским языком, и, видимо, людей нужно немало.

– Террор? – поднял брови Дзержинский. – Или диверсии?

– Не думаю, – протянул Айвор Янович. – Иное время, иные задачи. Есть данные, что разведка Империи прорабатывала вопрос о снабжении своих агентов на нашей территории денежными средствами, минуя границы. Но эти господа всегда ставят перед собой и далеко идущие политические цели. Смущает ориентация исполнителей – из числа врангелевских офицеров – на установление связи с преступными элементами. Странное задание.

– И тем не менее наши враги никогда не отказывались ни от терроризма, ни от диверсионных актов. Нельзя про это забывать… А уголовные элементы? Как вы думаете, Айвор Янович, не придумана ли господами из Империи специально для нас определенная дезинформация? Не желают ли они пустить ВЧК по ложному следу? Разведки обычно избегают связи с уголовниками, и наоборот.

Айвор Янович ненадолго задумался, потом начал рассказывать всю историю задержания Березина, как его нашли, что предложили сделать в России и как он, совершенно случайно, услышал разговор иностранного гостя в кабинете генерала.

– Никто не мог предполагать, что Березин сможет услышать и понять разговор, а если они преднамеренно дали ему возможность его услышать, то не могли предусмотреть, что он и Гирин попадутся пограничному катеру. Нам господа врангелевцы об отправке своих гонцов не докладывали, – закончил свой рассказ Айвор Янович.

Дзержинский слушал его не перебивая, делая время от времени пометки карандашом на листе бумаги.

– Мы точно не знаем, что на самом деле представлял собой грек-контрабандист. Товарищи на юге успокоились тем, что он убит. Это упущение, – глуховатым голосом начал он развивать свою мысль. – Не исключены связь контрабандиста с разведкой Империи и, по их заданию, вывод судна с офицерами прямо на наш катер. Можно предположить и разработанный заранее вариант, по которому оба посланца должны были быть задержаны чекистами уже здесь, в Москве, или в другом городе России. Мы не знаем точно, почему убили именно поручика Гирина и грека, какими сведениями они располагали или могли располагать. Пока мы основываемся преимущественно на показаниях Березина и вере в его честность. Вот и все. Для начала работы, прямо скажу, маловато. Но полученные сведения настораживают. Даже если нас пытаются водить за нос, все равно настораживают! Если хотят отвлечь наше внимание – готовятся к более серьезному! Вот в чем дело.

– Я свяжусь с товарищами на юге. Пусть внимательно поработают по версии с греком и убитым поручиком Гириным.

Феликс Эдмундович согласно кивнул и, закурив новую папиросу, продолжил:

– Нельзя оставить без внимания и то, что Березин может говорить правду и все обстоит действительно так, как он рассказывает. Тогда нам крайне необходимо разработать свои контрмероприятия и активно вклиниться в начатую врагом операцию! Узнать, что они замыслили, как намерены осуществлять свой замысел. Кто этот „старый друг“ разведки Империи, надежно законспирировавшийся у нас? С кем связан, какое имеет задание? Можем рассчитывать на помощь Березина?

– Будем работать с ним, Феликс Эдмундович.

– Мне представляется это только одним направлением. По мере выяснения замыслов господ белогвардейцев и их хозяев из Империи надо перехватить у них инициативу, потянуть их за собой, в нужную нам сторону, попытаться проникнуть в их святая святых, чтобы знать заранее обо всех их кознях. Вот над чем стоит подумать. В Екатеринославе, куда должны были прибыть офицеры, работают наши надежные товарищи; свяжитесь с ними, пусть ни на минуту не ослабляют внимания к адресу, по которому расположена явка белых. От нее могут потянуться очень интересные нити в разные стороны.