Текст книги "Полночь в Малабар-хаусе"

13

Персис выбралась из такси и одернула платье. Ей было неловко. Без формы она чувствовала себя странно обнаженной. Вокруг нее стояли кавалькады тонг и легковых автомобилей, из них выскакивали поздние гуляки и направлялись к великолепному дереву гульмохара, которое росло прямо у парадных дверей клуба. Лепестки с красной кроны дерева падали на тротуар и то и дело взлетали в воздух, словно маленькие язычки пламени.

– Привет! Вот вы где!

Она повернулась и увидела, что по тротуару к ней направляется Арчи Блэкфинч, одетый в плохо сидящий на нем смокинг. Волосы он зачесал назад, а в его очках отражались огни, украшавшие розовый фасад клуба.

– Боже мой, – сказал он, поравнявшись с ней. – Как ты изменилась! – и тут же захлопал глазами по-совиному. – То есть я хочу сказать, что вы очень, м-м, презентабельно выглядите.

Презентабельно? Персис, конечно, не ждала от него никаких комментариев по поводу ее внешности. Но «презентабельно» – это очень странный комплимент. Если, конечно, это вообще комплимент. Презентабельными бывают дети, которые готовятся к осмотру. Или встревоженный муж, у которого впереди важная встреча.

Персис залилась краской и понадеялась, что он этого не видит.

Возможно, она не так уж хорошо сделала, что позвонила англичанину и попросила составить ей компанию. По какой-то непостижимой причине она не пожелала идти в ночной клуб Шанкара в одиночестве. И не потому, что боялась или нуждалась в сопровождающем. Просто в таких местах, как «Гульмохар», она чувствовала себя, как выброшенная на берег рыба.

– Спасибо, – выдавила она. – Ты тоже очень презентабельный.

Он улыбнулся ей, не заметив сарказма. А Персис отметила, что зубы у него маленькие и очень ровные.

Тут рядом запахло хлевом. Обернувшись, она увидела корову. Та грустно поглядела на нее и помочилась на землю, забрызгав правую туфлю Персис. После этого корова что-то тихо промычала и побрела прочь. Персис выругалась, отряхнула туфлю и направилась к парадному входу. Блэкфинч последовал за ней.

Два швейцара в тюрбанах и с церемониальными копьями в руках кивнули, когда Персис прошла мимо них.

За дверью оказалось обширное двухэтажное пространство. Центр нижнего этажа занимал танцпол, окруженный с трех сторон круглыми столами. На верхнем этаже расположились парочки с сигаретами и бокалами шампанского в руках. Перегнувшись через перила, они притопывали ногами в такт джаз-бенду, который играл на сцене внизу. И над этим залом, где в такт музыке раскачивались британцы, американцы, европейцы и индийцы, висел ряд огромных люстр.

Персис редко бывала в ночных клубах вроде «Гульмохара», однако подозревала, что подобные места есть во всей стране. Это были маленькие цитадели смещенного времени. Здесь жители Запада могли на время впасть в иллюзию, что их империя никуда не исчезла.

Невысокий метрдотель в элегантном черном пиджаке Неру подошел к ним, подпрыгивая, словно наэлектризованный музыкой.

Персис коротко объяснила, зачем они пришли, и он подвел их к пустому столику на краю танцпола.

– Я сообщу мистеру Шанкару, что вы здесь. А пока можете заказать себе напитки. Не стесняйтесь. Комплимент от заведения.

Блэкфинч заказал коктейль «Черный пес», Персис отказалась. Ее переполняло странное беспокойство. Теперь она поняла, что совершила ошибку. Надо было прийти самой собой – как сотрудник полиции. А она отказалась от важнейшей части своей личности и тем самым лишила себя единственного преимущества, которым в подобной ситуации могут обладать люди вроде нее.

Она покосилась на Блэкфинча, который что-то напевал в такт музыке. Что творилось у него в голове? Почему он согласился пойти с ней?

Он поймал ее взгляд и неловко улыбнулся.

Подошел официант с напитком. Блэкфинч поблагодарил его, поднес стакан к губам и сделал глоток.

– Что-то случилось?

Не успела она ответить, как на них налетела оживленно болтающая компания. К своему удивлению, Персис обнаружила среди них Роберта Кэмпбелла и его дочь Элизабет. С ними было трое индийцев: круглолицый мужчина в не по размеру маленьком смокинге, грациозная индианка в черно-золотом сари без рукавов и высокий симпатичный джентльмен в ярком белом фраке, с копной черных волос и аккуратно подстриженными усами. Переложив элегантную белую трость из правой руки в левую, джентльмен протянул Персис свободную ладонь.

– Инспектор Вадиа, я полагаю? Меня зовут Адитья Шанкар, для друзей – просто Ади. Рад с вами познакомиться. И осмелюсь заметить, что фотографии в газетах не передают всей вашей красоты.

Персис поднялась на ноги и протянула ему руку. Неожиданно он приник губами к тыльной стороне ее ладони. Потрясенная Персис залилась румянцем и перевела взгляд на Блэкфинча, но тот, казалось, ничего не заметил.

Шанкар выпрямился.

– А это моя нареченная, Минакши Рай, – он кивнул на красавицу-индианку рядом с собой.

Рай улыбнулась и сложила руки, приветствуя гостей пранамом[7]7
  Пранам – индусская форма приветствия. Человек слегка наклоняет голову, складывает руки и прикладывает их ко лбу.


[Закрыть]. Персис поняла, что уже видела ее раньше – на фотографии из газетной вырезки, которую нашла в столе Хэрриота.

– С мистером Кэмпбеллом и его дочерью, я полагаю, вы уже знакомы, – сказал Шанкар, указывая на них тростью. Персис заметила, что ручка у этой трости выгнута и украшена драгоценными камнями. Шанкар явно был человеком с хорошим вкусом и не стеснялся демонстрировать свое богатство.

Кэмпбелл хмыкнул, вертя в правой лапище стакан виски.

– Надеюсь, сейчас вы продвинулись дальше, чем когда мы виделись в первый раз, инспектор.

– Не будь таким занудой, отец, – сказала Элизабет и улыбнулась Персис. Она была одета в черное платье, которое очень хорошо подчеркивало ее фигуру. Обнаженные плечи девушки, напудренные и отполированные до кремово-белого цвета, ярко блестели. Копна каштановых волос была уложена в локоны и завитки, а губы выкрашены в карминовый цвет. Впервые Персис встретила Элизабет Кэмпбелл на теннисном корте, вспотевшую и тяжело дышащую от нагрузок, а теперь увидела в своей стихии. Здесь, в клубе «Гульмохар», голубоглазая девушка была настоящим воплощением красоты.

– Рада снова видеть вас, инспектор, – продолжила она. – И позвольте отметить, вы чудесно выглядите. Вас просто не узнать.

– Спасибо, – промямлила Персис. – Вы тоже сегодня прекрасны.

– А это кто? – поинтересовалась шотландка, поворачиваясь к Блэкфинчу.

– Мой коллега, Арчи Блэкфинч, – представила его Персис. – Эксперт-криминалист.

– Криминалист?

– Ах, да, – пробормотал Блэкфинч. – Я, э-э-э, осматриваю места преступлений.

– Копаетесь в трупах и все в таком духе?

– Ну нет. Это делает судмедэксперт. Но я все равно регулярно с ними сталкиваюсь. Профессиональный риск.

– Как интригующе.

Блэкфинч покраснел.

– Если вы умрете на открытом воздухе, первым насекомым, которое доберется до вашего трупа, будет мясная муха.

– Очаровательно.

– Они откладывают яйца. И через два дня появляются личинки, – добавил Блэкфинч, хлопая глазами.

– Позвольте представить Рама Ачарью, – вмешался Шанкар, указывая на круглолицего мужчину рядом с собой. – В следующем году на выборах в правительство северного округа Мумбаи он будет представлять Конгресс Пандита. Человек с большим будущим.

Ачарья одарил ее унылым взглядом.

– Значит, вы и есть та самая знаменитая женщина-полицейский? – в его голосе явственно слышалось отсутствие какого-либо интереса. – Что ж, по крайней мере, они выбрали кого посимпатичнее.

Персис не удержалась.

– Спасибо. Увы, я не могу сказать того же о ваших товарищах по Партии конгресса.

Он моргнул по-совиному, как будто не расслышал. Но скоро слова Персис добрались от ушей до мозга, и Ачарья тут же свирепо сдвинул густые брови, а его усы заплясали над губой. Однако не успел он и слова сказать, как Кэмпбелл разразился громким лающим смехом и тем самым снял напряжение.

Шанкар усадил их обратно на места. Официант вытянулся по стойке смирно и принял заказ. Персис, как и в прошлый раз, предпочла воздержаться.

– Но вы ведь не на работе? – попытался возразить Шанкар.

– Я здесь не по личным причинам, – сухо сказала Персис.

– Нет ничего дурного в том, чтобы совмещать приятное с полезным.

– Перестань, – проворчал Кэмпбелл. – Стремление индийцев соблюдать формальности напрочь убивает предпринимательский дух. Было время, когда можно было добиться своего, просто пожав нужную руку и сказав пару слов в нужное ухо. А теперь нужно заполнять бланки в трех экземплярах и столько бумажной волокиты, что корова взвоет. Мы все во власти чертовых бабу[8]8
  Бабу – уважительное обращение к мужчине. Может также использоваться в негативном контексте как презрительное обозначение индийца.


[Закрыть].

– Эти самые бабу, – парировал Ачарья, – просто следуют примеру британцев. Вы создали монолитную административную структуру – такую, чтобы учесть каждую монету, которую украли на субконтиненте. Так что, сэр, что посеешь – то и пожнешь.

– Украли? – ощетинился Кэмпбелл. – Все деньги, что я получил в этой стране, я заработал честным трудом. И я не позволю таким, как ты, на меня клеветать, Ачарья.

– Джентльмены, успокойтесь. Это ночной клуб, а не дискуссионный, – сказал Шанкар и повернулся к Персис. Шотландец затих, все еще излучая ярость.

Ачарья же извлек из кармана кисет, взял в одну руку обрывок бумаги и другой рукой набил его табаком. Затем он закурил получившуюся сигарету, и Блэкфинч, сидевший рядом с ним, закашлялся от едкого дыма.

– Вы в порядке, старина? – спросил Шанкар.

– Боюсь, мне нехорошо от дыма.

– Чтобы нормальному человеку стало плохо от щепотки табачку? – подозрительно пробормотал Кэмпбелл. По его тону было ясно, что большего он от англичанина и не ждал.

– Инспектор, возможно, нам следует перейти к вашим вопросам? – спросил Шанкар.

– Я рассчитывала на более приватную беседу.

– Но мы в ночном клубе, инспектор. Боюсь, обстановка уже настолько приватная, насколько это возможно.

Персис нахмурилась и кивнула.

– Хорошо. Но сначала позвольте спросить, почему здесь мистер Кэмпбелл?

– Мне это запрещено законом? – снова ощетинился шотландец.

– Просто я удивлена, что вижу вас здесь вместе.

– Ничего таинственного, – отрезал Кэмпбелл. – Мы с Ади собираемся вместе вести дела.

– Так вы знакомы?

– Познакомились на балу у Джеймса. Ади – один из тех немногих индийцев, которые знают, что зерна не надо мешать с плевелами.

– Роберт хочет сказать, – вставил Шанкар, – что мы живем во времена великих возможностей. Спустя столетия у Индии появился шанс переосмыслить себя. Раньше британцы были нашими угнетателями, а теперь мы можем сделать их партнерами.

– И это слова нового лица Индии! – фыркнул Ачарья.

– Успокойся, Ачарья. Достичь полного индианства мы не можем. Ваш путь и путь Пандита Неру состоит в том, чтобы вести народные массы к будущему, которое они не в состоянии понять. Но такие люди, как я, не овцы, которых нужно пасти. Мы сами создаем свое будущее, и нация от этого только выигрывает.

– Присоединяюсь, – заявил Кэмпбелл. – Если бы мы слушали таких, как ты, Ачарья, страну бы уже заполонили красные. Как по мне, так в Неру есть что-то от коммуниста. Похоже, ему просто нравится захватывать земли. Не успокоится, пока не сделает нищим каждого состоятельного человека в Индии.

– Конгресс – это народная партия, – возразил Ачарья. – Мы просто возвращаем народу то, что у народа когда-то отняли.

И, как бы подчеркивая свои слова, он затянулся сигаретой и отпил глоток джина.

– И в данный момент этот народ надирается в ночном клубе, – проворчал Кэмпбелл. – Если не ошибаюсь, вы, конгрессовские, не бедствуете в вашей новой утопии.

Жаркому спору не дал начаться Шанкар.

– Как уже сказал Роберт, мы вместе ведем дела, инспектор. Это я пригласил его прийти сегодня вечером. Я подумал, что он мог бы помочь нам – на случай, если память меня подведет.

Персис нахмурилась, но поняла, что отступать уже поздно.

– Вы хорошо знали сэра Джеймса?

– Я знал его последние пару месяцев. Мы встретились здесь вскоре после открытия «Гульмохара». Он представился мне, и мы быстро сошлись. Хотелось бы верить, что мы стали друзьями.

– Он приходил повидаться с вами незадолго до смерти. 29 декабря. По какому поводу?

Теплые карие глаза Шанкара уставились на нее.

– Он приходил по личным причинам.

– И все же мне хотелось бы знать точно.

Поколебавшись немного, он ответил:

– Хорошо. Сэр Джеймс хотел поговорить об инвестициях.

– Каких?

– Он подумывал приобрести долю в «Гульмохаре».

Разумеется, Персис была поражена.

– Вы хотели продать клуб?

– Не совсем. Просто мне бы не повредило наличие такого партнера, как сэр Джеймс. Может, Индией сейчас и правят индийцы, инспектор, но белое лицо все еще чего-то стоит.

Элизабет Кэмпбелл мягко рассмеялась – к неудовольствию Персис.

– Я, например, считаю, что чем больше белые смешиваются с местным населением, тем лучше, – сказала девушка, проводя кончиком длинного пальца по бокалу с шампанским.

Кэмпбелл бросил на нее такой взгляд, от которого скисло бы молоко. Мысли Персис снова вернулись к истории индийского инженера, которого шотландец, по слухам, убил недалеко от Дели и у которого, возможно, был роман с его дочерью.

В голове у Персис все перемешалось. Говорил ли Шанкар правду? Зачем сэру Джеймсу понадобилось инвестировать в клуб? И как он мог себе это позволить? Ведь предположительно он был банкротом. Но, по крайней мере, это объясняло, зачем он хранил у себя статью об открытии «Гульмохара».

Эта мысль беспокоила Персис. Хэрриот выполнял серьезное задание – расследовал совершенные в прошлом преступления. И у него наверняка были дела поважнее, чем вложение денег в ночной клуб.

Возможно, он строил далеко идущие планы на то время, когда расследование закончится. У него были дела за границей; возможно, он хотел расширить свою империю в Индии – стране, которую хорошо знал. Люди на каждом углу говорили о бесконечных возможностях, которые открывала независимость. Почему бы этими возможностями не воспользоваться англичанину?

Персис повернулась к Кэмпбеллу.

– Вы тоже инвестируете в «Гульмохар»?

– Нет, – сказал Кэмпбелл – пожалуй, слишком резко. – Управление клубом меня не интересует. Шанкар хочет заняться строительным бизнесом. На севере у него есть связи, которые могли бы мне пригодиться. Вот, собственно, и все.

– Старая иерархия порушена, – пояснил Шанкар. – Взгляните вон на того парня.

И он махнул бокалом в сторону соседнего столика. Персис повернулась туда и увидела стройного моложавого индийца в смокинге. Он смеялся чему-то с компанией приятелей.

– Он возглавляет новое подразделение «Годреджа», которое производит урны для голосования на первых общих выборах в независимой Индии. А два года назад он был младшим помощником англичанина, который по уму и в подметки ему не годился. Независимость привлекла к нам всеобщее внимание. Одни потонут, другие выплывут. Но, по крайней мере, все это люди сделают сами.

– Множество людей погибло, чтобы достичь этой независимости, – заметила Персис.

– Но ведь за свободу всегда приходится платить.

– Скажите это тем, кого убили их же соотечественники. Сомневаюсь, что кто-то планировал вносить в законопроект о независимости пункт о погибших из-за Раздела.

Шанкар замер. На мгновение в глубине его глаз мелькнуло что-то темное и призрачное. А потом он улыбнулся, и Персис подумала, что ей померещилось.

– Вы умная женщина, инспектор. Раздел был побочным продуктом корыстных интересов.

– Ну теперь-то эти мусульмане получат по шее, – встрял Ачарья. – Я слышал, в их «Земле чистых», в этом Пак-и-стане, просто ужасные условия.

– Вам могут возразить, что так живут многие мусульмане в Индии, – Персис ощетинилась: вероятно, причиной было ощущение невежества и бездумной пристрастности. – Мы оказали им не слишком радушный прием.

– Прием! – с отвращением фыркнул Ачарья. – Неблагодарные провокаторы. Моя бы воля – я бы собрал их всех и переправил за границу. Пускай живут в своей вонючей новой стране и оставят Индию настоящим патриотам.

– То есть индусам?

– То есть тем, кто не отвернулся от родины, – и он ударил кулаком по колену. – По-моему, первым делом Неру должен был конфисковать собственность каждого богатого мусульманина. Пообрывать им хвосты и смотреть, как они удирают в свой Пакистан.

– В таком случае просто замечательно, что у Пандита Неру больше здравого смысла, чем у вас.

За их спинами загремела музыка.

– Фокстрот! – оживилась Элизабет. Поднявшись на ноги, она протянула руку Блэкфинчу. – Не согласитесь потанцевать?

Блэкфинч, который в это время пытался оттереть винное пятно на своей рубашке, залился краской.

– О, нет. Боюсь, я не танцую.

– Ничего страшного. Просто следуйте за мной, – она схватила протестующего Блэкфинча за руку, подняла с места и потащила за собой на танцпол.

Персис глядела им вслед, чувствуя себя так, словно ей под ребра вонзился осколок.

– Милая парочка, – кисло прокомментировал Ачарья.

– А разве нет? – спросила Минакши, поднося к губам бокал с вином.

Персис ничего не сказала. Какое ей дело до того, что Блэкфинч выставил себя дураком?

Она смотрела, как англичанин захлопал глазами, очутившись среди огней и музыки, а затем медленно начал двигаться – неуклюже и не в такт, как будто у него случился приступ. Элизабет вскрикнула, когда он наступил ей на ногу. Блэкфинч попятился назад, рассыпаясь в извинениях, и тут же врезался в поглощенную танцем индийскую пару. Эта пара зацепила другую, и все четверо растянулись на полу, запутавшись друг у друга в конечностях.

– Боже всемогущий, – проворчал Кэмпбелл. – Да у него, похоже, ног не две, а сорок, и все левые.

– Не всем же быть искусными танцорами, – улыбнулась Минакши Рай. – Уверена, что у мистера Блэкфинча полно других талантов.

Персис понаблюдала за тем, как незадачливый англичанин наклоняется помочь упавшим, и повернулась к Кэмпбеллу.

– Раз уж вы здесь, могу я задать вам вопрос? Мне сказали, что вы с сэром Джеймсом недавно поссорились.

Кэмпбелл побагровел.

– Кто вам это сказал?

– Неважно. Это правда?

– Полнейшая чушь. У нас с Джеймсом были разногласия, но мы никогда не ссорились. Мы дружили двадцать лет.

– Тогда почему он не явился на вашу встречу в то утро?

– Я уже сказал: он был человек занятой. Вот и все.

Персис отметила про себя, что он явно нервничает.

– Кроме того, насколько я поняла, на том балу вы также поссорились со своей дочерью.

Ответом был еще один хмурый взгляд.

– Слишком много внимания сплетням, инспектор.

– Значит, вы не ссорились с Элизабет?

– Нет, не ссорился.

Он вперил в нее пристальный взгляд, и она переключилась на Шанкара.

– Вы родом из Бомбея?

– Нет, – улыбнулся он. – Я переехал сюда несколько лет назад, как только улеглась пыль после Раздела. Мое родовое гнездо находится на севере, в штате Дели.

– У вас там семья?

– Уже нет. Моих родителей не стало, когда я был моложе. Я был у них единственным ребенком, – сказал он и снова улыбнулся.

– А как вы… пришли к этому? – она обвела руками клуб.

– Что вы имеете в виду?

– Как вы решили купить этот клуб?

Шанкар ухмыльнулся, обнажая идеальные белые зубы.

– Тратил наследство. У моей семьи были большие земельные владения. Я почувствовал, какое мне грозит будущее – я имею в виду планы Неру на заминдаров, – и решил продать дом и переехать в город мечты. Затем я стал инвестировать в различные предприятия. В том числе в этот клуб. Мудрое решение, не находите?

Вернулся Блэкфинч и рухнул на свое место. Щеки у него были красные, и Персис подозревала, что вовсе не от усталости. Элизабет Кэмпбелл осталась на танцполе с другим партнером. Лихой молодой индиец кружил ее в танго, а джаз-бенд отбивал ритм под аккомпанемент топота ног и свиста. Персис заметила, что губы Роберта Кэмпбелла сжались в жесткую линию. Он смотрел на танцующую пару, и его лицо выражало не что иное, как холодную ярость.

– Вы что-то имеете против танго? – спросила она.

– Имею, но не против танго, – пробормотал он. Он залпом осушил свой стакан, поднялся на ноги и направился к танцполу. Растолкав другие пары, он грубо набросился на свою дочь и получил отпор. Персис не могла разобрать их слов, но в какой-то момент ей показалось, что Кэмпбелл готов разорвать партнера дочери на части.

В конце концов Элизабет умчалась прочь, растворившись в толпе, а ее отец бросился следом.

– Что это было? – спросила Персис.

– О, боюсь, во всем, что касается его дочери, мистер Кэмпбелл все еще слегка старомоден, – сказал Шанкар, и на его губах заиграла улыбка.

– Что вы имеете в виду?

– Роберту Кэмпбеллу не нравится, что его дочь любит общаться с местными жителями.

– И вправду любит? – спросил Блэкфинч.

Персис покосилась в его сторону. Не было ли в его голосе огорчения?

Ади Шанкар поднялся на ноги.

– Прошу прощения, инспектор, но, боюсь, я должен прервать нашу беседу. Неотложные дела.

Персис тоже встала.

– Спасибо, что согласились встретиться. Возможно, у меня еще возникнут к вам вопросы.

Шанкар коротко поклонился.

– Всегда к вашим услугам. Я хочу, чтобы убийцу сэра Джеймса поймали. Более того, если мы хотим задать правильный тон началу нашей новой республики, мы должны пресечь подобные преступления на корню. Закон превыше всего – иначе грош нам цена.

После этого Шанкар с Ачарьей удалились, оживленно что-то обсуждая.

Персис села и занялась Минакши Рай.

– Когда вы познакомились с мистером Шанкаром?

– За два месяца до открытия «Гульмохара», – ответила она. – Он играл в поло за «Клуб любителей езды» на ипподроме Махалакшми. И я подумала, что никогда раньше не видела такой удали.

– Любовь с первого взгляда?

– А вы в нее не верите?

Персис воздержалась от ответа.

– Вы знали сэра Джеймса?

– Не особенно. Он приходил в клуб, виделся там с нами. Они с Ади хорошо ладили. У них был схожий темперамент. И кроме того, Ади симпатизирует британцам. В этом он очень похож на моего отца.

– Вашего отца?

Минакши слабо улыбнулась.

– Мой отец был солдатом. Он сражался с британцами и за британцев. И так и не смог их возненавидеть, хотя и был сторонником независимости Индии. Отец всегда говорил, что на каждой яблоне есть хорошие и плохие яблоки, и ему хотелось верить, что большую часть жизни его окружали только хорошие.

Нечто подобное Персис уже слышала раньше. Это напрямую свидетельствовало о смешанных чувствах, которые некоторые люди – особенно те, кто достиг процветания в британскую эпоху, – питали к своим бывшим повелителям.

Персис также вспомнила недавнюю ссору отца с доктором Азизом.

«Что такого замечательного в вашей новой республике? – говорил Азиз. – Только сегодня почтовая служба повысила свои тарифы, расписание поездов пошло к чертям собачьим, дороги и города поголовно переименовывают, а теперь нам еще и велят перейти на метрическую систему. Объясните мне, кто-нибудь, мы что, немцы какие?»

«Рим пал, мой друг, – отвечал ее отец. – И лучше нам с этим смириться».

«Пфф! Сколько бы зла ни сделали британцы, при них, по крайней мере, была определенность! А что теперь? В Конгрессе одни безголовые подхалимы, страну раздирают беспорядки, экономика катится в тартарары. Даже европейские туалеты заменяются дрянными индийскими сортирами. Приходится сидеть на корточках, чтобы испражниться в собственную пижаму. Что это за извращенный национализм такой?»

– Мой отец скончался три года назад, – продолжила Минакши. – Полагаю, когда я встретила Ади, он решил, что это совпадение.

– Можете рассказать еще что-нибудь о сэре Джеймсе?

Минакши пожала плечами.

– Только то, что он верил в современную, более справедливую Индию. Я знаю много людей, которые жалеют бедняков. Но такие люди, как сэр Джеймс и Ади, верят, что бедняки имеют такое же право на будущее, как и мы.

– Вы заметили что-нибудь необычное в ночь его смерти?

Минакши покачала головой, и ее серьги зазвенели.

– Казалось, что он в полном порядке. Возможно, немного пьян. Мы с Ади были с музыкантами. Ади недавно научился играть на саксофоне. Он ворвался на сцену и просто уселся там, так что у бедняги бенд-лидера не оставалось выбора, – сказала она и улыбнулась. – Он играл, пока вы не остановили бал. Мы действительно не заметили, когда именно пропал сэр Джеймс, но я не припомню, чтобы видела его после полуночных фейерверков.

Персис мысленно сделала себе заметку проверить рассказ Минакши. Если Ади действительно играл с джаз-бендом с полуночи и до ее прибытия в Лабурнум-хаус, то, конечно же, он не мог находиться в кабинете в момент убийства.

– Когда ваша свадьба?

– Летом, как раз перед началом муссонов, – лучезарно улыбнулась Минакши. – Обязательно приходите, инспектор. Уверена, Ади будет в восторге.

Блэкфинч предложил подвезти ее до дома. На мгновение Персис заколебалась и даже разозлилась, но быстро подавила это чувство. Какое она имела право на него сердиться? Это она проявила слабость и пригласила его в «Гульмохар». Так что сердиться оставалось только на себя.

– Что думаешь? – спросила она через некоторое время.

– Любопытный тип, – ответил Блэкфинч, не отрывая взгляда от дороги перед ними. Каждый раз, как водитель приближался к грохочущему впереди фургону с цыплятами, его худощавое тело напрягалось. Цыплята, распиханные по слишком тесным ящикам, смотрели на него с выражением обреченной покорности судьбе. – Из новой породы молодых индийцев. Они сейчас повсюду.

Персис смерила его подозрительным взглядом.

– Это наша страна. Кому же определять ее жизнь, как не индийцам?

– Я хотел сказать, что движением за независимость руководила старая гвардия, но решать, что вам с ней делать дальше, будут вот такие Шанкары.

– Что-то мне в нем не понравилось. Не думаю, что он был до конца откровенен, когда рассказывал о своих отношениях с сэром Джеймсом.

– Откуда ты знаешь?

– Интуиция.

– Понятно.

Взгляд Персис стал вопросительным.

– Понятно?

Блэкфинч одарил ее снисходительной улыбкой.

– Я не верю в интуицию. Научные знания основываются на фактах и эмпирических данных. Хороший криминалист на интуицию не полагается. В девяти случаях из десяти это слабое волнение в кишечнике – признак диареи, а вовсе не мифическая вспышка дедуктивного гения.

Персис сердито отвернулась.

– Разве не любопытно, что Кэмпбелл развлекается с Шанкаром всего через пару дней после того, как его предполагаемый друг и деловой партнер был зверски убит?

– А что ему еще делать? Как мусульмане, сидеть дома и оплакивать покойника сорок дней?

Персис хотела было рассказать ему, что, по сведениям Евы Гэтсби, Хэрриот и Кэмпбелл, вероятно, поссорились, но передумала и выглянула в окно. Теплый ветерок коснулся ее щеки.

– Правда, она была в своей стихии?

– Кто?

– Элизабет Кэмпбелл.

Блэкфинч замялся.

– Полагаю, да. В конце концов, она молодая женщина.

– А еще она очень красивая.

Над ответом он думал, пожалуй, слишком долго.

– Ее можно было бы назвать привлекательной – при должном освещении.

– Для таких, как она, любое освещение должное.

Больше они не произнесли ни слова, пока не подъехали к книжному. У его входа был припаркован темный «бьюик».

Машина тети Нусси.

Персис выругалась и, подойдя к дремлющему водителю, ткнула его в плечо. Он резко вскочил и медленно сфокусировал взгляд.

– Мадам Нусси наверху?

– Да, – ответил он, – вместе с мистером Дарием.

Персис снова выругалась и повернулась к Блэкфинчу, который с любопытством наблюдал за ней из своего «амбассадора». И тут ей в голову пришла идея.

Она перешла обратно через дорогу.

– Не хочешь присоединиться ко мне за поздним ужином? Отец еще не спит и будет рад гостю. Он прикован к инвалидному креслу и не может встречаться с людьми так часто, как ему хотелось бы.

Это была откровенная ложь. Сэм Вадиа был убежденным мизантропом. Он даже поместил себе на стол табличку с надписью: «Сначала я думал о самоубийстве. Потом решил, что лучше убить все остальное человечество».

Блэкфинч захлопал глазами от удивления, но все-таки вылез из машины и произнес:

– Вперед, Макдуф, не трусь!

– Вообще-то, – пробормотала Персис, отворачиваясь, – правильно: «Смелей, Макдуф, не трусь!»[9]9
  Из трагедии У. Шекспира «Макбет» (перевод М. Лозинского).


[Закрыть] Но, по сути, получается то же самое: «Не будем медлить и начнем скорее бой».

Тетя Нусси была вне себя. Персис поняла это по тому, как она постукивала ярко накрашенным ногтем по бокалу с вином и как курила сигарету – с таким видом, как будто объявила племяннице личную вендетту.

Тетя Нусси расположилась на одном конце обеденного стола, Сэм Вадиа – на другом, так что оказался сидящим прямо напротив Дария, а сам стол, эта ничейная земля, был заполнен остатками ужина: мясным ассорти, разогретым куриным дхансаком, пловом, сыром и маринованными огурцами.

Дарий удивил Персис. Она не видела его около года, и за это время он заметно преобразился. Исчезла россыпь прыщей, которые долгое время уродовали его лоб. Густые усы придавали его чертам новообретенную зрелость. Темные волосы были уложены в очень жизнерадостную прическу. Одет он был в безупречный льняной костюм кремового цвета и сверкающие двухцветные ботинки-оксфорды. Да и такой уверенности в голосе прежнего Дария Персис не помнила.

Может, тетя Нусси все-таки была права, и новая республика изменила ее кузена?

Ее решение сесть рядом с Блэкфинчем не прошло незамеченным – как, впрочем, и его присутствие. Но, к счастью, сам Блэкфинч, казалось, ничего не понял.

«Неужели он и вправду настолько слеп?» – удивлялась Персис, наблюдая за англичанином, который, запинаясь, пытался кое-как вести застольную беседу.

– А вы знали, – спросил он, отправляя в рот кусок курицы, – что у артериальной крови гораздо более яркий цвет, чем у любой другой крови, и что пятна крови всегда располагаются определенным образом в зависимости от того, как двигались нападавший и жертва?

– Очаровательно, – произнес Дарий, задерживая взгляд на своей кузине.

Тетя Нусси налила себе еще один бокал хереса и разом опустошила его с такой яростью, что даже Персис стало не по себе. Тетя демонстративно воздержалась от упоминания того факта, что Персис фактически сбежала от Дария. Теперь Персис жалела, что не позвонила ей и не отменила встречу, но, с другой стороны, если бы она так сделала, за этим бы неизбежно последовал неприятный разговор с тетей. Сам Дарий вел себя как джентльмен и делал вид, что просто зашел засвидетельствовать почтение Сэму. Он рассказал о своей новой должности управляющего агента в Калькутте, на другом конце страны, и заверил, что у него блестящие перспективы и что, хотя подразделением пока еще руководит англичанин, в скором времени это обязательно изменится.

– Но хватит обо мне, – отрывисто сказал он и промокнул усы салфеткой. – Ты у нас теперь настоящая знаменитость, Персис. Представь, как я удивился, когда вчера взял «Газетт» и на первой странице увидел твое лицо. Подумать только: девочка, с которой я играл в прятки, стала украшением национальной полиции.

– Украшением? – повторила Персис, сощурив глаза.

– Это просто такое выражение, – сказал Дарий. – Я не хотел тебя обидеть. Но должен признать, ты нас всех очень удивила.