Текст книги "Жемчужины детства"

Вечером, оставшись одна в своей маленькой комнате в окружении знакомых вещей, привезенных из дома, я снова написала родителям. Волнение от всего произошедшего за день смешивалось с неослабевающей необходимостью делиться мыслями с моими близкими. Я не знала, что мама уже получила мое предыдущее письмо и написала ответ в мой день рождения.

Челаковице

4 июля 1939 года

Моя дорогая милая Верушка!

Читая твое письмо, я очень радовалась и осталась довольна: моя маленькая Верушка, в которую я всегда верила, ни капли меня не разочаровала, и я поняла, что могу гордиться и горжусь своей храброй девочкой.

Сегодня, в день твоего одиннадцатилетия, желаю, чтобы твоя милая душа всегда радовалась, смех и счастье оставались верными спутниками твоего детства, стойкая вера в светлое будущее придавала тебе сил, а мысли о родителях, которые крепко тебя любят, помогали оставаться доброй, чуткой и сохранять душевную чистоту…

Не забывай о хорошем отношении и благодарности к людям, которые так славно о тебе заботятся.

Солнце, которое светит у тебя над головой, светит и нам, и через него я посылаю тебе свою любовь, мысли и бесконечные поцелуи. Когда татинек сегодня вернется домой, он тоже тебе напишет.

Твоя счастливая маминка

Письмо отца пришло через пару дней.

Челаковице

5 июля 1939 года

Моя любимая малышка!

Ты даже не представляешь, как порадовало меня твое прекрасно написанное письмо, каждое его слово. Так трогательно, что ты беспокоишься о нашем счастье. Сегодняшний день благодаря тебе был очень счастливым, а когда мы узнаем, где и с кем тебя поселят постоянно, мы будем прыгать от радости. Зная, что вы с Евой попали к добрым хорошим людям, я еще раз утверждаюсь в мнении, что вы родились под счастливой звездой и, как кошки, будете всегда приземляться на лапы.

Ты удивишься, узнав, сколько людей в Челаковице прочли твое письмо и как их впечатлила твоя смелость и умение выражать свои мысли. А я не удивился. Ведь ты моя дочь! Твоя учительница тоже прочитала письмо и нахохлилась от гордости, как павлин! Надеюсь, скоро ты полюбишь английский язык.

Сегодня тетя Берта приезжает в гости – хочет прочитать твое письмо и письмо Евы и снять копии для бабушки и дедушки, чтобы те тоже порадовались.

Желаю тебе удачи и крепкого здоровья, моя любимая малышка, и надеюсь, что тебе попадется добрая семья и скоро до нас дойдут хорошие новости.

Твой тата

На следующий день после дня рождения, который я отпраздновала свежей клубникой с щедрой порцией мороженого, я пошла в школу. Этого я никогда не забуду. В отличие от чехословацких школ, английские государственные школы в это время еще не ушли на каникулы.

Дороти чуть не лопалась от восторга, что у нее появилась новая «сестренка» – чехословацкая беженка, и раззвонила о моем приезде на всю округу. Тогда о Чехословакии еще мало кто знал, и, кажется, дети рассчитывали встретить пришельца с другой планеты. Уверена, они были очень разочарованы, увидев обычную девочку.

Миссис Рэйнфорд прошла со мной до школы почти целый километр, держа меня за руку. На улице нам встречались любопытные дети, которые молча на меня таращились. Такой интерес, наверно, должен был мне польстить, но я очень нервничала и стеснялась того, что единственным звуком на улице был звук наших шагов и десятки глаз уставились мне в спину. Впрочем, в школе дети уже не сдерживались и окружили меня со всех сторон. Я никогда не была застенчивой, поэтому уже к концу дня обзавелась новыми друзьями.

Однако я возмутилась, что меня поместили в один класс с шестилетками, хотя и сказали, что это только на первых порах. Учителя посчитали, что я быстрее выучу основы английского языка в этом классе, где учитель говорила по-немецки. Но, как вы помните, я поклялась, что не пророню ни слова по-немецки. Впрочем, мне и не пришлось: говорила и объясняла учительница, а я только слушала, но мое знакомство с английским так действительно пошло легче.

Моим лучшим учителем была Дороти. Она для себя решила, что я должна достигнуть небывалых высот в английском и часами объясняла мне значения разных слов и фраз и втолковывала времена. Я же решила научить ее чешскому. Правда, скоро забросила эту затею, но она до сих пор помнит несколько коротких стихотворений и песенок, которые мы вместе играли на пианино. Дороти и ее семья делали все, чтобы я чувствовала себя как дома, ощущала себя любимой и желанной. Когда много лет спустя я спросила папу Рэйнфорда, почему тот решил взять меня в дом, он ответил:

– Я знал, что не мог спасти весь мир и предотвратить войну, но в моих силах было спасти одного человека. Великобритания нарушила данное Чехословакии слово, евреи подвергались наибольшему риску, и я решил – возьму-ка я чехословацкого ребенка из еврейской семьи.

А Дороти выбрала мою фотографию из нескольких, потому что ей понравилась моя улыбка.

Члены моей новой семьи написали моим родителям, чтобы заверить их, что мне нашлось место в их доме и их сердцах. Родители тоже послали им письмо в благодарность. Мы с Евой регулярно переписывались, как и наши опекуны, которые договорились, что перед началом осеннего семестра Ева приедет меня навестить. Опекунша Евы заведовала школой-интернатом в Дорсете, где теперь училась моя сестра.

Родителям в те первые месяцы до войны я писала почти каждый день, и они отвечали на все мои письма.

Сначала я просто описывала новости и сообщала, как люблю маму и папу. Те отвечали в том же духе. «Когда я читал твое письмо, я был так счастлив, что запрыгал от радости и чуть не ударился головой об потолок», – написал однажды отец. «А эти прекрасные фотографии! Какая красивая девочка эта Дороти, а глаза ее матери светятся добротой. Я вставлю фотографии в рамки и повешу их над кроватью, чтобы каждый день смотреть на вас троих…»

Челаковице

9 июля 1939 года

И. Д[3]3
  Ирма Диамант. (Примеч. пер.).


[Закрыть].

Дорогая миссис Рэйнфорд!

Мы глубоко обязаны вам за ваше неожиданное письмо от 5 июля, за которое благодарим вас сегодня от всего сердца. Поверьте, в первые дни, когда мы ничего не знали о судьбе детей, мы жили в ужасной тревоге и беспокойстве. Но как только открыли ваше замечательное письмо, все наши печали и сомнения развеялись. В последние дни мы снова чувствуем себя счастливыми, зная, что наша маленькая девочка в ваших руках, что она попала в столь достойную семью, к добрым людям с любящими сердцами. Это небывалое облегчение для матери, которой пришлось принести жертву и отправить свою драгоценную дочь в другую страну. Господь на небесах непременно отблагодарит вас и вашу милую Дороти, дорогая миссис Рэйнфорд, за все добро, которым вы окружили нашу девочку.

Сейчас мы живем в стесненных обстоятельствах, обеим девочкам мы прививали скромность и будем признательны, если вы продолжите воспитывать Веру в той же манере.

Нам очень жаль, что мы никак не можем поспособствовать образованию нашей девочки, так как нам не разрешают посылать в Англию деньги. В своем письме вы упомянули, что Комитет по делам беженцев, вероятно, возьмет на себя расходы на школьное образование Веры, в связи с чем мы хотим спросить: надо ли нам писать в Комитет или вы сами уладите эти дела? Пожалуйста, сообщите, если от нас что-то потребуется. Мы не знаем, как принято делать дела у англичан, и боимся ошибиться.

Дражайшая миссис Рэйнфорд, услышав, что наша девочка окружена любовью в вашем семейном кругу, мы укрепились в своей вере в Господа. Надеемся, что для нас наступят лучшие времена. Мы были так рады прочесть ваши заверения в крепкой дружбе. Можете не сомневаться: наша признательность вам безгранична и искренна. Мы будем каждый день молиться Богу, чтобы он хранил вашу любовь к нашей девочке и нашу дружбу.

Искренне ваши, миссис Рэйнфорд,

Карл и Ирма Диамант

Иногда папа ласково меня поучал. «Рад слышать, что ты ведешь себя хорошо и в целом отлично справляешься, – писал он. – Но, пожалуйста, не забывай всегда соблюдать безукоризненную чистоту. Не забывай мыть руки и умываться, если получается, каждый день принимай ванну и чисти зубы утром и вечером. Всегда выгляди аккуратно и опрятно, чтобы люди на тебя смотрели и говорили: „Гляньте, какая хорошенькая маленькая девочка!“ Нельзя вечно оставаться маленькой хулиганкой. Напиши, как твои успехи, чтобы я не волновался на этот счет».

Шли недели, я обвыклась на новом месте и даже, пожалуй, была счастлива. Мне нравилось жить в Англии, а постоянный поток писем из дома создавал иллюзию, будто родители являлись частью этой жизни. Я становилась все более уверенной в себе, и с этой уверенностью вернулись прежние дурные привычки: так, я начала требовать, чтобы мне покупали новые книжки, одежду и обувь, добыли буханку чешского хлеба. Меня особенно расстраивало, что в Чехословакии остался огромный гардероб моей куклы и той нечего было носить. В каждом письме я уговаривала маму прислать мне кукольную одежду, хотя знала, как трудно отправлять посылки с оккупированных немцами территорий.

В конце концов папа вмешался и сурово меня отчитал. «Вера, – написал он, – мы пытаемся отправить тебе посылку, но пора тебе понять, что сделать это почти невозможно. Ты, что ли, перестала понимать по-чешски? Сколько раз нужно повторить, чтобы ты прекратила свою вечную песню „я хочу, хочу, хочу“? Весь Челаковице стоит на ушах, потому что у твоей бедной куколки нет нового платьица или подушки! Мы стараемся, Вера, и даже если нам разрешат, отправим тебе все, что ты просила, даже хлеб, вот только к моменту приезда в Англию тот затвердеет, как камень, и ты только зубы об него сломаешь».

Каким-то чудом посылка все же дошла до меня: в ней было все, о чем я просила, и подарки для Евы и Дороти. Вот только хлеба не было. Его отправили, но конфисковали на таможне. Я лишилась шанса отведать моего любимого лакомства, зато зубы остались целы.

Разумеется, посылка дошла до меня благодаря маме, которая свернула горы, чтобы осуществить мою просьбу. Она всегда была практичной, не забывала положить мне марки для ответного письма (папа всегда забывал) и старалась исполнить любую мою прихоть. От нее я узнавала новости о своих друзьях и нашем городке. Она волновалась по мелочам: спрашивала, чем меня кормят, наедаюсь ли я, как общаюсь на незнакомом языке, играю ли на пианино, что делаю в выходные, какой у меня распорядок дня. Стоило мне попросить, чтобы она прислала их с папой фотографию и фото Марты с котятами, как она договорилась с нашим местным фотографом и позвала его, когда в гости приехали мои бабушка с дедушкой и тетя Берта, чтобы снять для меня большой семейный портрет. Ее письма всегда были полны любви и поддержки. «Каждую ночь вы с Евой мне снитесь, – писала она, – наверное, потому что я засыпаю и думаю о вас обеих, как вы, наверно, думаете обо мне. Я так благодарна, что ваши опекуны вас любят. Не ропщи на них, всегда будь добродушной, веселой, полной оптимизма и учись у Рэйнфордов любви – это лучший способ им отплатить». В каждом письме она спрашивала: «Передает ли тебе солнце мои поцелуи? Доходит ли моя любовь через звезды?»

Шли недели, я подружилась с ребятами и постепенно привыкла к новому окружению и образу жизни. Папа Рэйнфорд и Дороти часто меня куда-то вывозили. Мне особенно запомнилась поездка на песчаный пляж, где я впервые глотнула соленой морской воды. Мне понравился вкус жареной картошки, которой меня угостила Дороти, – щедро посыпанной солью и политой уксусом, в кулечке из газеты. Стоило мне попробовать этот заморский деликатес, и я начала терять голову, всякий раз учуяв запах рыбы с картошкой, и готова была тратить последние монеты на кулечек с заветным лакомством.

В середине августа Рэйнфорды взяли меня в отпуск в деревушку Пенскот в Сомерсете. Как я обрадовалась, снова увидев вокруг пологие холмы и деревенские просторы! Погода почти всегда была хорошая, пели птицы, воздух был свежим, и я бегала, гуляла, лазала по деревьям и плавала в речке, сколько душе угодно.

Рэйнфорды любили ходить пешком, и вместе мы находили много миль по самым живописным местам. Мне нравилось сидеть на улице теплыми светлыми вечерами, читать чешские книжки и писать письма домой. Я поставила себе цель ни в коем случае не забывать чешский и за годы, что прожила в английской семье, несколько раз перечитала те немногие чешские книжки, что были у меня с собой. Мне редко выпадал шанс поговорить с другими чехами, зато я вела долгие беседы со своей куклой.

Пока мы отдыхали в Пенскоте, мне приснился сон, который потом снился всю войну: мы с мамой стояли на кухне в нашем доме в Челаковице, на ней был передник, и она держала в руках свежевыпеченную буханку хлеба. Я чувствовала его запах, а мама брала нож и медленно отрезала мне большой толстый ломоть… Я брала его из маминых рук, благоговейно подносила к губам… и в этот момент всегда просыпалась.

Мы жили в маленьком гостевом доме, принадлежавшем квакерской вечерней школе. Мама и папа Рэйнфорды были посвящены в сан и иногда читали проповеди в методистских церквях. По вечерам кто-то из гостей проводил службу. Я все еще понимала очень мало, но посещала службы и читала про себя свою молитву. Ведь Бог был один на всех, и я как никогда нуждалась в его помощи.

В Пенскоте я написала родителям очень взрослое письмо. К тому времени никто уже не сомневался, что будет война. Я не знала, чем это чревато с практической точки зрения, но надеялась, что если война начнется, то не продлится долго и мы сможем вернуться домой. Я не понимала одного: что во время войны могут быть затруднения с отправкой писем в Чехословакию.

Я инстинктивно почувствовала, что нужно написать особое письмо: в нем я, как обычно, заверяла маму и папу в своей любви, но также давала понять, что я уже большая и рассудительная, что я – их дочь, и потому никогда их не подведу.

По возвращению в Бутл меня ждал ответ от мамы.

Ты не представляешь, как я обрадовалась твоему письму. Ты такая добрая и хорошая, моя дорогая маленькая девочка; ты никогда нас не подводила и не подведешь. Ах, если бы милостивый Господь дал нам шанс хотя бы отчасти возместить вам с Евой то, что мы не можем сделать для вас сейчас!

Я чувствую, что твои мысли всецело с нами и твое маленькое сердце летит к нам, моя дорогая; не проходит и минуты, чтобы мы с татинком не думали о тебе. Но мы счастливы, что ты видишь и переживаешь так много нового и многому учишься.

Слава Богу, что вы с Евой попали к хорошим людям. Поверь, дитя, мы знаем, что поступили правильно, отослав вас из Чехословакии. Пообещай, что будешь храброй, что бы ни случилось.

Ты очень рано поняла, что жизненный путь не всегда легок и многим нашим желаниям не суждено осуществиться. Ты должна гордо и храбро ступать по своему жизненному пути, как и твоя сестра; мужайся, ничего не бойся и не вешай нос. Уверена, однажды Господь вознаградит нас за терпение, мы воссоединимся и будем счастливы.

Только что у нас в гостях были Гонза и Томми. Они уезжают в Англию через десять дней. Им уже не терпится, и они очень хотят поскорее встретиться с вами.

Вы мои самые родные и милые девочки. Мысль, что вы в безопасности, греет мне душу.

Вскоре после моего возвращения в Ливерпуль в гости приехала Ева. Кажется, я никогда так никому не радовалась. Когда она сошла с поезда, я ощутила дыхание родного дома, и мама с папой будто бы на миг тоже оказались рядом. Она улыбнулась такой знакомой улыбкой, и я бросилась к ней навстречу, крича от счастья и восторга.

Как же она понравилась Рэйнфордам! Она выглядела очень взрослой и сдержанной дляпятнадцатилетней девочки и очень хорошо говорила по-английски. Ева рассказала, как ей нравится новая школа, которая располагалась в великолепном старинном здании на ухоженной территории, и все там относились к ней по-доброму. Она уже успела подружиться с несколькими девочками и их семьями и провела каникулы в гостях у одной своей одноклассницы, Банти. К моему восторгу, семья Банти пригласила нас обеих провести у них рождественские каникулы. Ева сказала, что окна их дома в Пуле выходили на гавань и из спальни было видно море. Но лучшую новость Ева приберегла напоследок: у Банти была не только кошка, но и собака! Тут мне захотелось, чтобы декабрь наступил уже завтра, так не терпелось мне скорее познакомиться с семьей Банти и особенно с ее питомцами.

Мы с Евой спали вместе в моей кровати и проговорили полночи и весь день. Я не отходила от нее ни на шаг, и даже когда она шла в ванную или в туалет, разговаривала с ней через дверь. Мы писали домой совместные письма и получали ответы, тоже предназначенные для нас двоих. 24 августа папа написал нам письмо, в котором отчасти содержался ответ на мое «взрослое» послание.

Мои любимые девочки!

Так приятно убить двух зайцев одним выстрелом и поговорить сразу с двумя моими дочурками! Вчера я вернулся из короткого отпуска и, разумеется, первым делом прочел ваши новые письма и залюбовался новыми фотографиями. Ева, ты, кажется, немного поправилась и похорошела, уже совсем взрослая девушка. Но прошу, не теряй озорного блеска в глазах!

Спасибо за фотографии; мне понравилась твоя подруга и ее дом. Мне все понравилось, но особенно твое письмо, полное жизнелюбия и энтузиазма.

Судя по вашим рассказам и по тому, что мы узнали из газет, боюсь, мы плохо вас одели. Мы не могли и предположить, что в Англии дождь идет 185 дней в году, еще 100 дней пасмурно и только в оставшиеся дни хорошая погода! И ведь сейчас лето, а что будет зимой? Поэтому мы решили попытаться отправить вам крепкие высокие ботинки на шнурках, которые вам придется носить, хотите вы этого или нет. Думаю, когда придет настоящая зима, вы порадуетесь, что они у вас есть. А если выяснится, что они не нужны, просто отложите их на всякий случай.

В последнем письме маминка отправила вам адрес. Запомните его и запишите в надежное место. Возможно, наступит день, когда придется отправлять письма через адрес этого джентльмена: он будет пересылать их нам.

Верушка, ты даже не представляешь, как приятно мне было читать твое письмо. Я очень горжусь тобой, моя любимая девочка. Маминка уже ответила тебе, и я однажды отвечу, только позже, когда тебе будет столько же лет, сколько сейчас Еве. Тогда ты поймешь, что я хотел сказать, и, надеюсь, я смогу сказать тебе это лично. Пока же признаюсь, что плакал от счастья, потом поднял маминку, и мы с ней танцевали на кухне. Словами не передать, каким ценным и важным было для меня это письмо: оно раскрыло мне твой внутренний мир, твой благородный характер, нежную душу и чуткость. Я давно ждал такого письма и надеялся его получить и, как выяснилось, ждал не напрасно. Наверно, все отцы одинаковые и считают, что их дети уникальны; твое письмо доказало твою уникальность. Мне все еще трудно поверить, что моя маленькая Верушка смогла написать письмо, пронизанное такой рассудительностью.

Я рад, что ты веселишься и живешь в свое удовольствие; не стану даже ругать тебя за то, что все еще лазаешь по деревьям и камням, но будь осторожна, не досаждай миссис Рэйнфорд и не беспокой ее своей дикостью и непослушанием. Постарайся держать себя в узде до возвращения домой.

Фотографии, которые я попросила у мамы, шли очень долго. Отец приложил к ним записку: «Улыбайся и не вешай нос. Будь молодцом! Не тоскуй, увидев фото Марты с котятами и остальных домашних».

Я до сих пор храню эти фотографии. Марта играет с котятами; родители с бабушкой, дедушкой и тетей Бертой; папа с мамой отдельно. На обороте последнего снимка стоит дата 29.7.1939, а внизу я подписала: «Эта драгоценная фотография из дома пришла накануне начала войны».

На самом деле я получила ее 5 сентября, через два дня после начала Второй мировой войны[4]4
  Видимо, автор имеет в виду день вступления Великобритании во Вторую мировую войну – 3 сентября. (Примеч. пер.).


[Закрыть]. С тех самых пор милые лица моих родных улыбались мне с фотографии, которая и сейчас стоит у моей кровати.

3 сентября, когда объявили о вступлении Великобритании в войну, Ева все еще была у нас. Услышав новость, она побледнела, помрачнела и взяла меня за руку. Я же ощущала знакомую смесь волнения и страха: я не знала, как изменится мир с началом войны, но понимала, что для меня это будет означать очередную радикальную перемену.

Первые мысли были не обо мне и даже не о родителях, а о моих двоюродных братьях Гонзе и Томми. Они должны были уехать из Праги 3 сентября, и я очень их ждала. «Смогут ли они теперь попасть в Англию?» – с тревогой думала я.

Увы, они так и не приехали. Позже я узнала, что они сели на поезд, но его не выпустили со станции. С того дня детские поезда в Англию ходить перестали.