Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая"

Арно приучили исполнять даже самые глупые обещания, лишь бы от них не было вреда. В просьбе девушки, с которой они так отлично плясали, ничего дурного не пряталось, но сперва следовало отделаться от надорского барона, объявившегося, едва виконт обтер лицо и опоясался шпагой.

– Вы выказываете поразительные таланты, – выразил свеженькое восхищение зануда. – Есть ли то, что не по силам Савиньяку?!

– Есть, – заверил Арно, прикидывая пути к отступлению. Грубить не хотелось, знакомиться с провинциальными девицами и присоединяться к, судя по слащаво-чинной мелодии, возобновившемуся занудству – тем более.

– Простите, сударь, – упрямился заступивший дорогу надорец, – я не могу вам верить, и моя супруга, вне всякого сомнения, тоже не поверит.

Способа вежливо отделаться от собеседника, проскочить мимо выстроившихся в полудохлую шеренгу танцоров и шмыгнуть за угол Арно не видел, но судьба смилостивилась – из-за обвитой черно-белым полотнищем колонны показался Валентин.

– Простите, сударь, – на то, чтобы отвесить поклон, виконта все же хватило. – Я должен обсудить со своим секундантом условия поединка. Прошу вас за мной не следовать, мне нужно… хорошо выспаться.

– Конечно-конечно, но мы ни на минуту не усомнимся…

Арно взял с места в карьер, и барон отстал, но с него сталось бы возникнуть вновь.

– Валентин, – виконт ухватил друга под руку, – выведи меня отсюда, а потом договорись с Рафле про завтра, а то может неудобно выйти. Я тут наврал, что нам надо обсудить поединок, после чего я отправлюсь спать, но вообще-то меня ждут в Старом Арсенале. Не волнуйся, все прилично, при нас будет маркиза Ноймар.

– С удовольствием навещу Старый Арсенал, – на сей раз каменная физиономия Валентина была кстати. – Как-никак мы в прошлом году встретились именно там. Помнишь?

– Лучше спроси, помню ли я, каким балбесом был?

– Тем не менее мы, я и Ирэна, тебе очень обязаны. Если бы не наша стычка, генералу Ариго вряд ли бы пришло в голову взять меня к себе, а именно это определило нашу судьбу, но я имел в виду другое. Понси провел меня в Старый Арсенал через деловое крыло, дорогу я запомнил, так что твоего барона мы обойдем в любом случае.

– Стратег!

– Не преувеличивай. С Рафле я уже переговорил, так что ты сказал чистую правду. Будешь слушать или отложим?

– Буду. Процитировать тебе Баваара?

– Я помню, как меня называют. Время дуэли – завтра, как только рассветет, в небольшом дворе рядом с казармами.

– Знаю по прошлой зиме, ты тогда такой поединок испортил… Вальдес с Райнштайнером просто чудеса творили!

– Весьма сожалею. Виконт Рафле и виконт Таур, именно они представляют Дарзье, предлагали найти место поукромней, но я им напомнил, что регент открыто поощрил дуэлянтов в их намерении. Слова Алвы очень быстро разошлись, прятаться нет ни малейшего смысла.

– И тащиться далеко лень, – одобрил поощренный дуэлянт. – Не перед парадным входом, и ладно. Как драться будем?

– Условия дуэли обговорили как компромиссные – не до первой крови, но и не до смерти. Как в свое время предложил Руперт, «пока один из противников не потеряет способности продолжать поединок». Герцог Ноймаринен разрешил, вернее велел, обратиться к своему лекарю и предложил во вторые секунданты Давенпорта, я с ним уже договорился.

– А как с линией?

– Насчет линии вопрос даже не поднимался. Полагаю, это сочли шуткой Алвы, хотя допускаю, что это разрешение в будущем может пригодиться.

– Будущее будущим, а здоровье скотине я подпорчу, легкой раной в руку-ногу не отделается. Вы сами не деретесь?

– Я предложил, но Рафле и Таур не имеют к тебе никаких претензий. Они согласны оказать не самому близкому приятелю услугу, не более того. Таур даже обмолвился, что поведения Дарзье не одобряет.

– Лапушка какой.

– Он в сложном положении, для него сложном. Что ты думаешь о сегодняшнем празднестве?

– Я о нем не думаю, и вообще, что может знать торский вояка о дворцах? Это ты у нас столичная штучка, вот и сравнивай.

– Именно это я и делаю. – Впереди был танцевальный зал, и Валентин ускорил шаг. – Ты понимаешь, что мы на этом действе оказались случайно?

– Еще бы! Не проститься с Вольфгангом было бы не по-людски, а раз уж нас все равно сорвали, пришлось заехать. Ничего, дефилирование я как-нибудь переживу, зато мать рада.

– Я о другом. – Теперь они шли за колоннами вплотную к стене. – Неожиданностью стало появление регента на севере. Я выяснил, когда в Старую Придду вернулся граф Литенкетте, который видел герцога в Лаик. За прошедшее с тех пор время хоть Дораки, хоть Карье могли получить разве что приглашение на Октавианские празднества. О том, что сегодняшний прием задумали, самое позднее, в середине осени, свидетельствуют и туалеты приглашенных дам.

– И что? Было паршиво, ну так в Двадцатилетнюю и хуже приходилось, а королевские дни не отменяли. И правильно, пусть все видят: мы в порядке.

– «Пусть все видят», – повторил Валентин, – но в том-то и дело, что съехались далеко не все. Или приглашения рассылали очень избирательно, или некоторые из гостей явились независимо от приглашения, но не в Старую Придду. Именно сюда начали съезжаться совсем недавно.

– Ты выяснял? – не выдержал Савиньяк.

– Совершенно верно. Твоя мать ничего на сей счет не говорила?

– Говорила, чтобы я шарахался от девиц на выданье, я обещал.

– По тебе не скажешь.

– То есть?

– Октавию девицей на выданье пока не назовешь, но твой выход с Гизеллой Ноймаринен меня поразил. Тебя это имя прямо-таки преследует.

– Так получилось… Не беда, Гизелла все равно просватана за Берто. Надорский барон! С семейством…

Они целеустремленно прошли мимо надорцев, причем Валентин не преминул отвесить поклон. Прилагавшееся к оному выражение лица, крайне вежливое, заставило заботливого отца попятиться.

На крышу – в большом дворцовом туалете со шлейфом? Достойный финал оказавшейся непредсказуемой мистерии! Арлетта заткнула отороченный кем-то седоземельским хвост за пояс-цепь и без затруднений пролезла в стрельчатую дверцу. За ней ждали балюстрада, тоненькое, вцепившееся в черепицу деревце и звездно-лунная пропасть.

– Спасибо! – от души поблагодарила графиня. – Здесь можно во всех смыслах отдышаться. Когда ты решил объединить Марагону? И зачем?

– Кажется, утром, а зачем… Должен же я что-то отобрать в ознаменование своего возвращения. Молодой Фельсенбург мне симпатичен, а вам?

– Он ладит с Арно.

– Со мной тоже. У дриксов была сотня с лишним лет, чтобы либо вырезать марагов подчистую, либо приручить, они же предпочитали разводить врагов. Бергеры не могут бросить марагов на произвол судьбы, а дриксы не могут их терпеть, у нас единственный выход – отобрать Северную Марагону прежде, чем Руперт станет кесарем.

– Ты обещал взять Гельбе после похорон Арно, – напомнила Арлетта, – потому что не мог больше ничего для меня сделать. Предложи кесарии, когда она вновь станет таковой, обмен. Марагона лучше.

– Вы не видели Гельбе в цвету, – Алва протянул прихваченную в адъютантской трубу. – Взгляните хотя бы на звезды.

– Обязательно, – улыбнулась женщина, – это способствует… нужное слово подбери сам.

Звезд было множество, и смотреть на них можно было хоть до утра. Арлетта опознала висевшие над городом созвездия, полюбовалась лунными пятнами и вернулась на заиндевевшую крышу.

– Спасибо за вечность, но что тебе нужно?

– Чтобы вы вспомнили Веннена, Лахузу и последнего Эрнани. Все они так или иначе упоминают Малую Кошку.

– С ней что-то не так?

– Возможно.

Арлетта вскинула голову, звездная мелочь исчезла, но крупные звезды продолжали мерцать, будоража душу. Поэты всегда будут писать о звездах, иначе какие же они поэты?

– Подскажи! – потребовала графиня.

– «Бриллиантовые очи вечно щурит тварь ночная…»

– «Встанет над храмом серебряный зверь молчаливый,

Он лишь один непредвзятым свидетелем будет»… А что про нее у Эрнани?

– «Снежный, вымораживающий взгляд». Если вы ничего не заметили, сравните стихи с оригиналом.

– При Эрнани глаз у твари был серебряным, а сейчас… позеленел? В скверне тонет не только земля, но и небо?! Причем давно.

– Давно?

– На моей памяти око Малой Кошки всегда отливало зеленью.

– Валме, Герард, Уилер со своими парнями и семейство Варнике видят его белым. Ариго, Эпинэ, Придд, Арно и я – зеленоватым.

– И что?

– Пока не знаю. Возможно, те, кого называли эориями, могут узнавать друг друга, взглянув на звезды. Спускаемся?

– Так сразу? Шадди лучше пить, слегка замерзнув. Георгию волнует завтрашняя дуэль, а нужно ли беспокоиться мне?

– А что вам подсказывает сердце?

– Что полагающие себя умными гости проведут ночь в размышлениях. Ли вытащил Манрика из Бергмарк, девица Манрик самовольно надела родовые цвета и явилась в них ко двору, герцог Придд представил ее королю, а наследник Валмонов выбрал для кальтарина, выхватив из-под носа у наследника Дораков, с которым немедленно затеял ссору младший Савиньяк. Мало того, подоспевший Придд повел дело так, что ссора обернулась дуэлью. Ну кто поверит, что это случайность?

– Никто, но где в этом раскладе мы с вами?

– Я пока нигде, но, если девицу не сделают фрейлиной, мне придется плеснуть в огонь масла. Что до тебя, то своим танцем ты окончательно всех заморочил. Истосковавшийся без войны и доступных дам регент походя разрешил поединки вплоть до линии, спихнул скучные бумаги подвернувшемуся законнику и пустился в пляс. Остается залезть ночью в чье-то окно, а утром умчаться.

– Я умчусь, – заверил Алва, – что до окон, то по случаю зимы их замазали, так что ночь я проведу с вами. Арлетта, почему бы вам не отправиться в Альт-Вельдер? Вдова Курта должна наконец родить, а графиню Ариго нужно поддержать.

– Почему ты меня гонишь? – Арлетта уставилась на звезду, та ответила зеленым кошачьим прищуром. – Не спорю, здесь собралось омерзительное общество, но отсидевшиеся и выждавшие омерзительны всегда.

– Тем более не стоит на них смотреть. Сады есть не только в Альт-Вельдере, по дороге можно передумать и повернуть на юг. Вы так давно не были в Алвасете, если выехать на неделе, можно успеть к цветению гранатов.

– Хуан будет счастлив, – графиня отвернулась от неба, давая понять, что пора спускаться. – Росио, я уеду лишь в одном случае: если я мешаю вашей с Ли игре. Всех цветов не пересмотришь, а все сады мира не заменят ветки, которую сломал бы для меня Арно. Только честно: я вам мешаю?

– Нет.

Он был краток, он не врал. Не врали и звезды, но понять их было непросто; Левий пытался и даже что-то нашел, но его Фульгат встал против солнца, а с фланга ударил Найер, и кардинала не стало. Рокэ переживал и худшие сочетания, как и Ро, гороскоп которого никак не желал сходиться с судьбой. Три более чем вероятных смерти, а между ними два тихих домашних счастья и монашество… Вот и понимай как знаешь!

– Всё было бы иначе, – пробормотал Эпинэ, глядя куда-то за вечно горящую деревню. Он смотрел на отполыхавшую больше сотни лет назад Каделу и пытался думать, пока не раздались какие-то голоса. В Старый Арсенал мог войти кто угодно, вошли Арно Савиньяк с Приддом. Женщины, кажется, уже были здесь, просто Робер их не замечал, пока одна не присоединилась к нему. Та, с которой он танцевал, если накатившее безумие было танцем…

– Всё? – переспросила Леона Ноймар, урожденная Леона Салина, она успела переодеться, а, может, он вновь принял бред за явь. – Так не бывает, небо – это всегда небо.

– Вы были молоды и об этом не думали, никто не думал. То, что случилось, просто в голову бы никому не пришло!

– Мы и сейчас молоды, – маркиза была серьезна, как смотрящая в окна ночь, и так же холодна. – О чем никто не думал?

Говорить о некоторых вещах и страшно, и непорядочно, только смолчать не вышло.

– О том, как одно тянет другое. Фердинанд был вам отвратителен, вы отказались от брака, королю сосватали Магдалу, она умерла. Следующей стала Катарина, но за ней не было никого, а Фердинанд ни на что не годился… Вас бы те, кто дорвался до власти после Сильвестра, тронуть не посмели, а, значит, не было бы и этого треклятого восстания. Люра бы не переметнулся, Рокслеи бы не рискнули… Простите.

– Мне вас прощать не за что. Скажите лучше, кто вам сказал про меня и Фердинанда.

– Так ли это важно?

– Женщинам всегда любопытно, кто про них сплетничает. В Эпинэ, когда я там бывала, о таком не слышали, иначе покойный герцог пришел бы в восторг, а своих восторгов он не скрывал.

– Вы правы, я узнал этой осенью.

– Странно… – Женщина поправила локон, и Робер внезапно вспомнил этот ее жест. – Я не могу знать обо всем и не представляю, кто в Эпинэ, ведь осенью вы были именно там, мог так занятно соврать и, главное, зачем. Все в самом деле прошло, так прошло, что утратило всякий смысл.

– Сударыня!

– Что с нами делают разлука и вежливость! Я – сударыня и еще маркиза, вы – герцог, мы друг друга почти не знали, чего удивляться, что мы друг друга не узнаём.

– Мы говорили о сестре, о… королеве Катарине. О том, что она не смогла сказать «нет», а вы смогли.

– Думаю, в самом деле смогла бы, но для этого потребовалось бы нечто большее, чем отсутствие любви.

– Сударыня…

– Герцог! – черные глаза странно блеснули. – Маршал, Проэмперадор и заодно сударь!

Словно рухнувшая с потолка тишина душила, и это была именно тишина. Кромешная, жуткая, потому что просочившаяся в Старый Арсенал жеманная мелодия и доносящийся из-за трофейных доспехов юный смех ее лишь усугубляли. Так свист ветра и вой собак усугубляют одиночество.

– Тот, кто со мной говорил, верил своим словам.

– Спросите Рокэ. Если вам это, разумеется, нужно.

Нужно! Только как это сказать? Как назвать, как объяснить то непонятное, что тянется за тобой из прошлого, будто вцепившаяся в сапог змея – и не убьет, и сама не отвалится.

– Маркиза, прошу простить, мне надо идти.

– Как и мне. Вам хочется молчать и бежать, а придется танцевать и беседовать о роскошном празднике и любви к Талигу и юному королю. Вы уверены, что никого не убьете?

– Не убью, просто прослыву грубияном.

– Если вы рискнете перебежать двор без плаща, я вас проведу в обход.

– Буду… признателен.

Не ответила. Пошла чуть впереди, став окончательно непонятной. Неужели они вместе ловили молнии, как каких-то бабочек? Неужели Эрвин ошибся?! Он не мог солгать, как и Катари, но сестра порой перескакивала с одного на другое, думаешь, она говорит о себе, а она уже жалеет Айри или, чтоб ей провалиться, Дженнифер.

– Здесь поворот и сразу будут ступеньки. Три подряд и отдельно четвертая, на ней часто спотыкаются.

– Спасибо.

Почти тьма, только в высокие окна-бойницы струнами тянутся серебристые лучи. Братьев Эпинэ, как и положено, учили играть на лютне, но он не трогал инструмент годами, а потом вырвал лютню у придурка Дейерса. Что-то орал, разбил в кровь пальцы, а сегодня, сам себя не помня, бросился в танец и продержался до конца. Не сбился, не задохнулся, не оттоптал ничьих ног, только сердце колотилось, да явь мешалась не то с бредом, не то со сном… Гроза, неведомая площадь, винно-красные цветы, хотя цветочные гроздья в черных волосах были на самом деле. Много лет назад и сегодня… Цветы могут пережить человека, пережили же маки сестру, но даже одна зима для них слишком. Прошлое мертво, как мертвы братья, сестра, Марианна, Никола… Весной расцветут другие маки, надо сегодня же написать в Эпинэ! Овцы – это разумно, они принесут доход и позволят накормить беженцев, но в Грозовых холмах блеющим отарам не место, пусть там и хорошие травы. Пока хозяин замка – он, алые поля будут тревожить лишь кони да жаворонки…

Лунная струна касается щеки, скользящий чуть впереди женский силуэт исчезает, это не чудо, это обещанный поворот, а вот и лестница. Скрипнул, словно тихонько засмеялся пол, на плечи уверенно легли чьи-то руки.

– Маркиза?!

– Нет… Наш танец не кончен, а незаконченный танец – это яд… Он не убьет, но вы больше никогда… никогда…

– Но…

– Наши танцы кончаются поцелуем. Вы его выиграли, вы продержались дольше всех, ведь соберано не считается.

Вечность спустя они вернулись. Музыка все еще журчала, Арно продолжал что-то рассказывать, Придд изредка уточнять, девушка… Гизелла Ноймаринен – смеяться. Ничего не изменилось, только пропало желание никого не видеть.

Зима толкает к огню, зимний вечер – к шадди и выдумкам. Сколько историй она вываливала в Сэ сперва на Арно, потом на мальчишек. Однажды, выслушав что-то про захвативших каштановую рощу сов, муж вскочил и помчался в библиотеку. Он копался до глубокой ночи, но отыскал-таки записки знаменитой Раймонды и ее матери. Так в семейство Савиньяк влились мармалюки и огнепляски.

Сыновья сперва верили и даже слегка боялись, потом Ли начал делать вид, что верит, а Эмиль – что не верил никогда…

– Прости, – Арлетта перехватила взгляд Рокэ, – я принялась вспоминать, но это терпит до одиночества. Вчера ты не дал мне порассуждать об Оставленной, я была этому рада, но завтра ты едешь к Ли, вдруг вам это пригодится.

Не ответил, просто разлил вино, значит, готов, надо говорить…

– Не знаю, с чего начать, вернее, не знаю, что надо напомнить. Ро видел над колодцем в усыпальнице Октавии женское лицо, по его словам, невозможно похожее на твое.

– Я еще похож на второго Рамиро, одного из его сыновей и Алонсо. Вы нашли этому объяснение?

– Для себя я это объяснила. – Ее дело рассказывать, а не отогреваться в чужой крови! – Ты готов принять всерьез абвениатские постулаты об оставленных нам богами сыновьях? Звучит бредово, но ответь.

– Нам оставили странную кровь, это всё, что я знаю. Левий к некоторым вещам относился серьезно, но мы с ним не договорили.

– Тогда я пойду от легенды о четырех богах и пяти женщинах, одна из которых оказалась бесплодна. Привычная беда, привычное начало для сказки, потом бывает по-всякому. Мужчина берет новую жену, и тут у прежней кто-то рождается. Супруги вместе или поврозь сговариваются с нечистью. Женщина, воспользовавшись отсутствием супруга, идет на подлог… Мы судим о высших силах по себе, иначе бы нипочем не приписывали несчастному Создателю мелочности, подозрительности, глупости, вот и здесь. Не может родить сына? Дать отступного и найти другую, но Унд был богом и мог в самом деле любить. Меня так и тянет назвать его любовь Элкименой, хотя Черный гость с Волнами не вяжется.

– Пусть будет Элкимена.

– Они были вместе долго, достаточно, чтобы отличить любовь от нелюбви, потом богам понадобилось уйти, оставив Кэртиане сыновей. Считалось, что Абвении вернутся, но в таком случае история Оставленной полностью лишается смысла. Женщина должна была просто уснуть на дне какого-нибудь озера, потом, раз возвращение затянулось, сон мог перейти в смерть, но никаких последних желаний быть не могло. Элкимена не перенесла измены? Но за века с богом даже до Одетты бы дошло, что у возлюбленного на плечах четверть мира. Если же допустить, что Оставленная оказалась кромешной дурой, то разве стала бы она просить отступного? Она бы покончила с собой, убила соперницу, затеяла б драку, наконец! Но даже это не главное! Помнишь сказки о выпрошенных детях?

– Сказки я помню, однако Герард Арамона и его сестра не сказки. Как и Валтазар со своим убийцей.

– Тем более. Неужели избраннице Унда было отказано в том, что удалось капитанше? Рокэ, я не верю, что Оставленная не могла родить, до такой степени не могла, что четверо создавших целый мир богов оказались не в силах это исправить! Тут дело в другом, в том, что избранницы троих братьев не были любимы и не познали почти вечность. Чтобы будущие Повелители оказались равны, Унд должен был зачать ребенка не с Элкименой.

– Вы ответили на одну загадку и тотчас задали вторую. Почему Элкимена не уснула в ожидании своего Гостя? Почему они расстались навсегда?

– И почему у тебя синие глаза, а у Смерти синий взгляд? У меня лишь один ответ: она захотела того, что обычные женщины зовут счастьем. Возможно, она всегда этого хотела, а ей досталось иное, зыбкое, звездное, огромное, которое не всем дано перенести.

– Арлетта, нам предстоит прерваться, – Рокэ потянулся за бутылкой. – Впрочем, ночь даже толком не началась. За вас!

– За зеленые звезды.

Мэтр Инголс застал их с бокалами в руках. И с улыбками.

– Надеюсь, – предположил он, – я истолковал намек верно. Бумаги готовы, собственно говоря, они готовы уже две недели, я ждал лишь оказии.

– Лучшая оказия – сам адресат, – Рокэ поднялся, он всегда знал, где хранят вино и бокалы. – Когда будете ложиться, не забудьте зажечь в кабинете свет, ведь вы работаете. Выпьете?

– Разумеется и разумеется, – законник с достоинством утвердился в кресле. – Однажды я не понял вашего замысла, и это ударило по моему самолюбию. Я привык считать, что знаю нужду клиента лучше самого клиента.

– У меня еще нет замысла.

– Опять? – поднял брови адвокат. – Но граф Савиньяк мне оплатил саграннский казус, и я счел возможным принять плату.

– Тем не менее великая Бакрия – импровизация. Выезжая из Олларии, я знал лишь, что буду защищать нечто мирное от воинственной Кагеты.

– Вы могли ничего не найти.

– Не мог. Бириссцы должны были кого-то есть прежде, чем их приручил Адгемар, а тех, кого едят или съели, всегда можно объявить мирными. Сейчас мне надо встретиться и переговорить с Лионелем. К чему мы придем, спрашивайте кошек.

– Я спрашиваю вас. Что в это время будет здесь, в Старой Придде?

– Здесь будут заняты своими делами и при этом не переступят определенных границ. Мэтр, я был бы вам очень признателен, если бы вы подумали над обоснованием перехода регентских полномочий к Проэмперадору Севера и Северо-Запада герцогу Савиньяку.

– Я об этом уже думал, но я исходил из ложной посылки, а именно из того, что вы мертвы.

– Определенные основания у вас были, однако сейчас исходите из того, что я жив, хоть и недоступен. С вас тост.

– Очень хорошо. – Юрист неторопливо поднял бокал. – Если я правильно понял, завтра у виконта Сэ первая в его жизни дуэль. Желаю ему повторить успех главы фамилии.

– Иными словами, – уточнила Арлетта, – убить.

Когда человек счастлив, он ничего по-настоящему не ненавидит и при этом не жаждет что-то прибавить к настоящему. Да, он может думать о новой лошади, если он конник, или об ожерелье, если речь идет о женщине, но без исступления. Пожалуй, было бы неплохо купить вот того мориска или унаследовать эти изумруды, но и без них придет утро и раскроются цветы…

Ирэна, графиня Ариго, урожденная герцогиня Придд

Прощать через силу невозможно. Всё, на что мы в этом случае способны, это до определенной степени сдержать себя или собаку, если она у вас есть.

Рокэ, герцог Алва, соберано Кэналлоа, регент Талига