Текст книги "Битва за Лукоморье. Книга 3"

Железный мастер

Стадо баранов, иначе и не назовешь, – Огнегор задумчиво поболтал вино в кубке. – Без твердой руки разбредутся кто куда и сгинут. Сам посуди: пашут, охотятся, торгуют, мастерят, воюют, убивают, рожают, сочиняют, даже управляют – кто семьей, кто деревней, кто городом, а кто и царством. И неважно, чем занимаются, ведь каждый живет в понятном ему маленьком мирке, с четкими правилами и неким своим порядком. Они даже не осознают, что этот их мирок – выдуманный. Понимаешь? Они придумали его, чтоб жить было проще и удобней. И каждый из них в какой-то момент своей никчемной жизни сталкивается с настоящим миром: большим, безжалостным и непостижимым. Много я подобного повидал в Иномирье, когда сытое и ленивое сталкивается с диким и жестким. Как благостные бараны встречаются с голодными волками. Русичам эта встреча только предстоит. Я просто помогу ее ускорить…

Горыныч глухо хмыкнул, и Огнегор, моргнув, поставил кубок на стол, ругая себя за беспечность. Похоже, коварный напиток развязал язык не гостю, а хозяину. Колдун любил говорить по душам со своими подопечными, вот и забыл, что перед ним – Змей, который точно не был ни «своим», ни «подопечным».

– Глубокие мыс-с-с-сли, – трехголовый в этот раз протянул шипение, то ли насмехался, то ли нарочно хотел позлить. – Великие дела задумал ты, не поспоришь. Мы-то все больше о насущном печемся. Ты же знаешь Ужемирье, верно? Нам вот оно никогда не нравилось, хоть и считается прародиной всех змеев. Но мы-то родились в Белосветье, и оно, как ни извивайся, покраше будет. Земли плодороднее, недра богаче, еды и воды больше. С духами местными мы справимся без труда, а вот людишки мешают – лезут, куда не просят, торговле и прочим делам вредят. Но, думаю, вместе мы сумеем их обуздать да приструнить. Мы с родней все для этого делаем, но пока без особых успехов – только в силу входим. Впрочем, и жаловаться не на что, многого добилис-с-сь…

Чтоб тебя! Похоже, гость почувствовал себя как дома и принялся бахвалиться. Затрещал без умолку о своей родне: и Тугарин-то у него великий воин, русичам покоя не дает, почти всю Великую Степь к рукам прибрал; сухопутные чуды-юды на границе Проклятых земель неприступную крепость отстроили, а морские в Сурожском море порядок наводят; аспиды границы Сорочинских гор стерегут, а кусалы новые ходячие машины мастерят…

Встречу следовало заканчивать, а гостя гнать в три шеи. От перечисления подвигов бесконечной змеиной родни у Огнегора аж голова разболелась, и он, сверля взглядом воодушевленных «близнецов», едва скрывал раздражение, размышляя, как бы болтуна побыстрее спровадить.

Змей, видать, почуяв настроение внезапно посмурневшего хозяина, примолк, а затем вдруг подался всеми телами вперед:

– Ну ладно-ладно, давай к главному. Змёду ты ловко добыл, признаюсь, не ожидали. Допросил, небось?

– Попробовал, – не стал юлить Огнегор. Потянулся было к кубку, но передумал, и так выпито было изрядно. – Твой мастер оказался крепким орешком, так что узнал я не слишком много.

«Близнецы» разом кивнули. Похоже, откровенность хозяина пришлась им по нраву. Знал бы Горыныч, что удалось от Змёды узнать…

– Ну, веди его сюда, будем в путь-дорогу дальнюю собираться.

– Как скажешь.

Хозяин Бугры-горы величественно поднял руку и звонко щелкнул пальцами. Тут же двери на террасу отворились, пропустив пару вооруженных стражников, толкавших перед собой связанного пленника. Скучавшая в отдалении Нияда вытаращила глаза от изумления. Ну да, откуда ведьме было знать, что знаменитый русский мастер Змёда Шестипалый, которого она помогла выследить, окажется не человеком, а кусалой – разновидностью змеев из Ужемирья.

Впрочем, больше он походил не на змею, а на вставшую на задние лапы ящерицу. Сравнительно невысокий, узкий и легкий в кости, с кривоватыми шестипалыми ногами… И уже заметно в летах: кусалы обычно буро-красные, но у Великого Железного мастера покрытая мелкими чешуйками кожа выцвела и красивые узоры на спине поблекли.

Сидящая на длинной, толстой и дряблой шее голова тоже напоминала голову ящера. Изумрудные глаза располагались высоко и смотрели вперед, а не в стороны. Как у многих змеевичей, под подбородком у пленника торчал ороговевший шип черного цвета, еще два коротких острых рога высились над чешуйчатыми надбровьями, а от макушки и до кончика длинного хвоста по хребту тянулся ряд треугольных пластин-гребней. Крыльев у Змёды не было – кусалы не летают, но зато отличаются юркостью и ловкостью, а их тонкие и при этом крепкие пальцы выделяют, когда нужно, липучую субстанцию, которая позволяет передвигаться хоть по потолку. Полезная способность… ставшая для Змёды роковой.

Хозяин Бугры-горы с трудом сдержал усмешку, увидев, что Горыныч неподдельно обрадовался встрече. Едва не опрокинув стулья, Змей бросился к мастеру с распростертыми объятьями.

– Змёда, друг наш! Ну наконец-то! Признаться, не думали мы, что Огнегору удастся тебя выручить из постылого плена, а ведь смог же! Развяжите его, чего стоите?

Последнее «близнецы» резко бросили стражникам, но те сняли с пленника путы, лишь дождавшись кивка Огнегора. Потирая запястья, Змёда бесстрастно смотрел прямо перед собой и молчал. Смок, присев рядом, легонько хлопнул кусалу по узкому плечу.

– Ну как ты? Сколько лет не виделись? Почитай, десять? Много же воды утекло с тех пор, как русичи тебя увели! Ну ничего, дни твоего рабства позади!.. Ты чего молчишь-то? Тебе язык, что ли, отрезали?

Глаза Змёды равнодушно скользнули по плечам Смока и Змая.

– Смотрю, крылья сладили, – наконец произнес он скрипучим голосом. – Крив Шипун поработал?

– Он самый, – хохотнули «близнецы». – Как тебя похитили, стал он в наших мастерских старшим. Толков Шипун… да ты лучше! Мы ведь уже надежду потеряли, все время тебя искали, да без толку. Пока вот он, Огнегор, за дело не взялся. Умелый колдун, ничего не скажешь, теперь обязан я ему…

«Умелый колдун» оглаживал бороду, не спуская глаз с Горыныча. То, что трехголовый покинул свои Норы и самолично примчался в Громовые Палаты, едва получив весточку о добытом мастере, поначалу Огнегора удивило. Разумнее было сидеть в безопасных Сорочинских горах и ждать, пока пленника доставят пред его разноцветные очи. Но нет, Змей решился на вылазку, а значит, Змёда Шестипалый ему в самом деле дорог. Огнегор задался вопросом, уж не продешевил ли он со сделкой, и сейчас, глядя на радость Горыныча, уверился, что мог затребовать много больше, чем отряд турхаудов.

Змей тараторил, улыбался в три рта, размахивал руками; по всему было видно, что он пребывает в чудесном расположении духа. Просто так выказывать подобные чувства он бы не стал, видать, рассчитывал, что Змёда падет перед ним ниц и примется благодарить за спасение. Какая прекрасная возможность произвести впечатление на союзников! Наверняка ради этого представления он и прилетел.

Ребячество чистой воды, и все же Огнегор за происходящим наблюдал внимательно, да только не с восхищением, а с возрастающим злорадством. Потому что знал, к чему идет.

– Ну, теперь все позади! – продолжал ликовать Горыныч, однако в глазах «близнецов» Огнегор уже приметил недоумение и даже легкую тревогу. Неудивительно, ведь Змёда-мастер падать ниц перед грозным спасителем, похоже, не собирался… – Из постылого плена тебя освободили, теперь будет все, как встарь. Столько нового мы открыли, сколько нового задумали! Сам сможешь выбирать, где работать. Хочешь, домой вернешься, в Ужемирье…

– Нет.

– Ну и ладно. В Сорочинских горах первым станешь. Норы-то у нас нынче богатые, расширили мы их…

– Нет, – тихо, но твердо повторил Змёда.

Огнегор впился глазами в Змея. Горыныч осекся, длинные лица «близнецов» вытянулись еще больше – от изумления.

– То есть как «нет»? – растерянно произнес Горыныч.

– Да вот так, – Змёда задрал шипастый подбородок. – Не получишь ты меня снова, Змей Горыныч. Ты прав, постылое рабство осталось позади. Не твой я уже давно, свободен я, волен сам своей судьбой распоряжаться. Потому и говорю тебе – нет!

Змей отшатнулся, будто ему оплеуху влепили. Три оплеухи… Он наконец-то сообразил, что все пошло не так, как задумано, и что мастер ему отказывает. Да еще при свидетелях, на глазах у союзника и его прислуги!

Вот она, цена ребячества и неуемного желания произвести впечатление. Рассчитываешь на одно, получаешь прямо противоположное.

– Совсем ты за десять лет ум потерял, мастер? – просипел Змей, заметно понизив голос. – Забыл, с кем говоришь? Забыл, кто тебя взрастил, кому ты всем обязан?

Змёда сложил руки на груди, глядя с откровенным вызовом.

– Ума-то, смотрю, у тебя не прибавилось, Змей. Тебе, видать, до сих пор невдомек, что сам я из Нор ушел вместе с освобожденным полоном? Ты что, и правда думал, что меня русичи похитили? Нет, сбежал я от тебя подальше. И думать о тебе забыл, пока не… напомнили…

Ишь ты, какой гордый, ящерка ящеркой, а отважен, будто целое чудо-юдо… Молодец, конечно, только Горыныч такого не стерпит.

Огнегор бы не стерпел…

– Сбежал? – новость эта, похоже, в самом деле стала для Змея неожиданностью. – От нас? К русичам? Сам?!

– Сам, сам, – в голосе мастера отчетливо слышался смешок, хотя считать чувства с чешуйчатой морды было невозможно. – И русичам вызвался помочь тоже сам, и великому князю служить.

Разговор выходил настолько неловким, что Огнегор не выдержал, отвел взгляд от остолбеневшего Змея и даже потянулся к кубку. То немногое, что сейчас говорил бывшему хозяину Змёда, колдун успел вызнать ранее в пыточной. Немало поломал он голову над тем, как Шестипалого разговорить – чего только в ход не пускал, использовал все способы устрашения, лично разработанные, столетиями отшлифованные. И что? Только впустую потратил время. Змёда говорил лишь то, что хотел, а на вопросы отвечать отказывался. У каждого есть свой предел, и, если бы не договор со Змеем, шкуру строптивцу хозяин Громовых Палат попортил бы. Что-что, а уж пытать и искусно скрывать следы пыток волшбой Огнегор умел… Увы, пленник мог нажаловаться Горынычу, тем самым поставив под угрозу будущий союз. На такой риск колдун пойти не мог, слишком многое стояло на кону. Обидно получилось и глупо. Похитить Змёду оказалось проще простого, а вызнать у него что-то ценное – не вышло.

Захватить Шестипалого удалось без сучка, без задоринки. Нияда прознала, где место отдыха Железных мастеров, а дальше Огнегор пустил в дело соглядатаев-муринов, и те справились выше всяких похвал. Доложили, что и правда, есть у мастеров тайная долинка, как колодец, окруженная отвесными стенами, куда никому не пробраться, разве что через подземные лабиринты. Донесли мурины и о том, что Змёда частенько вылезает из «колодца», чтобы погреться на вершине. И то сказать – что ему с мастерами-русичами делать, не зелено ж вино пить да байки травить? Как ни верти, а мир тут для него чужой, малопонятный. Вот и уползал в одиночку по отвесным стенам на высоту, видать, чтоб мышцы совсем не ослабели.

Русичей-стражей наверху не было… это и решило дело.

Стоило Шестипалому в погожий денек беспечно выбраться из долины и пригреться на солнышке, как Огнегор налетел вихрем, спеленал кусалу особым заклятьем, подхватил не такую уж тяжелую ношу – и был таков. Разумеется, рисковать, тратить силы и вихрем нести добычу к Бугре-горе колдун не стал. Убравшись на безопасное расстояние, он открыл волшебные врата и в мгновение ока оказался с добычей в Громовых Палатах.

Змёда толком ничего и понять не успел. А как понял, что попал в руки могущественного темного волхва, союзника Змея Горыныча, повел себя странно. Вроде и примирился с судьбой… но не сдался. Ни единого секрета не раскрыл. Огнегор так и не понял, отчего мастер, который и не человек вовсе и даже родом не из Белосветья, такую преданность русичам хранит, но главное все же узнал. Змёду никто не похищал, ушел он от Змея добровольно. Это расходилось с тем, что говорил Горыныч, однако предупреждать союзника о своем открытии хозяин Громовых Палат не стал, не без удовольствия наблюдая сейчас за тем, как трехголовый принимает новости. Поначалу колдуна забавляло, как мнящий себя всесильным гость обламывает зубы о несговорчивого кусалу, но сейчас стало не по себе.

А Змей вышел из себя. «Близнецы» осклабились, подобрались, кулачищи сжали и… вдруг успокоились. Повернулись к Огнегору и почти равнодушными голосами осведомились:

– Он тебе нужен?

Колдун, не ожидавший вопроса, малость опешил и слишком поспешно отрицательно покачал головой.

В то же мгновение в руке Змия с шипением и треском само собой появилось огненное искрящееся лезвие.

* * *

Время остановило свой бег для Змёды Шестипалого, лучшего мастера-оружейника из племени кусал, а ныне Великого Железного мастера Руси. Он смотрел на возникающий в руке бывшего хозяина меч равнодушно, хотя знал страшные свойства этого оружия. Колдовские «Змеиные зубы»! Эти лезвия не только режут, но и воспламеняют, и раны остаются жуткие – сплошное горелое мясо… «Змеиный зуб» приближался, языки пламени медленно ворочались на лезвии, тягуче срывались мелкие искры…

Змёда успел перевести взгляд и глянуть на светлеющее на востоке небо. Что ж, как говорят его друзья, двум смертям не бывать, а одной не миновать! А еще говорят, перед концом вся жизнь мимо глаз проносится.

Не врут.

…Кусалы считались неудачным потомством одной из жен Старшего Змея, и каждое новое поколение ждала одна и та же судьба – рабский труд и служба другим, «удачным» змеевичам. Увы, бо́льшая часть кусал разумностью и впрямь не отличалась. Туповатые и смирные, они исполняли черную работу, а тех, что посмышленей, отправляли либо в мастерские, либо в войско, управлять механическими ходоками. Но изредка рождались не просто умные, а одаренные – эти становились мастерами.

Тяга к созданию всяких хитромудрых штуковин проявилась у Змёды уже в раннем детстве. То придумает головоломку, которую можно собрать лишь определенным способом, то соорудит самоходную тележку, управляемую рычагами, то распознает новые свойства особых камней, которые питают своей волшбой создаваемые искусниками Ужемирья устройства.

Сам Змёда себя высоко не ставил, просто занимался тем, что ему нравилось, но его заметили – и определили в одну из ужемирских мастерских. Тут уж пошла настоящая выучка, от детских забав юный кусала перешел к освоению истинного ремесла. То, что раньше делалось по наитию, теперь проверялось точными расчетами и воплощалось в жизнь при помощи сложных инструментов. Вскоре слава о молодом кусале пошла по всему Ужемирью, достигла она и Горыныча.

Испокон веков завелось, что искусные ремесленники и мозговитые умельцы нужны всегда – и ценятся повсеместно. Даже у водяных есть свои кузнецы-шуликуны, даже у леших работают головастые ловкачухи. Ну и, конечно, умник Горыныч не был исключением и за даровитыми мастерами охотился по всему Иномирью. Кого завлекал словом, а кого и силой.

Змёда в работники к трехголовому повелителю не рвался, но пришлось покориться чужой воле и делать то, к чему душа не лежала. Он хотел облегчать жизнь, а не отнимать ее, только вот хозяина больше всего интересовало как раз оружие – и не простое, а никому не ведомое, причудливое, и чтоб равного нигде не было!

Горыныч, в отличие от своей матери, Пламенной Змеи, механизмами и хитрыми машинами увлекался без меры. Даже сам что-то выдумывал, но все же больше полагался на умельцев, а потому Змёду ценил и по-своему баловал. За каждое удачное изобретение награждал, поручал самую важную работу, ну и собственные замыслы первым делом обсуждал именно с ним. При этом всегда держался по-господски: помыкал как хотел и частенько самодурствовал. Неудивительно, что визиты Горыныча Змёду отнюдь не радовали.

Еще хуже стало, когда Змей с матерью перебрались в Белосветье, потащив за собой не только всех родственничков, но и слуг, включая кусалу-мастера, которого и поставили старшим над новыми мастерскими. Норы в Сорочинских горах оказались попроще, чем в Ужемирье, но зато просторнее, ну а дармовой рабочей силы было вдосталь. Сюда пригоняли людские полоны, поначалу малые, а потом пленников стало больше. Держали их в черном теле, кормили кое-как, потому неудивительно, что гибли бедолаги, так и не увидев вновь света белого.

В новом непривычном мире Змёду все чаще стали одолевать сомнения и тревоги, он долго не мог освоиться, ходил смурной и мрачный. Поступающие от Горыныча приказы еще больше усугубляли тоску: изготовь то броню, то оружие, то искусственные конечности для волколаков. Да машин хитроумных побольше: ходячих – для истребления людей… мощных, стенобитных – для штурма городов… страшных, пыточных – для допросов… Только боль, смерть и разрушение…

Кусала с куда большей радостью изобретал бы новые инструменты, выдумывал устройства для исследования тайн мироздания, возился бы со сплавами, волшебными камнями и механизмами… Именно поэтому старался он сбагрить самые смертоносные заказы на младших мастеров, исхитряясь больше времени уделять созданию искусственных конечностей, которые позволят калекам вновь ощутить радость движения. Тем и утешался, хотя все отчетливее понимал: работая на зло, сам творишь зло.

Горыныч печалей мастера не замечал, чужие настроения никогда его не волновали. Да и с чего бы? У него таких умников полным-полно. Неужто время тратить на то, чтоб каждого слугу выслушивать? Вот еще! Пусть оружие мастерят и помалкивают! Торговля идет бойко, Змеиные Норы процветают, и отлично! Все остальное не имеет никакого значения!

По крайней мере, так это виделось кусале-мастеру.

Все изменилось, когда в Сорочинские горы привели новый полон. Пойманные невесть где парни-русичи были как на подбор – молодые, здоровые, вот и использовали их в основном на тяжелых работах: подай-принеси, меха качай, камни коли, воду лей, уголь в печи кидай. Несчастные так и делали, а что им еще оставалось? Только затесался средь пленников один приметный – с пытливыми ясными глазами на чумазом лице, не отупевший от тяжелой работы, но нашедший в себе силы присматриваться ко всему, что происходит вокруг. И не просто смотреть, а пытаться понять да разузнать. Змеевы мастера над парнем кто посмеивался, кто прогонял – мол, знай свое место, раб!

Змёде поначалу не было до пленников никакого дела, он был сосредоточен на работе, но мало-помалу ясноглазый русич мастера заинтересовал. Почуял кусала-мечтатель родственную душу, а потому стал позволять потереться рядом, понаблюдать за работой. Имени раба кусала не знал и не спрашивал, но то давал рассмотреть новый механизм, то разрешал поработать дорогим инструментом. За время работы в Сорочин-горе Шестипалый успел кое-как освоить чужой язык, а чего не мог выразить словами, до того сообразительный пленник своим умом доходил.

В тот памятный день работали над новыми волколачьими доспехами. Змёда так увлекся прилаживанием шарнирного налокотника к железному плечу, что не заметил, как угрожающе накренился плохо закрепленный на верхней полке здоровенный сундук с инструментом. Услышал лишь отчаянный окрик по-русски:

– Поберегись!

И в тот же миг ощутил толчок в спину, сверху навалилось чье-то тело, а когда стихли лязг и грохот, тот же голос заботливо спросил:

– Не зашиб я тебя, мастер?

Змёда неуверенно покачал головой, поднимаясь с пола. На том месте, где он только что стоял, валялись обломки сундука и высилась гора тяжеленных железяк. Из-под инструмента виднелись куски бронированного доспеха. Кабы не русич…

– Как тебя звать, спаситель? – буркнул Змёда.

Парень белозубо усмехнулся:

– Алексей, Михайлов сын.

Долго потом разбирались, почему сундук на верхних полках никто не закрепил и отчего он сдвинулся к самому краю… Ответов так и не нашли, а свои подозрения касательно младших мастеров, метивших на высокое место, Змёда оставил при себе. Зато с той поры начал он учить своего спасителя по-настоящему, еще и подкармливая: мастерам-то харч шел не в пример лучше, чем пленникам.

Алексей оказался веселым и обстоятельным. Дома у него остались жена с маленьким сыном, мысли о них и побуждали продолжать жить, не опускать руки, не сдаваться. К Змёде русич относился с уважением, кажется, даже забывал, что принадлежат они к разным мирам. Подумаешь, кожа у мастера другого оттенка да хвост растет. Зато сколько всего знает и умеет! С парнем можно было часами обсуждать особенности самоцветных каменьев применительно к оружейному делу; чем латные доспехи лучше кольчужных и наоборот – чем кольчуга лучше громоздкой брони. Можно было поспорить над новым чертежом… а то и просто помолчать. Для Змёды Алексей стал первым в жизни другом. Поглощенный своим ремеслом застенчивый и замкнутый кусала нелегко сходился даже с сородичами. А вот леворукий русич понимал его с полуслова.

Захваченный неожиданной дружбой Змёда почти позабыл о Горыныче и знать не знал о его затее покорить все Белосветье. Что ж, оказалось, Змей разинул роток на слишком большой кусок… Постоянные набеги на Русь не остались незамеченными, а уж когда Горыныч умыкнул Забаву Путятичну, терпение Великограда лопнуло.

И в Сорочинские горы пришел Добрыня.

Мир кусалы-мастера тогда перевернулся – и не только его. Пламенная Змея погибла, Горыныч, лишившись крыльев, сбежал зализывать раны в Ужемирье, а богатырь-воевода со своей дружиной освободил не только княжескую племянницу, но и всех пленников.

Шестипалый решил бежать вместе с русичами. Подальше от грубого жестокого хозяина, подальше от опостылевших завистливых соперников. Пока еще Горыныч оклемается, пока вернется в Белосветье, пока сообразит, что к чему… Другого такого случая не представится.

Было боязно, конечно. Чужой мир, чужие обычаи. Как-то примут кусалу-змеевича в новом отечестве? Сгодится ли он там на что? Пока другие мастера прятались по щелям, не без основания опасаясь богатырского гнева, Змёда бесстрашно шагнул навстречу Добрыне. Тот уже занес было огромный меч, но Алексей Михайлов сын снова закрыл собой и упросил пощадить. Слова Добрыни Змёда запомнил надолго.

– Щедр я сегодня на пощаду. Если ты, парень, ручаешься за змеевича, то пусть живет.

«Пусть живет». С этих слов и началась настоящая жизнь Змёды.

Он не ожидал, не верил, что такое возможно, но на Руси его приняли с распростертыми объятьями. Добрыня, выслушав объяснения Алексея, лично сопроводил их в Великоград. Оказалось, великий князь давно подумывал, как бы перевооружить своих воинов, и познания чужака пришлись к месту. Молодой владыка Руси лично принял у себя беглецов из змеиного полона. И поразился мастер, сколь просто и при этом по-деловому отнесся к нему Владимир Ярославич по прозвищу Красно Солнышко. Мол, ну и что, что умелец – не человек даже, а змеевич-кусала? Раз решился на Руси жить и дело разумеет, как не поддержать такого?

Долго изучал Владимир вынесенные из Нор чертежи, долго расспрашивал об особенностях брони для волколачьих доспехов, велел нарисовать и общий вид, и отдельные части. Попросил прикинуть, за какое время можно изготовить защиту для обычных ратников и богатырей и что для этого понадобится. Оробевший поначалу Змёда увлекся и, напрочь позабыв о своих опасениях, показывал, рассказывал, а если затруднялся объяснить что по-русски, на помощь приходил Алексей.

– Толково! – произнес наконец Владимир. – Что ж, большое дело начинаем.

Великий князь и впрямь сперва задумал немыслимое – а затем и осуществил. Руды да каменьев волшебных на Руси всегда хватало, и умельцев было в избытке, но кусала со своими иномирными секретами побудил Владимира действовать. По его приказу возвели в Железных горах просторные, хорошо охраняемые мастерские, а под начало Змёды привлекли лучших мастеров, мол, пускай учатся, опыт перенимают, тайные ремесла осваивают. Само собой, первым учеником Великого Железного мастера стал Алексей. А первые чудо-доспехи получил змееборец Добрыня, спаситель Сорочинского полона, тот самый богатырь, что жить позволил…

С тех пор стала жизнь Змёды счастливой да яркой, мало кто такой похвастать может. Да, поначалу казалось, что сменил он шило на свайку, что русичам от него только оружие и надобно, но вскоре понял мастер, что не зря ушел он из Змеиных нор. Как подарил секрет чудо-доспехов новым друзьям, так и осуществил свою мечту: не только для войны поработал, но и для мира. Множество новых и полезных механизмов изобрел – и ему в том не препятствовали, напротив, только поддерживали. Дело в Железных мастерских Шестипалый наладил, почти все свои замыслы воплотил, сотни учеников обучил…

Теперь Алексей Михалыч Главным будет. Да что там, у Михалыча уже старший сын наравне с мастерами работает. Не останется Русь без умельцев.

Эх, а как полюбил чужак-кусала неспешные разговоры с ремесленниками-единомышленниками и шумные гулянья по праздникам! В вине, правда, вкуса так и не распробовал, а вот в баньку хаживал с удовольствием. И тепло, и влажно, что еще надо для полного счастья? Думал, вот уйдет на покой, обязательно себе баньку выстроит, уже придумал, как туда пар подавать, чтобы не из ковша лить на каменку…

Что ж, не судьба. Платить рано или поздно приходится всем и за все. Злое прошлое настигло его… так тому и быть. Главное – правое дело его живо… и жить будет.

Нет. Ни о чем не жалел старый кусала Змёда Шестипалый, с улыбкой глядя, как медленно, будто во сне, опускается на него огненный меч.

* * *

Огнегор аж дыхнуть боялся, чтобы ничего не упустить. Да уж, не отнять, Змей в гневе страшен, а на расправу – скор. Это необходимо учесть… но мастер-то каков! Жаль, конечно, что никакой пользы с него так и не поимели…

Шипящий огненный меч исчез в руке Змия, и над террасой повисла тишина. Наконец «близнецы» одновременно скривили тонкие губы:

– Нерадивые, дерзкие работники и нам не нужны. Прощения просим, Огнегор, напачкали тут у тебя.

– Пустое, – с нарочитым равнодушием отмахнулся колдун, гадая, что будет дальше.

А Змей удивил.

– Мы дельцы справедливые, – отрывисто произнес Горыныч. – Ты слово сдержал – и мы сдержим. За труды твои расплачусь сполна и сверх. Змеевичей Тугарина получишь непременно, турхауды отправятся к тебе сегодня же. Если же тебе еще какая наша помощь понадобится, обращайся смело.

Змей поступил на удивление здраво – бравада и ребячество как испарились. Ударили по рукам, подтверждая сделку. Видать, все еще испытывая смущение, гость невпопад бросил:

– Великие дела нам предстоят… Да… великие.

Задерживаться «близнецы» не собирались. Мгновенно обернулись – и трехголовое чудище взмыло ввысь, исчезнув в светлеющих облаках.

А Огнегор еще долго смотрел на располовиненное тело кусалы, теребя бороду и хмурясь. Интересно, показалось ему или нет: в момент удара будто бы отделилось от тела Змёды легкое белое облачко. Пар от закипевшей крови или дымок от обуглившейся плоти?.. Говорят, так уходят к Белобогу праведные души…

Да по́лно, какая там душа у змеевича!