Текст книги "Жизнь лишь одна. Повесть о миссионерской выносливости"

В решающий момент, когда Леон серьезно взвешивал свои убеждения, он вдруг вспомнил о прошлом опыте, когда впервые познакомился с Новым Заветом, и это послужило для него тревожным сигналом. Начав уже идти за Христом, Леон, подобно Петру, увидел сильный ветер и испугался (Матф. 14:30). Лукавый враг напомнил ему о страдании, которое он причинил своей любимой матери, когда принял идущее вразрез с их убеждениями решение и покинул родной дом, разбив все радужные надежды родителей. Внутренний голос настойчиво говорил ему: «Ты почти разбил сердце матери, а теперь твои новые убеждения несомненно нанесут ей смертельный удар. Ты подвергаешь риску жизнь матери!»

Он знал, что еврею может быть прощено все, кроме шага в сторону христианства. Так было тогда, и так это остается сегодня: переход в христианство – самый непростительный грех, причиняющий постоянный, даже вечный разрыв с семьей. Если кто-нибудь в еврейской семье решит исповедать веру в Христа, его сочтут мешамудом (отверженным Богом и людьми). В раввинских кругах, к которым принадлежали родители Леона, крепко верили, что если этот грех будет совершен одним из членов семьи, тот будет лишен участия в воскресении, которому надлежит быть в пришествии Мессии: его душа будет навеки обречена на пребывание в могиле, под особым черным покровом.

Осуждающий голос продолжал мучить Леона: «Как можешь ты сделать такое твоей матери?» Но тут он вспомнил героическое решение Авраама, изменившего свои религиозные убеждения и исповедавшего новые, когда он поверил в живого Бога. Авраам покинул свой дом и страну, разлучился с близкими. Однако в голове опять прозвучало предупреждение: «У тебя совсем другое дело! Ты отворачиваешься от веры своих отцов, верующих в Бога Авраама, Исаака и Иакова. Ты намереваешься стать христианином и поверить в религию язычников».

Это была внутренняя борьба. Леон вспомнил о другом месте Писания, касающемся событий при горе Синай, когда все колено Левия, от которого происходил Леон, мужественно отделилось от других колен, проявивших неверность Богу. Левиты были в почете, их героический поступок упоминается в Моисеевом благословении пред Богом колен Израилевых: «И о Левии сказал: туммим Твой и урим Твой на святом муже Твоем, которого Ты искусил в Массе, с которым Ты препирался при водах Меривы, который говорит об отце своем и матери своей: «я на них не смотрю», и братьев своих не признает, и сыновей своих не знает; ибо они, левиты, слова Твои хранят и завет Твой соблюдают…» (Втор. 33:8–9). Не должен ли и он поступить так же, т. е. отдать честь Богу, согласно истине, и не участвовать в созданной людьми религии (иудаизме), лишенной первоначального значения и превращенной в религию церемоний и суеверий, такую далекую от истинных Божьих заповедей и постановлений? Порыв был мимолетным. Мать была для Леона дороже всего на свете, и он решил не говорить ничего, чтобы не причинять ей еще большего горя.

Леон дал самому себе обещание, что до тех пор, пока жива его мать, он не сделает публичного исповедания своей новой веры. Для Леона это решение оказалось роковым и с весьма печальными последствиями.

Прошло несколько недель после обещания Леона скрыть свои убеждения до смерти матери, которая была тогда еще совсем не стара и даже ожидала ребенка. Внутреннее убеждение Леона оставалось прежним, но постепенно начал угасать пыл к изучению Божьего Слова, и он перестал говорить о религии с Фанни. Враг добился желаемого: вера Леона стала его частным делом.

В той стадии своей духовной жизни Леон еще не был знаком с беседой Спасителя с «почти учеником». «Господи, позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего», – сказал тот человек, но Иисус сказал ему: «Иди за Мной и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Матф. 8:21–22).

Вскоре Леон получил телеграмму из дому, в которой говорилось, что мать после рождения ее последнего ребенка, девочки, серьезно заболела. Леон отправился домой скорым поездом и нашел мать при смерти. Она оставалась без сознания в последующие два дня его пребывания дома, и у него не было возможности ни поговорить с нею, ни еще раз услышать ее голос. Она умерла в возрасте сорока лет, оставив мужа с четырьмя (кроме Леона) детьми, младшей из которых была новорожденная Фрида. Малышке было всего пять недель. Леону удалось скрыть свою веру в Христа от матери, так что она была лишена возможности услышать свидетельство о Мессии – Спасителе Израиля и всего мира.

Внезапная глубокая утрата была сильным ударом для Леона. Силы тьмы, всегда более активные в таких случаях, снова вызвали в его душе массу вопросов, вследствие которых пошатнулась его вера в Бога. Он то и дело спрашивал себя: «Есть ли справедливость у Бога? Почему его матери пришлось так рано умереть? В частности, под сомнение попало новозаветное учение о том, что «Бог есть любовь» – типичная реакция духовно неопытных душ, которых постигла беда, а знакомство с Божьим характером и Его путями еще не основательно.

Похороны и погребение матери произвели ужасное впечатление на молодого Леона. Глубоко религиозная семья строго соблюдала повеление, данное в книге Левит: «И сказал Господь Моисею: объяви священникам, сынам Аароновым, и скажи им: да не оскверняют себя прикосновением к умершему из народа своего…» (21:1). Леон никогда раньше не бывал на похоронах, потому что священникам строго запрещалось оскверняться близостью к мертвым. Однако в случае с близкими родственниками – отцом, матерью, сыном, дочерью, братом или сестрой – допускалось исключение, о котором говорят стихи 2 и 3. Похороны совершались по строжайшему религиозному ритуалу. Вся процедура была весьма подавляющей. Вид всей этой церемонии раздирал душу Леона и казался ему более чем страшным.

Сразу же после смерти матери, как только она была освидетельствована врачом, были позваны погребальщики. Они были членами «Чебра Киддуша», или «Священного братства», которое с незапамятных, талмудических времен утешало тех, кто был в трауре во всех достаточно больших общинах. Эти мужчины положили покойницу на голый пол, ногами к дверям. Затем накрыли тело с головою черным покрывалом и поставили в изголовье две черных свечи. Следующей была церемония очищения, которая не была простым омовением, но обрядом под названием Тахара. Не менее девяти ведер воды, заменяющей погружение, было вылито на труп под речитативное повторение определенных молитв. Приводились многие места Писания, в том числе из книги Иезекииля, где Бог говорит Израилю: «И окроплю вас чистою водою – вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас» (36:25). После очищения на глаза покойной положили два черепка, и тело обернули в саван, так называемый таш-рихим, который, по сути, был одинаковой для богатых и бедных белой льняной простыней, символизирующей равенство всего человечества в смерти.

«Священное братство» приходило ко всем опечаленным смертью в семье, помогало совершить погребальный обряд, приносило пищу. Членам семьи не разрешалось готовить еду. Друзья и соседи обычно заботились о питании семьи во время траура и о поминальной трапезе. Перед самыми похоронами, пока тело умершей еще лежало на полу (или на доске), Леону пришлось наклониться к умершей матери и, в знак траура, символически «разодрать одежды», т. е. оторвать от жакета один лацкан, уже надрезанный для этой цели одним из погребальщиков. То же сделали и все остальные члены семьи. Все просили у покойницы «махула» – прощения за возможные обиды, а затем приступили к выносу тела.

Покойников хоронили в день смерти. По Писанию, их нельзя было оставлять в доме на ночь. На кладбище умерших относили на специальных носилках. По строжайшему религиозному обычаю, евреи никогда не делали гробов, но для матери Леона, в виде исключения, потому что она была женой священника, на дно могилы положили две доски. Всех других покойников хоронили просто в земле, завернутыми в саван. После похорон Леон со своими братьями произнес Каддиш – молитву за умерших.

Согласно еврейскому верованию, душа покойного (без всяких исключений) не уходит на небо раньше, чем через девять месяцев. По преданию верили, что Каддиш, произнесенный трижды в день на общих собраниях в синагоге, облегчает страдания усопшего в могиле. Благодаря заслугам этой молитвы, произнесенной сыновьями, душа постепенно поднималась до тех пор, пока не достигала места своего назначения.

После погребения соблюдался семидневный траур – шева. Вся семья снимала обувь с ног и, сев на низкие стульчики, читала книгу Иова – единственную, разрешенную к чтению во время траура.

После смерти матери Леона на его жизнь опустилась пелена печали, принесшая много перемен. Прежде, чем возвратиться в город В., он выразил свои чувства в стихотворении, которое было потом перенесено резцом художника на памятник матери. Стихотворение отражало его отчаяние и одиночество. С потерей любимой матери пропали все планы и желания, будущее выглядело мрачно. Леона опять начал беспокоить внутренний голос, повторявший: «Ну как ты можешь теперь верить в справедливого и любящего Бога?!» Эти мысли привели постепенно к открытому бунту против всего, что было до сих пор дорого и свято.

После возвращении домой Леон тщетно старался войти в прежнюю колею. Но у него пропал всякий интерес к жизни, и друзья начали замечать в нем перемену. Фанни сочувствовала другу в его утрате, но не скрывала своего удовлетворения той переменой, которая произошла в его духовной жизни. Ей больше нравилось его бунтарское неверие, чем его вера в Христа. Не соглашаясь с агностическими взглядами друга, она оставалась непоколебимой в своих иудейских верованиях и очень жалела о том, что «Богу пришлось так сурово наказать Леона за его глупые идеи». Она делала все возможное, чтобы утешить молодого человека, приглашала посещать вместе с нею оперный театр и другие увеселительные заведения в надежде, что это возвратит ему прежнюю жизнерадостность. Однако Леон не находил утешения и радости во всем этом, но, с удалением последнего препятствия на пути к помолвке, он сделал официальное предложение Фанни выйти за него замуж и закрепил помолвку соответствующей церемонией на радость своим и Фанниным родителям, которые не только знали и любили друг друга, но и были близкими родственниками.

После помолвки Леона и Фанни начались приготовления к свадьбе, на что обычно уходило несколько месяцев. Приготовление невесты к браку было долгим и сложным процессом. Сама по себе свадебная церемония была торжественным и мистическим событием с глубоким духовным значением. Некоторые намеки на эту церемонию даются в Новом Завете, например, в притче о десяти девах (Матф. 25 гл.) и в Послании апостола Павла к ефесянам (5 гл.). Поскольку Леон женился по еврейским обычаям, на него надели белый китель и повели в процессии из друзей и родственников с типичными, сплетенными из трех полосок свечами (хавдала) в руках. Впереди процессии шел оркестр. Под свадебный балдахин, который называется хуппой, поставили сперва жениха. Этот обычай строго соблюдается ортодоксальными евреями повсюду и поныне. Стоя под хуппой, Леон принял традиционное благословение «Барух Хаба» от своих друзей и сочетающего его с Фанни раввина. Это было то же благословением, которым когда-то встречали Иисуса Христа как небесного Жениха при Его торжественном входе в Иерусалим *. Друзья вместе с раввином окружили хуппу и произнесли это древнее благословение, восходящее к Псал. 117:26: «Благословен грядущий во имя Господне!» После приветствия жених остался под хуппой в ожидании невесты.

Между тем, в другой процессии, подруги вели под хуппу невесту. Приготовленная для встречи с женихом, она была великолепно одета в белоснежное платье и фату. Приблизившись, подруги трижды обвели ее вокруг жениха и поставили с его правой стороны. Раввин прочитал письменный контракт, содержание которого установлено раз и навсегда для богатых и бедных.

Брачная церемония состояла из трех частей. Сначала жених надел кольцо на указательный палец правой руки невесты и сказал: «Ты обручаешься мне по закону Моисея и Израиля». Если жених был грамотным человеком, а в случае с Леоном это было так, от него ожидали, что он произнесет наизусть троекратный брачный обет из книги пророка Осии: «И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии, и обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа» (2:19–20).

Второй церемонией было благословение бокала, наполненного вином, которое раввин благословлял и разделял с венчающейся парой. Бокал был стеклянным, что важно для третьей церемонии, когда его клали под ноги жениху и он, наступив ногой, разбивал бокал. Это разбивание бокала напоминало о разрушении иерусалимского Храма.

После церемонии друзья и родственники вели молодых домой, в дом жениха и дом невесты, на брачный пир, который всегда обилен и полон увеселений. Ученый жених должен был произнести речь, за что ему дарили подарки. Впрочем, подарки дарили жениху и тогда, когда он не говорил ничего. В раввинских семьях свадебный пир продолжался целую неделю, и каждый день молодую пару благословляли семикратным благословением.

После того, как Леон и Фанни уверовали в Христа, они приняли благословение Церкви Божией по христианскому обряду. Если бы во время их еврейской свадьбы кто-нибудь сказал им, что такое когда-нибудь будет, они бы отмахнулись от этих слов с улыбкой, как от чего-то совершенно невообразимого. Но нет невозможного для Бога, и для этой необыкновенной пары Он приберег про запас еще очень многое.

Часть 2

Глава 4
Бог проговорил

Захваченный агностицизмом, Леон не только оставил свое раннее христианство, но и начал сомневаться в существовании Бога вообще, сомневаться во всей иудейской религии. Пропагандируя свои теории перед друзьями, он смог поколебать и их веру в Бога. В этом опасном состоянии прошел почти год. Пока Леон извергался, как вулкан, выбрасывая из себя пепел неверия, Бог молчал. К концу года у Леона пропало всякое желание заглядывать в Писания, разве что только для того, чтобы тут и там вырвать из контекста стих, что так типично для всех неверующих, чтобы в спорах со своими религиозными коллегами подкрепить какой-либо из своих взглядов. Но, в конце концов, наступило время, когда Леон вообще потерял интерес к религиозным спорам, кроме тех редких случаев, когда кто-нибудь бросал ему вызов.

Однажды Леон использовал по памяти стих из Писаний, чтобы доказать суетность религии и то, что вера, молитвы и служение Богу не приносят никакой пользы человеку. Его друг предложил подтвердить все это хотя бы одной цитатой из Слова Божьего. Споря, что ничего нельзя доказать, вырывая отдельные стихи из контекста, этот друг задел Леона за живое и ему поневоле пришлось дать ответ. Придя домой под вечер, он взял с полки свой давно заброшенный Ветхий Завет и начал поиски подходящей цитаты. Первый взгляд упал на слова из книги Иезекииля: «Ибо вот – все души Мои…» (18:4). Не обращая особого внимания на этот текст, он продолжал искать, пока не нашел желанный стих в книге Иова: «Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? И что пользы прибегать к Нему?» (21:15). Вспомнив вызов товарища, он начал читать предыдущие стихи, и когда сделал это, сразу же увидел, что товарищ был прав, когда говорил об отделении стихов от контекста. В этом отрывке Иов имел в виду беззаконных! С этого момента теории Леона начали рушиться…

Леон еще раз посмотрел на прошлый текст, который он оставил без внимания: «Ибо вот – все души Мои…», и зашумело у него в голове. Он хотел избавиться от этого шума, но вскоре понял, что это голос Божий – Его любовь, зовущая и ищущая заблудшую овцу, ушедшую далеко от Него. Леон понял смысл слов псалмопевца: «Остры стрелы Твои; народы падут пред Тобою, они – в сердце врагов Царя» (44:6). Бог пробудил Леона прикосновением к самому больному месту в его жизни, к причине его отпадения: смерти матери. Бог поступает с каждым человеком индивидуально: «С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним – искренно, с чистым чисто, а с лукавым – по лукавству его…» (Псал. 17:26–27). Постепенно эти слова начали проникать в душу Леона, пока он не остановился и не спросил: «В чем тут смысл?»

Он, конечно, сразу понял слова, но они были для него пустым звуком, пока Дух Святой не истолковал ему эту фразу в виде такого довода: «Как бы высоко ты не думал о себе, как бы глупо ни поступал, тратя так много времени и энергии на борьбу с Богом, Которого по твоей философии вообще нет, ты напрасно бьешь воздух. Ты утверждаешь, что нет ни Бога, ни души, но что же произошло с твоей матерью? Природа сделала свое дело, и ее не стало, и некого в том винить. Ты возмутился, что Бог забрал твою мать, что Он поступил, как тебе казалось, несправедливо, и по этой одной причине ты не мог больше верить в Божию любовь, пока не начал отвергать даже Его существование. Если у твоей матери не было души, объясни, что произошло с нею. Ведь Бог определенно не взял ее тело. Ты похоронил его с твоими родственниками. Подумай и испытай свое сердце».

Мысли продолжали двигаться в том же направлении. Леон начал думать и сам себе задавать вопросы, но доводы Духа Святого продолжали стучать в голове: «То, что произошло с твоей матерью – тайна жизни, которую ты никогда не разрешишь, если не признаешь, что есть Бог, Всемогущий Творец, и что человек – живая душа. Это о тебе и твоей матери сказал Бог: все души Мои. Душа твоей матери принадлежала Ему, и то, что Он взял от твоей матери, было Его. Кто ты, чтобы восставать против Бога? Не имеет ли горшечник права делать из глины то, что пожелает, и обращаться с сотворенным Им так, как Ему угодно?»

Леон вдруг вспомнил то торжественное обещание, которое он давал в начале своего христианского убеждения: до тех пор, пока жива моя мать, я не буду исповедывать своей веры в Христа публично. С болью в сердце и стыдом на лице он сказал себе: «Да, я хотел пощадить мою мать. Я удержал от нее истину, отдав предпочтение суевериям и предубеждениям». И тут он вспомнил слова: «…Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее…» (Матф. 16:25). Леон применил эти слова к себе и к матери, которую он так решительно поставил между собою и Богом. Могучая рука Божия должна была смирить его, чтобы он пережил верность, о которой говорится: «Итак смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время. Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими в мире» (1 Петр. 5:6–9).

На память пришел другой стих из книги Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же глаза мои видят Тебя…» (Иов 42:5). Леон склонил голову перед Всемогущим и горько заплакал. Для всего пережитого была еще и другая причина. Потеря матери показала, что он обожествлял ее, но после всех допущенных Богом переживаний увидел сам себя, как никогда раньше. Самоправедный, каким он себя считал, воспитанный в религии самоправедности, он нуждался в исправлении и смирении. Хотя раввинское воспитание и окружение берегло его от многих злых поступков, оно в то же время мешало ему познать, насколько на самом деле порочно его сердце и как сильно он нуждается в Спасителе! Богу пришлось вести Леона трудным путем, но результатом было то, что его умозрительная вера стала глубоко сердечной, настоящей.

Глава 5
Новое рождение и новая жизнь

После встречи с Богом в тот памятный вечер, когда Дух Святой обличил Леона и привел к покаянию, тени рассеялись и новый свет осенил его душу. Подлинно, Бог не оставляет начатого дела, не доведенным до конца! Во всем, что происходило с Леоном, была высшая цель, и теперь Бог начал удалять преграды с его нового и дивного пути.

Подавленный обличением, но размягченный покаянием, Леон пошел к Зильберштейну. Тот был нескрываемо рад увидеть Леона после долгой разлуки. Вместе они пошли к миссионеру Л., который тоже был рад неожиданному восстановлению отношений. Оба старых друга выразили сочувствие по поводу горя, пережитого Леоном.

Запущенное в период временного помрачнения и пребывания в духовной темноте чтение Священного Писания возобновилось с непревзойденной жаждой и рвением. Леон ощутил сильный духовный голод. Временное отпадение, грех против Бога, неверие и даже кощунство против Него все больше удручали его душу, которая особенно болела от сознания вреда, нанесенного друзьям, ведь Леон отравил их ядом агностицизма. Донесшийся из глубины веков вопль псалмопевца стал личным воплем Леона: «Из глубины взываю к Тебе, Господи, Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, – Господи! Кто устоит?» (Псал. 129:1–3).

Леон увидел Слово Божие в новом свете, оно ожило перед ним. Когда враг опять сделал попытку вмешаться, нашептывая ему в уши список прежних заслуг, говоря, что его негодование вполне оправдано тем, что было следствием любви к матери, так что не стоит убиваться и чувствовать себя таким несчастным и подавленным, ему на память пришли два текста Писания и вывели его из тупика. Одним местом были слова 13-го Псалма: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога. Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро. Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога» (ст. 1–2). Второй текст, относительно собственных заслуг и того, что он всегда был ревностным и не делал ничего плохого, он нашел в книге пророка Исаии: «Все мы сделались, как нечистый, и вся праведность наша, как запачканная одежда; и все мы поблекли, как лист, и беззакония наши, как ветер, уносят нас» (64:6).

В этом новом свете Божьего Слова Леон понял, что религия его народа была лишена самого главного. Хотя еврей может вопить из глубины своего убеждения, что он грешник, это не приближает его к Богу, потому что этим путем к Нему больше не приходят. Средства примирения, прощения грехов и общения с Ним, которые Бог предписал в прошлом, теперь полностью отменены Им Самим. Святилище разрушено, жертвы прекратились, Слава (Шхина) не пребывает более над Престолом Милости. Одного только сожаления и покаяния, без заместительной жертвы (евр. – корбан) Того, Кто отдал Свою невинную кровь, недостаточно. «Без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9:22; Левит 17:11). Как никогда раньше, Леон почувствовал, что все приносимые священниками заместительные жертвы, требовавшие рабского послушания, были лишь пустыми средствами, не имевшими ценности пред Богом, Которому противно всякое неискреннее служение: «Когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои» (Ис. 1:15; 29:15). Если прежние жертвы, установленные Богом, но приносимые народом с нечистыми побуждениями, считались мерзостью (Ис. 1:14), то настолько более мерзки пред Богом их собственные средства заместительного жертвоприношения, рукотворные храмы и весь их нынешний образ празднования суббот?!

Проложив глубокие борозды для нового семени, Господь приготовил сердце Леона к нужде в Спасителе – для примирения и прощения грехов. До сих пор восхищение Иисусом и благоговение перед Ним были у Леона, в лучшем случае, рациональным знанием о Нем. Он признавал Его учение как высокий философский стандарт, но это не выдерживало испытания житейскими бурями. Ему нужно было пережить то, о чем Иисус говорил очень нравственному, религиозному и образованному Никодиму: «…Должно вам родиться свыше» (Иоан. 3:7). Без этого нового рождения никто не может увидеть и понять Царства Божия, никто не может войти в него, не родившись свыше, от Духа.

В таком новом свете значение мессианских предсказаний в 9-й главе книги Даниила, в мессианских Псалмах и 53-й главе книги пророка Исаии показалось Леону поразительно убедительным. Более того, понятными стали мессианские намеки в талмудической литературе, мидрашах[21]21
  Мидраш (евр. «толкование») – фрагмент из трактатов Талмуда или самостоятельный текст экзегетико-гомилетического характера, посвященный анализу и применению отдельного текста Писания.


[Закрыть] и Ялкутим, особенно в книге Зохар[22]22
  Зохар, или Зогар (Сефер ха-Зохар, евр. «Книга сияния») – один из основных текстов Каббалы (см. прим. выше), мистический мидраш (комментарий) к Торе. Комментарии перемежаются поучениями, относимыми к равви Шимону бар Иохаю (II в. по Р.Х.). Однако его авторство сомнительно в силу более позднего возникновения текста.


[Закрыть] и других кабалистических писаниях, намеки, которые явно говорили о том, что раввины, которые писали эти книги, искали истину.

После этих переживаний Леону уже нетрудно было увидеть необходимость заместительной смерти Мессии, потому что и сами раввины учили, что смерть праведных (Мутат Цадиким Мекапрет) приносит прощение грехов народу. Это учение основано на книге Чисел (35:25), где говорится о том, что грех убившего нечаянно, без желания убить, и убежавшего в город-убежище отпускается без наказания после смерти первосвященника. Короче, такой человек освобождался посредством смерти первосвященника.

После открывшейся ему в Новом Завете истины, какими важными и многозначительными сделались для Леона такие места Писания, как 53-я глава книги пророка Исаии и свидетельство апостола Петра о воскресении Иисуса в Деяниях апостолов (2-я и 5-я главы)! Особенно сильное, неизгладимое впечатление произвели на него слова, сказанные начальнику стражи и первосвященникам: «Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесив на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов. Свидетели Ему в сем мы и Дух Святой, Которого Бог дал повинующимся Ему» (Деян. 5:30–32).

С неудержимой радостью Леон пережил благословение нового рождения, на этот раз духовного. Хвала Богу из Первого послания апостола Петра полилась из его сердца: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому…» (1:3). С искренним сердцем Леон смог присоединиться к поэту, написавшему прекрасный, популярный во всех странах мира гимн христиан «Течет ли жизнь мирно…» Он громко пел слова третьего куплета:

 
«Что в мире сравнится с усладой такой?
Мой грех весь, как есть, целиком,
К кресту пригвожден, и я кровью святой
Искуплен всесильным Христом!»