Текст книги "Ходила младёшенька по борочку"

Глава 15

Любаше понравилось в доме у тётушки. Её радушно встретили и поселили в комнате для гостей, где было светло и уютно. Кровать под покрывалом цвета первой весенней зелени и такие же шторы на окне, пара венских стульев, небольшой столик под кружевной скатертью и гардероб, украшенный затейливой резьбой, – всё тут было добротным и изящным одновременно. Красивые вещи всегда нравились Любе, к ним её с детства приучила бабушка Наталья, дом которой когда-то слыл одним из лучших в заводе. Вышедшая из простой крестьянской семьи, она быстро освоилась в среде заводского начальства и всегда старалась соответствовать своему мужу. Но тётушкин дом был явно богаче, Люба это понимала. Даже у доктора Иноземцева, где ей очень нравилось, всё было гораздо проще. Особенно поразила Любашу столовая, куда ей вчера подали ужин. Девица сидела за огромным столом, накрытым белой скатертью, и чувствовала себя неловко, когда Прасковья подносила ей еду. У Иноземцевых она обычно ела в людской, вместе с другими слугами, и здесь немного робела, глядя на красивую фарфоровую посуду, к которой и прикоснуться-то было страшно.

Наутро она проснулась с ощущением, что все её тревоги остались позади. Лучи летнего солнца, пробиваясь сквозь закрытые шторы, несли с собой тепло и радость, словно напоминали Любаше, что жизнь может быть беспечной и счастливой. И ей очень хотелось верить в это. Сладко потянувшись, девица снова прикрыла глаза. Вчера, укладываясь спать, она мысленно проговорила излюбленную присказку покойной бабушки Натальи:

– На новом месте приснись жених невесте!

И сейчас Люба силилась вспомнить, кого же она видела во сне. Но всё тщетно – похоже, никто ей не явился. То ли она очень крепко спала после всех своих тревог, то ли не пришло ещё время для настоящего жениха. Любаша улыбнулась своим мыслям и вновь стала разглядывать комнату. При утреннем свете она выглядела немного иначе, чем вчера. На столике – медный подсвечник, кое-где покрытый восковыми капельками от оплывшей свечи, на стене у входа – небольшая, но довольно массивная полка из тёмного дерева, а на ней – изящная фарфоровая шкатулка и пара книг. На другой стене, что напротив кровати, красивая картина в дорогой раме, а на картине – букет васильков в небольшой вазочке. Любаша снова улыбнулась – всё это радовало глаз и вселяло надежду, что её беды теперь в прошлом, а впереди девицу ждёт только хорошее.

В дверь постучали. Пришла горничная. Она принесла кувшин для умывания и сообщила, что платье Любаши, которое ей вчера поручили постирать, ещё не высохло, и барыня сейчас выбирает, во что нарядить гостью. Вскоре в комнату вошла и тётушка.

– Погляди, Любаша, что я для тебя нашла! – весело сказала она, подавая Любушке наряд. – Это мой маскарадный костюм, который я когда-то давно шила специально для праздника, устроенного однажды Павлом Ивановичем.

В руках она держала широкую цветастую юбку со множеством оборок и нежно-бирюзовую блузу.

– Это что? Цыганский костюм? – восхищённо воскликнула Любаша.

– Ну да! Он мне уже давно мал, но расстаться с ним никак не могу, дорог он мне, как память. Боюсь, что все мои платья тебе будут очень велики, я ведь сильно поправилась с годами, а когда-то приехала сюда вот такой же худенькой, как ты сейчас. Из прежних нарядов только этот костюм и остался, как напоминание о весёлом маскараде. Я в нём была настоящей цыганкой!

Люба заворожено глядела на яркую юбку. На неё вдруг повеяло морем, она услышала звуки гитары, цыганскую песню и увидела себя и печальную матушку в разбитой кибитке на тряской дороге. С этим нарядом в её жизнь словно ворвалось прошлое, жившее в разрозненных воспоминаниях детства, подхватило девицу и закружило в водовороте картинок прежней жизни. Вот она с отцом сидит на берегу у большого костра. Вокруг много людей. Она не помнит их имён, только видит смуглые лица да живые глаза, в которых, отражаясь, пляшут огоньки пламени. Босые ноги мужчин утопают в нагретом за день песке, ноги женщин накрыты яркими подолами их широких юбок, таких же красивых, как эта, что она сейчас держит в руках. Напротив маленькой Любы – седая толстая цыганка, на голове которой повязан платок. Она пристально смотрит на девочку и говорит её отцу:

– Красивые у тебя дети получаются, Гожо.

– Так я и сам красавец! – лукаво отвечает отец. – Потому и девки мои такими вышли!

Он подмигивает дочери и продолжает разговор с цыганкой на непонятном девочке языке. Их голоса сливается с шумом накатывающих на берег волн.

– Ну, что? Устраивает тебя такой наряд? – вопрос тётушки вернул Любашу к реальности.

Девица лишь кивнула ей в ответ, совсем утратив дар речи от нахлынувшего прошлого.

– Сейчас будем завтракать, так что одевайся и спускайся вниз, – проговорила тётушка Нюра, уходя.

Лишь только за ней закрылась дверь, Любаша вскочила с кровати и примерила наряд. Из зеркала на неё смотрела настоящая цыганка. Глаза её горели, щёки разрумянились от удовольствия. Любаша растрепала непослушные чёрные локоны и залюбовалась своим отражением. Красавица! Ещё бы на шею яркие бусы… У матушки в шкатулке хранятся такие, девица помнит, как любила в детстве примерять их. Она ещё немного покрутилась у зеркала, думая о том, что жизнь её могла повернуться и иначе, что они с матерью могли бы и по сей день жить среди цыган. Она не знала, лучше бы ей было или хуже, но тоска по далёкому прошлому всё-таки жила где-то в глубине души. Люба показала язык своему отражению, собрала волосы в причёску, какой её когда-то научила Серафима, и вышла из комнаты.

Спускаясь по лестнице, она услышала снизу восторженный голос хозяина:

– Как Ваше имя, прекрасная незнакомка? – Павел Иванович лукаво улыбался. – Наверное, Аза? Или Радда?

Любаша от души рассмеялась.

– Любушка! Какая же ты красавица! – воскликнула тётушка. – Дети, поздоровайтесь со своей кузиной, она вчера приехала к нам погостить, – обратилась она к своим отпрыскам, которые уже направлялись в столовую.

Вечером, когда Люба вошла в этот дом, дети уже были уложены спать, и встретилась она с ними только сейчас.

Девятилетняя Варя сделала книксен, а её брат-близнец Ваня с достоинством произнёс:

– Доброе утро, сударыня!

Любаша рассмеялась в ответ, уж очень чопорно у него это получилось. Ещё прошлым летом, когда семейство Смирновых гостило у бабушки Анфисы, парень ходил за ней по пятам и просил рассказать какую-нибудь страшную историю про Полудницу, Овинника или Домового, канюча при этом:

– Ну, Любочка, ну, пожааалуйста! Ты так интересно рассказываешь!

А теперь, поди ж ты, сударыня!

Пятилетняя Анфиса вслед за старшей сестрой присела в книксене, а маленький Проша, которому недавно минуло три годика, вцепился в материн подол и с интересом разглядывал гостью.

За завтраком Павел Иванович сказал, что готов отправить Любушку домой, если, конечно, она сама того желает. Перед ним девушка немного робела. Он единственный, кого в семье все называли по имени-отчеству, даже дедушка Прохор. Домой ей очень хотелось, и она согласно кивнула головой.

– Вот и хорошо! – Павел Иванович повернулся к жене. – Готовь гостинцы для своих родных, Аннушка, завтра Стёпка отвезёт нашу гостью.

– Конечно! – подхватила Нюра. – Только позволь мне, Павлуша, самой поехать с Любой. Я давно не была у родителей, да и по Марусе уже соскучилась, а она всё не возвращается.

– И я хочу! И я! – одновременно воскликнули неразлучные Ванечка и Варенька, которые просто обожали гостить у бабушки Анфисы.

– Нет, дети! Вы останетесь с няней! – строго сказала мать.

Анфиса с мольбой посмотрела на Нюру, а маленький Проша накуксился, готовый тут же разреветься.

– Я обещаю, дети, что возьму вас с собой, но только в другой раз, – спокойно ответила им матушка. – Сейчас ведь там гостит тётя Маруся со своей семьёй, и у бабушки просто не найдётся места для всех нас.

Любаша хотела возразить, что и у них в избе место есть, что матушка с тятенькой будут рады, но что-то её остановило. Не желает тётушка брать детей с собой, значит, ей виднее. Малыши тут же надули губки, старшие же ещё попытались возразить, а тётушка Нюра продолжала взывать к их разуму. Слушая этот разговор, Любушка невольно загрустила. Спокойная и рассудительная тётка чем-то напомнила ей матушку. Та тоже всегда была сдержанна, даже если отчитывала Любу или Асю за какую-то провинность. Тут же в её памяти всплыло лицо матери: вот она стоит у печи, готовая сажать туда хлеб. Ладони её в муке. Одной рукой держит чугунную сковороду с будущим караваем, запястьем другой отодвигает со лба непослушные пряди, выбившиеся из-под платка. Но как она ни старается, белый мучной налёт всё-таки остаётся на волосах. Картинка получилась такой яркой, что у девицы сжалось сердце. Оказывается, она сильно стосковалась по своей матери, да и по сестрёнке тоже. Как-то они там? А Стёпушка с Сашенькой? А тятенька?

Она подняла глаза на Павла Ивановича, с интересом наблюдавшего в это время за своей семьёй. Лицо его светилось каким-то особым теплом. Взгляд карих глаз переходил с одного домочадца на другого. Видно было, что он любуется ими. Из разговоров взрослых Люба знала, что тётушку Нюру хотели выдать за него против её воли, но как-то у них всё сладилось, и получилась хорошая семья. Неужели так бывает? А вот если бы Любу силой отдали за Гришку Титова, она смогла бы стать счастливой? Едва ли.

– Прекратите споры за столом! – строго сказал детям Павел Иванович, но Люба видела, что глаза его при этом лучатся любовью.

Дети послушно замолчали.

– Я не против, Аннушка, можешь поехать сама, – обратился он к жене. – Но Степан всё-таки поедет с вами, мне так будет спокойнее.

Тётушка согласно кивнула.

После завтрака Павел Иванович отправился на службу в свою контору. Варя с Ваней поднялись наверх в ожидании учителя музыки, а малышей няня вывела в сад. Тётушка Нюра предложила Любе пойти вместе с ней в гостиный двор за покупками, а заодно и прогуляться по городу. Любаша с радостью согласилась. Правда, возникла проблема – её платье всё ещё было влажным. Тётушка призадумалась.

– Я могу пойти в этом! – сказала Люба. – Мне даже нравится выглядеть настоящей цыганкой.

– Видишь ли, Любушка, – задумчиво проговорила тётка, – к цыганам у людей особенное отношение. Считается, что они не чисты на руку, что крадут не только коней, но и младенцев, что могут заворожить своим взглядом. Я не хочу, чтобы люди на улице сторонились тебя.

– Ой! А это даже интересно – побыть настоящей цыганкой! Меня ведь тут никто не знает! Мне всё равно, что обо мне подумают люди! – воскликнула Любаша.

Тётушка сомнительно покачала головой:

– Ну, смотри, чтоб не огорчаться потом.

Сама она была в льняном платье светло-бежевого оттенка, отделанном красивым коричневым кружевом. Нарядная шляпка в тон платью довершала наряд. Любочка вынула из головы шпильки и заплела волосы в косу, чтоб более соответствовать образу. Конечно, ей хотелось бы распустить свои локоны по плечам, но она не рискнула.

Они не стали брать извозчика и отправились пешком. Любаша с восторгом и удивлением смотрела по сторонам. Улицы были наполнены людьми, повозками, а ещё разными звуками и запахами. Шуршание метлы дворника сливалось с цоканьем копыт и звоном колокольчиков на дверях встречающихся лавок и трактиров, откуда доносились ароматы свежего хлеба, шоколада и ванили, порой вдруг резко перебиваемые чесночным духом или запахом кислых щей. Купола церквей блестели на солнце, притягивая взгляды. Иногда тётушке встречались знакомые, которые раскланивались с ней и с удивлением смотрели на её спутницу.

– Доброго здоровьица, Анна Прохоровна! И вам, красавица, тоже! – поприветствовал их какой-то нищий, протягивая руку за подаянием.

Тётушка кивнула в ответ и подала ему монетку. Вскоре они дошли до Покровского проспекта, миновали Малый Златоуст и, не сговариваясь, перекрестились на купола Большого Златоуста.

– Вон там, видишь, мост, – показала рукой тётушка вниз по направлению проспекта, – там Исеть течёт, можно на лодке покататься. А перед нею справа скопление повозок – это ямская изба. Хорошо, к вам чугунка проложена, а в другие-то направления только на лошадях ездят.

Люба кивала, следя за направлением тётушкиной руки. Всё здесь было ей интересно. Она шагала и представляла, как когда-то по этим улицам ходил Василко. Наверное, поначалу ему тут тоже было всё в диковинку, как ей сейчас. Они перешли на другую сторону улицы, направляясь к гостиному двору. Любаша увидела позади него высокую колокольню.

– Это Кафедральный собор, – пояснила тётушка, – мы можем пойти туда к вечерней службе, к той поре уже и платье твоё высохнет.

Любаша согласно кивнула.

В гостином дворе, несмотря на ранний час, было людно. Любушка ходила за тёткой от прилавка к прилавку, разглядывая товар и удивляясь его изобилию. У витрины с фарфоровыми статуэтками она задержалась, любуясь затейливыми фигурками. Вдруг какой-то человек дёрнул её за руку:

– Чаргэн! – обратился он к ней и залопотал на непонятном языке.

Говорил он явно по-цыгански, и Люба ничего не поняла, только резко отняла свою руку и строго глянула на чернявого наглеца. Это был молодой цыган, который явно принял её за свою. Он размахивал руками и что-то громко говорил, часто повторяя слово «Чаргэн». Чем-то знакомым повеяло от этого слова. Люба вдруг вспомнила, что именно так все называли ту толстую цыганку, которая всплыла сегодня в её памяти. Видимо, он спутал Любу с кем-то, кто носит такое же имя.

– Да что ты прицепился ко мне?! Отойди от меня! – дерзко сказала она и стала крутить головой, пытаясь разглядеть, где же сейчас находится тётушка. Но тот не отступал, продолжая что-то говорить и активно жестикулировать. На них стали оборачиваться люди, но никто не встревал в их перебранку. Мало ли что не поделили эти цыгане. Парень опять схватил Любу за руку.

– Отстань, я тебя не знаю! – попыталась она вырваться, но тот крепко держал её.

Любаша хотела было крикнуть тётку, но парень вдруг резко дёрнул её, развернув спиной к себе, и, зажав ей рот второй рукой, потянул девицу к выходу. На помощь ему подоспел другой парень, постарше. Люба, как могла, сопротивлялась, но силы были неравны. Её буквально выволокли на улицу. Она и глазом моргнуть не успела, как уже сидела в какой-то кибитке, которая тут же тронулась с места и понеслась неизвестно куда. Люба оказалась зажатой на сиденье между двух цыган, которые что-то громко обсуждали.

– Вы меня с кем-то спутали! – пыталась она вразумить своих похитителей, – я не Чаргэн, я Люба! Люба Белова!

Но её, казалось, никто не слышал.

Глава 16

Нюра услыхала какой-то шум и обернулась. Она успела заметить, как мелькнул в двери Любин силуэт, а рядом с ней – лицо молодого цыгана. Сердце её сжалось от дурного предчувствия. Метнувшись к выходу, Нюра растолкала покупателей и выскочила из гостиного двора в тот миг, когда старая кибитка резко взяла с места и, жутко скрипя, покатилась по улице. Парнишка, чистильщик обуви, сидевший у входа, с интересом наблюдал, как из двери выбежала какая-то дама и бросилась, было, вслед за повозкой, но вскоре остановилась, поняв, что это бесполезно. Пока она огляделась по сторонам в поисках извозчика, которого, как назло, не было рядом, кибитка уже скрылась за поворотом, и начинать погоню было бессмысленно. Дама даже не увидела, куда та повернула – направо или налево – и теперь в растерянности стояла на дороге.

– Если барыня мне заплатит, я могу сказать, кто был в той повозке, – с прищуром глядя на неё, проговорил малец.

Нюра обернулась на голос и увидела конопатого парня лет десяти-двенадцати в рубахе с чужого плеча и стоптанных башмаках. Он сидел на небольшом ящичке с обувной щёткой в руке и лукаво улыбался, всем своим видом показывая, что владеет важными для неё сведениями, но за просто так не поделится. Она протянула парню монетку.

– Это был Цыно, я его знаю, – сказал тот, довольный неожиданным заработком.

– А что ещё ты знаешь про него?

– Дык, все знают, что конокрад он. Теперь вот ещё и девок крадёт, – оскалился парень, но, глянув в посуровевшее лицо дамы, тут же смутился.

– Где его найти? – строго спросила госпожа, вынимая ещё одну монету.

– Где живёт – не знаю. Сказывают люди, что колесит по свету, но часто приезжает сюда. Бывает, что конями торгует на Цыганской площади.

– А что ещё? Где он останавливается? С кем приходит сюда? – нетерпеливо выспрашивала она.

– А я почём знаю? С цыганами какими-то якшается. Их тут полно бывает, – отмахнулся парнишка, и Нюра поняла, что ничего больше от него не узнает.

Купленные сведения не так уж много прояснили. Зачем этому Цыно понадобилась Любаша? Куда он её повёз? Похоже, девица опять попала в беду. Неужели виной всему её цыганский наряд? Уж лучше бы Нюра оставила гостью дома, пока её платье не высохнет. Где ж теперь искать Любу? А что, если она сама, по доброй воле поехала с тем парнем? Кто знает, что в голове у этой девчонки? Способна ли она на такой шаг? Что Нюре известно о своей племяннице? За всю жизнь они виделись всего-то несколько раз. Хотя, в свои нечастые приезды в родной завод Нюра ни разу не слышала, чтоб кто-то жаловался на строптивый нрав девицы или её непослушание. Иван относился к ней, как к родной дочери. А для Тюши она сызмальства была главной помощницей по хозяйству. Любаша, конечно, огонь-девка, но не сумасбродка, это точно. Беловы всегда растили детей в строгости. Неужто опять она угодила в какую-то историю? Да что ж ей так не везёт-то? Нюра лихорадочно соображала, что ей теперь делать, чтоб вызволить Любашу из беды. Единственный, к кому она может сейчас обратиться за помощью, – это супруг. И контора его стоит тут, рядом, стоит только дорогу перейти. Но Нюра знает, что Павел Иванович не любит, когда его тревожат на службе. А как же не потревожить? Это ведь не пустяк какой-то! А вдруг Любе грозит опасность? Как ни крути, а ответ за неё держать перед Тюшей с Иваном всё равно придётся. Подумав немного, Нюра решительно направилась к зданию Горной канцелярии.

Конопатый парнишка, прищурясь, наблюдал за барыней, которая в нерешительности топталась рядом, и облегчённо вздохнул, когда та вдруг ушла. Уж очень она приставучая оказалась, буквально засыпала его вопросами. Он уже и пожалел, что связался с ней, но пара монеток, полученных так легко, всё же грела душу. Только боязно было. А ну как этот Цыно прознает, кто его выдал? Тогда уж ему точно несдобровать. Хотя, откуда ему прознать-то? Зря, пожалуй, он тревожится. Тётка отцепилась, денежки в кармане, а Цыно уже далеко – его искать, что ветра в поле. Значит, всё хорошо. И парень успокоился. А тут как раз подошёл купец Барышников, который постоянно чистит у него свои сапоги, и малец усердно заработал щётками.

Но вскоре парень опять сидел без дела и, скучая, смотрел по сторонам. Неожиданно рядом возник какой-то солидный господин. Он поставил ногу на небольшую тумбочку, и юный чистильщик взялся за работу. Неужели удача сегодня сама идёт к нему в руки?

– Скажи-ка мне, милейший, давно ли ты тут сидишь? – заговорил с ним мужчина.

– Давно, – ответил парень, усердно работая щётками, – почитай, с самого рассвета.

– И что же? Всё вот так скучаешь, по сторонам глядючи?

– Да нет, иногда и весело бывает, – улыбнулся парень, – особенно, когда цыгане появляются.

– И часто они появляются?

– Бывает!

– А чем же они так тебя веселят, эти цыгане? Песни-пляски устраивают?

– Не-а, песни-пляски им тут не позволят, околоточный то и дело мимо прохаживается. Они за товаром приходят, – деловито проговорил сорванец и добавил с хитрой улыбкой:

– Но могут и карманы у ротозеев пощипать заоднем.

– И никто их за руку не поймает?

– Отчего же не поймать? Порой ловят! Вот тогда шуму-то тут бывает! А то дак и тихо всё. Товару закупят и мирно уходят.

– А какой же товар у них спросом пользуется?

– Да разный! – парень хитро улыбнулся. – Сегодня вот девку умыкнули. Но она тоже из ихних будет, из цыган.

– А зачем же им свою-то красть? И околоточный куда глядел?

– А кто ж их поймёт? Может, чего не поделили, али ещё как. А околоточного и не было на ту пору.

– Разглядел ли ты девицу, которую они увезли сегодня?

– А чё её разглядывать? Цыганка и есть цыганка! – недоумённо проговорил парень и подозрительно посмотрел на господина.

– А того, кто её увёз, ты хорошо знаешь? – не унимался тот.

– Вам-то какой интерес?

– Хочу, чтоб ты со мной в участок пошёл, да там всё и рассказал.

Парень поднял глаза на господина и, мигом смекнув, чем ему это грозит, бросил щётки да задал стрекача.

Павел Иванович (а именно он и был тем человеком) только руками развёл и отправился восвояси. Не бежать же ему вслед за этим мальцом. Жену, которая, придя к нему на службу, всё подробно рассказала, он отправил домой – пусть там Любу дожидается. Вдруг деушка вернётся? А сам сразу же занялся поиском пропавшей племянницы. Теперь же, потерпев первую неудачу со свидетелем похищения, он направился прямиком в участок.

Нюра тем временем вернулась домой и села на оттоманку в ожидании мужа, не зная, чем себя занять. Младшие дети гуляли с няней, старшие занимались с учителем музыки.

– Ой, Анна Прохоровна! – воскликнула вошедшая Прасковья. – Вы уже вернулись! Сейчас я самовар поставлю! А где же ваша гостья?

Нюра печально развела руками:

– Нет её, Прасковья, похитили. И я не сумела защитить бедняжку.

– Как похитили? Кто? – всполошилась повариха. – Среди бела дня?

– Вот так, среди бела дня, в гостином дворе и похитили.

– Ой, ужасть-то такая! И чего же теперь будет? А барин-то знает? – не унималась Прасковья.

– Павел Иванович уже занялся поисками.

– На базаре вчера одна баба рассказывала, что у неё соседская дочка так же вот в лавку пошла и пропала, а потом нашли её в ближайшем лесочке. Снасильничали над девкой, да и убили!

– Иди уже, Прасковья, ставь самовар! – строго сказала Нюра.

– Ой! И чего это я разболталась?! Вы уж простите меня, дуру старую! Всё будет хорошо, Анна Прохоровна! Вы, главное, верьте, да молитесь за неё, бедняжку, – бормотала повариха, скрываясь за дверью.

Нюра вскочила и нервно заходила по зале, теребя руки. Вот ведь, Прасковья, утешила, называется! Хоть бы Павлуша поскорее вернулся да весточку добрую принёс. Тут раздался звонок колокольчика, и хозяйка кинулась во двор, где дворник уже отпирал ворота. Там стоял какой-то парень и смущённо переминался с ноги на ногу.

– Доброго здоровьица тебе, Нюра, – произнёс он, краснея. – Я про Любу зашёл узнать. Добралась ли она до вас? А то с ней всё какие-то беды приключаются.

– Николка?! Ты что ли? – узнала она, наконец, Василкова закадычного дружка. – Как ты тут очутился? Входи скорее в дом.

Всё так же смущаясь, Николай прошёл следом за хозяйкой. Нюра усадила гостя и рассказала ему историю Любиного похищения.

– Как же так? – разволновался парень. – Я вот только вчера утром видел её, она с какими-то монашками ехала в Екатеринбург. Чуяло моё сердце, что опять она в беде. Ноги будто сами сюда понесли. У меня ведь адрес-то ваш ещё со времён Василковой учёбы в памяти прочно сидит. Мы с ним часто письма друг дружке слали.

Нюра кивнула головой.

– Ты и с Любашей тоже дружишь? – спросила она гостя.

– Нет, – смутился он опять, – то есть, да! …В общем, просто защитить я её хотел, вот и поехал следом. А она…

Кажется, Нюра начала догадываться, в чём тут дело. Парень явно неравнодушен к её племяннице. Хорошо это или плохо? Вот и разберись теперь попробуй! Только бы она была жива-здорова! Только бы с ней ничего страшного не случилось!

Прасковья вынесла самовар, и Нюра принялась потчевать гостя чаем с баранками. Он по-прежнему смущался и краснел – неловко ему было в этом богатом доме. И Нюра тут какая-то другая. Парень терялся перед ней, не знал, как себя вести. Давно ли они все вместе играли, водили хороводы, качались на качелях? Нюра с Марусей запросто прибегали поболтать к его сестре. А теперь, поди ж ты, какие они обе стали. Если бы Танька увидела этот дом, с ума бы сошла от зависти.

Нюра начала расспрашивать Николая, чем он тут занимается, где остановился. А ему и рассказать-то особо нечего. Приехал вчера к вечеру, нашёл ночлежку, там и переночевал. Сегодня осмотрелся немного, надо начинать поиски работы. Он мастер неплохой, модельщиком работал в заводе, так что без работы не останется.

– Так тебе и переночевать сегодня негде? – участливо спросила Нюра.

– Пошто же негде? Опять в ночлежку пойду.

– Давай договоримся так: сегодня ты останешься у нас, Степан тебя поселит во флигеле, там есть свободная комната. А как найдёшь работу да жильё, так и съедешь.

– Дак, неудобно мне как-то, Нюра, – попытался возразить Николка. – А ну, как муж твой будет против?

– Ну, что ты! Павел Иванович и сам бы тебе предложил, кабы дома был сейчас.

Она позвала Степана и распорядилась показать гостю комнату. Стёпка обрадовался Николке, как старому другу. Давненько они не виделись, почитай, с Василковой свадьбы. Тут же засыпав гостя вопросами, Степан увлёк его за собой.

Только они вышли, вернулся Павел Иванович. Нюра бросилась к нему. Он рассказал, что побывал в полиции, что там имя Цыно хорошо известно. Они давненько за ним наблюдают и даже знают, что он обитает в таборе, который уже несколько дней стоит за Сибирской заставой. Туда сейчас отправились полицейские, и, возможно, Любаша скоро будет дома.

Нюра облегчённо вздохнула. Наконец-то у неё появилась надежда.