Текст книги "Не шей ты мне, матушка, красный сарафан"

Глава 7

Дорога до Екатеринбурга оказалась не таким уж интересным приключением, как представляла себе Маруся. Выехали на заре. В коляску запрягли сразу пару лошадей. Буянкова подружка Ласточка поначалу весело бежала рядом с ним, потом заметно сникла. Так же и Нюра с Марусей: в начале пути они ещё радовались лесной свежести, зелёной травке, щебету пташек, белым стволам берёз, перемежающихся с елями, но вскоре дорога, местами тряская и пыльная, стала их утомлять. К полудню и лошади устали. Первую остановку сделали в Тагильском заводе, на самой его окраине. Постоялый двор, где путники остановились, удивил девушек своей неустроенностью, грязью, шумом, скученностью повозок и людей. Через большое поселение и движение было большим. Трактир, который располагался тут же и куда они зашли отобедать, навеял на них глубокую тоску. Но пришлось довольствоваться тем, что подали. Съели по тарелке кислых щей, выпили чаю. Благо, что с собой у них были пирожки, предусмотрительно уложенные матушкой.

Отдохнув немного, двинулись дальше. Но путешествие уже не казалось девушкам таким привлекательным. Послеполуденное солнце разыгралось не на шутку, а назойливые мухи то и дело залетали под навес коляски, жужжа в самые уши. К вечеру путники добрались до Невьянского завода, нашли постоялый двор и остановились там на ночлег, довольные, что половину пути они всё-таки одолели.

– Нюр, а если ты будешь жить так далеко от нас, мы же совсем не будем видеться с тобой, – начала разговор Маруся, когда они уже улеглись спать. – Мы целый день ехали, а дороге ещё конца и края не видать.

– Вот это меня и огорчает больше всего, – ответила ей Нюра.

– Эх, хорошо бы и мне там с тобой поселиться! А попроси своего жениха, чтоб после свадьбы он и меня к вам забрал.

– Не знаю, Марусенька, – задумчиво произнесла Нюра, – боюсь, что этакая просьба некрасиво будет выглядеть.

– Не печёшься ты за сестру! Так и скажи, что не хочешь, – обиделась Маруся.

Нюра вздохнула и закрыла глаза.

Назавтра, отправляясь дальше, путники невольно залюбовались наклонной башней, освещённой лучами утреннего солнца. Величавая красавица с огромными часами-курантами так и притягивала к себе внимание. Восьмигранные ярусы с узорчатыми карнизами, переходя один в другой, завершались устремлённым в небо шпилем.

– Вот ведь, диковина! – восторженно произнёс Прохор. – Уже больше века стоит наклонясь, а всё не падает!

– А от чего она наклонилась? – с интересом спросила Маруся.

– А кто ж её знает? Может, она так задумана, чтоб народ подивить! – ответил отец. – Демидовы-то, говорят, большие шутники были.

– Жаль, если такая красота рухнет, – вымолвила Нюра, провожая взглядом башню.

Вот и остался позади Невьянский завод, и снова потянулась дорога, то вздымаясь в горы, то опускаясь в низины, и порой казалось, что ей никогда не будет конца.

К вечеру второго дня путники добрались-таки до Екатеринбурга. Остановились у какой-то лавки спросить, как найти Уктусскую улицу, на которой живёт Павел Иванович. Им указали направление. Вскоре проезжая дорога перешла в булыжную мостовую, и копыта лошадей громко зацокали по ней. Маруся во все глаза смотрела по сторонам. Ей нравились освещённые закатным солнцем купола церквей, яркие вывески на лавках и конторах, нарядные дамы в шляпках, элегантные мужчины с тросточками, и даже крики извозчиков были из какого-то другого мира. Нюра оставалась безучастной. Наверное, она бы тоже радовалась всему этому, кабы причина их поездки была другой. Без труда сыскали дом жениха, кирпичный, в два этажа. Маруся только охнула, увидев его, Нюра же не произнесла ни слова. Человек с метлой открыл ворота, сам хозяин вышел встретить гостей. Поочерёдно подал девушкам руку, помогая выйти из коляски, и пригласил в дом. Слуга занёс их дорожный сундучок. Хозяин велел поднять его наверх, там гости будут жить. На первом этаже была просторная зала для приёма гостей, кабинет хозяина, столовая, кухня и комната прислуги. Павел Иванович предложил гостям подняться каждому в свои покои, чтоб переодеться с дороги, умыться и немного отдохнуть. Всем было предложено по отдельной комнате, но сёстры попросили позволения поселиться вместе. Хозяин не возражал, сказав, что они будут поселены в покои его будущей жены.

Маруся готова была визжать от восторга – так ей всё тут нравилось. В комнате стояла широкая кровать с резным деревянным изголовьем. Рядом с ней какой-то залавок1010
  Зала́вок – глухой стол с полками внутри, где обычно располагалась кухонная утварь


[Закрыть] с выдвижными ящиками, от горничной они потом узнали, что он называется «комод». Ещё в комнате был гардероб, в котором висела пара новых платьев, небольшой туалетный столик с зеркалом, изящная оттоманка – такую мебель девушки видели впервые, а названий и вовсе никогда не слыхивали. В их доме все вещи хранились в сундуках, а сидели они на лавках да табуретках.

В дверь постучали. Вошла горничная с тазом и кувшином для умывания. Маруся засыпала её вопросами, та с едва скрываемой усмешкой отвечала, пока помогала девушкам умыться и разложить по местам вещи из сундука. Потом они были приглашены к ужину и спустились в столовую, где стоял большой стол с резными ножками, покрытый белой скатертью, а вокруг него – венские стулья. Нюру всё это страшно пугало, а Марусю приводило в восторг. Хозяин всех рассадил. Подали холодец, солёные огурчики, фаршированных рябчиков с отварным картофелем и пирог с рыбой. Картофель вызвал недоумение на лицах гостей. Эта пища для них непривычна. В народе его называют «чёртовым яблоком», и многие в их заводе отказываются его выращивать. Правда, Прохор с Анфисой с недавних пор стали сажать картофель на своём огороде, но только для приготовления крахмала, в пищу они его не употребляют.

– А вы попробуйте, это очень вкусно, – убеждал гостей Павел Иванович.– В Европе уже давно едят картофель, да и в России тоже. Даже странно, что он здесь, на Урале, так плохо приживается.

Маруся первая отведала диковинный продукт и сказала, что вкусно. Стали пробовать и остальные. Слуги едва сдерживали улыбки. И чего это хозяин учудил? Решил взять в жёны деревенскую девку. Никакого сравнения с первой женой! Уж та была настоящая барыня!

Разговор за столом пошёл о дороге, которая так вымотала путников. Павел Иванович сказал, что в скором времени начнут строить горнозаводскую железную дорогу, и тогда ездить будет намного быстрее и удобнее. Гости с удивлением слушали, что от Екатеринбурга и до самой Перми будет ходить паровоз, в аккурат мимо их завода.

– Это сколь же годов на строительство-то уйдёт? – спросил Прохор.

– Полагаю, года три-четыре, а то и больше, – ответил Павел Иванович.

Нюра сидела, вжавшись в стул и не подымая глаз от тарелки, словно хотела спрятаться от своего жениха. Он изредка взглядывал на неё, улыбаясь в душе робости своей невесты. Именно такая жена ему и нужна! После ужина хозяин объявил, какие виды у него на завтра. С утра они с Нюрой пойдут к портнихе, которая снимет с неё мерки, чтобы начать шить свадебное платье и кое-что для выхода в свет. Для жизни в городе ей нужно поменять гардероб. Нюру опять обуял страх: неужели это так необходимо? Как же она пойдёт к портнихе с ним вдвоём? Девушка беспокойно глянула на сестру, Маруся всё поняла и спросила:

– А можно и мне с вами?

– Нет, вы со своим батюшкой отправитесь осматривать город, я уже дал кучеру указание – он вас повезёт, – ответствовал жених таким тоном, что возражать уже не было смысла.

После чая все вышли из-за стола. Сёстры, поблагодарив за ужин, поднялись в свои покои. Отец с женихом остались беседовать в зале.

– Ой, Нюрочка! Как мне тут нравится! Вот, ей Богу, пошла бы замуж вместо тебя! – воскликнула Маруся, плюхаясь на кровать. – Ты представляешь, скоро тебя будут называть госпожа Смирнова!

– Марусь, мы с ним даже ни разу толком не поговорили! Люди женятся, им всю жизнь бок о бок жить, а они ничегошеньки друг о друге не знают! Это же неправильно!

– А о чём ты хочешь с ним говорить? Расскажешь, что ты его не любишь? Что лучше бы за Алёшку пошла?

– Да я бы ни о чем с ним не говорила, кабы моя воля! Завтра мы впервые будем один на один. А я не знаю, как себя вести. Не могу же я сказать, что не хочу за него! Мне тятенька никогда такого не простит. И вести себя так, словно я желаю за него замуж, я тоже не могу. И что мне делать?

– А ты молчи, сестрица. Ничего лишнего не говори. Будет о чем-то спрашивать – пожимай плечами, не знаю, мол, и всё тут!

– Ой, не знаю, не знаю. Давай лучше спать укладываться, поздно уже.

После утренней трапезы Павел Иванович предложил Нюре надеть одно из платьев, что висят в гардеробе, и спускаться вниз. Она выбрала платье серого цвета, которое очень шло к её глазам. Ворот и рукава его были оторочены изящным кружевом более тёмного оттенка. Подол украшен красивыми оборками. Маруся помогла сестре одеться. Платье сидело на ней, как влитое. Широкий пояс, перехватывающий талию, на спине завязывался большим бантом. Маруся аж подпрыгнула от восторга и захлопала в ладоши:

– Нюра! Ты и в самом деле барыня! Какая красота!

– Непривычно как-то, – поморщилась сестра, – мне в сарафане удобнее.

– Всё, забудь про сарафаны! Ой, а надень-ка серьги малахитовые и кольцо! – воскликнула Маруся и, вынув из комода коробочку, подала её Нюре.

Та послушно выполнила указание младшей сестры и отправилась вниз, как на заклание.

Когда она вошла в залу, Прохор только руками всплеснул:

– Вот это красавица! Неужели это моя дочь?! Тебя и не узнать совсем!

А Павел Иванович молча улыбнулся и подал ей согнутую в локте руку. Нюра робко оперлась на неё и последовала за женихом. Отец, довольный, смотрел им вслед.

– Мы немного пройдёмся по городу, – сказал ей жених. – Портниха живёт недалеко.

Они шли прогулочным шагом сначала по Уктусской улице, потом повернули на Покровский проспект. Нюра понемногу успокоилась, стала оглядываться по сторонам.

– Ну, что, Аннушка, как тебе город? – спросил Павел Иванович.

– Непривычно, – зардевшись, ответила она, – народу много, повозок, лавки разные.

– Привыкнешь! Теперь твоя жизнь будет здесь проходить.

– А родителей навещать Вы мне позволите?

– Конечно, если ты этого захочешь. Только что там тебе делать? Вот увидишь – здешняя жизнь тебе ещё понравится, и ты забудешь о своём посёлке.

Ну, как она сможет забыть о доме? Там матушка, братцы, а главное – где-то там останется и Алёшенька. И сердце её останется там. Она представила себя в этом наряде на своём дворе с помойным ведром в руке. Как же нелепо это будет выглядеть! Вдруг Павел Иванович остановился возле шляпной лавки:

– А давай подберём тебе шляпку к этому платью! – предложил он.

Нюра пожала плечами, она никогда не носила шляпок, привыкла к платкам. Жених потянул на себя тяжёлую дверь, и они вошли в лавку. Тонкая трель звоночка тут же возвестила об их приходе, и из-за шторы показался приказчик с подобострастной улыбкой на лице. Он вежливо спросил:

– Чего изволите? Господин желает шляпу для себя или для прекрасной дамы?

– Подберите, сударь, шляпку для дамы, вот к этому наряду!

Нюра стояла, затаив дыхание. Это её сейчас назвали дамой? Не снится ли ей всё это? Приказчик предложил на выбор несколько лёгких шляпок, Нюра примеряла их, и не могла поверить отражению в зеркале. Оттуда смотрела на неё красивая элегантная дама. Она ли это? Наконец шляпка была выбрана, Павел Иванович расплатился, и они вышли на улицу. Нюра стала ощущать на себе заинтересованные взгляды мужчин. Это было непривычно и немного волновало. Жених, шагая рядом, с довольным видом поглядывал на неё, а она смущённо опускала глаза.

Глава 8

Маруся насилу дождалась, когда Нюра вернётся от портнихи. Что-то её прогулка с женихом сильно затянулась. Они с отцом уже покатались по городу, полюбовались его красотами, подивились изяществу некоторых зданий, зашли в Вознесенскую церковь, поставили свечи за здравие всей своей семьи. Отец даже попросил кучера остановиться на Сенной площади, где крестьяне из ближайших деревень торгуют сеном, поговорил с ними, приценился, полюбопытствовал видами на урожай, земельными наделами, травами на покосах. Возвращаясь обратно, проехали по деревянному Царскому мосту через реку Исеть. Кучер сказал, что сам государь Александр I проезжал тут полвека назад. Ну, надо же! Маруся едет по мосту, который когда-то построили специально для царя! Вот Санко-то удивится, когда она ему расскажет об этом! А она ему обязательно расскажет про всё: и про то, как долго они сюда ехали, и про богатый дом Нюриного жениха, и про большой красивый город. Он-то ничего подобного в своей жизни не видывал.

Наконец появилась Нюра. Она вошла, держа в руках букет каких-то диковинных красных цветов. Маруся никогда таких не видывала.

– Что это? – спросила она у сестры.

– Тю… тюль…, – Нюра смущённо оглянулась на жениха.

– Тюльпаны, – подсказал он.

– Какая красота! – восхищённо воскликнула Маруся.

Павел Иванович стоял, довольный произведённым эффектом. Маруся схватила Нюру за руку и потянула наверх. Ей не терпелось узнать, как они с женихом поладили меж собой. Войдя в комнату, она первым делом сорвала с головы сестры новую шляпку и тут же примерила её на себя.

– Тоже подарок жениха?

– Да, это мы купили ещё по дороге к портнихе. А когда шли обратно, он завёл меня в цветочную лавку, – начала рассказывать Нюра. – А там столько цветов! А как пахнет! Хозяин лавки, старичок, ну, может, чуток моложе нашего деда Степана, сам выращивает цветы! Он сказывал, что вот эти тюльпаны растут из луковиц.

– Их можно есть? Это лук? – удивилась Маруся.

– Нет, это другие луковицы, цветочные, сказывал, что очень редкие. Его дед когда-то привёз одну такую из самой Москвы, из ботанического сада Прокофия Демидова, сына того самого Акинфия, который башню наклонную построил. Помнишь, вчера мы видели?

– Помню. Чудят богатеи! Отец башню диковинную строит, сынок – цветы выращивает!

– Ну, такое пристрастие было у человека. Он эти луковки прямо из-за границы выписывал! Запамятовала я, как страна называется, на слово «голый» очень похоже. Этот старичок из лавки ещё сказывал мне, что его дед всю жизнь цветы разводил, потом отец, и вот он теперь. В городе больше никто не разводит тюльпаны, только он! Они эти луковицы никому не дают, не продают. В лавке и другие цветы есть. Но торговец сказал, что сейчас время тюльпанов. И Павел Иванович подарил мне этот букет. А он там самый дорогой был!

– Хорошо живёт твой жених, коли ему денег на цветы не жалко. Чего их покупать-то? Вышел в поле и нарвал! – недоумевала Маруся.

– Но такие-то в поле не растут! Это садовые цветы! Жаль, тебя не было со мной в той лавке! Там такая красота! Мне Павел Иванович потом до самого дома про сады барские рассказывал, как там всякие цветы да деревья ростят.

– Да я гляжу, вы поладили!

Нюра не знала, что ответить на это. Да, она уже не так сильно боится своего жениха, как прежде, иногда ей даже было с ним интересно. Но он всё равно для неё чужой!

Тут в дверь постучали. Пришла горничная. Она принесла вазу для цветов и пригласила барышень к обеду. Обед опять был хорош, тем более, что гости нагуляли зверский аппетит. После обеда хозяин предложил всем вместе пойти погулять по набережной и покататься в лодке по пруду. Прохор решил, что молодёжи лучше погулять без него, он хотел бы пройтись до Хлебной площади, где он заприметил скобяные лавки, когда проезжали мимо. Это недалеко, он доберётся сам. Надо бы кое-что для хозяйства приглядеть. Маруся попросила разрешения остаться дома, она уже накаталась сегодня по городу и желает отдохнуть. Нюра вопросительно посмотрела на сестру. Опять ей быть с женихом наедине. Но деваться некуда – придётся идти на прогулку.

– Ой, а сегодня же Троицкая суббота! – вспомнила вдруг Маруся. – Вода – именинница! Нельзя мыть, стирать, баню топить! А плавать по воде разве можно?

Все переглянулись – и впрямь, можно ли? Оказалось, что никто не знает ответа на этот вопрос.

– Ну, хорошо, – улыбнулся жених, – тогда мы просто погуляем вдоль пруда.

И они опять пошли вдоль по Уктусской улице, только на этот раз не стали сворачивать на Покровский проспект, а перешли его, потом миновали Главный проспект и по Малой Съезжей спустились к пруду. Нюре уже не было так страшно, как утром, и она даже задавала жениху вопросы о том, что встречалось на пути. Он обстоятельно отвечал. Панорама открывшегося перед ними пруда была завораживающей. Солнце, уже начавшее понемногу клониться к западу, играло в мелкой ряби воды, тут и там по водной глади скользили лодки, и мальчишки-перевозчики громко зазывали желающих переправиться на другой берег или просто прокатиться. Нюра невольно залюбовалась всей этой картиной. Чудо, как хороши были дома на другом берегу пруда, особенно один, стоявший у самой плотины и весь словно наряженный в кружево. Павел Иванович стал рассказывать Нюре, в каком особняке какой проживает чиновник, купец или золотопромышленник, всё люди знатные, имеющие вес в городе. Вдруг они услыхали громкие крики и увидели недалеко от берега перевёрнутую лодку и рядом с ней детскую головку, которая то скрывалась под водой, то появлялась вновь. Разом собрались зеваки. Павел Иванович, растолкав людей, вдруг бросился в воду. Нюра даже ахнуть не успела, а он уже плыл к перевёрнутой лодке. Сердце её замерло: а ну, как и с ним чего случится?! Но вскоре он уже выходил из воды с мальчонкой на руках. Толпа восторженно загудела, а он передал мальчика и повернулся к Нюре. Учащённо дыша, он улыбнулся ей и, пожав плечами, развёл руки, словно говоря: ну, вот, так уж получилось. Вода стекала с него ручьями. Нюра растерялась, надо бы ему срочно раздеться, отжать одежду. Но как? Она осмотрелась по сторонам, словно ища удобное местечко. В это время около них остановился извозчик, не воспользоваться этим они не могли, и быстро добрались до дома.

Нюра поднялась в свои покои, вошла тихонько, думая, что Маруся отдыхает, но её в комнате не оказалось. Странно, она ведь говорила, что устала. Вскоре сестра появилась.

– Куда же ты пропала? – удивилась Нюра.

– С прислугой беседовала, – отвечала та с улыбкой, – надо же всё про жениха твоего повыведать!

– Так ты из-за этого от прогулки отказалась?

– Конечно! Жаль, вы быстро вернулись, слуги тут же забегали, засуетились, но кое-что я всё-таки успела разузнать! – таинственно произнесла Маруся.

Нюра уселась, вся во внимании, и сестра начала делиться услышанным:

– В общем, жених твой не из местных, хотя приехал сюда давно, сказывают, по причине большой любви. Годов, вроде как десять тому назад, а то и поболе будет. Жил он до этого то ли в Москве, то ли в Петербурге, в общем, по столицам обретался. Там и познакомился с дочкой тутошнего золотопромышленника. Они, богатеи-то везде домов понакупили-понастроили, и живут то тут, то там. А дочка-то эта, говорят, красавица была, и от кавалеров отбою не знала. А тут у папеньки ёйного дела плохо пошли, с золотом оно завсегда так. Он и продал свой столичный дом, и пришлось дочери сюда воротиться. А Павел Иванович – следом за ней. Он человек образованный, устроился работать в контору эту Главную, а дома у него тогда еще не было, где-то угол снимал. Попытался, было, посвататься за неё, а ему было отказано. Но он не сдавался, продолжал ухаживать, любил, видать, сильно. По служебной лестнице вверх пошёл, почёт и уважение заработал. А тут беда у него приключилась: родители оба померли то ли от холеры, то ли еще от какой чумы. Остался он единственным наследником. Поехал туда, продал отцово имение, да и купил вот этот дом, а то, что осталось, под хорошие проценты положил. Тут уж папенька-золотопромышленник сам на него виды заимел, свои-то дела всё хуже и хуже, да ещё, поговаривают, в картишки сильно продулся. В общем, оженили нашего Павла Ивановича. А он и радёшенек-веселёшенек! И жена красавица, и дела идут хорошо. А жена-то его, сказывают, очень по балам любила разъезжать да по всяким вечеринкам. Да ещё дома приёмы устраивала. Поговаривают даже, что она до чужих мужиков была охоча. Муж на работу отправится, а она гостей принимает. Прислуга-то ведь всё видит, слышит, какие она с ними беседы ведёт, как кокетничает да весёлым смехом заливается. И то ли донесли хозяину, то ли что, только однажды он возьми да и вернись домой в неурочный час! Сказывают, шумел сильно, потому как картину застал неприглядную. А потом её Бог и наказал, померла в родах. А муж-то и не знает, его ли это был ребёночек. Вот такой расклад, сестрица!

Нюра сидела, совершенно потрясённая всей этой историей. Почему-то ей стало очень обидно за Павла Ивановича. После всего, что сегодня произошло, она невольно прониклась уважением к своему жениху. Не заслуживает он такого обращения. Теперь стало понятно, почему он выбрал себе невесту из глубинки, не избалованную деньгами и положением. Денег-то у него и своих хватает, а вот тепла и участия, увы, нет.

А вечером гостей ждал сюрприз. После ужина все были приглашены в залу, где уже находился седовласый человек в чёрном фраке. В одной руке он держал что-то навроде балалайки, только совсем другой формы, немного вытянутой и витиеватой. В другой была какая-то палочка. Девушки никогда не видели подобного инструмента. Павел Иванович сказал, что специально для своих гостей пригласил сегодня Отто Францевича, который сейчас сыграет им на своей скрипке. Никогда ещё Нюра не слышала ничего подобного. Музыкант ловко водил по струнам своей дивной палочкой, а скрипка плакала и пела. И вместе с ней плакала и пела Нюрина душа. Девушке виделись то Алёшины глаза, полные любви, то мелькающие вдоль дороги берёзки, то тюльпаны в цветочной лавке, а потом снова Алёша с его тёплой улыбкой. Вместе с мелодией уносилась Нюра куда-то в поднебесье, парила там, а потом стремительно падала вниз. Почему-то по щекам катились слёзы, и она ничего не могла с этим поделать. Она чувствовала на себе пристальный взгляд жениха, но боялась посмотреть на него. Ей было неловко, что она так расчувствовалась. Даже потом, засыпая, она снова слышала эти звуки, которые так взволновали её.

Проснулась Нюра с лёгкою душой. Сегодня великий праздник – Троица. Маменька, наверное, уже напекла пирогов, и все они там сидят за столом. Вдруг безумно захотелось домой. Вроде, и уехали недавно, а она уже скучает. Она поделилась этим с Марусей. Сестра только фыркнула:

– Ну, вот ещё! Нашла, по чему скучать! Домой-то мы всё равно воротимся, а вот эта жизнь может больше и не повториться. А потому, наслаждайся, сестрица! Хотя, что тебе! Ты ведь всё равно сюда приедешь, да ещё хозяйкой!

Нюре не хотелось говорить на эту тему, она молча взяла гребень и стала расчёсывать косу.

После завтрака все вместе отправились на службу в Свято-Троицкую церковь. Нюра мысленно обращалась к Богу с просьбой наставить её на правильный путь, помочь найти верное решение. Как ей поступить: пойти вослед за своей любовью или остаться послушной дочерью и выполнить волю отца? Но ничего не услышала она в ответ.

После службы вернулись домой и в зелёном садике, расположенном позади дома, пили чай. Под цветущей яблоней уже был накрыт круглый стол, на котором дымился самовар, а на большом блюде горкой лежали румяные шаньги. Щебет птичек, зелень мягкой травы, аромат усыпанных цветом яблонь – всё это так умиротворяющее подействовало на Нюру, что она на время забыла о своей беде. А вечером уже стали укладывать вещи в дорогу, чтобы утром пораньше выехать. Путь опять предстоял долгий и непростой.