Текст книги "Не шей ты мне, матушка, красный сарафан"

Глава 11

Глазом моргнуть не успели, как промчался июнь. Июль принёс дожди и грозы, боялись, как бы совсем не залило покосы. Но вскоре погода установилась. Сенокос начали, как и полагается, сразу после Петрова дня. Травы к той поре уже успели осемениться. И зазвучал по вечерам над дворами перезвон усердно отбиваемых кос.

– Сначала выкосим дальний покос, на Актае, а потом уже этот, на низах, – объявил Прохор семье своё решение.– Если вёдро1313
  Вёдро – сухая солнечная погода, без дождей


[Закрыть] постоит, с первым управимся быстро, а там, Бог даст, и второй начнём.

И Бог дал, погода не подвела. За четыре дня Прохор с Иваном и двумя нанятыми работниками управились с косьбой на первом покосе. Выходили они до рассвета, по росе, и возвращались по первому зною. Женщины тоже без дела не сидели, разбивали кошенину – ворошили скошенную траву, чтоб она лучше просыхала. Пришло время, и стали собираться на гребь.

С утра погрузили на телегу грабли, вилы, верёвки. Собрали в туес нехитрую еду. Анфиса вынесла большой бидон кваса, котелок для каши и второй – для чая. Лукерью оставили домовничать. Она была уже на третьем месяце, и тяжело переносила жару. Иван всячески старался оберегать жену, чем вызывал добрые улыбки своих родственников. Лошадей запрягли в две телеги. Вот уже все расселись. На одной из подвод за возницу был Иван, а на другой вызвался править Василко. Он взялся за вожжи, натянул их и громко, подражая отцу, крикнул Ласточке:

– Нно! Пошла, сонная тетеря!

Но лошадь не спешила двигаться с места, стояла и размахивала хвостом. Прохор слегка хлестнул её и прикрикнул своим зычным голосом. Тогда Ласточка потихоньку двинулась, а Василко обиженно засопел.

– Не горюй, сынок! Она к тебе попривыкнет немного и будет слушаться! – утешил сына Прохор. – Ты только не трусь, надо, чтоб она силу твою почуяла, твоё главенство.

Июльское послеполуденное солнце нещадно палит. Мокрая рубаха прилипла к спине, сарафан, надетый поверх неё, совсем не даёт дышать телу, да еще и назойливые пауты1414
  Пау́т – овод


[Закрыть] то и дело садятся на спину. Нюра уже устала отмахиваться от них. Лёгкие деревянные грабли ловко двигаются в её руках. Дурманящий запах скошенных трав, как всегда, навевает сладкие грёзы. Мысли уносятся далеко, к последней встрече с Алёшенькой, а руки продолжают размеренно работать. Они встретились случайно возле продуктовой лавки неделю назад. Мать послала Нюру купить маслица да сахарку, и она шла в задумчивости, не подымая глаз. А когда уже приблизилась к лавке, увидела Алексея. Он только что вышел с покупками, стоял и улыбался ей своей доброй улыбкой. И так стало хорошо на душе, так тепло, словно и не было никаких обид. Они по-доброму поговорили, Алёша угостил Нюру пряничком. Сказал, что ездил в кушвинскую контору золото сдавать, да вот за продуктами зашёл. Тётка ему баню топит, а назавтра, с утра пораньше, он опять на прииск отправится. Странно, но он больше не просил её о встрече, не говорил о своей любви, сказал только, что скоро у него будет достаточно денег, чтобы сбежать с нею и жить безбедно.

– Нюрка, опять ты гребешь взад пятки́! – неожиданно раздаётся голос отца. – А ну, шагай вперёд!

Она поднимает глаза на тятеньку, споро подхватывающего на трёхрогие деревянные вилы сгребённый ею валок, а тот уже продолжает:

– Манька, а ты чего отгребаешься? Шагай вслед за сестрой! Да не оставляй за собой кошенину, почаще греби, вон какой клок пропустила! Эту елашку1515
  Ела́шка (ела́нь) – поляна


[Закрыть] закончим и будем обедать, – продолжает командовать отец. – Анфиса, начинай кашу варить, Василко там тебе костровище наладил. А девки тут уже одни управятся, немного осталось. Да не пойте вы «Разлуку», когда работаете, пойте «…сени, мои сени!», дело-то быстрей пойдёт!

К этой шутке отца все давно привыкли, каждое лето на покосе она повторяется вновь и вновь. Но, что удивительно, после неё каждая из них и в самом деле начинает мысленно петь «ах, вы, сени, мои сени…», и темп работы сам собой ускоряется.

Иван с отцом складывают сено на волокуши, изготовленные из двух срубленных берёзок, и вытягивают его на соседнюю елань, где будет ставиться зарод1616
  Заро́д – большой стог с деревянными опорами по краям


[Закрыть], для которого в самом центре уже заготовлено место. Маруся старается шагать вслед за сестрой, подхватывая и отгребая то, что подгребла Нюра. На правой ладони уже появилась первая мозоль, видимо, слишком крепко уцепилась она за черенок грабель. Хорошо, что впереди отдых, надо будет найти листик подорожника да привязать к мозоли. После обеда отец обычно разрешает всем с часок отдохнуть: подремать в тени кустов или побродить в ближайших зарослях, поесть костяники да белобокой ещё брусники. Анфиса уже расстелила под елью старенькую скатерть, выложила на неё хлеб, варёные яйца, зелёный лук, первые огурчики, маленькие и пупырчатые, да настряпанные с вечера налёвные1717
  Налёвные шаньги – шаньги без начинки, политые сметаной с сахаром


[Закрыть] шаньги. В котелке аппетитно фырчит овсяная каша. В другом настаивается ароматный чай. В него добавлены листья малины и смородины, которые Василко сорвал поблизости. Что может быть лучше обеда на свежем воздухе, да еще после хорошей работы?!

Только сели есть, Маруся подхватилась и убежала в кусты.

– Чего это с ней? – недоумённо спросил отец.

– Видимо, перегрелась на солнышке, – предположила Анфиса, – эка страсть, как припекает!

Дочь вернулась бледная, есть больше не стала, только чаю попила.

– Иди-ка, полежи в тени, полегчает, – предложила Марусе мать, с тревогой вглядываясь в её лицо.– Нюра, там Василко студёной воды принёс из ключика, намочи тряпицу да ко лбу ей приложи.

Нюра принесла сестре компресс и села рядом с ней в тени.

– Скажи-ка честно, сестрица, что это с тобой такое приключилось? – шёпотом спросила она. – Ты и утром сегодня из-за стола тихонько улизнула, и вчера тоже. Неужто и на тебя какой ни то Эраст нашёлся?

– Нюр, отстань! И без тебя тошнёхонько!

– Я просто помочь тебе хочу.

– Тут уже ничем не поможешь, теперь только к повитухе идти.

– Ты сдурела что ли? Грех-то какой! Убить своё дитя! – возмутилась Нюра.– Говори мне сейчас же, кто это сделал? Чей ребёнок?

– Ну, чей-чей! Сама не догадываешься, что ли?

– Неужто Санко?

– А кто же ещё!

– А он-то хоть знает?

– Ничего он не знает!

– Надо срочно сказать ему – пусть сватается!

– Какое сватовство? Самая страда! А там ещё и жатва впереди! Тятенька убьёт меня! И его тоже!

– Ты хоть любишь его, беспутная?

– Не знаю я ничего! Какая мне любовь теперь? Свету белому не рада!

Нюра тяжело вздохнула. И как она допустила, чтобы с Марусей беда приключилась? Она со своей любовью обо всём на свете позабыла, а надо было приглядывать за меньшей-то сестрицей! Анфиса бросает подозрительные взгляды на шепчущихся дочерей. Ох, не нравится ей это!

Отдохнув, продолжили работу, а Марусе разрешили остаться в тени, как бы хуже не стало. Нюра с матерью гребли, отец носил сено к зароду, а Иван метал наверх, куда подняли Василку, чтоб принимал его и равномерно утаптывал там. Когда всё было сгребено и отмётано, зарод очесали граблями, обвязали верёвками и стали собираться домой. На одну из телег уже был нагружен воз сена, чтоб не ехать порожняком, на другую уселась семья. Нюра всю дорогу до дома сидела в глубокой задумчивости, надо как-то помогать сестре. Она не знала, что же такое придумать, чтоб гнев родителей был не слишком суров, и решила, что в первую очередь поговорит с Санком.

Назавтра она тайком ото всех отправилась в кузню. Ей повезло, там как раз был Санко. Он очень удивился, увидев Нюру. Обычно с заказами приходили мужчины.

– Санко, я пришла к тебе требовать, чтоб ты посватался к Марусе! – начала она сурово.

– Да я бы с радостью, но она сама сказала, что только после твоей свадьбы, – ответил парень.

– Ты не понял, надо срочно свататься, пока ещё не очень поздно, – настаивала Нюра.

– А что за срочность-то? – недоумевал Санко.– Какая муха тебя укусила?

– По-моему, это вас с ней бешеная муха покусала, натворили делов!

И тут, наконец, до парня дошло:

– Она, чё, это… понесла что ли?

– Ну, слава Богу, уразумел!

– А как?… А чё?.. Страда же? Какая щшщас свадьба? Мне батя такую свадьбу устроит! Дрыном по спине! У нас ещё и дом новый до конца не достроен. Сами у соседей живём! Мне щас жениться точно не дадут! – запричитал Санко.

– Раньше-то ты о чём думал? – рассердилась Нюра. – Напакостил – отвечай! Не то смотри, ещё и от нашего тятеньки дрыном получишь!

– А он уже знает? – испугался парень.

– Скоро узнает! – резко ответила Нюра и пошла.

– Нюр, стой, подскажи, чего мне делать-то теперь? – крикнул он вдогонку.

Нюра вернулась, ей стало жаль парня.

– А вы обвенчайтесь с Марусей тайком от всех, а потом родителям в ноги упадите и повинитесь. Простят! Главное – вы их от работы не оторвёте!

Санко задумался:

– А ты уверена, что простят?

– А куда им деваться-то? Поругают, конечно, не без этого. Может, и по спине достанется.

– Тогда передай Марусе, пусть завтра к полудню в церкву приходит, а я попробую уговорить батюшку, чтоб обвенчал нас.

Вот так, благодаря Нюре, Маруся вышла замуж. Пришли они из церкви, пали в ноги родителям и испросили прощения и благословения. Прохор вскипел было, но Анфиса так на него глянула, что он тут же поутих. Чего уж теперь-то кипятиться? Молодые попросили разрешения поселиться пока здесь, в беловском доме, не к соседям же Санко молодую жену поведёт. Призадумались хозяева, куда ж их селить? Опять же, и отказать нельзя. Не гнать же из дому родиму дочь! Потом порешили отдать пока молодым горницу, где гости проезжие останавливаются.

– А гостей куда селить будем? – сурово спросил Прохор.

– А к кучерам, в возницкую, – нашлась Анфиса. – Завтра девки там приберут, помоют, поставим перегородочку и будем туда поселять. А кому не понравится, пусть другой постоялый двор ищут!

Пришлось Прохору согласиться, деваться-то некуда.

Потом молодые отправились в семью жениха. Крутой нрав Петра Кузнецова был известен всему заводу, и Маруся очень даже боялась идти туда. Но, сделав первый шаг, надо шагать и дальше. Ох, и покипятился же новоявленный Марусин свёкор!

– Отца позоришь! В примаки собрался?! У нас дел невпроворот, а он жениться вздумал!

Маруся стояла ни жива ни мертва, уцепившись за рукав мужа. Свекровь её, Акулина Власьевна, сидела за столом, насупив брови, а золовушки, Фрося да Дуся, хитро прищурясь, поглядывали на непутёвую невестушку из-за печи. Они-то честные девушки! Они не такие! Санковых братьев, Егора и Ефима, дома в этот час не было, они работали в кузне.

Наконец отец отбушевался, дал им своё благословение на семейную жизнь, молодые откланялись и вышли из избы. Санко облегчённо выдохнул:

– Ну, вот, слава Богу, всё самое страшное уже позади!

– А впереди чего? – спросила Маруся.

– Как чего? Медовый месяц! – расплылся в улыбке молодой муж.

Глава 12

Нюра и сама не ожидала, что ей удастся так быстро решить судьбу сестры. Та была ей очень благодарна и постоянно повторяла:

– Какая же ты у меня умница, сестрица! Как всё ладно придумала да подсказала. Только вот негоже было мне вперёд тебя замуж идти. Ты прости меня, я ведь не хотела тебе дорогу перебегать.

Нюра только махала рукой в ответ, дескать, о чём тут толковать, дело уже решённое, и слава Богу.

– Я буду молиться, чтоб и у тебя всё хорошо сложилось! С двумя-то женихами! Хоть один из них всё равно женится на тебе, – не унималась Маруся.

– Молись, чтоб у тебя самой всё хорошо было, да ребёнок здоровенький родился, – отвечала ей Нюра.

Оказалось, что устроить сестрину судьбу намного проще, чем свою собственную.

Мужики с утра отправились косить, они уже и второй покос завершали, Анфиса пошла с ними. Дома, кроме Лукерьи, которая прилегла отдохнуть, никого не было. Девицы сидели в горнице, они дошивали красный сарафан. Матушка заготовила материю для старшей дочери, а она сгодилась для младшей.

– Я не хотела твоё забирать, честно! – заверяла Маруся. – Ведь получается, что сарафан этот должен быть твой, а он мне достался. Только в Екатеринбурге он тебе всё равно не нужен. Не станет Павел Иванович в сарафаны тебя обряжать, он тебе богатых платьев опять надарит.

Нюра и забыла уже про свои городские наряды. Одно из платьев, светло-зелёное, так и лежало в сундуке ни разу не надёванным. Но скоро у неё будет возможность погулять в нём. Павел Иванович прислал с оказией отцу письмо, в котором сообщил, что на Ильин день у него будут дела в тагильском заводе, где он задержится на целую неделю. Предложил ему приехать туда с Анной, чтоб у него была возможность пообщаться с невестой и окончательно решить все вопросы со свадьбой. Прохор прикинул, что с покосом к той поре будет уже покончено, а до жатвы еще останется немного времени, и послал ответ, что они с Нюрой обязательно будут.

– Хоть одну дочь выдам по-людски, – рассуждал Прохор, – а то Маруська начудила, без свадьбы нас оставила, а пока покос да жатва, там уже поздно будет им свадьбу играть, скоро брюхо на нос полезет.

Предстоящая поездка опять встревожила Нюру. Всё это время, с момента возвращения из Екатеринбурга, она старалась не думать о Павле Ивановиче. Ей было стыдно оттого, что она его как будто обманывает, что даёт ему ложную надежду. Он был добр с ней, и она не может отплатить ему чёрной неблагодарностью, просто так взять и сбежать с Алёшей. И потому она решила, что в этот раз непременно найдёт способ поговорить с ним наедине. Она всё ему объяснит и попросит отказаться от неё, не ломать ей жизнь. Тогда отцу придётся принять Алексея. К тому же, Алёша скоро тоже будет богат, и у тятеньки не будет повода отказать ему снова.

В горницу, тяжело дыша, ворвался Василко:

– Нюра, я тебе поклон принёс!

По его хитро прищуренным глазам сестра сразу поняла, от кого поклон.

– Сядь, отдышись и рассказывай, – спокойно проговорила сестра. – Сначала скажи, как ты здесь оказался? Ты же на покосе был.

– Ой, там столько мошкары, меня совсем заели, я и убежал, тятенька меня отпустил! – взахлёб начал рассказывать Василко. – А по дороге встретил Алёшку, он с реки шёл с удочкой, рыбу на низах ловил.

– Значит, он опять в посёлке? – удивилась Нюра.

Странно, что её ненаглядный больше не ищет с ней встречи, не приходит, не вызывает через братца.

– Пока по дороге шли, он всё про тебя выпытывал, – продолжал малец. – Я рассказал, что вы с тятей скоро в Тагильский завод поедете на встречу с женихом. А он просил известить его, как только вы уедете, а ещё передать тебе, что время пришло, и чтобы ты взяла с собой какой-то песок. А какой песок, Нюра? Что-то я ничего не понял.

– Да я и сама не поняла, – ответила сестра и задумалась.

Она, конечно же, всё поняла: Алексей готов к побегу. А она? Она готова? На этот вопрос у Нюры нет ответа.

Со вторым покосом управились ещё быстрее, чем с первым, ведь в семье добавились ещё одни мужицкие руки. Вскоре всё сено было привезено и отмётано на сеновал. Обычно Маруся с Нюрой любили ночевать на свежем сене. Они брали с собой два лоскутных одеяла: одно стелили прямо на сено, другим укрывались. Здесь можно было поболтать и посмеяться вволю, не мешая домочадцам, а потом провалиться в крепкий сон, которому способствовал насыщенный запах сухих трав. Обычно перед сном они долго рассказывали друг другу всякие истории, связанные с домовыми, дворовыми, банниками да овинниками. Брать свечу на сеновал родители не разрешали, не дай Бог, сено вспыхнет! Было страшно лежать в кромешной темноте, прислушиваться к шорохам и представлять, как сейчас появится перед ними какое-нибудь маленькое диковинное существо. Они прислушивались к шорохам и вздрагивали от неожиданных звуков. Пока Иван не был женат, он всегда ночевал там с сестрами, и с ним, конечно, было веселее. Теперь вот и Маруся выбыла из этой компании. Нынче на сеновал с Нюрой отправился Василко. Они забрались наверх по деревянной лестнице, приставленной к лазу, постояли немного, подождали, пока глаза привыкнут к темноте, потом вскарабкались на сено и устроили себе лежанку.

– Нюра, а расскажи мне про день и ночь, – попросил Василко. – Как так получается, что на дворе то светло, то темно?

– Живут на свете братец и сестрица, – начала Нюра. – Братца зовут День, он лицом светел и улыбкой добр. А сестрица его, по имени Ночь, лицом темна да взглядом сурова. И нет мира между ними, потому как великие они раздорники, несмотря на то, что родня близкая…

– Чего ты мне сказки рассказываешь, как маленькому? – возмутился братец. – Вот Петька сказал, что земля наша круглая, как шарик, и вертится она вокруг солнца, и какой стороной повернётся к нему, там и день, а в другом месте – ночь! Это правда?

– А с чего твой Петька придумал это?

– Он не придумал, ему старший брат сказывал, Стёпка, он на каникулы приехал. Он умный! В реальном училище учится!

– Ну, если ты от умных людей знаний набираешься, то чего ко мне пристаёшь? – проворчала Нюра.

– А я не могу поверить в это! Если бы земля шариком была, мы бы все с него просто свалились!

– Вот ты того умного Стёпку и спроси, почему мы до сих пор не свалились с этого шарика.

– Да я спрашивал, только ничего не понял из его рассказа.

– Значит, надо подрасти тебе, тогда и поймёшь.

– Вот и Санко мне это же сказал.

– А ты и к нему приставал с этим шариком?

– Неее, не с шариком. Бабы у колодца говорили, что он нашу Марусю обрюхатил, ну, я и спросил у него, что это значит – обрюхатил.

Нюра рассмеялась:

– Спи уже, любопытная Варвара! Вырастешь – и всё узнаешь!

Василко отвернулся, обиженно сопя, и вскоре его дыхание выровнялось – малец сладко спал. Нюре не спалось от дум её горьких. На душе было тревожно. Завтра, после полудня, они с тятенькой должны выезжать в Тагильский завод, чтоб до заката уже быть там, а наутро свидеться с Павлом Ивановичем. Алёша, видимо, хочет отправиться вослед за ними. Знать бы, что он удумал. Хоть бы посоветовался с ней, обсудил свой план. А он молчит, даже попыток не делает приблизиться к ней. Как-то бы передать ему, что она попробует миром договориться со своим женихом. А как передашь? Василке доверять боязно – мал он ещё, вдруг родителям выдаст. Может, Марусю попросить? Только где ж она его искать станет? Да и не до того ей сейчас. И Нюра решила положиться на судьбу. А что же ей ещё остаётся?

С утра всех переполошил нарочный от Павла Ивановича. Тот прислал письмо, что снял квартиру в доходном доме торговца Лошкарёва на углу улицы Александровской и переулка, ведущего к Вшивой горке. Чтоб ехали сразу туда, квартира большая, места хватит на всех, к тому же во дворе есть конюшня. Такая новость пришлась Прохору по душе, и он стал готовиться к поездке. Нюра уложила в дорожный сундучок свои наряды, а меж оборками платьев схоронила мешочек с золотым песком. Выехали, как и планировали, после обеда. Когда укладывали вещи в повозку, пошёл мелкий дождичек.

– Ну, вот, как раз на Илью и задождило, – сказал отец, поднимая верх у коляски. – Дождь в дорогу – добрая примета.

– И то, правда! – подхватила Анфиса.– Доброй вам дорожки!

Нюра обняла на прощанье мать и сестрицу, поцеловала в макушку Василку и села в повозку. Она едва сдерживала слёзы. Вдруг так сложится, что она больше никогда не увидит своих близких? Увезёт её Алёша в даль далёкую, и останется она навеки без своей семьи. Как же трудно выбирать между любимыми людьми! Но где-то в глубине души она всё-таки ещё надеялась, что судьба освободит её от столь тяжкого выбора.

Дорога оказалась не такой уж утомительной, и часа через три Прохор с Нюрой въезжали во двор дома, указанного Павлом Ивановичем. Пока Прохор распрягал лошадей, лакей вызвался отнести вещи, он знал, где остановился господин Смирнов из Екатеринбурга. Нюра пошла за ним. Павел Иванович встретил её широкою улыбкой:

– Аннушка, голубушка, ну, здравствуй! Как же ты хороша, душа моя!

Он поцеловал ей руку, она вежливо поклонилась, в душе удивившись тому, что и она рада своему жениху, как старому доброму другу. Он показал ей комнату, где она может расположиться. Расспросил про дорогу, про семью, про Марусю, которой почему-то в этот раз не было с нею, у него создалось впечатление, что сёстры никогда не разлучаются. Нюра отвечала на его вопросы и совсем не испытывала страха, как прежде. Павел Иванович спросил, прочла ли она его книги, понравилось ли ей, сказал, что привёз ей ещё один том Пушкина.

Подошедший Прохор прервал их беседу. Павел Иванович предложил всем вместе отужинать в местном трактире. За столом опять вели неспешные разговоры. Жених сказал, что завтра он приглашён на вечер к купцу Уткину, где собирается представить Аннушку в качестве своей невесты. Там будут самые знатные и богатые тагильчане. Нюра испугалась, она никогда не бывала на таких приёмах и не знала, как себя вести. Она попыталась отказаться, на что Павел Иванович ответил, что он будет рядом и поможет в трудный момент. И вообще, надо Аннушке привыкать выходить в свет, ведь она скоро станет женой крупного чиновника, и ей придётся бывать вместе с ним на важных приёмах. В этот миг в трактир вошёл какой-то парень, и Нюре показалось, что это Алексей. Она разволновалась, опустила глаза. Потом всё-таки попыталась его разглядеть, но лица парня толком не видно, картуз надвинут на самые глаза. Неужели он всё-таки приехал следом за ней? Значит, он не отступит от задуманного. Когда она снова подняла голову от тарелки, парня уже нигде не было. Может, ей просто показалось? Что же делать, если повсюду ей Алёшенька мерещится! Она еще больше укрепилась в своём желании откровенно поговорить с Павлом Ивановичем, но тятенька был постоянно с ними, и ничего у неё не получилось. Засыпая, она дала себе слово, что завтра непременно расскажет всё жениху, и тогда ей не придётся идти с ним на этот званый вечер.