Текст книги "Ночь на Ярилу Мокрого"

Ночь на Ярилу Мокрого
Вера Попова

© Вера Попова, 2017

ISBN 978-5-4483-5066-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Николаю ЧУРилову посвящаю

***

РОДа единого ведаю я, Что сотворил Мирозданье. Ирий небесный и дом наш земной, Волю нам дал и познанье. В ликах Всебожья себя воплотив, В Сварге святой пребывая, Души людские в тела поместив, В круге земном замыкая. Воля Богов, возрожденья творя, Правит незримо повсюду. Жизнь бесконечную ведаю я. Был я. И есть я. И буду

**1**
ПИСЬМО

Андрей лежал на диване и бездумно пялился в телевизор. Он сдал сессию за второй курс досрочно, и уже сегодня, двадцать пятого мая, туристическая тропа вела бы его и подружку Марту на место стоянки у красивейшего озера под названием Глубокое. Они уже отдыхали там год назад и были в восторге от озёрной красоты, от песчаного берега и берёзового леса, от утреннего тумана и пения невидимых пичужек.

Сутки назад они поссорились – с Мартой – по сугубо принципиальным взглядам на кое-какие антиморальные поступки: девушка ни с того, ни с сего стала употреблять слова нетрадиционной лексики, а попросту – материться. Сначала Андрей укоризненно взглядывал на неё и кривил губы, давая понять своё неодобрение, но вчера не выдержал.

– Марта, зачем ты это делаешь? Во-первых, ты девушка, во-вторых – студентка литературного факультета и в-третьих – мне неприятно слышать эти грубые словечки из уст любимой девушки, будущей матери моих детей.

Из трёх причин недовольства Марта заострила внимание на последнем.

– Гляди-ка, неприятно ему! Чистенький какой! Да мне по… фигу! И с чего ты взял, что я буду твоей женой? Если ты мне уже сейчас нравоучения читаешь, что будет после свадьбы? А вдруг я курить начну?

Ошеломленный отповедью, Андрей честно вылепил:

– Пепельница мне не нужна!

– Да и пошёл ты… – фыркнула подруга и, круто развернувшись, ушла.

Уже сутки Андрей не мог объяснить происшедшие перевоплощения в поведении Марты и явно не в лучшую сторону. «Ну, ладно бы из деревенских была, а то ведь городская, к тому же будущая журналистка» – рассуждал парень. Почему-то ему представлялось, что в деревне матерящиеся девушки – это норма.

– Андрюша, ты чего валяешься среди бела дня? Спишь что ли? – подошла к дивану мать, совсем ещё молодая женщина – сорока нет.

Она родила сына в восемнадцать лет, не успев выйти замуж: отец ребёнка, катаясь на лыжах, провалился в глубокую полынью, долго в ней бултыхался, сумел выбраться, но подхватил жестокую двустороннюю пневмонию и буквально сгорел за неделю. Похоронив жениха и родив сына, мать второго мужа даже не пыталась искать, однолюбкой оказалась, хотя сватались многие, и отчество сыну своё дала.

– Ты чего не отвечаешь?

– Не сплю я, мам…

– Квёлый ты какой-то. Из-за зазнобы, небось? Ну, что поделать? – заболела дивчина, со всяким случается. Выздоровеет, и пойдёте на своё озеро.

Андрей матери о ссоре с Мартой не сказал, на ходу придумав болезнь и посему – отставку турпохода.

– Ты сходи-ка за почтой, сын, а то у меня руки в тесте, пироги затеяла. Сходишь?

– Конечно. Чего не сходить? А ты пирог с какой начинкой печь будешь?

– Догадайся с трёх раз…

– А вот с первого узнаю! Спорим? Капуста с грибами. Угадал?

– Угадал, угадал, – засмеялась довольно мать: вкусы своего обожаемого сыночка она знала с самого детства.

Неважнецкое настроение сразу спряталось за диван, а Андрей побежал на второй этаж, где в ряд расположились почтовые ящики. В подъезде было душно и пыльно. Поздоровавшись с соседкой по лестничной площадке тётей Катей, поднимающейся с двумя тяжёлыми сумками, он бесцеремонно эти сумки отобрал.

– Тёть Кать, вы поднимайтесь, я только почту посмотрю и сумки вам доставлю прямо в квартиру.

– Ах, до чего ж ты, Андрюха, мальчишка хороший. Счастлива та девка, что за тебя замуж пойдёт! Мне бы скинуть годочков тридцать, никому бы тебя не отдала!

Не успела она дойти до двери собственной квартиры, как Андрей, зажав под мышкой газету, какие-то рекламные проспекты и письмо, уже ставил сумки у порога.

– Спасибо, мой дорогой. Дай поцелую в щёчку, – потянулась соседка к лицу покрасневшего парня.

– Вот ещё, нежности… – отстранился тот.

– Тогда возьми яблочко, – не обиделась тётя Катя, – смотри, какое красивое краснобокое – кубанское. Для здоровья пользительное.

– Яблочко возьму. Спасибо, тёть Кать.

– И хорошо, и прекрасно. Маме привет передай, пусть вечерком зайдёт – чайку попьём.

– Спасибо, передам. Она как раз к чаю пироги печёт.

Довольные друг другом, соседи разошлись по квартирам.

– Мам, – крикнул из прихожей Андрей, – тебе письмо.

– Да что ты! И от кого же, интересно? Давненько никто не писал. Открывай скорее, читай…

Руки матери ловко мяли тесто, живя своей особой жизнью – пироги не требовали скорости и пренебрежения: иначе не получатся. Любопытная материна голова повернулась к сыну.

– От Афанасьевой Ф. Кто это, мам? Фамилия наша.

– Ты читай, читай, узнаем…

– «Здравствуй, Маша! Пишу тебе я, тётка твоя по матери, Феклинья Яковлевна. Я жива, но не здорова: спина отказала намедни. Картоху весной помог посадить сосед Емеля, да вот незадача, ногу сломал третьего дня. А пришла пора полоть сорняки. Ты бы помогла мне, племянница, а? Приезжай, поживёшь в деревне, подышишь духмяным воздухом. Жду тебя. Адрес нашла на старом письме сеструхи. Остаюсь. Тётя Фёкла. Писала 20 мая».

– Мама, а кто это тётя Фёкла? Имя какое древнее.

– Сестра это мамина, старшая. Лет пятнадцать у них разница в возрасте. Адресовано мне?

– Тебе. А почему мы с ней не знаемся?

– Давняя это история, сынок. Я и сама толком ничего не знаю, маме моей по каким-то причинам пришлось уйти из семьи, уехать. Она мне никогда ни о чём не рассказывала. Подозреваю, что не простили ей её беременность родители. Нравы раньше в деревне были ой какие суровые… Она написала тёте Фёкле письмо, когда я родилась, но ответа не получила. Раз тётка письмо сохранила, значит, жалела маму. А вот прабабка твоя с прадедом, знать, запретили ей ответ писать. Мама очень тепло отзывалась о сестре, няней называла. Видимо, тётя не знает, что мама умерла.

– И что теперь?

– А теперь, мой дорогой сын, придётся ехать тебе, мне второй раз за год отпуск никто не даст, даже за свой счёт. А тебе полезно узнать, как народ в деревне живёт, чем дышит, чем на жизнь зарабатывает. Узнаешь, как картоха растёт, огурчики, помидорчики. Воздухом духмяным подышишь. А то, смотрю, в диване уже пролежни наметились. Собирайся, завтра и поедешь

– А ты знаешь, мама, мне уже и самому интересно. Возьму с собой ноут, мобильный, пару трусов-футболок, много носков и покачу…

– Сомневаюсь, что вся аппаратура тебе понадобится. А вдруг там ещё при керосиновых лампах живут?

– Да ну-у-у, скажешь тоже!.. Кстати, тётя Катя тебя вечером на чай звала и просила, чтобы ты кусок пирога с собой захватила.

**2**
НЕЖДАН

– Скажите, пожалуйста, – обратился Андрей к женщине, сидящей в привокзальной кассе, когда вышел из автобуса, – как мне добраться до деревни Обуховка? Туда какой-нибудь транспорт ходит – автобус, такси?

– Ходит, милый, ходит, – протянула кассирша. – Походи по площади, как телегу увидишь, так и доедешь.

– Телегу? – растерялся Андрей.

– Ну, да, – засмеялась та, глядя на изумлённое выражение его лица. – Ни разу телегу не видел что ли?

– Видел… на картинке.

– Ха-ха-ха! Ой, парень, ну, уморил! Ха-ха-ха! Давно так не смеялась – хлопала себя по коленям тётка.

Андрей поспешил отойти от кассы: вдруг ещё кто будет свидетелем его конфуза. А смех кассирши ещё долго доносился из окошечка. Андрей был уверен, что ей на целый день хватит пищи для анекдота и весёлого смеха. Вот влип…

Неподалёку на скамейке сидел молодой парень и обедал. Он ел с таким аппетитом, что у Андрея, с самого вечера ничего не евшего, рот невольно наполнился слюной. А всего-то и было, что литровая бутылка молока и огромная краюха хлеба. Парень, видимо, уловил голодный взгляд незнакомца.

– Брат, – крикнул он, – подсаживайся, перекусим.

Андрей поспешил к скамье – чего отказываться, если предлагают? Тем более, что киоск был закрыт на перерыв до шестнадцати часов, о чём сообщалось на клочке бумаги в клеточку, скотчем приклеенном к стеклу.

– Ничего, что из горлышка? Стакана нет. – Парень протянул бутылку и кусок хлеба Андрею.

– Нормально, я не брезгливый.

Жуя хлеб и запивая его молоком, Андрей понимал, что не произнесёт ни слова, пока не насытится.

– Слушай, – проглотив последний кусочек хлеба и кинув крошки с ладони в рот, обратился он к улыбающемуся пареньку, – а где такой вкусный хлеб продают? И молоко странное на вкус, я такого никогда не пил. Честно скажу: так вкусно я ещё не ел, даже у мамы… Ой, прости, я всё съел, тебе ни кусочка не оставил.

Парень в ответ так весело рассмеялся, что Андрей невольно подумал: «Куда я попал? Что ни скажу, что ни спрошу – всем весело».

– А ты почему смеёшься? Я какую-то глупость сморозил?

– Что ты, брат, я просто радуюсь тому, что ты, по всему видать, глубоко городской парень, только что испробовал настоящую живую пищу. Молочко коровка Марта дала, хлебушек маманя вчерась испекла в печи.

Надо же! Корову Мартой назвали! Сразу вспомнилась подруга. Интересно, корова тоже бодучая? Впрочем, молоко густое и жёлтое – вкусное – значит, не бодливая.

– Спасибо, друг, не дал помереть, – протянул парню руку Андрей. – Меня Андреем зовут. Будем знакомы.

– Неждан я, – замялся парень, но руку пожал.

«Какое странное имя», – подумал Андрей и только теперь обратил внимание на одежду нового знакомого.

Белая рубаха, вышитая по вороту и груди, светлые штаны заправлены в мягкие коричневые сапожки.

– Скажи, Неждан, а какой ныне на дворе год?

– Ну, парень, это ты скажи, из какого времени вывалился. Конец мая сейчас две тысячи пятнадцатого года по новому летоисчислению.

– Фу, слава Богу, а то я думал, что во времени заблудился, в славянскую Русь попал. С самого утра всяческие неожиданности. А по старому летоисчислению?

– Семь тысяч пятьсот двадцать четыре года от сотворения Мира.

Неждан улыбнулся и спросил:

– А ты сам-то куда?

– В Обуховку мне надо, к двоюродной бабушке.

– Бабушку как зовут?

– Феклинья Яковлевна.

– Понятно. Знаю такую. Она в деревне живёт, одинокая и пожилая.

– Старенькая уже, семьдесят три года. Написала, что спину прихватило. Вот еду к ней на помощь. Всё равно каникулы, в городе делать нечего.

– Ну, тогда поехали, – встал со скамьи Неждан. – Буланый уже готов везти нас в Обуховку.

И как это он, Андрей, не заметил впряжённого в самую настоящую телегу мощного тяжеловоза с длинной густой гривой? Родившись в 1995 году, он

уже не застал гужевой транспорт и поэтому с величайшим любопытством разглядывал то, на чём и на ком ему предстоит добираться до бабки Фёклы.

Сели. Неждан с левой стороны, Андрей с правой.

– Н-но, поехали, – дал команду Буланке водитель телеги и слегка стукнул вожжами по крупу коня. Умная животина свернула от вокзальчика и рысью побежала по грунтовой дороге в сторону виднеющейся дубравы.

– А ты что, тоже в Обуховке живёшь?

– Да как тебе сказать… Почти, в километре от самой деревни. Да ты сам увидишь, можешь даже в гости заглянуть. Только не днём, после вечери. Днём-то у нас все делом заняты, не до праздности.

– Хорошо, я приду, если приглашаешь, не с бабушкой же мне вечера коротать.

Дорога шла посеред дубравы. Совсем молоденькие берёзки, дубки по краям и взрослые дерева создавали полумрак и прохладу. Совсем не трясло, как ожидал Андрей, камней практически не было – прошлогодняя листва покрывала полотно дороги.

– Неждан, прости за любопытство, а почему у тебя имя такое необычное?

– Это совсем просто: у нас, славян, как у всех, имя даётся при рождении. Нежданом меня назвал дед, потому что я родился неожиданно. Мама всё забеременеть не могла, понесла меня только на третий год замужества. Так и получился – Неждан. Второе имя мне дали при имянаречении в двенадцать лет. Оно тайное. А это просто оставили.

– Я не пойму, а зачем имя в тайне держать?

– Ты, я вижу, совсем неграмотный. Мало ли для чего и кому моё имя понадобится: порчу наведут, наколдуют на болезнь или на смерть – тьфу, тьфу! – недоброе слово скажут в недобрый час. А так – Неждан да Неждан – все напасти мимо пройдут.

– А ты сам знаешь своё настоящее имя?

– Конечно. Родители и Жрец знают. Ну, и самые близкие люди могут знать, которым я безоговорочно доверяю. Но их по пальчикам перечислить можно. Славянин ни под каким видом не должен говорить: «Я – такой-то». Хотя в современных обрядах имя не хранится в тайне. Человек должен на него естественным образом откликаться. Говорят, имя должно быть в ходу, тогда оно по-настоящему внедряется в человека. Наш Жрец Велимор сторонник явного имени. Он говорит: «Что толку в нём, если человек его имеет, а деяния совершает от другого имени?» Он сравнивает это с инструментом, который имеешь, но не пользуешься им. Мой дед категорически против того, чтобы обнародовать моё второе имя, и я с ним согласен. Как я могу быть уверенным, что вот ты, например, заслуживаешь доверия?

– Но в еде ты мне не отказал.

– А разве ты отказал бы мне, если бы я был голоден?

Андрей задумался. Ему никогда бы в голову не пришло приглядеться к человеку, хочет тот есть или нет. Суета города приучила не смотреть по сторонам: люди зачерствели и оравнодушились.

– Чего молчишь?

– Я не знаю, – честно признался Андрей, – я бы просто не заметил.

– До чего ж вы дожили, ничего славянского в вас не осталось… Тпру, шалый! – остановил Буланого Неждан, – Ты чего спотыкаешься?

Он спрыгнул с телеги и со словами «подержи вожжи» пошёл проверить, что же так испугало коня. А у Андрея в голове всё перемешалось: славяне, Старейшина, Жрец, тайное имя…

– Держи его, держи!!! – раздался крик спутника так, что коняга засучил ногами.

– Зайчишка напугал Буланку, – запрыгнул Неждан на край телеги. – Видел?

– Нет, не видел.

– Понятно… природа тебе пока чужда.

– Ты, Неждан, всю дорогу говоришь: «Славяне, не славяне». Ты что имеешь ввиду? Я говорю по-русски, ты говоришь по-русски, и тут же ты себя противопоставляешь мне. Это как?

– Вот там, на вокзале, ты сказал: «Слава Богу». Ты о каком Боге говорил?

– Не знаю. Иисуса Христа, наверное. Мы как-то особого значения этим словам не придаём. Для связки что ли…

– Вот именно: не придаёте. Так какой же ты славянин? Ты просто русский. Ты знаешь только одного Бога, силой навязанного росам князем Владимиром. Иисус кто? – сын человеческий. Разве может человек быть богом? Человек – дитя Природы-матушки, а природой управляют Боги, у каждой стихии – свой.

– Ты язычник что ли?

– По нашему я – родновер. А язычниками нас называют служители христианской веры.

Впереди просветлело.

– Вот и приехали. Сейчас наши пути разойдутся. Мне направо, а тебе – прямо. Тут недалеко, с версту будет. Или подвезти?

– Спасибо, не надо. Пройдусь я пешочком. Ноги затекли с непривычки. Спасибо тебе, друг.

– Ну, как знаешь. Коли не устал, приходи сегодня вечерком. Не буду лукавить: понравился ты мне честностью своей и любознательностью, иначе бы не стал звать к себе в общину. Но, Буланка!

Неждан покатил дальше, а Андрей остановился у столба, таблица на котором знакомила путника с выбором пути: «Прямо пойдёшь – в деревню Обуховка попадёшь. Направо пойдёшь – в родовую общину „Славия“ забредёшь» – как в сказке.

Андрей направился прямо, в Обуховку, к бабушке Фёкле.

**3**
ФЕКЛИНЬЯ ЯКОВЛЕВНА

– Ты чей же такой ладный парень будешь? – встретила Андрея на пороге своего дома родственница Феклинья Яковлевна, не ответив на его «здравствуйте».

– Внук ваш, наверное.

– Внуков у меня нет, потому как детей никогда не было – не довелось.

– Тогда не знаю.

– Чей будешь?

– Я сын Марии. Андреем зовут. А бабушку мою Анастасией звали. Умерла она год назад. Болела сильно – рак.

– Внучатый племянник, значит, – определила Фёкла. Известие о смерти сестры её почему-то не удивило. – Проходи в горницу, родственничек. Умерла, говоришь, сестра, – обыденно произнесла она, – царствие ей небесное. Все мы там будем… А племянница чего ж не приехала?

– Работает. Отпуск у неё неделю назад закончился. В больнице медсестёр не хватает, её главврач не отпустил. Меня в помощь прислала. Привет она передала и здоровья пожелала. Вот, подарки прислала…

Андрей вытащил из дорожной сумки полный пакет шоколадных конфет, батон копчёной колбасы, сыр и пуховую шаль серого цвета из козьего пуха. Глаза бабушки Фёклы заблестели при виде шали, морщинки разгладились, голос подобрел.

– Благодарствую. Уважила племянница.

Она накинула на плечи шаль и ладненько поворотилась перед внуком.

– Как я тебе гляжусь в платке?

– Красивая…

– Кто? – остановилась старушка. – Я или платок?

– Причём здесь шаль? Конечно, ты, бабуля! – очень искренне ответил Андрей. – Я и не подозревал, что ты такая молодая. Ожидал встретить ворчливую старуху, так боялся, а тебя ещё можно замуж отдавать!

– Сватается тут один уж какой год, – стыдливо призналась Фёклинья Яковлевна, – но я решила поломаться немного. Как ты думаешь, не убежит он к другой бабке, если я сильно выпендриваться буду?

– Не знаю, как он, а я бы век ждал! – подмигнул Андрей.

Бабушка озорно моргнула в ответ, оба расхохотались – знакомство состоялось.

– Пойдём полдничать, – пригласила внука на кухню Фёкла, – с дороги, чай, проголодался.

Она скоро нарезала сыр и колбасу, положила конфеты в стеклянную вазочку, в глиняную мисочку налила мёд и сняла полотенце со свежеиспечённого каравая.

– Андрюша, помоги, – уже из сенец донёсся её голос.

Андрей кинулся на подмогу: огромный ведёрный самовар, сверкающий медными начищенными боками, бабуле был не под силу.

– Вот дожилась, уже самовар поднять не могу. А ведь ещё месяц назад дружба у нас с ним обоюдная была, – ворчала она, семеня вслед за Андреем.

– И зачем тебе столько кипятка зараз? Купила бы «Тефаль» литровый…

Крякнув, внук поставил пузача на стол.

– Это кто же научился литровые самоварчики изготавливать? – удивилась бабуля.

– Нет, это электрический чайник такой, пластмассовый.

– Пластмассовый? А вода в нём вонючая? Ты попробуй чаёк из моего самоварчика, со смородиновым листом, с сушёной малинкой. Живица, а не чай. Придумали – пластмассовый чай! Тьфу!

Феклинья Яковлевна пила самоварный чай из блюдца с привезёнными конфетами, шумно втягивая в себя глоток за глотком. Андрей же макал пахучий хлеб в мисочку с мёдом, оставив горячий чай остывать.

– Ты, внучек, где спать думаешь?

– Бабушка Фёкла, поясни свой вопрос, пожалуйста.

– Я тебя спрашиваю: спать будешь в горнице или на сеновале?

– А ты в моём возрасте где бы спала?

– Ну, ты спросил! Ясен день – на сеновале. Там воздух, там пахнет луговым сеном, там комары спать не дают – мечтать разрешают!

– И я хочу попробовать. В книжках читал только, да какой-то доктор по телевизору советовал спать на соломенных или травяных тюфяках – помогает при болях в спине. Во, кстати, у тебя спина болит – давай я тебе в матрасовку сена набью – боль вытянет. А ещё лучше, молодой папоротник, тоже помогает. Сделаем?

– Ой, сделаем, обязательно сделаем. Сплю на пуховой перине – все косточки болят, мочи нет.

– Да ты совсем, как принцесса на горошине, – засмеялся Андрей.

– И не говори, дорогой, так и кажется, что в перину мне кто-то гороху напихал…

– Бабуль, я наелся, спасибо тебе. Ты скажи, что сделать, я сделаю, а потом и за твою соломенную перину возьмусь.

– Значит, так: воды из колодца надобно принести домой в кадушку и в баню, лучинок наколоть – дрова в поленнице – к печке, что во дворе под навесом, принесёшь. На сегодня, вроде, всё. А завтра я тебя раненько подниму, часов в пять, пока солнышко прохладное. Пойдём на огород картоху от травы спасать.

– Так рано я ещё не вставал, сам не проснусь. Ты разбуди меня, пожалуйста.

– Не беспокойся. Будильник у тебя внизу громкий. Пётр Петрович ни одного часа с трёх не пропустит.

– Сосед что ли?

– Пётр Петрович-то? Нет, домашний петух, родной.

«Ох, ты ж, опять влип!.. И какой мне поход в гости? – подумал Андрей. – Прогуляю и просплю утром. Вот перед бабкой оконфузюсь. Лягу пораньше, в один час с Петром Петровичем».

– Бабушка, а где у тебя вода течёт? Покажи фронт работы.

– Да во дворе же колодезь стоит, там и водичка. Ведёрко в сенях стоит, на полке.

Через десять минут, не дождавшись внука с водой, Феклинья Яковлевна выглянула в окно и увидела, как тот ходит вокруг колодезного сруба, заглядывает в него и чешет затылок.

– Ах ты, Господи, что значит – городской-цивилизованный! Будет сидеть возле воды, а от жажды засохнет! – воскликнула она и поспешила во двор.

– Ты чего круги вьёшь, затылок чешешь? – ехидно поинтересовалась она.

– Думаю. Задачу решаю: как спустить лестницу в колодезь, чтобы штаны не намочить и воды набрать…

– А чтоб штаны не намочить, их надо снять….

– Правда? Или ты шутишь? Ты же юбку не снимаешь…

– Дурень и есть дурень! Журавель зачем?

– Какой журавль? Причём здесь журавль?

– Журавль точно ни при чём. Ты знаешь, чем отличается дворняжка от породистой собаки? – упёрла бабка руки в бока.

– Знаю. Дворняга живёт на улице, а породистая в доме.

– Соображаешь. Поворотись назад. Что видишь?

– Дрыну какую-то. Для чего она?

– Сам ты дрына! Это и есть журавель. Видишь на конце шеста верёвку с карабинчиком? Замкни дужку ведра. Так… молодец! А теперь опускай ведро в колодезь… руками-то шест перебирай. Опустил? Теперь дави шестом на край ведра и зачерпывай воду… вытягивай шест. Осторожно, не плескай. Отстёгивай ведро… да не на земле, а на краю сруба… во! Неси водичку в дом. Усёк? Тренируйся, внучек, превращайся из породистого в дворового. А щепочек на растопку я сама наколю, а то, неровен час, пальцы порубаешь. Потом научишься… Помощничек, называется, приехал! – забубнила себе под нос бабка, идя с топориком к поленнице и держась за поясницу.

Через некоторое время «помощничек» довольно ловко научился управляться с журавелем – ёмкости дома и в бане были наполнены водой до краёв.

Очень довольный собой, Андрей полез на сеновал, осмотрелся: внушительная куча прошлогоднего сена, не потерявшего пахучести, лежала в углу. Знать, крыша не протекает.

– Бабушка Феклуша, – высунул из дверцы голову Андрей, матрасовку сеном набивать? Твоей спинке удобно спать будет. Молодость вспомнишь от запаха духмяного…

– Фулюган ты, Андрюшка, – шла к лестнице бабка, держа в руках небольшую наволочку. – Вот сюда натолкай мне сухой травки.

– Что так мало?

– А хватит мне. Я к пояснице привяжу и спать улягусь. Проверим твой рецепт. Хотя, помнится, мои дед с бабкой на соломенных тюфяках спали – бабушка точно за поясницу не держалась никогда. Не иначе, тот дохтор в телевизере, сам на соломе спит, раз советы даёт. Чего смеёшься? Знамо – спит…

– Ой, бабуля, ты меня насмешила!.. А мне без подушки спать?

– Слазь. Дам тебе подушку и два солдатских одеяла. На одном будешь спать, вторым укрываться – ночи ещё прохладные… Ну, родственник, пойдём вечерять, я кашу пшённую сварила с топлёным маслом.

За ужином, уплетая кашу, обильно политую сливочным маслом, Андрей спросил:

– У вас почта есть? Мне маме позвонить надо, что добрался благополучно, а то волноваться будет. Мобильной связи у вас, я проверил, ещё нет. Жалко, а то поговорили бы напрямую. Я тебе потом фотографии покажу, где мы живём, и маму мою, и бабушку Настю…

– Почта есть, позвонить можно. Ты что же, альбом привёз?

– Нет, в ноуте и в телефоне фотографии.

– Скажи, а бабушка Анастасия замужем была?

– Ну что ты! Она одна маму растила, уборщицей в больнице работала, потом няней в детском доме. Добрая была. Её и больные, и дети любили. Тепло от неё особенное шло, вот к ней все и липли…

Феклинья Яковлевна надолго замолчала. О чём она вспоминала? Что за семейная тайна мучила её? Андрей очень надеялся разговорить сестру своей покойной бабы Насти, которая никогда о своих родственниках не желала рассказывать. Андрей смотрел на бабу Фёклу и искал в ней черты бабы Насти. Нет, совсем не похожи…

– А я в гости сегодня не пошёл, – объявил он вслух.

– Не успел приехать, а уже друзей завёл! – удивилась Фёкла.

– Неждан меня в гости звал, из общины.

– А, Неждан. Хороший паренёк, знаю я его. Он сын кузнеца. Иногда привозит к нам в Обуховку кованые оградки по заказу. Вот отдохнёшь сегодня с дороги да с непривычной обстановки и сходишь. В общине дурному не научат… Одеяла с подушкой на лавке возьми, я приготовила. Спать пора, стемнело уже. В деревне люди с солнышком ложатся, с солнышком встают.

Пожелав двоюродной бабушке спокойной ночи и приятных снов, Андрей уже через полчаса крепко спал – и вправду свежий воздух и запах сена, хоть и прошлогоднего, имели особые целебные свойства.