Текст книги "Вернуться и вернуть"

– Да, но…

– Значит, не совсем понятно… В чем вы меня обвиняете? В том, что не бросился утешать девушку? Позвольте, но мне показалось, что она более чем согласна искать утешение у вас! Или я не прав?

Мэвин начал розоветь, может быть, впервые в жизни.

– Как вы могли подумать…

– Я не думал. Я ВИДЕЛ. Иногда нужно довериться глазам, сударь, чтобы не обмануться в суждениях.

– Я вовсе…

– Может, прекратите лепетать? Скажите прямо, что вы думаете о Равель?

Минута торжественного молчания.

– Она… она красавица.

Еще одна небольшая пауза и… Совершенно детский испуг и робкая просьба о помощи:

– Она ведь красивая, правда?

Вообще, в этом месте следовало бы рассмеяться, потому что Мэвин выглядел настолько трогательно и нелепо, что иной реакции и не заслуживал. Я бы так и поступил, но вовремя вспомнил трепет и абсолютную растерянность, посещающие меня при мысли о Мин. Вспомнил и без тени улыбки подтвердил:

– Правда. Равель – очень красивая девушка. И очень достойная.

А еще для нее не существует твоего уродства, парень… Она видит тебя совсем иначе. Видит в своем собственном зеркале. Это великое чудо и великий дар, которыми нельзя пренебрегать и которые ни в коем случае нельзя терять. Думаю, ты уже понимаешь, чем тебя наградила Судьба, Мэвин.

– Сударь, вы… Лэрр…

Запыхавшаяся и встревоженная, Равель выглядела еще милее, чем обычно. И тонкие черты девушки необыкновенно украшала решимость, перед которой уважительно склонились бы даже далекие предки графини Агрио. Равель была готова защитить своего героя от нападок всего света. Ну или хотя бы от меня.

– Вы что-то хотели сказать, сударыня?

– Я… – Девушка перевела взгляд с меня на Мэвина и обратно.

– С вашей матушкой все хорошо?

– Да, не беспокойтесь…

– Простите, что оставил dou Алаиссу без своей помощи, но, право, меня отвлекли совсем иные заботы.

– Лэрр… Ив… – Ну наконец-то она вспомнила, что мы обращаемся друг к другу по имени!

– Милая Равель, зачем вы покинули свою матушку и поспешили сюда?

– Я подумала, что… – Смущенный румянец. На щеках у обоих.

– Вы решили, что я выскажу молодому человеку свое недовольство? Совершенно верно, милая Равель! Выскажу всенепременно. Ему будет полезно услышать несколько прописных истин. Но я намереваюсь поговорить с бароном как мужчина с мужчиной, а при мужских разговорах присутствие женщин не приветствуется, верно?

– Ив… вы же не…

– Рукоприкладства не планирую. Разве что в крайнем случае! – Я подмигнул, заставив девушку изумленно замереть. – И потом… буду крайне признателен, если вы отправите посыльного к некоему Лаймару, а сами тем временем приготовите что-нибудь легонькое в качестве второго завтрака. Не знаю, как все присутствующие, а я проголодался! Моя просьба вас не затруднит?

– Нисколько… Ив, а что вам нужно от Королевского дознавателя?

Даже так? А чернявый маг высоко стоит, ничего не скажешь.

– Помимо сугубо личных дел нужно же составить заключение по трупам, которые изгадили холл вашего дома, милая Равель. Вы со мной согласны?

– О… да, разумеется! Я постараюсь как можно скорее…

– Два-три часа в запасе есть. Ну пока туши не начнут разлагаться, – пояснил я. Девушка чуть побледнела, сглотнула и предпочла приступить к выполнению поручений, не дожидаясь иных подробностей существования бренных тел после смерти.

Мэвин проводил графиню нежным, но слегка беспокойным взглядом, чем вызвал у меня сдавленный смешок.

– Лэрр! – Брови сердито насупились. Пришлось срочно отступать на заранее подготовленную линию обороны:

– Простите, это… нервное. У меня так много забот, что каждая новая только расшатывает мое душевное равновесие.

– Я не совсем понимаю… – Настороженность в карих глазах.

– И не надо! Присядьте, и поговорим о делах.

Мэвин опустился в кресло, а я забрался на стол. Очень удобная позиция: и смотришь сверху вниз, и пространства для маневра несоизмеримо больше, чем в окружении высоких подлокотников.

– Извиняться за свои действия я не буду. Независимо от вашего мнения. Вы вели себя глупо и беспечно, сударь. Вам противопоказано заниматься магией. Категорически! Неужели вы этого не понимаете?

Виновато качнувшиеся плечи.

– У меня не было выбора…

– Чушь! Перед вами простиралось необозримое поле деятельности, а вы остановились на самом его краю. Как недальновидно! Или вы не желаете дожить до седин?

Мэвин опустил взгляд. Что ж, продолжим в том же духе.

– Значит, ваши действия были подчинены стремлению умереть? Позвольте узнать, почему вы решили так рано уйти из жизни?

– Вы кажетесь умным человеком, лэрр, а задаете такие глупые вопросы. – Это что, попытка уколоть? Не то оружие выбрал, дурачок!

– Я задаю правильные вопросы! Вы считаете их глупыми только потому, что не можете найти подходящий ответ. Итак, я жажду узнать причину! Почему?

– Вы уже могли заметить, что мое тело…

– Несовершенно? Ну и что?

– Да, вам не понять… – Слегка презрительное и очень грустное откровение.

– Понимать нужно только то, что имеет смысл! Не хотите думать? Хорошо. Тогда извольте выслушать МОЕ объяснение ваших проблем. Только не смейте перебивать! – добавляю, видя, что губы Мэвина дрогнули, собираясь возразить. – Ваши родители, в силу каких-то причин, наделили вас неполноценным физическим обликом. В детстве вас всячески оберегали от столкновения с реальностью, и вы росли, считая, что ничем не отличаетесь от прочих людей. Но время имеет свойство проходить быстрее, чем того желаешь… Рано или поздно вам пришлось бы выйти в мир. Наверное, следовало бы сделать это как можно раньше, но тут уж исправить ничего нельзя. За порогом дома оказалось, что все не так, как представлялось в надежном укрытии родных стен, верно? Насмешки и насмешников можно терпеть, но куда тяжелее видеть в глазах окружающих презрение и жалость… А когда старшая сестра, которая проводила с вами столько часов, начала постепенно отдаляться и вы почувствовали, что делите ее нежность с кем-то еще… Вас охватила ненависть. Ненависть к тому, кто родился и вырос здоровым, сильным и красивым. Ненависть к человеку, которому сестра отдала свое сердце. Но, мой милый мальчик, вам не приходило в голову, что сердце, в котором пылает любовь, становится больше с каждым ударом пульса? Почему вы решили, что Селия разлюбила вас? Ее чувства лишь немного видоизменились, а вы, вместо того чтобы измениться самому – перестать быть собственником и радоваться тому, что сестра нашла свою любовь, – решили отомстить. Очень грязно, кстати… Но месть не принесла ни облегчения, ни желаемого результата: чувства Селии лишь вспыхнули еще ярче. И тогда вы поняли, как жестоко ошиблись. Поняли, но исправить содеянное уже не могли, потому что несчастная девочка-магичка, которая сотворила Подобия по вашему рецепту, умерла. Умерла очень страшной смертью.

– Я не хотел… – Тихое, еле слышное признание.

– Убивать Вийсу? Разумеется, не хотели. Вам нужно было заставить страдать Дэриена. Вы и заставили, забыв о том, что любящие сердца все делят пополам… Как скоро вам стал ясен ваш промах? Спустя месяц? Два?

– Весной.

– Что ж, лучше поздно, чем никогда. Как видите, я вполне понимаю ваши обиды и ваши сомнения, но… Какого фрэлла вы намеревались сегодня умереть?!

– Я… – Мэвин испуганно вжался в кресло.

– Вы, кто же еще?! Заклинание такого уровня убило бы вас вскоре после этих несчастных!

– Откуда… откуда вы знаете? И про Подобия… – Карие глаза затопил ужас. – Вы… Вы хотите наказать…

– Наказать? – Я едва не поперхнулся от возмущения. – Вы сами себя наказываете каждым днем совершенно бездарного существования! А теперь еще и это! Кроме «закатного костра» вы больше ничего не умеете? Управление стихиями не ваша стезя, сударь! Вы можете стать великолепным теоретиком и Мастером Структур, но, ради богов, не лезьте в практическую магию! В следующий раз рядом может не оказаться того, кто способен остановить ваше сумасбродство без разрушительных последствий.

Пауза.

– Так это… это вы? Это вы спасли мне жизнь?

– С чего вы взяли? И не думал.

– Не обманывайте… пожалуйста! – Неожиданно искренняя мольба. – Я почувствовал, как заклинание отделяется от меня, но это произошло так быстро… И я не был опустошенным, как обычно… Словно все, что я потратил, было возмещено… Как вы это сделали?

– Если говорить честно, ЭТО делал не я. Я всего лишь выбрал из имеющихся возможностей те, которые показались мне приемлемыми. В этот самый момент. Надеюсь, выбор был правильным. А практической стороной дела занимался не я. И, как теоретик теоретику, хочу сказать: главное в нашем деле – холодный и трезвый расчет. А вам в ближайшее время следует забыть о чарах и иже с ними!

– Почему?

– Потому! Вы же не хотите оставить Равель без своего общества? Она девушка терпеливая и понятливая, но любому терпению есть предел… Если графиня Агрио что-нибудь для вас значит, посвятите ей хотя бы несколько дней своей жизни. Она того заслуживает.

– Кто? – Ну вот, совсем запутал парня…

– Ваша жизнь. И Равель, разумеется! А уже потом, когда успокоитесь… Когда окончательно определите для себя важность вещей и людей, которые вас окружают… Вот тогда вам и следует вернуться к занятиям магией. Если хотите, я даже подыщу наставника.

– О, это было бы замечательно! – Воодушевление, но не настолько сильное, чтобы можно было тревожиться о будущем влюбленных. – Но… Что же будет с его высочеством?

– Ничего страшного, полагаю.

– Но ведь он…

– Вполне здоров. Я бы даже сказал, совершенно здоров.

– Откуда вам может быть известно… – Снова круглые глаза. Это начинает утомлять.

– Вы же умный мальчик… Знаете, что мой дядя – Ректор Академии. И вообще, есть великое множество способов оказываться в курсе событий!

Мэвин кивнул, делая вид, что понимает. Глупый! Он даже не может себе представить, какой способ имею в виду я. Очень простой, кстати: если хотите знать все подробности какой-нибудь переделки, участвуйте в ней сами! Как ваш покорный слуга.

Однако я так и не спросил…

– Зачем вы пришли в дом Агрио, сударь?

Беспомощная улыбка:

– Я хотел просить у вас совета.

– По поводу чего? Дальнейшего существования? Вы посчитали меня способным дать такой совет?

– Да… А разве я ошибся? – О, беспомощность начинает сменяться лукавством. Я даже завидую Равель: какой замечательный муж ей достанется!

– Если ошиблись, то самую малость…

Получив каракули, содержавшие наставления незабвенного учителя, Лаймар готов был официально признать, что три трупа с выгоревшими изнутри черепами мирно преставились по причине преклонного возраста. На том и порешили: маг предпринял некоторые усилия, чтобы избавиться от нежелательных издержек магических упражнений Мэвина, а я подъехал ко дворцу в экипаже Королевского дознавателя, чтобы…

Быть тут же отловленным за шкирку своим кузеном.

– Куда это ты собрался, милый племянник? – лучезарно улыбнулся милорд Ректор.

– У меня есть кое-какое дело.

– К Герису или Роллене? А может, к его высочеству?

– Какая разница?

– В сущности, никакой, потому что…

Кузен ласково приобнял мои плечи и… Когда холодные пальцы проскользнули под сахью,[26]26
  Сахья – широкий шарф, который набрасывается на голову и удерживается обручем или замкнутой в кольцо полоской ткани (меха), шнурком и тому подобным.


[Закрыть] обороняться стало поздно: резкое нажатие на точку у основания шеи мгновенно лишило меня способности двигаться, а вслед за тем и сознания.

* * *

Ненавижу, когда со мной так поступают! И вовсе не потому, что чувствую себя полным и безоговорочным идиотом, в очередной раз попавшимся на одну и ту же уловку, просто… От этих «упражнений» мои мышцы так сильно деревенеют, что по возвращении в работоспособное состояние долго и упорно ноют, не прибавляя хорошего расположения духа. И зачем ему понадобилось…

Открываю глаза, утыкаясь взглядом в темный потолок. Темный?!

Это что, подвал? Похоже на то. И подвал в доме милорда Ректора, несомненно. Да по какому праву…

– Очухался?

Ксаррон стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к каменной кладке стены. Стоит на некотором отдалении от меня. Почему бы это? Уверен, что я не смогу до него добраться? Ну подожди!

Нет, не смогу. Первое же мое движение сопроводилось глухим звяканьем. Фрэлл! Хорошо, что я всего лишь попытался сесть, а не рванулся в сторону кузена, иначе… Разодрал бы ногу, потому что правую щиколотку тремя рядами обнимает весьма затейливый браслет, отягощенный цепью, не позволяющей мне отдалиться от стены больше чем на пару футов.

– Это как понимать? – Пока еще остаюсь спокойным. На всякий случай.

– Помнишь, я обещал тебя запереть? Думаю, время пришло, – меланхолично заметил Ксо, пожевывая соломинку. Наверное, позаимствовал ее из подстилки, на которой я сижу.

– Запереть? Почему?

– Ты натворил такую тучу глупостей, что…

– Каких еще глупостей? – Не согласен, но Ксаррону нет никакого дела до моего мнения на сей счет:

– Разнообразных. Больших и малых. Впрочем, одна из них, к моему глубочайшему сожалению, намного страшнее всех остальных.

– О чем речь?

– Ты заигрался, Джерон.

– Заигрался?

– Ну да. Возомнил себя невесть кем и двинулся по жизням других маршем тяжелой пехоты. Я пытался не замечать, но и мне стало как-то не по себе от твоих поползновений.

– Что я такого сделал?

– Перечислить по пунктам? – Грустный взгляд изумрудных глаз.

– Да! – А куда торопиться, скажите?

– Хорошо. – Ксо развернулся ко мне лицом, но левое плечо от стены так и не отлепил. – Пункт первый. Твое вмешательство в механику престолонаследия в Западном Шеме.

– И как я в нее вмешался? – недоуменно хмурюсь.

– «Как», «как»… Как обычно – со свойственным тебе желанием осчастливить весь мир, кроме себя самого… Зачем ты взялся лечить Дэриена?

– Но ведь он…

– Остался бы слепым – и фрэлл с ним! Управлять государством смог бы и его младший брат. Который у тебя, как я понимаю, теплых чувств не вызывает? Кстати, по какой причине? Мэг обмолвилась, что вы с ним не пришли к согласию по какому-то вопросу… – Ехидная ухмылка.

Обмолвилась, как же! Кузен все прекрасно знает и так. Но доставлять ему удовольствие, вспоминая прошедшее лето, не буду. Не заслужил.

– Ты считаешь, что малолетний гаденыш лучше подходит на роль короля, чем…

– А что ты, собственно, знаешь о Дэриене?

– Ну… – Приходится на несколько вдохов умолкнуть. В самом деле, что? – Он умный… честный… порядочный…

– Порядочный мерзавец.

– ЧТО?!

– Именно. Мерзавец. Я вот все думаю… Ты нарочно не интересовался сердечными привязанностями Вийсы или просто упустил из вида возможность того, что ее действия были вызваны личными причинами?

– Э-э-э-э… Я предполагал…

– Угу. Предполагал. И что дальше? Избавил принца от недуга, который тот, если быть беспристрастными и объективными, вполне заслужил.

– Заслужил? – Холодею. И вовсе не оттого, что Ксаррон предусмотрительно изъял у меня обувь и камзол.

– Заслужил, – утвердительно кивает кузен. – Вийса, кстати говоря, была очень милой, хотя и не в меру наивной девочкой, которая, встретив в одном из дворцовых коридоров красавца принца, не устояла перед его улыбкой… Дэриен провел с ней несколько недель, а потом выбросил. За ненадобностью. Потому что баронесса куда предпочтительнее безродной содержанки, верно?

– Это… это правда?

– Не веришь? Зря. Я не лгу.

– Ты что-то недоговариваешь.

– Спроси, и я отвечу. Рассказывать ВСЕ подробности случившегося будет слишком утомительно.

– Он… любил Вийсу?

– Какое-то время. Иной причины опускаться до связи с этой девушкой у него не было.

– Она осталась… недовольна?

– Скажем, она смирилась бы со своей участью сломанной игрушки, если бы Дэриен по-прежнему относился к ней тепло и приветливо. Но поскольку его королевское высочество предпочел забыть о существовании Вийсы… Девушка почувствовала себя оскорбленной. Не спорю, глупо было в ее положении рассчитывать на что-то большее, чем она получила, но и принц повел себя неразумно.

– Значит, магичка желала отомстить?

– И отомстила. Заплатив за свою месть. Высшей ценой.

Так вот почему… Как это печально.

– Что, не думал о таком развитии событий? – усмехнулся Ксаррон. – Можешь подумать теперь.

– Но… Постельные приключения не всегда свидетельствуют о…

– Об иных моральных и физических качествах наследника престола? Спешу огорчить: почти всегда. Умный любовник никогда не допустит, чтобы оставленная им женщина была несчастна. Запомни на будущее, вдруг пригодится!

Я пропустил колкость кузена мимо ушей.

– Ты считаешь, что Дэриен недостоин престола?

– Почему же… В его роду все были такими, – беспечно тряхнул челкой Ксо. – Я просто хотел показать тебе другую сторону зеркала. Но она, увы, не последняя.

– Что еще?

– Пункт второй обвинения. Твое нелепое милосердие.

– Почему нелепое? И к кому я, собственно…

– Был милосерден? К таким персонам, которые заслужили наказания больше, чем иные отъявленные преступники. Например, граф Галеари. Зачем ты вытащил его шею из-под топора?

– Он… запутался, – уверенно говорю я. В ответ кузен презрительно фыркает.

– Как же! Он знал, что делает, и знал, во имя чего. В отличие от тебя!

– Шэрол будет полезен…

– Может быть. А может быть, и нет. Ты способен заглянуть в будущее? Не думаю… Ладно, фрэлл с этим влюбленным идиотом! Почему ты не удавил Роллену сразу же, как понял, что она стоит за массой неприглядных дел?

– Она…

– Ясно. Ее ты тоже пожалел. Ах, несчастная жертва насилия! Тьфу! Слушать противно! Из-за этой блондинки едва не погибли две более чем достойные женщины. Вкупе с одним оболтусом. Впрочем, какое тебе дело до графинь? Ты же всего лишь использовал их в своих интересах…

– Я не использовал! – Начинаю задыхаться. От самого настоящего гнева.

Ксаррон суживает глаза:

– В самом деле? Тебе было удобно жить в доме Агрио, только и всего. Ты вломился в жизнь графинь, подвергнув их существование стольким опасностям, что, знай женщины заранее, кого привечают под крышей своего дома, повесились бы в собственном парке.

– Как ты можешь так говорить?!

– Могу и говорю. Легкое пожатие плечами. – Со стороны все твои ошибки как на ладони… Ты наловчился пользоваться людьми, Джерон. И не только людьми: даже эльф с искренним удовольствием пляшет под твою дудку.

– Он-то здесь при чем?

– Даже задумываться не хочу. Хочется верить, что его ты не успел привязать к себе так сильно, как остальных… Или успел? – Взгляд Ксаррона полыхнул темным огнем.

Вздрагиваю. Неужели он догадался? Или узнал?.. Фрэлл! А ведь кое в чем кузен прав.

– Пункт третий, – безжалостно продолжил Ксо. – Ты нарушил главное правило игры.

– Какое? – Внутри все уже не просто остыло, а заледенело.

– Ты не умеешь выбирать противников.

– То есть?

– Ты играл с теми, кто заведомо ниже тебя по своим умениям и возможностям. Играл, чувствуя себя всеведущим и всемогущим, не так ли? Скажи только одно: тебе не стыдно?

– А почему мне должно быть стыдно?

– Ты без надобности вмешался в естественный порядок вещей. Возможно, твои действия приведут к очень большим проблемам. Что характерно, не в твоем будущем, Джерон, а в будущем всей этой страны… Ты об этом не подумал? Не представил на мгновение, что все неприятности были не случайны, а предопределены Судьбой? А ты изменил то, что не должно было измениться. Задал Гобелену новый узор, не имея права вообще заниматься ткачеством.

Все, что говорил кузен, было понятным. Более того, было правильным. Но мне почему-то не хотелось задумываться над истинностью услышанных слов.

– Я сделал то, что считал должным сделать! И играл на той стороне, где мог выиграть! Разве не этому меня учили всю жизнь?

– Печально, если ты ТАК понял пройденный урок, – вздохнул Ксаррон. – Я был о тебе лучшего мнения.

– А мне все равно, какого кто обо мне мнения! Ты сам никогда не считался с моим…

– Зачем считаться с тем, чего нет? – Убийственное замечание.

– Или с тем, КОГО нет, ты это хочешь сказать? Так скажи! Не щади мои чувства!

– Я не собираюсь щадить тебя или наказывать. Я просто хочу, чтобы ты успокоился.

– Я спокоен!

– Отнюдь. Потому и находишься здесь.

– Немедленно отпусти меня!

– Назови хоть одну причину. Только настоящую, а не мнимую.

– Я… замерзну!

– М-да? – Ксо задумчиво пожевал губами, видимо прикидывая вероятность предложенного мной развития событий. – Хорошо, распоряжусь, чтобы Киан принес одеяло.

– Я умру от голода и жажды!

– За пару дней? Скептически взлетевшая бровь. – Всех твоих талантов на это не хватит. Так что наслаждайся покоем, пока есть такая возможность. Вдруг что-нибудь поймешь?

– Я не хочу ничего понимать!

– Это и видно, – бросил Ксаррон, скрываясь за дверью.

– Сволочь!

Последняя реплика осталась без ответа, но насмешливая тишина, в которой растворились шаги кузена, показалась мне обиднее, чем любое оскорбление.

Значит, я превысил свои полномочия – ты это хотел сказать, дорогой кузен? Прекрасно! В кои-то веки о моем существовании вспомнили! А где вы были столько лет? Почему ни один из вас не поинтересовался, как и чем я живу? Нет, меня встречают сочувственно-пренебрежительным: «Ты сбежал…» Подумайте, какой укор! А что я должен был делать, когда узнал, что мне, мягко говоря, не рады в собственном доме? И не будут рады никогда… Да, предпочел уйти, чтобы не сталкиваться каждый день со стеной презрения и обвиняющих взглядов. Я имел на это право! Имел! Как имею право делать то, что захочу!

Чем я хуже той же Роллены? Она может обрекать людей на смерть по мимолетной прихоти, а мне запрещено даже думать о вмешательстве в чужую жизнь? Ну уж нет! Я не жалею о том, что произошло. Ни капли не жалею! Надо же, Дэриен позабавился с малышкой и бросил… Какая неприятность! Таких девиц у подножия каждого трона целые толпы. И каждая бесстыдно предлагает себя любому, кто богаче и знатнее… Это не аргумент, Ксо, слышишь? Да пусть принц обрюхатит хоть целую сотню – я избавил его от недугов потому, что захотел это сделать. Какие еще нужны причины? Какие?!

Я нарушил правила игры? А кто их придумал, эти правила? Расписал так, что я не могу сделать и шага в сторону? Нет, почтенные, хватит! Слишком долго я подчинялся непонятным законам, которые ставили меня на грань жизни и смерти! Слишком долго… Теперь пришло время самому взяться за установку правил. Считаешь, что не смогу? А вот поглядим! Но для начала… Для начала мне нужно выбраться отсюда.

Ксаррон постарался на славу. Поработал, так сказать, с душой: железный прут, почти в палец толщиной, согнут и обернут вокруг щиколотки, трижды проходя через одно и то же звено цепи. Не думаю, что даже очень сильный человек сможет это разогнуть… Цепь, разумеется, тоже лишена изъянов и вторым концом уходит в камень стены так, будто выросла оттуда без участия человеческих рук и магических усилий. И ведь убрал все следы чар, гад! Ни намека, ни обрывочка…

Я ударил кулаком по стене. Что же предпринять? Я слишком слаб, чтобы решить проблему самому… Слишком слаб. Но сдаться сейчас означает сдаться окончательно! А это так… позорно…

«Ты в самом деле хочешь освободиться?» – Вкрадчивый шепот.

Конечно, хочу! Что за глупые сомнения?

«И не остановишься на полпути?»

Перед чем?

«Я могу подсказать способ, но…»

Договаривай!

«Обратной дороги не будет…»

Откуда не будет дороги?

«Если ты… начнешь то, что начнешь, ты уже не сможешь ни вернуться, ни вернуть…»

Вернуться – куда? Вернуть – что?

«Я не могу сказать… Мне дозволено только предупредить…»

Кем дозволено? Что за увертки?

«Некоторые правила не под силу переписать никому…» – вздыхает Мантия. Как мне кажется, вздыхает с облегчением.

Хорошо. Что это за способ?

«Ты можешь разрушать…»

Магию, я знаю!

«Это слишком частное применение теории…»

Ты хочешь сказать…

«Можно разрушить все, в чем течет или способна течь Сила… Если уметь уничтожать стены – какая разница, из чего они созданы?.. Вспомни рикту,[27]27
  Рикта (ryykitaah) – разновидность шпаги, более предназначенная для колющих, нежели рубящих ударов. Тонкий, длинный и гибкий клинок с закрывающей кисть гардой. Используется для различных ритуальных поединков и показательных фехтовальных боев. Требует хорошо отработанных навыков.


[Закрыть] которую ты лишил души – тлению подвластно даже стальное тело…»

Пожалуй, ты права. Я могу разорвать оковы?

«Скорее, развеять их прахом…»

Но как?

«Ты уже умеешь спускаться к Изначальному Уровню…»

Но при чем здесь металл?

«Тебе нужно проникнуть в его природу… Увидеть, как и когда он был создан… Пройти ЧЕРЕЗ вместе с Потоками Силы… И разрушить границы…»

Я все понимаю, вот только… каким образом мне проделать то, что ты советуешь?

«Отпусти сознание, но вглубь, а не вширь… Всмотрись в предмет, который желаешь уничтожить…»

Всмотреться? Легко сказать. Я уставился на гнутый прут, змеей обернувшийся вокруг щиколотки.

Темный. Шершавый. Со щербинками и следами молота. А кузнец был не очень-то старателен… Холодный, но уже не такой, как, возможно, был, потому что нагревается от моего тепла. Нагревается… Но он касается кожи только одной стороной, а постепенно греется со всех… Как это может быть? Уж не в этом ли проявляется бег тех самых Потоков? Что, если…

Это было похоже на падение. Или на взлет. Не знаю как, но несколько мгновений подряд я видел прут изнутри. Видел, как тепло моего тела, соприкасаясь с черными чешуйками, проникает в глубь железа, меняя его свойства… Пусть ненамного – почти неощутимо, – но МЕНЯЕТ… А если столь ничтожная часть того, чем я могу делиться с миром, может пройти сквозь, то и…

Я даже не успел сообразить, что делаю, а Пустота уже ринулась по проложенным тропкам.

Рушить стены этой «тюрьмы» было сложнее, чем сражаться с заклинаниями, куда сложнее. И требовало больших усилий. Впрочем, трудился не я, трудились ЗА МЕНЯ, так о чем мне вздыхать?

Мелкими шажками, очень мелкими, но уверенно и неуклонно – только так. Вперед, несмотря ни на что! И, увидев на полу первые щепоти праха, я не поверил собственным глазам. Значит, мне подвластно гораздо больше, чем твердили все вокруг? Я могу изымать из мироздания не только магические структуры, но и простую материю? Но ведь это… это… это же настоящее Могущество! И мир склонится передо мной, дрожа от страха быть развеянным по ветру Пустоты…

Дюйм. Два. Три… Вот уже съеден целый виток спирали и… Мне кажется? Нет, совершенно точно: скорость увеличилась. Возможно, потому что действия стали привычными… Ну же, давай! Осталось совсем немного. Осталось…

Сознание затопила вспышка ослепительного света. Света, через который, словно через кисею, проступили краски и звуки.

Однозубая пасть кайла вгрызается в скалу. Удар. Удар. Удар. Кусок породы откалывается и шлепается у ног рудокопа. «Посмотри-ка, дядя, какая богатая здесь жила!» – «И верно… Продадим с выгодой, и у твоей жены будет обновка к празднику!..» Запыленное лицо прорезает широкая улыбка. Улыбка, наполненная нежностью…

Глиняная купель принимает в свои объятия ворох осколков, чтобы вытащить железо из той норы, где оно до сих пор пряталось. И нестерпимо яркий ручей будущей стали шествует в мир. «Переплавка закончена, отец». – «Да, славно получилось… Ты сделал все, как я говорил?» – «А как же! Коваться будет легко, а прочности можно только позавидовать!» – «И то верно… Плесни-ка мне воды, да постуденей!..»

Ритмичные удары молота плющат и вытягивают упрямую полосу. Но разве железо может сравниться упрямством с простым человеком, изо дня в день занимающимся одним и тем же тяжким, но таким нужным трудом? «Папа, папа!..» – «Чего тебе, егоза?» – «А ты сделаешь мне куклу? Ты обещал!..» – «Сделаю, моя красавица, конечно. Сделаю. Только дай мне закончить работу…» В усталых глазах искры горна пляшут рука об руку с отцовской гордостью за чудную девчушку…

Пустота обернулась, посмотрела на меня, щуря бархатно-черные глаза и… Слизнула кусочек мира.

Вместе с обрывком прута в Нигде и Никогда растворилось все то, что я видел. Исчезла память о натруженных и уверенных ладонях, о теплом взгляде из-под припорошенных горной пылью ресниц. Исчезло так мало и… так много! В Гобелене лопнула первая Нить, и ее стон отточенным лезвием рассек мое сознание. Не душу, нет – мне такая роскошь недоступна, – а все то, что я узнал и мог бы узнать. Наверное, мог бы. Но теперь… Нет, этого не должно быть!

Это не разрушение. Это не уничтожение. Это… Это гораздо страшнее! Стирается то, что составляет самую основу существования… Рассыпается прахом, но даже этот прах не остается в моих ладонях, а тает, словно снег на весеннем солнце… Каждая частичка мира хранит память о мгновениях, текущих в вечность. Хранит, сверкая каплями росы на траве, грея ласковыми лучами закатного солнца, гладя щеки ветром с отрогов далеких гор. Хранит. Пока я до нее не добрался. Но после меня не остается НИЧЕГО. Ни мира, ни памяти о нем. Я вычеркиваю целые страницы, целые главы. Выдираю листы. Разве я этого хотел? Я всего лишь хотел быть свободным…

Мерзким, ни на что не похожим зверем Пустота карабкалась дальше, сыто урча. Карабкалась по звеньям цепи, словно моль, подъедая новые Нити Гобелена. А сознание услужливо подсказывало мне, где, как, когда и кем было создано то, что разрушается сейчас по моей воле.

Нет, я не хочу!

И что-то внутри проскрипело: поздно. Ты не можешь ЭТО остановить. Ты слишком слаб.

Да, я слаб! И… меня опять обманули! Проклятая Мантия! Почему ты не сказала ВСЕГО?

«Потому что есть вещи, которые невозможно объяснить…» Тихий всплеск где-то вдали.

Мерзавка! Что же мне делать?

«Ты получил то, что хотел… Свободу…»

Но не такой же ценой!

«Разве тебя волнует цена?»

Да, волнует!

«Тогда ты должен знать, как поступить…»

Но я не знаю!

«Подумай… Решение прямо перед тобой…»

Решение… Какое решение? Я не вижу ничего, кроме ненасытного чудовища, которое вырвалось из повиновения… Из повиновения? Значит, оно все-таки подчинялось мне? Оно подчинялось, пока… Пока сидело взаперти! Следовательно, его просто нужно вернуть… Вернуть… Вернуть…

Как? Приказать? Я никогда не умел приказывать, и сейчас не хватит всего моего упрямства, чтобы голос зазвенел сталью. Но если невозможно ненавидеть, остается только…

Хороший песик, иди к папочке… Ну же… Послушай… Я тебя так люблю… Нам будет хорошо вместе… Иди сюда, я тебя поглажу…

Разрушение приостановилось. Пустота задумчиво наклонила уродливую голову, прислушиваясь к моим просьбам.

Я тебя жду, мой хороший… Возвращайся назад, пожалуйста! Зачем тебе все это? Разве я плохо тебя кормил раньше? Иди ко мне…

Зашуршала дверь. Это еще что за… Ах, кузен же обещал прислать одеяло! Только Киана мне сейчас для полного счастья и не хватало… Я уже почти держу своего пса за загривок… Почти…

– Не ходи сюда! Закрой дверь и скажи Ксаррону… Скажи, что он был прав: я выбирал себе не тех противников.

Пустота недовольно взрыкнула.

Все хорошо, мой дорогой… Сейчас я почешу твою шею… Иди ко мне… Я так тебя жду… Иди же… НА МЕСТО!

Толчок возвращения был так силен, что отбросил меня назад, протащил по полу и впечатал в заднюю стену комнаты. Но, ударяясь затылком о щербатый камень и теряя сознание, я закрывал глаза совершенно спокойно, потому что знал: зверь все-таки вернулся туда, где должен быть. Туда, где нет ничего, кроме него самого и… кроме меня.

* * *

Мне стыдно смотреть миру в глаза. Очень стыдно. Наверное, именно поэтому я никак не могу решиться и проснуться. Проснуться окончательно и бесповоротно. Дремота стала тягостной и противной, но, даже такая, она лучше, чем бодрствование. Лучше, потому что можно делать вид, будто ничего не произошло. Будто я все тот же Джерон, что и прежде… Но ведь уже не тот, верно? И я не смогу прятаться от самого себя вечно. Не смогу. А как хотелось бы…