Текст книги "Гардемарины"

Глава 8. Непредсказуемые последствия

 
Снять напряжение порой
Нам помогает алкоголь.
Но чаще все-таки друг мой,
Он причиняет зло и боль!
 

(С. Трофимов)

Ночью произошла пьянка и драка больных в госпитале, но совсем в другом отделении и даже другом корпусе.

Но … Начальник отделения сказал Алексею, что он виноват в этом. И командование госпиталя вынужденно сообщило о произошедшем в училище для принятия там мер к такому нерадивому курсанту, организовавшему пьянку и дебош.

Потом Леше говорили добрые слова моряки, лежавшие рядом с ним.

Афанасий ушел в другую палату, благо у него была больной не нога, а рука. Видимо, тоже в какой-то мере он ощущал себя виновным, но, понятно, что отвечать ни за что не хотел и тихо сказал Алексею на ухо:

– Не хрен было попадаться бабе Насте! Как говорят у нас на корабле, попался – отвечай, если ты настоящий мужик!

Айварс тоже вставил свои три копейки.

– Сам во всем виноват, курсант! Как у вас говорят в Эстонии про таких русских – настоящий Тибла!

Тибла – это было уже оскорбление. Так действительно в Эстонии называли русских, желая посильнее обидеть.

Леша не обиделся на Айварса. Он понимал, что, действительно, сам во всем виноват и что он настоящий Тибла. Не надо было соглашаться на предложение Афанасия.

Чтобы не слышать больше никого, он залез с головой под одеяло. Он давно уже не плакал, но в данном случае слезы катились сами собой. Он старался ни с кем не общаться, не участвовал в разговорах, отказался от обеда и ужина и лишь уколы каждые три часа вырывали его из тяжелых мыслей.

На следующий день, после всех происшествий, в госпиталь приехал командир роты Леши капитан-лейтенант Альберт Романович Иванов. Он сел у койки Леши и тихим голосом спросил:

– Ну, ты как здесь? – и, не дожидаясь ответа, сказал, – из госпиталя начальнику училища сообщили, что ты тут пьянством занимаешься, драку организовал, – он тяжело вздохнул и продолжил, – меня направили разобраться, что здесь произошло на самом деле. Желания нашего командования самые простые: отчислить и за непонятное падение с электрички и за организацию здесь пьянки и драки.

– Да никакой он пьянки не организовывал, и никто у нас не дрался здесь! – вдруг вмешался в их разговор Николай, – все придумано! Он у вас лежачий, у него нет даже трусов. Его на процедуры возят на каталке. Какая пьянка, какая драка? Это все выдумали, чтобы свалить на кого-то. Леша оказался самым доступным в этой ситуации!

– Вот я и приехал узнать, что произошло на самом деле! Чтобы не рубить с плеча. Рассказывайте все как было.

– Да его санитарка оговорила! – заступился за Лешу вошедший в палату Афанасий.

Все закивали головами, и даже Айварс вдруг сказал, что Леша не виноват, чем очень удивил Лешу.

От кого-кого, а от Айварса он поддержки не ждал.

– Как это оговорила? Из госпиталя сегодня поступило сообщение в училище от начальника госпиталя, что курсант Морозов организовал пьянку с дебошем. Начальник училища отправил меня разобраться с происшедшим. В приемной госпиталя сказали, что действительно сегодня ночью была пьянка с дракой в терапевтическом отделении.

– Но это же другой корпус? А он лежачий! – сказал вдруг молчавший все последнее время грузин.

У Леши замерло сердце и кровь отхлынула от головы.

«Ну вот, кто-то напился, а он оказался во всем виноват! Черт, черт, черт – что за невезуха! Надо же, такое совпадение. А, может, Катерина отдала туда водку, которую он пронес и вот теперь всех слонов все равно повесят на него. Что же будет? А как расстроятся папа и мама, если его отчислят от училища! – думал Леша. – Они ведь даже не знают, что он лежит в госпитале, а здесь еще такая нехорошая новость. И ничего не поделать».

– Ну и что, что напились терапевты? А мы какое отношение к этому имеем? А если бы еще где напились? Все равно на нас бы вешали все, что не так? – продолжал защищать Лешу Николай.

В палату зашла медсестра Вера со шприцами на подносе.

– Так, сейчас будем делать всем укольчики! Повернитесь ко мне нужным местом, пожалуйста!

При виде Веры Леше стало плохо, он вдруг вспомнил Катерину, тот запах, то, что случилось в процедурной и ему вдруг стало стыдно.

Вера подошла к нему первому, попросила Альберта Романовича отойти в сторону и, аккуратно смазав спиртом, совсем не больно воткнула Леше сбоку в ягодицу иглу.

– А почему не в заднее место, а сбоку? – спросил командир роты.

– Так у него же обе ноги в гипсе и ему переворачиваться сложно и больно, а уколы каждые три часа надо делать. Во и делаем сбоку. Так положено! А вы что, товарищ капитан-лейтенант, разбираться приехали? Я сразу сказала Соломону Григорьевичу, что Леша не мог этого сделать. Леша светлый парень. Здесь что-то не так.

«Ничего себе светлый парень, – подумал Леша, – водку-то я принес. Или нет?» И покраснел, как помидор, от этой вдруг похвалы.

Вера улыбнулась и так посмотрела на Лешу, что он покраснел и снова спрятался под одеяло.

«А что здесь не так? Ведь меня поймали с бутылками!» – думал он и ему хотелось провалиться вообще сквозь землю. Даже умереть, чтобы ничего этого больше не слышать и не знать, и больше не вспоминать даже ни о чем.

– А как же он мог водку пронести, если у него обе ноги сломаны и в гипсе?

– Вот и я говорю, как? Разве это поймали? Я думаю, что приснилось все бабе Насте! – сказала Вера, переходя делать укол Николаю, – с ней уже не первый раз такое. Ей начальник отделения сказал, что поощрит электрическим чайником, если будет бдительной и пресекать нарушения в отделении. Вот она и зарабатывает этот чайник. Ведь потом никто не нашел никаких бутылок. А Леша лежачий, не ходит совсем пока, вы посмотрите! – она откинула совсем одеяло и Альберт Романович увидел в гипсе обе ноги.

– Да вот и мне непонятно! Вроде все ясно! Но как он мог это сделать – я не знаю! Буду так и докладывать начальству. Хорошо хоть рубить не стали сразу, а отправили меня разобраться во всем. Думаю, что здесь что-то не так. Мы еще постоим за тебя, Алексей! – и он своей рукой сжал руку Леши. – Пойду я, пожалуй. Поговорю с командованием отделения, госпиталя! Вот, тебе и ребятам я тут фруктов и поесть принес! – сказал он, доставая из портфеля апельсины, банку маринованных огурчиков, грибочки, рыбные консервы и банку тушенки, – это вам закуска водку запивать! – пошутил он, – наши все тебе привет передают и желают выздоровления!

Он поставил все на Лешину тумбочку.

– После разговора я к вам зайду и расскажу тебе о решениях командования! – сказал он уже от дверей палаты.

Когда он вышел, то Афанасий сразу заинтересовался принесенным и подошел к тумбочке Леши посмотреть на дары командира роты.

Леша отбросил одеяло и посмотрел командиру роты в след. В его глазах стояли слезы.

«Только бы у него что-нибудь получилось!» – думал он.

Афанасий забрал сразу к себе в тумбочку маринованные огурчики, грибочки, консервы и тушенку.

– Я понял, что это на всех? Потом разделим!

В основном в палате все были лежачими и питались, только лежа в койках, и лишь один Афанасий был мобильным и ходил питаться в столовую.

Через час в палату зашел задумчивый командир роты. Он присел на стул рядом с постелью Алексея.

Алексей даже поднялся на своей подушке.

«Ну, что там? Как прошла встреча?» – думал он.

Командир роты покачал головой.

– Против тебя, Морозов, никаких весомых обвинений у руководства госпиталя, кроме показаний санитарки, нет!

Он поднял руки вверх, положил их ладонями на голову, выдохнул воздух, видимо, думая, что и как сказать. Потом опустил руки вниз на колени и сказал:

– О том, что ты пронес водку в соседний корпус, тоже никто ничего сказать толком не может. На выходе здесь охрана, там на входе тоже. Если бы что-то пронес – тебя бы видели.

– Вот и я говорю! Терпики напились и подрались, а мы вроде виноваты? Где они, а где мы? У нас вообще все лежачие, кроме Афони! – сказал Николай, – на нас что, теперь все списывать будут?

– Они терпики? А вы кто?

– А мы хероманты, естественно! – усмехнулся Николай.

Командир роты улыбнулся.

– Терпики и хероманты? Интересно! Да, кстати, и местный особист начальнику госпиталя ничего не подтвердил, что здесь причастны вы. Не видит он ни факта передачи водки, ни твоего участия в пьянке и драке. Так что так и доложу командованию училища. Они будут принимать решение, но я на твоей стороне! – положил он руку на руку Алексею. – Насчет проноса водки сюда мне как-то странно. Я лично не понимаю, как это можно сделать? Сбегать за водкой лежачему больному, с двумя сломанными ногами в гипсе за водкой – это уже из области фантастики. Выздоравливай, Морозов! – еще раз положил он руку на руку Леши, – и чтобы о тебе больше ничего плохого не сообщали отсюда в училище! А то там командование начнет вешать на тебя всех слонов!

Алексею стало сразу легче от этих слов.

– Спасибо, товарищ капитан-лейтенант! Для меня бы все это после того, что на меня свалилось, было бы трагедией отчисление от училища!

– Ты, Морозов, особенно не расслабляйся! Еще ничего не решено. Прошлую сессию сдал на «хорошо» и «отлично». Это тоже тебе пойдет в зачет. Так что выздоравливай, а там посмотрим! Кстати, твой врач сказал, что придется тебя комиссовывать!

– Комиссовывать? Это как?

– Это тебя признают негодным к службе! Вот я уже практически негоден! – сказал Николай, – грузин тоже. После госпиталя поедем сразу домой. И ты поедешь.

– Я не хочу! – разволновался Алексей, – я хочу служить! Я хочу стать моряком! Я буду ходить!

Командир роты махнул рукой и ушел, а Алексей лежал задумчивым и понимал, что пока все против него, но один раунд вроде он выстоял, а там посмотрим, хотя, ничего не было окончательно решено.

Ему было приятно, что все ребята на его стороне.

Даже Афанасий перестал его клевать, а как-то даже сказал:

– Ты это, Леха, на меня зла не держи! Ну, скажу, чего или сделаю не так, а потом жалею!

Глава 9. Катастрофа

 
А потом пришла беда:
Ни потоп, ни холода,
Ни лесной пожар, ни свалка.
А пришёл… Кирюша с палкой.
 

(Андрей Сметатнин)

Через неделю Алексей почувствовал сильные боли в паху и ноге, начиная от колена. Они были то сильнее, то слабее и сначала он не обращал внимания, думая, что так и должно быть, но когда начало болеть сильно, то на утреннем обходе он сказал об этом лечащему врачу.

Григорий Соломонович потрогал ногу, посмотрел на краснеющую и уже твердую опухоль в паху, не скрытом под гипсом, потрогал пальцами. Поцокал, покачал головой.

– Надо срочно снимать гипс! – обратился он к медсестре, – подготовьте больного в операционную!

Он посмотрел в свой блокнот и сказал:

– Готовьте сразу! Похоже на Лимфангит! Но для этого должна быть причина.

– Доктор, что-то сложное? – с волнением спросил Алексей.

– Легкого у вас с такими травмами быть не может! – отрезал Григорий Соломонович, – у вас здесь близкие родственники есть?

– Тетя – сестра бабушки! – с волнением сказал Алексей, – а что такое?

– А родители?

– Родители в Калининграде! – ответил Алексей, понимая, чо просто так спрашивать врач не будет.

– Надо срочно вызвать того, кто ближе! Дайте мне телефон вашей тети! Я ей сам позвоню. Как ее зовут?

– Тетя Паня, вернее, Прасковья Федоровна! – одним духом выпалил побледневший Алексей, – а зачем?

– Ну, заболевание ваше сложное. Возможно, начались какие-то необратимые процессы и, возможно, что ногу придется удалить. Я не хочу от вас скрывать, что положение сложное, судя по всему. Но это мы узнаем, когда снимем гипс.

– Я не хочу удалять ногу!

Доктор развел руками.

– Уважаемый! Вы понимаете, что у вас может начаться в любой момент гангрена ноги и пока она в ноге мы имеем возможность вас спасти, но если она пойдет выше ноги, то наши силы не бесконечны в таких вопросах. Стоит вопрос не ходить вам или нет, стоит вопрос жить вам или нет!

– А как это скоро может произойти? – спросил побледневший Алексей.

– Возможно, что она уже началась! – тяжело вздохнул врач, – лимфангит или лимфаденит может быть сопутствующим гангрене! Какой телефон? – напомнил врач.

– 1373738! – сказал через силу Алексей.

– Я позвоню! Пусть приедет. Вам нужна поддержка ваших родных.

Алексей оглядел палату. Все прятали от него взгляды, хотя было понятно, что все слышали, что сказал врач.

– Срочно кровь на анализ! Общий анализ крови, мочу на анализ, график температуры за последние три дня! Рентген сделайте и готовьте к операции! – скомандовал он медсестре и вместо обхода больных быстро вышел из палаты.

Все больные молчали и старались не смотреть на Алексея.

Пришла медсестра с кучей всяких пробирок и взяла кровь. Другая перелила мочу из чаши в баночку. Потом зашла Вера, протерла тряпочкой все тело, начисто выбрила все волосы, отросшие на Алексее снизу.

Алексей позволял делать все с собой, почти не реагируя. Ему было уже все-равно, что с ним делают.

– Хреновые дела! – сказал глубокомысленно Афанасий, – я думал, что ты тоже придуряешься, как и я! – он вроде, как виновато, улыбнулся, но никто его не поддержал.

Остальные молчали, отводя взгляды.

«Как уже от мертвеца» – подумал Алексей.

Через полчаса приехала Вера и с помощью второй санитарки и Афанасия Алексея перегрузили на каталку.

В предоперационной ему вкололи какие-то уколы.

В операционной под большими лампами Алексею разрезали и сняли гипс. Врачи по очереди трогали ногу. Была видна большая красная полоса, твердая на пробу, идущая от колена к паху. Именно она и болела.

Потом оба врача долго советовались и даже спорили. Григорий Соломонович разводил руками и говорил:

– Я не могу взять на себя такую ответственность! Парень просто умрет! Вы понимаете это?

– Пока гангрены нет! Надо все еще проверить. Может, удастся вытащить? – вроде как спрашивал его другой врач, – давайте поколем пару дней антибиотики, УВЧ полечим. Понаблюдаем, пока ничего нет.

– Да, хорошо! Гипс на правую ногу не накладываем, наблюдаем, колем антибиотики и даем индуктотермию, прогревание токами высокой частоты, и УВЧ-терапию. Максимум два дня. А может и меньше, если начнется. Родные приедут завтра с утра, я уже позвонил. И позвоню на Газа в хирургию и посоветуюсь, что нам делать. Таблетки, – он перечислил названия, – принимать перорально!

Второй врач с ним согласился.

Сменили повязку на колене, обработали распухшую рану и отвезли Алексея в палату.

– Ну, что сказали? – с волнением спросил Николай.

– Пока ничего толкового. Что-то не очень хорошо с моей ногой.

– А зачем гипс сняли? – спросил лежавший дальше всех и всегда молчавший Михаил.

– Чтобы наблюдать было проще.

Вера прикатила высокую треногу и поставила Алексею капельницу, потом ласково пальчиком хлопнула по носу и пропела:

– Капитан, капитан улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля! Все будет хорошо. Я чувствую.

Но от этих слов Алексею совсем легче не стало. Он лежал и вспоминал своего деда, который вернулся с войны без ноги и носил на левой ноге протез до колена. И когда они вместе ходили купаться на речку в Эстонии, то он снимал протез, поджимал под себя культяпку и на одной ноге прыгал до воды. У самой воды садился и заходил в нее уже сидя, отталкиваясь руками. Но плавал он хорошо – лучше Алексея. От мыслей о бабушке и дедушке стало легче. Деда давно уже нет и, тем не менее, может, он тоже станет такими же инвалидом, безногим калекой. Прощай все мысли, перспективы, планы, прощай флот, корабли, училище. Кто из девушек посмотрит на калеку? Кому он нужен? Для родителей, наверное, обуза до самой смерти. Лучше умереть.

Принесли какие-то таблетки. И если раньше он таблетки принципиально не пил, а прятал в ящик тумбочки, то сейчас выпил все.

«Как лучше уйти из жизни, чтобы никому из-за него не попало? – думал он, – таблетки выпить сразу все, что скопились за неделю в тумбочке? А умрет? Непонятно».

Ребята что-то говорили ему, он что-то отвечал, но не понимал, о чем они спрашивают и что он отвечает. Он думал только о том, как умереть побыстрее.

Принесли обед, но он отказался и принял решение: «Ладно, пока жду! Если отрежут, то буду думать, как уйти из жизни. Калекой жить не буду. Не хочу!»

Утром следующего дня приехали тетя Паня и бабушка. Перед тем, как идти к Алексею, они долго разговаривали с Григорием Соломоновичем.

Оказывается, бабушка день назад приехала навестить свою сестру из Эстонии в Ленинград и как раз им позвонил врач.

– Надо позвонить папе и маме! – говорила бабушка.

– Вот это не надо! – вдруг резко воспротивился Алексей, – и так все плохо, а мне только здесь не хватает всхлипов и причитаний мамы.

– Если будут резать, то их надо обязательно вызвать! – голосом, не терпящим возражения, сказала тетя Паня.

Они сидели на стульях перед кроватью Алексея, который лежал под капельницей. Только сейчас он обратил внимание, какие они старенькие уже. Седые волосы, хотя уложенные в прически, морщины на лице и шее, обтягивающая сморщенная кожа на руках, немного дрожащие, видимо, от переживаний руки.

«Сколько им? – подумал Алексей и сам ответил себе, – наверное, шестьдесят семь лет бабушке, а тете Пане шестьдесят два. Старенькие уже».

Ему стало жалко их, что они так быстро собрались и приехали к нему.

– Я тут тебе витаминов и поесть привезла! Еесли сам не съешь, то угости своих друзей!

Она обвела палату взглядом. Все ей улыбались, но все понимали ситуацию. Даже Афанасий ничего не стал говорить.

– Я тебе привезла книжку! – сказала тетя Паня, – это книга Татьяны Трубниковой о любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина. Тебе полезно почитать и отвлечься! – сказал она.

– Алёшенька, милый! – вдруг запричитала бабушка, – если врачи скажут резать, то ты не противься. И не бойся. Помни, что чтобы не случилось – все к лучшему. Дед твой пришел с фронта без ноги и прожил достойно. Брат деда тоже пришел без ноги, ходил с костылями. Живут люди.

Алексею хотелось грубо ответить бабушке, но он сдержался. Понимал, что бабушка не виновата, а виноват во всем он сам. И здесь он внезапно вспомнил все, что с ним произошло в тамбуре электрички, вспомнил широкоскулое лицо Казаха, вспомнил грубое, злобное лицо Дворника. Вспомнил, как его ударили по голове, сбили с ног. Он сам не мог понять, почему это вдруг вспомнилось ему именно сейчас.

– Ты что? Что случилось, Алешенька? – спросила тетя Паня, сидевшая к Леше поближе, чем бабушка, – на тебе лица нет. Ты побледнел, как бумага, вдруг!

– Болит? – спросила участливо бабушка? – тебе плохо?

– Я вспомнил! Я все вспомнил! – отчетливо сказал Алексей.

Айварс даже привстал на подушке, прислушиваясь к словам. Он лежал ближе всех к Алексею и все слышал.

– Так, ничего! – махнул рукой Алексей, – вы лучше поезжайте домой! А то далеко добираться, да и погода не очень.

На улице, действительно, хлестал осенний проливной дождь.

– У нас зонтики есть! – сказала бабушка.

– Ладно, Алешенька, мы пойдем! – сказала тетя Паня, вставая, и что-то начала шептать на ухо бабушке, которая тоже встала.

– Мы завтра к тебе приедем! – сказала с натянутой улыбкой бабушка.

– Не надо вам сюда мотаться! – сказал Алексей, – далеко и погода не очень. Вам врач позвонит, если понадобится. Я попрошу. И папе с мамой, пока ничего не ясно, не звоните, пожалуйста!

– Нет, им надо позвонить! Они должны знать! Это родители! – твердо сказала тетя Паня.

– Я прошу вас! Не надо! Пожалуйста! Ну сорвутся, прилетят. Это понятно. Но переживать будут. Давайте позвоним им, когда все станет ясно. Хорошо? Успеете им позвонить. Может, еще все будет нормально? – жалобно он посмотрел на бабушку и тетю Паню.

Бабушка тяжело вздохнула, махнул рукой и сказала:

– Ладно! Не будем мы пока с Панечкой им звонить. Ты уж попроси, чтобы нам врач сразу позвонил, если что станет ясно.

– Да, Талечка, целуй его и пойдем потихоньку! – подтолкнула бабушку к Алексею.

Бабушка наклонилась и поцеловала Алексея в щечку. За ней поцеловала Алексея тетя Паня и они, подталкивая друг друга и даже всхлипывая, вышли из палаты.

У Алексея на глаза предательски накатились слезы. Он сразу спрятался под одеялом, чтобы другие не видели его слез. Ему было жалко своих самых родных людей бабушку и ее сестру тетю Паню: «А я о смерти начал думать? Дурак! Они же любят меня. Ради этого, наверное, и стоит жить!»

Он даже не заметил, как уснул.

Разбудил его толчок в плечо. Он скинул простыню и увидел майора особиста.

– Рассказывай, что вспомнил? – сказал он настороженно.

«Откуда он знает, что я что-то вспомнил?» – запаниковал Алексей.

– Давай, рассказывай! – сказал майор, гладя Алексею в глаза, – нам надо обязательно знать, что с тобой произошло тогда. От этого зависит безопасность нашей страны.

Он вопросительно смотрел на Алексея.

И Алексей на ухо стал шептать ему все, что вспомнил. Рассказал про портфель, как он побежал за вором, как в тамбуре его сбили с ног. Перекрыли специальным ключом вход в тамбур и выбросили его из поезда. Рассказал об этих Казахе и Дворнике. Описал лицо Дворника. Казаха он не видел.

– Так, это очень хорошо! – шептал майор Алексею, – теперь вроде все становится понятным! Но убивать из-за какого-то портфеля это слишком для уголовников. Надо все расследовать. Подписать сможешь? – спросил он Алексея, протягивая ему ручку и лист бумаги, куда он все записал.

– Смогу! – прошептал Алексей и правой рукой, на которой не было капельницы, подписал лист, не читая.

На следующий день Алексея возили на УВЧ и какие-то другие процедуры. Он был готов делать все, чтобы только сохранить ногу.

Даже по ночам молился богу и крестился под одеялом, чтобы никто не видел.

Утром исчез внезапно Кристьянш.

– А где Айварс? – спросил он Афанасия.

– Так приехали за ним и увезли куда-то. Он даже не попрощался ни с кем. Все думали, что он вернется, а он не приехал – разводил руками Афанасий.

– Мы думали, что привезут его скоро, а его не привезли, а сменили белье.

Днем пришел доктор и спросил:

– Ну, как?

Потом долго щупал ногу, кхекал. Потом пришел в палату с несколькими врачами. Они все смотрели, щупали ногу Алексея. Алексею было неудобно, так как он лежал без трусов и каждый раз, сбрасывая одело, вводили его в смущение.

Вечером Григорий Соломонович сказал:

– Пока ухудшения нет. Будем надеяться, что и не будет. Я позвонил вашим бабушкам. Успокоил их. Но наблюдаем. Если опухоль спадет, то снова наложим гипс.

Через неделю гипс наложили снова.