Текст книги "Театр Жизни"

Степан, заметив это, с нежностью, как лепесток хрупкой розы, сжал маленькую теплую ручку Аси и загадал самое сокровенное свое желание – расстаться навсегда и забыть как страшный сон свой грех и позор под названием Театр Жизни.

Так они сидели еще около десяти минут. Степан долго не выпускал этот лепесток надежды из своих рук, как нечто самое дорогое, что у него есть в этой жизни в данную минуту. Ася, казалось, понимала, что в его душе происходит что-то очень важное, и не отнимала свою теплую ручку. Наконец, опомнившись, Степан с благодарностью прильнул губами к спасительной ручке Кукушонка. В этот вечер он почувствовал в себе какое-то душевное очищение и поспешил не в бар, а домой. Ему больше не хотелось пить виски.

Глава 8

Артист – это археолог, ищущий истину

в недрах человеческих душ.

Артист открывает сокровища.

спрятанные под пеплом прожитых лет

Артист – великий маг.

возрождающий радость детства

Прошедший вечер был самым ярким в московской жизни Степана. В его сознании образ Аси-Кукушонка стал олицетворением встречи с наивным, улыбающимся, беззаботным детством. В его ушах целый день колокольчиком звучал Асин голос, перекликающийся с голосами органа и саксофона. Пробежав глазами роль завтрашнего спектакля, Степан приготовился ко сну, но спать почему-то не хотелось. Он взял программку вчерашнего концерта и стал гуглить информацию о саксофонистке Ирине Петровой и истории саксофона.

Многие критики порой обвиняют саксофон в разговорном жанре его мелодики, но, объединяясь с органом, он превращается в скрипку, виолончель или даже трубу, зовущую в полет в небеса мироздания.

На сайте Ирины Петровой Степан не обнаружил ни одного ее фото. Вместо фотографии была картина с изображением девушки, стоящей на берегу моря по колено в воде и глядящей на закат, правой рукой она держала саксофон. Тяжелые тучи предвещали грозу и шторм. Девушка стояла спиной, и лица ее не было видно. Странно, но Степану показалось, что это была Ася. Красивые черные волосы, растрепанные сильным ветром, говорили о силе характера и решимости девушки. Она была одета в ситцевое светло-голубое платье, которое дерзко в унисон с волосами развевалось, повторяя движение волн. Степан заснул внезапно. Во сне он долгие часы слушал записи саксофона с органом и смотрел на девушку, покоряющую морскую бурю. Временами девушка оживала вместе с морем и начинала играть в унисон с ветром, который странным образом раздувал пространство звуками органа. Таинство спокойного торжества органа и буйство саксофона переполняло душу Степана, и он захотел увидеть лицо девушки и взять ее за руку. Внезапно налетел шквал ветра, и девушка стала подниматься вверх под истошные панические крики чаек. Степан открыл глаза. Было три часа ночи, и на улице завывал ветер и шел сильный дождь. В окне промелькнул силуэт девушки из сна. Степан был уверен, что это была Ася.

* * *

Премьера «Дон Жуана» вызвала овации зрителей и благосклонность критиков, которые на фуршете по окончанию спектакля подходили к Степану и со сдержанным восторгом с высоты своего неземного положения говорили:

– Очень недурственно! Смелое прочтение, и, главное, современность не портит классический замысел. Вы талантливо показали Дон Жуана человеком, живущим с нами в одном мире, и тому подобное.

Режиссер подошел самым последним. Он пустил с правого глаза восторженную большую пьяную слезу на свою опухшую от запоев щеку и, поцеловав Степана смачно в губы, произнес:

– Слов нет!!! Гений!!! Я повержен!!!

Степан почему-то в толпе искал Кукушонка. Ему казалось, что она весь день была рядом с ним и помогла раскрепоститься и не играть, а летать над сценой, что и привело к этому неожиданному успеху. Ведь именно ночью ему пришла идея изменить почерк его роли и придать невероятный трагизм и счастье главному герою одновременно. Счастье любить и трагизм не уметь сохранять свою любовь. Это приблизило Дон Жуана к философии сегодняшней жизни людей и вызвало отклик сопереживания нравственной оправданности страдающего. Этой премьерой был завершен театральный сезон, и это был настоящий праздник для Степана, так как спектакль был включен в постоянный репертуар театра, где он по праву играл главную роль без подмены как настоящий ведущий артист театра.

Пятница 23 июня ничего не предвещала необычного. Весь театр уходил в отпуск, и предпраздничная суета завершения всех дел царила в воздухе. В коридоре слышались громкие голоса. Это режиссер, как всегда, ругался с директором театра, доказывая свое гениальное видение премьер нового сезона. Артисты скопились в буфете и энергично под кофе и коньяк обсуждали прошедшую вчера премьеру и будущий отдых. Степан не планировал уезжать из Москвы до разрешения своего внутреннего духовного кризиса. «Отдыхать с камнем на душе – это выброшенные дни из жизни, – рассуждал он сам с собой. – Надо сначала вырвать этот камень из груди, а потом гулять на все четыре стороны».

Звонок из приемной Ивана Андреевича прозвучал как гром среди ясного неба, когда Степан, доедая свою любимую пиццу «Три сыра», смаковал прощальный кусочек лакомства. Такую роскошь он позволял себе в театральном буфете редко, придерживаясь в последнее время строгой диеты. В этот момент он меньше всего был готов к судьбоносному разговору и даже на секунду усомнился, надо ли отвечать на этот внезапный вызов. Степан вспомнил, как загадывал этот звонок как свое сокровенное желание, сжимая Асину ручку. «Кукушонок зажигает», – первое, что пришло ему в голову. Степан нажал кнопку приема звонка и постарался собраться с мыслями.

Знакомый переливающийся теплыми нотками голос Элеоноры произнес очень уверенно и дружелюбно:

– Извините, Степан! Иван Андреевич был в загранкомандировке и не мог с вами оперативно переговорить! Вам удобно, если я сейчас вас соединю?

– У меня генеральная репетиция, но коль такое дело я конечно же могу… – в замешательстве от неожиданности соврал наш герой.

Примерно через десять секунд, которые длились для нашего героя вечность, Степан услышал на связи взволнованный приятный, с бархатинкой интеллигентный голос Ивана Андреевича. Степан в своем сознании смоделировал более резкий, командный, менторский голос олигарха, и его ошибочное ожидание стало приятной неожиданностью.

– Добрый вечер, Степан. Извините, что так долго не отвечал. Мы могли бы встретиться и поужинать на следующей неделе. Вторник или среда – ваш выбор?

Степан настолько растерялся, что забыл об отпуске, и стал панически вспоминать свой график на следующую неделю. Наконец, взяв себя в руки, он спокойным, уверенным голосом произнес:

– Вы более заняты, Иван Андреевич, и я готов сдвинуть все встречи ради знакомства с вами.

– Тогда вторник в 19 часов в ресторане «Пушкин»?

– Отлично! Я буду! – уверенно произнес Степан, но взглянув в календарь, с ужасом увидел, что задействован в антрепризе на площадке Театра киноактера, о которой забыл в суете восторгов от вчерашней премьеры. Срывать спектакль Степан не мог. Это была первая антреприза в его жизни и дополнительный легальный заработок на стороне. Приглашать больше не будут.

– Простите меня, Иван Андреевич, можно ли на среду? У меня премьерная антреприза. Я бы отменил, но…

– Сообщите Элеоноре, и она купит билеты. После спектакля встретимся в «Пушкине». До встречи.

Не дождавшись согласия Степана, Иван Андреевич отключился. Так делают только крупные боссы, стремящиеся экономить каждую секунду, и хамы, не уважающие собеседника. Иван Андреевич, как надеялся Степан, принадлежал первому типу людей.

* * *

Эта летняя коммерческая премьера не была результатом признания его роли Дон Жуана, о которой много и благосклонно писала пресса, а некий первый замер его таланта и популярности вне театра. Для любого актера это объективный рейтинг его признания в театральном мире. Поэтому антреприза стала для Степана одним из самых волнительных спектаклей, в первую очередь из-за игры со звездами первой величины, что подчеркивало его растущий статус в актерском мире. Но спектакль игрался впервые, и это обстоятельство давило на Степана огромной ответственностью перед его незнакомыми гостями.

К счастью, играли знаменитую пьесу Жан-Батиста Мольера «Мещанин во дворянстве», которая была осовременена с элементами пошлинки и грубого юмора. Степану повезло играть графа Доранта, который являл собой современного олигарха-банкира, ставшего сенатором и вымогающего деньги у своего глупого приятеля – Журдена – директора московского рынка, мечтающего стать депутатом Госдумы и влиться во властное российское сообщество. Роль у Степана была смешной и сатирической, так что сомнений в успехе для приезжей в Москву публики не было. Настроение позволяло показать свою зажигательную актерскую игру и искрометный юмор. Правда, успех не всегда зависит от актеров. Многое зависит от наполняемости зала, от качества публики, от погоды, от пробок на дорогах, от времени года, от давления атмосферы, от силы солнечных бурь, от качества шампанского в театральном буфете. Люди – существа очень ранимые и зависят от среды своего обитания, что, безусловно, влияет и на игру актеров. Выходя на сцену, уже через несколько мгновений Степан научился ощущать, насколько легкий или тяжелый сегодня зритель, готова публика или не готова подхватить актерский кураж и поддержать его своими энергией включенности, настроением, аплодисментами или смехом.

Сегодня Степану несказанно повезло. День был солнечным. Спектакль аншлаговым. Публика доброжелательно легкая. «Кукушонок зажигает», – вновь подумал наш герой и улыбнулся. Степан сразу поймал кураж и играл раскрепощенно с таким юмором и вдохновением, что зал провожал аплодисментами каждый его уход со сцены во время спектакля.

«Что ж, заседание, похоже, продолжается, господин Бендер!» – возбужденно произнес наш герой, входя в гримерку. Степан расслабленно опустился в мягкое кресло и, глядя в зеркало, по краям заклеенное чужими фото из спектаклей, медленно обмакивая вату в лосьон, стал снимать макияж с лица. На гримёрах в антрепризах экономили. Загримировали и ушли домой, а смывать макияж влажными салфетками каждый должен был сам, кроме звезд, конечно. Он за долгое время впервые внимательно посмотрел на свое лицо. Оно очень изменилось за последнее время. Появились глубокие морщины на лбу, глаза припухли от грима и переживаний, но оставались по-прежнему авантюрно горящими.

«Да, старею на глазах! Хорошо, что фитнесом занялся, хоть вес согнал».

Степан почему-то снова вспомнил саксофонистку Ирину Петрову. Сегодня утром он написал зачем-то ей в Инстаграмме, поблагодарив за талант и радость жизни. Она ответила не сразу, но по-деловому дерзко поставив условие коммуникаций – не писать глупые признания и никогда не встречаться. Степан даже не расстроился, так как его интересовала только музыка. Для Степана Ирина была неким видением с другой планеты, и он хотел быть где-то рядом со спасительной для него музыкой, но не приближаться близко, чтобы не просыпаться от грез, выхода из душевного кризиса. Искусство перевоплощения и слияния с музыкой у этой артистки было настолько пронзительным, что, играя каждое новое произведение, Ирина сливалась с каждой нотой, проговаривая ее наполнение, становясь то трагичной, игривой и задорной, то грустной и мечтательной.

Степан иногда сомневался – существует ли эта девушка в реальной жизни, узнал ли бы он ее в джинсах, с сигаретой во рту и бокалом вина? Пожалуй, что не узнал.

И вот сегодня они впервые стали общаться в виртуальных мирах, что еще более делало их знакомство призрачным, ибо общение в интернете – это высшая форма фатальной, призрачной игры в истинную манипуляцию равнодушия.

Почему сейчас перед встречей с Иваном Андреевичем Степан вспомнил об Ирине, он не знал. Вытирая грим с лица, он подумал, а может быть, в эту секунду Ирина тоже в своей гримерной после концерта вытирает грим с очаровательного лица своим фарфоровыми, как у статуэтки XIX века, маленькими ручками. И какая же она в жизни, богиня музыки? Степан отогнал эту мысль и вместе с последними остатками грима небрежно бросил ватный тампон в урну. «Принцесса должна быть в сказке, а авантюристы в жизни! Мне пора приниматься за грязные делишки, и какая мне разница, чем занимается сейчас принцесса!» – пробурчал себе под нос наш герой.

Это была неправда. Это было обычное лукавое самовнушение. Это был страх потерять что-то важное в жизни. Может быть, иллюзия раздвоения личности. Ведь иллюзия есть самое полезное и восхитительное заблуждение в жизни. Сейчас его спасением становилась музыка Ирины Петровой, приведшая его к необычной девушке Асе, которая стала для него самым главным человеком, который может спасти его от гибели. А Ирина – это принцесса из музыкальных грез, благодарностью к которой было переполнено сердце Степана, вместе с признательностью за духовную поддержку в самый сложный период его жизни.

* * *

Степан был в ресторане «Пушкин» впервые, и его ошеломил сияющий накрахмаленными скатертями и фартуками официантов зал и общая гламурность этого модного заведения. Для Москвы ресторан «Пушкин» – это гастрономическая визитная карточка города, легенда традиционной русской кухни и эталон ресторанного гостеприимства. Здесь ты погружаешься в XIX век и становишься «сударем» или «сударыней». Любезный официант Александр услужливо проводил Степана к столику в зале «Аптека», где его с улыбкой встретил Иван Андреевич. Они крепко пожали друг другу руки и присели за тщательно сервированной столик, на котором расположились русские деликатесные закуски – салат из лосося с пармезановым соусом, козий сыр, запеченный с медом, французский винегрет с балтийской килькой, эклеры с грибами и морские гребешки с форелью «А ля карпаччо» в маринованном белом вине. Сильное рукопожатие – это всегда показатель твердости характера. Иван Андреевич пронзительно посмотрел в глаза Степану и минуту спустя, как будто прочитав его личное дело, улыбнулся и стал давать распоряжение официанту по напиткам. Эта передышка позволила Степану немного освоиться и приступить к изучению нового знакомого. Это был первый в жизни Степана живой банкир. «Банкир – это человек, который одолжит Вам зонтик в солнечную погоду, чтобы забрать его, когда начнётся дождь», – первое, что пришло на ум нашему герою из наследия Марка Твена.

На вид банкиру было не более 50 лет, хотя, по данным Википедии, недавно Иван Андреевич отметил свой 60-летний юбилей. Он был строен и высок, на вид чуть менее двух метров, с хорошо подтянутой ежедневными занятиями фитнесом фигурой. Его лицо не было похоже на лицо банкира из американского кино. Вместо хитрых, жадных маленьких глаз и мелких черт обрюзгшего и заплывшего жиром лица на Степана смотрели большие голубые глаза, аккуратные губы, красиво вписанный в продолговатое лицо благородный нос с чуть заметной горбинкой и бросающиеся в глаза большие, чуть лопоухие уши, при этом хорошо гармонирующие с другими крупными чертами лица. Все во внешнем виде олигарха подчеркивало масштаб личности и благородство натуры. Летний костюм бирюзового цвета, яркая зеленая рубашка и запонки от Версаче придавали этому образу элегантность с налётом легкого молодежного демократизма.

Феноменальная память Степана на лица тут же воспроизвела фотографию дедушки Ивана Андреевича – капитана Абрикосова, которому по иронии судьбы трижды отказывали в приеме в летное училище по причине большого роста. Сходство деда с внуком была удивительным подобно точному клонированию через века.

Сказав дежурные комплименты о сыгранной Степаном роли, Иван Андреевич неожиданно достал фотографию мамы Степана. Сердце нашего героя стало биться так сильно, что ему казалось, что люди за соседними столиками слышат его набат. «Откуда у него фотография мамы? Он все врет. Никакой заграничной командировки не было. Он проверял меня на вшивость. Какой цинизм! Сколько лжи в этом человеке! Надо быть начеку. Он в любую секунду закончит этот спектакль и вызовет полицию. Надо ориентироваться куда бежать, когда все вскроется», – мысли друг за другом панически мелькали в голове нашего героя. Иван Андреевич смотрел на фотографию и увлеченно продолжал свою тираду:

– Смотрю на нее и вижу деда! Какая она красивая! Когда мы сможем встретиться с ней? Расскажи, как она живет? Нужно ли помочь материально? Я все устрою. Как же так! Сколько времени прошло, и я не знал, что у меня есть сестра. Моя родная сестра умерла от рака пять лет назад, и Бог подарил мне сестру! Какой я счастливый человек! Как только моя служба безопасности показала мне твои фотографии с матерью – все сомнения отпали. Здесь на лице все написано. Посмотри на фотографии! Порода-то видна сразу. Это мой дедушка, а вот твоя мама. Посмотри – одно лицо и даже родинка над левой бровью и та передалась в точности. Меня, Степан, обмануть нельзя. Я вижу всех насквозь. Как сказал поэт «Когда по взгляду и по вздоху поймешь, что сделалось с душой…»

Эмоциональный монолог Ивана Андреевича прервала неожиданно подошедшая девушка:

– Меня зовут Элеонора, хотя по телефону мы уже с вами познакомились.

Иван Андреевич почему-то встал. Степан последовал за ним.

Девушка была явно возбуждена и чем-то расстроена из-за спешки. Ей было не более 28 лет. Каштановые длинные волосы были наспех собраны на затылке в пучок. Макияж был деловой и хорошо подчеркивал ее восточную красоту. Ее средней величины темно-карие, отчасти даже цыганские глаза, обрамляли длинные, слегка подчеркнутые тушью ресницы. Брови, аккуратно выровненные по современной косметической моде, слегка игриво и кокетливо были задраны вверх по краям, что придавало выражению лица лёгкую удивлённость и кокетливость. Губы были небольшие, слегка напряженные, сжатые от волнения, как показалось в эту минуту Степану. Крупный нос был аккуратно посажен на овальном лице и совсем не выделялся на фоне доминанты черных глаз. Уши на фоне лопоухости Ивана Андреевича казались такими трогательно маленькими, как у юной Дюймовочки из детского мультика. Элеонора была чуть выше среднего роста, с очень длинными красивыми ногами и отточенной наверняка упорным фитнесом и диетой красивой фигурой, облаченной в модные джинсы. Ее высокую, крупную грудь красиво демонстрировала полупрозрачная цвета слоновой кости женская сорочка, что придавало ей сексуальность и аристократическую породистость. Еще Степан заприметил на груди маленькую, как пуговку, родинку, притягивавшую к себе внимание и представляющую какую-то магическую отметину благородства.

– Коль вас не нужно друг другу представлять, то и мне меньше работать, – пошутил олигарх и поднял бокал красного вина в знак встречи и знакомства.

– Простите. Я опоздала. Была на благотворительном вечере по поддержке молодых композиторов. Это вселенская проблема. Композиторов рождается все меньше и меньше, и эти ростки нужно тщательно охранять и, конечно, финансово поддерживать. А спектакль, простите, этот не для меня. Не люблю примитивизм Мольера.

Степан поморщился.

– Композиторы – творцы гармонии в этом мире. Их нужно ценить и лелеять. А мне спектакль понравился своей актуальностью, актерская же работа Степана вообще заслуживает всяческой похвалы. Я смотрел накануне на фотографии моего прадеда Терентия и обнаружил потрясающее сходство со Степаном. Прямо одно лицо. Он тоже в императорском театре был актером, да еще каким актером. Актерище! Сам император Николай I ему цветы передавал, его бенефисы жаловал своим государевым вниманием. Вот как все передается из поколения в поколение. Талант тоже передается.

Чем больше Степан смотрел на Элеонору, тем больше она казалась ему привлекательной. Отсутствие салонного лоска выделяло в ней некую естественную красоту, которая редко встречается в мегаполисе, напичканном косметическими технологиями. Элеонора не смотрела на Степана и полностью сконцентрировалась на шефе.

Временами их взгляды на секунды встречались, и Степан видел в ее глазах холод и ярко выраженное равнодушие, замешанное с пренебрежением. «Вот и получай, актеришка! Ассистенты и те тобой пренебрегают», – нервничал Степан, стараясь своими остроумными рассказами о своем детстве вызвать расположение красотки.

Сентиментальный, очень тягостный для Степана разговор продолжался долгих три часа практически до закрытия ресторана. Говорили о войне, о любви на фронтах человеческих трагедий. Степан рассказывал историю, будто бы поведанную матери бабушкой, обходя все опасные детали. Ему необходимо было отсрочить встречу матери и Ивана Андреевича до конца операции. От вранья и напряжения противно мокла спина, и, казалось, пот уже стал пропитывать его нижнее белье.

Наконец официант принес счет.

– Ну что, Элеонора, нужно ехать домой! – предложил Иван Андреевич, рассчитываясь корпоративной картой. – Элеонора… О чем замечталась, дитя романтики? Кстати, имя Элеонора в переводе с еврейского означает «Бог мой свет!», правда, ей подходит?

– Может быть, я провожу Элеонору? – неожиданно для себя предложил Степан.

– Я не возражаю, – засмеялся Иван Андреевич.

– А я возражаю, – строго ответила девушка.

– Я хоть и шеф твой, но приказывать здесь не могу, хотя считаю, Элеонора, это крайне неприлично отказывать в любезности общения. Ты и так промолчала весь вечер. До дома 20 минут прогулки по бульвару. Вечер прекрасный, теплый. Прямо шепчет смотреть на звезды. Ведь звезды – это волшебные фонари вечности. Где мои семнадцать лет? – Иван Андреевич улыбнулся мечтательно и, щедро наградив официанта чаевыми, крепко пожал Степану руку и пошел в сопровождении охранника в машину.

– Хорошо, шеф, – как показалось Степану, немного дерзким тоном ответила девушка. «Хороший, но мягкий мужик этот Иван Андреевич. Я бы такую фифу быстро бы уволил, а он так нежно смотрит. Может, она по совместительству его любовница?» От этих мыслей Степан покраснел и последовал на выход за девушкой.

* * *

Вечер действительно был теплым и безветренным. Москва утопала в зелени и гуле спешащих домой автомобилей. Молодые люди шли медленно по Тверскому бульвару и молчали. Степан чувствовал себя не комфортно, ощущая напряжение и раздражение со стороны Элеоноры. «Она мне не верит. Женская проклятая интуиция. Черные глаза, как у ведьмы. Всех видит насквозь. – От этих мыслей Степану становилось не по себе, и он ругал себя за самонадеянность. – Зачем было предлагать дурацкую прогулку? Сам виноват!»

Неожиданно молчание прервала Элеонора:

– Зачем вы меня пригласили на прогулку? Я ведь вам не давала повода. Вы мне не нравитесь. Или вы не чувствуете людей и их отношение к вам?

– Это идея вашего шефа, и, по мне, она неплохая. Я провожу вас до двери вашего дома и поеду на такси восвояси. А вы мне нравитесь, Элеонора. Не хотел говорить, но вырвалось…

– По привычке вырвалось, – перебила его девушка. – Человек раб своих привычек. Денег Ивана Андреевича стало маловато. Очередную поклонницу бонусом захотелось заполучить? Прогулка для вас – это спорт по коллекционированию поклонниц!

– Ну зачем же вы так… – не убедительно возмутился Степан, понимая, что Элеонора была права.

– Затем, что главная задача актера – чувствовать зрителя. А вы, простите, думаете о себе на сцене, а не о своей роли, думаете об аплодисментах, как произвести впечатление. Я однажды была на спектакле с вашим участием. Очень неубедительная игра, да и в жизни играете примитивно.

– Тогда я подарю вам букет самых дорогих цветов и докажу, что я герой.

Степан подошел к пожилой женщине, торгующей рядом с киоском мороженого садовыми ромашками, и, отдав ей две тысячи рублей, забрал все цветы. Затем он приклонил колено и театрально преподнёс букет Элеоноре.

– Букет всегда отражает характер мужчины, – произнес Степан.

– Вы, видимо, не любите розы, так как получали ими по своей физиономии и остановились на ромашках? – пошутила девушка.

– Отнюдь. Я всегда покупаю цветы у этой прекрасной женщины. Она содержит приют с больными животными и, продавая цветы, тратит деньги на лекарства братьям нашим меньшим. Вот в чем ценность вашего букета.

– Вы меня разыгрываете. Вы все врете, – недоверчиво произнесла девушка.

– Спросите у нее самой.

Элеонора подошла к собирающей свои вещи женщине. Степан демонстративно отошел от них подальше и наблюдал, как с интересом общалась девушка с пожилой женщиной. Наконец Элеонора протянула ей деньги, но женщина не взяла их, а быстро попрощавшись, побежала куда-то в ночь по своим делам.

– Она не берет подачки. Только за выращенные цветы, – произнес Степан, подойдя к Элеоноре.

– Вы чудной! Прекрасная женщина. На таких земля держится, – с интересом, посмотрев на Степана, произнесла девушка. Это была другая улыбка, чем та, которую Степан видел в ресторане.

– На доброте земля держится.

Наконец молодые люди свернули в Леонтьевский переулок, где жила Элеонора.

– Вы живете в доме Станиславского, – пошутил Степан, показывая эрудицию в знании Москвы.

В этот момент к ним подошли как из-под земли появившиеся двое странных молодых людей.

Высокий долговязый парень на вид около 25 лет с мелкими чертами лица и воспаленными от наркотиков красными щеками нервно переглядывался со своим напарником – небольшого роста рыжебородым олухом с очень комичным лицом и ярко выраженной глуповатой лопоухостью.

– Нам очень нужна ваша прекрасная сумочка! – произнес красномордый молодой человек с улыбкой и без какой-либо угрозы в голосе, глядя нагло в упор на Элеонору.

Степан знал не понаслышке, что такого рода бандиты предельно циничны и жестоки.

– Или нам придется причинить вам боль, – в тон своему подельнику произнес рыжебородый.

– Мы не так близко знакомы джентльмены, чтобы рассказывать друг другу истории наших душещипательных романов, но поверьте на слово – в этой сумочке спрятано мое счастье! – ласково парадируя бандитов, произнес Степан.

– Он прикалывается или того… долбанутый? – произнес нервно красномордый.

– Мужик, ты зажигаешь! Давай сумку. Хватит придуриваться, – уже с улыбкой произнес высокий «джентльмен».

– Видите ли, благородные рыцари, счастье – это та фигуральная категория, которая сразу не видна и часто не ценится, а когда пропадает, то сердце рвется от тоски. Не зарьтесь на эту милую сумочку, и Бог вознаградит вас за ваше благородство и мужскую солидарность, – продолжил валять дурака Степан.

– Мужская солидарность – это, конечно, хорошо, и лямуру мы понимаем, но хоть немного денег дай из солидарности, – произнес писклявым голосом комичный маленький «джентльмен».

– Люди должны помогать друг другу, и это есть солидарность. Сколько стоит столь редкая благосклонность ко мне от досточтимых особ? – поинтересовался Степан. Он делал привычный экспромт, используя обороты из разных спектаклей.

– Ну три тысячи на нос хотя бы, – проговорил писклявый.

– У нас рыночная экономика, милорды, и несмотря на мое почитание вашего таланта, я позволю себе деликатно поторговаться. Я вам заплачу пять тысяч на двоих, принимая во внимание тот факт, что это все, что имеется в моем скромном бюджете на благотворительность, и буду благодарен вам, синьоры, за вашу чуткость к моим финансовым проблемам.

Красномордый протянул руку и быстро забрал деньги из рук Степана.

– Такого и грабить прикольно, – произнес рыжий грабитель. – Как в театре побывали.

– Ваша доброта, синьоры, не имеет границ, как и ваше благородство. Сейчас нам, не сочтите нас за невоспитанность, нужно проститься. Время позднее.

Не сказав ни слова, грабители скрылись в темноте московского двора.

А Степан и Элеонора дружно рассмеялись над пережитыми минутами страха и актерского экспромта, завершившегося миром и здоровьем всех участников.