Текст книги "Путешествие в страну Счастья"

Мухарева уехала, пообещав помочь в обрисовке петроглифов. А мне тем временем удалось наконец заманить в Чет-Кой-Суу знакомого геолога. И не одного, а двух: чету Лопатко – Олега и Светлану, которых я знал давно. С Олегом больше двадцати лет назад меня познакомил Саша Жуканин, исследовавший с ним некогда пещеры Средней Азии. Встречался я с Олегом и на горнолыжных трассах. Бывал в его тамгинском доме на южном берегу Иссык-Куля. Дважды с Олегом и Светой мы отправлялись в дайверские путешествия – на Бали и в Папуа, в Таиланд и Мньяму. Вместе совершали дальние поездки на Кубу и в Мексику, в Бутан. Олег увлекался видеосъемками и мечтал создать фильм о Кыргызстане. Света прекрасно фотографировала. Ее снимки, сделанные в разных уголках нашей планеты, украшали в виде фотообоев интерьер дома Лопатко.

Олег и Света были геологами, и я решил показать им петроглифы Чет-Кой-Суу. Нужно было поставить точку в споре с археологами: естественного или искусственного происхождения бороздки на «оленьем» камне и на валуне с изображением медведя.

Олег и Света приезжали в Кара-Ой во время пребывания Анны Мухаревой в нашей экспедиции. Но, к сожалению, на следующий день после их прибытия погода испортилась, выпавший снег и наступивший холод не предвещали ничего хорошего, и некоторые участники экспедиции, в том числе и супруги Лопатко, вернулись в Бишкек. Мне не удалось тогда свести археологов и геологов вместе возле интересующих меня рисунков.

В этот раз первые два дня мы посвятили подводным съемкам. Лопатко увлеченно снимали древнюю керамику, рассыпанную по песчаному дну, обломки каменных орудий, размытый водой некрополь. Лежащие в песке костяки, черные пустые глазницы, которые словно следят за нарушившими их покой дайверами, белозубые усмешки открытых ртов «веселых Рождеров» произвели на Олега и Свету, впервые увидевших это затонувшее царство, должное впечатление.

И вот наконец мы у большого валуна, на котором изображены олени.

Внимательно обследовав поверхность камня, испещренную мелкими бороздками, Олег сказал:

– Вполне возможно, что это следы древнего ледника.

– Но почему бороздки проходят только на том участке, где есть петроглифы? – тут же отозвался я. – Посмотри, они идут только до высоты человеческого роста. Выше их нет, как нет и на других сторонах валуна. А направление бороздок? Они же рисуют какие-то фигуры! Могли ли они появиться при движении валуна ледником? Мне кажется, тогда они были бы все в каком-то одном направлении.

– Здесь есть несколько естественных трещин, – продолжал изучение валуна Олег. – Видишь, они пересекают поверхность рисунка. Их нужно исключить из предполагаемой композиции, если она все-таки существует. Действительно странно, что бороздки идут в произвольном направлении и складываются в причудливые формы. Виктор, ты пробовал их как-то интерпретировать, нарисовать какие-то фигуры?

– Я потратил на это не один день, – сокрушенно ответил я. – К сожалению, ничего вразумительного у меня не получилось.

– Думаю, нужно начать с исключения естественных трещин и сколов, – сказал Олег. – Мне кажется, что ты прав: рисунок, образованный бороздками, – искусственный. Большинство этих линий, возможно, нанесено рукой человека. Взять хотя бы эти волнистые повторяющиеся линии, – он указал на бороздки, окаймляющие ветвистые рога на изображении маленького оленя.

– Это рога оленя, – пояснил я, обводя пальцем рисунок. – Сам олень нарисован прошлифовкой. Анна, археолог из Кемерово, утверждает, что бороздки вокруг рогов появились случайно. Хорошо, предположим, что древний художник протирал поверхность валуна, чтобы получить рисунок. Там, где нет рисунка, просто дикий камень. У меня сразу же возникает вопрос: почему же дикий камень вокруг рогов оленя везде оказался ниже плоскости самого рисунка? Каким образом изображение оленя оказалось выше поверхности дикого камня?! Это же нереально! Подобное возможно, если только художник оббивал контуры рисунка. И мы с тобой видим эту обивку Но Анна отвергла мое предположение, мотивируя это тем, что бороздки более темного цвета, чем рисунок и поверхность валуна. Мол, если бы бороздки были искусственными, то они были бы светлыми! Для нее темный цвет говорит о солидном возрасте.

– Не обязательно, – пролил бальзам на мою душу Олег. – Ты же видишь потеки на камне? Это следы дождей и прочих осадков. С поверхности камня вода, в основном, стекает. А вот в бороздках она задерживается и затем испаряется. В воде есть растворенные соли металлов, марганца, они-то и скапливаются в трещинах, со временем придавая им темный вид. Для этого процесса нужно не так уж много времени. Доказать же то, что бороздки нанесены рукой человека, не представляется возможным. Тебе остается лишь попытаться расшифровать этот узор. Если удастся нарисовать что-то внятное, то никто не докажет, что твоя теория неверна!

Мы стояли посредине сухого русла, усеянного валунами, пестревшими древними рисунками. Магия этого места работала в полную силу. Я смотрел на своих друзей и видел, что под впечатлением от обилия петроглифов и расстилающейся перед нами грандиозной панорамы гор и голубого Иссык-Куля они были готовы поверить, что в причудливом узоре бороздок, змеящихся по валуну, скрыты таинственные рисунки, нанесенные рукой древнего человека.

Я вспомнил, как однажды показывал снимки петроглифов французам, приехавшим в Кыргызстан специально для того, чтобы увидеть эти артефакты древности. Я открывал на мониторе компьютера очередной снимок и объяснял им, что изображено на петроглифе. Вскоре я заметил недоверчивые взгляды и по наступившей тишине (вначале французы громко обсуждали увиденное) понял, что они не согласны с моей интерпретацией рисунков. «Что-то не так?» – спросил я. Один из гостей смущенно ответил, что они не видят того, что я им показываю. Вернее, видят, но только после того, как я им покажу, что же именно они должны увидеть. Словно рисунок возникает в моем воображении, и я соединяю случайные элементы в единую картину. Вроде чернильных пятен, которые ассоциативное мышление превращает в осмысленные картины.

Я уверил французов, что рисунки не плод моего воображения и существуют реально, просто, обретя определенный опыт и зная стили изображений на камнях, я могу догадаться, что именно изображено на петроглифе, даже если рисунок едва заметен. Но полностью развеять их сомнения мне не удалось.

Теперь, стоя рядом с Олегом и Светой Лопатко и глядя на затейливый узор, идущий по камню, я задумался: смогу ли я когда-нибудь разгадать его тайный смысл? История знает немало загадок, ответов на которые человек так и не нашел. Например, фестский диск со спиральными надписями. Больше сотни лет ученые безуспешно бьются над расшифровкой незнакомого письма. Единственное, что они смогли установить, – это то, что диск изготовлен более четырех тысяч лет назад. Или рукопись, приобретенная в 1912 году библиофилом и антикваром Войничем. Специалисты относят ее к началу XV века. Рукопись написана неизвестным автором на неизвестном языке и с использованием неизвестного алфавита. Лучшие криптологи пытались разгрызть этот орешек, но безуспешно. Я не говорю уже о камнях Ики, статуэтках из Акамбаро, рисунках в пустыне Наско. Неужели и эти бороздки на валунах Чет-Кой-Суу не будут разгаданы?

Жизнь шла своим чередом и порой совсем не так, как предполагали мы. В разговорах с Голендухиным я неизменно призывал его вспомнить детство и приехать в Кыргызстан. Я рассказывал о поисках петроглифов, обещал ему хорошую рыбалку на Токтогульском водохранилище, сулил ему находки новых артефактов, пытался сыграть на тайных струнах его души. И Алик начал задумываться над реальностью моих предложений.

И тут на Украине начался Майдан. Страна раскололась на два лагеря. Западная Украина во главе с Киевом стояла за Европу, восточная – за дружбу с Россией. Поднялась националистическая волна, зазвучали призывы убивать москалей. Все русское объявлялось на Украине враждебным. Посыпались по стране памятники Ленину и другим советским деятелям. За «ленинопадом» и трагедией в Одессе, где погибли десятки людей в здании, подожженном националистами, на Украине началась гражданская война.

Общаться с Аликом стало трудно. Разговор так или иначе переходил на обсуждение обстановки на Украине, хотя я и пытался избежать таких поворотов. Голендухин горячился, говорил, что российские СМИ лгут, что на самом деле у них в стране все нормально и никаких бендеровцев нет и в помине. Вскоре Алик перестал выходить на связь. Возможно, он боялся, что кто-то мог прослушивать наши разговоры и не хотел рисковать.

Не было по-прежнему вестей из Кемерово от Анны Мухаревой. Видимо, она была занята своими проблемами.

Я же обдумывал возможность издания альбома, посвященного петроглифам Орнёка и Чет-Кой-Суу. Меня волновал вопрос, будет ли интересна такая книга рядовому читателю, далекому от археологии и истории. Я не мог и не хотел выпускать альбом только лишь для специалистов. У меня не было подобающих такому изданию знаний. Можно было, конечно, привлечь к работе над книгой археологов, но специальное издание мне было не интересно. В петроглифах хранилась магическая тайна, размышлял я, именно она должна привлечь внимание простого читателя. Я же видел, какой неподдельный интерес возникал у людей, которые приезжали со мной в «каменную галерею», с каким рвением они искали новые и новые рисунки, пытаясь открыть что-то выдающееся. А ведь они до этого не обращали внимания на подобные валуны.

Итак, решил я, альбому быть! Не зря же мы блуждали в поисках рисунков больше двух лет! Да и имя Николая Дмитриевича Черкасова не должно исчезнуть из памяти людей. Он первым открыл эти удивительные сакральные места. Жаль, что исчезла его уникальная находка – камень со скифскими рисунками. Но остались кальки, запечатлевшие удивительные, не имеющие аналогов сложные рисунки древних художников. Я обязательно включу их в свою будущую книгу!

Мысли об альбоме занимали меня постоянно, и это порой приводило моих случайных собеседников в некоторое замешательство, потому что любой разговор я неизменно переводил на тему петроглифов. Мне было важно мнение каждого о животрепещущем для меня вопросе об актуальности моего будущего издания. В конце концов однажды Александр Иванов, редактор журнала «Литературный Кыргызстан» и мой очередной собеседник, сказал мне: «Некоторым кажется, что вопросы, волнующих их, должны волновать весь мир!» Слова Александра Иванова были подобны холодному, отрезвляющему душу.

Я был готов отказаться от своей идеи. Ведь для создания альбома, потребуется обработать массу фотоматериала, скопившегося в моем архиве за эти годы. Надо будет придумать неординарную подачу рисунков, чтобы заинтересовать читателя. Эта работа отнимет у меня очень много времени, что скажется на других моих проектах. А что я получу взамен?

У меня уже был опыт издания подобного альбома – о петроглифах Саймалуу-Таша. Я в течение нескольких лет не решался его издавать, хотя у меня был солидный объем фотоснимков и очерк признанного мастера слова Леонида Борисовича Дядюченко, посвященный загадкам Саймалуу-Таша. Меня останавливала мысль об ограниченном интересе к петроглифам со стороны обычных людей и рядовых туристов, для которых, в первую очередь, и предназначалось это издание. В конце концов я все-таки издал книгу о Саймалуу-Таше – в память об ушедшем Леониде Дядюченко. Дальнейшие продажи ее подтвердили мои опасения: интерес публики к петроглифам был очень слабым.

Проще забыть о рисунках на камнях, убеждал я себя, и заняться другими темами, довольствуясь тем, что наши поиски все-таки не прошли даром: опубликована моя повесть «Тайны Иссык-Куля», имеющая определенный успех; Николай Дмитриевич Черкасов не будет забыт, как не будут забыты и рисунки, найденные нами по его следам. Пусть ученые занимаются своими делами, а я должен заниматься своими!

Между тем, всякий раз, оказываясь в предгорьях Иссык-Куля с друзьями и видя, с какой увлеченностью они осматривают валуны в поисках рисунков, я начинал сомневаться в правильности своего решения. Мои друзья и гости, никогда в жизни не интересовавшиеся петроглифами, готовы были часами ходить по этому каменистому плато, словно первобытное искусство всегда волновало их! Быть может, сама аура этих мест производит на посетителей магическое воздействие и в их подсознании просыпаются архаические знания, записанные на подкорку нашего головного мозга предыдущими поколениями? Так думал я, и во мне зрело убеждение, что интерес к петроглифам можно пробудить у любого человека. Ведь я неоднократно наблюдал это.

Вернувшись домой из очередной поездки с друзьями в Чет-Кой-Суу, я принялся обрисовывать рисунки по методу, с которым нас познакомила Анна Мухарева. Я начал с простых сцен. На первых же шагах у меня возникли сложности в передаче восприятия рисунка. Казалось, если я уберу фактуру камня, все его сколы, трещины, потертости и разноцветные пятна лишайников, то останется только графика, передающая замысел древнего художника. Это должно облегчить зрителю восприятие картины. Но едва я начал работу, как обнаружил, что даже самая тонкая кисть не может передать изящество нанесенного на камень рисунка! Моя копия, выполненная одноцветной краской, делала изображение плоским, лишала его жизни, в то время как оригинал был соткан из целой палитры полутонов, неравномерного вторичного загара, позднейших доработок. В реальности петроглифы органично вписывались в фактуру камня, это был космос их существования! Вырванные из него, рисунки становились беспомощными, словно рыбы, брошенные на лед. Моя компьютерная кисть не знала нюансов, она одинаково высвечивала и то, что виделось на рисунке явно, и то, что лишь угадывалось. Исчезало таинственное очарование первобытного искусства, будто с него срывали магические покровы и оно являлось перед зрителями беспомощное и обнаженное.

При сильном увеличении изображений на экране монитора я увидел то, что скрывалось от невооруженного взгляда раньше: даже сравнительно простые рисунки были выполнены с истинным мастерством, со знанием анатомии животных, с применением хорошо развитой техники работы по камню. Некоторые изображения состояли из нескольких сотен штрихов, передающих направление мышц зверей, рисунок их шерсти.

Всматриваясь в выразительные глаза животных, я размышлял: а не моя ли фантазия дополняет эти рисунки изысканностью исполнения? В многократно увеличенном изображении я видел целую сеть хитроумно сплетенных линий, напоминающих сложный рисунок соединений в микрочипе, сотворенном по нанотехнологиям. А что если это просто фактура камня, а мое воображение придает ей определенный смысл? Ведь известно, что глаз человека в любом хаосе отыщет портрет человека или иного существа: человеческое лицо на поверхности Марса, например, или фигуру кролика на диске Луны, или выползающего из океана дракона на скале, возвышающейся на берегу Байкала на острове Ольхон.

Очевидно, что я следовал за своей фантазией и включал в рисунок все, что, как мне казалось, входило в него, поражаясь изяществу линий и предвкушая грандиозность и совершенство разгаданного мной рисунка. Когда же я уменьшил изображение до нормальных размеров, то обнаружил, что сам рисунок уже едва различим, потерявшись в хаосе пририсованных мной деталей.

Уныние овладело мной. То, что я успел нарисовать, никак не тянуло на художественный альбом. Копии рисунков, которые я демонстрировал всем своим посетителям, удостаивались лишь их беглого взгляда, не более. Я менял толщину линий, которыми копировал изображения, пытался поймать замысел древнего художника и пришел к выводу, что многие петроглифы просто не годятся для моего будущего издания. Их можно было увлеченно расшифровывать, дорисовывать воображением недостающие детали, но получающиеся рисунки не похожи были на выдающиеся произведения искусства. В эту категорию попали и «Медведь», и «Козел-кулан», и «Рыба-змея», которые должны были стать гвоздем моей книги! И наоборот, простые композиции и даже отдельные изображения животных, копии которых я делал дежурно – авось пригодится для оформления книги! – вдруг оказывались выразительными и привлекали внимание.

Особенное впечатление производил всадник на быке, преследующий лошадь. И здесь многие детали исчезли после копирования, но в этом изображении чувствовался динамизм, напряжение момента. Это передавалось изгибом тела всадника, позой скачущей лошадки, ее развевающейся гривой. Я опять воспрянул духом: нужно изменить подход к выбору петроглифов, которые войдут в альбом!

Во время моих поисков петроглифов в предгорьях Иссык-Куля мне встречались необычные рисунки, запечатлевшие, по моему мнению, вымерших животных. Так, на одном из валунов было изображено целое стадо диковинных существ. Их непомерно длинные шеи, короткие массивные тела, маленькие головки, короткие лапы вызывали ассоциации с бронтозаврами. Но почву из-под такого убеждения выбивало то, что у этих существ были небольшие хвосты.

Другой удивительный рисунок, на большом валуне, сохранился не полностью – оксидный слой местами облетел. При взгляде на изображенного на нем зверя, которого терзали два кошачих хищника, я решил, что это носорог. Дело было даже не в том, что от звериной морды шло что-то напоминающее рог, а в самой фигуре зверя, мощной и непомерно длинной, в его клювообразной распахнутой пасти, ревущей от боли. Шерстистый носорог, живший в эпоху мамонтов, действительно, был родом из Азии. Но он вымер более пяти тысяч лет назад. Можно предположить, что в диких тянь-шаньских горах могли сохраниться отдельные экземпляры и послужить натурной моделью для древнего художника. Хотя, следует заметить, иногда на петроглифах встречаются непомерно удлиненные изображения и хорошо известных нам животных: лошадей, козлов и др. Жаль, что рисунок не сохранился полностью.

На обработку каждого снимка петроглифа у меня уходило несколько часов. Первоначально я планировал включить в альбом около ста пятидесяти рисунков. Теперь я понял, что над созданием копий петроглифов мне придется трудиться около трех месяцев! А у меня уже болели глаза от непрерывной работы за компьютером. Может, проще отказаться от моей затеи с альбомом? Все равно его успех под вопросом.

Я подумал, что было бы хорошо сделать ночные снимки петроглифов. Звездное небо над древними рисунками должно было придать еще больше таинственности этим посланиям из далекого прошлого. Кроме того, мне нужно было переснять кое-какие петроглифы. Поэтому мы с Димой Лужанским и с нашими женами отправились вновь в предгорья Кунгей-Алатау.

Была середина октября, и снег уже побелил спины горных хребтов. Тополя надели свой золотистый наряд, а абрикосовые деревья в лучах солнца горели огненным багрянцем. Мы шли уже хожеными нами тропами и удивлялись все новым и новым рисункам, открывающимся нам то на одном валуне, то на другом. Петроглифы были интересные! Вот изящная композиция с барсами и козлами, там фигуры воинов с поднятыми короткими копьями, а здесь красавцы архары, внезапно остановившиеся в своем движении. Сколько же еще неизвестных шедевров скрывается в этом гигантском святилище?!

Ночи на Иссык-Куле в это время уже ощутимо прохладные, и нам пришлось померзнуть, прежде чем удалось получить более-менее интересные снимки петроглифов. Взошедшая вскоре луна наполнила предгорья призрачным зыбким светом, но, к сожалению, значительно сократила число видимых на небе звезд.

Наутро мы заехали в место западнее святилища Чет-Кой-Суу. Там я заметил скопление больших валунов. Неподалеку находилась кошара. Возле нее стояли две легковые автомашины с открытыми капотами. Рядом были два парня. Они с интересом наблюдали за нами.

Пока Дима с женщинами осматривали близлежащие валуны, я направился к кошаре.

– Здравствуйте! Скажите, здесь на камнях есть древние рисунки? – обратился я со своим обычным вопросом к парням, смотревшим на меня настороженно.

Один из них, высокий и полный, ответил мне:

– Здесь нет древних рисунков, только те, которые мы сами нарисовали! А вы откуда?

– Из Бишкека. А в округе есть древние рисунки?

– Есть, много. Но надо выше в горы подниматься.

– А что на них изображено? – продолжал расспрашивать я, чувствуя несколько недружелюбное отношение собеседника. Второй парень, помоложе, молчал, видимо, плохо понимая по-русски.

– Звери, люди. Только рисунки в разных местах, вы не найдете. Мы-то здесь живем, все знаем. Там есть «каменный дом». Вам это интересно?

Я решил, что это дольмен, наподобие знакомых мне каменных сооружений в Чет-Кой-Суу и Кара-Ое.

– Да, хорошо бы на него взглянуть. Он сложен из камней?

– Нет. Никто его не складывал. Просто камень, но туда можно зайти. Человека три-четыре поместится.

– На камне рисунки есть?

– Есть.

– Туда можно проехать на машине?

– Там рядом дорога проходит.

– Сможете показать?

Парень указал куда-то вдаль за кошару.

– Видите, отара овец пасется. Как раз в том месте и стоит «каменный дом».

– Так вы покажете? – вновь спросил я.

– Покажу.

Я сказал парню, что сообщу об этом своим товарищам и направился в сторону валунов, среди которых рассыпались мои спутники.

Петроглифы на валунах были, но одни были едва заметны, а другие испорчены современными надписями. Я поведал Диме о дольмене и предложил проехать к нему. Пока мои спутники спускались к нашей машине, я вновь подошел к кошаре. Парень, мой собеседник, смотрел на меня все так же отстраненно.

– Вы сколько мне заплатите, байкешка? – тут же задал он мне вопрос, едва я приблизился к нему.

– А сколько вы хотите? – я был не готов к такому повороту событий.

– Пятьсот сомов, – не задумываясь, ответил парень.

Я слегка оторопел.

– Постойте, ведь тут всего километра два до места! – возмутился я. – Мы минут за пятнадцать-двадцать назад обернемся. Привезем вас назад.

– Байкешка, мне ведь тоже некогда, – парировал парень. – Мне еще в Бишкек ехать. А брат тоже делами занят. Мы покажем, но вы заплатить должны.

– Но пятьсот сомов – это же большие деньги! – продолжал я. – Сто сомов я бы дал, но не больше. Это же для истории Киргизии важно, не для меня лично!

– Надо говорить кыргызы, а не киргизы! – огрызнулся парень. – Я же не называю вас «орус».

После этих слов у меня пропала охота взывать к патриотическим чувствам местного жителя, да и ехать с ним куда-либо я уже не хотел.

– Хорошо, просто покажите, где проходит дорога, – попросил я как можно мягче. – Мы сами найдем.

– Вот эта дорога и ведет туда.

Объехав кошару, наша машина начала подниматься в гору. Напротив пасущейся отары овец мы оставили машину и вдвоем с Димой направились на поиски.

Осмотрев окрестности, мы не заметили какого-нибудь значительного валуна. На близлежащих камнях были выбиты плохо различимые петроглифы. Тогда мы двинулись в направлении к отаре. Там должен был быть пастух, который, возможно, знает то, что нам нужно. По пути нам попадались интересные изображения, и мы не жалели, что поднялись сюда. Вскоре показался пожилой чабан на осле, заинтересованный нашим появлением в этих пустынных местах. Но, к сожалению, он ничего не слышал о «каменном доме». И мы вновь начали поиски.

Сделав большой круг, так и не найдя «каменного дома», мы повернули восвояси. И совершенно внезапно наткнулись на то, что безуспешно искали целый час. Это был довольно большой плоский валун с внутренними полостями, промытыми водами тающего древнего ледника. Под ним были две камеры, отделенные стенкой из сложенных камней. В каждую из них вел свой ход с разных сторон валуна. На самом валуне и близлежащих больших камнях были выбиты изображения животных. Видимо, дольмен был больших размеров. Со временем, под воздействием природных катаклизмов, часть «кровли» обрушилась, частично загородив вход в основную камеру.

Чрезвычайно довольные своей находкой, мы вернулись к машине. Наши женщины, осматривавшие окрестности возле машины, поделились с нами своими находками. Новая вылазка в горы принесла нам много интересной информации и, самое главное, осознание того, что мы еще совсем не знаем, какие новые загадки прячет святилище Чет-Кой-Суу, хотя нам и казалось, что мы изучили его основательно. Оказывается, мы лишь прикоснулись к его тайнам!