Текст книги "Тени коротких жизней"

Глава 3

Вячеславу потребовалось ещё несколько дней для корректировки, окончательного анализа и завершения отчёта. Затем, выбрав момент, спросил у Сергея Фёдоровича, может ли заняться оформлением перевода по новому назначению. Сергей Фёдорович отложил бумаги, внимательно посмотрел на Вячеслава и ответил:

– Думаю, что теперь даже нужно. Мне они не забыли лаконично указать, что существуют сроки, которые желательно соблюсти. Говорю же, это дело организовано. Судя по своему опыту, могу сказать, вас, отобранных, ожидает нечто интересное. Но ты готов к этому. Потому я спокоен за тебя…

Сергей Фёдорович встал из-за стола. Прошёлся по кабинету и остановился напротив Вячеслава. Вячеслав поднялся со стула.

– Не люблю давать житейские советы, знаешь это, – продолжил Сергей Фёдорович. – Да и сам выслушивать наставления не любитель. Тогда прими всё, что мною сейчас будет сказано, как напутствие к твоей предстоящей работе.

Вероятно, можешь стать руководителем целого направления в изысканиях, гадать не буду. Так что ты на первых порах постарайся присмотреться к обстоятельствам. Прислушайся к советам, выводы сделай. Здесь мы с тобой пообтёрлись, привыкли друг к другу. Напора и самоуверенности в тебе хватает. Мне иной раз приходилось сдерживать тебя, в другой раз – поблажку давать.

Там же, куда можешь попасть… Я, что ни говори, должен был кое-что об этом разузнать, верно? Так вот, в той области промышленного производства работают очень опытные специалисты. Очень. Зубры! Если говорю, значит, знаю.

На кителях некоторых из них увидишь самые высокие правительственные награды. Почему на кителях? Так ведь на важные праздничные даты для проведения городских парадов они обязательно достанут из шкафов свои военные кители и наденут. Обязательно! Вот на них тогда и заблестят они, награды. Рядком!

Их же, этих специалистов, прямо с фронта снимали. И направляли в необжитую степь. Там они начинали обустраиваться и новую отрасль с нуля развивать. Сроки им конкретные были указаны. Не выполнить не имели права. Всё сделали. Готовый продукт перевозили порциями по назначению.

На начальном этапе фактически вручную с той рудой работали. Теперь старых бараков нет. Там такую красоту возвели! Как в сказке! Всё успели и всё сумели сделать по самому высокому разряду. Приедешь – сам увидишь.

Я же это всё к чему? Опыт твой и личные качества в рукавицу не спрячешь. Они себя проявят. Оценят, не волнуйся. Я о другом… Надеюсь, понял меня? Повторяю, я твоему напору здесь уступал. А там – присмотрись вначале, пока не почувствуешь добротную поддержку. Извини за столь длинный монолог. Размышлял, следует ли такой разговор с тобой заводить? Решил, что не помешает. А выводы делай сам… Да…

– Сергей Фёдорович! – решился Вячеслав – А… ваш орден на кителе, он как-то с теми орденами, о которых сейчас говорили…

– Не забивай себе голову, Вячеслав! У тебя и без этого есть чем себя занять! Сейчас прощаться не будем, а как завершишь все необходимые дела, зайди! – велел Сергей Фёдорович.

…Стоял один из приветливых, наполненный теплом и сказочным буйством красок осенний день. Вячеслав встал рано. Плотно позавтракал, облачился в походную одежду и вышел из квартиры. Совсем недолго шёл до окраины небольшого геологоразведочного посёлка. У одного из бараков открыл знакомую калитку и негромко постучал в окно. Занавеска откинулась, коллега по работе, увидев Вячеслава, согласно кивнул, мол, сейчас выйду. И в это же время из недалекого сарая, через решетчатую дверь, донесся радостный лай собаки.

– Сейчас, сейчас, Ласка! – пообещал Вячеслав приветливо. Ласка, распознав участие, забегала по закрытому пространству-вольеру. Вячеслав подошёл к двери, сбросил с неё щеколду и вошёл внутрь. Ласка, крутнувшись, уложила лапы на плечи склонившегося над нею человека. Преданно лизнула языком по лицу.

– Хватит баловаться! – одернул собаку Вячеслав. – Поверил, что скучала. Вот тебе гостинец!

Вячеслав вынул плотный пакет из сетки-авоськи и выложил в миску перед Лаской отварной кусок говядины и приличную по размеру сырую кость.

– Балуешь? – раздалось за спиной.

Вячеслав обернулся к коллеге, поздоровался крепким рукопожатием.

– Ты же недавно был? Мясо и рыба для собаки ещё есть… – недоумевал мужчина.

– Я, Андрей, за ней пришёл. Забираю её совсем… – тихо пояснил Вячеслав.

– Хозяин барин! – развёл руками Андрей.

– Ты не понял меня, Андрюш, – улыбнулся Вячеслав, увидев выражение на лице Андрея. – К тебе у меня ни малейших претензий. Знаю, что ходил за ней как за своей. Забираю же, потому как уезжаю я. Тебе прогуливать собаку нет возможности. А в ней, ты знаешь, энергии безудержно… Потому я решил пристроить Ласку у знакомого, где она будет как раз на своём месте, – задумчиво, со вздохом, проговорил Вячеслав.

По посёлку Вячеслав вёл собаку на поводке. Ласка терпеливо ждала своего времени. К её удивлению, хозяин вёл её в ином направлении от того, куда они выходили с ним на продолжительные прогулки. Она крутнулась раз-другой, а затем, окончательно доверившись воле хозяина, вольготно потрусила на недлинном поводке.

Вскоре они вышли на простор, и Вячеслав, остановившись, отстегнул поводок. Ласка, почуяв полную волю, кинулась по насту. Она металась от кочки к кочке, резко осаживала, обнюхивала участок, зарывала в мох морду и, фыркая, крутилась вьюном, как циркуль, вокруг утопленного в наст носа. Услышав нечто иное, оставляла незавершённым недавний напор и уже большими скачками, подняв голову, неслась к очередному объекту. И вскакивала, и напрыгивала на нечто, что заново интересовало ее.

Желая распознать, замирала и в долю секунды срывалась в новый приступ бега. То тут, то там на пути её бега вспархивали одинокие птицы. Ласка что есть мочи неслась им вслед. Утолив жажду погони, резко замирала, вытягивала шею, удерживала хвост в совершенной неподвижности и, постигая природное безмолвие, прислушивалась и принюхивалась, втягивала в себя осенний воздух, насыщенный множеством завораживающих запахов. И в такие моменты щедрый, ярко-оранжевый, до бурой красноты, окрас собаки, переходящий в более светлые тона, настолько сочетался с природной палитрой красок, владевших полем, что являл собой неотъемлемую часть природного богатства, окружающего путников.

В минуты забав собака внезапно вспоминала. Резко останавливалась и внимательно смотрела в сторону хозяина. Никаких ограничительных команд не следовало. Ласка вовсе позволяла себе по своему назначению расходовать накопившуюся от безделья энергию. Удовлетворив вволю множество своих желаний, примчалась к хозяину, коснулась голени, потребовав выражения благодарности за выказанную преданность.

– Молодец, молодец! – душевно похвалил собаку хозяин, вороша её огненного цвета холку. Собака ретиво выпрыгнула вперёд, подняла взгляд на хозяина, желая повторной похвалы. – Сказал же! – пристыдил собаку Вячеслав.

Уловив душевную интонацию, собака окончательно впитала отпущенную в её адрес симпатию и, благодарно и шумно встряхнув себя, гордо семенила некоторое время рядом. Ждала, когда же последует команда, которая заставит её организоваться и заняться серьёзным поиском или гоном. Чуя вольный для себя день, скоро вновь решила воспользоваться вседозволенностью.

Осень покоряла изысканностью красок. Мхи и лишайники раскрасили короткие межгорные долины в синие и белые цвета. Всеми оттенками малинового, сиреневого и фиолетового пестрели ягодники. Громоздкие валуны украсили себя таинственными цветными наростами. Воздух бережно хранил в себе множество осенних волнующих запахов.

Вячеслав шагал не спеша, насыщая и балуя себя природным изобилием. Ягоды, которые срывал на ходу и забрасывал в рот, при лёгком нажатии щедро орошали нёбо и язык кисловато-сладким соком. Вячеслав морщился и от удовольствия мотал головой.

С очередной плавной сопки стали видны постройки зверофермы. Ласка вытянула морду, втянула в себя воздух и посмотрела на хозяина.

– Это не то, что ты думаешь. Давай-ка я возьму тебя на поводок. А то здесь для тебя много искусов. Как бы не ошиблась…

Ласка, наверное, была не прочь на определённое время довериться опыту хозяина. Ибо навалившиеся запахи полностью сбивали и путали её желания.

Спустившись с сопки и обойдя край небольшого лесного массива, Вячеслав оказался у будки, обозначающей проходную на территорию питомника. Навстречу вышел дежурный. Вячеслав поприветствовал его и пояснил, что хочет встретиться со своим приятелем.

Дежурный внимательно осмотрел пришедшего, окинул взглядом примерно ведущую себя собаку и, не обнаружив ничего подозрительного, противоречащего инструкции, щедро разрешил:

– Да и проходи, мил человек.

При этом руки развёл в стороны, мол, внешний досмотр не выявил ничего недозволенного, что уж тогда? Тем не менее, решив соблюсти часть своих обязанностей, поинтересовался:

– А кого видеть-то желаешь? Может, подскажу?

– Афанасия Оленина…

– На месте он, на месте! – удовлетворенный, что вовсе становится полезным, подтвердил дежурный. – Как раз, наверное, корма готовит. Тогда на дробильной и искать, – указал он рукой на одно из строений. – Где же ему сейчас быть, как не там? – решил проверить свою мысль мужчина. – Конечно, на дробильной! – утвердил он.

– Спасибо тебе, – слегка поклонился и улыбнулся Вячеслав.

– А ничего и не стоит! – остался доволен общением мужчина.

Вячеслав направился в сторону, указанную караульным. Ласка присмирела и всё чаще касалась голени хозяина. Слева от них оставались двухрядные навесы с клетками, в которых можно было различить юрких норок. Привыкшие к режиму, они беспокоили себя внутри металлических сеток излишней подвижностью. Ласка, переполненная навалившимися на неё запахами, была взволнована и желала как можно быстрее сориентироваться.

В это время из боковой двери постройки с большим тазом в руках вышел мужчина. Он дежурно оглянулся на человека с собакой, шедших по дорожке, и продолжил свой путь. Затем остановился, переместил таз и приложил ладонь ко лбу. Задержался в этой позе. Сосредоточившись, опустил таз, развязал тесёмки брезентового фартука, снял и уложил его поверх таза. И, вытирая чистые руки о полы рабочего халата, пошёл навстречу. Заговорил первым:

– Совсем не ожидал тебя здесь увидеть, Вячеслав! Не ожида-ал, – кивал головой и дружелюбно улыбался Афанасий. – Наверное, ко мне же идёшь? А к кому ты здесь можешь ещё идти? – размышлял он.

Поравнялись и крепко пожали друг другу руки.

– Рад видеть тебя, Афанасий! – искренне произнёс Вячеслав, удивляясь своему волнению.

– И мне приятно!

– У тебя самое заботное время сейчас. А я отвлекать тебя собираюсь.

– Напротив – удачный промежуток! Всё им приготовил, измельчил. Массу кормовую сейчас женщины заберут да станут кормить своих воспитанниц. Видишь же, по клеткам мечутся! Ух, чуткие! Как только машины включу – куда там! Вмиг вскакивают и бегают, пока голоса своих дам не услышат. Зверь, он и есть зверь! Кормёжка всех делает чувствительными…

Ласка, прислушиваясь, присела на задние лапы, оказавшись почти за спиной Вячеслава.

– А у меня здесь хорошее место есть. Пойдём присядем? Там всегда ласковый свежий ветерок порхает, нам в самый раз будет. В дежурку свою приглашать не стану. Со свежего воздуха да с непривычки вам в ней покажется совсем неуютно, – кивнул Афанасий на притихшую собаку.

– Конечно, на воздухе будет куда приятнее… – согласился Вячеслав. И как-то окончательно распознал стремление Афанасия подольше находиться на просторах живой природы.

Место, куда они пришли, было устроено с заметным прилежанием и потому создавало притягательный уют. Полукругом высаженные ёлки нижними ветвями касались сколоченной и врытой в землю удобной и просторной скамьи. Скамья была выполнена с выдумкой. Брёвна, расколотые на доски, были хорошо простроганы и ладно подогнаны, украшены несколько грубоватой и оттого приятной резьбой. На боковины были пущены доски с изгибом. Сюда почти не доносился сип и шум норок, а направление ветра полностью относило в сторону непривычные запахи питомника.

– Я-то твоё хозяйство несколько раз наблюдал, даже когда вы колонковое бурение выполняли. А ты вот у меня впервые. Здесь я и обитаю большую часть своего времени. Теперь так-то зверя растим. Природного почти и не осталось… Говорили уже об этом…

Афанасий сделал паузу, а затем с заметной гордостью поведал:

– Однако, как ещё посмотреть! Наши мастера ух как громко о себе заявили! Научились зверя растить с такими дивными окрасами шкурок – зависть берёт. Это же цвета сапфир, серо-голубых да чисто белых сортов зверей вывели… Да-а! Многие дамы одеждой из таких-то шкурок души свои ублажают! В природе подобных и не сыщешь!

Решив, что о своём занятии сказано вполне достаточно, Афанасий замолчал.

– Красивое, вольное место для питомника выбрали! – заметил Вячеслав. – Территория чистая и ухоженная. Приятно…

Помолчали.

– В очередную вольную свою вылазку когда собираешься, Афанасий?

– Так теперь, наверное, после длинной ночи и пойду. Основную тоску утолил благодаря напарнику. Теперь надо за себя да за него отработать. А там на зимнюю утеху как раз пора и подойдёт. Есть места дивные, душа так и зовёт. Да. Но делу время, потехе час… Не нами сказано, да вернее не придумать.

– Вот тогда и возьми мою Ласку с собой. К тому времени она к тебе привыкнет, а с твоим Ульясом, чую, сдружится…

Афанасий внимательно посмотрел на Вячеслава.

– Уезжаю я, Афанасий, на новое место работы. На юг, в Среднюю Азию. Ласке там будет не очень-то комфортно. Не её это родина, что там говорить. А лучшего варианта, как подарить тебе свою собаку, я не придумал. Надеюсь, не откажешься, примешь?

– Дорогой подарок-то, Вячеслав. Это же карело-финская лайка чистейшей породы. Смотри, вся огнём полыхает. А в глазах сколько жизни! Столько нового здесь для неё, а с каким достоинством держится! Мол, дай только команду, тут же выполню, как полагается. Не жалко?

– Для тебя не жалко. Большее от тебя обрёл… – Увидел внимательный взгляд Афанасия и добавил:

– Взрослеть, наверное, начал да ума набираться. Если так – то неплохо. Понять многое хочется…

– Глубоко там-то. Всего и не увидеть сразу…

– Говорил же – шаманишь! Может, и правильно делаешь? Очевидно же, что нечто важное, сокрытое понять пытаешься. Мы же – напрямки, как ты при последней встрече выразился, по жизни машем… А душе при таком режиме сложно за важное зацепиться…

Ты ходишь по тундре медленно. Присматриваешься, принюхиваешься, что моя Ласка. На старые стойбища ходишь, к душам предков обращаешься. Совета испрашиваешь. Чисто живёшь. Тебе на самом деле в космосе пока делать нечего. Здесь, на земле, не все дела исполняются, как того они заслуживают.

Где-то здесь, скорее всего, главная тайна и смысл нашей жизни и содержатся. Может, духовная красота отсюда, из этой благодати, и питает себя? А мы это состояние небрежно перепрыгнули, умом на технику нацелились, оседлали её и ну галопом по этой красоте… Один мимо другого так и мчим. Умчались, а образовавшийся разрыв нужным живительным материалом не заполнили. Вот туда всякий мусор и навалился. Стало нам горько и тошно. Не поймём отчего…

Пауза воцарилась тонкая, чувствительная. Ласка свернулась в клубок и умными глазами наблюдала за людьми, которые время от времени сходились вместе и тогда начинали источать ощутимую энергию.

Вскоре разбредались в разные стороны и по неведомым законам сходились вновь, чувствуя необходимость взаимного общения. Может, при таких контактах зарождалось понимание чего-то важного, что окружало их в этом пространстве и являлось необходимым для продолжения земных деяний.

Ласка всегда оказывалась при этих встречах. И хоть эти существа источали разные запахи, Ласка чуяла нечто, что объединяло их. И с некоторых пор начала воспринимать человека, с которым встречался её хозяин, не как чужого.

– Спросить тебя хочу, не знаю только, имею ли право. Марину с собой ли возьмёшь?

И по тому, как Вячеслав задумался, понял, что вопрос для собеседника оказался далеко не простым.

– Не говорил с ней ещё об этом… Но кажется мне, что в моих планах и мыслях для Марины места пока не находится…

– Обидел ты её крепко.

– Никогда не обижал. Не всегда общий язык находили, это было, а обижать… Нет, не обижал, – решил Вячеслав.

– Крепко обидел. В своё сердце так и не впустил. Она это чует… Глубоко обиду прячет, не показывает. Но видно.

Вячеслав внимательно посмотрел в лицо Афанасия. Читал его. Нет, не было на этом лице ничего, кроме колкой и очевидной правды.

– Ты отменный психолог, Афанасий. Так ведь иначе и быть не может. С потусторонним миром общаешься, тебе многое открывается.

– Это ты сам должен был рассмотреть. Не желаешь. Гордый. По себе только живёшь.

– Ты сегодня для меня лучше всякого зеркала.

– Надо научиться смотреть в себя и видеть самому.

– Только душу бередить, Афанасий. Нужно ли? Да и забот всегда невпроворот. Времени для самоанализа недостаёт.

– Да, с камнями легче. Постучал, отколол да в мешок бросил. В лаборатории всё тебе расскажут – сколько в них содержится ценного продукта, а чему цены никакой и нет. Для души такую лабораторию человек ещё не придумал.

– И Марина недавно вела беседу, подобную твоей. Уверяла, что мы, специалисты, помимо машин ничего вокруг видеть не желаем. С неодушевлённым материалом нам дела решать проще.

– Умная она у тебя. И ты это знаешь. Не пойму, отчего на расстоянии держишь. Видимо, причина есть. Может, сам её и понимаешь, да крепко в себе держишь.

– Воистину, целитель душ. Не копай так глубоко, Афанасий! Я так понял, что Ласку мою с желанием берёшь.

Ласка, услышав о себе, оживилась и внимательно посмотрела на мужчин. Те уже вновь были заняты своим разговором. Коротко фыркнула и легла обратно.

– Думаю, достаточно поговорили. Пойдём покажу, где собаку пока оставить. Не волнуйся, всё сделаю, чтобы она долго не тосковала. Знаю, как с собакой говорить. Обвыкнет. И с Ульясом непременно сдружится. Славная зимняя охота нам выпадет. Теперь только этого времени ждать и буду. Пойдём, – приветливо повторил Афанасий, указывая, что на самом деле доволен темой и откровением состоявшегося разговора.

Площадка для собаки на самом деле была отменной. Афанасий, со своим отношением ко всему живому, не позволит Ласке долго надрывать себя, это верно.

Собака к открытой решетчатой двери подходила настороженно. Это было новым, незнакомым для неё местом. Но рядом был хозяин. И тот, другой, который, она понимала, чем-то близок хозяину, а, значит, и ей, Ласке. Собака несколько успокоилась. Хозяин отстегнул ремешок, в последнее время тесно связывающий их двоих, и, взяв за морду, посмотрел собаке прямо в глаза.

И тогда собаке открылось новое состояние хозяина, отличное от того, с которым он привычно прощался с ней там, в посёлке, до очередного её выгула. В те моменты хозяин не был так напряжён. Сейчас же собака в жёстком охвате и пристальном взгляде почувствовала скрытый знак. Она вновь заволновалась. Коротким лаем желала узнать, услышать успокаивающий призыв. Хозяин же только потрепал по холке, зная, что и так выказал непомерно много нежелаемых при расставании с собакой чувств.

Подвинув чашки с кормом и водой, мужчины вышли из вольера и закрыли калитку. Собака, застыв, не моргая смотрела вслед и ждала необходимых команд. Они последовали:

– Ты в хороших руках, Ласка! Привыкай быстрее к новому хозяину и служи ему так же верно, как служила мне. Тебе здесь будет хорошо, во всяком случае, лучше, чем в Средней Азии. Поняла?

Ласка склонила голову набок, прислушиваясь. Напряжение не покидало её, но она не могла позволить себе потерять свою гордость. Без этого не бывает искренней преданности. Тем не менее она позволила себе приблизиться к ограде, ткнула тёмным носом в проволоку и коротко отлаяла: «Я буду тебя ждать!»

– Да, я знаю! – успокоил её Вячеслав. – Я знаю это! – повторил он и, развернувшись, скорой походкой пошёл прочь от вольера.

Ласка посчитала нужным вновь отлаять вслед, напомнить об обоюдных приключениях и той связи, которая их сплела воедино. Произошло то, чего желала собака. Хозяин обернулся, поднял руку и громко ответил, ибо успел отойти на расстояние:

– Я всё помню, Ласка! И буду помнить! Спасибо тебе!

Через короткий промежуток времени Вячеслав решил сказать правду.

– Прощай! – отрывисто и горько произнёс он.

Последней короткой команды Ласке слышать ещё не доводилось, и она не знала, как следовало на неё правильно реагировать.

Вячеслав не заметил, как преодолел обратный путь. Он теперь не останавливал любопытного взгляда на осенних красках природы, не сдёргивал на ходу и не бросал в рот созревшие ягоды. Он, кажется, не думал ни о чём конкретном. В его голове сменялись какие-то картины и уносились прочь, не тревожа сознание.

Он почему-то покружил вокруг посёлка геологов, прежде чем войти в него. А затем с дальнего просёлка дошёл до магазина, закупил продуктов, прошёл мимо своей улицы и скоро был в общежитии у двери квартиры Марины.

Здесь некоторое время постоял на площадке, словно желал понять, почему пришёл именно сюда, а затем коротко позвонил.

Марина открыла дверь. Увидев Вячеслава, нисколько не удивилась и сообщила:

– А я о тебе только что думала. И ты появился. Проходи, сейчас ужинать будем. Как знала, вкусненькое блюдо приготовила.

Вячеслав снял ветровку, повесил на привычное место и прошёл в комнату. Подал Марине сетку с продуктами.

– Уложи в холодильник, – произнёс коротко и сел на диван напротив круглого стола, покрытого вышитой скатертью.

Марина собрала на стол, сняла фартук и, чтобы отвлечь, велела Вячеславу вымыть руки перед ужином.

– В тундре, видать, был?

– Был…

Какое-то время ужинали молча. Марина время от времени вставала из-за стола, добавляла нарезки, затем принесла фрукты, выложенные на тарелку.

– Вячеслав, я знаю, ты не любитель поговорить. Но сейчас особо молчалив. Даже не по себе.

– Заметно?

– Ещё бы. Сегодня Любу Троянову встретила. Она сказала, что ты Ласку у Андрея утром взял, вроде как совсем… С этим что-то связано?

– А то ты не догадываешься?..

– Гадать не люблю, не моё это занятие. Захочешь – сам всё расскажешь. А слухи, они и есть слухи.

– Да уж! Разве здесь, в этой тесноте, можно скрыть что-нибудь?

– Только на этот раз никто толком сказать ничего не может. Ветер что-то кому-то в уши нашептал да умчался прочь. Вначале насторожились, а затем опять своими делами занялись.

– Уезжаю я, Марина, на новое место работы. Совсем скоро. Сегодня Ласку отвёл к Афанасию. С ним теперь будет.

Марина аккуратно положила вилку на стол. Взяла салфетку, промокнула губы. Задумалась. Смотрела прямо в лицо Вячеслава.

– Разговор уже несколько дней по посёлку гуляет. Ко мне известить пришёл только что. Не первоочередной я для тебя человек, Вячеслав. Вот уже и к Афанасию с Лаской сходил. Мне не позволил с ней попрощаться.

– Ты начала бы чувства проявлять. Собака распознает…

– Собаку пожалел…

Вячеслав встал из-за стола, пересел в угол дивана. Сосредоточился.

– Куда переводят?

– В Среднюю Азию…

– Точное место назначения уже известно?

– Сказали, что предприятие закрытое. Велели особо не распространяться…

– Похоже, редкие металлы? Производственники новые технологии осваивают…

Вячеслав поднял взгляд на Марину, пожал плечами:

– Кто же знает? Ты потом… ко мне приедешь?

Марина задумалась.

– Не буду лукавить, Вячеслав. Всего не скроешь, твоё имя называли. Кого из нашей партии выбирать, как не тебя? Эти дни ждала твоего разговора и думала о нас. А теперь после твоего вопроса, наверное, скажу, что… не приеду.

Она помолчала.

Затем грустно улыбнулась и негромко заговорила:

– Так отчётливо помню тот день… Тёплый, ласковый, весенний. И тот скальный распадок, который словно ловил это тепло и одаривал им свои склоны.

Наш привал на берегу небольшого озера. И твой взгляд. Я так отчётливо помню тот взгляд самца! Ты догадался, что я распознала твою мысль, и бросился на меня, как хищник.

Молча срывал с меня одежду и делал всё таким странным образом, что я не могла понять, сопротивляться отчаянно или смириться. Словно загипнотизировал.

Я только стонала под тобой, но не от любовного экстаза. В тот момент он и не мог мною овладеть. Стонала от твоего мужского напора и силы. И не могла понять, обрела ли я грубую человеческую радость или окончательно потеряла душевное богатство, которым готовилась наделить любимого человека. Потом распознала, что ты мне такого выбора и не оставил. Поставил перед фактом. Я тебя захотел, и ты стала моей… Всё! И никаких других душевных чувств!

И ещё помню. Прекрасно помню твоё выражение, когда понял, что ты у меня первый. Нет, у тебя не было страха, что без согласия нарушил мою девственность. Ты этим никогда не болел.

Ты рассчитывал, что станешь одним из нескольких. И тогда наша связь останется простым дежурным эпизодом. А оказался первым. Это тебя озадачило. Ты никак не желал принять ответственность, оказаться обязанным. И тогда ты озлобился на меня. За то, что ошибся. Другие мечтают. Ты же завоевал и тут же насторожился…

А теперь спрашиваешь… желаю ли я приехать?.. Почему же теперь спрашиваешь? Тогда не спрашивал. И никогда затем не спрашивал. Ты привык иметь, когда желал… А теперь спрашиваешь. Значит, не желаешь, Знобин…

– И ты стала меня по фамилии называть.

– Это теперь наша истинная дистанция. Которую выбрал и установил ты.

Марина легко встала со стула. На её лице не было отчаяния и боли. Элегантное недорогое платье удачно облегало фигуру Марины, подчёркивая её грацию. Она уносила тарелки и возвращалась назад, не начиная разговора, просто выполняла очередное необходимое дело. Она никак не походила на человека, которым владеет безысходность. Она собиралась и дальше наслаждать себя жизнью, как того ей позволяли её молодость, ум и красота.

В какой-то момент Марина остановила взгляд на Вячеславе.

– Вячеслав, прекрати! – потребовала она. – У тебя опять тот взгляд, как на берегу озера! Вячеслав!

Он не слышал её. Только видел её голубые глаза, отражающие всю земную красоту, локоны волос на лбу, в которых играли лучи заходящего солнца, притягательное тело в вырезе платья. Её тонкую талию и округлые бёдра. Он был уже около неё.

– Вячеслав, ты меня слышишь?! Безумец!

Вячеслав легко поднял Марину на руки и, не отрывая взгляда от лица, целуя на ходу её губы, уложил на диван.

– Не рви платье, мужлан!

И в следующее мгновение, не имея сил и желания сопротивляться, она уже глубоко вдыхала мужской запах сильного тела, повиновалась глубокому природному порыву, инстинкту отдавать себя необъяснимой силе покорения.

После любовного порыва они некоторое время лежали молча. Затем Марина встала, чтобы привести себя в порядок. Подняла скомканное платье, стала выворачивать с изнанки, удерживая на вытянутых руках.

– Смотри, что он с ним сделал! Оно мне так нравится. Надела, хотела перед ним быть привлекательной. А он как…

Она вдруг замолчала, обернулась к Вячеславу и, склонившись над ним, почти шёпотом проговорила:

– А я теперь поняла! Все в отряде до сих пор понять не могут, как ты, не медвежатник, да и охотник-то, к тому времени только птицей промышлявший, сумел добыть медведя. Да какого! Все-е сбежались посмотреть!

Марина глубоко задышала.

– Так ведь зверь при встрече сразу почуял в тебе опасность. Он с самого начала стал тебя бояться! Оттого и проиграл. Надо же! Ты же его своим неистребимым напором и, верно, звериным рыком ошеломил. Ведь рычал? Ответь! Рычал? Не мог не рычать. И твой рык был страшнее всех, вместе взятых, которые до этого пришлось слышать медведю.

Женщина неотрывно смотрела на Вячеслава. Тот, не перебивая, смотрел на Марину. Смотрел и молчал.

– Как сейчас помню лай Ласки. Ка-ак она лаяла! Прибежала впереди тебя, облаяла всех нас и обратно побежала, уводила нас за собой. Как же ты сумел это сделать, Знобин? С одной собакой, ружьём и острогой?!

Марина уложила платье на колени. Воспоминания обуяли её.

– А потом появился ты. Эта волокуша из гибких стволов, которую тянул за собой, стоит перед глазами. Гибкие стволы, перевязанные верёвкой, витой из длинной травы, поперечные прутья с ветками и на них разделанная туша медведя. Жерди охвачены бечевой и дождевиком. А верх дождевика через плечи надет на твою голову. Словно хомут, который не смог пройти до шеи.

И ты весь в крови. Твоей оказалось меньше. Самая малость. Пошатываясь, тянул за собой волокушу с добытым зверем. А рядом Ласка. Она, кружась вокруг, готова была впрячься рядом с тобой. Покорил ты тогда собаку окончательно, сделал своей родственницей, вошёл в ряд со зверьми, по её понятию…

Как ты смог тогда дотащить волокушу столько верст по тундре, Знобин? И как же ты оставил свою собаку, которая готова была прыгнуть в пасть зверю, чтобы защитить и помочь тебе? Нет, не было у медведя шансов устоять пред вами двумя, одержимыми. Какой же у вас был бой! Так и вижу его сейчас…

Марина помолчала, а затем спросила:

– Скажи, а с кем тебе больнее расставаться: со мною или с собакой?..

– …

– Молчишь?

Марина некоторое время сосредоточенно смотрела на Вячеслава.

А потом почти полушёпотом потребовала ответа:

– И ты ещё просительно спрашиваешь, приеду ли я к тебе? Ты отчего оробел, Знобин? Так ведь свободу не желаешь терять! – Её голос набирал силу. – Она постоянно впереди тебя бежит, твоя свобода! И всюду за собой призывает. И ты никогда не отвергнешь её обворожительный позыв! Никогда! Всё будет у тебя второстепенным, кроме её всесильности… И когда же ты время станешь для меня находить? – вопрошала у себя Марина. – Вот так, как сейчас? Налетишь, как ураган, сомнёшь своей силой, я и насладиться любовью вдоволь не успею. А ты уже умчишься по зову свободы, я ещё и остыть не успею от горячности. А затем стану жить в неведении, когда вновь смогу обрести хотя бы не ласку да любовь, а бурный натиск, подобный сегодняшнему…

Так говорю же, медведь даже не устоял. Учуял, что перед ним явилось. Мне разве можно с ним сравниться? И не пойму, что нашла с тобой, а что потеряла. Ты слышишь меня, Знобин? Только я тебе за твою гордость мстить начну. Не физически, а издали.

Ты сам затем почуешь, что никто не сравнится со мной. Будешь рвать и метать. Зубами скрипеть. А может, где в степи и завыть себе позволишь. Как волчара-одиночка. Да только рядом не будет меня.

А ты, изранив в крике душу, опять помчишься в обнимку со своей свободой. И будешь продолжать каменеть сердцем и остывать душой. И не станет в тебе тепла, чтобы укрыть ближнего своего. Всем станет холодно от тебя, неуютно…

Больно, Знобин? Так ведь сколько времени не позволяла ничего против твоего сказать. Ты не подавлял меня, нет. Только держал на расстоянии, чтобы вдруг слабину свою не показать и женскому обаянию не поддаться. Ты пользовался только телом моим, теплу моему не давал к себе ходу.