Текст книги "Русская эмиграция в Сербии XX–XXI вв."

 
Без шляпы жил Роман Верховский,
Но в шляпе ходит Шипотовский.
Он без труда и без забот
Сумел устроить Оборот.
Он оборотистый был малый,
Таких немного есть, пожалуй.
Он был в Париже баронетом,
И был Мюнгаузеном при этом.
Пока еще была Россия,
Он был приятель папы Пия,
Был в Австро-Венгрии кронпринцем,
И жил у Габсбургов под Линцем,
И был на ты он с Карлом Мором,
С Рабиндранатом и Тагором;
А с королевой Вильгельминой
Он говорил с шутливой миной.
Ему сам Блок писал сонеты,
Он крестный папа Гарбо Греты
И он в угоду этой даме
Два дня сидел в воздушной яме!
Он десять раз весь свет объездил,
Он на медведе белом ездил
На дирижабле и верблюде,
Он был в Клондайке, Холивуде,
Стокгольме, Чили, Тель-Авиве,
Он поклонился Браме, Шиве.
И возле города Манилы
Его раз съели крокодилы,
А после дружеской беседы
Им закусили людоеды.
Волками сожранный в Канаде
Воскрес на кладбище в Белграде,
А из пустыни жаркой Гоби
Он для продажи вывез Хобби
И занесен в словарь Брокгауза…
Он – доктор и гонорис кауза.
 

Среди торговцев из Москвы выделяется имя Пантелеймона Васильевича Заболотского (1887–1947). По прибытии в 1920 г. из России, где он был чиновником министерства торговли, сумел устроиться в кампанию «Russo-Serbe», которая осуществляла экспортно-импортные операции, развивала торгово-промышленные отношения со славянскими странами[96]96
  См.: Латинчич О., Ракочевич Б. Указ. соч. С. 629.


[Закрыть]. В ноябре 1924 г. фирма прекратила свое существование, но по другим данным кампания была на белградском рынке до 1927 г. В качестве пайщиков упоминаются университетский профессор и удачливый делец Яков Хлытчиев, Валентин Гайдуков, Роберт Смит (англичанин), Михаил Белоусов из Парижа и Николай Залин из Берлина. В то же время Заболотский известен как один из основателей и председатель правления фирмы «Holz& Metalhandels Industry A. G.». Вместе с Михаилом Фоминым был владельцем фирмы «GlobusHaus G. m. b. H». С 1935 г. вел финансовые дела в основном с американской фирмой «Братья Селигман». Через эту фирму был подключен к делам фирмы «Батиньоль», занимавшейся подрядами на большие строительные работы (Земунский мост, дорога Печ – Приштина и др). Имел дела с организацией «Trepca Mains Ltd», т. е. с рудниками в Боснии[97]97
  См.: Латинчич О., Ракочевич Б. Указ. соч. С. 630.


[Закрыть]. Его сын Борис (1909–?), по профессии инженер-электротехник, вел строительные дела и стоял с 1934 г. во главе строительной кампании «Стан» (Квартира), деятельность которой была короткой из-за недостатка средств[98]98
  См.: Латинчич О., Ракочевич Б. Указ. соч. С. 631.


[Закрыть].

Можно назвать еще одно имя – Анатолий Иванович Прицкер, инициатор издательства «Народна просвета» («Народное просвещение»)[99]99
  См.: Арсењев А. «Показаћемо, да и овде, далеко иза граница отађбине, живи моћ стварања…» Руски уметници у Краљевини Jугославиjи // Сепарат. Зборник Матице Српске за сценске уметности и музику. № 15. Нови Сад, 1994. С. 197.


[Закрыть], выросшего в одно из крупнейших предприятий в Югославии.

Основная масса русских, заинтересованных в торговле, устремлялась, прежде всего, в сферу обслуживания.

Открывались русские закусочные, молочные, кондитерские, служившие одновременно и чайными, ночные кафе, которых Белград раньше не имел: «Казбек», «Сейм», «Русская лира» и др. В Белграде появилось диковинное блюдо – блины, поедание которых принимало массовый характер на масляной неделе: встреча – понедельник, заигрыши – вторник, лакомка – среда, широкая – четверг, тещины вечерки – пятница, золовкины посиделки – суббота, прощание, целовник, прощеный день – воскресенье. Масленица – один из любимых русским народом праздников: она и «масленица объедуха, деньгам приберуха, тридцати братьям сестра, сорока бабушкам внучка, трехматерина дочка».

И конечно, важное место отводилось традиционной рекламе. Я позволю себе привести здесь ее достойный образец, помещенный в «Новом времени».

 
К БЛИНАМ
Всегда на масляной неделе
Блины на родине мы ели
Обычай наш уже такой
И, надо думать, недурной,
Но без закусок и вина
Не съешь, пожалуй, и блина!
Но где же русскую взять водку,
Достать шотландскую селедку.
Купить омаров и сардин,
Как не на Косовской, 1?!
 
 
Чего там, право, только нету,
Не перечислить и поэту!
Икра нежнейшая донская,
К тому ж совсем не дорогая,
Копчушки, кильки… а балык;
Проглотишь собственный язык!
Грибы, консервы и соленья,
А шпроты всем на удивленье!
Но нет! Всего не перечесть,
Что в магазине этом есть!
Пускай любитель гастроном
Сам убедится лично в том!
А я скажу вам только то,
Что говорил уже давно:
Кто знает Дроботова, – те
Должны поверить свято мне,
Что самый лучший магазин
Ей-ей на Косовской, 1[100]100
  Новое время. 1930. 23 февр. С. 3.


[Закрыть].
 

В старой Скадарлии (район увеселительных и питейных заведений) орала русская песня. В белградском журнале «Русский голос» в 1931 г. писали, «Вакханалии увеселений и танцев превзошли всякую меру пристойности»[101]101
  Beloemigracijа u Jugoslaviji. S. 71.


[Закрыть].

Борщ, русские каши, пирожки, блюда с грибами, селедка и другие, «неизвестные» рыбы появились в ресторанах, а потом и на сербских домашних столах. Чай, который в Королевстве пили только больные, стал почти равноправным с кофе, с которого начинается день на Балканах[102]102
  См.: Стоjнић М. Указ. соч. С. 14–15.


[Закрыть].

Русский Белград был славен и числом своих организаций. Можно назвать сформированное к концу 1931 г. Собрание инженеров-путейцев, выпускников Института инженеров путей сообщения императора Александра I в Санкт-Петербурге. Цель традиционная – «взаимная помощь и поддержка»[103]103
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 52.


[Закрыть]. Возглавляли Собрание профессор Александр Андреевич Брандт (1855–1932) до своей кончины, потом Илья Игнатьевич Харитонович (1878–1941), один из старейших инженеров[104]104
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]. В конце 1931 г. был напечатан список выпускников, которые жили за границей. Он содержит имена 133 инженеров (27 проживали в Белграде) и далеко не полон[105]105
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть].

Организации росли как грибы после дождя, и количество «вождей», как шутили в Белграде, превышало численность русских в столице Королевства. Когда сформировался Русский трудовой христианский союз, то его, смеясь, называли «сто первой организацией»[106]106
  См.: Васильев А. В. Указ. соч. С. 88.


[Закрыть]. И каждая из них старалась организовать «вечера» для своих членов. Выбор, куда пойти, был велик. Веселья «лилось» через край, особенно с помощью алкоголя.

В свободное время можно было и почитать книжку. Кому-то она позволяла окунуться в мир любви, другому – напоминала о величии России, неразменной и неуничтожимой, третьему давала возможность позлобствовать на тему о виновниках крушения Российской империи. Каждая книжка имела свою «толпу героев» – классических и не очень. И читатель выбирал свою «толпу». Одному нравился Достоевский, иному Поль де Кок, а совсем «ушедшему из времени» – Плутарх. И конечно, не каждый имел у себя дома библиотеку. Но были хорошие книжные собрания, в «неизвестность» везли не только бриллианты, но и книги. Например, в квартире директора русско-сербской гимназии, человека с трудной судьбой, Ивана Михайловича Малинина теснилось на полках свыше трехсот книг дореволюционных и эмигрантских изданий[107]107
  См.: Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека // Русское зарубежье и славянский мир. Сборник трудов. Сост. Буняк П. Белград, 2013. С. 217.


[Закрыть].

Но большинство русского люда бежало «налегке».

О таких «бедолагах» заботились и книжные торговцы, и различные организации. К 1921 г. в Белграде были известны такие книжные магазины, как «Русская мысль» с рассылкой газет и книг, Всеславянский книжный магазин, розничный магазин Русского товарищества книжной торговли под фирмой «Славянская взаимность». Для завсегдатаев ресторана Завалишина в Белграде в 1922 г. был открыт киоск, где можно было после обильной еды купить для «умствования» книги и газеты. Там имелась и библиотека, принадлежавшая издательству бр. Грузинцевых[108]108
  См.: Новое время. 1922. 1 янв. С. 3.


[Закрыть].

В феврале 1922 г. Общество по распространению русской национальной и патриотической литературы открыло при материальной поддержке Белградской колонии бесплатную библиотеку новейших книг и изданий. Помещалась она в канцелярии колонии[109]109
  См.: Новое время. 24 февр. С. 3.


[Закрыть]. Книжный фонд Белградской библиотеки Всероссийского союза городов к 1922 г. превышал две тысячи книг на русском и иностранных языках[110]110
  См.: Новое время. 1922. 6 июля. С. 4.


[Закрыть].

Религиозная литература была широко представлена в библиотеке при просветительном отделе Общества попечения о духовных нуждах русских в Королевстве СХС[111]111
  См.: Новое время. 1922. 3 окт. С. 3.


[Закрыть].

Конечно, Белград был центром различных военных союзов, объединений, обществ и, разумеется, Русская военная библиотека была одной из самых больших. С 10 августа 1921 г. по 10 августа 1922 г. в ней насчитывалось 3 350 библиотечных книги. Получали 67 газет и журналов из Франции, Чехословакии, Германии, Болгарии, Бизерты. За год библиотекой пользовались 2 500 человек. Брали на дом 1 129 человек. Ее специалисты оказывали военно-научную помощь, собирали литературу по «минувшей войне и текущей Смуте». Плата за пользование была символической: на дом – 5 динаров в месяц, в библиотеке – 50 пар в день[112]112
  См.: Новое время. 1922. 1 окт. С. 4.


[Закрыть].

Имелась и техническая библиотека при Союзе инженеров в Королевстве сербов, хорватов и словенцев[113]113
  См.: Новое время. 1922. 17 окт. С. 3.


[Закрыть]. Она была открыта в октябре 1922 г. Однако богатой библиотеки не получилось: не было достаточно денег для их закупки. В 1925 г. она имела всего 66 книг. В 1929 г. была передана в Русскую публичную библиотеку в Белграде[114]114
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 133.


[Закрыть]. Но довольно быстро русские инженеры переменили решение и вернули книги «под свое крыло», решив быть «хозяевами» своих книг, а не «просителями». Лишь после постройки Русского дома (1933 г.) библиотека – уже окончательно – переехала туда[115]115
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 134.


[Закрыть].

В его стенах размещалась и великолепная Русская библиотека с изумительной коллекцией дореволюционной литературы и ценнейшим собранием книг, изданных во всех странах русского рассеяния. Не забывать Россию, помнить ее, гордиться ее историей, литературой помогали эти книги.

После Тургеневской библиотеки в Париже, основанной задолго до революции и снабжавшейся книгами за счет правительства, Белградская считалась самой ценной в русском зарубежье.

Более того, в моем разговоре с Н. И. Толстым, он упомянул, что в библиотеке получали советскую прессу, которую будущий академик РАН сам читал.

К концу войны библиотека насчитывала более 130 тысяч названий, без дубликатов[116]116
  См.: Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека. С. 219.


[Закрыть].

Почи весь фонд библиотеки «исчез» в 1944–1949 гг.: одни книги были – к счастью – растащены, другим повезло меньше – сданы в макулатуру, сгорели вместе с комплектами газет и журналов в топке котельной Дома во время холодов.

О тогдашнем состоянии Русского дома дают представление строки из письма настоятеля русской церкви о. Иоанна Сокаля: «Особо спешным является вопрос о русском доме в Белграде и др. зданиях, находящихся на той же территории бывшего Русского Посольства. Начиная с 17 ноября 1944 года все эти помещения стоят закрытыми без всякого надзора и заботы о них. Закрыты были они внезапно; вследствие этого поправки повреждений, полученных во время уличных боев, не были проведены, и здания эти остались незащищенными против зимних непогод. Многократные обращения к сербским властям и различным общественным организациям остались пока безуспешными. Не застекленные окна не предохраняют их от холода, снега и дождей, подземные воды заливают подвальные помещения; водопроводные трубы лопнули с первыми морозами <…> В таком печальном состоянии находится сейчас Русский дом <…> Она (библиотека. – В. К.) и теперь, после того как из нее было увезено некоторое количество книг советскими военными властями, находится в состоянии большого беспорядка»[117]117
  ГА РФ. Ф. 6991. Д. 129. Л. 270 (июнь 1946).


[Закрыть].

Надо добавить: тогдашний директор библиотеки И. М. Малинин, по семейному свидетельству, «“спасˮ часть библиотечного фонда из Русского дома, подвергнувшегося расхищению и уничтожению, после освобождения Белграда, в октябре 1944 г.»[118]118
  Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека. С. 218.


[Закрыть]

И еще одно свидетельство. В 1941 г. сжигали книги и «свои», например, «Иисус неизвестный» Дмитрия Мережковского, «Русский поп 17 века» Валентина Амфитеатрова, учебник по истории Льва Сухотина (3 части), «Синяя книга» Зинаиды Гиппиус, «Из далека» Александра Керенского[119]119
  См.: Маевский Вл. Из недавнего прошлого // Новое русское слово. 25.10. 1956. Нью-Йорк.


[Закрыть]. Под угрозой аутодафе было и «Воскресение» Льва Толстого: фашисты не дали[120]120
  См.: Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека. С. 219.


[Закрыть]. Очень странное сочетание книг и «спасителей»!

«После занятия Белграда сербскими войсками (партизанами) в октябре 1944 г., библиотека, – писал сотрудник библиотеки Д. А. Асеев, некоторое время выдавала книги; но это продолжалось недолго. Вскоре она была объявлена собственностью СССР и выдавать из нее книги читателям запретили; персонал разогнали. Фактически, библиотека сделалась военной добычей: двери ее не запирались, у входа лишь стоял югославский партизан с винтовкой, который не пропускал туда штатских; но советские военные входили совершенно свободно, входили толпами. И офицеры, и солдаты брали книги “для чтенияˮ и, конечно, их не возвращали. <…> Однако, вскоре начальство спохватилось и, опасаясь отравления советских войск эмигрантским идеологическим ядом, наглухо закрыло двери библиотеки»[121]121
  Цит. по: Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека. С. 220.


[Закрыть].

В 1946 г. она все же открыла свои двери для жителей Белграда, но мало кто из эмигрантов отваживался ее посещать. Советские библиотекари «для чтения выделили лишь несколько тысяч книг – исключительно советских изданий, преимущественно пропагандистского характера, и немного иностранных классиков в дореволюционных изданиях. Остальные книги лежали под замком и ждали комиссию из Москвы»[122]122
  Цит. по: Арсеньев А. Б. Люди и книги: семья Малининых и их библиотека. С. 220.


[Закрыть].

Несколько тысяч книг «невинного характера» было подарено Обществу дружбы Югославия – СССР. Дружба была короткой, и в 1949 г. после ликвидации Общества книги были переданы белградской библиотеке, где помещены на долгие годы в запасники, в 1960-е годы были использованы как макулатура[123]123
  См.: Качаки J. Указ. соч. С. 50


[Закрыть]. Лишь ее жалкие остатки, запрятанные в подвале Дома, в 1980-х годах попали в Москву, в Ленинку и в Историчку. Одно могу добавить: многие книги были растащены или спасены любителями книги, сотрудниками различных советских организаций, знавших «секретный подвал». Они мне потом попадались в московских букинистических магазинах.

Естественно, не для всех книга была «местом отдыха». Если «старики» после работы спешили к семьям, сидели в кафанах и ресторанах за рюмкой «своей» водки, напоминавшей им о Родине, ходили по театрам и клубам и пр., то у молодежи были свои развлечения, не требующие особых расходов: прежде всего это танцы, кино, участие в любительских спектаклях. Летом добавлялись сезонные развлечения. Кто не мог выехать на природу, отправлялись по утрам на «Русские пляжи». Самыми известными слыли купальни на Саве – «Ла Манш», «Дубровник» и даже страшная по своему наименованию «Сибирь». Там не только жарили свои тела под палящим солнцем и пили разбавленное водой вино или пиво, для охлаждения «органона», но и, следуя с охотой западной моде, выбирали «мисс» своего пляжа. В 1930 г. в «Ла Манше» первой была Ольга Ильяшевич, в «Сибири» – Надежда Бородина, в купальне «Дубровник» – ученица 8 класса Наташа Турбина[124]124
  См.: Царский вестник. 1930. 30 авг. С. 6.


[Закрыть], занимавшаяся в частной балетной школе у Елены Дмитриевны Поляковой[125]125
  См.: Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 286.


[Закрыть].

Для молодежи, пробующей и ищущей себя в литературе, местом встреч были своеобразные литературные собрания. Здесь можно назвать общество «Новый Арзамас», куда входили Александр Неймирок, Юрий Герцог, Николай Бабкин, Михаил Духовской, Нина Гриневич, Игорь Гребенщиков.

Одна из его участниц, Лидия Алексеева, вспоминала о том чудесном времени: «Заседания наши проходили экзотически – например, сидели на полу на подушках, ели халву, запивая красным вином, и читали стихи, свои и чужие – предпочтительно Гумилева. Иногда заседания проводились в парке за городом. Было всегда очень весело и беззаботно, ведь было нам всем чуть меньше или чуть больше 20 лет»[126]126
  Алексеева Л. Из воспоминаний о Белграде // Русский Альманах. Париж, 1981. С. 307.


[Закрыть].

Тогда же, в 1920-х годы действовал «Книжный кружок», устраивавший, случалось, свои и совместные с музыкальным кружком имени Николая Андреевича Римского-Корсакова вечера. Его участниками 24 мая 1927 г. объявлялись Е. Таубер, А. Храповицкая, В. Бельский, Вс. Григорович, Евг. Кискевич, Ал. Лебедев, Л Машковский, Ю. Сопоцько. Программа традиционна: произведения членов музыкального кружка, романсы на текст участников «Книжного кружка», чтение стихов и прозы авторов[127]127
  См.: Новое время. 1927. 24 мая. С. 3.


[Закрыть].

К лету 1928 г. «Книжный кружок» был переименован в Кружок поэтов имени Михаила Юрьевича Лермонтова. «Лермонтоеды» непериодически устраивали вечера-субботники с чтением стихов.

Конечно, было бы несправедливо утверждать, что «стариков» не интересовали литература и русский язык. Здесь можно назвать удивительный Союз ревнителей чистоты русского языка, основанный в 1928 г. Евгением Александровичем Елачичем.

Л. Алексеева вспоминала: «Кружок был полугимназического типа, немного скучноватый, но очень добродетельный. Устраивались чтения, составлялась библиотека газетных вырезок, читались лекции, и мы ядовито ловили друг друга на употреблении ненужных иностранных слов и неправильных оборотов. Евгений Александрович был высок, худ, педантичен, вегетарианец, и держал нас всех в повиновении»[128]128
  Алексеева Л. Из воспоминаний о Белграде С. 307.


[Закрыть]. Действительно, скучно… Но картина совершенно другая, если прочтешь изданную в 1937 г. памятку Союза, в котором к 1937 г. насчитывалось 110 «ревнителей»[129]129
  См.: В защиту русского языка. Памятка Союза ревнителей чистоты русского языка. Белград, 1937. С. 41.


[Закрыть].

В своем воззвании правление Союза писало: «Русский язык находится в опасности. Берегите его. Мы все должны немедленно принять ряд мер к сохранению его чистоты.

Уже более пятнадцати лет несколько миллионов русских вынуждены жить вне своей Родины рассеянными между разными приютившими их народами. За истекшие годы выросло целое поколение русских детей, родившихся на чужбине и ставших маленькими людьми среди народов, не говорящих по-русски. Местный государственный язык все русские, и большие и малые, должны знать хорошо; это язык постоянных служебных деловых общений, и для многих детей даже и язык школьного образования. И неудивительно, если постоянное вынужденное пользование данным местным языком с течением времени становится привычкою настолько, что многие взрослые начинают отвыкать от своего родного языка, ошибаются в русских словах и оборотах, вставляют в русскую речь множество иностранных слов, даже не всегда замечая это»[130]130
  В защиту русского языка. С. 36–37.


[Закрыть]. Так что не все так было «замшело» у «стариков».

К литературному обществу можно причислить, нестрого говоря, такую профессиональную организацию, как Союз русских писателей и журналистов в Югославии. «Самой колоритной фигурой был, – по словам Л. Алексеевой, – Петр Бернгардович Струве, с его пышной седой бородой, будто бы окунувшийся в нее и дремлющий в кресле с полузакрытыми глазами, но не пропускающий ни слова из того, что говорится или читается, и производящий затем логический разгром бедного оратора. Бывал на собраниях и В. В. Шульгин. Помню один случай, когда при нем Голенищев-Кутузов прочел сильно просоветские стихи – и В. В. вскочил, весь красный, что-то нелестное крикнул Гол. – Кутузову и выбежал, хлопнув дверью. Был в Союзе и Евгений Михайлович Кискевич (1888–1945), горбатый поэт, всей душой преданный литературе»[131]131
  Алексеева Л. Указ. соч.


[Закрыть].

Владимир Львович Гальской посвятил ему такие стихи:

 
Он с хозяином был странно сходен;
Холоден, нескладен и высок.
Для обычной жизни непригоден,
Невеселый этот чердачок!
 
 
Виршей свежевыпущенных стопки,
Бюст, покорно ставший в уголок.
В тщательно заклеенной коробке
Порыжелый венский котелок.
 
 
Бедность здесь была уже не гостья,
Прочно полюбивши этот дом,
Чопорный, весь черный, с вечной тростью,
Он доволен был своим жильем.
 
 
По дрожащим деревянным сходням
Вечерами брел на свой чердак,
Труд нелепый кончив на сегодня,
Литератор, критик и чудак.
 
 
Чтобы здесь в глухом уединеньи
Он. Горбатый мистик и поэт,
Претворил неясные виденья
В тщательно отточенный сонет[132]132
  Гальской В. Л. Он с хозяином был странно сходен // Антология поэзии русского Белграда. С. 44.


[Закрыть].
 

О нем талантливейшая Екатерина Таубер говорила: «Мне неизвестно слово, которое бы лучше всего характеризовало поэта и человека. Достоинство. Оно было во всем: в черном, до последней пуговицы застегнутом потертом пальто, в манере рукопожатия, в выспреннем чтении стихов». В 1945 г. стал жертвой коммунистического террора. Его рукой в камере тюрьмы на Банице написано: «Кажется нас ведут на расстрел Кискевич»[133]133
  Качаки J. Указ. соч. С. 146.


[Закрыть]. Ему принадлежат точеные строки об эмигрантском быте:

 
NATURE MORTE
Угол желтеньких стен. На латунном болте
Галстук, воротничек, пожилой, но крахмальный,
Полинялый флажок, дань скупая мечте,
Да обрывок фаты (котильонной, венчальной?)
 
 
А у притолки слон, сувенирчик соседки,
Одинокая книга, записка на самом краю,
И пучок иммортелей слишком яркой расцветки.
О, прикрытая бедность, тебя ль благодарно пою?[134]134
  См.: Кискевич Е. М. Nature morte // Антология поэзии русского Белграда. С. 88.


[Закрыть]
 

(В 2008 г. на родине был издан сборник его стихов «Ноктюрн душе».)

Конечно, Белград это не вавилонский Харбин, где было больше праздников, чем рабочих дней. Но дело не в количестве, а в традиции, а она блюлась ревностно русскими людьми, любившими «гульнуть» широко, с размахом. В «Новом времени» можно было прочесть такую рекламу: «Зал “Академии Наук” в Белграде. Белградское русское Художественно Драматическое общество. 19 января 1929 г. БАЛ-МАСКАРАД под названием НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО В ДИКАНЬКЕ по сюжету и тексту Н. Гоголя, в переработке и постановке известного Американского режиссера В. ЯЦЫНА, прибывшего в Белград из Холливуда за баснословный гонорар, гарантированный Драматическим Обществом из Займа Земского Союза. В фильме принимают участие маститые и фотогеничные Члены Б. Р. Х. Д. Общества и Украинского Общества “Просвита”… Колядки и песни в исполнении хора “Просвиты” под управлением Г. Красуцкого. Невиданный трюк: полет к куполу Академии – Солохи и черта на аппарате системы Русского механика самоучки. Кража месяца чертом. Влюбленные, пользуйтесь наступившей темнотой. Мужья, бдите! Катанье на салазках. Игра в снежки. Замороженная клюква. Общий гопак при участии всей публики.

ВЫБОР МИСС-БЕОГРАД

Премии, лотереи и летучая почта. Джаз-банд.

Дирижирует танцами г. Эггер.

Заботами правления общества цены в ресторане сведены к ценам станционного буфета в Миргороде»[135]135
  Качаки J. Указ. соч. С. 360.


[Закрыть].

Атмосферу мирного быт(ия) непериодически «взрывали» то информация о раскрытых советских шпионах, то «нехорошие истории», связанные с деятельностью как отдельных homo sapiens, так и организаций.

Здесь можно предоставить слово герою первой мировой войны, инвалиду, полковнику Михаилу Федоровичу Скородумову, принадлежавшему к славной плеяде правдоискателей, защитнику увечных. В своих воспоминаниях он писал: «Когда была мною открыта афера в Союзе русских инвалидов, где инвалидные возглавители обворовали приютившее нас государство на 3 миллиона динар, никто из русских официальных возглавителей не хотел прекратить это безобразие и позор. А когда пришлось обратиться к сербам и просить их убрать от нас этих воров, то в этой борьбе мне и моему помощнику, полк. Неелову, пришлось выдержать 35 судебных процессов в ложных обвинениях, с лжесвидетелями <…> Наконец 9 генералов и полковников, председатели провинциальных инвалидных отделов, получавшие от инвалидных возглавителей вознаграждение по 300–500 динар, не побрезговали написать на нас тайный донос министру, что якобы мы агенты Г. П. У., работающие на разложение Союза инвалидов, с целью нас выслать из Белграда, дабы мы не могли раскрыть эту инвалидную аферу…» (Потом была публичная пощечина одному из генералов-авторов доноса и ответный удар палкой по голове. Затем оправдание генерала Русским судом чести. Сербский суд вынес иное решение, признав виновниками руководство Союза. Новый глава Союза, сербский генерал, так оценил деятельность своих предшественников: «Если бы вам дали Россию, то вы вторично бы ее погубили», добавив, что всех их «надо свести на Теразию (площадь в центре города), полить керосином и сжечь»[136]136
  Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». Научный архив. Скородумов М. Воспоминания. С. 40, 41.


[Закрыть].

И еще одна «история», связанная с фигурой Скородумова. В его воспоминаниях можно прочесть: «Дабы остановить развивавшиеся симпатии сербов к Совдепии и вернуть их к царской России, я затеял постройку памятника русским воинам и переноску останков русских офицеров и солдат с Салоникского фронта в Белград. Казалось бы, что это в интересах всех русских эмигрантов, предлог объединиться и устроить обще-Югославянско-Русскую манифестацию в честь национальной России.

Но, не тут-то было, поднялся страшный шум, интриги, грязь, анонимки и борьба, чтобы во что бы то ни стало вырвать у меня эту инициативу. Чуть не сорвали все дело. Писали королю, писали министрам, писали моим приятелям сербам, что я коммунист, сумасшедший, что я убил своего отца и мать, что я криминальный тип, и вообще все, что хотите. Этим занимались верхи, т. е. возглавители эмиграции, но и низы немногим оказались лучше. В русском театре группа артистов при переполненном театре ставили пьесы на злобу дня, где высмеивались и памятник, и переноска костей, а больше всего, конечно, я и моя протезная рука. Публика награждала артистов громовым аплодисментом. В юмористическом журнале “Бух” та же картина, весь юмор был направлен на высмеивание постройки памятника и переноски костей наших героев. Но здесь иногда настолько переходили границу, что приходилось обращаться к Сербскому суду. Так, например, была помещена одна карикатура, где за столом я и редактор “Царского Вестника” г-н Рклицкий играем в кости и под карикатурой надпись: Небывалый случай – оба играют в кости и оба выигрывают». На переноску останков и на открытие памятника из 11 тысяч эмигрантов в Белграде явилось всего лишь 3–4 тысячи, причем половина оказались сербы. <…> Антипатриотическое воспитание не научило нас, русских, работать на общее дело. Мы привыкли служить только лицу, а не делу, и притом тому лицу, от которого можно извлечь выгоду, или который нам симпатичен, а на общее дело наплевать»[137]137
  Скородумов М. Воспоминания Шифр М-11. Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». С. 39–40


[Закрыть].

И, пожалуй, еще один скандал, о котором писали все русские газеты. Он случился в известном Русском доме, который представлял собой не только образовательный и научный центр русской эмиграции в Югославии, но и место проведения различных собраний, конференций, зачастую имевших политический характер. Надо напомнить, что в Сербии как и на всей территории русского рассеяния действовали различные русские военные союзы, имевшие свои отделения почти в каждой колонии. Наиболее мощной организацией являлся созданный в 1924 г. Российский общевоинский союз (РОВС), чей центр до 1927 г. находился в Белграде. Формально он был зарегистрирован в качестве гуманитарной организации для моральной и материальной поддержки военных белоэмигрантов. Фактически союз создавался для борьбы с большевиками. В идеологии РОВС важное место отводилось трудам «русского немца» Ивана Ильина, чье имя на слуху у каждого русофила. Русское общество с его различными организациями и структурами делилось на два ярко выраженных крупных лагеря – «пораженцев» и «оборонцев». Первые видели возможность свержения большевизма и, соответственно, освобождения страны в интервенции. Вторые защищали тезис о том, что какая бы ни была власть, но Родину необходимо защищать. Наиболее последовательными сторонниками лозунга «Ни пяди русской земли» выступали младороссы. Политическая программа «Союза младороссов» с их коронным лозунгом «Ни белые, ни красные, но русские» представляла собой смесь монархизма с социализмом, круто замешанном на итальянском фашизме. С именем Ильи Ильича Толстого – активного деятеля в «Союзе младороссов», где он был политруком, что страшно шокировало многих эмигрантов связана обошедшая страницы многих зарубежных изданий жесткая полемика с «пораженцами». Диспут был связан с событиями на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) и угрозами СССР со стороны Японии. Собрание происходило 5 марта 1934 г. в Русском доме. Основной доклад делал бывший марксист и бывший ленинский соратник, автор программы РСДРП П. Б. Струве, призывавший эмиграцию быть вместе с Японией. Толстой же заявлял, что эмиграция, во всяком случае, молодая, не будет на стороне врагов России. Известный В. В. Шульгин предлагал залу поразмыслить о возможности ассимиляции немцев русскими, проводя параллель с норманнами. Фактически диспут получился с элементами скандала. Тогдашняя атмосфера в зале была передана в следующем стихотворении, опубликованном в журнале «Бух!!!» в 1934 г. в № 16:

О ТОМ, О СЕМ…

 
Всюду скучно, всюду серо —
И глухая атмосфера, —
Но на этом темном фоне
Всяк мечтал о Наполеоне.
Есть опять изобретение
Есть лихое ополчение.
К бою рвутся ополченцы
И дрожат непредрешенцы —
Их вождя, что раз с китайцами
Звал сражаться целый свет
забросали просто яйцами —
(Мы узнали из газет) —
«Време» сербское прочтите —
Струве Петр, сын Бернгардов,
Был один из славных бардов,
Что сотрудничать с Араки,
Призывают паки, паки
Яйца к празднику Христа —
В том обряде красота —
Яйца падали, как град —
Петя вовсе не был рад.
 

* * *

 
Разрезал воздух звук сирены —
Нам с политической арены —
К развлечению Белграда —
Было сразу два доклада —
В одном, тряхнувши бородой,
Явился Струве пред толпой
Он говорил, что русским надо
Лизать и пятки у Микадо.
Раз с желтолицею ордой —
Он завладеет и Москвой.
Я повторять всего не смею
Он нес такую ахинею,
Такую ересь и сумбур
Раз мы отдали Порт-Артур —
Мы отдадим Иркутск и Томск,
Якутск, Хабаровск, город Омск.
«Богата Русь вообще землей, —
Он рек, тряхнувши бородой, —
Японцы лучшие друзья —
Пусть в том порукой буду я!»
Он, переведший Маркса том,
Пришел учить нас в Русский Дом —
Считавший Ленина эстетом
Под Императорским портретом,
Он говорил, что все попрал —
Все ж для профессора скандал,
Так ошибиться в перекраске,
Как оборотень в некой сказке.
И на него, как Божий бич,
Свалился граф Илья Ильич.
Илья Ильич был добрый малый,
Но временами просто шалый
А потому без тяжких мук —
Он младоросский политрук.
Он офицер, притом морской
И он зовется граф Толстой —
Толстого Льва последний внук —
И младоросский «политрук»
Доволен был женой, обедом,
Но не доволен славным дедом.
И в политическом угаре
Он возражал, как на базаре.
Тут поднялся и крик и гам
И вы, читатель, были там —
Такой поднялся кавардак —
Звонил Даватц и так и сяк —
Он был убогий председатель —
Вы очевидец, мой читатель;
Поднялся крик, такой кагал —
Кричал Балдович генерал —
Начальник местного отдела,
Толпа шумела и ревела.
И даже Знаменский, жандарм —
Кричал с галерки: «все Aux Armes»,
Вопили старцы и юнцы
А национальные мальцы —
Как исступленные иудеи
Ревели дико с галереи:
«Убей его, распни, распни,
Но Струве, Боже сохрани».
 

(Некоторые комментарии: Владимир Христианович Даватц (18831944) – математик, журналист, автор книг об эмиграции, позже воевавший в составе Русского охранного корпуса; Знаменский бывший жандармский полковник; «национальные мальцы» – члены Национально-Трудового союза нового поколения; Петя Абрикосов – собирательный образ русского студента.)

Говоря прозой, младоросс Илья Толстой оспорил доклад Петра Струве и его главную мысль, что у «национальной России есть только один враг – большевизм и советская власть». Главное внимание в своем выступлении он уделил личности докладчика, его политическому прошлому. При этом он «назвал позором для дома, носящего имя императора Николая II, появление в активной роли Струве». После этого зал настоял на удалении Толстого из зала[138]138
  См.: Чему свидетели мы были. С. 59.


[Закрыть].

Второе собрание состоялось в 1936 г. на тему: с кем будет русская эмиграция в случае войны с Германией. На нем опять выступал Толстой. Цитируя «Майн Кампф», где говорилось, что немецкий меч должен дать немецкому плугу землю на Востоке, граф предупреждал об агрессивности Германии[139]139
  Запись воспоминаний Н. И. Толстого // Архив автора.


[Закрыть].

Здесь были свои трудности. Многие русские поддерживали приход Гитлера к власти и идеологические установки национал-социализма. В личности вождя германской нации видели своеобразное орудие возмездия мировому масонству, отождествляемому с безбожным большевизмом.