Текст книги "Русская эмиграция в Сербии XX–XXI вв."

А пока «быт» был на первом месте в жизни.

«Бух!!!» и дальше старался «поднимать температуру» своих читателей. Натуральное возмущение у русских обывателей должны были вызывать публикуемые на его страницах такие «Задачи для любителей математики»: «№ 1. В одном учреждении за 3 месяца на пособие инвалидам израсходовано 35 900 динар, а на содержание правления этого учреждения за тот же срок 65 000 дин. Инвалидов 200 человек, членов правления – 5. Спрашивается: по сколько получили инвалиды и по сколько члены правления, какое это учреждение и как его адрес? № 2. Некто продает неизвестное количество чужих колец, орденов, крестов и мехов, взимая 10 % с суммы, передаваемой им собственнику проданного. Спрашивается: в какой срок некто станет миллионером, в какой срок он продаст эмигрантские нательные кресты, в какой срок он образует из эмигрантов союз трудящихся, а эмигранты поднесут ему звание филантропа? № 3. Некто построил театральный зал, 1 зимний сад и 1 свою квартиру. Спрашивается: в какое из указанных помещений будут положены паралитики из Панчевского госпиталя после закрытия его за прекращением отпуска средств на содержание?»[140]140
  Бух!!! 1933. № 14. С. 7.


[Закрыть] Обыватели, прочитав все это, могли только вздыхать. Впрочем, такие «задачи» даже в чем-то облегчали их жизнь, отвлекая на короткое время от собственных проблем.

Собственно говоря, в эмиграции воровали так же, как и в России. Все было так привычно и не так грустно.

Ходили и свои анекдоты. Один из них был связан с принятием югославского подданства некоторыми русскими, получившими прозвище «шумадийцев» (регион в Сербии). Рассказывают, что однажды король Александр спросил своего премьер-министра Николу Пашича, как он относится к таким людям. Мудрый Пашич якобы ответил: «Порядочные не примут, а сволочи своей у нас и так достаточно!» Этот исторический «виц» (анекдот) достаточно ярко рисует отношение русских к своим собратьям по изгнанию. Правда, эта неприязнь не распространялась на тех, кто принял подданство, чтобы не потерять службы, когда вышел соответствующий закон[141]141
  См.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». Научный архив. Васильев А. В. Воспоминания. С. 88.


[Закрыть].

В условиях эмиграции обывателями становилась и знать. Строя свою жизнь, она нередко все же стремилась обустроить ее по старым обычаям, сделать Белград «Петербургом или Москвой», на худой конец каким-нибудь «Саратовом» или «Самарой», хотя бы на уровне своего быта, досуга. Александр Николаевич Неймирок (1911–1973), будущий «сиделец» в Дахау, написал об этом белградском Петербурге иль Москве, иль Саратове грустные строфы:

 
Так жить… Так жить, обманывая годы,
По вечерам, прихлебывая чай,
Под тяжестью изношенной свободы
Друзей поругивая невзначай,
 
 
И толковать о Ламартине, Прусте,
И руки нежно целовать… Потом
Мечтать о море, о девичьей грусти,
Затягиваясь скверным табаком,
 
 
Скорбеть о прахе дедовских усадеб,
Гвардейских шпор воображая звон,
Вести учет чужих рождений, свадеб,
Дней Ангела, крестин и похорон.
 
 
Так жить… Так жить миражным мертвым светом
Средь вымыслов неистовых химер…
Спешить пешком с копеечным букетом
На именины к выцветшей belle-soeur.
 
 
Затянутым в тугой потертый смокинг
В июльскую полдневную жару…
Писать в альбом апухтинские строки,
Разыгрывать любовную игру…
 
 
Так жить… Так жить, затерянным в лукошке,
Где призраком быть жизнью суждено.
И смерть придет. Тоскливой драной кошкой,
Мяукнет, и царапнется в окно[142]142
  Неймирок А. Н. Так жить… Так жить, обманывая годы // Антология поэзии русского Белграда. С. 96.


[Закрыть].
 

И, конечно, нельзя не затронуть «разговоров» о возвращении домой, на Родину. Их было много: и дома, и на улице, и в прессе, и на днях рождения, на юбилеях, и на поминках. Возвращение домой – это обретение себя в вечно живом «Вишневом саду», который не просто срубить и уничтожить. Россия пережила и татар, и поляков и нашествие двунадесяти языков, переживет и большевиков, уверяли себя и других гг. белградцы из России.

Сергей Гребенщиков в своем стихотворении «Родина» (1931 г.) вспоминал:

 
Русь необъятная,
Всем непонятная,
Вечно жива ты во мне;
Родина милая,
Свято-любимая
Грезится часто во сне.
 
 
Дали лиловые,
Степи раздольные,
Речки в тенистых брегах;
Ива плакучая,
Липа пахучая,
Тополь в весенних серьгах.
 
 
Боры сосновые,
Рощи дубовые,
Борозды черной земли;
Рожь колосистая,
Нива цветистая,
Вьется проселок вдали.
 
 
Мазанки белые,
Вишенки спелые,
Чудной Украйны плоды;
Ночи душистые,
Звезды лучистые,
В лунном сияньи сады.
 
 
Села широкие,
Храмы высокие,
Купол с блестящим крестом;
Слышу весенние
Звоны вечерние
Русским Великим постом.
 
 
Слышу далекие,
Грустные, звонкие
Песни крестьян-косарей;
Крик отлетающих,
В небе мелькающих
Летних гостей – журавлей…
 
 
Вижу станичную
Ширь безграничную,
Тихие Дон и Кубань;
Долго здесь братские
Сотни казацкие
Дрались за Русскую грань.
 
 
Старцы обители Веры хранители
Грезятся в Волжских лесах;
Дебри сибирские,
Дали Памирские,
Тигры в безмолвных тайгах…
 
 
Солнце рождающий,
В солнце сверкающий
Млеет ленивый восток;
Ночи прохладные,
Звезды громадные
Смотрятся в мутный проток.
 
 
Грезятся горные
Дали узорные
В блеске их снежных вершин;
Речки бурливые,
Станы сонливые
Горцев, грузин, осетин.
 
 
Крым расцветающий,
С морем играющий,
Розы, цветы и цветы…
Родина дальняя
Многострадальная,
Сколько в тебе красоты![143]143
  Влюбленная в Россию. По воспоминаниям Елены Сергеевны Арбатской. Ч.1 [Электронный ресурс] // URL: http://golos.ruspole.info/node/11432


[Закрыть]
 

Борис Зайцев отмечал в своих «югославских записях»: «Ушла старая Россия. Грядет новая. Не станем мечтать о воскрешении умершего. “В рассеянии сущие”, о ком молится церковь, вот мы, народ бездомный и бесправный, новый Израиль русский – в бедах и превратностях да будет обращен наш взор к России будущей. Мы благоговейно чтим великое России прошлой, и мы сердце, ум, душу, да устремим к грядущему. Верим, что теперешняя Россия выздоровеет. В любви к ней почерпнем силы, и ежели сбережем душу, то, быть может, постучим в указанный день в родную дверь»[144]144
  Зайцев Б. Указ. Соч. С. 320.


[Закрыть].

А покамест, можно было даже посмеяться над будущим позором большевиков. В упоминавшемся «Бухе!!!» обыгрывалась атмосфера в мире через 10 лет, т. е. в 1942 г. Читателям сообщалось, что «Париж не мыслим теперь без русских эмигрантов, икры, Толстого и балалаек. Не так давно уехала старая эмиграция, а новая уже устроилась и жизнь течет по прежнему руслу.

Сталин и Орджоникидзе открыли на Монмартре ресторан “Кунак”. Дела идут довольно бойко.

Коллонтай открыла веселое заведение, но полиция его закрыла за частые скандалы.

Бывшие члены ГПУ служат на городской скотобойне. Их ценят как хороших и добросовестных работников»[145]145
  Бух!!!. 1932. № 10. С. 6.


[Закрыть].

Юмор был довольно плоский, рассчитанный на невзыскательный вкус. Скажу, что он не столько веселил, сколько поднимал настроение надежды на очередное «скорое» возвращение домой.

Для «русской монархической Вандеи» оно связывалось в 1930-х годах с Японией. Я полагаю, что тогда русские себя мыслили в виде временных союзников в деле освобождения России. Как выражался один из русских: «Хоть с чертом, но против большевиков». А «чертей» всегда хватает для России.

Начавшаяся Вторая мировая война только подтверждала эти надежды. Одни, писал современник этих событий А. А. Заварин, связывали их с Гитлером. Тогда можно было «слышать среди русских людей за границей такую фразу: “Вот бы нам такого вождя!ˮ Т. е., Германия нам то враг, но хорошо бы нам было иметь вождя, который бы нас повел по пути русской исторической России…»[146]146
  Заварин А. А. Сербский период. / Публикация В. И. Косика // Славянский альманах, М., 2002. С. 519


[Закрыть].

Добавлю, что Россия во многих русских головах представлялась как страна, которая только и ждет своего освобождения от «кровавого большевизма».

Само быт(ие) в условиях войны, когда Югославия с апреля 1941 г. была захвачена и разделена, становилось нелегким. Замечу, что Королевская армия практически не оказала сопротивления. (Германская авиация 6 апреля 1941 начала воздушные налеты на Белград, который ещё 3 апреля был провозглашен открытым городом, т. е не должен подвергаться бомбардировкам. Практика войны показала обратное: в налетах участвовало свыше двухсот бомбардировщиков. До 8 апреля от бомбежек погибло примерно 12 тысяч человек.)

В этой новой обстановке руководитель Бюро русской эмиграции в Сербии Скородумов выступил с громким заявлением, похожим на те, которые были в ходу в годы Гражданской войны. В частности, в нем были такие строки: «Всех предателей, доказывающих, что с немцами нам не по пути, – считать агентами жидов и предупреждать о них Бюро. Всех предателей, доказывающих, что надо быть или нейтральными, или на стороне Советов и “защищать Русскую территориюˮ, – считать агентами большевиков».

С помощью американского Красного Креста в здании б. российского посольства была открыта бесплатная столовая (суп и хлеб). Сербы в этой «акции» не принимали никакого участия, но многие там «кормились». (Потом столовая перешла в ведение Бюро русской эмиграции в Сербии.)[147]147
  См.: Маевский Вл. Из недавнего прошлого.


[Закрыть]

Все менялось: гостиница «Москва» переменила название на «Сербию», на уличных столбах можно было увидеть тела повешенных, раскачиваемых ветром. Особенно тяжело было одиноким: голод и холод вели их быстро в могилы. Их жертвой стала и Елизавета Глуховцева, в 1920-е годы бежавшая из Советской России, сотрудница белградского «Нового времени».

Одни уходили в партизаны к Тито, как поэт Алексей Петрович Дураков, погибший в 1944 г., защищая отход своего батальона пулеметным огнем.

В стихотворении «Мечты»[148]148
  Дураков А. Л. Мечты //Антология поэзии русского Белграда. С. 69.


[Закрыть] он низал строки:

 
Хочу истлеть в земле родимой,
Смирив пред смертью стыдный страх.
Пусть ветер в яркие долины
Перенесет мой тленный прах.
 
 
Я там воскресну хлебным злаком,
Отдав зерну родную плоть,
Чтоб этим символом и знаком
Свою невечность побороть.
…
 

Другие вступали в Русский корпус и тем самым обеспечивали своей семье паек, что было немаловажно, помимо всех политических моментов. Были, повторю, русские, шедшие на сотрудничество с немцами, видя в них освободителей России от большевизма.

Здесь весьма интересна картина того времени в воспоминаниях Юрия Ольховского, бывшего солдата Русского корпуса. Само вступление немцев в Белград, воспринималось как наступление порядка. Балканская «Венесуэла» исчезала. Многие добровольно поехали в Германию: «обеспеченная работа, обеспеченное жилье, обеспеченные карточки на питание». Отсюда, отношение к немцам, подчеркивал Ольховский, было больше «прагматичным»[149]149
  См.: Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 481.


[Закрыть].

Различные пути спасения Родины обуславливали разность действий. Большая часть эмиграции встала на антисоветскую позицию, меньшая – на просоветскую, вне зависимости от политических убеждений. А. А. Малахов, видный геолог, вставший на путь борьбы с оккупантами, стал членом Коммунистической партии Югославии, писал в своих воспоминаниях: «Идеологами фашистских настроением были т. н. “национальные мальчики”. Они не скрывали своих симпатий к немцам, не скрывали уже своих связей с фашистами. В Белграде давали банкеты и балы в пользу немцев. Считали и так объясняли другим, что с помощью фашистов они вернуться на родину, но уже в качестве, как они думали, хозяев земли русской. Считали, что под их руководством русское государство окрепнет и в будущем немцы будут из России изгнаны. При этом всегда упоминали о свержении татарского ига. Справились же русские с татарами. Другие мечтали вернуть бывшие привилегии, поместья, фабрики, заводы. Они говорили у нас земли много, Германии необходимо жизненное пространство, придется с ними поделиться, и фашисты успокоятся. При такой философии считали себя истинными русскими патриотами. Знающие немецкий язык поступали к фашистам переводчиками, направлялись ими в лагеря военнопленных или сотрудничали непосредственно с Гестапо, где они субсидировались, когда это находилось нужным фашистами. Наконец правой профашистской организации удалось в Сербии сформировать карательный корпус против партизан. Среди них были и доносчики: как на своих соплеменников, так и на инакомыслящих югославов. В общем, основной мечтой этой группы белоэмигрантов было желание улучшить свои позиции в оккупированной России, в основном, материальное.

Другую группу составляла та часть эмиграции, которая считала себя противниками фашистов, поскольку те напали на их Родину. Сюда входили люди разных направлений – от монархистов до республиканцев. Значительная часть их считала нужным всяческими способами помогать народно-освободительному движению, активно (в партизанах, связных, подпольщиках и т. д.) или пассивно (помогая при случае партизанам различными сведениями, деньгами, пищей). Пересылали бежавших из плена красноармейцев к партизанам, в т. ч., и Федя Вистеропский, на кого донес один из пленных, желавших перейти к партизанам, который оказался агентом Гестапо. Федю расстреляли. Всего он переправил около шестидесяти человек. Один монархист, старый офицер, скрывал у себя члена ЦК КПЮ, своих монархических убеждений не скрывал, но считал раз напали на Россию, значит враги русского народа. Иногда и семья разделялись на два лагеря. Примером являются Вергуны, наши знакомые по Праге, отец не скрывал свое враждебное отношение к немцам, сидел в Гестапо, сын еще до войны сработался с фашистами и был одним из руководителей “национальных мальчиков”»[150]150
  Цит. по: https://memoclubru/2019/11/vospominaniya-geologo-razvedchika-tom-3-yugoslaviya/Воспоминания геологоразведчика. Том 3. Югославия


[Закрыть].

Каждый выбирал свой путь. Так, будущий профессор Московского государственного университета граф И. И. Толстой бросил работу, как только фирма, где он трудился, перешла в немецкие руки. Оставшись без средств существования, стал сапожничать. Сторонники действия становились членами созданного в 1941 г. Союза советских патриотов (ССП). Например, А. Г. Логунов в мае 1944 г., выйдя на связь с антифашистской группой, занимался печатанием прокламаций, сбором санитарных материалов, участвовал в переправке групп в партизаны, к Тито. Е. К. Лобачева укрывала военнопленных, бежавших из немецких лагерей[151]151
  См.: Архив внешней политики Российской империи (Далее – АВПРИ). Ф. Российская миссия в Белграде. Оп. 508/3. Д. 251. Л. 3–3 об, 19, 28–30.


[Закрыть].

Союз советских патриотов с течением времени расширил свою деятельность, выйдя из границ Белграда. По некоторым данным имел около 120 членов, многие из которых погибли в концлагерях. Были и те, кто ушел в партизаны и погиб, сражаясь с врагами. Между сторонниками ССП находились и русские инженеры. Известны имена Бориса Петровича Дубовина-Заболотского, Коровина, Анатолия Новохотного[152]152
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 159.


[Закрыть]. Например, выпускник технического факультета Белградского университета Владимир Смирнов (1899–1985) в 1942 г. вступил в члены Коммунистической партии Югославии. В годы войны был начальником технического отделения Верховного штаба Народно-освободительной армии. Отмечен многими наградами. Войну завершил в звании генерала[153]153
  См.: Миленковић Т. Указ. соч. С. 158.


[Закрыть].

(Как ни странно, в одном из материалов по истории русской эмиграции, мне встречались строки о том, что ССП контролировался гестапо. Они написаны в годы фактического разрыва в годы Информбюро Москвы и Белграла, и поэтому не могут быть восприниматься правдиво.)[154]154
  Beloemigracijа u Jugoslaviji. S. 280.


[Закрыть]

В 1944 г. в Белград пришло освобождение.

И вновь возникала «старая как мир, русская память». Так, памятной книге, в которой расписываются посетители усыпальницы русских воинов, есть и подписи советских офицеров и солдат, приходивших сюда в 1944–1945 гг. поклониться праху своих братьев по крови. Так, капитан Павел Вий написал 14 февраля 1945 г.: «В первый раз увидел памятник русской славы, усыпальницу погибших за веру, царя и отечество. Я офицер Красной армии, но духом воспитанный в православии и любви к русскому человеку». Капитан Г. Розанов 8 июля 1945 г. вписал: «Слава русским воинам, погибшим за освобождение славянских народов». В другом месте книги можно увидеть подписи 30 советских солдат, а под ними стоит – «И я – Таничка Чупкова, санитар»[155]155
  Маевский В. Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии: В 2-х т. Нью-Йорк. 1966. Т. 2. С. 41–44.


[Закрыть].

Но вместе с ней и новые правила. И оставался старый страх. Достаточно напомнить, что на кладбищенском памятнике генералу Михаилу Васильевичу Алексееву, командующему в годы Гражданской войны Добровольческой армией было оставлено лишь имя со словом «воин».

Мертвого «пощадили». К живым у титовцев был свой «коммунистический» счет. По некоторым данным, с ноября 1944 г. по январь 1945 г. только в Белграде «около – 600 белогвардейцев, агентов гестапо, членов разных вражеских формирований» были казнены. В то же время «за этот период выпущено на свободу около 300 эмигрантов»[156]156
  Beloemigracijа u Jugoslaviji. S. 232.


[Закрыть].

Немало было и тех, кто решил связать свое бытие с «новой жизнью».

Здесь случались и «свои казусы». Так отличная чертежница Надежда Лобач-Жученко не была принята в профсоюз «из-за слишком близкого отношения с Богом»[157]157
  Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 377.


[Закрыть].

Пожалуй, весьма яркой и в то же время стандартной картиной пропаганды советской жизни, служили собрания в Доме советской культуры (бывшем Русском Доме), сокращенно на новоязе «Доске». Современник того времени Н. К. Григоров рисовал такую картину: «Торжественная часть собраний проходила по заведённому в СССР ритуалу: президиум (кто его назначал?) занимал место за столом на сцене, звучал гимн СССР. Затем председательствующий объявлял: “Поступило предложение избрать почетный президиумˮ. На трибуну выходил невзрачного вида посольский работник. Он произносил текст: “Предлагаю избрать в почетный президиум Политбюро Центрального комитета Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) во главе с гениальным продолжателем дела Ленина, великим вождем народов…ˮ и, – далее следовало множество хвалебных эпитетов, произносимых crescendo, нарастающим до fortissimo, после чего уже в каком-то исступлении возглашал: “…Иосифа Виссарионовича Сталина! ˮ (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Раздаются крики “Ураˮ) – цитата из советской прессы того времени.

Председательствующий заключал: “Разрешите ваши аплодисменты считать одобрением…ˮ Затем следовал доклад о международном положении и достижениях СССР в послевоенном восстановлении народного хозяйства. Доклад выслушивали с большим вниманием. Всё было ново и интересно, радовали успехи в восстановлении страны после столь ужасающих разрушений. После доклада – тем же порядком, принимали поздравительную телеграмму И. В. Сталину. Затем показывали хороший советский фильм, после чего следовали буфет и танцы.

Таким образом, мы проходили «ускоренный курс» вхождения в реальный социализм»[158]158
  Григоров Н. К. Воспоминания. Заметки о себе и о времени (Записки сына русских эмигрантов «первой волны») // архив автора (электронная версия).


[Закрыть].

Был и другой «реальный социализм». Назову здесь одно имя и стандартную для многих судьбу: Мариюшкин Алексей Лазаревич (1887 или 1880–1946), полковник в царской армии, участник Белого движения, член Общества офицеров Генерального штаба в Нови-Саде. В ноябре 1944 г. был арестован советскими органами и вывезен в Москву. Месяц сидел в одной камере с А. И. Солженицыным. Получил 10 лет. Умер в лагере[159]159
  См.: Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 596.


[Закрыть]. Других и не «вывозили» на родину. Многих бывших борцов против фашизма ждало заключение. Их объявляли «русскими шпионами», отправляли в концлагерь «для перевоспитания».

Победы советского оружия ассоциировались у многих с русским именем, рождая гордость за Россию. Они не желали замечать ни арестов, ни «исчезновений» некоторых своих знакомых после вхождения в города Красной Армии. Проблемы ответственности, выбора тогда зачастую решались просто: здесь победитель, там побежденный. «Историю, – как подчеркивал в своих мемуарах той эпохи Алексей Заварин, – пишут победители, и они дают окраску всем происшедшим событиям. Они творят злодеев и героев, и рисуют историю по своей идеологии, своему мировоззрению и даже по своим привычкам <…> ваш противник изображается в абсолютно отрицательном виде, т. е. в виде некоего демона – олицетворения зла. Все силы пропаганды употребляются, чтобы полностью очернить вашего оппонента. Так политический противник оказывается и вором, и развратником, и массовым убийцей, и беспринципным оппортунистом и т. д. Придумываются новые и новые эпитеты, которые возводятся в «общепризнанные» качества злодеев, и ими окрашивается ваш противник <…> К несчастью, как результат такого подхода – повреждается и страдает истина. Те, кто употребляет этот способ, очень часто вредят самим себе и попадают в рабство своих собственных фантазий и иллюзий»[160]160
  Заварин А. А. Сербский период. С. 516.


[Закрыть].

Но это все «философия», а правда была такова: у тех, которые до войны получили югославское гражданство, оно было отнято. В июне 1945 г. власть приняла решение, чтобы все русские без учета гражданства должны были в определенный срок подать просьбы о получении особых «временных удостоверений».

Судя по исследованию авторитетного исследователя русской эмиграции А. Ю. Тимофеева, привлекавшего множество соответствующих студий, на 1 ноября 1945 г. в Сербии насчитывалось 9280 человек без гражданства или с нансеновскими паспортами[161]161
  См.: Тимофеев А. Ю. Сломанные судьбы. 1948–1953 гг. Репрессии первого послевоенного десятилетия против русской эмиграции в Югославии (по материалам Управления государственной безопасности) // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына. Вып. 9. М., 2019. С. 297.


[Закрыть].

За просителей морально, материально и уголовно должны были поручаться два «наших гражданина», т. е. коренных жителей Югославии. «Некоторое время спустя новые власти большое количество лиц без гражданства принудили (полагаю, что здесь преувеличение – В. К.) принять советские паспорта в договоре с советскими властями. Два-три года спустя после ссоры со «старшим братом» большое число было депортировано как раз из-за советских паспортов «счастливые» – на Запад, в лагерь Триест, «несчастные» – в Румынию, Болгарию, Венгрию. Выбора не было». В некоторых случаях семьи разлучались. Редко кому дозволялось урегулировать все дела. «В большинстве случаев на депортацию давалось семь дней. Некоторых пощадили – они должны были вернуть советские паспорта в советское посольство с сопроводительным письмом, в котором отрекались от совгражданства с омерзением. Некоторые русские белградцы колебались даже ходить в русскую церковь»[162]162
  Качаки J. Указ. соч. С. 52.


[Закрыть]. Случалось, было достаточно заговорить на улице на русском, чтобы попасть в концлагерь на Голи оток (Голый остров). Организовывались многочисленные процессы над «советскими шпионами-белоэмигрантами». Одним из таких стал суд над группой, насчитывавшей свыше 10 человек, в том числе и членов упомянутого ранее Союза советских патриотов. На скамье подсудимых был и упоминавшийся уже И. Н. Кутузов, поэт, журналист, эссеист, филолог, переводчик, литературовед, «успевший» в годы войны и поторговать ради куса хлеба, «посидеть» в лагере «Баница», и повоевать в партизанском отряде. Всем им вменялся, шпионаж в пользу СССР. И получить реальные сроки[163]163
  См.: Beloemigracijа u Jugoslaviji. S. 281–282; Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 563.


[Закрыть].

Горьким свидетельством может служить и письмо одного из русских партизан.

22.1.1963

«Дорогой Кир Васильевич!

Как много времени прошло после нашей последней встречи. Я узнал ваш адрес от Николая Шубина и послал письмо с просьбой, чтобы Вас нашли. Надеюсь, Вы узнали, что я еще жив и здоров. 13 марта 1962 г. меня выпустили по политической амнистии, о которой Вы вероятно слышали. Сразу же поступил на работу в «Экономическую политику», как корреспондент и переводчик. К сожалению, на свободе мне не удалось прожить долго. 16 ноября меня снова арестовали и без суда сослали в лагерь, который находится в Словении. Как все это будет длиться, я не знаю, потому что в решении Союзного министерства внутренних дел написано до дальнейшего приказания. Положение очень тяжелое. Я обратился к советскому амбассадору с просьбой получить позволение выехать в СССР, но он ответил, что сперва надо получить позволение югославских властей. Как ответ на это, они меня арестовали и сослали в лагерь. Адрес лагеря я написал на конверте. Открытку я получил от мамы. Бедный папа он не дождался моего освобождения. Из-за меня просидел на каторге один год, и выпустили его как старика. Умер он 4 ноября 1961 г. Мама еще жива, но я думаю, что она не дождется моей новой свободы.

Как вижу, Вас интересует судьба моего хорошего друга профессора Николая Никол. Немирович-Данченко (внук В. И. Немировича-Данченко – В. К.). Еще в 1941 году он был арестован, но на интервенцию (вмешательство) Академии Наук, где он работал, его выпустили. Жил он на улице Жоржа Клемансо вместе с матерью. В августе месяце 1943 он нелегально перебросился вместе со мной и Виктором Зарубиным в Ниш-Лесковац. В команде подручия Ястребовац, мы разошлись, и он перешел на юг на Косовско-Метохийскую область, где вступил в 48 дивизию.

В мае его перевели в 3-ю сербскую дивизию, 21 бригаду. Мне известно, что он был комиссаром роты в 1-м батальоне. В борьбе с болгарами на Пасияче июня 1944 г. он тяжело ранен в живот и после короткого времени умер в селе Кьювце. Там и похоронен, с надписью: «Никола – Коммесар чете». Обо всем этом я оповестил его мать Тамару Меркович, которая живет в Белграде. Вот Вам все, что я знаю о судьбе Немирович-Данченко.

Счастливый человек. Умер и не дожил до того, что я перебросил через свою голову. Меня судили три раза, и всё кончилось в 1953 г. Осудили меня на 14 лет, я почти все выдержал. Я и генерал Баков, последние русские люди, которые находились на каторге. Он бедняга ещё там. Осужден на 20 лет….

Что касается меня, как видите, я снова на цепи, но не только я. До приезда Брежнева здесь снова были многие арестованы, а я лично, когда узнал, что может случиться и со мной такая процедура, выехал из Белграда в Сараево. Как видите, по возвращении в Белград я все-таки был арестован….

Писарев М. Григорие-Дзяде»[164]164
  Цит. по: https://memoclubru/2019/11/vospominaniya-geologo-razvedchika-tom-3-yugoslaviya/


[Закрыть].

И все же, замечу, было немало и тех, кто, например, благодаря профессионализму благополучно «прошел» время Информбюро. Так, известный архитектор Александр Медведев не имел политических проблем во время Информбюро.

Русский Белград редел: одни переселялись в другие страны, а кто-то – в мир иной. О том времени есть стихотворение Екатерины Таубер, посвященное неутомимому собирателю материалов по русской эмиграции Рене Герра.

1950-й год

 
Безмолвно гасли старики,
Для них изгнание кончалось
Тридцатилетнее… Руки
Рука нездешняя касалась,
А берег близился родной
Не так, как думали – иначе!
И вечный отдых ледяной
Был и наградой и удачей.
Они свершили. Сберегли,
(Как выходцы с иной планеты.)
Все лучшее своей земли,
Чему не будет уж ответа…
А мы – их дети? Целый мир
И родина нам и чужбина.
Мы всюду дома… Все – Сибирь!
Все каторга и паутина!
Минувшее – для стариков…
Грядущее – для тех, для новых…
 
 
Нет ни пристанища, ни крова
Меж двух враждующих веков![165]165
  Таубер Е. Л. 1950-ый год // Антология поэзии русского Белграда. С. 147.


[Закрыть]
 

И чрезвычайно трудно рассуждать о правоте тех, кто вернулся на Родину или уехал на Запад, или остался в новой Югославии. Для семьи И. И. Толстого, сын которого будущий академик РАН Никита Толстой воевал в Красной Армии, Советская Россия не стала тюремной территорией (Впрочем, тут же замечу, что немалую роль в разрешении быстрого выезда в Москву имела сама знаменитая фамилия в истории России).

Другие искали и находили выход в переселении в иные страны и континенты, подальше от коммунистов.

Были и те, которые достаточно легко встраивались в новую жизнь.

Два имени.

Борис Кольчицкий (1900–1989). Метеоролог – любитель. Своим любимым делом занимался и до второй мировой войны и после нее. Его прогнозы погоды были подробнее выкладок профессиональных коллег. Достаточно сказать, что Иосип Броз Тито начинал чтение «Политики» именно с прогнозов Кольчицкого[166]166
  См.: Гимназия в лицах. Кн. 2. С. 175.


[Закрыть].

Владимир Лабат-Ровнев (1946), потомок русских дворян из Воронежа, уехавших в 1918 г. из России. Автор книги «На духовном пути Познай неизведанное», (Пенза, 2012) По известной исследовательницы новейшей истории Югославии, кадемика Сербской академии наук и искусств Елены Юрьевны Гуськовой, с котором мы дружим много лет, я принимал участие в переводе этого интереснейшего труда на русский язык. В книге он рассказывает, как встал на путь духовного познания мира, объясняет, как достичь восприятия Божественной энергии, познать другие измерения, как гармонизировать энергетические потоки Вселенной с человеком. Будучи художником, поэтом, дизайнером, скульптором и музыкантом, он изобрёл акустические скульптуры – музыкальные инструменты и играет на них совершенно новую для нашего слуха духовную космическую музыку. Участвовал в многочисленных телевизионных передачах, выступал на радио, давал интервью. Одновременно, Ровнев известный геральдист, много работавший над военной и государственной эмблематикой. Его разнообразные работы, воззрения, трактовки, известны во многих странах. Я читал его книгу с большим интересом и удивлением, позволяющим открывать новые грани нашего сложнейшего бытия, человека, духовного мира.

B завершении позволю себе привести еще несколько строк из воспоминаний академика Сербской академии наук и искусств И. Г. Грицкат-Радулович: «Я, наверное, не умею точно передать одного из главных моих убеждений, а именно: русская эмиграция жила в Югославии и хорошо, и полезно, и достойно своих знаний и талантов, и плоховато, и плохо, и грязно, и комично, и подчас жалко. Но в этой стране меньше всего выпало на ее долю оскорбления, меньше всего унижения, пошленького, тривиального, забулдыжно-кабацкого, постыдного прозябания»[167]167
  См.: Из воспоминаний академика Сербской академии наук, лингвиста И. Г. Грицкат-Радулович «На зарубежной Родине» (1929–1944) // Москва Сербия Белград – Россия Сборник документов и материалов 1917–1845 гг. С. 206.


[Закрыть].

* * *

В 2021 г. я был снова в своем Белграде, который не забыл меня и по-прежнему, надеюсь, любит. Походил немного по старым местам с булыжными мостовыми. Прогулялся по Кнез Михайловой, побывал на Калемегдане, вновь увидел с его вершины Дунай и Саву, синеющие в сумерках очертания нового Белграда. В русской церкви Св. Троицы на утренней службе человек 20 и уже это радует, как и то, что белградцы по-прежнему относятся очень хорошо к русскому человеку. Русский Белград почти исчез и что мне до вас – его мостовые? Но по ним спешили те, кто сохранил свое русское имя на чужбине, кто отдал свои силы и талант городу, давшему им возможность жить и творить, кто родился и умер, так и не увидев Родины. И закончить хочу строчками стихотворения Екатерины Таубер:

 
Твой чекан, былая Россия,
Нам тобою в награду дан.
Мы – не ветви твои сухие,
Мы – дички для заморских стран.
 
 
Искалеченных пересадили,
А иное пошло на слом.
Но среди чужеземной пыли
В каждой почке тебя несем.
 
 
Пусть нас горсточка только будет,
Пусть загадка мы тут для всех
Вечность верных щадит, не судит
За святого упорства грех[168]168
  Таубер Е. Л. Твой чекан, былая Россия. // Антология поэзии русского Белграда. С. 141.


[Закрыть].